Текст книги "Сын шевалье"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 47 страниц)

Глава 72
ДАМА В МАСКЕ

Вот что увидел Жеан из своей раскаленной камеры (впрочем, он теперь уже не чуял жара).

Как только Кончини схватил Бертиль за плечи, дверь за его спиной отворилась. Вошли две женщины. Одна была жена Кончини, Леонора Галигаи; она держалась совершенно спокойно. Другая шла величавой поступью; лицо ее было скрыто черной бархатной полумаской.

Кончини обернулся. Сначала он увидел только жену – и немедленно кинулся к ней. Глаза его налились кровью, зубы оскалились в усмешке, рука судорожно схватилась за кинжал. Еще секунда – и Леоноре пришел бы конец…

Но, занеся уже руку для удара, Кончини заметил вторую женщину. Он узнал ее и под маской – и сразу же побледнел, попятился назад и склонился в почтительном поклоне.

Глаза из-под маски смотрели ласково; дама дружелюбно кивнула Кончини. Тот выпрямился и с невероятным трудом улыбнулся.

– Видите, мадам, – невозмутимо сказала Леонора, – мы как раз спасли Кончини от поступка, за который он тяжко поплатился бы.

Женщина под маской тихонько кивнула и с натянутой любезностью обратилась к Бертиль – та стояла перед ней отважно и гордо:

– Пойдемте со мной, мадемуазель. Вам уже ничто не угрожает.

Бертиль в эту минуту отправилась бы следом за самой смертью, если бы смерть избавила ее от домогательств Кончини. Поэтому она без всякого смущения ответила своим нежным певучим голосом:

– Сударыня, я пойду за вами куда угодно – лишь бы подальше от этого гнусного дома и еще более гнусного человека.

Дама в маске не ожидала такого ответа. Взгляд ее вдруг посуровел; она пристально посмотрела на девушку и строго спросила:

– Что вы хотите сказать?

Леонора поспешно вмешалась – впрочем, никто не заметил ее поспешности:

– Что я вам говорила, мадам? Вот что приходится терпеть несчастному Кончини из-за того, что он применил силу. Ведь вы это имеете в виду, мадемуазель?

– Да, сударыня. Благодарю вас обеих, что вы меня выручили из этой беды.

Дама в маске, нежно поглядев на Кончини, который слушал, ничего не понимая, довольно резко сказала Бертиль:

– Пойдемте!

Не дожидаясь ответа, она кивнула Леоноре и Кончини – те низко поклонились – и величественно удалилась; Бертиль – за ней.

Леонора приложила ухо к двери. Убедившись, что дама в маске отошла достаточно далеко, она обернулась к мужу:

– Не бойся, Кончини, – королева ничего не знает. Я внушила ей, что в эту девицу страстно влюблен король. Она страшно ревнует – я ведь сильно ее раздразнила, убедила, что эта в тысячу раз опаснее для нее, чем госпожа де Верней, Она думает, что провела короля – отняла у него возлюбленную. Теперь ты все понимаешь?

После ухода королевы – дама в маске была королева – Кончини почувствовал, что его душит страшный, яростный гнев. Лицо его свело судорогой, на нем изобразилась угроза; рука вновь потянулась к кинжалу.

– Так это ты привела ее сюда?!.

Леонора поглядела на него.

«Как он страдает! – с величайшей печалью думала она. – Как любит ее! Проклятая девка! Своими руками вырву ей сердце.»

Вслух же сказала – нежна, проникновенно, с мольбой в голосе:

– Да, это я! Но только ради тебя самого, драгоценный мой Кончинетто! Ну-ка, ну-ка – оставь свой кинжал. Приди в себя, Concinetto mio, ты обезумел от страсти. Пойми: я отняла у тебя эту девицу потому, что она нам нужна – благодаря ей мы покончим с нашим делом и станем править королевством… Вот теперь ты уже не скрежещешь зубами – начал, видно, понимать! Ну да; говорю же тебе: сейчас подворачивается благоприятный случай – так неужели у тебя не хватит ума им воспользоваться? Теперь все обстоятельства за нас. Сама Мария, не зная того, торит нам дорогу. Будь только хладнокровен, смел и решителен – и королевство твое!

Как справедливо сказала Леонора, пыл Кончини понемногу остывал. Он уже не думал о том, что Бертиль была бы его, не вмешайся Леонора. Его слепило блестящее будущее, которое сулили слова супруги…

Печальна была судьба Леоноры! Она не имела другого желания другой цели, кроме любви мужа; она делала все, чтобы ее добиться, буквально выбивалась из сил – но, целиком владея разумом Кончини, никак не могла победить его сердца.

Теперь флорентиец уже не помнил, что только что хотел заколоть жену…

– О чем ты? Объясни! – спросил он поспешно.

– Вот как мы сделаем, Кончино. Сегодня среда. Теперь девицу под надежной охраной везут в Рюйи – бывшее королевское поместье, нынче принадлежащее Клоду Аквавиве. Завтра утром король отправится туда – выручать ее… выручать свою дочь; она сама позовет его. Жеана Храброго, чтобы прийти на помощь, на этот раз не будет – и короля привезут в Лувр мертвым. В полдень королевство будет твое! Ты понял теперь, почему я отняла ее у тебя?

– Понял… Но уверена ли ты в успехе?

– Все продумано и готово. Нет, Кончино, он не уйдет от нас! Ну, а девушка… Ведь завтра в полдень ты станешь властителем и непременно получишь ее. Я прошу тебе эту прихоть, Кончино, – ведь я так тебя люблю!

Про себя же Леонора решила:

– Как же, получишь ты ее… Разве что труп…

Все это видел и слышал Жеан, по-прежнему находившийся на раскаленной железной плите.

Итак, Бертиль спасена – однако ненадолго! Завтра, говорит Леонора, хищный зверь станет всевластен – и снова схватит в свои когти добычу! И ничто не спасет ее – ведь Жеан горит заживо в этой печке; живым он отсюда не выйдет.

Приступ ярости целиком захватил его; на некоторое время – Жеан сам не знал, на какое – он потерял всякую способность соображать. Но потихоньку рассудок вернулся к нему. Прежде всего надо выбраться отсюда! Черт побери, должен же быть какой-то выход!

Стена вернулась на место; кругом снова стало темно. Раскалился уже весь пол: стоять теперь можно было только на узенькой полоске.

Жеан забился в угол; он чувствовал, что конец близок. Юноша даже стал подумывать разбить голову о стенку… Да – но что тогда станет с Бертиль?

– Нет, провались все к дьяволу! – воскликнул он. – До последнего дыхания я должен сопротивляться!

Вдруг стена за его спиной словно подалась. Жеан обернулся: за ним открылся лаз, из которого пробивался слабый свет. Не размышляя, не колеблясь, юноша бросился туда. Стена за ним опять сомкнулась.

Жеан попросту попал в новый застенок. Но тут, по крайней мере, было светло. Собственно, в комнате царил полумрак, однако по сравнению с кромешной тьмой соседней камеры, он показался Жеану ослепительным светом. Да и раскаленный пол не жег тут подошвы…

В первый момент Жеан ничего больше и не заметил.

Но отойдя от первого ощущения блаженства, он внимательно осмотрел все вокруг – и ему стало не по себе.

– Где я, черт побери, очутился? – прошептал Жеан.

Камера была круглая – точно большой колодец. Пол, потолок и стены были из металла, отполированного до зеркального блеска. Нигде ни двери, ни окна – ни малейшего отверстия; никакой мебели – ничего. Только сверху льется слабый свет.

Но самым удивительным тут был все-таки пол.

Только его узенькая полоска – еле-еле кошка удержится – выглядела ровной, а потом пол шел к середине наклонно вниз. Можно было лишь ходить по кругу – и то если быстро. Остановиться же невозможно: сразу поскользнешься и покатишься к центру круга. Похоже, на то и было рассчитано.

Одним словом, пол напоминал гигантскую тарелку или чашу. На стенках этой чаши повсюду были понаделаны частые лунки; по краям виднелась довольно широкая щель (Жеан мог бы просунуть туда палец). В общем, все это поразительное сооружение было подобно огромной рулетке.

Через чашу была перекинута, как мостик, широкая железная полоса на железном же штыре. На одном из ее краев виднелась такая же лунка, как и в самой чаше.

Жеан осторожно прошелся по мостику. Кажется, вполне надежный.

Он поискал, где можно сесть, и понял: только на мостике или внизу, в самом центре чаши. В любом другом месте, чтобы не потерять равновесия, надо бежать. Жеан напряг весь свой разум:

– Значит, им нужно, чтобы я оказался либо на мостике, либо на дне! И что тогда? Какую казнь готовит мне этот злодей Кончини?

Он снова осмотрел, ощупал, только что не обнюхал железный мостик – ничего. Спрыгнул вниз, стал смотреть, что там, – вновь тщетно.

– Ну что ж, – решил Жеан, – останусь здесь.

Он уселся в центре чаши. Время шло; Жеан не двигался с места. Но мозг его работал, нервы напряглись до предела. Тайна не давала ему покоя; сердце колотилось от тревоги, дыхание участилось. Он был уверен – сейчас случится нечто чрезвычайное, невероятное…

– Знать бы только, что! – с тоской шептал по временам Жеан.

Верно: от неизвестности впору было уже с ума сойти.

Жеан решил вздремнуть. Он обхватил колени, склонил голову и попытался уснуть, но ему это не удалось.

Часы тянулись долго, казались вечностью – а таинственное событие, которого ожидал Жеан, никак не случалось.

Он сидел лицом к мостику. Оно и понятно: подвоха можно было ждать либо оттуда, либо отсюда, из самой середины чаши. Рядом с собой Жеан смотрел очень внимательно, а на мостик только /поглядывал.

Вдруг раздался резкий звук, словно разжалась пружина. Жеан посмотрел в ту сторону.

Стена возле мостика распахнулась; открылось черное отверстие. Жеан вскочил:

– Что, меня опять хотят куда-нибудь заманить – так же, как я попал сюда?

Он вскарабкался на край стальной чаши – поглядеть поближе, что находится в дыре. Из нее с. глухим шумом что-то выкатилось (что именно – Жеан не разглядел) и тихонько скатилось в лунку на конце мостика.

Выкатилось – и стена вновь сомкнулась.

Тогда Жеан поднялся на мостик и присмотрелся к неизвестному предмету повнимательнее.

Оказалось, что это огромное железное ядро. Казалось бы, ничего особенного, но тем не менее холод пронизал юношу с головы до пят…

Он попытался приподнять ядро. Нет, тяжело – а ведь Жеан был необычайно силен. Попытался покатить – но ядро сидело в лунке крепко, так что даже не пошевелилось. Жеан оставил его в покое и стал размышлять, глядя то на ядро, то на мостик.

Наконец он тихонько улыбнулся: все понятно.

– Это же просто, черт подери – надо сидеть на месте, вот и все.

Но тут – словно незримый демон подслушал Жеана – мостик куда-то поехал. Он убирался в стену! Останься Жеан и впрямь на месте – его бы расплющило между стеной и огромной массой железа.

Но он вовсе не собирался умирать. Ведь Бертиль в опасности, он ей необходим! Жеан не имел права покинуть ее. Он должен сражаться изо всех сил, пока не падет в борьбе.

И в последний момент Жеан спрыгнул с мостика. Над его головой раздался звонкий удар металла о металл…

Тяжело дыша, юноша стоял в центре чаши и пристально смотрел на железное чудище. Оно словно караулило, готовое в любой момент наброситься и уничтожить. Теперь он знал, откуда ждать беды.

Так прошло несколько невыносимо долгих минут.

Чудище как будто подобралось перед прыжком, чтобы поразить Жеана, едва тот зазевается.

Вдруг чаша под ногами нашего героя покачнулась и начала крутиться все скорее и скорее. Он чуть не упал – однако чудом удержался на ногах и побежал. Но чем быстрее он бежал, тем быстрее крутился пол – теперь сам Жеан его раскручивал.

А на бегу Жеан все время смотрел на своего железного врага.

Ядро все еще караулило, словно дожидаясь, пока пол хорошенько раскрутится, а когда время пришло – вдруг подскочило, с оглушительным звоном упало в чашу и принялось с громовым грохотом крутиться по ней.

Началась ожесточенная, упорная, невероятная, дьявольская погоня.

Казалось, железное чудище наделено душой – оно прыгало, падало, выскакивало из чаши и с новой силой гналось за Жеаном. Были у него свои уловки: то оно крутилось, как смерч, то катилось медленно, тихонько, словно обессилев – но едва Жеан думал, что ядро вот-вот остановится и застрянет в лунке, как оно вновь принималось нестись что есть мочи.

Жеан задыхался, теряя последние силы. Несколько раз железное чудище, стремглав падая сверху, пролетало совсем рядом с ним. Роковая минута приближалась… Но Жеан все бежал и бежал; его подгоняла одна-единственная мысль:

– Не стой! Остановишься – упадешь… и тогда ей конец!

Глава 73
ПОИСКИ ПРОПАВШИХ

Каркань отправился к дому Перетты, но сколько он ни колотил в ворота, ему никто не ответил. Тогда он позаимствовал в соседнем доме лестницу и перелез через стену.

Мартину он нашел под кроватью – когда Каркань стал стучать в ворота, служанка подумала, что пришли по ее душу, и поспешила спрятаться. С большим трудом Каркань убедил ее, что ничего страшного не происходит. Наконец ему удалось успокоить и расспросить Мартину – но толку он от нее все равно не добился.

Он осмотрел те места, где должны были сидеть в засаде его приятели – нет ли там Гренгая с Эскаргасом. Но их, понятное дело, нигде не оказалось.

Вернувшись в город, Каркань принялся уныло обходить все заведения, где, бывало, сиживал с друзьями. Нигде их не было, и никто их не видел.

Каркань чуть не плакал, ломая голову над тем, где надо искать друзей и как браться за освобождение девушек. Наконец он вернулся в каморку на улице Бу-дю-Монд и улегся на соломенный тюфяк.

На другой день он с самого утра вновь приступил к поискам, но не нашел ни господина Жеана, ни двух своих товарищей… Каркань не знал уже, какому святому молиться. Но вечером, часов в шесть, с тяжелым сердцем проходя по Монмартрской улице, он вдруг столкнулся с Гренгаем и Эскаргасом.

То-то было радости, вопросов, объятий! Гренгая с Эскаргасом отпустили так же, как и забрали – ничего не объяснив. Да они и сами поскорее пустились прочь, не задавая лишних вопросов.

Они зашли к Перетте и узнали, что ее и Бертиль увели стражники. Но по чьему приказу они действовали, Мартина, разумеется, не подозревала. Трое друзей немедленно подумали о Кончини. Каркань рассказал все, что знал. Оставалось разведать, куда подевался Жеан.

– А в пещеру ты ходил? – спросил Гренгай.

– Ах ты! – огорчился Каркань. – Совсем позабыл!

Гренгай с решениями долго не тянул:

– Вы ступайте на улицу Омри, смотрите за тюрьмой и ждите меня, а я иду на Монмартр.

И он бегом бросился к Монмартрскому холму. У входа в карьер Гренгай заметил колодец, куда провалился Жеан – его забыли завалить.

– Когда мы проходили тут в последний раз, никакого колодца не было, – уверенно сказал себе Гренгай.

Внимательно осмотревшись, он увидел груду бревен, досок и свежевырытой земли, а заглянув в яму, все понял:

– Кто-то открыл старый колодец. Зачем, спрашивается?

Сколько ни ломал Гренгай голову – ответа не нашлось. Он махнул рукой и вошел в пещеру. Жеана там, как мы знаем, не оказалось.

Колодец не давал Гренгаю покоя: ночью, думал он, его легко можно не заметить, свалиться в него и свернуть себе шею. Раз так – нетрудно сообразить: это могло случиться и с Жеаном. Гренгай вышел из пещеры и направился к ближайшей мельнице. За один экю двое местных парней согласились спустить его на веревке в колодец. Гренгай зажег факел и полез вниз…

Там он увидел рапиру, кинжал и шпоры Жеана. Так и есть: командир попал в ловушку! К счастью, голова у нашего бродяги работала на славу.

– Если бы Жеан Храбрый погиб, – прошептал он, – его бы не стали вытаскивать отсюда, да еще лишив всего оружия вплоть до шпор. Значит, он жив. Куда же его унесли? Может, в «Дамский Башмак»? Надо проверить…

Гренгай захватил шпагу, кинжал и шпоры с собой наверх, вернулся в пещеру и оставил все там. Затем он открыл сундук с оружием, выбрал что получше, упаковал в большой тюк. взвалил себе на плечи и ушел.

Каркань с Эскаргасом ждали его в условленном месте. Втроем они отправились к знакомому торговцу оружием. От него они вышли без тюка, но зато с несколькими десятками пистолей в карманах.

Целый вечер друзья бродили по трущобам и вели долгие таинственные переговоры со всякими мрачными личностями, а когда воротились к себе в каморку, то у них из шестидесяти пистолей остался только один. Но три приятеля были чрезвычайно довольны. Так прошла среда.

На другой день ровно в девять часов утра они вошли в переулок Фор-о-Дам; с ними было еще полтора десятка человек – те самые, которых они навещали накануне и с кем вели загадочные переговоры.

Гренгай завербовал их, чтобы взять тюрьму приступом – всего-навсего! Да уж, наш парижанин привык играть по-крупному!

А Пардальян, между тем, решил еще тогда, когда следил за монахом Парфе Гуларом: «Завтра с утра надо поближе присмотреться к тюрьме монахинь». И вот в среду на рассвете – городские ворота были еще закрыты – он стоял на улице Сент-Оноре, ожидая подручного Аквавивы.

Как только Парфе Гулар появился, Пардальян пустился за ним следом. Монах вошел в дверь тюрьмы и очень скоро вышел на Писцовую улицу. Пардальян убедился, что не ошибся.

Целый день с неутомимым усердием он следовал за монахом. Тот ходил по городу, но неизменно возвращался на улицу Омри – то заходил с Писцовой улицы и выходил в тупик, то заходил в тупик – и тогда Пардальян ожидал его на Писцовой.

– Сомнений быть не может, – заключил шевалье. – Аквавива прячется здесь!

Осмотрев, как он и собирался, тюрьму повнимательнее, Пардальян обратил внимание на домик, притаившийся за нею. Его шевалье изучил еще внимательнее.

Дверь его никогда не открывалась, ставни были закрыты. Кто его хозяин – никто не знал.

Пардальян довольно улыбнулся:

– Ну, я-то знаю, кто хозяин! Могу поклясться: Аквавива тут! Так и нечего теперь гоняться за Гуларом. Задача у меня простая: попасть в этот дом. Дело нехитрое… но притом надо не спугнуть того, кого я хочу застать. Это уже потрудней. Придется раскинуть мозгами.

Время было позднее. Пардальян вернулся домой, поужинал и стал разгуливать по комнате, обдумывая, как бы застать врасплох Аквавиву. Мысль о том, почему он целый день не видел Жеана, шевалье не тревожила: ведь его целый день не было дома, а накануне он видел сына возле сокровищ. Пардальяну и в голову не пришло, что с юношей могло случиться неладное.

Хорошенько подумав, Пардальян лег спать с такими словами:

– Я всегда замечал: лучшие мысли приходят во сне, да и поздно уже. Утро вечера мудренее.

Но наутро удачная мысль тоже не посетила Пардальяна. Тогда он взял бумагу, найденную им на улице Сент-Оноре близ улицы Сен-Тома, положил ее в карман и вышел из дома. Он решил направиться прямиком к монашеской тюрьме и что-нибудь надумать по дороге.

В переулке возле «Дамского Башмака» шевалье увидел толпу разбойников. Молча и дружно они возились со здоровым бревном. Пардальян нахмурился: по всему судя, эти оборванцы собирались высадить дверь тюрьмы…

Но в здании было тихо; его «гарнизон», казалось, даже не подозревал, что сейчас начнется приступ – он был застигнут врасплох.

Пардальян заработал кулаками, расталкивая бандитов. Послышалась ругань, наемники рассвирепели, в руках у них засверкали ножи… Шевалье понял, что без шпаги ему не обойтись, но только он ее вытащил, как раздался крик:

– Это же господин де Пардальян! Эй вы, назад! Назад, кому говорю!

Пораженный Пардальян узнал трех приятелей своего сына – Эскаргаса, Гренгая и Карканя.

– Господин де Пардальян! – радостно воскликнул Гренгай. – Сам Бог послал вас нам на помощь!

– Что тут происходит, ребята?

Они быстро, кратко и по-военному точно все объяснили – понимали, что время не ждет. Пардальян внимательно выслушал их. Узнав, что его сын пропал, он не сдержал содрогания:

– Ах! Только бы не опоздать!

Но волноваться было некогда – нежные чувства следовало оставить на потом. К Пардальяну тут же вернулась суровая решимость, отличавшая его в критические минуты. Он приказал:

– Бросьте бревно – это ни к чему. Восемь человек – за мной, остальным оставаться здесь и ждать,

С восемью головорезами Пардальян пошел на Писцовую улицу. Как мы знаем, у нужного ему дома была еще дверь на улицу Вьей-Монне. У каждой из дверей шевалье оставил по четыре человека с таким приказом:

– Всех впускать, никого не выпускать. Ясно?

– Ясно, сударь. Кто будет выходить – сразу убьем!

– Нет-нет, – поспешно возразил Пардальян, – убивать не надо! Просто не выпускайте из дома.

Он вернулся в переулок и с тем же наказом расставил семерых оставшихся разбойников перед дверьми тюрьмы и таинственного дома.

– А вы – за мной, – скомандовал он Гренгаю, Карканю и Эскаргасу.

Пардальян подошел к двери и постучал тем же стуком, что Парфе Гулар, – он точно запомнил этот стук. Открылось окошечко. Пардальян подал бумагу, которую обронил Сен-Жюльен. Дверь распахнулась.

Шевалье с облегчением вздохнул – все идет как надо! Мало ли что: ведь дверь могли и не открыть…

– Эти трое со мной, – строго сказал он привратнику.

Тот с поклоном впустил всех четверых, тщательно запер дверь и провел гостей к начальнику тюрьмы. Он только сторожит дверь, остальное его не касается…

Пардальян вновь подал бумагу: начальник тюрьмы поклонился так же низко, как и привратник.

– Друг мой, – сказал Пардальян, – к вам во вторник, по приказу госпожи аббатисы, доставили двух девушек.

– Совершенно верно, ваше сиятельство.

Пардальян не сразу, медленно, словно подбирая слова, продолжал:

– И еще молодого человека… он был связан… ранен… убит… я точно не знаю.

– Без сознания, ваше сиятельство. Вы совершенно правы.

Пардальян вновь с облегчением вздохнул; три приятеля открыли рты для радостного вопля. Шевалье бросил на них грозный взгляд – и брави все поняли и застыли с каменными лицами.

– Так вот, друг мой, – дружелюбно сказал Пардальян. – Немедленно проводите меня к ним.

– Никак не могу, ваше сиятельство, – решительно ответил начальник тюрьмы.

Пардальян с сердитым лицом сунул бумагу ему под нос и повелительным тоном сказал:

– Ордер матери аббатисы! Вы что, читать не умеете?

– Не дай мне Бог, ваше сиятельство, ослушаться распоряжения нашей матушки! Но этих заключенных здесь больше нет.

– Проклятье!

– Тысяча чертей!

– Дьявольщина!

– Адская– сила!

Тюремщик перепугался не на шутку, потому что решил, будто случилось нечто непоправимое.

– Двоих нет… – насилу пробормотал ок. – А одна еще здесь!

– Что ж вы сразу не сказали? – буркнул Пардальян. – Отведите меня к ней.

– Сию секундочку, ваше сиятельство, сию секундочку!

Они поднялись на верхний этаж. Начальник тюрьмы долго возился с засовами и запорами. Когда он открыл камеру, Пардальян не пустил его внутрь:

– Станьте вон там, за углом. Я должен поговорить с узницей наедине – это дело секретное.

И он подмигнул троим приятелям, чтобы те не спускали с тюремщика глаз. Тот давно привык ко всяким странностям я повиновался, не выразив ни малейшего удивления.

Пардальян вошел в зловонную камеру и через несколько минут, показавшихся трем приятелям невыносимо долгими, вернулся вместе с Переттой-милашкой.