Текст книги "Сын шевалье"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)

«Ну вот! – подумал он. – Теперь я наверняка узнаю, что тут делается!»

Парфе Гулар ответил шепотом на немой вопрос:

– Никого нет.

– Все равно… – и Аквавива выразительно приложил к губам палец. Но как бы тихо они ни шептались, Пардальян услышал все от слова до слова:

– Лошадей напоили.

– Верно ли?

– Совершенно верно.

– Куда поехал?

– В Сен-Жермен-де-Пре.

– Что рыжий?

– Завтра уедет в Ангулем.

– Хорошо. А дама?

– Ждет вас в карете за холмом.

И более не слова. Аквавива тотчас вышел и направился к карете с опущенными занавесками. Там его ожидала Леонора Галигаи. Мы уже знаем, куда они направились и зачем.

Парфе Гулар немного подождал и тоже ушел. Как нам известно, он всегда следовал за хозяином.

А разъяренный Пардальян выскочил на улицу с громкими проклятьями:

– И это все?! Три битых часа я не отставал ни на шаг от этого гнусного монашка – и что же я узнал? Каких-то лошадей напоили, кто-то поехал в Сен-Жермен-де-Пре, какая-то дама ждет этого важного старика – должно быть, прелата… А мое-то какое дело? К дьяволу все! Совсем поглупел на старости лет! Пойду лучше посмотрю, где мальчик… где мой сын.

На улице Сент-Оноре он вновь повстречал карету. Теперь рядом с ней ехали три всадника – Пардальян тотчас узнал их.

– Ах, вот оно что! Так это госпожа Кончини поджидала того старика! Черт! Понимаю! Та встреча на Фоссе-Сен-Жермен! Что-то начало проясняться. А вдруг… Да нет! К черту, к черту!

Ругаясь про себя, он пошел вверх по улице Сент-Оноре; карета, запряженная четверкой, рысью катилась впереди него. Минутой раньше он бы застал на углу улицы Гренель Жеана с графом де Кандалем.

Пардальян же повернул к улице Арбр-Сек. Думал он только о сыне – вернее, убеждал себя, что это так.

– К дьяволу все! – твердил шевалье совершенно искренне. – Мне главное выяснить, не пошел ли он в карьер. Мне ведь надобно быть там, когда он откопает клад – свой клад… Пойдет или нет? Узнать бы точно, да поскорее!

Но ум Пардальяна работал против его воли, заставляя шевалье думать о другом, – как ни уговаривал он себя, что до другого ему нет никакого дела. И вот на Трауарском перекрестке он вдруг повернул назад:

– Нет-нет-нет! Тут что-то не так. Клянусь Пилатом и Вараввой! Надобно все выяснить!

Он принял решение – и его колебания сразу напрочь исчезли. Твердо и уверенно зашагал он к Лувру. Первый же встречный во дворце сказал, что король уехал тому назад с четверть часа.

– В Сен-Жермен-де-Пре? – вырвалось у Пардальяна.

– Да, сударь.

– Ах, черт возьми! – взревел шевалье. – Наконец я все понял! Теперь бы только успеть!

Он спросил, кто сегодня на карауле. Оказался знакомый – господин де Витри. «Отведите меня к нему!» И оборвав учтивые приветствия капитана, Пардальян с порога объявил:

– Господин де Витри! Как мне сказали, Его Величество выехал без свиты. Я должен как можно скорее догнать его. Дайте мне быстрого скакуна – каждая секунда дорога.

Витри, зная Пардальяна, понял: случилось нечто крайне важное. Без всяких расспросов, без всяких колебаний он ответил:

– Пойдемте, господин де Пардальян, – я вам дам лучшего своего коня.

Через несколько секунд Пардальян вскочил в седло и во весь опор помчался по набережным.

Вот так он очутился позади своего сына на улице Голубятни у стены сада королевы Маргариты, разведенной жены короля Генриха IV.

Глава 56
ШЕВАЛЬЕ И ЖЕАН РИСКУЮТ ЖИЗНЬЮ РАДИ КОРОЛЯ

Лошадь у Пардальяна была лучше, чем у Жеана. Несколько секунд – и он нагнал его.

– Так куда же вы скачете? – снова спросил он.

Жеан показал рукой вперед.

– Король! – только и сказал он.

В безумной своей тревоге и жажде спасти короля он не мог ничего объяснить. Но Пардальян сразу понял его – и юноша этому не удивился.

Они молча поскакали дальше. Наконец за аббатством, в конце улицы слева от них показалась королевская карета, запряженная четверней.

Четверня бешено неслась вскачь. Кучер, стоя на козлах, в отчаянии натягивал поводья. Сила его удесятерилась в предвидении неминуемой гибели, но все было тщетно: он не мог утихомирить разбушевавшихся лошадей.

Карета миновала капеллу Святых Отцов. Далее улица кончалась и начиналась дорога – слева от нее стояло с пяток домиков, а потом шло чистое поле с редкими деревьями. Посреди поля стояла виселица аббатства, а дальше текла Сена. Как правильно сказала сеньора Галигаи, текла она здесь под обрывом в несколько туазов.

Справа находился публичный сад королевы Маргариты (вместе с ее дворцом он занимал большую часть бывшего Пре-о-Клер). Над садом возвышалась небольшая горка с мельницей на вершине.

Лошади неслись вперед, и повернуть их было невозможно; они словно взбесились. Казалось, некая неодолимая сила тянула их прямо к реке – чтобы оказаться на берегу, они несколько раз поворачивали сами. Возможно, после данной им водки их попросту мучила жажда. Теперь они чуяли поблизости воду и неудержимо туда стремились.

Путь лежал под мельницей; дальше слева стояло несколько развесистых дубов, еще дальше – эшафот Сен-Жерменского аббатства. Если карета вот-вот разобьется, она неминуемо свалится в реку и все погибнут.

Пардальян с сыном погнали коней в сады королевы, мигом проскакали их – не задумываясь, как вы понимаете, над тем, что лошадиные копыта портят роскошные газоны. На скаку Пардальян с неизменной невозмутимостью объяснил сыну:

– Скачем прямо к виселице, наперерез карете, прыгаем на землю и ждем их, потом хватаем лошадей за морды. Моя левая, ваша правая.

– Понятно, сударь.

Поразительно: Жеан, не терпевший ничьих команд, счел вполне естественным, что Пардальян здесь старший…

Пардальян, как всегда в деле, был предельно собран. На скаку он посмотрел на сына и увидел: тот собран и решителен точно так же. Шевалье украдкой радостно улыбнулся…

Тем временем в карете заметили всадников. Два человека высунулись по пояс из окошек и отчаянно закричали:

– Сюда! Сюда! Помогите!

– Спасите короля!

Генрих IV был в карете не один, с ним ехали герцоги де Бельгар и де Лианкур – враги Кончини. Они-то и звали на помощь. Король молчал.

– Держитесь! Мы вас выручим! – в один голос закричали в ответ Пардальян с сыном.

Всадники все исполнили так, как и сказал Пардальян, – подскакали к эшафоту, спешились и смело встали на дороге, подобравшись, напрягшись, готовые к прыжкам. В двух словах Пардальян повторил, что следует делать.

Лошади с безумной скоростью мчались прямо на них. Кучер не совсем потерял голову – увидев, что два смельчака спешат на помощь, он, как мог, пытался облегчить их задачу: дергал вожжи, чтобы яростное сопротивление коней стало хоть чуть-чуть меньше.

Король тоже выглянул из кареты. Он был бледен, но присутствия духа не утратил. Заметив всадников, Генрих подумал только: «Погибнут бедняги понапрасну!»

В это время лошади поравнялись с двумя храбрецами. Пардальян с сыном прыгнули им наперерез одновременно: одной рукой каждый схватился за повод, другой крепко сжал взмыленную морду коня. Не повиснув на поводьях и не пытаясь сдержать лошадей, они просто побежали рядом с ними, железной рукой сжимая им челюсти.

Король Генрих – он сидел со стороны Жеана – видел, как лошадь яростно трясет головой, пытаясь избавиться от этих живых тисков, и громко ржет от боли.

Шагов сорок пришлось пробежать им так за лошадьми, обхватив их морды. Животные изнемогали от крепкой узды, яростно ржали и постепенно замедляли шаг.

– Теперь можно спрыгнуть, – сказал герцог де Бельгард. – Выходите же, государь, ради Бога выходите!

С этими словами он открыл дверцу.

– Храбрецы вот-вот выбьются из сил! – подтвердил герцог де Лианкур. – Выходите отсюда, государь!

Генрих IV без всяких споров выпрыгнул из кареты – не суетясь, ловко, не упав.

– Ну вот и все! – прошептал он.

Лианкур и Бельгард, бледные от ужаса, только того и ждали и поспешно последовали примеру короля…

Впрочем, они могли бы спокойно остаться в карете. Несколько секунд спустя взмыленные и трепещущие всем телом кони в изнеможении остановились.

Теперь Пардальяну и его сыну надо было таким же образом укротить заднюю пару – вставая на дыбы, лошади порывались перескочить через передних. Это уже оказалось секундным делом. Ярость опьянения прошла; лошади выбились из сил.

– Дайте им воды, – сказал Пардальян кучеру, – и все будет в порядке.

Прежде Генрих не мог узнать Жеана – он видел его со спины, – а Пардальяна и вовсе не заметил. Теперь же он узнал обоих. Король подошел к Пардальяну, протянул ему руку и сказал:

– Тысяча чертей, друг мой! Вот ведь ирония судьбы – как мы ни встретимся, вы всегда рискуете жизнью ради меня! Не знаю, как и благодарить вас.

Король еще не оправился от потрясений, но изо всех сил старался совладать с собой.

– Помилуйте! – преспокойно ответил Пардальян. – Право, не стоит благодарности.

– Что вы говорите! – воскликнул Генрих IV. – Вам же могло переломать все кости. Хотя бы засвидетельствовать мою признательность вы мне позволите? – прибавил он настойчиво и дружелюбно.

Жеана король словно не замечал – то ли сразу решил не говорить с ним, то ли хотел еще обдумать, как себя с ним вести. Он повернулся к юноше спиной.

Это вышло у него совершенно естественно, и Жеан подумал, что случайно, ибо не знал королевского нрава. Он стал терпеливо ждать, когда король соблаговолит обернуться. Впрочем, юноша сохранял полное спокойствие, ибо ему было все равно. Он сделал то, что сделал, – без всякого расчета, без всякой задней мысли. С риском для собственной жизни он спасал не государя, а отца Бертиль де Сожи. Вот он и спас его – а остальное неважно.

Но Пардальян знал короля очень хорошо – да и вообще, как он сам любил говорить, старого воробья на мякине не проведешь. Он понял – Генрих повернулся к Жеану спиной не случайно, а намеренно. Тогда в глазах Пардальяна блеснули лукавые искорки, словно он задумал какую-то шутку. С наивнейшим лицом, с любезнейшей улыбкой он взял Жеана за руку, поставил перед королем и воскликнул, как ни в чем не бывало:

– Ваше Величество! Пользуясь вашим расположением, прошу вас свидетельствовать свою признательность этому юноше. Он, несомненно, заслужил ее – без него Вашего Величества уже не было бы в живых.

Генрих недружелюбно посмотрел на Жеана и ничего не сказал. Жеан выдержал его взгляд хладнокровно, можно сказать – равнодушно.

Беарнец находился в затруднении. Как бы там ни было, Жеан Храбрый ему нравился, в глубине души он им даже восхищался. Но вот эта кровавая история у Монмартрского эшафота… Судя по докладам, наглеца нельзя оставить безнаказанным. Поэтому король был недоволен и смущен.

Пардальян словно не заметил монаршего недовольства. По-прежнему невозмутимо, но на сей раз вполне серьезно он продолжал:

– Если бы не он, меня бы здесь не было, и, следовательно, я бы не мог вас избавить от верной гибели… Вы сказали, государь, что мне могло переломать все кости. Верно – но мой старый скелет не такая уж большая жертва ради жизни Вашего Величества. А юноша этот еще находится на заре своих дней; он любит, любим – У него есть все причины желать прожить как можно дольше… Однако он, не колеблясь, выручил вас. Потому говорю еще раз: если королю благоугодно свидетельствовать свою признательность – то ему в первую очередь!

От Генриха Ждали, так сказать, окончательного приговора, и он поневоле подчинился… Обращаясь к Пардальяну, он сурово произнес:

– Я велел этому юноше, чтобы он исчез, и тогда бы о нем забыли. Но вчера и сегодня мне о нем много говорили – даже слишком много. Его считали мертвым – и хорошо, что так, иначе бы его по меньшей мере вздернули. Вы говорите, я обязан ему жизнью… что ж, я помилую его, и мы будем в расчете.

Он повернулся к Жеану, стоявшему с каменным лицом:

– Даем вам сорок восемь часов, чтобы покинуть наш город. До той поры вас не будут преследовать, но далее я ни за что не ручаюсь. Больше, молодой человек, ни о чем меня не просите.

Жеан поклонился с унаследованным от отца благородным достоинством и строго ответил:

– Я уже имел честь говорить Вашему Величеству, что не могу сейчас уехать из Парижа.

– Вот как? Очень жаль!

– Вашему Величеству вовсе не стоит сожалеть об этом.

– Что такое?!

От тона, которым разговаривал король, любой царедворец скончался бы на месте. Жеан же держался с уверенностью, которую, казалось, ничто не могло поколебать.

Пораженные безмолвные свидетели этого разговора – герцоги Бельгард и Лианкур – в ужасе смотрели на несчастного юношу. Как он не может понять: король гневается, гроза вот-вот разразится – и тогда он погиб!

Пардальян неподвижно стоял, смотрел на сына и глаза его радостно сверкали.

Король же, проговорив «Что такое?», отвернулся с видом полного равнодушия. Даже полному профану в этикете стало бы ясно: разговор окончен.

Однако у Жеана Храброго было свое на уме. Он с усмешкой поглядел на Пардальяна, что значило: я все понял, но не все еще сказал.

До Пардальяна дошел смысл его взгляда.

«Что он собрался делать? Черт! Надо быть начеку!» – не без тревоги подумал он.

Не сдвинувшись с места, Жеан многозначительно произнес:

– Ваше Величество и вправду думает, что лошади понесли случайно?

Генрих разом обернулся, словно услышал в траве шуршание ядовитой змеи. Все его величие вмиг пропало, и на смену ему явилась тревога, совершенно нескрываемая тревога. Дрожащим голосом король произнес:

– Что вы хотите сказать?

– Спросите этого человека, – все так же многозначительно кивнул Жеан на кучера. – Он теперь, кажется, понял, в чем дело.

Кучер давно уже слез с козел и осматривал лошадей, пытаясь разобраться, отчего же они взбесились. В тот самый миг он как раз принюхивался к острому характерному запаху, исходившему из конской пасти… Бледный, обескураженный, он повернулся к королю.

Генрих скорым шагом подошел к нему. Бельгард и Лианкур, забыв об этикете, последовали за королем. Пардальян с Жеаном остались стоять на месте. За спиной у короля Жеан вновь тайком улыбнулся отцу: он-де кое-что задумал…

– Ну что? – беспокойно спросил Генрих IV.

– Боже, Ваше Величество! – ответил кучер. – Некий преступник напоил лошадей водкой! Это не случайное происшествие – это подлое, умышленное покушение!

Генрих побледнел. Мы с вами знаем: страх покушений был кошмаром, отравлявшим ему жизнь. Безумными глазами он поглядел на своих спутников – Бельгард и Лианкур были еще бледнее.

– Ох, злодеи! – прошептал Генрих. – Убьют меня, ей-богу, убьют! Тыщу раз я говорил себе: живым из этого города мне не выбраться!

Он вновь повернулся к Пардальяну с Жеаном:

– И вы это знали?

Отец и сын кивнули. Король в гневе стиснул кулаки и выругался про себя. Жеан медленно и веско заговорил:

– Да, мы знали. Слава Богу, в этот раз мы успели вовремя. В этот раз… Не обманывайтесь, государь: то, что не удалось сегодня, завтра повторится каким-либо иным образом.

Он воздел руку к небу и продолжал тоном пророка:

– Смерть рыщет вокруг вас, тащит в пучину, хочет схватить вас своей костлявой рукой! Я вижу ее! Быть может, мне улыбнется удача, и я еще раз вовремя поспею отогнать ее. Итак, сегодня, а может быть и завтра Вашему Величеству не стоит жалеть, что я остался в городе, вопреки высочайшему повелению.

Эти слова и тон, каким они были сказаны, произвели на короля сильнейшее действие. Он невольно всем телом содрогнулся от ужаса.

Но в то же самое время Жеан исподтишка поглядывал на Пардальяна с тайным лукавством. Пардальян вновь все понял и подумал: «А ведь неглупо, ей-ей! Королю не хватило великодушия помиловать его – так мы напугаем его покушением и добьемся-таки своего! Парень защищает себя, и защищает смело, любыми способами… – Он усмехнулся: – Моя кровь, ничего не скажешь!»

В смятении король обратился к Пардальяну с красноречивейшим немым вопросом в глазах. Шевалье про себя засмеялся: «Погоди, я тебя сейчас утешу!»

С прекрасно известным Генриху непроницаемым видом он сказал:

– Молодой человек не преувеличивает… скорее даже недоговаривает.

– Дьявольщина! – похолодев, прошептал король.

– Разве господин де Сюлли не предостерег Ваше Величество относительно некоей церемонии?

– Как же! Я как раз хотел благодарить вас за это.

Все так же невозмутимо Пардальян возразил:

– И за это, Ваше Величество, благодарить надо не меня, а этого юношу. Если бы не он, мне бы не удалось предупредить господина де Сюлли о тайных планах злоумышленников.

Жеан насторожился: он понятия не имел, на что намекает шевалье. Пардальян между тем не лгал. И о планах Кончини, и о действиях Парфе Гулара он узнал потому, что разыскивал Жеана. По своей особенной логике Пардальян рассудил: не будь Жеана, он ничего бы не узнал. Значит, чья тут заслуга? Жеана! А раз так – честь по всей справедливости надлежит воздать юноше.

Генрих IV, как известно, верил каждому слову Пардальяна. Он утер рукой пот со лба, тяжело вздохнул и сказал:

– Так вы, молодой человек, знаете, кто те злодеи, что тайно преследуют меня? Так вы уже однажды спасли своего короля?

Пардальян поспешил ответить за сына:

– Ваше Величество ошибается: не однажды, а дважды. Совсем недавно он одним-единственным словом обезоружил человека, собиравшегося…

– Господин де Пардальян! – прервал его Жеан. – Прошу вас, не рассказывайте об этом королю!

– Нет, расскажите, тыща чертей! – возбужденно воскликнул Генрих. – Королю необходимо знать храбрецов, что так отважно и бескорыстно служат ему!

– Жеану Храброму, – продолжал Пардальян, сдерживая улыбку, – действительно много известно. Может быть, потому-то его и стараются очернить в глазах Вашего Величества. Так или иначе, он не хвастал – ему еще, возможно, придется сохранить жизнь королю. Что до меня, я уверен: отправив его в ссылку, Ваше Величество добровольно лишит себя преданного защитника. Вы сами заточите то оружие, которым вас лишат жизни.

Последние слова он произнес с необыкновенным пылом, а про себя подумал: «Ну-ка, попробуй, отвертись теперь!»

Генрих был в ужасе и в ярости.

«Три покушения! – думал он. – За один месяц! И никто не подозревал! И не будь этих двоих – мне конец! Что ж – слава Богу, теперь я предупрежден и найду защиту!»

Вслух он невольно сказал:

– Да, это дело другое!

Пардальян с сыном быстро переглянулись. Король действительно сильно перепугался и вел себя иначе – если прежде он разговаривал с Жеаном сурово и отчужденно, то теперь ласково, почти по-семейному.

– Итак, молодой человек, – добродушно произнес он, – вы хотите остаться в городе только затем, чтобы охранять нашу особу?

Жеан бесстрашно и честно ответил:

– Не только… но отчасти.

– Недурно, – прошептал Пардальян, с нетерпением ожидавший его ответа. И улыбнулся:

– И царедворец он будет такой же плохой, как отец!

Генриху ответ понравился. На душе у него сразу полегчало, и с громким смехом он произнес:

– Вот это откровенно! Признаюсь, молодой человек, вы мне по сердцу!

Лианкур с Бельгардом, видя, что дело для юноши приняло хороший оборот, любезно заулыбались ему, кстати вспомнив, что их он тоже спас. Прежде это им как-то в голову не приходило…

– Но скажите, – продолжал король с лукавой улыбкой, – откуда в вас такая перемена? Я ведь не забыл о самой первой нашей встрече. Тогда вы собирались любой ценой лишить меня жизни, а теперь так отважно ее защищаете.

– С тех пор, – без малейшего смущения отвечал Жеан, – я узнал нечто, чего не знал тогда.

– Вот как! И что же это?

Жеан почтительно склонился и сказал:

– Что она ваша дочь.

Глава 57
НЕУДАВШЕЕСЯ ПОКУШЕНИЕ

Смысл этих слов был Генриху совершенно ясен. Парой минут раньше такой ответ задел бы его и вызвал бы гневную отповедь. Но теперь он иначе относился к Жеану. Эти слова успокоили короля больше любых пылких заверений в преданности. Верность отцу Бертиль де Сожи, справедливо подумал он, будет гораздо сильнее верности государю. Что еще нужно человеку, который опасается за себя? Оба ответа Жеана были крайне рискованны, но оба раза ему удалось понравиться королю.

Однако Генрих IV, прежде чем ответить, долго еще стоял молча, глядя словно сквозь Жеана. Он думал о дочери.

«Почему я не сдержал слова? – размышлял он. – Почему не забочусь о ней? Да, ведь у меня было столько дел…»

В действительности его испугал и оттолкнул прием, который она ему оказала. Король Генрих чувствовал себя неловко перед этой удивительной девушкой. Она посмела судить его. Она не явила ни дочернего почтения, ни трепета перед королевским саном. Она, наконец, горделиво отринула почести, титулы, богатство, а главное – его отеческую привязанность. И он не смел более являться к ней.

Генрих думал, что теперь настала пора о ней вспомнить. Это был его долг – ведь ради нее у него появился защитник, одаренный чудесной силой и безумной отвагой.

Мысли его были чистосердечны, хотя от дела их отделяло еще немало. Отцовское чувство было в короле развито очень слабо. Притом он не мог открыто признать эту свою дочь, а ее несносный (по мнению короля) характер выводил его из себя.

Так что, скорее всего, вернувшись в Лувр, он про нее тут же забудет, как забыл и в прошлый раз. Генрих сам это чувствовал и заранее оправдывался перед собой:

– Да ведь ей только того и надо…

Тем временем со стороны аббатства послышался глухой топот копыт – он был все ближе, ближе… Никто не обратил на него внимания, и лишь Жеан Храбрый догадался, кто скачет.

В тот момент, когда король Генрих наконец-то собрался с мыслями, чтобы ответить, отряд во главе с Кончини, д'Эперноном и Неви с двух сторон обогнул часовню Святых Отцов и во весь опор помчался вдоль садов королевы. Генрих обернулся и увидел: множество всадников вихрем скачет мимо мельницы.

Он воспрял духом, довольная улыбка мелькнула на его хитроватой физиономии – и он забыл ответить Жеану.

Все, кто был там, также обернулись и принялись внимательно вглядываться в конный отряд.

Обернулся и Жеан, и Пардальян, не спускавший глаз с сына, заметил, что юноша вдруг встрепенулся и гнев и вызов загорелись в его глазах. Одним стремительным движением он подтянул перевязь и поправил шпагу, приготовившись к неминуемой схватке.

Все это Пардальян заметил моментально – и тут же все понял. Он перевел взгляд с Жеана на кавалькаду, потом – на короля, ничего не сказал (лишь усмехнулся недобро), тоже поправил шпагу и гордо выпрямился.

Меж тем д'Эпернон, Кончини и Неви заметили короля с его спутниками. Разом приподняв шляпы, они воскликнули что было мочи:

– Да здравствует король!

И позади всадников раздался, подобно эху, тот же клич. Это кричала толпа любопытных, устремившихся за кавалькадой; кричали жители предместья, ушей которых достиг молниеносно распространявшийся слух о готовившемся покушении… кричали те, кто сам не знал, почему надо кричать:

– Да здравствует король!

Генрих, повеселев, помахал всадникам рукой и крикнул:

– Спасибо, друзья!

Затем, так и сияя, он повернулся к своим спутникам:

– Тыща чертей! Да, есть негодяи, желающие нашей смерти, – но куда больше, благодарение Богу, добрых людей, спешащих явить свою преданность! Дьявольщина, до чего ж веселее становится от этого на душе!

Справа от короля в этот момент стояли Бельгард с Лианкуром, слева – Пардальян с Жеаном. Пардальян нарочно устроил так, чтобы Жеан оказался рядом с королем. Ему-то и были, соответственно, адресованы эти слова, а благосклонная улыбка говорила, что к Жеану они действительно относятся.

Юноша молча и со скептической усмешкой поклонился. Пардальян заметил и эту улыбку, и яростный взгляд, брошенный Жеаном на троицу во главе колонны.

Генрих же ничего не заметил. Он всматривался во всадников, но пока не мог их узнать: отряд был еще далеко, а зрение короля с каждым днем слабело. Он только поспешно приказал:

– Прошу вас, господа, не болтать об этом деле. Помните: это всего лишь несчастный случай.

И, не дожидаясь ответа, Беарнец пошел вперед – этот ртутный шарик не мог долго стоять на одном месте.

Вышло так, что Пардальян с Жеаном оказались позади короля и в нескольких шагах от двух герцогов. Те тоже с ненавистью смотрели на приближавшийся отряд – теперь лица всадников были ясно видны.

Дело в том, что Бельгард с Лианкуром, как мы уже говорили, люто враждовали с Кончини. Они прикидывали, не соучастник ли он неудачного покушения, – и, как мы знаем, догадки их были верны. Спрашивали они себя и о том, не по его ли милости им была оказана столь сомнительная честь – сопровождать короля в карете, обреченной на гибель. Возможно, что и тут они не ошибались.

Пардальян воспользовался тем, что на него никто не смотрит. Он заговорил с сыном так, как будто Жеан все это время объяснялся с ним не взглядами, а самыми недвусмысленными словами:

– Итак, среди этих добрых людей, спешащих проявить свою преданность, – еле слышно прошептал он, повторяя последнее замечание короля, – едет убийца.

Жеан не удивился, что шевалье все понял и во всем разобрался. Пардальян уже ничем не удивлял его… Он кивнул на отряд и так же тихо ответил:

– И не один… А еще кое-кто предпочел остаться дома, иные же схоронились в монастыре.

Пардальян сказал себе: сын его знает все – даже больше, чем он сам.

– Неужели? – возразил он. – И начальник полиции?

– Этот – нет… а впрочем, не поручусь.

– Вот черт! – прошептал Пардальян и с состраданием поглядел на короля.

В нескольких шагах от Генриха IV три передовых всадника спешились и приблизились к нему. Д'Эпернон и Кончини выпустили вперед Неви. У них были на то веские причины.

В дороге они с адской хитростью обрабатывали начальника полиции. Впрочем, большого труда им это не стоило. Неви, естественно, был настроен против Жеана Храброго – он помнил стычку на улице Арбр-Сек, гибель своих людей, угрозу собственной жизни… он помнил все и не простил ничего. Неви искренне считал Жеана способным на любое преступление. Ловкие и коварные наветы своих спутников он ловил на лету – и немедля принимал их за чистую монету.

Когда же настало время действовать, Кончини с д'Эперноном предпочли уйти в тень, а начальника полиции выпустить вперед, чтобы в случае чего свалить на него всю ответственность. Смотря по тому, как все обернется, они или открыто поддержат его, или же ловко вывернутся – но в любом случае беды избегнут.

Неви один из всех добросовестно заблуждался и не подозревал, что таскает для предателей каштаны из огня.

– Что вас так встревожило, Неви? – спросил король.

– Ах, государь! – вскричал Неви (он и вправду был очень взволнован). – Случись с вами беда, мне впору было бы утопиться!

– Вот черт! Отчего же?

– Я опять опоздал прийти на помощь королю… Второй раз за несколько недель!

– Я не виню вас. Вам поручено надзирать за порядком в городе – это верно, но нельзя же предусмотреть все несчастные случаи. Какому еще государю служат так плохо, как мне! – проворчал он как бы себе под нос, но так, чтобы все слышали. – Держу пари, негодяи конюхи забыли напоить лошадей. Те, бедные, помирали от жажды, почуяли, что река неподалеку да чуть не скинули меня туда… Господин Легран! Последите, чтобы этих олухов наказали по заслугам.

– Будет исполнено, государь! – отозвался господин Легран, герцог де Бельгард, конюший и первый камергер короля.

Кончини с д'Эперноном переглянулись. Жеан Храбрый, оказывается, не донес на них – по лицу короля это сразу видно. А коли так – не лучше ли вообще замять дело? Бандит ведь никуда не денется. Кинжал меж лопаток – и все.

Но был еще Неви. Надо было предупредить его – тут же, при короле, при всех. Дело нелегкое! Д'Эпернон рискнул: он с королем держался запросто. Кончини скромно отошел в сторонку, застыв в церемониальной позе, д'Эпернон же подбежал к Генриху и воскликнул:

– Именно! Мы случайно узнали об этом – и, как видите, тут же поспешили на помощь королю. Как и Неви, мы просим прощения, что не поспели вовремя. Но мы рады видеть Ваше Величество живым и невредимым после этого рокового случая.

Генрих решил, что д'Эпернон все знает, но не хочет открыть истины перед многочисленной свитой. Он был рад, что его так хорошо поняли, и крайне милостиво сказал:

– Благодарю вас, герцог! Благодарю вас всех, друзья!

– Да здравствует король! – хором отозвались присутствующие.

Д'Эпернон сделал упор на слове «случай» и при том многозначительно посмотрел на Неви.

Но начальник полиции, как мы уже говорили, заблуждался добросовестно и не имел никаких причин менять устоявшееся убеждение – да он и не понял герцогского взгляда. Неви решил все-таки сказать свое слово.

– Это не случай, Ваше Величество, – категорически заявил Неви. – Это подлое, хладнокровно замысленное злодейское покушение.

Генрих нахмурился, недружелюбно посмотрел на начальника полиции и раздраженно ответил:

– Что такое, сударь? Да вы забываетесь!..

Пардальян с Жеаном остановили карету на большом Пре-о-Клер. Река катила мутные волны за спиной у короля и четверых его спутников, всего лишь в паре сотен туазов. Против них, лицом к Сене, стояли д'Эпернон, Неви и Кончини. За каждым из них – его люди, три отряда, выстроившихся широким полукругом. Самый маленький отряд – Кончини – был рядом с Бельгардом и Лианкуром, отряд д'Эпернона – самый большой – напротив короля; отряд же Неви находился рядом с Пардальяном и Жеаном Храбрым.

Не успел король ответить Неви – причем, судя по его тону, он не собирался терпеть никаких возражений, – как за спинами всадников раздался многоголосый крик:

– Да здравствует король! Слава нашему доброму государю! Ура!

Это жители предместья, наводнившие луг – на почтительном, впрочем, расстоянии от короля, – демонстрировали свои верноподданнические чувства…

Генрих благодарно помахал им рукой. И тут же, словно прозвучал какой-то тайный пароль, со всех сторон из толпы посыпались проклятья и угрозы:

– Убийца! Вон проклятый убийца! Смерть ему! Смерть! Утопить его! Повесить! Нет, колесовать! Выпотрошить живьем! Выдайте его на растерзание! Бросим его труп свиньям!

Пардальян краем глаза посмотрел на сына. Тот стоял слева от короля, всего лишь в нескольких шагах. Он не пошевелился, не дрогнул – он улыбался. Вид его был грозен. Пардальян прошептал себе в усы:

– Сейчас лев прыгнет – и тут ему в лапы не попадайся… Но, черт побери, почему эти мужланы кричат, что он убийца? Ведь это на него они указывают… Откуда взялось столь трогательное единодушие?

В одиночку Неви, быть может, отступил бы перед королевским гневом, но нежданная поддержка придала ему смелости.

– Ваше Величество! – настойчиво повторил он. – Прислушайтесь к гласу народа! Обуреваемый природным чувством справедливости, он требует покарать преступника! Народ понимает, что столь ужасное злодеяние не может остаться безнаказанным.

– Вот же тыща чертей! – выругался в ответ Генрих. – Я вам битый час толкую: несчастный случай, а вы все свое гнете – злодеяние, преступник! Сил никаких нет! Хорошо, если вам так уж хочется, найдите этого преступника и арестуйте.