Текст книги "Похититель снов"

Автор книги: Мишель Жуве

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Мишель Жуве
Похититель снов

Предисловие переводчика

Профессор Мишель Жуве, автор и герой романа – один из крупнейших специалистов по физиологии сна, которому современная наука о сне («сомнология», «гипнология» или «онейрология») обязана большей частью своих поразительных открытий. Профессор Жуве – гордость Франции, один из выдающихся ученых, член Национальной Академии наук, лауреат многих национальных и международных научных премий.

Жуве родился в 1925 году недалеко от Диона. Его отец был врачом, но интеллект и уровень знаний этого человека намного превышал «среднемедицинский». Вся семья была на редкость талантлива, так, брат Жуве (к сожалению, безвременно умерший) был в свое время самым блестящим из молодых физиков-теоретиков во Франции.

Во время Второй мировой войны Мишель Жуве, тогда студент-медик, был призван в армию, воевал под Страсбургом. В период оккупации ушел в партизаны-маки, сражался в горах недалеко от Диона. Имеет боевые награды. После войны Жуве закончил учебу во Франции и аспирантуру в США, в лаборатории крупнейшего нейрофизиолога Гораса Мэгуна. Затем вернулся во Францию, в родной Лион, на кафедру экспериментальной медицины Университета им. Клода Бернара, которую вскоре возглавил, и оставался на этом посту более тридцати лет, вплоть до своей отставки в 1995 году.

Жуве одним из первых в конце пятидесятых годов минувшего века наблюдал и регистрировал электрофизиологические проявления парадоксального сна (быстрого сна, сна со сновидениями) у кошки. Справедливости ради следует отметить, что за несколько лет до него эти феномены у человека и кошки описали американские авторы: крупнейший специалист по проблеме сна первой половины XX века Натаниель Клейтман (кстати, выходец из России, родился в Кишиневе) и его аспиранты Юджин Азеринский и Билл Демент. Однако по-настоящему понял, какое открытие было сделано, и создал новую парадигму (как говорят философы) именно Жуве. Согласно Жуве, парадоксальный сон (этот термин также принадлежит ему) – не классический сон и не бодрствование, а особое, третье состояние организма, характеризующееся парадоксальным сочетанием активности мозга и расслабления мышц, как бы активное бодрствование, направленное внутрь.

В 1960-е годы Жуве внес громадный, неоценимый вклад в физиологию сна. Он превратил кафедру экспериментальной медицины в самый крупный в Европе и один из крупнейших в мире институтов по экспериментальному и клиническому изучению сна. Им и его коллегами была изучена и досконально описана вся феноменология сна, его анатомическая основа, нейрофизиологические, биохимические, онто– и филогенетические аспекты и прочее. В числе экспериментальных открытий Жуве были и совершенно фантастические, достойные Гуго Ласэва[1]1
  Гуго Ласэв – придуманный М. Жуве гениальный французский ученый XVIII века, медик по образованию, философ и натуралист, испытывавший особый интерес к загадке сна и сновидений. Анализируя полторы тысячи своих снов, которые он записывал тотчас после пробуждения на протяжении шести лет, Ласэв обнаружил, что определенные картины и сюжеты время от времени повторяются, подчиняясь строгой математической закономерности. Располагая лишь примитивными механическими и оптическими приборами своего времени, он сделал открытия, которые составляют гордость нейрофизиологии второй половины XX века. Он догадался о существовании в головном мозге центра сна, о наличии в организме особых веществ, регулирующих сон, сформулировал гипотезу о функции сновидений и т. д.
  Неутомимый путешественник, Ласэв бесследно исчез в одной из экспедиций Лаперуза к далеким островам Рюкю в западной части Тихого океана. К счастью, спустя двести лет дневники Ласэва якобы были случайно обнаружены в сундуке, купленном на распродаже антикварных изделий, и легли в основу романа М. Жуве «Замок снов», недавно опубликованного и в России (серия «Наука для всех», пер. с фр. В. М. Ковальзона. «Век 2», Фрязино, 2006).


[Закрыть], – например, кошка, демонстрирующая свои сновидения[2]2
  В мире науки. М.: Мир, 1983. № 6. С. 62–71.


[Закрыть]. Нашим ученым Мишель Жуве известен главным образом как автор методики «стресса по Жуве», в ходе которой подопытное животное (мышь, крысу или кошку) помещают на небольшой островок, окруженный водой. Во время парадоксального сна происходит полное мышечное расслабление, и животное сваливается в воду. Пребывание на островке в течение нескольких суток вызывает почти полное подавление парадоксального сна, а также значительное снижение медленного сна и сильный стресс у животного[3]3
  Ковальзон В. М. Стресс, сон и нейропептиды // «Природа». 1999. № 5. С. 63.


[Закрыть].

Мишель Жуве – личность почти легендарная, и его собственная жизнь также достаточно интересна и насыщена событиями, о чем он рассказывает в своей новой книге «Похититель снов». Роман вышел в Париже, в конце 2004 года, в том же издательстве Одиль Жакоб, где ранее были опубликованы его роман «Замок снов» и сборник научных эссе «Сон и сновидение». «Похититель снов» написан в жанре детектива, действие которого происходит в наши дни, но фабула лихо закручена на том же сюжете – проблеме сна и сновидений, которой были посвящены предыдущие книги автора. Герой романа – сам Жуве, инвалид войны, получивший тяжелое ранение в боях с гитлеровцами, приезжает лечиться на грязевой курорт в Северной Италии, где попадает в круговорот захватывающих событий, становясь жертвой собственных открытий… Процесс «деперсонализации» героя книги описан автором с необычайным мастерством. У читателя наверняка возникнет тревожный вопрос: насколько серьезно можно воспринимать все то, что написано в романе? Не является ли он своего рода провокацией, желанием поставить под сомнение незыблемость ряда общепризнанных научных положений? Сам автор в беседах и письмах к переводчикам неоднократно предупреждал, чтобы читатель не расценивал все, что говорит герой книги, как отход от естественно-научной позиции самого автора. «Да, герой этой книги – я сам, но „я“, находящийся в состоянии измененного сознания», – подчеркивает Жуве.

За интригующим сюжетом, порой драматическим, порой комическим, скрываются глубокие размышления автора о судьбах Европы, о роли науки, его тревога за будущее человечества, неспособного обуздать свою собственную мощь, порожденную научно-техническим прогрессом, и направить ее на благие цели… Несомненно, роман будет интересен и специалистам-сомнологам, и широкому кругу читателей, интересующихся современной наукой. Во всяком случае, во Франции книга пользуется огромным успехом и в настоящее время переводится на ряд иностранных языков. Наш читатель, привыкший в литературе к иронии и полутонам, надеюсь, проявит снисходительность к «джеймсбондовским» пассажам автора, к которым, мне кажется, он и сам относится не слишком серьезно.

Что касается существа затронутых в книге Жуве научных вопросов, то поспешим успокоить читателя: хотя изложенные в романе сведения о природе сна и сновидений, о работе мозга действительно относятся к багажу знаний современных нейронаук, однако объединенные вместе и вплетенные в загадочные события, происходившие с героем повествования в Венеции, – не более чем полет фантазии автора… В первую очередь сомнителен сам главный постулат автора – что воздействие на механизм сновидений может изменить структуру личности. В то же время в арсенале современной психиатрии имеется немало сильнодействующих средств, способных изменять структуру личности и, как следствие, влиять на характер сновидений. В целом, несмотря на огромный вклад Жуве, его коллег и других сомнологов второй половины XX века в расшифровку механизмов парадоксального сна и соответственно сновидений, вопросы «зачем?», «для чего?» и поныне остаются без ответа. Этот ответ, несомненно, рано или поздно будет дан нейрофизиологами и сомнологами XXI века. Что лежит в основе романа Жуве – так это вера в безграничную мощь познающего разума, способного, в конечном счете, познать и самое себя…

В. М. Ковальзон, доктор биологических наук, председатель правления Российского общества сомнологов

Предисловие автора к русскому изданию

Мне всегда нравились города, пересеченные сеткой каналов или расположенные в устье реки. Вот почему я люблю посещать Санкт-Петербург, Амстердам и особенно Венецию. В «Светлейшей республике» (так называли Венецию в XV–XVI веках) изображения дворцов и соборов, отраженные в тихой воде каналов, искажаются легкой рябью от вапоретто[4]4
  Vaporetto – большой катер, морской трамвай (итал.).


[Закрыть] и превращаются в онейрические[5]5
  Сновидческие.


[Закрыть] сцены. А в качестве театра, где они происходят, я выбрал Венецию и Санкт-Петербург. Я мог бы просто выдумать героя романа, но ведь история эта была продиктована моим бессознательным, то есть снами, явившимися из самых глубин моей личности. Вот почему я предпочел написать эту книгу от первого лица и стал мишенью для упреков и иронических замечаний ряда читателей. Я хотел рассказать о том, как можно было бы (или нельзя) изменить личность человека, воздействуя с помощью препаратов на определенные механизмы сновидений. Первые три главы книги основаны на реальных событиях. В 1999 году я действительно в седьмой раз приехал на лечение термальными водами в Монтегротто (близ Венеции) и начал писать длинную научную статью на английском языке с изложением гипотезы касательно функций сновидений (так называемое «последовательное генетическое программирование личности»). Каждый день после полудня я плавал по Венеции на вапоретто номер 41 и на этом кораблике повстречал при любопытных обстоятельствах, которые описаны в книге, одну симпатичную туристку. Постепенно я забросил написание статьи, и с четвертой главы события принимают фантастический оборот. Сон о крейсере «Аврора» в Санкт-Петербурге на самом деле заставляет вернуться к воспоминанию о тех долгих дискуссиях, которые я вел с русскими исследователями во время Всемирного конгресса по физиологии в 1997 году по проблемам сновидений и их возможности влиять на личность. Мало-помалу я с тревогой обнаружил, что превратился в другого человека, не того, каким был прежде. И вот об этой внутренней «мутации» в другого человека я и попытался рассказать. Индивид-интроверт, материалист, каким я был, постепенно превращается в «другого» – экстраверта и спиритуалиста, который верит, что вещие сны посылаются нам бессмертной душой. Этот «другой» показывает фокусы с голубями и организует покаянную мессу в память о подопытных кошках, и все это заканчивается в отделении неотложной психиатрической помощи венецианской больницы! Могла ли такая история произойти на самом деле? Почему бы и нет? Кто знает… Но можно ли повлиять на политику целых народов, воздействуя на сны их отдельных высокопоставленных представителей? Это, конечно, менее вероятно.

Поэтому, несомненно, вся эта история есть нечто большее, чем просто научная шутка, может, это и басня, и уж, наверняка, фантастика из области наук о нервной системе – нейронаук, которая, надеюсь, развлечет и заинтересует русских читателей.

Я благодарю моих друзей Владимира Ковальзона и Веру Незговорову за перевод и появление этой книги в России.

Глава 1. Гостиница «Теодорих»
Воскресенье, 5 сентября 1999 года

– Профессоре, у вас что, больше нет багажа?

– Нет. Остальное прибудет почтой или по факсу.

Портье взял из такси мой черный чемоданчик и сделал вид, что понял.

Я приехал поездом из Лиона в Падую. В три часа пополудни взял такси на вокзале Эвгане Терме. Здесь обычно выходят путешественники, направляющиеся на водо-грязевые термальные лечебницы Абано или Монтегротто к югу от Падуи.

Я мог бы пешком дойти от вокзала минут за пятнадцать, катя свой чемодан на колесиках, но мне не хотелось тащиться через весь парк перед гостиницей «Теодорих» на глазах у кучи немецких, австрийских или швейцарских туристов, расположившихся между магнолиями, пальмами и мраморными колоннами эпохи Нерона или Теодориха. Я рассчитывал, что, ввиду скромности моего багажа и моего одеяния, мой приезд пройдет незамеченным. К несчастью, одновременно появился шестисотый «мерседес», привлекший всеобщее внимание. Из лимузина вышла пара лет шестидесяти, сопровождаемая четырьмя громадными кожаными чемоданами. И лишь после того, как к ним набежала целая орава гостиничных носильщиков, главный портье соизволил заняться мной. Он узнал меня и проводил до номера. Того же, что и в прошлом году, на втором этаже, с видом на парк и Эвганейские холмы.

Это мой пятый приезд в Монтегротто. Грязевые ванны на несколько месяцев снимают у меня боли в спине. Несомненно, важную роль в этом лечении играет близость Венеции, всего в часе езды на поезде. Я предпочитаю приезжать в сентябре, когда, как правило, стоит прекрасная погода. Окружающие холмы становятся пестрыми, причем желтый цвет преобладает над зеленым. В Венеции днем яркое летнее солнце еще жарит вовсю, но ближе к закату дворцы этого северного итальянского города затягивает мгла, и гондолы безмолвно скользят, как призраки в белом тумане…

В этом году я решил тщательно записывать ход моего лечения. В дальнейшем это позволит изучить постепенное включение дневных событий в сюжеты моих сновидений. Нужно также написать большую статью, которую профессор К. заказал мне для лондонского журнала «Philosophical Transactions of the Royal Society».

Я прошел через знакомые гостиничные коридоры (красные ковры, бархат, старые кресла, старинные лампы из венецианского хрусталя и муранского стекла) и направился в окружающий гостиницу обширный тенистый парк, где росли сосны, пальмы, юкки, магнолии и араукарии. Было уже слишком поздно для купания в одном из двух олимпийского типа бассейнов, в которых вода, стекающая с Доломитовых Альп и слегка подогретая старыми вулканами, спящими под Эвганейскими холмами, еще раз нагревается до 28–32 градусов. Эта гостиница – одна из последних, где на краю парка в бетонированных ямах, окруженных клубами пара, еще хранится собственная «радиоактивная» грязь. Она доставляется длинными вагонетками, остывает и под покровом ночи каким-то таинственным образом попадает в лечебные залы. Из-за наплыва туристов в это время года грязевые ванны, «фанги», работают с трех часов ночи до девяти вечера.

Я выпил стакан теплой минеральной воды «Fonte della Saluta». «Nell’anno 500, Re Teodorico proclamava quest’acqua divino remedia»[6]6
  В 500 году король Теодорих провозгласил, что эта вода обладает божественной целебной силой (итал.).


[Закрыть], – прочитал я на бутылке.

Как всегда, на стоянке у гостиницы – сотни машин. В основном с немецкими, изредка – с австрийскими номерами. Лишь тройка машин швейцарских, парочка – бельгийских и итальянских из Милана и Падуи. Французских машин что-то не видно. Я завершил прогулку в безуспешных поисках гостиничной кошки, с которой познакомился в прошлом году.

Прекрасный осенний венецианский вечер – теплый, туманный, красно-оранжевое закатное солнце за холмами… Завтра будет чудесная, теплая погода.

Когда я вернулся в гостиницу, консьерж меня поприветствовал. Он меня тоже узнал.

– Сожалею, профессоре Жуве, слишком много народу, и вы нас слишком поздно предупредили о своем приезде. Я не смог найти для вас другого сеанса фанго, кроме трехчасового ночного. Потом вы сможете поспать до массажа, который будет в девять утра. Не забудьте зайти к доктору!

В три часа ночи! «Ну, это уж слишком», – подумал я, направляясь к доктору Перуккио. Этот мой коллега, блестящий ученый, был смещен с поста ассистента Падуанского университета из-за каких-то местных темных политических дрязг. Вечерние консультации в больших гостиницах Монтегротто и Абано позволяли ему, не тратя слишком много времени, зарабатывать на жизнь и продолжать исследования механизмов действия минеральных вод и лечебных термальных грязей.

Это мой визит вежливости, поскольку мы уже давно знакомы.

– Ну вот, вы опять здесь, дорогой коллега! Значит, либо прошлогоднее лечение вам здорово помогло, либо, наоборот, не возымело никакого эффекта, и вы рассчитываете, что в этом году результаты будут получше, – сказал он мне с улыбкой. – Располагайтесь на кушетке, я померяю ваше давление. Прего[7]7
  Prego – пожалуйста (итал.).


[Закрыть], отлично: 130 на 90, как и в прошлом году. Итак, фанги – вначале десять минут, затем двенадцать и в последние дни – пятнадцать. Не переутомляйтесь там в Венеции! Арриведерчи!

Вернувшись в номер, я занялся будущим распорядком дня. Среди ночи, значит, я принимаю грязевую ванну, потом посплю, если получится, потом массаж, потом почитаю газетку «Monde» и схожу в бассейн. Между тремя и шестью часами дня буду заниматься статьей. С девяти вечера до полуночи буду читать книги и статьи, нужные мне для работы. Как всякий человек, страдающий хронической бессонницей, я не могу заснуть часов до двух ночи, и чтение толстых скучных книг является для меня наилучшим снотворным.

В 7.30, спускаясь по лестнице, я увидел, что туристы уже скапливаются в холле возле столовой. Выделялись две группы. Новенькие, приехавшие в воскресенье, всё еще в костюмах с галстуками (мужчины) и в длинных платьях (женщины). Лица у них бледные, и они лихорадочно ищут старых знакомых, с кем уже встречались во время предыдущих поездок. А те, кто приехал неделю-две назад, – загорелые, без галстуков. Они собираются либо по географическому признаку (баварские немцы – отдельно от саксонских и от австрийцев), либо по сходству заболеваний (множественный артроз, болезни позвоночника, суставов и т. д.). Стоя в сторонке, я вдруг увидел одного своего приятеля, с которым мы встречались в прошлом году. Профессор Людвиг Манн из Вены. Мы тепло поздоровались. Высокий, с элегантной лысиной, седыми усами и в очках, он был удивительно похож на Карла Густава Юнга, ученика-раскольника Зигмунда Фрейда. Как и на мне, на нем вместо пиджака с галстуком был пуловер из мягкой шерсти. Людвиг Манн – всемирно известный геронтолог. Я вспомнил его советы, как отдалить старость: каждый день ходить пешком по два часа, а по воскресеньям – часов по шесть. И как можно чаще заниматься любовью. Однако боли в спине дают мне возможность воспользоваться только одним из двух его советов. Людвиг Манн блестяще владеет французским, английским и итальянским. Он рассказывал мне, весьма остроумно, о продолжительности жизни мотыльков, черепах и попугаев, а также политиков, пап и святых. Я читал его книгу об долгожителях в Африке, где «старость протекает гораздо счастливее, чем в Европе, и тем более в Северной Америке». Мы быстро сошлись. Как и я, Людвиг Манн был в ужасе от гостиничной атмосферы, и мы с ним никогда не участвовали в организованных мероприятиях: танцевальных вечерах с ужином при свечах, разного рода коллективных играх, автобусных экскурсиях на окружающие холмы с перекусами на свежем воздухе, запиваемыми местным вином.

В прошлом году мы с ним сидели за одним столом. И на этот раз я был весьма удивлен и разочарован, когда метрдотель указал мне на столик в отдалении от профессора Манна, так как терпеть не могу один входить в столовую или идти через весь зал, заполненный едоками.

– Это, однако, симптом социофобии! – тут же диагностировал Людвиг Манн, тонкий клиницист. – Кроме того, вы наверняка боитесь телефонов и не ходите в одиночку по магазинам!

Я парировал, что зато, к счастью, вовсе не страшусь публичных выступлений и прочитал больше пяти сотен докладов на конференциях, не считая бесчисленных лекций перед студентами.

– Вот оттого-то у вас и боли в спине, что вы постоянно преодолеваете этот страх!

Нет, никогда врач-психосоматик не сможет договориться с махровым физиологом…

Наконец я оказался в углу огромного столового зала, обрамленного роскошными муранскими люстрами и бархатными шторами.

Слева за столиком сидела та самая мюнхенская пара, прибывшая одновременно со мной. Он был в вечернем костюме с платочком, с золотыми часами, она – в вечернем платье, с четырьмя нитками жемчуга, огромным золотым браслетом и часами «Картье». Я окрестил их «Круппами». Мы обменялись едва заметным приветствием.

Справа было явно больше шансов. Столик занимала приятная зеленоглазая блондинка лет сорока, немного смахивающая на Марлен Дитрих. Белая блузка, черная юбка, скромные украшения.

– Гутен абенд! – произнес я, выдавив из себя в этой экстремальной ситуации парочку немецких слов.

– Добрый вечер, месье! – ответила с улыбкой «Марлен».

Я постарался украдкой рассмотреть номер ее комнаты на кожаном брелоке от ключа: 215. Мой был 217.

– Так мы с вами соседи по комнатам! – сказал я.

Еще одна долгая молчаливая улыбка в ответ. Черт возьми, редко удается встретить таких еще молодых женщин в этой гостинице. Может, она ждет мужа, страдающего артрозом?

– Вино бьянко, дотторе, как в прошлом году? – спросил официант.

Я выбрал монтефьясконе.

– Аква минерале. Какая?

– «Кайзервассер». Прего.

Теперь предстояло выбрать закуску. Вместо итальянских мучных блюд – спагетти, каннелоне, лазаньи и разных сортов пасты, как и моя соседка, я выбрал французское консоме – чашку крепкого бульона.

– Это ваш первый приезд сюда? – спросила она меня.

– Нет, пятый. А ваш?

– Для меня первый. Я приехала сюда неделю назад.

– Вы, наверное, часто ездите в Падую или Венецию, – продолжила она разговор после первого блюда. – Ведь здесь по вечерам совершенно нечем заняться.

– Обычно я езжу в Венецию. Увы, я уже не могу долго ходить из-за болей в спине, да и Падую я знаю достаточно. Венеция же, несомненно, прекраснейший город в мире, единственный, по которому можно путешествовать в лодке. Есть, правда, еще Амстердам, но я предпочитаю Венецию.

– А завтра вы поедете в Венецию? – спросила она, когда мы принялись за вителло алла романа[8]8
  Vitello alia romana – телятина по-римски (итал.).


[Закрыть].

– Конечно, если будет хорошая погода. Потом вернусь и поработаю. А вы?

– Нет, я поеду только в Абано и, может, в Падую. Однако, если вы поедете в Венецию, я бы вам посоветовала сесть на вапоретто номер 41. Так вы сможете объехать вокруг острова, получше рассмотреть Джудекку и доехать до Мурано. Экскурсия занимает около трех с половиной часов. Если день солнечный, то это путешествие незабываемо…

А что, отличная идея! Куда же еще ехать? Уж точно не на Большой канал, вечно оккупированный туристами! Любимые мои пешеходные прогулки – в квартале Гетто, или в сторону Дзаттере, или, наконец, к Пескерии[9]9
  Pescheria – рыбный рынок (итал.).


[Закрыть] – теперь мне противопоказаны. Действительно, почему бы не сорок первый? Кваррантуно.

Кстати, Марлен произносит «р» на французский манер. Интересно, откуда она? Я не решился ее спросить.

Я встал из-за стола, чтобы взять десерт. Здесь было принято сервировать овощи, фрукты и десерты на отдельных длинных столах по обеим сторонам зала. По старой привычке я обошел беспорядочно образующиеся очереди и снова встретил моего друга Людвига.

– Однако, мой дорогой коллега, метрдотель хорошо вас устроил. Кто эта очаровательная блондинка за соседним столиком?

– Ничего не могу вам сказать, кроме того, что она, в отличие от нас с вами, не представляет интереса для геронтологии.

– Кто знает? – подмигнул он. – В качестве инструмента для лечения – очень даже!

Раз в две недели воскресный ужин сопровождался танцевальным вечером. Людвиг и я никогда не участвовали в подобных сборищах. Кто не танцевал, те играли в карты или кости. Танцующие пары были похожи на скользящих во тьме паралитиков…

– Это прямо как «Пляска смерти» Гольбейна, – сказал мне как-то Людвиг в прошлом году.

До двух часов ночи я читал толстую книгу по сознанию. Какая скука! И ни одного упоминания об «онейрическом сознании», сознании в сновидениях, ни одной попытки сопоставить его с сознанием в бодрствовании…

Я погасил свет и вышел на терраску моего номера, чтобы подышать ночным венецианским воздухом. Однако ни деревья в парке, ни контуры окружающих холмов не были различимы при слабом свете луны в ее последней четверти.

В номере моей соседки еще горел свет, и ставни были распахнуты. При желании я мог бы запросто проникнуть к ней на террасу и в комнату… «Нет, не запросто – из-за моей проклятой ноги», – подумал я, отправляясь спать.