Текст книги "Новогодний реванш (ЛП)"

Автор книги: Морган Элизабет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

25 Ноября

Эбби

Ричард никогда не проявлял никакого интереса к знакомству с моей сестрой или людьми, которых я называю семьёй дома. Так было до тех пор, пока я не сказала ему, что моя сестра выходит замуж за магната индустрии развлечений Хантера Хатчинса. Тогда у него как по волшебству появился интерес к моей семье и к тому, с кем я могу его связать.

Когда Хантер и Ханна приехали в город, мы запланировали целый день веселья, помню, это был первый раз с тех пор, как я поселилась на Лонг-Айленде, когда я пригласила Ханну погулять со мной в городе, и мне не терпелось провести день с ней и её женихом.

Я запланировала день осмотра достопримечательностей, хаоса и большое количество вкусной нездоровой пищи – помню, как накануне вечером я рассказала об этом Ричарду, сообщив ему маршрут, а он сказал что-то вроде: “Это Хантер Хатчинс, Эбби, а не какой-то турист из твоего родного города. Мы должны сделать что-то грандиозное, произвести на него впечатление”.

Это должен был быть семнадцатисотый красный флажок. Я помню, как на долю секунды подумала, что, возможно, я ошиблась, что он не тот самый, что мы просто слишком разные.

Но эта доля секунды длилась не дольше, чем вдох.

Какой позор.

В тот день мы бегали по городу, мы с сестрой хихикали, смеялись и наслаждались жизнью так, как мы это делаем, когда мы вместе, а я наблюдала издалека, как Ричард пытался заговорить с Хантером.

Ничего не вышло.

Дело в том, что на этой планете нет ничего, что Хантер любил бы больше, чем мою сестру. Так было с тех пор, как они встретились, каким бы непростым ни было их начало. Этот мужчина продал бы свою компанию и переехал в крошечную хижину в лесу, если бы думал, что это сделает Ханну счастливой.

Чего он не сделает, так это позволит какому-то высокомерному засранцу преуменьшить наше счастье и веселье, а именно это и пытался сделать Ричард.

К двум часам дня Ричард понял, что Хантер не самый большой его поклонник, и после этого он потерял всякий интерес к тому, какие связи могла бы дать ему моя семья.

И он ни разу не ездил со мной в Спрингбрук-Хиллз на праздники, всегда уезжая к своей семье в Аспен или Хэмптон и посылая мне жалкое сообщение: «Счастливого Рождества» 25-го числа.

Боже, как я могла быть такой чертовски глупой?

– Хорошо, значит, мы едем туда завтра? – спрашивает Дэмиен по телефону во вторник вечером, вырывая меня из воспоминаний с горьким привкусом.

Он едет со мной домой в Спрингбрук-Хиллз.

Чтобы познакомиться с моей семьёй.

Смесь паники и волнения каждый раз, когда я думаю об этом, в лучшем случае… сбивает с толку. Волнение, потому что Дэмиен хороший. И моя семья замечательная. И никто не должен быть один на День благодарения.

Кроме, может быть, Ричарда.

Я могу найти долю радости в том, что он будет один на День Благодарения. Он определённо заслуживает одиночества в каждый праздник.

Но меня также охватывает паника, потому что это должно быть местью Ричарду. Последний гвоздь в пресловутый гроб, который является моим путём к завершению. Эти отношения должны быть лёгкими, ничего серьёзного. Дэмиен сказал это с самого начала. Он ясно выразил это единственное ожидание.

А теперь он едет домой со мной.

И с каждым днём всё, что между нами, кажется всё менее и менее простым и лёгким.

Блять.

– Ага! Мы можем встретиться на Центральном вокзале в четыре, если тебе это подходит. Я выхожу в два, и должна успеть…

– Что? – спросил он, прервав меня. Я делаю паузу, смущаясь.

– Прости, я думала, что сказала тебе. Завтра утром у меня работа, так что я вернусь домой только после обеда. Мне нужно подготовиться к Чёрной пятнице. Розничная торговля и всё такое. – Я работаю завтра рано утром, в основном на складе, устанавливаю витрины для Чёрной пятницы, которые будут выставлены после обеда сразу после закрытия, так что в пятницу, когда мы приедем туда в неурочный час, всё будет готово к хаосу.

– Я не встречу тебя на вокзале, – твёрдо заявляет он.

Я такая глупая.

Конечно. Такой высокопоставленный человек, как Дэмиен, не поедет на поезде, тем более по чужому расписанию. Я должна была подумать об этом.

– О. Я могу дать тебе адрес, если хочешь. Можешь даже приехать в четверг утром, если у тебя есть чем заняться…

– Я поведу.

– Хорошо, круто, – говорю я, в животе у меня ворочается маленький камушек. Я не уверена, почему это беспокоит меня или, более того, почему это удивляет меня. В первый и единственный раз, когда я взяла Ричарда домой, он сделал то же самое. Я села на поезд, а он приехал на следующий день на день рождения Рози, пробыл там несколько часов и уехал по своим делам.

Реальность такова, что, когда вы встречаетесь с занятыми, высокопоставленными мужчинами, вы должны быть счастливы, когда они уделяют хоть какую-то часть своего времени, чтобы побыть с вами. Это то, что я приучила себя понимать, и те несколько раз, когда я разговаривала с жёнами таких же важных и богатых друзей Ричарда, они разделяли это мнение.

Когда время – деньги, любое время, потраченное на тебя, должно быть честью.

Вот только… с Хантером всё не так.

Хантер ни разу не обращался с Ханной так, будто она стоит на втором месте.

Но я думаю, что они – исключение.

Несмотря ни на что, я рада, что это телефонный разговор, а не лицом к лицу. Этот человек умеет читать язык моего тела так, как никто и никогда не умел.

Наверное, поэтому он успешный адвокат.

Ричард не смог бы прочитать моё лицо, чтобы спасти свою жизнь, если это не говорит вам о его навыках как адвоката.

– Во сколько мне за тобой заехать?

– Что?

– Из твоего дома. Ты выходишь в два? Мне быть у тебя к трём, или тебе нужно дополнительное время? – Теперь он потерял меня.

– Я не… Я не понимаю.

– Я за рулём.

– Да…, – говорю я медленно.

– Я заеду за тобой.

– Что?

– Я отвезу тебя к сестре после того, как ты придёшь с работы. – Мой мир вращается вокруг своей оси на одно мгновение, пока его слова кружат вокруг моего мозга, как звезды вокруг персонажа мультфильма, которому на голову только что упал кирпич.

– Когда мне за тобой заехать? – Я всё ещё молчу на другом конце, всё ещё в замешательстве. – Эбигейл?

– Ты не должен этого делать, – говорю я, мой голос низкий.

– Что делать?

– Заезжать за мной. Отвозить меня. Я могу поехать на поезде.

– Мы едем в одно и то же место, rubia.

– Или, знаешь, мы можем оба поехать на поезде, – предлагаю я.

– Зачем мне это делать?

– Чтобы ты мог… работать? Закончить работу?

– Я не собираюсь работать по дороге туда.

Для меня это шок.

– Я не работаю в праздник, Эбигейл, – говорит он, его голос низкий, как будто он успокаивает ребёнка.

Я не могу вспомнить случая, когда Ричард не говорил мне, что у него нет времени на что-то из-за работы. Сколько вечеров мы провели вместе, когда я в одиночестве смотрела «Холостячку» или другое глупое шоу, а он работал в другой комнате?

Ричард игнорировал меня, пока я рассказывала ему историю, потому что он смотрел в свой телефон, отвечая на рабочие письма.

А может, просто игнорировал меня.

– У тебя нет… работы?

– Я адвокат. У меня всегда есть работа. Но я всё равно за рулём.

– Но…

– Rubia, мы уезжаем на выходные. Я не работаю в День благодарения. Я не работаю в праздники. – Наступает пауза, и затем он поправляет себя. – И уж точно я не работаю, когда я с тобой.

– О. – Я не знаю, что ответить, но Дэмиен молчит, словно ждёт, что я отвечу, скажу что-то ещё. Может, чтобы объяснить.

Тишина. Я молчу.

Не знаю, что и сказать.

– Это ещё одно дерьмо с твоим бывшим? – спрашивает он.

Опять молчание, не хочу подтверждать его предположение.

– Чёрт, этот парень был тем ещё куском дерьма, не так ли?

– Он был занятым человеком.

– Занятой человек или нет, но ты возишь свою женщину по местам. Ты не встречаешь её там.

Я не затрагиваю "свою женщину", потому что не думаю, что хотела бы знать ответ на тот вопрос, который у меня есть.

Если я его женщина, то обманывать его неправильно.

Если мы развлекаемся и у нас ничего особенного, и мы просто проводим время вместе, то обманывать его – нормально.

Это та грань, которую я провела в своём сознании.

Мои глаза встречаются с банкой, стоящей на прилавке, в которой хранятся все дерьмовые вещи, которые делал и говорил Ричард, моменты времени, которые я использую, чтобы оставаться сильной.

Может, мне стоит упаковать её и взять с собой к Ханне, на всякий случай.

– Ты в порядке, детка? – спрашивает он, и слова звучат слишком непринуждённо, такие простые, такие нормальные, что застают меня врасплох.

Я забываю, что у нас всё просто.

Я забываю, что у нас всё несерьёзно.

Я забываю, что я несерьёзная.

– Да, дорогой, – говорю я. – Это много значит, что ты везёшь меня, вот и всё.

– Ты начинаешь много значить для меня, Эбигейл, – говорит он, и поскольку я временно отложила умную часть себя, я просто улыбаюсь про себя.

– Да, Дэмиен.

Глава 20

26 Ноября

Эбби

– Итак, у вас есть два варианта – наша гостевая комната, в которой, знаете, вам всегда рады, но девочки останутся на ночь, чтобы утром съесть булочки с корицей, так что это будет хаос, – говорит Ханна на следующий вечер за кучей из контейнеров с китайской едой. Это традиция – после долгого дня подготовки и готовки мы берём еду на вынос. – Или вы можете остаться в коттедже.

– Коттедж? – спрашивает Дэмиен.

– Там сейчас никто не живёт? – спрашиваю я в замешательстве. На протяжении многих лет в нём жили Ханна и Джордан, и часть меня предполагала, что как только Джордан уедет, туда переедет кто-то другой.

– Нет, Ос держит его пустым, в основном, для девичников.

– Без обид, но мы останемся в коттедже, – говорю я с улыбкой. Я поворачиваюсь к Дэмиену. – Это крошечный домик позади дома Осени и Стива. Ханна жила там несколько лет, работая няней, пока Хантер не купил это место, а потом там некоторое время жила сводная сестра Хантера, Джордан.

– Теперь мы в основном напиваемся и избегаем ответственности там, – говорит Осень со смехом.

– Ты не против проехать несколько кварталов сегодня вечером? – спрашиваю я, глядя на Дэмиена, чьи глаза были на мне большую часть вечера, наблюдая, как я общаюсь со своей семьёй и выбранной семьёй.

– Поверь мне, ты захочешь остаться там. Это будет дерьмовое шоу здесь, слишком рано, – говорит Хантер своему другу, и что-то в том, что муж моей сестры дружит с Дэмиеном, согревает меня. Дэмиен смеётся и улыбается мне.

– Наверное, это к лучшему, да? – спрашивает он, и я киваю.

– Он крошечный и тесный. Не очень роскошно.

– Я вырос в крошечной квартирке в Бронксе, детка. Думаю, я справлюсь. – Эта маленькая кроха его детства заставляет меня хотеть знать больше – всё, правда. Я также нахожу интересным тот факт, что чем дальше мы от города, от его работы, от его коллег, тем больше проявляется этот густой нью-йоркский акцент. Мне это чертовски нравится.

– Поняла, – говорю я с улыбкой. – Значит коттедж.

– Ну вот и он, – говорю я, входя в крошечный коттедж за домом Осени и Стива, где раньше жила моя сестра. – Вау, ничего не изменилось, – говорю я, в основном себе, отмечая девчачий розовый декор, цветочные обои в спальне и розовое одеяло на диване.

– Ты уверена, что никогда здесь не жила? – спрашивает он с улыбкой, оглядываясь вокруг. – Это как маленький кукольный домик, крошечный и розовый.

– Когда я была ребенком, моя сестра была моим кумиром. Я хотела быть ею, – говорю я, бросая сумку на диван и роясь в ней. Я устала, и где-то здесь зарыта моя уютная пижама. – Всё, что нравилось ей, нравилось мне в миллион раз больше и превращалось в мою индивидуальность. – Моя рука нащупывает розовую пижаму, и я с торжествующей улыбкой достаю её. – Отсюда розовый, – говорю я, улыбаясь ему.

– А, понял. Что насчёт того, чтобы стать бывшим плейбоем в Нью-Йорке? – спрашивает он, и по моему позвоночнику пробегает холодок. Он двигается, подходя ближе, пока я не вынуждена выпрямиться, обхватить его шею руками и коснуться носом его носа. Его дыхание играет на моих губах.

– Бывшим плейбоем? – спрашиваю я, слова едва слышны, но он их слышит.

Конечно, слышит.

Он же Дэмиен.

Я поняла, что когда дело касается меня, он всегда в полном внимании.

– Думаю о том, чтобы изменить свой образ жизни. Остепениться. – Его губы нежно прижимаются к моим, а моё сердце колотится в груди. – Зачем заморачиваться, понимаешь? Нашёл чертовски идеальную. Зачем с этим возиться?

И тут я понимаю.

Я облажалась.

Я облажалась, потому что это хорошо. Это больше. У этого есть потенциал.

И я разрушила этот потенциал, начав всё на ложе обмана и мести.

– Дэмиен, я…

– Серьёзные разговоры в другой день, rubia, – говорит он, подходя ко мне, его голос низкий. Его руки переместились на мои бёдра, притягивая меня к себе. – Мы поговорим о нас, чувствах и признаниях в другой день. А пока, почему бы тебе не отложить эту пижаму в сторону? Она тебе не понадобится. – Его руки переходят к пижаме в моей руке, отбрасывая её в сторону, прежде чем поднять меня, побуждая обхватить ногами его талию, и заставляя направить его в спальню.

И кто я такая, чтобы спорить?

Он бросает меня на розовую кровать с балдахином над головой, и я хихикаю, когда приземляюсь, но его лицо не похоже на шутку.

Вместо обычного дикого голода в его глазах, однако, есть мягкость.

Мягкость, которую я боюсь увидеть, потому что каждое мгновение с ним ведёт к чему-то большему. К чему-то большему, что мне с каждым днём всё труднее игнорировать. И когда я перестану игнорировать это, я начну видеть правду за пределами того, что находится передо мной: что мы с Дэмиеном становимся больше, чем просто развлечением, что всё движется в более серьёзном направлении, и этот мой план может оказаться ошибочным.

Но, как обычно, следующие слова Дэмиена стирают всё серьёзные мысли из моей головы.

– Раздевайся. Я хочу посмотреть, – говорит он, и я прикусываю губу, внезапно занервничав, но всё равно соглашаюсь, стягивая леггинсы, прихватив с собой нижнее белье. Затем я снимаю свитер и расстёгиваю лифчик, пока всё, что на мне было надето, не оказывается просто кучей ткани у края кровати. – Откинься на подушки для меня, – говорит он, пожирая глазами моё тело.

Я повинуюсь, как, похоже, и положено в эти дни.

– Ноги шире, Эбигейл. – Я раздвигаю их, слегка приподнимаясь на кровати, как обычно, моё сердце колотится. – Шире. – Низкий стон срывается с моих губ, когда он говорит это, и я раздвигаю ноги ещё шире, почти до дискомфорта. – Вот она. – Он говорит это себе, почти с благоговением, когда его взгляд останавливается на моём влажном центре. Рука движется вверх, и я играю со своим соском, полностью потерянная для мира.

– Руки на киску, детка. Я хочу видеть всю тебя. – Он снимает свою рубашку через голову, бросая её в кучу, и мои глаза блуждают по его телу, одетому только в боксёры. Когда он успел снять штаны?

Нет времени размышлять, когда мои руки переходят на бёдра, скользят вверх и используя по пальцу на каждой руке, раздвигаю себя, чтобы открыться ему. – Боже, как же чертовски красиво, детка. Я думал об этом с той ночи по телефону. – Моё дыхание учащается, когда я смотрю, как он спускает свои трусы, всё ещё стоя у края кровати. – Покажи мне, что ты делаешь, когда меня нет рядом, чтобы позаботиться о себе.

Это что-то новое, то, чего я никогда раньше не делала – прикасаться к себе для мужчины. Наверное, я должна стесняться этого, нервничать.

Но я не стесняюсь. Без моего разрешения моя рука движется, палец погружается внутрь, а затем поднимается вверх по быстро набирающей влагу коже, обводя ею мой клитор, пока я испускаю медленный стон.

– Чертовски красиво, – снова говорит он себе, наблюдая за шоу, которое я устраиваю для него. Я повторяю путь, погружаясь вниз, поднимаясь вверх, обводя свой клитор. Затем я повторяю круги вокруг клитора, надавливая сильнее и вырывая стон из моих губ. – Два. Пальца. Внутрь. – Слова Дэмиена резкие, быстрые, словно он не может использовать полные предложения, но затем я вижу, что его собственная рука обхватывает его толстый член, медленно поглаживая его.

Ещё один неизбежный стон его имени срывается с моих губ, и я наблюдаю, как поднимается его собственная головка.

– Тебе нравится смотреть на это, rubia? – спрашивает он, снова поглаживая, а мои глаза задерживаются там, наблюдая за тем, как сперма собирается на головке. – Пальцы, Эбигейл. Внутрь, трахни себя. – Как послушная женщина, которой я себя не считала, я делаю то, что он просит, беру два пальца и ввожу их внутрь себя. Я такая мокрая, что они легко скользят, и я стону от наполнения, от прикосновения боли, которая уже нарастает в моём животе.

– Вот так. Просто подумай о том, как ты будешь заполнена, когда это будет мой член. – Его взгляд устремлён туда, где исчезают мои пальцы, где подрагивают мои бедра, а его собственная рука ускоряет темп. – Такая хорошая маленькая шлюшка, моя малышка. Тебе нравится быть выставленной напоказ для меня? – Мои пальцы двигаются быстрее, более неистово, его рука следует примеру, и с моих губ срывается отчаянный звук.

– Остановись, – говорит он, и я лепечу в знак протеста, но подчиняюсь, убирая пальцы. – Оставь их. – Я продолжаю держать пальцы внутри себя, пульсируя вокруг них, наблюдая, как он ползёт по кровати. Его рука перемещается к моему запястью, дёргает, пока мои пальцы не покидают мою киску, а затем он проводит ими перед своим лицом. Один палец исчезает в его рту, когда его глаза встречаются с моими, он сосёт и очищает палец, прежде чем вынуть его обратно. Затем рука, держащая моё запястье, двигается, подталкивая руку к моему собственному рту.

– Открой. – Я открываю, и палец, который он не очистил, входит в мой рот, мускусный сладкий вкус захватывает мои чувства. Его глаза не отрываются от моих, когда он даёт мне следующие указания. – Почисти его для меня, детка. – Когда он отпускает моё запястье, я выполняю его просьбу. Он перемещается между моих ног, а затем тянет мои бедра вниз, располагая меня так, как он хочет, наблюдая, как я сосу. – Хорошая работа, Эбигейл, – говорит он, и я снова сжимаюсь от его похвалы.

Он стоит передо мной на коленях, смотрит на меня сверху вниз, берет подушку и подкладывает её под мои бёдра. Моя кровь бурлит в венах от нового положения, воздух не может полностью попасть в лёгкие, пока я жду его следующего шага.

Но он просто сидит на пятках, стоя на коленях передо мной с твёрдым членом, наблюдая за тем, как я лежу, как пылает моё нуждающееся тело.

– Дэмиен, – хнычу я, нуждаясь в чём-то. В чём угодно. Он только улыбается. Я провожу рукой по своему телу, отчаянно нуждаясь в каком-то облегчении, мои влажные пальцы тянутся к соскам. Просчёт с моей стороны, потому что это только посылает импульс прямо к моему клитору, мучая меня, моя киска сжимается. Он хихикает.

Мужчина смеётся надо мной в трудную минуту.

– Боже, ты так отчаянно нуждаешься в моём члене, не так ли? – спрашивает он, затем двигается, пока его бедра не сравняются с моими приподнятыми. – Так отчаянно нуждаешься в единственном человеке, который может дать тебе облегчение. – Я жалобно стону, пытаясь сдвинуть бедра, чтобы он вошёл в меня, чтобы получить трение, чтобы получить… что угодно.

– Вот что ты получаешь, Эбигейл, – говорит он, его голос напряжён. – Я проводил каждый день в течение двух недель, отчаянно желая тебя. Умирал для твоего тела, нуждался в том, чтобы быть внутри тебя. – Он проводит головкой по моему центру, и я стону. – Мне нужно это тело.

– Дэмиен, пожалуйста…

– Вот что ты получишь за то, что превратила меня в отчаявшегося мужчину, – говорит он, а затем входит в меня, заполняя до краёв. – Вот что ты получишь за то, что поглощаешь мои мысли. – Его руки перемещаются к моим бёдрам, когда он снова толкается, используя дополнительный рычаг, чтобы каким-то образом проникнуть глубже.

– Блять! – кричу я, не в силах больше ничего сказать, ничего сделать, кроме как прижаться к нему и яростно дёргать свои соски, пока он трахает меня.

– Вот так, детка. Ты так хорошо принимаешь мой член, не так ли? – говорит он, не сводя глаз с того места, где он безжалостно трахает меня. – Блять, посмотри на это. Красиво. – Он словно разговаривает сам с собой, монолог о происходящем, а я просто участвую, когда он входит в меня, изголовье с каждым толчком ударяется о стену.

– Боже, Дэмиен, мне нужно больше. Я…

– Ты получишь больше, когда я скажу, Эбигейл, – говорит он, затем проводит рукой от моего бедра к моему колену, обвивая его вокруг своих бёдер. – А до тех пор ты будешь брать мой член как хорошая девочка, да? – Я стону в ответ, моё тело перегружено чувствами и невыносимым удовольствием.

– Да? – снова спрашивает он, и становится ясно, что он хочет получить ответ, так как он продолжает двигаться во мне, так чертовски глубоко, каждый толчок натирает мою точку G под таким углом.

– Да! Да, Дэмиен!

– Что "да"? – спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

Он уже близко.

Я могла бы зажать его, ускорить процесс и доставить его туда, куда мне нужно, но что в этом интересного?

Поэтому вместо этого я отвечаю так, как, я знаю, хочет мой мужчина.

– Я возьму твой член, как хорошая девочка, малыш. – Несмотря на потрясение и стоны, прорывающиеся сквозь меня, я каким-то образом смогла связать слова, которые он хотел услышать. Дэмиен издал стон удовлетворения.

– Такая, блять, хорошая девочка, – говорит он, затем одна рука двигается, большой палец поглаживает мой клитор, и моё тело поёт в ответ. – Теперь кончи для своего мужчины, детка. Выкрикни моё имя, – говорит он сквозь стиснутые зубы.

И с его разрешения я делаю это.

Потому что Дэмиен Мартинес владеет моим телом, и то, что он говорит ему сделать, оно делает.

– Дэмиен! – кричу я, мой голос срывается на полуслове, пока я не бьюсь в конвульсиях на его члене, рот открыт, ни звука не выходит, пока я распадаюсь вокруг него. Рука двигается, обхватывая моё плечо, чтобы помочь ему проникнуть глубже, и я издаю ещё один звук удовольствия, когда оргазм нарастает, забирая все остатки здравомыслия.

А потом он с криком врывается в меня невыносимо глубоко, изливаясь в меня, когда он падает, бормоча моё имя мне в шею.

– Расти здесь, должно быть, было весело, – говорит Дэмиен позже той ночью в темноте коттеджа. Мы приняли душ и приготовились ко сну, но я совсем забыла, как здесь темно. Вдоль участка растут деревья, и без городского светового загрязнения здесь только тёмное небо и яркие звезды.

– Так и было. Всегда было с кем потусоваться, кого послушать. – Какое-то время он молчит, и я думаю, что он закончил говорить, готов ко сну, но потом он говорит.

– А твои родители? – спрашивает он впервые с тех пор, как я сказала ему, что у меня их нет. Я вздыхаю и отвечаю в уютной темноте.

– Мой папа где-то в отъезде, у него третья или четвертая жена. Мама, кажется, в нескольких городах отсюда. Мы не разговариваем. Как только я закончила школу, она перестала с нами общаться.

– Но у тебя есть Ханна. – Он говорит это как утверждение, как будто он говорит больше, чем просто слова.

– Да. У меня есть Ханна, и я навечно благодарна ей. Когда-нибудь она подарит мне племянников и племянниц, с которыми я смогу нянчиться, но до тех пор у меня есть дети Осени и Кейт.

– Они милые, – говорит он. – Дети Кейт. Кэл просто бомба. – Дин и Кейт пришли на ужин, приведя с собой Кэла и малышку Джесси, которых я полюбила так же сильно, как и остальных.

– Самые милые. Кейт выпустилась в мой год, так что это немного безумно – видеть её с Кэлом. Он становится таким большим. – Мы оба молчим ещё несколько минут, Дэмиен проводит пальцами по моим волосам самым успокаивающим движением, и мы оба погружаемся в свои мысли.

Пока он снова не нарушает тишину.

– Ты хочешь детей? – спрашивает он так тихо, и моё тело напрягается от нервов. Я не знаю, как ответить, или мне следует просто дать ему более простой, фальшивый ответ. Не потому, что я не до конца верю в ответ, который собираюсь дать, а потому, что общество решило, что если ты женщина детородного возраста и не стремишься к размножению, люди быстро решат, что с тобой что-то не так.

Тем не менее, я вздохнула, прежде чем ответить.

– Нет. – Он нахмуривает брови.

– Нет?

– Не-а, – говорю я, делая ударение на "а" и отвлекая себя, отслеживая ногтем дорожку веснушек, которые я вижу в лунном свете на его груди.

– А… есть причина? – спрашивает он, и я признаю, что это что-то новенькое. Кто-то редко спрашивает "почему", прежде чем вцепиться мне в горло, рассказывая, как одиноко мне будет в старости или о чём я буду жалеть. Что через четыре-пять лет мои "часы" начнут тикать, как будто я какая-то компьютерная программа, и мне придётся искать кого-то, кто милостиво согласится подарить мне детей.

Как будто это всё, ради чего женщина может жить.

– Я просто не хочу их. – Я пожимаю плечами и переворачиваюсь на спину. – Дети – это круто, но они всепоглощающие. Моей сестре пришлось растить меня, потому что наши родители были отстой. Не то чтобы я думала, что когда-нибудь стану такой, но это не звучит… привлекательно. Когда вся моя жизнь продиктована крошечным человечком. – Я смотрю на Дэмиена, наполовину напуганная тем, что увижу.

Даже Ричард не понимал этого во мне.

Я была готова измениться ради него, попытаться ради него.

Но Дэмиен не выглядит смущённым. Вместо этого на его лице играет интрига.

Я продолжаю говорить, моё волнение берет верх.

– Я рада быть крутой тётей. Мне нравится быть такой для детей Осени и Кейт. Но мамой? Я просто не думаю… что это для меня.

– Так чего же ты хочешь вместо этого? – спросил он с любопытством в голосе.

И снова, потому что темно, я нахожусь в комфортном, знакомом месте, и меня подпитывает любовь моей семьи, я говорю ему.

– Я хочу… любви. И я хочу страсти. Волнения. Я хочу путешествовать и тратить деньги на дорогую обувь, а не на подгузники. Я хочу иметь возможность встать и уехать, если захочу, не беспокоясь о школах, педиатрах и прочей хрени.

И поскольку в комнате темно, а у стен нет ушей, я заканчиваю свою мысль, рассказывая Дэмиену то, что было мне дорого с пяти лет.

Я никогда не признавалась в этом.

Ни Ханне, ни Ками, ни Кэт.

– Я хочу, чтобы мужчина был абсолютно без ума от меня. – Я делаю глубокий вдох, позволяя темноте стать щитом. – Мой отец бросил мою маму, когда я родилась. Дети были слишком тяжёлой работой, и из-за этого оставалось мало времени на него. Это… сломило мою маму. Она хотела, чтобы он был поглощён любовью к ней, чтобы она была его солнцем и его луной. Но когда она не смогла полностью посвятить себя ему из-за нас, он ушёл от неё к другой женщине. Она винила в этом нас.

Пальцы Дэмиена скользят по моим волосам, откидывая их назад, успокаивая, но не прерывая ход моих мыслей.

– Ханна не похожа на неё. Она всегда хотела отдать каждую частичку себя остальному миру. Всегда хотела быть всем для кого-то, для детей, для мужа. Она самоотверженная, сочувствующая и сострадательная. Она была рождена, чтобы быть мамой.

– А ты? – Мой язык высовывается, смачивая губы, нервы берут верх.

– Я как моя мама, – говорю я шёпотом. Вот оно.

Мой самый глубокий страх.

Здесь, с этим человеком, в комфортной темноте и в знакомой комнате, я признаюсь во всем.

– Я хочу отдать всё мужчине и позволить ему поглотить меня. Я хочу упасть так сильно, чтобы не знать, где верх. Я хочу быть эгоисткой и хочу быть его и только его. Я не хочу делиться. Я как моя мама, потому что я думаю, что какая-то часть меня обиделась бы на ребёнка за то, что он отнял у меня эту возможность.

Истинная причина того, что Ричард выпотрошил меня, заключалась именно в этом. Я отдала ему всё: время, любовь и труд – ожидая получить это в ответ. И я придумывала оправдания, почему он этого не сделал, целых четыре года. Я говорила себе, что когда мы поженимся, всё изменится. Что когда он станет партнёром, он будет другим. Но теперь я понимаю, что это была чушь.

Знать, что я могла потерять себя в этом мужчине, знать, что я уже начала терять себя в нём – это ужасно. И знать, что мужчина позволил этому случиться, что он видел, как я отдавала, отдавала и отдавала, пока я не превратилась в шелуху человека, созданную, чтобы соответствовать его требованиям, – он заслуживает того, чтобы ему преподали урок.

Но правда в том, что знание того, что во мне есть этот яд, зная, что я могу потерять себя в мужчине и быть уничтоженной им, ещё больше укрепляет моё нежелание иметь детей.

– Я тоже не хочу детей, – говорит он, его голос – шёпот, и мне интересно, чувствует ли он такой же покой в темноте, как и я. – Я не хочу приводить в этот мир больше детей. Я изо дня в день вижу ужасы этого мира. Какими дерьмовыми могут быть люди, как низко они могут пасть. Иногда я смотрю на дело, и будущее кажется мне таким чертовски мрачным. Я не могу принести ребёнка в этот мир, зная, что в нём.

Я не отвечаю, потому что не знаю, как. Все парни в колледже считали меня сумасшедшей, не желающей иметь детей. Даже Ричард иногда задавался этим вопросом, несмотря на то, что он, очевидно, знал, что у нас ничего не получится.

– Когда я увидел тебя сегодня с этими детьми, я был уверен, что это конец для нас.

Конец для нас.

Конец для нас.

Его слова звучат в моей голове, потому что где было наше начало?

Наше начало началось с того, чем я не горжусь, и я не знаю, как выкарабкаться.

– Почему?

– Ты любишь этих детей.

– Этого не всегда достаточно, – говорю я, в моих словах проскальзывает нотка раздражения.

– Я знаю это. Я согласен. Я просто… Это редкость. Такая добрая и красивая женщина, как ты, на одной волне со мной.

– Да, ну, я одна на миллион, – саркастически говорю я, отворачиваясь. Его рука на моей талии останавливает меня, поворачивает меня лицом к себе и убирает волосы с моего лица.

– Ты такая, rubia. Я вижу это каждый раз, когда я с тобой. Мне не нужны дети или что-то ещё, чтобы быть счастливым с тобой. Только ты. Ты делаешь меня счастливым. Я сделаю всё, что потребуется, чтобы доказать тебе это.