Текст книги "Кто твой враг"

Автор книги: Мордехай Рихлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Жалеешь, что не ушел?

– Если не из-за себя, – сказал он, – так из-за тебя и Нормана…

– А я так не думаю.

– Ты в этом уверена?

– Ну в чем можно быть вполне уверенным? Не исключено, что мы стали бы… впрочем, что толку говорить об этом. А ты не думаешь, что порой и я об этом жалею? Но послушай, Эрнст, мы встретились, мы… Словом, что есть, то есть.

– Норман – хороший человек.

– Жалеешь? Ты был счастлив со мной?

– Счастлив во второй раз в жизни, – сказал он.

– А в первый? – с опаской спросила Салли. Ни о какой другой девушке он никогда не упоминал.

– В Jungvolk, – сказал он.

– В гитлерюгенде?

– Каждую среду на вечерних сборах мы пели берущие за душу песни.

Вокруг ночных костров на берегу Нуте [138]138
  Нуте – небольшая речка в Германии.


[Закрыть], рассказывал Эрнст, нас знакомили с легендами, нравами, обычаями древних германцев, объясняли, чем низшие расы отличаются от нас. Там же ему вручили кинжал с надписью «Кровь и честь».

– Какой ужас! – вырвалось у Салли.

– Прости.

– Если бы ты не познакомился со мной, – сказала она, – ты никогда не встретился бы с Норманом. И давно бы уже жил-поживал в Америке со своей богатой толстухой.

– Теперь это уже невозможно.

– Вот как, и почему? – Она с нетерпением ждала ответа.

– Да потому что ты вроде как меня… – Он отвернулся. – Никак не подберу слово.

– Ты хочешь сказать, что теперь ты не свободен.

– Нет, нет. Я свободен, свободен впервые в жизни. – Эрнст сел рядом с ней, погладил ее по голове. – Наверное, ты права. Наверное, нам надо бежать.

– Милый, давай убежим. Убежим, прошу тебя. Нас никогда не найдут.

– Что, по-твоему, предпримет Норман? – спросил он.

– Ты боишься?

Он промолчал.

– Норман не имеет права судить тебя. – Салли привлекла его к себе. – Эрнст, у тебя есть долг и передо мной. Прошу тебя, уедем.

– Хочешь сидеть между двух стульев – не получится.

Салли залилась сердитым румянцем.

– Ты изменился, – сказала она. – Говоришь ну прямо как священник.

Но огорчиться она не огорчилась. Салли не хотела, чтобы Эрнст убежал, не хотела, чтобы он доставил им такую радость. Норман, думала она, Норман, подсказывало ей сердце, понял бы, что это трагическая случайность. И все образовалось бы. Так уже бывало: ты думала, что никогда не научишься делить столбиком или ездить на велосипеде, не верила, что попадешь в Европу, но вот попала же, думала, что на этот раз уж точно забеременела, а оказывалось, это всего-навсего задержка. В конце концов, все образуется. И Норман, когда разберется, все поймет. Это будет непросто. Но когда Норман узнает, что Эрнст, хоть у него и была возможность, не удрал, он проникнется к нему уважением. Норман, он такой.

– Ты, ты тоже изменилась, – сказал Эрнст. – Когда-то тебя потрясло, что я убивал. А теперь ты упрашиваешь меня удрать, чтобы избежать кары.

– Заткнись. Пожалуйста, заткнись.

– То, что я убил Ники, тебя больше не… Теперь это просто помеха, не более того. Но я, – он повысил голос, – я – отребье из гитлерюгенда. Ах вы, прекрасные, высоконравственные люди. Неужели вот этого-то мне и недоставало?

XI

Едва они приехали к Вивиан, Нормана начала бить дрожь.

– Хочешь выпить? – спросила она.

– Я хотел бы лечь.

Она помогла ему раздеться.

– У меня начинается озноб, – сказал он.

Вивиан рывком скинула туфли, стянула через голову платье.

– Прошу вас, – голос у него сел, – помогите мне.

Она прыгнула в постель, притянула его к себе.

– Какой ужас, – сказал он. – Бог мой, какой ужас.

Его пальцы впились ей в спину. Она поморщилась от боли.

– Меня пробирает озноб.

– Ради бога, – сказала она. – Ради бога.

– Я сейчас заплачу.

– Плачьте, – крикнула она, – валяйте.

Его рука машинально потянулась к ее плосковатой груди, Вивиан окаменела. Пожалуйста, не будь грубым, подумала она, ну, пожалуйста.

– Ваше колено, – сказала она.

– Что?

– Колено. Мне больно.

Он отодвинул колено.

– Господи, – сказал он.

Тут его так затрясло, что она еще сильнее прижала его к себе.

– Плачьте, – сказала она. – Валяйте.

Он заплакал. Безудержные рыдания клокотали, раздирали его грудь, он задыхался, дергался, у него тряслись руки, но в конце концов он обмяк, его прошиб пот, голова тяжело придавила ей грудь. Она шептала какие-то утешительные слова, и вскоре он заснул. Во сне он что-то бормотал, но она не разбирала слов. Чуть спустя, бережно переложив голову Нормана на подушку, она выбралась из-под него. Комбинация на ней насквозь промокла, измялась. Можно подумать, мы дрались, подумала она.

Кейт ждала ее в гостиной.

– Отыскала его? – спросила она.

– Кейт. – Вивиан говорила с трудом. – Кейт.

Кейт ласково улыбнулась. Полгода назад, обнаружив, что ее родственница снимает комнату с кухонькой в Эрлз-Корте, в доме, где живет одно старичье, Кейт настояла, чтобы Вивиан переехала к ней. Вивиан тогда работала в историческом обществе. Все ее знакомые были из тех, что водят на променадные концерты, а если заболеть, дарят книги в бумажной обложке. Кейт с ходу взяла над Вивиан шефство. Пристроила на работу в журнал мод, помогла толково составить гардероб. Сперва они ладили как нельзя лучше. Но с течением времени – неизбежно – начали действовать друг другу на нервы. Мужчин, навещавших Кейт, стесняло присутствие явно лишней, к тому же неприветливой, острой на язык девицы. Вивиан, со своей стороны, зло насмехалась над приятелями Кейт, чей умственный багаж был весьма небогат. Кейт надеялась, что нынешняя оказия снова сблизит их. Она достала из шкафа одеяло, укрыла Вивиан.

– Сегодня я переночую у Нэнси, – сказала она. И записала телефон. – Лапочка, обещай только одно. Если я тебе понадоблюсь, тут же позвони. Можешь звонить в любое время. Обещаешь?

– Спасибо. – Вивиан была полна благодарности.

– А сейчас я поднимусь наверх и предупрежу Полли, чтобы она не ходила сюда, не любопытствовала. – Кейт остановилась посреди комнаты. И, как всегда, Вивиан залюбовалась сестрой. – Знаешь, а ведь он может быть женат.

– Знаю.

Уже на выходе Кейт снова остановилась.

– Если хочешь, возьми мою… Я что хочу сказать; глупо было бы залететь, разве нет?

Вивиан вспыхнула.

– Она в кухне, – сообщила Кейт, – во втором ящике, под…

– У меня есть своя.

– А ты знаешь, как с ней…

– Разумеется, – отрезала Вивиан.

Она выкурила еще одну сигарету, после чего, вся во власти сомнений, отправилась на кухню в надежде, что Кейт что-нибудь перепутала и во втором ящике ничего нет. Но нет, она была на месте – завернутая в полотенце, вкупе с тюбиком и шприцем. Вивиан унесла все в ванную, поместила у себя за спиной – вдруг она да и решится… Затем, прикидываясь, будто не знает, к чему бы это, – помыла подмышки, подушила за ушами, расчесала короткие черные волосы. Накрасила губы, как учила Кейт, так, чтобы увеличить рот. Снова причесалась. После чего, обнаружив, что есть еще чем себя занять, обрадовалась. Выдавила угорь на носу. Почистила зубы. Обернулась: диафрагма – куда ей деться – лежала все там же. Вивиан дважды прочла инструкцию и не поняла ни слова. Почему бы и нет, подумала она, сделала глубокий вдох – мало ли что.

Прежде чем Норман зашевелился, Вивиан – зажавшись, в разброде чувств – какое-то время пролежала рядом с ним на узкой кровати. Он обнял ее, скорее всего, бессознательно, почти инстинктивно, но постепенно ласки его стали нежнее – он ее узнал. Вивиан обняла его со страстью, накопившейся за долгие годы, по правде говоря, с той самой итальянской поездки, и тут, только тут, поняла, что он заснул непробудным сном. Она откинулась на подушку, под одеялом их руки-ноги переплелись: ждала – сначала, когда сгустится темнота, затем, когда рассветет, – ни минуты, не закрывая увлажнившихся глаз.

Норман храпел.

Когда Норман ворвался в кухню, она готовила завтрак.

– Вивиан, я вспомнил. Я могу назвать свой адрес, имя, все-все. Я вспомнил. Я – Норман, – кричал он во все горло. – Норман Прайс. Меня зовут Норман Прайс. Что вы на это скажете? – Он обнял ее, закружил. – Меня зовут Норман Прайс. Ей-ей.

За завтраком они были весело возбуждены, но к тому времени, когда они умылись, оделись и сели по обе стороны журнального столика, в обоих произошла перемена. Норман саркастически поглядывал на лежащую на столике литературу. Старые выпуски «Вога» и «Спектейтора», последний роман мистера Болчина, купленный в «Бутс», альбом карикутур Рональда Сиэрла [139]139
  «Спектейтор» – еженедельный журнал консервативного направления, освещающий вопросы политики, экономики, а также литературы и искусства.
  Найджел Болчин (1908–1970) – английский писатель, популярный автор «производственных романов». Имеется в виду его роман «Падение воробья», в котором описывается душевное состояние психически больного человека.
  «Бутс» – сеть магазинов одноименной фармацевтической фирмы, где, кроме лекарств, продаются грампластинки и массовая литература.
  Рональд Сиэрл (р. 1920) – английский график. Нередко объектом его карикатур служила жизнь учениц некой частной школы. По мотивам альбомов этих карикатур ставились фильмы.


[Закрыть].

– Вам, наверное, не терпится повидать вашу семью, – сказала Вивиан.

Он рассыпался в благодарностях, но от этого стол, разделяющий их, казалось, стал еще шире.

– Я работаю в журнале мод, – сказала она.

– Очень интересно.

– А чем вы занимаетесь?

– Тем-сем.

Что, если, подумала она, он и впрямь летчик? А вполне может быть и рабочим. Руки у него загрубелые.

– Увы, я пишу триллеры. Ну и сценарии. В Штатах я был доцентом. Вообще-то я – канадец.

Вивиан пришла в восторг. Бинки пытался писать, и у него ничего не вышло. Роджер Нэш спит и видит прорваться в кино. И в приподнятом настроении разлила чай.

– Я вас не задерживаю? – спросила она.

– Нет, нет. А может быть, я вас задерживаю?

– Нет.

Он нервически схватил «Спектейтор», отложил в сторону, начал листать «Вог».

– Моя родственница – манекенщица, – сказала она. – Эту квартиру мы снимаем вместе.

– Налить вам еще чаю?

– Да, да. Конечно.

Чай был еле теплый.

– Вам, наверное, нужно позвонить семье?

– Я не женат.

Вивиан покраснела.

– Извините, – сказала она. – Я не из любопытства спросила. – Она сложила вчетверо «Дейли телеграф» [140]140
  «Дейли телеграф» – ежедневная газета, отражает взгляды правого крыла консервативной партии.


[Закрыть], попыталась прикрыть «Астролог», к которому пристрастилась Кейт. Часы тикали невыносимо громко. – Как вы думаете, Айк будет избираться еще на один срок?

– Разве это имеет значение?

– Мне почему-то казалось, было б лучше, если б президентом стал Стивенсон [141]141
  Эдлай Юинг Стивенсон (1900–1965) – представитель либерального крыла Демократической партии. В 1952 и 1956 гг. выдвигался на пост президента, оба раза проиграл Эйзенхауэру.


[Закрыть]. – Голос у нее упал. – Впрочем, я не очень-то разбираюсь в политике.

Норман прокашлялся.

Он был профессором, думала она. Наверное, он из тех, у кого отобрали пятую поправку [142]142
  Пятая поправка – речь идет о пятой поправке к Конституции США, которая дает обвиняемому право не отвечать на вопросы обвинения. Во времена маккартизма Конгресс принял закон, лишающий этого права всех, кто заподозрен в антиамериканской деятельности.


[Закрыть], Роджер вечно о них талдычит. Может статься, он – коммунист.

– Какой ужас эта охота за ведьмами, правда? Я что имею в виду, – она нащупывала почву, – ведь многие люди пострадали.

Перед глазами Нормана вмиг возникли Винкельман и компания, Хортон.

– Так им и надо, – брякнул он и тут же пожалел о своих словах.

– Разумеется, – сказала она, – ведь некоторые из них и в самом деле коммунисты и…

– А вам не кажется, что коммунисты имеют такое же право на свои взгляды, как и все прочие?

– Конечно, – пискнула она. – То есть ну как же…

Норман отметил и ее толстые ноги, и плосковатую грудь, и запекшиеся, тонкие губы.

– Извините, я был резок, – сказал он.

– Вовсе нет.

Норман встал.

– Я вам очень благодарен, – сказал он, – но, раз память вернулась, мне надо кое-кого повидать.

– Ну разумеется…

Однако в дверях Вивиан все же не совладала с собой и спросила о том, о чем дала зарок не спрашивать. Слова давались ей с болью, чуть ли не физической.

– Я вас еще увижу?

Норман отметил – и запрезирал себя за это, – что на пальце у нее нет кольца.

– Как же, как же, несомненно.

Когда он уже шел к двери, она сказала:

– В таком случае вам, наверное, стоило бы записать мой адрес?

Он записал и адрес, и телефон.

– Послушайте, – голос ее стал ненатурально высоким, – я бы помогла кому угодно. Так что не думайте, будто вы мне чем-то обязаны.

– Понимаю.

Они поцеловались – Норман несмело, Вивиан скованно, отчужденно, – и он ушел.

Вивиан подтащилась к телефону.

– Кейт. Приходи. Скорей. Я вела себя, как последняя дура. – Положила трубку и засмеялась. Рывками. Засмеется, смолкнет и опять засмеется.

XII

Постучать в дверь Карп не потрудился. Вошел и рухнул в кресло.

– Скажу без околичностей, – начал он. – Только что звонил Норман. К нему вернулась память. Он едет сюда. – Выглядел Карп хуже некуда, рубашка на нем была загвазданная. – Хочет видеть Эрнста.

– Что он еще сказал? – спросила Салли.

– Ничего. – Карп вынул из кармана плотно набитый конверт. – Здесь двести фунтов. Берите деньги и уходите, не мешкая. Норман звонил из Челси. Он будет здесь минут через десять, не раньше.

– Ничего не понимаю, – сказал Эрнст.

– Я тоже.

– И не пытайтесь понять, – сказал Карп. – Берите деньги.

– Вы хотите, чтобы мы сбежали?

– Да.

– Но это же вы рассказали Норману про Эрнста, – сказала Салли. – Если б не вы…

– Времени в обрез. – Глаза у Карпа были отчаянные. – Да, я ему рассказал. Но у человека… Берите деньги. Уходите.

– Почему вы хотите нам помочь? – спросил Эрнст.

И тут, похоже, впервые тучность Карпа выявилась как страшное бремя. Он прерывисто дышал, глаза у него помутились – он был на пределе сил.

– Мы с тобой, – обратился он к Эрнсту. – Мы оба выжили.

– Салли, – попросил Эрнст, – напои мистера Карпа чаем, пожалуйста.

Салли поставила чайник на газ.

– Норману, – сказал Карп, – не дано понять таких людей, как мы. В тот вечер перед… перед тем как Норман потерял память, он набросился на меня за то… А да ладно. С этим, так сказать, покончено. Берите деньги.

Двести фунтов, подумал Эрнст. Было б неплохо для начала.

Карп рассказал им про ту девчушку.

– Тысячи, – говорил он, – ежедневно тысячи расстреливали, сжигали, травили газом, и за все это время из газовой камеры вышла живой всего одна девчушка. – Он потряс перед лицом Эрнста коротеньким белым пальцем. – Ты, ты тоже воскрес из мертвых. И я не хочу, чтобы тебя убили во второй раз, как… Заставьте его уйти, – обратился он к Салли.

– Он больше меня не слушает.

– Эрнст. Нöг zu, Ernst. Norman wird Dich… [143]143
  Послушай, Эрнст. Норман тебя… ( нем.)


[Закрыть]

– Нет, – сказала Салли. – Не сдаст.

– Он не донесет на меня, – сказал Эрнст. – Er ist nicht die Туре [144]144
  Не такой он человек ( нем.).


[Закрыть].

Карп встал, подошел к Эрнсту чуть не вплотную – лицо красное, опухшее, глаза только что не выскакивают из орбит.

– Я – немец, – выкрикнул он, – такой же немец, как ты! – Силы его покинули, он попятился, упал в кресло, обхватил голову руками, раскачивался из стороны в сторону. – Если любишь ее, – сказал он, – забирай ее и беги. Прочь из моего дома.

Эрнст ласково погладил старика по плечу.

– Ладно, – сказал он, – я возьму ваши деньги.

На улице хлопнула дверь такси. Салли метнулась к окну.

– Это Норман, – сказала она. – Он приехал.

Карп поднял голову.

– Не волнуйтесь, – сказал он, – я его задержу, – вышел из комнаты и засеменил вниз дробными, быстрыми, злыми, как укусы, шажками.

– Надо поторопиться, – сказала Салли.

– Никуда мы не уйдем.

– Тогда зачем ты взял его деньги?

– Затем, что он хочет быть немцем, – сказал Эрнст, – как я. – И шваркнул конверт о стену. – Немцем. Выжившим. – У него вырвался короткий смешок. – Я спущусь вниз, – сказал он, – к Норману. Жди меня здесь.

XIII

– Ну вот, – сказал Эрнст, – наконец.

Норман закурил.

– Мы тревожились за вас, – сказал Эрнст.

– Временами со мной такое бывает.

– Помочь ничем нельзя?

– Это не органика. Я не справляюсь с реальностью – вот в чем загвоздка, как говорят врачи. – Норман удрученно улыбнулся. – Дольше трех недель беспамятство ни разу не длилось. Наверное, надо бы попробовать психотерапию, но эти ребята не вызывают у меня доверия. Лексикон их меня смущает. – Норман ощущал, как его рубашка мокнет от пота. Он налил виски себе и Эрнсту. – Я познакомился со славной девушкой. Она все это время меня опекала.

– Рад за вас.

– Да нет, это не то, что вы думаете. Но она и вправду славная.

– Вы хотели бы жениться?

– Разумеется, хотел бы. Хочу детей.

– Надеюсь, у вас все получится.

– Почему вы не сбежали? – спросил Норман.

– Счел, что это не такой уж удачный выход.

– Салли не сбежала бы с вами. В этом причина?

– Вроде того.

– И давно она узнала об этом?

– Недавно.

Норман налил себе еще.

– Не понимаю, почему вы не сбежали сразу после того, как увидели его фотографию?

– Я люблю ее.

– Возможно, причина и в этом, а возможно, и в том, что вы пошли на риск – так вам нужен был ее паспорт.

Как-то неладно поворачивается наш разговор, подумал Эрнст. Он боится.

– Ее паспорт тут совершенно ни при чем.

– Вы просите меня верить вашим россказням, да какое у вас на это право? – спросил Норман.

– Никакого.

– Ладно. Изложите свою версию.

Эрнст хмыкнул.

– И для этого вы решили сначала установить, что я лжец?

– Изложите, как все случилось.

Эрнст рассказал Норману то, что уже рассказал Салли. Объяснил, что не хотел убить Ники. Убил случайно.

– Вам приходилось убивать раньше?

– Да. А вам разве нет?

– В войну, да.

– Но это был ваш брат.

Норман кивнул.

– У всех у них были братья. – Выпить еще Эрнст отказался. – Вы мне поверили? – спросил он.

– Ники значил для меня больше, чем кто бы то ни было.

– Я рассказал вам, как все было.

– Я передам вас полиции.

– В самом деле?

– Так вы еще легко отделаетесь.

– Как и вы. Вы тоже легко отделаетесь.

– Я принял решение. И не изменю его.

– Добра от этого не ждите, вот что я вам на это скажу.

– Вы имеете в виду ее? Я так поступаю не из-за нее, – сказал Норман.

– Но вы ее любите?

– Любил.

– Мне вас жаль, – сказал Эрнст.

– Не жалейте, не надо.

– Вы хотите, чтобы она была ваша… вы ее любите… но она не будет вашей, мало того: она возненавидит вас и будет ненавидеть до конца жизни.

– Послушайте, – сказал Норман, – это был мой брат.

– Я мог сбежать.

– Она ни за что не сбежала бы с вами, и вот что еще, – Норман впервые повысил голос, – вы могли бы все рассказать мне по своей воле. А не выставлять меня столько времени на посмешище.

– Мы собирались сказать вам.

– И вы рассчитываете, что я вам поверю?

– Норман, за что вы меня больше ненавидите: за то, что я убил вашего брата, или за то, что ранил ваше самолюбие?

Норман налил себе еще.

– Я расстанусь с ней. – Эрнст был невозмутим. – И никогда больше ее не увижу.

– Нет. Я же сказал. Не в ней дело.

– Послушайте, не дурите, ну, сдадите вы меня полиции, что вам с того?

– Ничего.

– А что, если бы на моем месте оказался Ники?

– Эрнст, прошу вас, я тысячу раз обо всем этом думал-передумал.

– Окажись на моем месте Ники, вы бы его спрятали. Защищали бы. Подыскивали бы для него оправдания. Верно я говорю?

– Честно – не знаю.

– И сочли бы это братней преданностью.

– Да. – Норман не стал возражать. – Наверное, так.

– Мне вас жаль.

– Вы уже это говорили.

– И повторю еще раз. Мне вас жаль.

– Поубавьте трагизма, Эрнст. Не исключено, что вы отделаетесь пятью годами.

– Скорее двадцатью.

– Надеюсь, нет.

– Если мне дадут двадцать лет, вы меня убьете, точно так же, как я убил вашего брата. Но он, по крайней мере, напал на меня. У меня не было выбора, тогда как у вас…

– И у меня нет выбора.

Эрнст рассмеялся.

– Вы хотите сказать, что для вас это вопрос принципа?

Норман кивнул.

– Именно так, – сказал он.

Эрнст снова рассмеялся. Его угрюмые синие глаза просветлели от подернувшей их влаги.

– В последние дни войны кое-кто, и мы с матерью в том числе, слушали вражеские передачи: в них рассказывали, что войска союзников увидели в Освенциме. Все считали это чистой воды пропагандой. А мама отвела меня подальше и рассказала, что знала сама. Мой дядя Генрих Вальтер был депутатом от коммунистов. Его отправили в лагерь, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. «Если сюда придут американцы, – сказала она, – забудь о нем. Но если придут русские, помни – ты племянник Генриха Вальтера». Вы, наверное, сочли бы это беспринципностью.

– Наверное.

– Оппортунизмом?

– Согласен, – сказал Норман. – Оппортунизмом. Закругляйтесь, чтоб вам.

– У меня, – сказал Эрнст, – были принципы. А потом один американец как-то дал мне шоколадку и сказал, что Гитлер мертв. Kaput! И принципам пришел конец. Через полмесяца я провел ночь с американским полковником за две пачки «Лаки страйк». О’кей! Браво. Настала эпоха новых принципов. Истина приравнивается к «Лаки страйк». – Взгляд его стал отчужденным. – Так что не надо мне ничего говорить о принципах.

– Знаете ли, ни достоинства, ни чести, ни любви никто еще не отменял.

– Как же, как же. Слышал-слышал: о них разглагольствуют поутру в воскресенье по радио.

– Хотите еще выпить?

– Такие, как вы, ваше поколение, убивали во имя идеалов, принципов, построения лучшего мира.

Норман налил себе.

– Гитлер сжигал евреев, – Эрнст сорвался на крик, – а Сталин убивал кулаков, и все ради того, чтобы я жил в лучшем мире.

– Вы не понимаете, о чем ведете речь.

Эрнст встал, его пошатывало.

– Я хотел бы поговорить с Салли. Хотел бы увидеть ее перед…

– Я буду ждать вас здесь, – сказал Норман.

В дверях Эрнст остановился.

– Что мое, совершенное по нечаянности преступление, по сравнению со всеми преступлениями, которые такие, как вы, совершали из лучших побуждений? – спросил он.

Когда Эрнст вошел в их комнату, Салли только что кончила подметать. Карп сидел на кровати.

– Что он сказал? – спросил Карп.

– Он передаст меня полиции. Это вопрос принципа.

– Принципа. – Салли беззвучно рассмеялась. – Ты доволен? Рад, что сядешь в тюрьму, – ты же этого добивался? Ты должен был убежать со мной, пока…

Эрнст пошел к двери.

– Куда ты? – спросила Салли.

– В уборную, – сказал он. – Сейчас вернусь.

Эрнст спустился с лестницы, дошел по Белсайз-авеню до Хаверсток-Хилл, там свернул и пересек дорогу. В метро купил билет до «Ливерпул-стрит».

XIV

Через полчаса Норман поднялся наверх.

– Где Эрнст? – спросил он.

– Ушел, – сказала Салли.

На кровати лежала кучка денег.

– Деньги мои, – сообщил Карп. – Он их не взял. Я – не немец, не такой, как он.

Норман кинулся к окну.

– Он спросил – нельзя ли ему поговорить с тобой, – сказал Норман. – Я разрешил.

– Он ушел, – сказала Салли.

– Куда?

– Откуда мне знать?

– Карп?

– Избей меня, – предложил Карп. – Я прихвостень, еврейский прихвостень. Помнишь?

Норман грозно надвинулся на Карпа.

– Не трогай его, – остановила Нормана Салли. – Мы не знаем, куда Эрнст ушел. – Она подняла глаза на Нормана и засмеялась. – Человек принципа, вот ты кто.

– Он оставил гитару, – сказал Карп.

Норман швырнул гитару об пол, долбанул по ней ногой.

– Я найду его, – заявил он. – Куда бы он ни убежал.

– Теперь Норману есть для чего жить, – бросила Салли. – Для ненависти. Теперь у него снова есть кого ненавидеть.

Норман легонько потряс Салли.

– Ты знала, что Эрнст в конце концов сбежит? – спросил он. – Этот план вы разработали вдвоем?

– Она не знала, – ответил Карп.

– Убери руки! – крикнула Салли.

– Царь Давид, – сказал Карп, – поставил Урию в самое сильное сражение, чтобы взять его жену Вирсавию [145]145
  Вторая книга Царств 11:3-26; 12:9-10.


[Закрыть].

– Послушай, – сказал Норман, – он убил моего брата.

– Вот видишь, – сказала Салли, – он руководствуется принципами.

– Господи.

– Ты что, не понимаешь: она хочет, чтобы ты ушел, – сказал Карп.

Похоже, Салли только тут заметила разбитую гитару.

– Ну зачем, зачем ты ее разбил? – спросила она.

– Извини.

Салли зарыдала.

– Я всегда знала, что нам не быть вместе, – сказала она. – Всегда знала, что ему от тебя не уйти. Но теперь, когда так оно и вышло… Он стоит десятерых таких, как ты, – выкрикнула она.

– Надо бы врезать тебе, да так, – сказал Норман, – чтобы ты…

– Ты прав. В том-то и дело, – сказала она. – Понимаешь? Ты всегда прав. А он нет. Жизнь не дала ему ни одного шанса.

– Ты. – Норман схватил ее за плечи. – Мы с тобой, – сказал он, – мы могли быть так счастливы. Я любил тебя, Салли. Как же я тебя любил. Но… Как ты могла предпочесть мне такое отребье, как Эрнст? И чем это кончилось – он от тебя сбежал. Ты не ожидала, что он сбежит. Надеялась, что он останется с тобой. Салли, Салли. Подумать только, что ты сделала с нами.

– Ты совсем один, глупый ты человек, – сказала она. – У тебя нет ничего, кроме ненависти.

– Я найду его, – Норман отпустил ее, – где бы он ни был.

– Найди, – сказала Салли. – Мне до этого больше дела нет.

Когда Норман ушел, Карп тоскливо уставился на гитару.

– Она разбита, – сказал он.

– Да, – сказала Салли. – Разбита.