Текст книги "Похититель снов"
Автор книги: Мишель Жуве
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Я не осмелился рассказать ей об этом совпадении. Мечта о женщине, такой прекрасной и белоснежной, как эта, вряд ли было ее онейрической картиной.
– Посмотрите на изумительные переливы складок на покрывале, которое ниспадает ей на бедра, – ответил я. – Только живопись маслом способна передать такие оттенки цвета и такую точность в деталях. Посмотрите также в глубь картины: на фоне открытой двери выделяется силуэт мужчины, на которого падает слабый свет из окна. На нем забавная черная одежда, вроде трико. Не кажется ли вам весьма эротичным контраст между этой прекрасной белоснежной обнаженной молодой женщиной и одетым в черное мужчиной?
– Но если бы они оба были обнажены – разве это не было бы столь же эротично?
– Не знаю, это уже вопрос религиозный. Был ли пупок у Адама и Евы.
Мало-помалу тревожное предчувствие наступления приступа дежа вю, которое возникло у меня в конце доклада микропсихоаналитика, начало потихоньку рассеиваться при виде громадных обнаженных тел кисти Кранаха, рисунков Дюрера и изумительной Флоры в тициановской рубашке. Мой гороскоп был прав: нужно было полностью отключиться от всего. Теперь наступило время идти в лучший ресторан Венеции.
– Бьянка, вы свободны? Мы идем ужинать в «Киприани». Нужно сесть на мотоскафо у площади Сан-Марко. Я уверен, что вы сумеете договориться, и у них найдется столик на двоих.
Она немного поколебалась, но потом пошла звонить.
– Всегда найдется местечко для великого ученого, забывшего по рассеянности его заказать, – сказала она.
Огромные двери ресторана «Киприани» на Джудекке выходили на юг и были распахнуты настежь, так что мы наслаждались видом солнца, садящегося в лагуну. Всегда лучше следовать советам метрдотеля. Их звездным блюдом, было, оказывается, карпаччо под соусом «киприани». Название это, несомненно, восходило к художнику Карпаччо из-за особого цвета мяса, нарезанного тончайшими ломтиками. Затем, продолжал метрдотель, почему бы не попробовать запеченные баклажаны под козьим сыром. Va bene. И оросить все это, по совету сомелье, вином «Брунелло де монталано». Последние лучи заходящего солнца, отражающиеся в водах лагуны, пламя свечей, и, в особенности, вино, сделали свое дело: мы понемногу успокоились, и Бьянка опять стала улыбаться.
– А что вы сейчас делаете в Турине? Я не успел спросить вас об этом на Капри, – поинтересовался я.
Бьянка надула губки и стала объяснять мне ситуацию: вернувшись из Лиона, она вынуждена была забросить микропсихоанализ, так как почти все ее время было теперь занято анализом данных, мною предоставленных, который она не успела завершить в Лионе. И она устроилась на полставки в лабораторию сна.
– А теперь, после вашего утреннего доклада, я буду пытаться записывать душу, – сказала она мне, грустно улыбаясь.
Я почувствовал себя виноватым. Ведь это я увлек ее «объективным» изучением сна.
– Знаете, Бьянка, после приезда в Монтегротто я изменился. То есть за последние три-четыре дня. Может, это действие фанго, но я чувствую себя гораздо лучше. У меня такое чувство, что я наконец нашел истину.
Я украдкой заплатил по счету, который был явно завышен. Мотоскафо скользил к вокзалу Санта-Лючия по каналу цвета инкрустированной перламутром слоновой кости. Бьянка до среды уезжала в Рим. Значит, у нас будет возможность еще раз увидеться. У меня был номер ее мобильного телефона (который я вначале принял за номер Муранеллы).
– Бьянка, – обратился я к ней, прощаясь, – я сохраню самые ужасные воспоминания о нынешнем утре, но самые чудесные – о нынешнем вечере. Арриведерчи.
Я не решился поцеловать ее на прощание. Но мне показалось, что в глазах у нее стояли слезы.
Глава 7. Консультации в Падуе
Суббота, 11 сентября 1999 года
Девять часов: никаких фанги по субботам и воскресеньям. Так что к двум часам ночи мне удалось дочитать «Желтого пса» Сименона. Настроение улучшилось, дурные мысли о конгрессе в Венеции рассеялись. Противно было вспоминать эти торжествующие улыбки и сочувственные взгляды, которыми провожали меня вчера психологи римской школы, включая самого президента, примерявшего шляпу психоаналитика… У меня также оставалось ощущение, что Бьянку я предал. Ведь это я заставил ее забросить микропсихоанализ ради того, чтобы в Турине погрузиться в нейробиологические исследования сна. А ведь она нуждалась в моей поддержке, недаром же вчера вечером в ресторане «Киприани» настойчиво намекала на то, что все время сталкивалась и продолжает сталкиваться с одними и теми же трудностями. На нее нападают с двух сторон: микропсихоаналитики смотрят на нее как на ренегатку, а неврологи считают, что она как микропсихоаналитик вторглась на чужую территорию. Полиграфические регистрации сна пока оставались заповедной зоной для неврологов. Однако уже через несколько месяцев после описываемых событий к ним присоединятся пульмонологи, специалисты по легочным заболеваниям, в связи с проблемой апноэ во сне…
Мой сон в последнее время стал слишком тревожным. Но в эту ночь я спал без снов, за исключением одного очень короткого сновидения, в котором мне привиделась «Марлен» в пижаме, выходящая из моей комнаты через окно!
Может, подобные микросновидения предвещают какую-то опасность? Пожалуй, пришла пора поближе познакомиться с этой «Марлен»!
Но что на самом деле было важным в это утро, так это то, что мое ощущение «морской болезни на суше» вернулось, предшествуя состоянию дежа вю. Придется мне все же ехать в Падую к доктору Перуккио, консультанту отеля, поскольку уж у него-то огромный опыт касательно всех побочных последствий применения грязевых ванн.
Вернувшись в номер после легкого завтрака, я решил вначале разобраться со своей статьей. Я задерживаю ее редактирование или я ее совсем снимаю? Если я ее всего лишь задерживаю, то рано или поздно мне придется написать, что я отрицаю все то, что говорил до сих пор. В этой статье я должен буду оправдывать веру в существование вещих снов, отвергать гипотезу об изоморфизме – соответствии между электрической активностью мозга и состояниями сознания. Наконец, я должен буду прийти к идее, что, кроме мозга и сознания, должна быть еще и душа. Такая гипотеза порадовала бы дух одного знаменитого нейрофизиолога, которого я хорошо знал на протяжении доброй дюжины лет, сэра Джона Эклса.
Перечитывая резюме, написанное во вторник, всего четыре дня назад, я подумал о том, что мне придется полностью изъять три последних главы и, главное, гипотезу генетического программирования во время парадоксального сна. Я должен остаться на уровне феноменологии. Только описание. Никакого обсуждения, никаких механизмов, поскольку нет изоморфизма – взаимно однозначного соответствия между электрической активностью мозга и состояниями сознания, и, соответственно, никаких «почему»! Hypothesis non jingo[65]65
«Я не выдумываю гипотез» – выражение Исаака Ньютона (примеч. В. К.).
[Закрыть]. Как Ньютон!
Я, однако, предвижу реакцию редакторов журнала «Philosophical Transactions». Одни будут в восторге, зато другие завалят меня критическими письмами, тонко намекая на то, что такого они от меня никак не ожидали. И это будет длиться бесконечно. Кроме того, исчезновение Муранеллы отбило у меня всякую охоту вновь погрузиться в мой манускрипт. Отложим-ка лучше все это до греческих календ… Я понимаю, что нельзя просто так отказаться от такой высокой чести – написать статью в «Philosophical Transactions». Так что чем короче, тем лучше.
Дорогая мисс…
С тех пор, как я нахожусь здесь, мое здоровье значительно ухудшилось. Мне придется лечь в неврологическую клинику, быть может, даже оперироваться. Поэтому я не смогу написать обзор для «Philosophical Transactions» до конца ноября. Как только я смогу приступить к работе, я отправлю вам факс. Приношу свои глубочайшие извинения.
Искренне Ваш
Итак, жребий брошен. Мой английский просто ужасен! Секретарша решит, что я окончательно спятил в этом Монтегротто и меня кладут в психиатрическую лечебницу. Однако как только я отдал этот факс на отправку, сразу ощутил огромное облегчение. Нет больше домашнего задания! Вечером это нужно обмыть! Покидая гостиничный холл, я бросил взгляд на сегодняшний гороскоп.
«Скорпион. Личная жизнь: противоречивость вашего поведения стала очевидной для вашего партнера. (Это про кого – Бьянку? Разумеется, она считает меня крайне непоследовательным.) Работа: вы начинаете воспринимать свою работу под новым углом зрения. Вот что преподносит вам Юпитер в Тельце. (Вот уж поистине невероятное предсказание! Надо бы мне принести жертву Юпитеру.) Настроение: немедленно расслабьтесь, иначе ваши психические переживания неизбежно отразятся в соматических нарушениях – кожных повреждениях, желудочных болях. Все средства хороши для снятия возбуждения».
Боже ж ты мой, эта астрология предсказала даже красную шишку у меня над ухом! Я погрузился в размышления о проницательности моего гороскопа. Вот уже в третий раз он в точности предсказывает все мои проблемы – и психические, и соматические. Совершенно невозможно объяснить это простым совпадением. Почему я так долго игнорировал астрологию? И столько лет потратил на дурацкие регистрации электрической активности мозга у крыс и мышей!
Я позвонил доктору Перуккио в Падую. Да, он у себя. Нет, я ему не помешал. Да, он сможет меня принять в половине третьего. Arrivederci. Grazie. У меня есть три часа, чтобы поплавать в бассейне. Туман еще не рассеялся. Солнце уже посылало свои лучи в Венецию, но с Венецией покончено!
Доктор Перуккио обитал в Падуе в старом обветшалом доме на Римской улице, недалеко от Дворца Бо, где находится университет.
– Ну что, дорогой коллега? – спросил он меня, когда я явился. – Что у вас там за неприятности с этим лечением? У вас тошнота, одышка, боли в области сердца, чувство тревоги во время фанги или отек лодыжки? Насколько я помню, давление у вас нормальное.
– 130 на 90, – ответил я.
Я быстренько объяснил суть проблемы: ощущение дежа вю, периодически возникающее чувство какой-то приятной рассеянности, и, наконец, стыдно сказать, «шишечки» на виске и затылке. Я не вижу другой причины, кроме фанго, для объяснения этих курьезных симптомов.
– Дорогой коллега, эти ванны – фанги – могут быть причиной лишь того, что происходит во время процедуры, ну, может, еще часок-другой спустя, – ответил он мне уверенным тоном. – Иногда они могут вызывать сосудистые нарушения, инфаркты, инсульты. Это бывает очень редко. Примерно раз в двадцать лет. Во время приема ванн часто возникает чувство тревоги, и еще чаще – отек лодыжки. Но ваши симптомы, которые появляются только к вечеру, не имеют никакой связи с грязевыми ваннами. Ваши проблемы связаны, скорее, с вашим нынешним одиночеством, бездельем, скукой. Беда в вас, а не в фанго. Я могу лишь порекомендовать вам в дальнейшем ограничить время грязевой процедуры десятью минутами.
Разумеется, он был прав, но для меня оставалось необъяснимым, как такое типично «невротическое» расстройство могло быть спровоцировано грязевой ванной.
– Чтобы вас успокоить, я еще раз измерю ваше давление. Опять 130 на 90. С вами все в порядке, – сказал он, похлопав меня по спине. – Покажите-ка мне ваши шишечки. Нет, это не то. Они находятся там, куда лечебная грязь не попадает. Смажьте их йодом. Что касается всего остального, то примите вечером какое-нибудь успокоительное. Лучшее из них – это алкоголь, только немного. У вас не было никакого приключения в Венеции? Вы ведь уже немолоды…
Я с восхищением осматривал огромную библиотеку, которая занимала три стены его кабинета. Там была, наверное, добрая тысяча книг. Уж в этом-то я разбираюсь.
– У вас сотни замечательных книг. А может, и вся тысяча, – предположил я.
– Точнее говоря, здесь 965. У вас хороший глазомер. И еще в другой комнате. Всего около 3000 книг по грязи и водолечению. Ну, раз вы такой любитель старых книг, я покажу вам вот это.
И он снял старую книгу форматом в четверть листа в коричневом пергаментном переплете.
– Это один из ваших соотечественников, Шарль Патэн. «Трактат о горючих торфах», 1663 год, раритет. Патэн был приговорен к пожизненным работам на галерах в 1668 году за то, что приобрел запрещенные книги для библиотеки своего отца. Естественно, он бежал из страны. Факультет в Падуе присвоил ему звание профессора хирургии. В ту эпоху он еще заботился о привлечении оригинальных умов! Не то что ныне, увы… Если у вас есть время, я могу вам показать мои грязи.
Перуккио с гордостью продемонстрировал свою коллекцию, находившуюся на верхних этажах его дома. Ему пришлось перепланировать аж четыре комнаты, чтобы разместить свои лечебные грязи. Каждая из них находилась в сосуде, на котором было указано место и год сбора. Абано 1967, Экс-Ле-Бен 1970, Хаконе (Япония), Ноборибецу (Хоккайдо), Роторуа (Новая Зеландия), Йеллоустон, Исландия и т. д.
– Меня интересуют растительные грязи и минеральные воды, которые выходят на поверхность при температуре от восьмидесяти до ста градусов, так как подогреваются поверхностной или глубинной вулканической активностью.
– А можете ли вы дать, хотя бы для Монтегротто, более или менее удовлетворительное объяснение благотворному воздействию на боли при артрозе?
– Думаю, что да.
– Это из-за воды?
– Ну, это нечто, что находится в воде, но развивается в грязи.
– Радиоактивность?
– Вы шутите! Минеральные воды обладают очень слабой радиоактивностью. Тут просто не о чем говорить.
– Тепло?
– Нет, чистая вода с температурой сорок градусов никакого влияния на боли не оказывает.
– Химический состав минеральных вод? Раз они стекают с Доломитовых Альп, то, значит, воды и грязи богаты кальцием, который обменивается на азот при соприкосновении с кожей.
– Тоже нет! Эта гипотеза все еще в моде, но проведены опыты с искусственной минерализованной водой, подогретой до сорока градусов. Результаты отрицательные.
– Значит, ни тепло, ни радиоактивность, ни химический состав. Но больше ничего не остается… Неужели в этих ваших водах и грязях есть еще что-то живое? При восьмидесяти?
– Да, даже при девяноста. Мы выделили архебактерию. Ту самую, которая обитает в экстремальных условиях, вокруг действующих глубоководных вулканов – «черных курильщиков» и в гейзерах Йеллоустона.
– Чем же питаются эта ваша архебактерия?
– Еще неизвестно. Может, серой, хотя ее там маловато.
– Но ведь в морской среде архебактерий сосуществуют с гигантскими червями!
– И здесь тоже. Пойдемте, глянем.
Перуккио увлек меня в последний зал. Здесь находилось нечто в стеклянных цилиндрах.
– Взгляните-ка на этот сосуд – узнаёте?
– Это дождевой червь.
– Вы, конечно, знаете, какую роль играют дождевые черви в образовании грязи, по крайней мере, некоторых грязей?
– Да, я читал книгу Дарвина.
– Изредка удается найти в сорокоградусной грязи, которая окружает более горячую, с температурой восемьдесят градусов грязь, громадных белых червей, таких, как этот.
И он мне показал действительно огромного белого червя длиной тридцать сантиметров и диаметром два сантиметра.
– Это что, новые виды?
– Да, архебактерия Archaebacteriae desulfurococcus eugenee и червь Lombricus gigantus eugenee – главные открытия. Мои открытия!
– А где вы все это опубликовали?
– Мое письмо в Academia dei Lincei[66]66
Римская академия, одна из старейших в мире, объединяет ученых различных направлений (примеч. ред.).
[Закрыть] было отвергнуто. Мои коллеги слишком завистливы. Я, видите ли, не определил последовательности генома моей архебактерии.
– А как же червь?
– Я еще должен, оказывается, доказать, что он может выжить в грязи с температурой 40 градусов. Но я все равно опубликовал свои результаты в местном научном журнале в Падуе.
– Так вы считаете, что от этих архебактерий зависит лечебный эффект грязей?
– Именно. Ведь помимо архебактерий и большого червя в растительной грязи находится бесконечное множество живых организмов. Это микроскопические животные или растения, живущие в травяной грязи, образуют разные вещества (так называемые «факторы»), которые проникают через кожу. Особенно при 35–40 градусах, температуре грязевых ванн, фанги, когда подкожные сосуды расширены.
– Какие факторы?
– Не знаю. Я ведь работаю в одиночку, и я не биохимик. А заинтересовать этим университетских коллег совершенно невозможно. Им это кажется чем-то несерьезным. Вы ведь знаете, что я больше в университете не работаю…
Я вызвал Перуккио на откровенность. Какие же такие факторы, содержащиеся в лечебной грязи, могли повлиять на мой мозг? Еще какой-нибудь из этих эндорфинов, которые вызывают у меня ощущение дежа вю? А почему бы и нет? Это, пожалуй, наиболее вероятная гипотеза. Но почему только в этот раз, а не во время предыдущих лечений?
И почему только я один этим страдаю среди множества всех этих курортников? Я оставался в раздумьях.
Мы спустились. Я не осмеливался спросить Перуккио о его гонораре.
Внезапно у меня возникла мысль предложить ему камчатские грязи. Ведь их у него не было. Конечно, можно было бы попросить этого чертового Сергея – в качестве частичного возмещения за скорее всего украденные им диск компьютера и, возможно, вещество GB169. А если Сергей не сможет, то мой московский друг М., который часто бывает на Камчатке, с удовольствием окажет мне эту услугу.
– А знаете, дорогой коллега, – сказал Перуккио, провожая меня до двери, – эта ваша рассеянность, психический автоматизм… ведь все это может быть связано с нарушением сновидений. Хоть вы и великий специалист по снам, но ведь известно, что врач сам себя не лечит. Вам стоит сходить на консультацию к доктору Глории Земински. Она сексоонейролог, или онейросексолог, уж не знаю. Я слышал ее доклад на одной конференции два-три месяца назад. Она производит впечатление серьезного исследователя. Сходите-ка к ней на консультацию.
– Почему бы и нет?
– Она живет недалеко отсюда, на виа Санта-Лючия. Я ей сейчас позвоню и узнаю, сможет ли она вас сегодня принять. Ваше имя ей наверняка известно.
«Онейрологи всех стран, соединяйтесь!» – посмеялся я про себя.
Он скоро вернулся.
– Вам везет. Она сможет вас принять через два часа. Можете пройтись пешком. По дороге выпейте капучино в кафе Педрокки.
Мне было любопытно встретиться с онейросексологом. После микропсихоанализа, с теорией которого я уже успел ознакомиться на лекции бородатого гиганта, эта была новая ветвь в изучении сновидений, развивающаяся в Италии. Кабинет доктора Земинской находился в роскошном особняке, на двери которого была прикреплена маленькая золоченая табличка с ее именем. Мне открыла молодая женщина в очень короткой юбке, сильно накрашенная и сексуальная.
– Il dottore vi ricevera subito[67]67
Доктор вас примет сразу (итал.).
[Закрыть].
Как должна выглядеть эта dottore Земински? Мне представлялась строгая пятидесятилетняя дама, увешанная драгоценностями, как некоторые мои знакомые «психоаналитички». Прихожая была отделана шикарно и со знанием дела: фаллос нескромно украшал сюрреалистическую картину. Стояло несколько псевдонаучных изданий по сновидениям и по сексу.
– Buona sera, Professore. Il grande professore del sogno dei gatti![68]68
Добрый вечер, профессор! Знаменитый профессор по кошачьим снам! (итал.)
[Закрыть] – сказала она, входя.
Это была симпатичная брюнетка лет сорока, хорошо сложенная, в фиолетовом платье с вырезом, обнажавшим пышную грудь. Ее губы были ярко накрашены, а черные глаза подведены карандашом.
Мы прошли в кабинет. Вместо обычной кушетки здесь в самом центре комнаты стояла настоящая кровать. На стенах было множество телевизионных экранов. Зачем? Чтобы показывать импотентам порновидео?
– Ну, рассказывайте вашу историю, – сказала она, надев очки и усевшись за письменный стол.
Я попытался как можно проще объяснить ей свои проблемы, мой «невроз», спровоцированный, несомненно, грязевыми ваннами. Слушая мой рассказ, она явно скучала. Какой же из нее врач! Пора было переходить к главному – сновидениям и сексу.
– Видите ли вы сны и помните ли их содержание?
– Конечно. Более того, я их записываю, чтобы не забыть.
– Когда просыпаетесь после сновидения, бывает ли у вас эрекция?
– Да, почти всегда.
– Ясно. Не могли бы вы привести мне один-два недавних сна, в которых фигурируют четыре стихии?
– Это что, вода, огонь, земля и воздух? – спросил я.
– Разумеется, – ответила она, пожав плечами.
Я рассказал ей свой сон о путешествии в Венецию, в котором фигурировала синяя вода – очевидный дневной остаток!
– А почему вы уверены, что это Венеция, а не, скажем, вода в бассейне?
– А что, это важно?
– Принципиально важно. Если приснилась морская вода, то это банально. А если приснилась термальная вода, то эта мягкая серная вода толкуется как единение воды и огня.
– Должно быть, это все же был бассейн.
– Я уверена, что это был бассейн, – подтвердила она. – А еще какой-нибудь сон про воду вам снился?
– Нет. Не помню.
После долгого молчания я ей рассказал про сон с мрачной черной водой и скелетами.
– Ну, все ясно, это сон о смерти, – сказала она. – Вам снится смешение воды и огня. Это сексуализация женского начала. Вода с огнем, явный признак мужского начала. Это прочный союз – теплая влага зачатия. Зачатия, имеющего двойной смысл, – это не только вы, но еще и ваша работа.
– А как же смерть? – спросил я.
– Это смерть вашего творения. Вы должны усомниться в своих идеях. Эта смерть означает провал, разумеется, подсознательный. Это и объясняет ваш невроз. Вы ведь мне сказали, что у вас трудности с написанием статьи, не так ли?
– До такой степени, что я не смог ее дописать.
– Ну вот, видите! Это же типичный случай вытеснения. Сначала снится вода и огонь, а через два-три дня смерть.
Наступило долгое молчание.
– Но я могу вас вылечить, Professore, – сказала она, улыбнувшись.
И она пригласила меня в соседнюю комнату, которая оказалась роскошно оборудованной ванной-джакузи.
– Раздевайтесь и полежите минут пять в ванной, чтобы расслабиться. Затем наденьте юката, этот легкий японский халат, и возвращайтесь в мой кабинет.
Черт возьми, эта ванна была нагрета лишь до тридцати четырех градусов. Нейтральная температура! Где тут кран? Как вызвать служанку?
Когда я вернулся в кабинет, доктор Земински уложила меня на кровать. Она склонилась надо мной. Я был практически наг, так как полы юката распахнулись и сползли по бокам кровати…
– Вы должны снова рассказать мне ваш сон, но на этот раз нужно, чтобы одновременно возникла эрекция. Как это и было во время сновидения. Это такое очевидное условие, но ни один психоаналитик до этого не додумался. Какие они все-таки невежды! Я вам помогу, – сказала она, кокетливо улыбаясь и лаская меня между бедрами. Закройте глаза.
Я начал пересказывать мой первый сон. Она стала меня тихонько мастурбировать, отчего эрекция стала полной.
– А теперь второй сон.
Я запнулся и открыл глаза: она с азартом меня мастурбировала, ее груди вывалились из платья. Наши взгляды встретились, и я тут же кончил. С необычайной ловкостью она собрала мою сперму в стеклянную пробирку.
– Вы молоды не по возрасту, – сказала она мне. – Ну, посмотрим…
Она привела в порядок свое платье и взяла четыре стеклянных сосуда, содержащих какие-то жидкости черного, серого, красного и синего цветов. Затем стала набирать шприцем мою сперму и добавлять поочередно в каждую из этих жидкостей.
В черной, синей и серой жидкости моя сперма плавала, а в красной опустилась на дно.
– Вот вам и причина вашего невроза. Вы знаете, что, согласно моей сперматической теории, именно сперма ответственна за сновидения. В вашем первом сне сперма вызвала приятную онейрическую картину, этот брачный союз огня и воды. Во втором случае сперма вызвала очень неприятный сон о смерти. Из-за этого противоречия ваша сперма не всплыла в красной жидкости… Видите, все проблемы в вашей сперме! Как только вы мне рассказали свои сны, все стало на свои места. Вы излечены!
– Но в чем же различие между этими четырьмя жидкостями?
– Эти сосуды содержат четыре элемента Фабрициуса. Черная жидкость означает землю, серая – воду, синяя – воздух, а красная, самая летучая, означает огонь. Вы можете одеваться, Professore…
Разумеется, я чувствовал себя лучше…
Кем была эта женщина? Психологом или проституткой высшей пробы? Верит ли она сама в то, что говорит? Очевидно, в той же мере, что и большинство психоаналитиков. Зато лечение быстрое и приятное. Так что многие пациенты еще вернутся…
Со времен Артемидора Эфесского мир снов всегда был пристанищем всякого рода предсказателей, истинных и ложных. «А ты? – спросил я себя. – Ты сам-то разве не злоупотреблял легковерностью своих коллег и широкого круга читателей? Разве ты сам – знаешь, как связаны сновидения и нейроны гиппокампа, как работает тета-ритм? Разве твоя „научная“ теория менее безумна, чем онейросексологическая?»
– Вы излечены, Professore, однако заходите еще. Я всегда рада оказать услугу коллеге-ученому. Хоть он и мучает мышек и кошек, – произнесла она, подняв палец.
Она посмотрела на часы. Ясно, что о нюансах онейросексологии мы уже не сможем поговорить…
– Можете расплатиться французскими франками, с вас 1800, – сказала она…[69]69
1800 франков – около 300 долларов (примеч. В. К.).
[Закрыть]
Когда я явился в ресторан отеля «Теодорих», чтобы поужинать, я увидел, что на всех столах горят свечи, отбрасывая мерцающие отблески на потухшие люстры. Это была всегдашняя вечеринка по случаю завтрашней экскурсии на Эвганейские холмы, которая устраивалась дважды в месяц по воскресеньям. «Марлен» казалась особенно соблазнительной в колье из светлого янтаря на черном платье. Слева от меня «мадам Крупп» блистала всеми своими бриллиантами. Настоящими или поддельными? Только я вошел, как ко мне устремился метрдотель.
– Professore, вы завтра едете на экскурсию?
Еду ли я? Но с кем? Людвиг Манн наверняка не захочет ехать.
Я повернулся к «Марлен».
– Вы едете на эту экскурсию?
– Я поеду, если поедете вы, – ответила она с улыбкой.
– Тогда запишите нас двоих, – сказал я метрдотелю.
По завершении ужина я пригласил «Марлен» в бар.
Мы выбрали местечко как можно дальше от пианино и на некотором расстоянии от танцевальной площадки, заполненной кругом артрозных танцоров, навевавших тоску.
– Возьмите грушевый ликер «Вильямин» или малиновый – они оба превосходны, – предложил я.
– «Вильямин», пожалуй.
«Марлен» хранила молчание. Что это означало – скромность, робость или стремление защитить себя? Скорее всего, скрытность.
– Вы не посещаете ни фанги, ни бассейна? – спросил я.
– Да нет, я не на лечении, но с удовольствием плаваю в бассейне после полудня, когда вы уезжаете в Венецию, – ответила она мне с улыбкой. – Я выбрала этот отель центром моей деятельности. До сих пор нам с вами не доводилось общаться. Разрешите мне представиться. Меня зовут Наташа Бурешова. Я родилась в Петровске[70]70
Так у автора. Вероятно, речь идет о Павловске (примеч. ред.).
[Закрыть], под Санкт-Петербургом, но стала чешкой после замужества. Это давняя история. От метрдотеля я узнала, кто вы, профессор Жуве. Я журналистка. Внештатная, freelance, как здесь говорят. Пишу книги о туризме, иногда заметки для гидов и туристических журналов. Сейчас я готовлю большой материал про Венецию. Не только саму Венецию, но и про ее пригороды, которые никогда никем не посещаются. Ведь обычный турист не знает ничего, кроме Венеции, а я стараюсь раскрыть перед ним сокровища Падуи, Виченцы, Равенны, палладинских дворцов. На этот раз я должна собрать материал и высказать свое мнение обо всех этих гостиницах-санаториях с лечебными грязями и минеральными водами… Так вот, по-моему, этот отель – лучший из всех от Абано до Монтегротто.
– Но разве чехи здесь отдыхают?
– Чехи, в основном, ездят лечиться в Карловы Вары (бывший Карлсбад), но в дешевых отелях Венеции их полным-полно. Сейчас даже есть прямой поезд от Праги до Венеции.
– А русские? Вы же можете говорить и писать по-русски. Отчего же вы не сотрудничаете с их туристическими агентствами?
– В данный момент Венеция в России не продается. Русских больше привлекают солнце и казино. Они обычно отдыхают на итальянской и французской Ривьере.
– Ну что ж, это приятное занятие. Вы надолго здесь задержитесь?
– Нет, в конце следующей недели возвращаюсь в Прагу. Я очень рада, что благодаря вам смогу посетить Эвганейские холмы… А ваш друг, австрийский профессор, поедет с нами?
– Профессор Манн? Думаю, нет. Он терпеть не может массовые мероприятия. Терпеть не может компании австрийцев или немцев своего возраста.
Наступило долгое молчание. «Марлен»-Наташа смущала меня. Я никак не мог осмелиться рассказать ей о том, что видел во сне, как она устремляется ко мне с обнаженной грудью… В глубине зала несколько пар танцевали под звуки пианино. На этот раз сама Наташа нарушила молчание.
– Мне сказали, что вы специалист по сну.
– Да. Я приехал сюда, чтобы написать важную статью о механизмах сновидений, но, не знаю почему, я уже три дня не могу работать. Меня это больше не интересует.
– Вам перестали сниться сны?
– Да. Во всяком случае, меньше. Сны ведь бывают разные. Бывают сны-загадки, это всегда интересно. Меня сейчас интересуют венецианские музеи, и мне хотелось бы вернуться в Равенну. Я увлекся музыкой и живописью. Я захватил с собой кое-какие научные книги, чтобы их здесь читать или перечитывать, но обнаружил, что не в силах этого делать. Все эти заумные теории представляются мне теперь чудовищно наукообразными, каким-то фарсом… Я не могу больше читать своих собственных сочинений! Думаю, все это надо выбросить и сжечь… Хотелось бы завершить свой отпуск в каком-нибудь шикарном отеле в Венеции. Таком, как «Киприани» на Джудекке, где я вчера вечером ужинал. Я бы сидел там под солнцем и смотрел на вапоретти, корабли и лодки…
– Но ведь «Киприани» – один из самых дорогих отелей Венеции. Там места нужно бронировать за несколько месяцев!
– Догадываюсь! Да и одеваться в этих роскошных венецианских отелях нужно совсем по-другому. Мы с моим другом Людвигом Манном как интеллигенты привыкли ходить в чем попало. Ни галстуков, ни пиджаков, ни вельветовых брюк. Скоро вообще будем ходить в джинсах и кроссовках! А мне и вправду хочется прикупить несколько красивых итальянских костюмов. Только где – в Венеции или Абано? Что вы мне посоветуете?
– Конечно, в Абано, ведь там множество первоклассных магазинчиков, торгующих одеждой, обувью и бижутерией, собрано на одной улице, тогда как в Венеции все ноги оттопчешь.
– Точно, на следующей неделе еду в Абано. Мне хочется ходить по магазинам, прицениваться, щупать ткани. Хочется купить шикарный костюм, рубашки, туфли, может, кашемировый макинтош и обязательно трость. Как вы думаете, там в Абано есть магазин, торгующий тростями?
– Ну конечно! Ведь здесь процент богатых людей, пользующихся тростью, один из самых высоких в мире! А какую трость вы хотите купить?
– Трость с секретом. Очень толстую, с флаконом внутри. Тогда на научных конференциях, если станет невыносимо скучно, я смогу потихоньку выпивать… Наконец, я хочу купить красивые золотые часы «ролекс», как у моей соседки слева. У меня бывали разные красивые часы, но мои дети их все растащили.