Текст книги "Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе) (ЛП)"

Автор книги: Мишель Пейвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 99 страниц)

Глава третья

Повелитель Дубов даже не пытался скрыть следы. Он пробрался по отвесному северному склону Утеса на небольшой галечный пляж, сел в свою лодку и уплыл.

Торак и Ренн выследили его до этого места, а дальше след вел в Море.

– Я бы мог видеть его, – сказал Торак, – с того места, где был.

– Почему ты ночевал там? – спросила Ренн.

– Мне… нужно было побыть одному.

Она пристально посмотрела на него, но не стала расспрашивать. Это было даже хуже. Возможно, она догадалась, что он совершил ужасную ошибку, настолько ужасную, что не мог заставить себя рассказать ей.

– Теперь он может быть где угодно, – сказала она, поворачиваясь спиной к волнам. – Он мог уже добраться до Острова Водорослей или одного из островов помельче. Или вернуться обратно в Лес.

– И он уже далеко ушел, – сказал Торак. – Идем.

Чтобы вернуться в стоянку племени Тюленя, им пришлось забраться обратно на Утес. Алтарь все еще выглядел как-то неправильно. И Ренн первой заметила почему.

– Смотри на резной орнамент. Вершина алтаря сдвинута относительно черепа лося. Так не должно быть.

– Его передвигали! – Торак был в ужасе от того, что сам этого не заметил.

Царапины бросались в глаза, словно ворон на плавучей льдине. Он представил себе, как Повелитель Дубов – самый сильный человек в Лесу – налег плечом на алтарь, чтобы его сдвинуть, а затем вернул на место, но все-таки слегка не так, как положено.

Под кромкой алтаря Торак нашел то, что искал Тиацци: небольшое углубление, выдолбленное в породе Утеса. Внутри было пусто.

– Он нашел то, что искал, – сказал Торак.

Никто из них не стал вслух высказывать свои опасения. Но среди рябин на склоне Торак обнаружил подтверждение своей догадке: обрывки небольшого мешочка из шкуры тюленя. На иссохшем лоскутке кожи до сих пор был заметен слабый отпечаток чего-то твердого, размером с дикую сливу, чего-то, что прежде покоилось внутри.

У Торака кровь застучала в ушах. Голос Ренн доносился до него как будто издалека:

– Он нашел его, Торак. Тиацци заполучил огненный опал.

*

– Никому не говорите, – предостерег их Фин-Кединн. – Ни о том, что он был убит, ни о том, кто сделал это и почему.

Торак сразу согласился, но Ренн пришла в ужас:

– Даже его отцу?

– Никому, – повторил вождь племени Ворона.

Они присели на корточки у ручья на южной оконечности залива, глиной намазывая на лицах друг друга траурные метки. Рев водопада заглушал их голоса. Можно было говорить, не боясь, что их услышат женщины племени Тюленя, которые готовили погребальную трапезу ниже по течению, или мужчины, готовящие лодку Бейла к Смертному Странствию. В племени Тюленя работали молча, чтобы не оскорбить души погибшего юноши. Тораку показалось, что они занимаются этим как будто во сне.

Весь день они работали, а он помогал им. И вот уже опускались сумерки, и каждое убежище, каждая лодка, каждая жердь с треской были передвинуты в этот конец залива, наиболее удаленный от Утеса. На севере осталось только убежище, где Бейл жил со своим отцом. Его сверху донизу обмазали тюленьим жиром и подожгли. Торак видел: этот огонь красным глазом смотрел на него из опускавшейся тьмы.

– Но это

неправильно

, – запротестовала Ренн.

– Это необходимо. – Дядя перехватил ее взгляд и поспешил возразить ей.

– Подумай, Ренн. Если его отец узнает, он захочет отомстить.

– Да, и что с того? – резко спросила она.

– Он не будет один, – ответил Фин-Кединн. – Все племя захочет отомстить за своего сородича.

– И что с того? – по-прежнему упрямилась Ренн.

– Я знаю Тиацци, – сказал Фин-Кединн. – Он не станет прятаться на островах, он вернется в Лес, где его сила наиболее велика. И самый короткий путь лежит через торговое место на берегу…

– И если племя Тюленя пойдет за ним, – вступил Торак, – он столкнет их с другими племенами, а сам улизнет.

Вождь племени Ворона кивнул:

– Вот поэтому мы ничего им не скажем. Племена Моря и племена Леса всегда не слишком ладили друг с другом. Тиацци воспользуется этим. В этом его сила – он пробуждает в людях ненависть. Обещайте мне оба не говорить никому.

– Обещаю, – сказал Торак.

Он не хотел, чтобы племя Тюленя отправилось за Тиацци. Это должна быть только его месть.

Неохотно Ренн дала слово.

– Но его отец непременно узнает, – сказала она. – Наверняка он видел все, что видели мы… кровь под ногтями.

– Нет, – сказал Фин-Кединн. – Я позаботился об этом.

С серыми полосами поперек лба и на щеках он выглядел отстраненным и грозным.

– Идем, – сказал он, поднимаясь. – Пора нам присоединиться к остальным.

На берегу люди племени Тюленя выставили круг факелов из водорослей, их огни рыжими отблесками метались на фоне темно-синего неба. Внутри круга положили Бейла в его лодке. Густой черный дым разъедал Тораку глаза, и он вдыхал смрадный запах горящего тюленьего жира. Он почувствовал, как траурные метки, подсыхая, стягивают кожу.

«Обряд погребения Бейла, – подумал он. – Не может быть».

Сперва отец Бейла выступил к лодке и заботливо прикрыл тело сына своим спальным мешком. Пожиратели Душ отняли у него обоих сыновей, и его лицо было отрешенным, словно он сейчас находился где-то в другом месте. «Словно на дне Моря», – подумал Торак.

После отца Бейла члены племени по очереди оставляли подношения для Смертного Странствия. Асриф положил плошку с едой, Детлан – несколько рыболовных крючков, а его маленькая сестра, которой очень нравился Бейл, изо всех сил старалась сдержать слезы, когда клала маленький каменный светильник. Другие положили одежду, сушеное мясо кита или трески, сети для охоты на тюленя, копья, веревку. Фин-Кединн положил гарпун, а Ренн – три свои лучшие стрелы. Торак отдал свой амулет из челюсти щуки, для удачи в охоте.

Отступив в сторону, он наблюдал, как мужчины подняли лодку на плечи и отнесли ее к мелководью. Затем они примотали два тяжелых камня на нос и корму лодки, а отец Бейла сел в свою лодку и потянул своего сына в открытое Море.

Остальные устало пошли в стоянку, где им предстояла молчаливая трапеза, но Торак остался и смотрел им вслед, пока две лодки не превратились в точки. Когда их не будет видно с берега, отец Бейла вытащит свое копье и прорежет погребальную лодку, отправив своего сына к Матери-Морю. Рыбы съедят плоть Бейла, как при жизни он ел их плоть, а потом его укрытие обратится в пепел, ветер развеет его, и Бейл исчезнет без следа, словно рябь на глади Моря.

«Но он вернется, – подумал Торак. – Он родился здесь, здесь был его дом. Ему будет одиноко в Море».

Фин-Кединн позвал его:

– Торак, идем. Ты должен присоединиться к трапезе.

– Я не могу, – сказал юноша, не оборачиваясь.

– Ты должен.

– Я не могу! Я должен найти Тиацци.

– Торак, уже стемнело. – Ренн присоединилась к дяде. – И ночь безлунная, ты не можешь уйти сейчас. Мы отправимся в путь с утра.

– Ты должен почтить память своего сородича, – строго сказал Фин-Кединн.

Торак повернулся к нему:

– Моего сородича? Ведь так мы теперь будем его называть, да? Моим сородичем. Юношей из племени Тюленя. Пять долгих лет, пока не забудем его имя.

– Мы никогда не забудем, – сказал Фин-Кединн. – Но так будет правильно. Ты знаешь это.

– Бейл, – произнес Торак отчетливо. – Так его звали. Бейл.

Ренн ахнула.

Фин-Кединн пристально посмотрел на него.

– Бейл. – Повторил Торак. – Бейл. Бейл. Бейл!

Протиснувшись между ними, он побежал вдоль кромки залива и остановился лишь, добежав до тлевших останков убежища Бейла.

–

Бейл!

– прокричал он холодному Морю.

Если это могло призвать жаждавший мести дух Бейла, чтобы преследовать его, пусть будет так. Это была его вина, что Бейл сейчас лежал на дне Моря. Если бы он не затеял ту ссору, Бейл не оказался бы на Утесе один. Они бы встретили Повелителя Дубов вместе, и Бейл остался бы жив.

Это его вина

.

– Торак! – Ренн стояла по другую сторону от огня так, что ее бледное лицо озаряли отблески пламени. – Перестань звать его! Ты призовешь его дух!

– И пусть! – бросил он в ответ. – Я это заслужил!

– Ты не убивал его, Торак.

– Но это была

моя

вина! Как мне жить с этим?

У нее не было ответа.

– Фин-Кединн прав! – крикнул он. – Племя Тюленя не должно мстить за Бейла, это должен сделать я!

– Перестань звать его…

–

Я

отомщу за него! – крикнул он. Вытащив свой нож и рожок с целебными травами, он поднял их к небу. – Я клянусь тебе, Бейл. Я клянусь тебе этим ножом и рожком и всеми своими тремя душами – я найду Повелителя Дубов и убью его. Я

отомщу

за тебя!

Глава четвертая

Волк стоял среди Белого Мягкого Холода у подножия Горы и смотрел на Темную Шерсть.

Она была за много прыжков от него и смотрела вниз. Он уловил ее запах, услышал, как ветер обвевает ее прекрасный черный мех. Он замахал хвостом и заскулил.

Темная Шерсть взмахнула хвостом и проскулила в ответ. Но это Гора Громовника. Волк не может подняться на нее, а она не может спуститься к нему. Он скучал по ней, даже когда охотился с Большим Бесхвостым и Сестрой или играл в «придуши лемминга», в особенности потому, что Темная Шерсть делала это очень умело. Из всех волков стаи Горы Волк скучал по ней сильнее всего. Они были одним дыханием, одной костью и плотью. Он чувствовал это кончиком каждой своей шерстинки.

Темная Шерсть переступала передними лапами и пролаяла:

«Идем! Добрая охота, сильная стая!»

Хвост Волка безвольно повис.

Ее лай стал нетерпеливым.

«Я не могу!»

– ответил он ей.

Широкими прыжками она помчалась к нему с Горы. По пути вниз от ее лап во все стороны пушинками разлетался Белый Мягкий Холод, и сердце Волка летело вместе с ними. Он радостно поскакал ей навстречу, бежал так быстро, что…

Волк проснулся.

Он выпал из той жизни, в которой всегда оказывался во время сна; в другой жизни он лежал на краю Большого Мокрого. В одиночестве. Он скучал по Темной Шерсти. Скучал по Большому Бесхвостому и по Сестре. Даже по воронам скучал, самую малость.

Почему

Большой Бесхвостый оставил его и ушел на плавающих шкурах?

Волк ненавидел это место. От жесткой земли болели подушечки лап, а птицы-рыболовы нападали на него, если он подходил слишком близко к их гнездам. Некоторое время он исследовал логова бесхвостых вдоль Большого Мокрого, в который впадала Быстрая Мокрая, но теперь ему стало скучно.

Бесхвостые не охотились, они просто стояли кругом, с визгом и воем смотря на камни. Казалось, они считали, что одни камни важнее других, хотя для Волка все они пахли одинаково, а еще, передавая друг другу камни, бесхвостые ссорились. Когда обычный волк делает подарок – косточку или забавную палку, – он так поступает потому, что другой волк ему нравится, а не потому, что он сердится.

Опустилась Тьма, и бесхвостые успокоились, готовясь к очередному бесконечному сну. Волк поднялся и отправился разнюхать, что да как у Логова. С презрением обходя собак стороной, он съел несколько рыбин, что свисали с палок, и превосходный кусок жира морской собаки. Затем он нашел налапник около одной из нор и пожевал его тоже. Когда наступил Свет, он проворно пробрался в Лес, умостился на мягкой подстилке из папоротника и задремал.

И вдруг его разбудил запах дыма.

Его когти напряглись. Шерсть на загривке встала дыбом. Он узнал этот запах. Он напоминал ему о дурных вещах. От этого начал ныть кончик хвоста.

След был свежий, и запах вел его вверх по течению Мокрой. С рычанием Волк вскочил и бросился в погоню.

*

– Я же сказал вам, – повторил охотник племени Морского Орла, подвязывая связку рогов косули. – Я видел, как по берегу шел крупный мужчина. Вот и все.

– Куда он направился? – спросил Торак.

Он упорствовал. Ренн держала в руках чашку с горячим березовым соком и удивлялась терпению человека из племени Морского Орла.

– Да

не знаю

я! – отрезал охотник. – Я был занят, я шел торговать.

– Думаю, он пошел вверх по течению, – добавила спутница охотника.

– Вверх по течению, – уточнил Торак.

– Это все равно, что куда угодно, – заметила Ренн.

Но Торак уже шел в стоянку племени Ворона к лодкам из оленьих шкур.

Шла уже вторая ночь с погребального обряда Бейла, и после изматывающего перехода они достигли торгового места на берегу. Густой туман обволакивал стоянки на побережье и в устье Лосиной Реки. Племена Ивы, Морского Орла, Водорослей, Ворона, Баклана, Гадюки – все пришли, чтобы обменять рога и рожки на тюленьи шкуры и твердые Морские яйца. Фин-Кединн ушел вернуть одолженные у племени Кита лодки, а вороны гнездились на сосне. Волка поблизости видно не было.

Ренн нагнала Торака, который пробирался вперед, расталкивая толпу, не обращая внимания на заслуженные раздраженные взгляды.

– Торак, постой! – Оглядевшись, чтобы убедиться, что их никто не слышит, она продолжила уже шепотом: – А ты не думаешь, что это может оказаться ловушкой? Прежде ты уже попадал в ловушки Пожирателей Душ.

– Мне все равно, – сказал Торак.

– Сам подумай! Тиацци и Эостра где-то поблизости, последние из Пожирателей Душ, самые могущественные из всех.

– Мне

все равно

! Он убил моего сородича. Я собираюсь убить его. И

не говори

мне, что надо пойти поспать и мы начнем с утра.

– Я и не собиралась, – ответила Ренн, уязвленная его резкими словами. – Я собиралась сказать, что раздобуду припасы.

– На это нет времени. Он и так уже опередил нас на два дня.

– Опередит еще сильнее, – возразила она, – если мы и дальше не будем охотиться!

Когда она дошла до своего убежища, которое делила с Саеунн, вид его знакомых, мешковатых оленьих шкур заставил ее остановиться. Меньше месяца назад она покинула его и убежала к лодкам, желая быть с Фин-Кединном и Тораком и снова увидеть Бейла.

Она закрыла глаза. Вспомнила, как разглядывала его искалеченное тело. Невидящий взгляд голубых глаз. Серая слякоть на камнях.

«Это его мысли, – повторила она себе. – Это его мысли сейчас впитываются в мох».

Зрелище стояло у нее перед глазами ночью и днем. Она не знала, видит ли Торак то же самое, потому что всякий раз, когда они начинали говорить об этом, все сводилось к поискам Тиацци. Казалось, в нем просто не осталось места для горя.

Туман тонкой холодной струйкой скользил по ее шее, и она поежилась. Она устала, и тело ее одеревенело от долгого перехода, а душа была пуста от горя и

одиночества

. Она и не подозревала, что можно чувствовать себя так одиноко среди людей, которых любишь.

А вокруг охотники появлялись и вновь исчезали во мраке. Она представила, с каким вожделением Тиацци держит в руках огненный опал. Человек, которому нравилось причинять боль другим. Который жил только ради власти.

Колдунья племени Ворона спала в углу укрытия, под затхлой шкурой лося. За зиму ее тело так усохло, что напоминало Ренн пустой бурдюк для воды. Она редко ковыляла дальше отхожего места, а когда племя переселялось, ее несли на носилках. Ренн задавалась вопросом, что же заставляет биться это сморщенное сердце и сколько еще это продлится. Уже сейчас в дыхании Саеунн угадывалось дуновение с кладбища племени Ворона.

Стараясь не разбудить ее, Ренн собрала свои вещи и набила мешок из кишки зубра продовольствием. Печеные лесные орехи, копченая конина, блюдо из толченой таволги, сушеная брусника для Волка.

Лосиная шкура зашевелилась.

Ренн вздрогнула.

Из-под шкуры показалась старческая пятнистая макушка: колдунья племени Ворона, прищурившись, оглядела ее.

– Так, так, – сказала Саеунн голосом, похожим на шелест сухих листьев. – Значит, уходишь. Стало быть, тебе известно, куда он направился.

– Нет, – ответила Ренн.

Саеунн всегда умела уязвить ее, зная ее слабое место.

– Но Лес велик… Уж наверное ты попыталась выяснить, куда он пошел.

Она имела в виду узнать при помощи колдовства. Ренн сжала сумку в руках.

– Нет, – пробормотала она.

– Почему?

– Не смогла.

– Но способности-то у тебя есть.

– Нет. – Внезапно в глазах ее выступили слезы. – Я должна видеть будущее, – сказала она с горечью, – но я не смогла предвидеть его смерть. Какой

прок

быть колдуньей, если я не могла предвидеть это?

– Может, ты и способна к колдовству, – проскрипела Саеунн, – но ты еще не колдунья.

Ренн захлопала глазами.

– Ты сама поймешь, когда станешь ею. Хотя, возможно, твой язык поймет прежде тебя.

«Опять загадки, – подумала Ренн с остервенением. – Почему всегда одни загадки?»

– Да, загадки, – сказала колдунья с сопением, почти похожим на смех. – Загадки, которые тебе предстоит разгадать! – Она замолкла, чтобы перевести дух. – Я раскинула кости.

Торак показался в дверном проеме и бросил на Ренн нетерпеливый взгляд.

Она жестом велела ему молчать.

– Что ты видела? – спросила она Саеунн.

Колдунья облизнула десны серым, словно глина, языком.

– Алое дерево. Охотника с пепельными волосами, что горит изнутри. Демона. Скрежет под выжженными камнями.

– Ты видела, куда отправился Тиацци? – бесцеремонно встрял Торак.

– О да… я видела.

Фин-Кединн появился у Торака за спиной, лицо его было мрачно:

– Он направляется в Сердце Леса.

– Сердце Леса, – подтвердила Саеунн. – Верно…

– Только что прибыл отряд племени Кабана, – сообщил Фин-Кединн. – Они спускались по Широкой Воде. У брода они заметили большого мужчину в долбленке, он направлялся к Черной Воде.

Торак кивнул:

– Он из племени Дуба, из Сердца Леса. Конечно, он отправится туда.

– Возьмем две лодки, – сказал Фин-Кединн. – Я сообщил племени, что они должны будут остаться здесь, а мы пойдем вверх по реке.

–

Мы?

– переспросил Торак резко.

– Я иду с тобой, – сказал Фин-Кединн.

– И я, – сказала Ренн, но они не обратили на нее внимания.

– Зачем? – спросил Торак Фин-Кединна.

С болью Ренн осознала, что он не хочет, чтобы они шли с ним. Он хочет сделать это в одиночку.

– Я знаю Сердце Леса, – сказал Фин-Кединн. – Ты нет.

– Нет! – вскричала Саеунн. – Ты не должен идти, Фин-Кединн!

Все обернулись к ней.

– Еще одну вещь поведали мне кости, и это уж

наверняка

. Фин-Кединн, ты не дойдешь до Сердца Леса.

Сердце Ренн сжалось:

– Раз так, мы пойдем без него. Только Торак и я.

Но лицо ее дяди выражало решимость: оно говорило ей, что спорить бесполезно.

– Нет, Ренн, – сказал он с пугающим спокойствием. – Вы не справитесь без меня.

– Справимся, – настаивала она.

Фин-Кединн вздохнул:

– Ты знаешь, что между племенем Зубра и племенем Лесной Лошади раздор с прошлого лета. Они не пустят к себе чужаков. Но меня они знают…

– Нет! – воскликнула Ренн. – Саеунн знает, что говорит. Она никогда не ошибается.

Колдунья племени Ворона покачала головой и еще раз со скрипом выдохнула:

– Ах, Фин-Кединн…

– Торак, скажи ему! – умоляла Ренн. – Скажи, что мы справимся без него.

Но Торак подобрал мешок с припасами и отвел взгляд.

– Идем, – пробормотал он, – мы теряем время.

Фин-Кединн забрал второй мешок у Ренн из рук.

– Идем, – согласился он.

Глава пятая

Волк мчался по следу. Вокруг него Лес просыпался от долгого сна, и добыча исхудала от необходимости всякий раз разгребать Белый Мягкий Холод, чтобы найти себе пропитание. Волк видел, как лось жует сочную шкуру клена. Чувствуя, что он не станет охотиться на них, стадо северных оленей лишь подняло головы, провожая его взглядом.

Ненавистный запах заполнял его ноздри. Много Света и Тьмы назад плохой бесхвостый запер его в тесном каменном Логове и связал ему пасть, чтобы Волк не выл. Плохой бесхвостый держал его впроголодь и отдавил ему хвост, а когда Волк взвизгнул от боли, он

засмеялся

. А потом он напал на Брата Волка. Волк прыгнул на плохого бесхвостого, сжав челюсти на одной из волосатых передних лап, отхватив несколько костей вместе с мясистой, сочной плотью.

Волк побежал быстрее. Он не знал, зачем ищет Укушенного – волки не охотятся на бесхвостых, даже на самых плохих из них, – но он знал, что должен следовать за ним.

След становился все отчетливее. Сквозь голоса ветра, берез и птиц Волк слышал, как бесхвостый мешает Мокрую палкой. Он по запаху понимал, что с бесхвостым нет собаки.

И тут он увидел его.

Укушенный скользил вверх по течению Мокрой на дубовом бревне. Волк заметил блеск большого каменного когтя у него на поясе. Он уловил запах сосновой смолы и оленьей шкуры, а еще странный запах ужасного Яркого Зверя, Который Холодно Кусается.

Челюсти ужаса схватили Волка. Укушенный сидел прямо, без страха, наслаждаясь своей силой. Он был очень, очень силен. Даже Яркий Зверь, Который Жарко Кусается, не посмел бы напасть на него. Волк понимал это, потому что как-то раз уже видел, как бесхвостый сунул свою переднюю лапу

прямо в пасть Яркому Зверю

– и вытащил ее обратно целой и невредимой.

За много прыжков от него послышался высокий, тонкий вой свистка из птичьей косточки, который Большой Бесхвостый и Сестра использовали, чтобы звать его.

Волк не знал, как ему поступить. Он страстно желал пойти к ним, но это означало бы повернуть назад.

Свист птичьей косточки продолжал звать его.

Укушенный плыл вверх по течению Мокрой.

Волк не знал, как ему поступить.

*

– Ты позволил ему уйти! – кричал Торак. Он был так зол, что забывал говорить по-волчьи. – Он был прямо перед тобой, а ты позволил ему уйти!

Волк зажал хвост между задних лап и бросился за спину Фин-Кединна, который стоял на коленях, разжигая огонь.

– Торак, прекрати! – воскликнула Ренн.

– Но он был так близко!

– Я знаю, но это не его вина. А моя!

Он обернулся к ней.

–

Это я

звала Волка, – сказала она ему. – Это моя вина, что он позволил Тиацци уйти.

Она раскрыла ладонь, и он увидел маленький свисток из вилочки тетерева, которую дал ей два лета назад.

–

Зачем?

– Торак потребовал объяснений.

– Я беспокоилась за него. И за тебя, а тебе, похоже, было безразлично.

Это разозлило его еще сильнее.

– Разумеется, мне не безразлично! Как мне может быть безразличен Волк?

За спиной Фин-Кединна Волк прижал уши и неуверенно вильнул хвостом.

Торак почувствовал угрызения совести. Что с ним случилось?

Волк так радостно прибежал в их стоянку, гордо сообщил Тораку, как покинул след Укушенного, едва заслышав его зов. Он был сбит с толку, когда Торак рассердился. Он не мог понять, что сделал не так.

Торак опустился на колени и хрипло заскулил. Волк бросился к нему. Торак спрятал лицо в шерсти у него на загривке:

«Прости».

Волк лизнул его в ухо:

«Я понимаю».

– Что со мной случилось? – пробормотал Торак.

Не обращая внимания на его смятение, Фин-Кединн велел ему сходить за водой. Ренн просто сердито смотрела.

Торак взял мех для воды и побежал к мелководью.

Всю ночь и следующее утро они шли вверх по течению вдоль Лосиной Реки, делая лишь краткие остановки на отдых, и теперь были уже близко к стремнине, где Широкая Вода и Черная Вода сливались воедино. Дважды они встречали охотников, которые видели большого мужчину, плывущего вверх по реке.

«Он уйдет», – подумал Торак. Тяжело опустившись на бревно, он хмуро смотрел на реку.

День выдался неважный, Лес был сам с собой не в ладах. Брошенный лось печально мычал. В сухом тростнике по другую сторону реки два зайца молотили друг друга передними лапами.

Торак уловил запах древесного дыма и аппетитное шкворчание лепешек. Он был голоден, но не хотел возвращаться к остальным. Он чувствовал себя отрезанным от них, словно был отгорожен от них стеной, невидимой, но непробиваемой, словно лед посреди зимы. Пророчество Саеунн о его приемном отце преследовало его. Что, если Ренн была права и Тиацци уготовил им ловушку? Что, если он, Торак, ведет Фин-Кединна навстречу смерти?

И все же другого выбора у него не было, ему оставалось только продолжать путь.

Волк неслышно ступал вдоль берега и положил к ногам Торака палку – в подарок.

Торак подобрал ее и покрутил в руках.

«Ты грустишь,

– сказал Волк, наклонив одно ухо. —

Почему?»

«Брат со светлой шкурой, что пах морской собакой,

– сказал Торак по-волчьи, —

не дышит. Убит Укушенным».

Волк потерся о плечо Торака, и юноша облокотился на него, ощущая его надежное, пушистое тепло.

«Ты охотишься на Укушенного»,

– сказал Волк.

«Да»,

– ответил Торак.

«Потому что он плохой?»

«Потому что он убил моего Брата».

Волк наблюдал, как стрекоза скользит над водой.

«А когда Укушенный перестанет дышать, Брат со светлой шкурой снова будет дышать?»

«Нет»,

– ответил Торак.

Волк наклонил голову и посмотрел на Торака, в его янтарных глазах читалось недоумение:

«Тогда – зачем?»

«Потому, – хотелось ответить Тораку, – что я должен отомстить за Бейла». Но он не знал, как сказать это по-волчьи, и, даже если бы знал, не был уверен, что Волк поймет. Возможно, дело было в том, что волки не мстительны.

Так, сидя бок о бок, они наблюдали, как мальки взлетают над бурыми водами. Торак заметил блестящую чешую форели и проследил, как она уходит на глубину.

Он всегда знал, что они с Волком кое в чем различаются, но, казалось, Волк этого не понимал. Временами Волка это расстраивало, особенно когда Торак не мог сделать что-то, доступное настоящему волку. От этих мыслей Тораку стало грустно, он ощутил какую-то смутную неловкость.

Он огляделся, пытаясь понять, куда подевался Волк. Небо потемнело от набежавших туч. В тростнике по другую сторону реки кто-то стоял и смотрел прямо на него.

Это был Бейл.

По его безрукавке беззвучно стекала вода. Водоросли запутались в длинных волосах. Его бледное лицо имело зеленоватый оттенок, словно его было видно из-под толщи воды, глаза смотрели на него темными кругами. В них был гнев. И упрек.

Торак попытался закричать, но не смог. Его язык присох к небу.

Бейл поднял руку, с которой каплями стекала вода, и указал на него. Его губы зашевелились. Он не слышал ни звука, но смысл был ясен и без этого.

Это твоя вина.

– Торак?

Наваждение рассеялось. Торак резко обернулся.

– Я звала тебя! – сказала Ренн.

Она стояла прямо у него за спиной с сердитым выражением лица.

Бейл исчез. Лишь сухой тростник потрескивал на ветру по другую сторону реки.

– Что с тобой? – спросила Ренн.

– Н-ничего, – сказал он, запинаясь.

–

Ничего?

Да у тебя же лицо посерело.

Он потряс головой. Он не мог заставить себя рассказать ей.

Она едва заметно обиженно пожала плечами.

– Что ж. Я приберегла тебе лепешку. – Она протянула ему ее, завернутую в лист щавеля, чтобы не остыла. – Можешь съесть по дороге.

*

Сидя в лодке, Ренн наблюдала, как Волк бежит среди деревьев: то поднимая морду, чтобы уловить запах, то разнюхивая что-то в кустах.

Не раз он находил места, где Повелитель Дубов останавливался перекусить или отдохнуть. Казалось, Тиацци торопится оказаться в Сердце Леса, и это беспокоило Ренн, хотя она и не высказывала своих опасений остальным. Фин-Кединн был поглощен заботами, а Торак…

Она хотела бы, чтобы он обернулся и поговорил с ней. Он сидел спереди, выпрямив спину, неустанно вглядываясь в берега в поисках следов Тиацци.

Она со злостью налегла на весло. Сейчас, кроме погони за Повелителем Дубов, его ничто не интересовало.

Его даже не волновало то, что Фин-Кединн подвергает свою жизнь опасности.

Наконец они достигли стремнины и пристали к берегу, чтобы перенести лодки по суше. Волк уже целенаправленно бежал вверх вдоль Черной Воды.

– Далеко еще до Сердца Леса? – спросил Торак, когда они спускали на воду вторую лодку.

– Около дня пути, – ответил вождь племени Ворона, – может, больше.

Торак стиснул зубы.

– Если он доберется туда, мы никогда его не найдем.

– Может, и найдем, – сказал Фин-Кединн. – Он не слишком торопится.

– Хотела бы я знать почему, – сказала Ренн. – Возможно, это ловушка. И даже если нет, скоро он поймет, что его преследуют.

Фин-Кединн кивнул, но ничего не ответил. Весь день он казался отрешенным и был неразговорчив, время от времени прищуриваясь, словно Черная Вода вызывала в его памяти какие-то болезненные воспоминания.

Это тоже не нравилось Ренн. Она не знала эту реку, ведь Фин-Кединн никогда не водил племя Ворона селиться на ее берегах, но название казалось ей подходящим. По обе стороны ее окружала густая тень деревьев, а вода была такой темной, что дна было не видать. Когда она наклонилась через борт, в лицо ей пахнуло кисловатым запахом преющей листвы.

Когда они снова спустили лодки на воду, она попросилась сесть вперед. Ей до смерти надоело смотреть в спину Тораку, гадая, о чем же он думает. Наверняка о том, как найти Тиацци. Хотя что, интересно знать, он будет делать, если найдет его? Закон племен запрещал убивать человека без предупреждения, а значит, ему придется вызвать Повелителя Дубов на поединок. Она старалась не думать об этом. Торак был силен и довольно умело сражался, но ему не было еще и пятнадцати лет. Как может он вызвать на поединок самого сильного человека в Лесу?

– Ренн, – позвал он ее, так что она подпрыгнула от неожиданности.

Она обернулась.

– Когда человек спит, ты можешь определить, видит ли он сон? В смысле, глядя на него.

Она посмотрела на Торака. Он сжал губы и не смотрел ей в глаза.

– Когда видишь сны, – сказала она ему, – твои глаза движутся. Так говорит Саеунн.

Он кивнул.

– Если увидишь, что я вижу сон, разбудишь меня?

– Зачем? Торак, что ты видел?

Юноша потряс головой. Он был, как волк: если не желал чего-то делать, заставить его было невозможно.

И все же Ренн попыталась:

– Что

это было

? Почему ты не можешь мне рассказать?

Он открыл рот, и на мгновение ей показалось, что он заговорит. Затем его глаза расширились и он схватил ее за капюшон, рывком нагибая ее вниз так сильно, что она ударилась лбом о борт лодки.

– Ой! – вскрикнула она. – Ты что…

– Фин-Кединн, пригнись! – крикнул Торак в то же мгновение.

Пока Ренн с трудом попыталась выпрямиться, что-то со свистом пролетело у нее над головой. Она увидела, как Фин-Кединн выхватил нож и ударил, увидела, как Волк взвизгнул, словно ужаленный, и метнулся в воздух. Она заметила, как тонкая, словно нить осенней паутинки, линия, порвалась и неслышно опала на гладь реки.

Повисла тишина, никто не дышал. Ренн села, потирая лоб. Торак подвел лодку на середину реки и подобрал конец нити.

– Тугая, словно тетива, – сказал он.

Объяснять дальше не было нужды. Лодки энергично направлялись прямо на прочную нить из сухожилий, натянутую между деревьями на противоположных берегах. Нить тянулась на высоте головы.

Ренн невольно потянулась рукой к своей шее. Если бы Торак не прижал ее вниз, она бы перерезала ей горло.

– Он знает, что на него идет охота, – сказал Фин-Кединн, поравнявшись в своей лодке с ними.

– Но… может быть, он не знает, что это Торак, – сказала Ренн.

– К чему ты? – спросил Торак.

– Если бы он знал, что это ты, – сказала она, – стал бы он рисковать, пытаясь убить тебя? Ему нужна твоя сила.

– Может быть, нужна, а может быть, и нет, – сказал Фин-Кединн. – Тиацци самонадеян. Превыше всего он верит в собственную силу. И у него есть огненный опал. Возможно, он посчитал, что ему не нужна сила обладателя блуждающей души. И если это так, – добавил он, – значит, ему все равно, кого убивать.