Текст книги "Миллионы в пещере"

Автор книги: Мирра Лилина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Куда?! – в ужасе закричал я.

Ангел-хранитель молча потащил меня за собой. Мы шли длинными, казавшимися бесконечными коридорами. Струившийся сверху свет люминесцентных ламп придавал всему мертвенный оттенок. Гулким эхом отдавались наши шаги под высокими сводами, вокруг было пустынно. От страха у меня перехватило дыхание, во рту пересохло.

– Куда вы меня ведете? – одеревеневший язык едва шевелился.

– Молчи, – ответил на этот раз ангел. – Подозрительный ты тип. Неизвестно откуда взялся и почему в воду прыгнул…

– Но вы же слышали, что меня перенесли из другого века! И я же не по своей воле прыгал!

– Все равно, подозрительный ты тип, – повторил ангел. Тут он открыл обитую железом дверь и втолкнул меня в огромный зал с большими зарешеченными окнами. В зале рядами стояли громоздкие машины из металла и пластмассы со множеством зеленых электрических глазков. В углу зала находился стол, за которым сидел, уткнувшись в бумаги, ангел в полицейском мундире. За спиной полицейского был расположен зеркально блестевший пульт с разноцветными кнопками.

– Гиль Тук? – не взглянув на меня, полицейский ангел кивнул на стул.

Я сел, это было кстати, у меня подкашивались ноги.

– Образ мыслей? – отрывисто спросил, все так же не поднимая глаз от бумаг, полицейский ангел.

– Лояльный, – поспешил я ответить.

– Он подозрительный тип, – вмешался мой ангел-хранитель.

– У меня душа чиста!.. – взмолился я.

– Душа? – удивился полицейский ангел. – У вас еще и душа есть? Проверим! – Полицейский повернулся к пульту и нажал синюю кнопку.

Прежде чем я успел понять, что происходит, стул, на котором я сидел, промчался, как по рельсам, в другой конец зала к большому железному шкафу, дверки шкафа раскрылись, оттуда протянулись две железные руки, схватили меня и втянули в шкаф, дверки его захлопнулись.

Я оказался в полной темноте.

– Не дыши, эй, слышишь, минутку не дыши! – донесся до меня голос ангела-хранителя.

Я замер.

– Включаю!

Раздался скрежет, что-то больно ударило по спине, из груди выпала моя душа. Дверки раскрылись, и меня с силой вытолкнуло из шкафа, я наткнулся на ангела-хранителя, едва не сбив его с ног.

– Ты, полегче! – крикнул он. – Ну как, есть у него душа?

– Представь, есть,– удивленно сказал полицейский, рассматривая покрытую цифрами шкалу на дверке шкафа.

– Ну я же говорю, что он подозрительный тип, – не унимался ангел-хранитель.

– А мы ее сейчас проверим, эту душу.– Полицейский нажал на пульте зеленую кнопку и тотчас же в стоявшей рядом со шкафом машине, как бешеные, замигали зеленые глазки, заметались огненные зигзаги.

– Что это? – прошептал я.

– Не видишь? Электронная машина, – отозвался ангел-хранитель. – На полупроводниках. У нас механизация, не отстаем от века, – хихикнул ангел.

– И эта машина решит мою судьбу?!

– Какой же ты непонятливый,– пожал плечами ангел. – Судьбу твою решит директор Банка. Здесь все решает Банк. Это же рай…

Открылась дверь, и, задевая огромными крыльями за притолоку, вошел директор.

Полицейский снимал показания с приборов.

– Лоялен, – сказал полицейский. – Совершенно лоялен.

– Я так и думал, – кивнул директор. – У него же в отличном состоянии дела. Гиль Тук! – обернулся ко мне директор. – Вы рано к нам явились. У нас насчет Гиля Тука другие планы. Вы должны вернуться на землю, создать сокрушающее оружие и с его помощью достигнуть величайшего могущества. Когда вы этого добьетесь, учреждайте Банк, которому все подчинится.

– Как в раю? – спросил я, трепеща.

– Как в раю, – подтвердил директор.

– Но на земле этого не захотят, будут сопротивляться…

– Взорвите землю, но только учредите Банк. Отправляйтесь обратно, Гиль Тук. Взрывайте и учреждайте!

– Обратно на землю! – обрадовался я.

– В поду, – сказал директор. – Вас подберут…

– Ваша святость! – закричал я. Но тут меня снова подхватил мой ангел.

– Вот, вози вас туда и обратно…– ворчал ангел, прилаживая на мне откуда-то взявшийся спасательный круг. – Покоя мне с вами нет.

У меня заняло дух. На этот раз все продолжалось не более мгновения – подо мною оказался Изумрудный океан, и я снова погрузился в его пучину и тут же всплыл. Я зажег фонарь, достал свисток и засвистел.

Теперь должен был появиться мой спаситель.

– Э-ге-ге! – послышался голос. Ко мне приближалась лодка.

* * *

Я сел на постели. Бледные лучи солнца, проникавшие в маленькое окошко, освещали тесную, увешанную рыбацкими сетями каморку и фигуру бородатого старика, копошившегося у двери.

– У вас есть что-нибудь выпить? – спросил я.

– Найдется.

Но я не стал пить бурду, которую налил мне старик.

– Нет ли чего-нибудь получше?

Старик отрицательно покачал головой и молча положил передо мной мой бумажник. В нем уцелело немного денег.

– Отлично! – обрадовался я. – Купите виски и чего-нибудь поесть. И принесите газеты. Что пишут обо мне?

– Не знаю. Я не читаю газет, – отозвался старик.

– Я Гиль Тук. Я щедро вас отблагодарю за то, чю вы меня спасли.

– Ну что ж, – пожал плечами старик и толкнул перед собой дверь.

Как я и ожидал, газеты были полны разного рода сенсационных сообщений о Гиле Туке, об обстоятельствах его трагической гибели. Оказывается, всех, кто был в самолете, в том числе и Цезаря, подобрало спасательное судно. Не нашли одного меня.

Тело Гиля Тука до сих пор не обнаружено! Последние минуты Гиля Тука! Статьи, фотографии, интервью с Уоджером, с Перси, с Гентом, с капитаном спасательного судна.

Меня поразило, что уже успели распорядиться моими капиталами! В Вэлтауне было вскрыто завещание, которое я оставил, отчаявшись разыскать какого-нибудь родственника. Единственным своим наследником я назначил Цезаря. И теперь мой пес был уже введен в наследство, а Уоджер стал его опекуном!

Цезарь жил в великолепном особняке, у него было множество слуг. Газеты помещали фотографии моего дога, сообщали, что это самая богатая в мире собака, приписывали ей необыкновенные таланты и способности.

Надо было немедленно дать знать Уоджеру, что я жив, что никто, кроме меня, не имеет права распоряжаться моими деньгами! Нельзя было терять ни минуты!

Глава 14
Я ПРЕВРАЩАЮСЬ В УЛИЧНОГО ЧИСТИЛЬЩИКА И ТЕРЯЮ СВОЕ ИМЯ

Я велел приютившему меня старику отнести на телеграф срочное сообщение на имя Уоджера. Телеграфировал моему компаньону, что жив, нахожусь в Виспутии, и просил выслать мне денег.

Ни в этот день, ни в последующие ответа от Уоджера не было.

Я уже чувствовал себя достаточно окрепшим, чтоб отправиться в Нинезию, столицу Виспутии. Денег, которые оказались в карманах моего пиджака и брюк, хватило только для того, чтоб расплатиться с гостеприимным рыбаком. На билет до Нинезии у меня денег не было.

Оставалось идти пешком.

Когда я покидал рыбацкий домик, солнце наполовину вышло из моря. Ноги у меня болели, а в кармане лежало всего два дьюрика (так назывались виспутинские деньги).

Одинокий и усталый, шел я по длинной, асфальтированной дороге, которой, казалось, никогда не будет конца. Мимо меня мчались великолепные машины, их владельцы не поворачивали головы, не скашивали глаз на немолодого человека в далеко не свежем костюме.

Первую ночь провел под открытым небом. Я даже пожалел, что в прошлом мое обеспеченное существование лишало удовольствия спать, приткнувшись к чужому забору под таким черным, с яркими звездами небом.

Проснулся с первыми лучами солнца и почувствовал голод. Невдалеке возвышалась большая куча картофеля.

Я набил им карманы и. отойдя па безопасное расстояние, углубился в рощу. Здесь, укрытый от ненужных свидетелей, разложил костер и славно позавтракал. Мне нравилась первобытная жизнь. Но она перестала нравиться к вечеру, когда пошел дождь. Какая-то сердобольная фермерша впустила меня, промокшего до нитки, на кухню, дала тарелку горячего супа и разрешила переночевать.

Так шел я четыре дня. На рассвете пятого пришел наконец в Нинезию. Это было в воскресенье.

В шесть утра я позвонил у подъезда дома моего компаньона Уоджера. Мне пришлось звонить несколько раз, прежде чем слегка приоткрылась дверь и в щель выглянула заспанная бородатая рожа лакея.

– Убирайся! – сказала рожа и захлопнула дверь так стремительно, что я едва не остался без носа.

Я застучал в дверь кулаками. Через некоторое время лакей снова появился, на этот раз он держал в руках щетку и, прежде чем я сообразил, что меня ждет, он пребольно вытянул меня ею по спине.

Пришлось отступить. Через час я стал в два раза беднее – потратил дьюрик, чтоб побриться, почистить и выутюжить мой костюм. Я понял, что если у меня не будет приличного вида, то не проникну к Уоджеру.

В одиннадцать часов я вернулся к проклятой двери, решив, что скорее умру, чем отступлю. На этот раз повезло. В дверь входила группа каких-то людей, мне удалось смешаться с ними и незамеченным пройти в вестибюль, а оттуда наверх.

Как видно, Уоджер ждал этих людей и был им очень рад. Он шумно приветствовал их, пожимал руки, хлопал по плечу, обмениваясь с каждым одной-двумя фразами. На его лице отразилось недоумение, когда он увидел меня.

Он подошел.

– С кем имею честь?

– Я господин Тук. Гиль Тук. Ваш компаньон. Я не погиб, меня спас рыбак, я вам телеграфировал, – стал я сбивчиво объяснять.

Уоджер досадливо поморщился.

– Ничего не понимаю, – сказал он.

– Нет, нет, – запротестовал я. – Говорю вам, я Гиль Тук…

– Не кричите,– тихо, чтоб остальные гости не слышали, сказал Уоджер.– Я сегодня занят. Приходите завтра и не сюда, а в мою контору, поговорим. Филипп! – бровями показал он на меня стоявшему в дверях лакею и, отвернувшись, забыл обо мне: его ждали гости.

Филипп, это был тот самый лакей, с которым я уже был знаком, повторил жест хозяина и движением своих густых бровей показал мне на дверь. Сопротивляться было бесполезно.

Весь день без цели шагал я по грязным, шумным улицам города. Есть мне в этот день не пришлось. У меня оставался один дьюрик, и я боялся с ним расстаться. Ночь провел, сидя на скамейке в сквере. Попытался было лечь, но меня сразу же разбудил полицейский. Тогда я сел. Против этого он ничего не имел.

С первыми лучами солнца я был у конторы Уоджера. Время тянулось бесконечно. Наконец из бесшумно подкатившего к подъезду автомобиля вышел мой компаньон. Я все еще считал этого человека своим компаньоном! Бросился к нему:

– Это опять вы? – На лице Уоджера была брезгливая гримаса. – Что вам, собственно, нужно от меня?

Я торопился высказать самое главное. Я еще надеялся убедить его. Я – Тук, я не погиб, меня подобрал рыбак…

– Кончили? – сказал Уоджер и взглянул на часы.– Не задерживайте меня. Советую вам – оставьте эти глупости. У нас достаточно документальных доказательств гибели Тука, и шантаж ваш, кроме неприятностей, вам ничего не даст. Придумали бы что-нибудь попроще, – сказал он, смерив меня взглядом с головы до ног,– например, ходить с шарманкой по дворам.

Небрежно сунув мне в руку дьюрик, он вошел в подъезд.

Вы думаете, я бросился за ним, чтоб вернуть ему деньги или с брезгливостью швырнул их ему вслед? Если вы так думаете, господа, значит, вы никогда не испытывали щемящего, мучительного, безысходного чувства голода.

Когда я пытался убедить Уоджера, что я это я, вы полагаете, что в этот момент у меня были мысли только о потерянных миллионах? Я думал и о том, что, если удастся уговорить Уоджера, не позже чем через полчаса мы вместе будем пить в его кабинете кофе!

Но чтоб позавтракать, чтоб выпить кофе, довольно и одного дьюрика, и я снова почувствовал себя миллионером.

Но когда вышел из кафе, стал опять нищим.

Что же произошло? Я, Гиль Тук, в своей стране, в Виспутии, не мог доказать, что я это я. И только потому, что ненадолго оторвался от своих денег. Не сомневаюсь, что, если бы деньги были со мной, можно было любого, даже Уоджера, убедить, что я принц. А без денег я ничего не мог.

С такими грустными мыслями бродил по улицам, думая теперь уже не столько о миллионах, сколько о том, куда мне деться и сколько времени удастся прожить на один оставшийся дьюрик.

– Почистим, господин, почистим? – прервал мои размышления звонкий ребячий голос, и, как воробей, откуда-то из-под моих ног выскочил белокурый вихрастый мальчишка с ящиком через плечо и с двумя сапожными щетками в руках.

– Почистим? – вопросительно посмотрел он на меня ясными синими глазами.– Взгляните, как они грязны. Это неприлично, – лукавая усмешка играла на его лице.

Я уже готов был подставить ему запыленные ботинки, но спохватился – у меня оставался всего один дьюрик! Я ускорил шаг. Дойдя до угла, повернул обратно, теперь более всего опасался, что мальчугана не окажется на месте. Но он сидел прямо на тротуаре, Подогнув под себя ноги, и сосредоточенно наводил блеск на чьи-то огромные ботинки, от напряжения он высунул кончик языка. Я подошел к нему. Он привычным движением потянулся к моим ногам.

– Нет, нет, у меня к тебе дело, – сказал я. – Как звать тебя?

– Меня зовут Нол.

– Послушай, Нол, не можешь ли ты мне сказать, где я могу купить такие же славные щетки; как у тебя, и такой же ящик?

– В лавке за углом их сколько угодно,– охотно ответил мальчик.

– Ты меня туда проводишь?

Нол деловито перекинул через плечо свой ящик, сложил щетки, и мы отправились.

Через десять минут я вышел из лавки с ящиком через плечо и со щетками в руках. В кармане у меня было пусто, последний дьюрик был истрачен.

Прошу моих читателей поверить, что миллионные сделки доставляли мне меньше волнений, я меньшим рисковал, чем теперь, когда весь свой капитал вложил в ящик с ваксой и щетки.

Робко попросил я Нола научить меня, как со всем этим обращаться.

– Ничего нет легче, – говорил Нол, заводя меня в подворотню.

Быстро скинув с плеча ящик, он в одно мгновение навел ослепительный блеск на мои ботинки. Щетки мелькали в его руках с такой ужасающей быстротой, что у меня сжалось сердце – мне никогда не достичь такого совершенства.

– Поняли? – вскочил на ноги Нол и выставил перед собой ногу в рваном грязном башмаке. – Попробуйте теперь вы!

Я опустился на колени, тщательно наваксил ботинки Нола и, подражая его движениям, кое-как их почистил.

– Ну ничего, научитесь,– похлопал меня по плечу Нол. Он вынул из-за пазухи небольшую булку, оторвал от нее кусок и протянул мне. Я не отказался.

Нолу нравилась его роль покровителя. Он осведомился, где я живу, и, узнав, что у меня нет пристанища, пригласил меня жить с ним и его отцом. По его словам, у них всегда кто-нибудь жил, но вот уже две недели как от них уехал постоялец, а другого они еще не Нашли.

– Вот вы и будете нашим квартирантом, берем мы недорого, – совсем как взрослый говорил Нол, шагая рядом со мной.

Миновав несколько кварталов, мы завернули в очень узкую улицу, откуда по крутой каменной лестнице с выщербленными ступенями спустились в обширный, выложенный камнем двор, с полуразрушенными, с облупившейся штукатуркой домами.

Нол и его отец жили в темной, с грязными стенами комнате в подвале. В комнате стояли две железные кровати, одна из них была покрыта темным одеялом, на другой было расстелено старое с заплатами пальто.

Посреди комнаты стоял некрашеный обшарпанный стол с неубранными остатками пищи, стоял на нем еще кофейник, до такой степени закопченный, что невозможно было догадаться, из чего он сделан. В комнате были два стула и в углу старинный умывальник с заключенным в медную рамку разбитым зеркалом, рядом с умывальником висела яркая цирковая афиша, на которой полуголая девица, ослепительно улыбаясь, стояла па протянутом под куполом канате.

Когда мы вошли, с кровати поднялся высокий, неряшливо одетый человек средних лет, щеки его заросли густой черной щетиной.

– Новый постоялец? – крикнул он мне. – Милости просим. Ральф Бенц, – представился он.

– Гиль Тук.

– Гиль Тук? – рассмеялся Бенц. – Миллионер?

– Вы знаете? – почему-то обрадовался я.

– Как же не знать Гиля Тука, все газеты трещат о нем. Вы его однофамилец?

– Однофамилец, – упавшим голосом подтвердил я.

– Подумать только, что у меня постоялец Гиль Тук, который завещал своей собачке столько, что я бы с ней, ей-богу, поменялся. Имея такие деньги, можно согласиться быть собакой, уж во всяком случае это лучше, чем быть человеком и жить по-собачьи, – обвел он взглядом комнату. – С квартирантов я беру дьюрик в неделю и ни крошки меньше. Если согласны, располагайтесь.

Так началась моя новая жизнь.

* * *

Через неделю я уже ничем не отличался от Ральфа Бенца. Так же был измят и небрит и так же предпочитал, напившись мутного кофе, забраться прямо в одежде на кровать, чтоб хоть во сне забывать о своей полуголодной мучительной жизни. Теперь никто не узнал бы во мне былого Гиля Тука, отличавшегося, как вы могли за-метить, тонким вкусом и большими требованиями к жизни.

Я облюбовал себе перекресток неподалеку от моего жилья.

Рано утром выходил со своим ящиком и бродил дотемна. Вскоре я наловчился, и в моих руках щетки мелькали уже почти с такой же быстротой, как у Нола.

Думал ли я о своих миллионах? Думал. И все изыскивал способ заставить мир признать меня. Отправил письма едва ли не всем, кто меня когда-либо знал. Написал в Айландию Гарри Генту, Перси, Гиппорту, Брефу, Дорну… Написал я и Уоджеру-младшему. Вечером, когда я возвращался в мою нору, я сразу же садился за письма, а потом отправлялся на почту в тайной надежде, что сегодня меня ждет письмо. Но писем мне не было. Ни одного письма.

Я знал, что Цезарь живет в роскошном особняке неподалеку от Уоджера. Однажды я отправился туда и расположился со своим ящиком у решетки сквера.

В полдень Цезарь, сопровождаемый целой свитой, вышел из дома, пересек мостовую и направился к скверу. Когда он со мной поравнялся, я крикнул:

– Цезарь!

Пес навострил уши, в это время чья-то железная рука схватила меня за шиворот и отбросила на середину мостовой…

Шел мелкий косой дождь, я мок на своем углу, поджидая клиентов, которых, как известно, в такую погоду не бывает. Вдруг передо мной возник большой, забрызганный грязью ботинок. Обычно я получал свою монету, даже не глядя на клиента, но, как видно, бог имел основания хранить меня. На этот раз я поднял голову. Передо мной стоял Олен, тот самый, который с младшим Уоджером приезжал в Вэлтаун.

– Господин Олен! – крикнул я.-Господин Олен! – я всхлипнул.

По бесстрастному лицу Олена от ух:а к уху пробежало выражение жалости. Пробежало и скрылось.

– Видите, в каком я бедственном состоянии, все из-за того, что мошенник Уоджер не хочет признать, что я это я. Он ограбил меня, – говорил я сквозь еле сдерживаемые рыдания.

– Тише, тише, Тук, – заговорил Олен. – Уоджер не мошенник, он деловой человек и был бы последним дураком, если бы выпустил так неожиданно приплывшие к нему миллионы…

– Но я ведь жив!

– Ну и что же? Ваше завещание совсем не поддельное, а что вы умерли, это установлено, и здесь, согласитесь, также не было никакого мошенничества. И Цезарь введен в наследство с соблюдением всех требуемых законом формальностей. Так чем же вы возмущаетесь?

– Но я жив, – повторил я без прежней уверенности.

– Какое это имеет значение, Тук! – пожал плечами Олен. – Ведь еще надо, чтоб этому поверили? А кто поверит? Кому нужно в это поверить?

Я молчал. Мое молчание растопило его сердце, он вынул из кармана десять дьюриков и протянул их мне. Я так же безмолвно опустил их в карман.

– Удивляюсь только, что ваши друзья не могут устроить вам более приличное существование, чем то, что вы ведете, – все еще не уходил Олен. – Вы не пробовали к ним обращаться? Например, к Генту, я слышал, он был вашим другом?

– Я писал ему в Вэлтаун, но он не ответил.

– Но он же здесь, в Нинезий.

Я посмотрел на Олена в недоумении.

– Я только вчера встретился с ним на скачках. Разыщите его.

– Нет, – сказал я. – Я к нему не пойду. Больше ни к кому не пойду. – Вскинув на плечо свой ящик, я ушел, не оглянувшись.

Вечером я, как всегда, перед тем как лечь спать, пил свой кофе. Нол примостился в углу и что-то мастерил при тусклом свете подвешенной у самого потолка засиженной мухами лампочки, а Бенц, напевая какую-то навевающую тоску однообразную песенку, к которой он питал странное пристрастие, собирался в свой бар. Он усердно его посещал и возвращался оттуда в разной степени опьянения: то громко пел, когда у него не хватало денег, чтоб напиться по-настоящему, то глухо стонал или вычурно ругался, если ему удавалось оглушить себя достаточным количеством виски. Бенц иногда приглашал меня с собой, но я отклонял его приглашения, к вину меня не тянуло.

В этот вечер уже в дверях Бенц оглянулся и, бросив беглый взгляд на зеркало и поправив на себе помятую шляпу, неожиданно сказал:

– Когда у человека такое паршивое настроение, как сегодня у вас, Тук, ему непременно надо выпить. Я готов прозакладывать голову, что вам сегодня важнее всего на свете – выпить.

И вдруг я понял, что Бенц прав. Перед моими глазами все еще торчала отвратительная физиономия Олена, а в ушах скрипел его мерзкий голос: «Что вы умерли, Тук, это установлено, и, согласитесь, здесь не было никакого мошенничества…»

* * *

В баре, куда привел меня Бенц, было тесно и шумно, в воздухе плавали густые волны табачного дыма.

Уверенно лавируя между столиками и поминутно отвечая на громкие приветствия, Бенц пересек первую комнату и ввел меня в скрытое портьерой заднее помещение. Там стоял большой стол, за ним пили и играли в карты.

– Бенцу место! Садись, Бенц! Кто это с тобой? – слышалось со всех сторон.

– Знакомьтесь, Гиль Тук, мой приятель, – сказал Бенц и, усевшись, протянул руку за картами.

– Тот самый? – блеснул цыганскими глазами сдававший карты грузный мужчина с буйной шапкой вьющихся иссиня-черных волос. Они падали ему на лоб и глаза, отчего он часто дергал головой

– Миллионер? – блеснул он в улыбке двумя рядами крупных белых зубов и протянул мне карты.

– Я не играю. Не умею.

– Держите карты! – властно сказал он. – Уметь тут нечего. Деньги с вами? В кредит не играем.

За мной с любопытством наблюдали все, кто был за столом, и я, стараясь не обнаружить охватившую меня робость, взял карты.

К моему удивлению, мне сразу же стало необыкновенно везти. Не прошло и часа, как передо мной возвышался ворох помятых денег. Я поставил крупную сумму – и проиграл. Я стал осторожнее и снова стал выигрывать. Но недолго. Теперь я как будто катился с крутой горы. Я опомнился, когда у меня ничего не осталось.

Во что бы то ни стало надо было отыграться. Только что в моих руках была куча денег. Еще один– единственный раз поставлю, и деньги вернутся ко мне. Или это моя судьба – всегда терять?

– В кредит не играем, – мотал головой Питер Друльк, так звали кудлатого.

– Еще один раз! – удерживал я уже поднимавшихся игроков. – Играю на что хотите…

– На твои щетки, давай! – насмешливо выкрикнул кто-то.

– Тише! – ударил по столу ладонью Питер Друльк.– Садитесь все. – Все сели. – Мы с тобой вдвоем сыграем. Я ставлю вот это. – Друльк вынул из кармана и положил на стол аккуратную пачку денег. – Здесь тысяча, – сказал он. – А ты ставь свое имя…

– Имя? – удивился я.

– Да. Если проиграешь, мы меняемся именами. Ты будешь называться Питер Друльк, а я буду Гиль Тук. Согласен?

Я беспомощно оглядел сидевших за столом – смеется надо мной Друльк? Но никто даже не улыбался, как будто ничего необычного не было в том, чтоб ставить на свое имя.

– Ну, так как же? – торопил меня Друльк.

Времени для размышлений у меня не было.

– Имя так имя, – сказал я и взял в руки карты.

Я проиграл.