Текст книги "Кто твой враг"

Автор книги: Мордехай Рихлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Норман выписал чек. Значит, он опять задолжает банку, но тут уж ничего не поделаешь.

– Я не могу, – сказал Чарли. – Никак не могу.

– Взял бы – облегчил бы мне душу.

– Правда? – спросил Чарли. – Ты это всерьез?

– Да.

– Ладно, – сказал Чарли. – Но деньги я беру взаймы. Помни об этом.

Норман встал.

– Прощай, Чарли, – сказал он.

– Постой, что значит – «прощай»? Мы знакомы черт-те сколько лет. – Он вышел вслед за Норманом в холл. – Я тебе позвоню.

– Ну да.

– Тебе надо жениться. За тобой нужен присмотр.

– Угу.

Чарли взвинченно хохотнул.

– До скорого, – сказал он. И тут же, будто его что-то толкнуло, бросился за Норманом. Догнал он его уже на улице. – Погоди. Мне надо с тобой поговорить.

Они зашли в эспрессо-бар за углом. Бар был под завязку забит юнцами в куртках с капюшоном и девицами с холеными розовыми мордашками.

– Ты что, думаешь, я сам в глубине души не знаю, что ничего у меня не выйдет? – спросил Чарли. – Думаешь, не знаю?

– Раз так, почему бы тебе не завязать?

– Норман, мне сорок. У меня нет ни профессии, ни гроша в банке – ничего. Сына и того нет. Как же, как же. Знаю, я неудачник.

Чарли с надеждой посмотрел на Нормана. Похоже, ожидал, что Норман его похвалит, сделает какой-то дружеский жест, проявит широту души – и солжет.

Помоги ему, попросила Джои. Скажи, что он – талант.Норман жалел Чарли, хотел бы солгать – и ведь это была бы ложь во благо, – но не смог. Чарли, как он понимал, все эти годы провел в ожидании Лефти. Сейчас ему сорок. И вместо Лефти заявился Годо [116]116
  Аллюзия на знаковую для тридцатых годов – «красного десятилетия» – пьесу американского драматурга Клиффорда Одетса «В ожидании Лефти» и пьесу Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо». В «стачечной» пьесе Одетса таксисты в ожидании профсоюзного вожака Лефти Костелло не могут решить – устраивать им стачку или нет. Им сообщают, что Лефти убит, и вопрос о стачке решает жизнь.
  «В ожидании Годо» два бродяги напрасно ждут таинственного персонажа по имени Годо. Пьеса, как и подобает великому произведению, имеет множество интерпретаций, в том числе и такое – человек невежествен, склонен к самообману, безволен.


[Закрыть].

– Ладно, пусть я неудачник, но ты что – думаешь, я не смог бы стать успешным чиновником, юристом или администратором? – Он придвинулся поближе к Норману. – Ты что – дум…

Голова у Нормана раскалывалась.

– Наверное, смог бы, – сказал он.

Чарли желчно засмеялся.

– Еще как смог, – сказал Чарли. – Только я с младых ногтей решил: не стану участвовать в крысиных бегах – ну уж нет. Может, я и неудачник, зато я никогда не вытеснял соперников послабее, не лебезил перед начальством, не ставил перед собой цель – жить не хуже других. Был всегда свободен. – Чарли откинулся на стуле, прочистил горло. – Я – нонконформист.

– Прекрасная личность, раздавленная губящей душу махиной американского капитализма.

– Что-то вроде.

– Чарли, – сказал Норман, – Чарли.

Чарли прикусил губу.

– Я ни на что не гожусь, – сказал Чарли – признание это он поднес Норману, точно пирожное. – А меж тем посмотри на Хейла. Большая шишка в Торонто. А кто он такой – несостоявшийся художник, вот он кто. Он изменил себе.

– И что с того?

– Я думал, ты не любишь Хейла.

– Чарли, почему ты уехал из Штатов? Тебя ведь не внесли в черные списки.

– Через месяц они меня бы так и так выслали. Они… Мне всегда хотелось поехать в Лондон. Мне нравятся англичане.

– И многих англичан ты знаешь?

– Давай. – Чарли придвинулся еще ближе к Норману, подставил щеку. – Бей.

– Чарли, – сказал Норман, – прошу тебя…

Чарли закрыл лицо руками.

– Почему бы тебе не уехать с Джои в Торонто? – спросил Норман.

– Я хотел прославиться.

– Но ты не прославился, – сказал Норман. – Мало кому…

– Хотел бы я быть таким, как ты. Каменным, ничего не чувствовать.

– Ты только что сказал, что у тебя нет таланта. Ты что, берешь свои слова обратно?

– А ты меня не жалуешь, – сказал Чарли. – И никогда не жаловал. Признайся.

– Чарли, Чарли, брось.

Глаза Чарли забегали. Он снова и снова начисто вытирал стол руками.

– Не могу я вернуться в Торонто, Норман, не могу посмотреть им в глаза. Перед тем как уехать в Голливуд, я выложил все, что о них думаю. – Голос его истерически зазвенел. – О Си-би-си… – и сорвался.

– Чарли, возвращайся в Торонто.

– Я так верил в себя. Брал в постель журнал с фотографией Хамфри Богарта на обложке: был уверен, что в один прекрасный день мы познакомимся и сойдемся. Представлял, как он звонит мне: «Чарли, твой сценарий меня потряс. Почему бы тебе не соорудить что-то и для меня?» Рисовал себе, как провожу уик-энды с Артуром Миллером, звоню из Парижа Аве Гарднер [117]117
  Ава Гарднер (1922–1990) – американская киноактриса, одна из самых красивых кинозвезд своего времени.


[Закрыть]и говорю, что между нами все кончено. Валяй, смейся. Скажи, что это ребячество. Мне виделось, что я дружу с Хемингуэем и Хьюстоном, говорю Луису Б. Майеру [118]118
  Луис Б. Майер (1885–1957) – киномагнат, создал корпорацию «Майер», затем объединился с корпорациями «Метро» и «Голдвин», после чего долгие годы руководил «Метро-Голдвин-Майер». Слыл властным самодуром.


[Закрыть], что не изменю ни одной строчки в сценарии и пусть он засунет свои миллионы сам знает куда. Я верил, что сойдусь со всеми этими людьми. И вот что, Норман, я тебе еще скажу: я и теперь не сомневаюсь, что я пришелся бы ко двору. Даже ты не можешь не признать, что на вечеринках я – душа общества. Все считают меня остроумным.

Чарли вздохнул, потрещал костяшками пальцев.

– Я думал, вернусь когда-нибудь в Торонто и, кто знает, может, даже куплю там дом в пригороде, знакомствами козырять не стану, тем не менее на мои уик-энды будут съезжаться знаменитости из Нью-Йорка, Голливуда и Лондона, я буду встречать их на вокзале, шугать фотографов, но наши фотографии все равно появятся в газетах… Я говорю с тобой начистоту.

– Знаю.

– А как вернуться домой – вот так вот? Неудачником?

– Ну так не возвращайся. – Норман потерял терпение. – Оставайся здесь.

– Я – ничтожество. Ни на что не гожусь. Даже в Торонто мои сценарии почти всегда отвергали.

– Если во что бы то ни стало хочешь прославиться, почему бы тебе не стать осведомителем? Как Уолдман. Тогда уж точно попадешь в газеты.

– Послушай, я человек честный. – Чарли неприязненно посмотрел на Нормана. – И даже ради спасения своей жизни, – сказал он, – не стал бы осведомителем.

– Рад за тебя.

Чарли прикрыл один глаз.

– Раньше я думал, – сказал он, – что то же могу сказать и о тебе.

– У нас с тобой, Чарли, разные задачи.

А ведь это может сойти за признание, подумал Чарли. Он даже несколько взбодрился.

– Ты – холодный человек, – сказал Чарли. – Я никогда не мог тебя понять. Похоже, тебе все нипочем.

– Даже дождь, – сказал Норман.

– Тебе никогда не хотелось, проглядывая объявления в «Нью-Йоркере», поиметь девчонку, скажем, рекламирующую комбинашки для «Вэнити фэр»? [119]119
  «Вэнити фэр» – ежемесячный американский журнал, публиковал статьи на темы культуры, политики, моды.


[Закрыть]Не хотелось бы получать приглашения на голливудские вечеринки, где девчонки прыгают нагишом в бассейн? Неужто ты не мечтал поехать на Багамы или на открытие отеля «Хилтон»? [120]120
  «Хилтон» – сеть дорогих отелей одноименной корпорации.


[Закрыть]

– Чарли, у нас разные задачи. Я хочу жениться, завести детей. Хочу закончить книгу. – Норман встал. – Мне надо идти. Попозже придет Эрнст – доделать книжные полки. Передай ему, пожалуйста, чтобы он мне позвонил.

– Мне жаль, но мы решили Эрнста больше в квартиру не пускать.

– Чарли, не хотелось бы тебе об этом напоминать, но это моя квартира. Вы с Джои живете здесь лишь временно.

– Хочешь забрать ее? Пожалуйста. Мы переедем на следующей неделе.

– Хорошо, – сказал Норман. – Как тебе угодно.

Чарли ушел из бара, не удосужившись попрощаться. Посмотрите только на них, думал Чарли, на этих паршивцев – слоняются взад-вперед. Я истекаю кровью, а им и горя мало. Чарли прибавил шагу. А вдруг, подумал он, я возвращаюсь, а в почтовом ящике контракт или чек. А вдруг мне сегодня повезет. Как знать.

XXIII

Норман, с трудом передвигая ноги, тащился под дождем домой. Что, если Чарли сказал правду, думал он, и я и впрямь переспал с Джои? Да нет, бред какой-то. Но провалы в памяти – отрицать не приходится – у меня случаются…

Норман чувствовал себя наподобие тех зверушек в мультфильмах, которых забрасывают на небо, и они, обалдев, отчаянно месят воздух лапками.

Голова у него болела, его лихорадило, и, когда он свернул на Эджуэр-роуд, на него вдруг нахлынула пронзительная, удушающая тоска.

Чтоб ей пусто было, этой гиблой столице, думал он.

Подумай об этой столице. Обо всех лондонских бездомных, отпихивающих друг друга и все равно еле сводящих концы с концами. О косолапых девицах в мешковатом твиде, ожидающих вакансий с начал, жал. 10 ф. в нед., о долговязых, не падающих духом дамах с опытом раб. в ком. фирмах, знан. стеногр. и машин. со скор. 100/50 слов в мин., в обмен на что им предлагаются столовая при офисе, пенсионная программа, ознобыши и совмещенная спальня/гостиная с газ. плтк. от себя, уют, лит/муз. интересы и раз в год – полмесяца на солнышке в Сорренто или Саутенде, опять же в неизбежном целомудрии. Норман шел, подставив спину дождю, пригнувшись так, словно из каждого окна его пронзали укоризненные взгляды этих девиц. И еще прошу подумать о библиотекаре IV разряда с опытом практич. раб. по классиф., каталогиз., а также скручиванию сигарет вручную, уделить ему хоть минуту – сегодня он отправится в Кэкстон-холл внимать Дональду Соперу [121]121
  Кэкстон-холл – бюро регистрации, где сочетались браком многие знаменитости. Барон Дональд Сопер (1903–1998) – методистский священник, социалист и пацифист, известный проповедник.


[Закрыть]и прочим выдающимся краснобаям, надсаживающим глотку против того-сего, а также прицениться к левым, правым и центру, и в итоге опять поплетется домой один и во сне будет видеть картины, их тех, что детям до восемнадцати лет смотреть воспрещается. Подумай также – ну, пожалуйста – о Мэйферском агентстве, где подбирают надлежащего спутника для выхода в свет, а также на все прочие случаи жизни. Почти минутой молчания старушку, торгующую на Эджуэр-роуд, невзирая на дождь и ветер, «Пис ньюс» [122]122
  «Пис ньюс» – журнал, печатающий материалы о борьбе за мир.


[Закрыть].

Подумай – каково этим людям в их сырых, полутемных одиночках. Сложи их беды воедино.

Что, подумал Норман, я делаю в Лондоне?

Бывало, эти зверушки из мультфильмов исхитрялись добраться по небу до крыши ближнего небоскреба. А бывало и так, что, поняв, куда их занесло, грохались на мостовую.

И Норман поспешил под дождем домой.

XXIV

Карп сидел на кровати – поджидал его.

– Извини, что вчера так вышло, – сказал он. – Я приготовил для тебя роскошный ужин. – Карп встал, налег на палку. – Все складывается как нельзя лучше.

– Ты о чем?

– Норман, скажи как на духу. Ты еще любишь Салли?

Норман потемнел лицом. Ожег Карпа взглядом.

– Ага, так я и предполагал, – сказал Карп.

– К чему ты клонишь?

– Норман, ты – мой единственный друг. Единственный человек, чья судьба меня заботит.

– Не ходи вокруг да около.

– Я, можно сказать, живу не своей жизнью.

– Карп!

– Как на беспристрастный взгляд, – спросил Карп, – я хожу уж очень по-женски?

– Не очень.

– Но поставить себя я не могу, ведь так?

– Что случилось?

– Что, если твой брат Ники погиб не на маневрах? – спросил Карп.

Усталость с Нормана как рукой сняло.

– Что, если он погиб в драке, по случайности? – сказал Карп.

– Карп, отдай письмо.

– Какое письмо? Не юли. Мне пришло письмо от тети Дороти. Ты его вскрыл. Карп, отдай письмо.

– Не было письма.

– Тогда какого…

– Не хотел бы я оказаться на твоем месте.

– Ты о чем? – упавшим голосом спросил Норман.

– Потому что Эрнст не виноват. Я знаю все. Твой брат сам на себя это навлек.

– Навлек что?

– Эрнст убил его.

– Моего брата? – сказал Норман. – Ты уверен?

– Целиком и полностью.

Норман схватил Карпа за плечи, тряханул.

– Кто тебе это сказал?

– Она.

Норман отпустил его.

–  Оназнает?

Карп кивнул.

– Карп, ты спятил. Я тебе не верю.

– Они могут убежать, – сказал Карп. – Что ты будешь делать?

Норман, перескакивая через три ступеньки разом, рванул вниз. Карп потрусил за ним.

– Ее нет дома, – сказал Карп. – Она еще не скоро вернется из школы.

– Где Эрнст?

– Погоди. – Карп вынул ключ. – Вот, держи.

В комнате все осталось на своих местах. Они не убежали.

– Я убью его. – Норман потряс кулаком перед носом Карпа. – Убью гаденыша своими руками.

Карп пососал палец. Плотоядно улыбнулся.

– Убью нациста, – вопил Норман.

Карп свел ладони вместе.

– В таком случае Салли достанется тебе, – сказал он.

Норман налетел на Карпа.

– Ну да, – сказал Карп, – ты что, не хочешь, чтобы она была с тобой?

Норман со всего размаха влепил Карпу пощечину.

– Карп, лучшие люди погибли. Выжили только прихвостни, подлые прихвостни вроде тебя.

Норман повалился на кровать, лежал, не раздеваясь.

Убью его, думал он, убью, и все тут.

Опорожнил карманы пиджака – решил утром отнести костюм в химчистку. Лег и тут же заснул глубоким, беспробудным сном.

Часть третья

I

Норман проснулся вскоре после полудня – голова болела, что-то смутно тревожило. Что-то более неприятное, чем дурной вкус во рту, но что его тяготит, определить он не мог. Он встал – очень осторожно так, словно не был уверен, что вставать разрешено. Но он находился не на авиабазе. И не в больнице. А в своей комнате, в Хампстеде. Напольные часы, письменный стол, книги, даже прожженные сигаретами дырки на ковре – все ему знакомо. Он надел чистую рубашку, костюм, тот, который собирался отнести в химчистку, сунул в карман десять бумажек по одному фунту. Прочее содержимое карманов оставил на столе.

Вышел из дому и направился к Суисс-Коттеджу. Что-то не давало ему покоя. Но что бы это ни было, он чувствовал: стоит завернуть за еще один угол – и вот оно, все равно как светлячки, за которыми он гонялся в детстве. Но он завернул за один угол, за другой – ничего: там так же шел дождь.

В метро Норман заподозрил, что за ним следят. Он восемь раз кряду прочел плакат, призывающий купить жене «Ивнинг стандард» [123]123
  «Ивнинг стандард» – ежедневная вечерняя лондонская газета консервативного направления.


[Закрыть]. Кто-то – не иначе как собрат-холостяк, – зачернил жене на плакате зубы. Услышав грохот подходящего поезда, он вскинулся. Ведь меня вполне могли столкнуть под поезд, подумал он. Он сел в вагон для некурящих. Пассажиры понаблюдательней заметили, что он не запасся газетой. По их улыбкам Норман понял: им тоже ясно, что ему, в отличие от них, ехать некуда.

Норман повертел в руках очки.

Вышел на Оксфорд-Серкус, пересел на два вагона ближе к головному. Очнулся он, только когда поезд прибыл на «Ватерлоо». Там он добрел до авиавокзала. Купил «Ивнинг стандард» и расположился неподалеку от лестницы, по которой выходили прилетевшие пассажиры. Газета спокойствия не придала, и он перекочевал в бар. Громкоговоритель резким, почти неженским голосом объявил, что произвел посадку самолет из Цюриха. Вот тут-то Норман понял, что потерял память. И поразился. Ерунда какая-то, подумал он. Норман видел, как после очередного объявления одни – все прислушивались к громкоговорителю – снова усаживались поудобнее, другие вскакивали и куда-то спешили. Он не знал, что следует делать. Ждал, когда выйдут пассажиры.

Последней на лестнице показалась женщина с двумя мальчиками. Миловидная брюнетка, по всей видимости, француженка, жена какого-то чиновника, держала сыновей за руки. Младшему, светленькому, румяному бутузу, было года четыре. В свободной руке он держал оранжевый шарик. Их никто не встречал. Женщина поглядела направо-налево и решительно направилась к выходу, судя по всему, она была не разочарована, а раздражена, так, словно пусть ей самой публичное проявление чувств и не к чему, и она готова спустить мужу невнимание, даже неверность, но только не расхлябанность. Служитель кинулся ей помогать, и тут бутуз упустил шарик. Шарик неспешно поплыл вверх, бутуз захныкал. Норман шел за виляющим туда-сюда шариком следом, покуда шарик не застрял в углу потолка, тут он всполошился, подпрыгнул, стал описывать под ним круги. Чем громче плакал малыш, тем громче, хоть и вполне беззлобно, смеялись пассажиры. Когда Норман снова огляделся, женщина с мальчиками уже ушла. Норман взял служителя за руку.

– Послушайте, – сказал он, – как быть с шариком?

Служитель благодушно рассмеялся.

– Вы, наверное, считаете, что я шучу, но это не так. – Норман схватил служителя за плечи. – Как вы предполагаете достать шарик?

Служитель сбросил его руки.

– Полегче, папаша.

– Я задал вопрос и жду ответа.

По глазам служителя Норман понял, что тот оторопел.

– Извините. – Норман, смешавшись, отпрянул. – Я не хотел…

Отсыревшая одежда липла к телу. В баре он заказал виски с содовой.

– Три шиллинга шесть пенсов, сэр.

В кармане нашлись деньги – как нельзя кстати, подумал он и заплатил за выпивку.

– Минутку, – сказал он.

– Слушаю, сэр.

– Как бы вы определили по моему выговору, откуда я родом?

– Ничего нет проще, сэр. Вы – американец.

Поглядев в зеркало, Норман решил, что ему где-то от тридцати пяти до сорока.

– Сегодня были рейсы из Штатов?

– Заокеанские рейсы прибывают в Викторию, сэр. А это Ватерлоо.

В туалете Норман вывернул карманы. Ни бумаг, ни багажных квитанций. Девять фунтов с мелочью – больше у него при себе ничего не было. Он посмотрел на ярлык на пиджаке – «Микерс», с Пикадилли. Куплен в Лондоне, но по меньшей мере год назад. Судя по отражению в зеркале, он сегодня брился. И несколько успокоился. Значит, я брожу не так давно, подумал он.

Он вышел на улицу, сел в автобус, направлявшийся в Вест-Энд. Но сел не на той стороне улицы. И заметил это, лишь доехав до Клапама. Здесь левостороннее движение, обрадовался Норман. Это я помню. И пересел в автобус, шедший в противоположную сторону.

Поездка оказалась долгой. Бесконечно долгой. Всю ее первую половину автобус заполняла исключительно лондонская гольтепа. Приземистые, коренастые мужчины со скверными зубами, в замызганных, словно сросшихся с ними плащах. За окном было всё одно и то же – закопченное, угрюмое небо, дождь. Черные деревья, обочины и того черней. Здешних жителей насквозь пропитал дождь, подумал он, и они, похоже, совсем раскисли. От Клапама до Ламбета тянулись ряды невиданного убожества домишек. Коричневый, серый и бурый кирпич равно почернели от грязи. Из окна третьего этажа похилившегося, рассевшегося дома выглядывала розовая детская мордашка. Между лавчонками ютились облупленные пивные, в каждом квартале имелась по меньшей мере одна кондитерская – за ее мутной от сажи витриной красовались выцветшие пачки «Плейерз», – по-видимому, местные блюли себя и если и предавались порокам, то наименее вредоносным.

По мере приближения к Вест-Энду в автобус начала садиться публика почище с объемистыми портфелями. Но не около толстухи-гречанки. Чем сесть рядом с мусорщиком, лучше постоять. Эта публика была ростом повыше, чем рабочие, да и кожей побелее. В будущем им светило занять половину двухквартирного коттеджа и освободившуюся после покойника вакансию. Но не в «хорошем районе», нет, те районы предназначались для еще более рослых. Норман потер затылок. Его осенило: а ведь после сорока лет прислужничества и рассрочки, которой, казалось, не будет конца, один из тех, кто почище, обретет наконец свою половину коттеджа и тут-то и обнаружит, что в соседний коттедж размером побольше вселился мусорщик, от которого он воротил нос. Норман улыбнулся. Все утрясется, подумал он.

Клерк за конторкой гостиницы «Риджент-палас» спросил:

– Вы заказывали номер, сэр?

– Нет, к сожалению, нет, – сказал Норман, – но мне подойдет любой однокомнатный номер.

– Возможно, у нас найдется что-то на пятом этаже. – Клерк кинул взгляд за барьер и увидел, что у Нормана нет при себе багажа. – Вы американец, сэр?

– Да.

– Заполните, пожалуйста, этот бланк. Номер паспорта впишите сюда.

– Я всю ночь провел в дороге. Что, если я сначала отосплюсь, а потом заполню бланк?

– Правила не позволяют, сэр.

На Нормана стала напирать стоящая позади пара.

– Я вернусь. Вспомнил кое-что.

Проснулся он, лишь проспав два с половиной сеанса «Команча» [124]124
  «Команч» – американский фильм, вестерн о борьбе белых и команчей.


[Закрыть]. Вышел на улицу – там по-прежнему лил дождь. Норман несся так, точно за ним погоня. Миновал Стрэнд, оттуда спустился к реке. Берегом дошел до Чейни-Уок, от нее свернул на Кингз-роуд. Голова гудела, ноги горели, саднили; Норман проторчал в баре «Лорда Нельсона» час с лишним, прежде чем обратил внимание на сидевшую по соседству девушку. Она была одна. Неуверенная, одетая без претензий брюнетка с короткой мальчишеской стрижкой.

– Разрешите купить вам выпивку?

Она сказала, что ее зовут Вивиан.

– Как зовут меня, я не знаю, – сказал он. – Я потерял память.

II

Карп вошел в их комнату, сел, вынул из кармана яблоко. Лицо у него опухло.

– Я сейчас зашел к Норману, – сказал он. – Что-то случилось.

Эрнст встал. Салли – она мыла голову – обмоталась красным полотенцем наподобие тюрбана, затянула его туго-натуго. На ней была только розовая комбинашка.

– Это точно? – спросила она.

– Все бумаги, которые он обычно носит с собой, разложены на столе.

– Ну и что?

– У него предполагалась встреча с Винкельманом, он на нее не пришел, – сказал Карп. – На Нормана это не похоже.

– Вы сказали ему про Эрнста?

Карп тер яблоко о пиджак, пока оно не заблестело.

– Откуда мне было знать, что вы не удерете? – спросил он.

– Спасибо, нечего сказать, удружили. – Салли еще туже окрутила голову полотенцем. – Что, по-вашему, случилось с Норманом?

– Точно сказать нельзя. Но ему и раньше случалось терять память. – Карп откусил яблоко так осторожно, точно опасался, что там червяк. – Впрочем, особых надежд не питайте. Память всегда возвращается.

– Мы должны его найти, – сказал Эрнст.

– Конечно, – сказала Салли упавшим голосом, – разумеется.

– Может быть, следует обратиться в полицию? – предложил Карп.

– Не слишком ли рано вы забили тревогу? – спросила Салли. – Ну оставил он бумаги на столе, ну не пришел на встречу с Винкельманом. Что из этого?

Карп хищно вонзил зубы в яблоко, понимающе улыбнулся Эрнсту.

– А она изменилась, – сказал он. – Подпала под ваше влияние.

– Мы не станем обращаться в полицию, – сказал Эрнст. – Если Норман и впрямь потерял память, мы найдем его сами.

– И как?

– А я все-таки думаю, что вы спешите с выводами, – сказала Салли. – Откуда нам знать – вдруг Норман где-то надрался. Скорее всего, ничего с ним не случилось.

– А что, если кто-то, – начал Карп, – к примеру Эрнст, отыщет Нормана в его теперешнем состоянии и сумеет убедить, что он вовсе не Норман Прайс. Что вы на это скажете?

Карп зашвырнул яблоко в корзину для бумаг, отер руку платком с вышитыми инициалами и удалился.

Эрнст сидел на кровати, ссутулившись, – молчал, думал. Если бы ему удалось разыскать Нормана, думал Эрнст, помочь ему, если бы удалось вернуть его друзьям, Норман был бы ему признателен. И как знать, вдруг и простил бы его… Он изложил свой план Салли.

Салли, помня, к чему привела последняя попытка Эрнста сделать «доброе дело» – эпизод с бумажником, – обомлела от страха.

– Как бы там ни было, – сказала она, – не исключено, что это напрасная тревога. Норман загулял – только и всего.

III

Часа в три ночи или около того Вивиан заметила, что он сидит на кровати.

– Это здесь, – сказал Норман. – Здесь, в комнате.

– Что? – Она толком не проснулась.

– Я чувствую, это здесь.

– Не смотрите на меня так.

– Включите свет, – попросил он.

В комнате стояли две кровати. Три ее стены были окрашены в желтый цвет. Четвертую завешивал североафриканский ковер. За шведскую лампу Вивиан предстояло выплатить еще три взноса. Секретер Вивиан откопала в лавке старьевщика в Камден-тауне, отшкурила его и выкрасила в черный цвет. Шкаф был из той же лавки.

Вивиан спрыгнула с кровати.

– Вот. – Она включила свет. – Так лучше?

– Откройте шкаф.

И зачем только я привела его домой, подумала она.

Но в пабе он выглядел таким потерянным, ну а когда рассказал, что с ним, ничего другого не оставалось.

Полуподвальную квартиру, состоявшую из просторной гостиной, спальни на двоих и кухни, она делила со своей двоюродной сестрой Кейт – та сейчас уехала на две недели отдохнуть в Жуан-ле-Пэн с Винки Томасом и четой Хилари. Уборная у них была общая с Роджером и Полли Нэш с верхнего этажа. Роджер оклеил ее вырезанными из «Нью-Йоркера» карикатурами. Роджер был славный малый.

– Прошу вас, откройте шкаф.

– Вы меня пугаете, – сказала Вивиан.

– Откройте – дверцу – шкафа.

Она послушалась.

– Вы же взрослый человек. В чем дело? Что такого может быть в шкафу?

– Не знаю.

Он смотрел прямо перед собой, молчал.

– Холодно, – сказала она. – Я озябла, не могу больше так стоять.

К тому же она стеснялась. Кроме голубого, прозрачного неглиже Кейт, на ней ничего не было. Да и свет был яркий.

– Мне страшно. – Норман стиснул виски руками, затем уронил их на одеяло так, будто в них больше нет надобности. – Очень страшно.

– Почему вам страшно? Сперва вы завелись, как начали про этот шарик, так остановиться не могли, потом вскочили посреди ночи…

– У вас есть фонарь? Карманный?

Она достала из ящика секретера фонарик, дала ему. Пальцы у него были холодные, влажные.

– Это здесь. – Он направил фонарик на шкаф. – Я знаю, это здесь, в комнате.

– Что в комнате?

– Сдвиньте платья. Встряхните их.

– И не подумаю. – Тихо хныча, она потыкала в платья вешалкой. Но держалась от шкафа на расстоянии. – В жизни ничего глупее не слышала.

После чего он посветил фонариком под кроватью.

– Прекратите. Прошу вас, прекратите.

Норман сел на край кровати, обхватил голову руками.

Вивиан сгребла со своей кровати подушку, одеяла.

– Вам надо к психиатру, – выпалила она. – Смею сказать, людям случалось бывать в переплетах и похуже, и они не…

– Сходят с ума?

– Не говорите за меня.

Он снова принялся обводить комнату фонариком.

– При чем тут психиатр? Это здесь, здесь в комнате.

– В жизни ничего подобного…

– Вы забрали одеяло, – сказал он. – Вы уходите?

– Я ухожу в гостиную – буду спать на диване. Надо бы с самого начала лечь там, но…

– Но что?

– …мне не хотелось, чтобы вы сочли, будто я боюсь.

– Раз так, признайтесь, – сказал Норман, – признайтесь, вы тоже это чувствуете.

– Чувствую что?

– Страх.

– Еще бы я не чувствовала страх. – Она испытала облегчение. – Вы на меня нагнали страху.

– Это здесь. Здесь, в комнате.

– Не хочу больше об этом говорить.

– Почему же тогда вы проснулись? – спросил он. – Что заставило вас проснуться?

Ее прохватила дрожь.

– Вот видите, – сказал он.

– Ничего я не вижу. Но если хотите, – сказала она, – я останусь тут. Посижу с вами.

Но он уже забыл о ней. Снова и снова обшаривал комнату фонариком. И Вивиан ушла в гостиную.

Норман досконально обыскал один угол комнаты. Удостоверившись, что там никого нет, он примостился на полу, привалился спиной к стене: так к нему не подберутся сзади. Подтянул колени к подбородку, обследовал комнату фонариком снова и снова, пока не заснул. Проснулся он в восьмом часу утра – его разбудило солнце. Оно светило прямо в глаза. Когда он вошел в гостиную, Вивиан проснулась.

– Вам лучше? – спросила она.

На щеках ее отпечатлелись складки подушки, короткие прядки прилипли ко лбу. Вивиан неспешно откинула одеяло. Подтянула колени к подбородку, обнаружив восхитительный изгиб смуглой спины, обняла их, улыбнулась. Груди у нее были маловаты. Ноги несколько тяжелые, с толстыми лодыжками.

– Да, – сказал Норман. – Я чувствую себя отлично.

Вивиан встала и, сконфузившись, поспешно натянула халат.

– Я приготовлю вам завтрак, – сказала она.

– У меня нет времени, – уклончиво ответил Норман.

– Что за спешка?

– Мне надо быть в Ватерлоо.

– Из-за шарика?

– Да, – сказал он.

Он снова стал таким же – суровым, седеющим, удрученным, – каким был, когда подцепил ее в пабе. Вивиан грустно улыбнулась – он ее беспокоил.

– Это так важно?

– Мне нужно узнать, там ли он.

– А если его там нет?

– Что вы такое говорите? – напустился на нее Норман. – Каким образом его могли достать?

– Послушайте, – Вивиан старалась говорить как можно более рассудительно, – вы нездоровы. Почему бы вам не побыть еще здесь, со мной? Я могла бы позвонить на работу, сказать, что сегодня не приду и…

– Я должен быть в Ватерлоо.

– Будь по-вашему, – сказала она, – но сперва нужно позавтракать.

И Норману волей-неволей пришлось покориться.

Норман отправился в ванную бриться – Вивиан сказала, что он может взять бритвенный прибор Бинки, – Вивиан тем временем готовила завтрак.

Глянув в кухонное окно, Вивиан увидела, что к дому подкатило такси. Из него вышла Кейт – сначала спустила одну стройную ногу, затем – немного переждав, как ребенок, вдумчиво пробующий воду, – отважилась спустить другую. Кейт была манекенщицей. Высокая, пышущая здоровьем блондинка, с живыми голубыми глазами. Проволочив сумку через гостиную, Кейт вмиг смекнула, что к чему. На резное кресло был наброшен мужской пиджак. На журнальном столике стояли два стакана и откупоренная бутылка джина.

– Иди ко мне, в кухню, – позвала ее Вивиан.

Кейт поцеловала Вивиан в лоб.

– Не трепыхайся, – сказала она. – Мне бы только знать, что он тебя не обидит.

– Да нет, тут не то…

– Как бы бекон не подгорел, – сказала Кейт. – Негоже начинать с этого.

На Кейт была шляпа колпачком, свитер с высоким воротом в неимоверную полоску и горчичного цвета юбка, туго обтягивающая бедра. Она оперлась о кухонный стол, и, выкинув ноги вперед, бесстрастно разглядывала их, точно рекламу чулок.

Вивиан после бессонной ночи ощущала себя помятой – ей не терпелось принять ванну.

– Почему ты так рано вернулась? – спросила она.

– Это было жуть что такое, а не отдых, – начала Кейт. – Не успели мы пересечь Ла-Манш, как Хилари начали собачиться. Барбара без передышки пилила Дики за пьянство, а Дики зверел, стоило какому-нибудь черномазому кинуть глаз на Барбару. Дики не просыхал с первого же нашего дня в Жуан-ле-Пэне. Что ни вечер уволакивал Бинки в город, а мы с Барбарой были предоставлены сами себе. Против этого-то я как раз ничего не имела. В нашем пансионе жил прелесть что за индусик. Сын махараджи или, как его там, паши. Но, так или иначе, за день до отъезда Бинки вломился ко мне в комнату пьяный вусмерть и попросил одолжить десять фунтов. Заметь, до этого он два дня носу не казал. Тут уж терпение мое лопнуло. Слово за слово, и я вернула ему кольцо. Это же черт знает что! – От возмущения грудь Кейт вздымалась. – Чтобы я вышла за него, да ни в жизнь! Я даже рада, что так получилось, правда-правда. Ты мать Бинки видела?

– Нет, я…

– Она считает меня беспутной только из-за того, что мы с Бинки ездили на Рождество в Давос. Что до Хилари, с ними я тоже порвала. Дики – зануда, каких мало. Барбаре, если у нее есть хоть капля ума, надо его бросить. Ну а твой парень, он какой?

– Он – американец.

– Вот как, надо надеяться, не из тех летчиков, нет?

– Да нет, Кейт. Не из тех.

– У меня тоска. – Кейт помрачнела.

Вивиан рассказала, что познакомилась с Норманом в «Лорде Нельсоне». У него амнезия, ему было некуда податься, и она привела его домой. Спали они порознь.

– Лапочка, уж мне-то не надо ничего объяснять. Я заскочу к Роджеру и Полли – выпить чаю. Поговорим, когда он уйдет.

Кейт уже стояла на пороге, когда из туалета вышел Норман в одних трусах.

– Ой, – вскрикнула Кейт, – вы меня напугали. Я – родственница Вивиан. – И проскользнула мимо него к Нэшам.

Роджер и Полли завтракали. В кухне пахло беконом и мокрыми пеленками.

– Кейт, – сказал Роджер, – я так и думал, что ты приехала: твой сварливый голосок ни с чьим не спутаешь. – Он смахнул со стула наваленные на него полотенца, налил ей чаю. – Скажи, а что у Образины и впрямь завелся мужик?

Полли заметила, что Кейт покоробило от его слов.

– Роджер, не надо так, – сказала она.

Полли несколько робела перед Кейт: та как-то уличила ее, что она, рассказывая Джону и Эдит Лотон о поездке на юг Франции, спутала биде с ножной ванной.

Кейт пересказала то, что сообщила ей Вивиан.

– Если у нее склеится с этим парнем, – сказал Роджер, – ты, надо думать, опять сможешь пожить одна.