Текст книги "Миллионы в пещере"

Автор книги: Мирра Лилина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Я опять ничего не понимал. Если Гиппорт не уверен в том, что их ждет, если на бирже падают их акции, зачем же мне впутываться в их дела!

– Тогда я подожду с вами связываться, – не знаю, как вырвались у меня эти неосторожные слова. Я тут же пожалел о них, но было уже поздно.

– Подождете с нами связываться?! – Гиппорт вскочил, рукой он задел стоявшую на краю чашку с кофе. Чашка опрокинулась, и кофе полился на его колени. Гиппорт подскочил, поминая черта, выхватил из кармана платок и, скомкав его, стал сгонять им с брюк ручьи ароматной жидкости. В это время Уоджер, решив, что теперь можно меня поносить, прокричал:

– Я же тебе говорил, я же говорил, что он сумасшедший. Это авантюрист, он морочит всем головы, его надо запереть в сумасшедший дом!

И хотя в выкриках Уоджера не было последовательности, но в них, я понимал, было правдоподобие – я действительно мог быть принят за авантюриста, или за сумасшедшего с этой моей способностью все время проваливаться на самой, казалось бы, гладкой дороге. Я испугался.

– Замолчите! Я же пошутил! – крикнул я что было силы и в отчаянии ударил ногой по столику. Столик откатился, на пол полетели чашки, блюдца, перевернулся и удержался на самом краю кофейник, из него длинной струей лился на ковер кофе.– Замолчите! – повторил я уже тише. – Господин Гиппорт, избавьте меня от общества этого мальчишки, кем бы он вам ни приходился… Я намерен…

Мне так и не удалось высказать свое намерение, и к счастью, так как в ту минуту я совершенно не знал, что намерен делать. Гиппорт, успевший тем временем придать естественное положение кофейнику, бросился ко мне, усадил меня на диван, прикрикнул на Уоджера и, велев ему вызвать слуг, чтоб они убрали разбитую посуду, стал меня успокаивать.

– Не обращайте внимания на Алекса, он единственный сын у своих родителей, болван и невоздержан…

Гиппорт старался замять начавшийся скандал. Я не упорствовал. Когда вошли слуги, они застали нас мирно и оживленно беседующими. Слуги молча собрали черепки, вытерли лужи кофе и выкатили из комнаты жалобно задребезжавший всеми своими стеклами столик.

До самого рассвета просидел я у Гиппорта, Подробно обсудили мы все мои дела, Гиппорт не скупился на советы и наставления. Я решил им твердо следовать, это было в моих интересах.

Только теперь я наконец понял, что мне надлежит делать. Вот почему это утро, а не то, когда я, беспомощный и растерянный, проснулся в пещере, можно считать началом моей новой жизни в удивительном веке, в середину которого кинула меня неразборчивая судьба.

Глава 5
ПЕРВЫЕ УСПЕХИ

Это были дни, полные почти нечеловеческого напряжения. В течение короткого времени мне надо было повернуть вспять пущенную мною огромную машину. Были фирмы, в которые я уже чуть было не вошел, соглашения ждали лишь последней подписи. Эта подпись на них так и не появилась.

Вилькинс, которому принадлежали знаменитые айландские текстильные фабрики, получил от меня решительный отказ. Гиппорт посоветовал купить у Вилькинса его фабрики.

– Убедите Вилькинса, его все равно задушит наша конкуренция. А вас мы поддержим, – обещал Гиппорт.

Мы с Гиппортом договорились, что, если мне удастся уломать Вилькинса и купить его фабрики, я возьму в это дело компаньоном Уоджера.

Вилькинс и слышать не хотел о продаже фабрик.

– Не хочет продавать вам фабрики, пусть делает на них спички! – кричал Гиппорт. – Мы ему не помешаем. А текстиль не-ет! – помахал он перед моим носом своим длинным пальцем.

С Вилькинсом я просто порвал, а вот концерну Дорна, на заводах которого производилось вооружение, поставил новые условия.

– То, что вы требуете, не ново, – стучал о пол своей палкой Дорн. – Этого давно добивается Гиппорт. Но я не согласился…

Я разводил руками: мои предложения случайно совпали с предложениями Гиппорта, но я забочусь лишь о себе, о своих капиталах. Я могу вложить нужную сумму в предприятия концерна только при условии, если на предприятиях будут мои контролеры с широкими правами, которые я специально оговорил. Это требование человека, дорожащего своим состоянием и, заметьте, находящегося в чужой стране… И Дорн капитулировал.

Что касается компании Дингла, так тут мои требования шли пока не очень далеко. Гиппорт считал, что здесь нужно проявить осторожность. Вечером того же дня, когда я заявил о них на заседаний правления, ко мне явился Паркинс. Приземистый, в светлом летнем пальто и светлой шляпе, он казался почти квадратным. Держа в пухлой руке шляпу и отирая взмокший лоб большим платком, Паркинс положил на стол трость с белым костяным набалдашником, изображавшим голову птицы, и развалился в кресле.

Паркинс не был на заседании правления и теперь заехал, чтоб услышать, как он сказал, из первых уст о тех неожиданно новых условиях, которые я выставил.

Я коротко повторил то, что уже говорил утром Динглу и остальным:

– Обстановка в Эклогии не внушает мне доверия.

Я не могу рисковать, я должен иметь уверенность, что наши предприятия в этом опасном районе однажды не взлетят на воздух.

– В прямом или фигуральном смысле? – доверчиво улыбнулся мой собеседник.

– В обоих, – сухо ответил я.

Итак, я потребовал, чтоб Паркинс добился от айландского парламента приглашения виспутинских войск в Эклогию.

– Но, дорогой Тук, – Паркинс был очень встревожен,– там же достаточно айландских войск… Наши политические позиции в Эклогии весьма устойчивы… Мой друг генерал командует королевским легионом…

– Меня политика не касается, – прервал я его. – Я предприниматель, лицо частное, и, как частное лицо, имею право выбирать для охраны моих предприятий те войска, которые меня больше устраивают, доверия больше внушают. Вы меня поняли?

– Это все, господин Тук? – вместо ответа спросил Паркинс, он был подавлен, но старался скрыть это от меня.

– Нет еще, – сказал я. – Двадцать пять процентов всей добываемой в Эклогии нефти компания будет поставлять по пониженной цене «Петролеуму». Если господ акционеров это не устраивает, я выхожу из дела.

Мы сидели молча, Паркинс отчаянно дымил. Впервые я его видел без добродушной маски, он был растерян.

За ужином Паркинс старался выяснить, насколько тверд мой новый деловой курс; конечно же, эта старая лиса уже обо всем узнала.

– Я не буду вмешиваться в ваши дела, мой друг, но не могу не высказать своего глубокого огорчения по поводу вашего разрыва с Вилькинсом… Вы отказались от великолепных, ве-ли-ко-леп-ных, – раздельно повторил он, – перспектив. Будет очень жаль, если Вилькинс найдет другого компаньона…

– Никого он не найдет, – прервал я Паркинса. – С этим делом у него ни черта не выйдет. Спички, спички пусть делает!

Паркинс понял, что я теперь избегаю его советов, и перешел на другие темы.

Я был доволен собой. Так чувствует себя полководец, выигравший сражение.

* * *

За партией бильярда я не мог удержаться, чтоб не похвастаться моими успехами перед Гарри Гентом.

С Гарри Гентом мы познакомились в бильярдной отеля, куда я иногда заходил после ужина, чтоб сыграть одну-другую партию. Каждый раз мне встречался этот человек, лет сорока, небольшого роста, с манерами небрежными и высокомерными. Его лицо было изрыто не то сливающимися следами оспы, не то мелкими шрамами. Веки, как будто припухшие, наполовину прикрывающие глаза, создавали впечатление, будто Гарри всегда хочет спать. Но движения его были быстры и не лишены изящества.

После первой же партии на бильярде, в которой Гарри без труда меня обыграл, мы почувствовали взаимную симпатию. В эту ночь мы обошли так много всяких баров и так много пили, что очнулся я только утром в доме Гарри, не помня, как туда попал.

Гарри жил один в роскошно обставленном, хотя и небольшом особняке. Стены всех комнат были увешаны фотографиями знаменитых лошадей, многие из этих красавцев принадлежали Гарри Генту. Он был готов везти меня тотчас же смотреть его питомцев, но я, сославшись на нездоровье, отказался. В то же утро он предложил мне свои услуги. У Гарри Гента были обширные связи. Он помог мне приобрести акции Адонийской нефтяной компании, – для нее нашел некогда в Адонии нефть мой друг Паркинс.

С Гарри Гентом я проводил теперь все свободное время.

Гент владел многими языками и уже успел побывать во множестве стран. Родился он на юге Галонии. Отец его был из Виспутии, там в доме деда Гарри и вырос. Другой дед был из Айландии, одна из его бабушек – ристландка. Поэтому Гарри во многих странах чувствовал себя как дома. Таков был мой новый друг Гарри Гент.

Подробно рассказал я ему о разговоре с Паркинсом.

– Бог мой, – процедил сквозь зубы Гарри, тщательно прицеливаясь в шар. – Вы же одержали победу над лежачим. Вот уж удивили!

Он с силой ударил по шару и не попал в лузу. Это с ним бывало редко, но когда случалось, то всегда выводило его из себя. Он бросил кий на сукно и, подхватив меня под руку, потащил в ресторан.

Я в этот вечер не пил, но Гарри усердствовал,

– Не сердитесь, Гиль, на то, что я вам высказал в бильярдной, – болтал Гарри. – Но не воображаете ли вы, что вам удастся купить Айландию?

– Сказать по правде, я не вижу надобности платить за то, что лежит рядом, стоит только протянуть руку…

– Руку, а не кошелек, Тук? – паясничал Гарри. – *Вы современный деловой человек, для вас этот взгляд

на чужое вполне естествен.

Я готов был многое простить Генту за то, что он назвал меня современным деловым человеком. Неужели мне удалось наконец догнать этот ускользавший от меня удивительный век… Слова Гарри были первым свидетельством моих успехов.

– Скажите, Гиль, – продолжал между тем болтать Гарри, – у вас есть духовник?

– Духовник? – удивился я.

– Ну да, духовный наставник. Я бы дорого заплатил, чтобы узнать, в каких грехах исповедуется такой делец, как вы, – потешался надо мной Гент.

– Но, Гарри…

Гент замахал руками.

– Помолчите, Гиль, и слушайте, что я вам скажу. Не нанимайте духовника, духовники уже устарели! В наш запутанный век их заменили психиатры. Хотите, я вам порекомендую отличного психиатра: разрешает все сомнения, укрепляет дух и заодно отпускает грехи. Послушайтесь моего совета, Гиль!

Я увидел, что Гарри пьян. У него была удивительная способность сильно пьянеть совершенно внезапно, без промежуточных состояний.

– Гиль, я вас поведу на вечер к настоящей леди, к госпоже Ваф! Вы же, наверное, никогда не видели настоящей леди! – пока еще связно говорил Гент. – Поедем сейчас к госпоже Ваф! – вдруг вскочил он со стула. Стул с грохотом упал.

На этот раз я не отвез Гента домой. Я был раздражен и бросил его на попечение кельнеров.

Глава 6
РОЗЫСКИ НАСЛЕДНИКОВ

Я не придал значения пьяной болтовне Гарри, но на следующий день – это было воскресенье – Гарри привез мне официальное приглашение госпожи Ваф. Он явился элегантный, излишне напудренный, что придавало мертвенный оттенок его лицу. Гент распространял вокруг себя какой-то терпкий аромат духов, название которых он свято хранил в секрете даже от меня.

– Пойдемте, Гиль, это замечательная женщина, – раззадоривал мое любопытство Гарри. – Она, как библейская праматерь, соединяет волка с овцой, и тот ее не съедает…

– Что-то я не припомню в библии таких праматерей.

– В библии нет, а в Вэлтауне нашлась. Вы не пожалеете, Гиль. Госпожа Ваф очень хочет с вами познакомиться… Ей-богу, это лестно.

Я еще был сердит за вчерашнее, но приглашение на вечер принял.

Сославшись на срочные дела, я выпроводил Гента и стал дожидаться Перси. Мы должны были заняться сегодня одним важным для меня делом, о котором давно пора рассказать читателям.

С некоторых пор я решил, что необходимо обеспечить свои капиталы наследником. Меня стала мучить мысль, что мои миллионы держатся на тонкой ниточке, которой я привязан к земному бытию. Это большой и ничем не оправданный риск. Я уже не молод, страдаю одышкой и первыми признаками ожирения, страшно подумать, что если со мной что-нибудь случится, пропадут такие капиталы! Но кто мой наследник? Кому могу я спокойно передать мои миллионы с верой в то, что они будут приумножены? Детей у меня никогда не было. Не было у меня и близких родственников, я был один у своих родителей. Перебирая в памяти свое прошлое, я вспомнил о моем кузене, почтенном владельце колбасной. Звали его, насколько я помню, Элли Тук. Было у него пять или шесть, или даже семь детей, дочерей и сыновей. Были у него и внуки. Таким образом, можно было надеяться, что ныне где-то живут правнуки или праправнуки моего кузена.

Сколько поколений сменяется на протяжении столетия? Но сколько бы ни сменилось, а потомки Элли Тука ныне мои наследники.

Это открытие меня поразило. Я так долго рисковал своими деньгами, и это в то время, когда у меня есть законные наследники!

Все дело теперь заключалось в том, чтоб их разыскать.

И вдруг я подумал: а знают ли правнуки Элли Тука о том, что он некогда жил на свете? Сколько лет прошло! Сколько поколений сменилось! Но выхода не было, надо было попытаться найти этих людей в надежде, что они, может быть, сохранили в своей благодарной памяти имя их прадеда.

Перси посоветовал дать объявление во все крупные газеты Виспутии.

Вместе с Перси мы принялись составлять объявление. Вот что оно гласило:

«Мистер X просит за приличное вознаграждение сообщить о местопребывании кого-нибудь из потомков проживавшего некогда в г. Эллсе Элли Тука. Господин или дама будут признаны потомками Элли Тука, если это удостоверит мэрия или пастор, а также если он докажет, что ни он, и никто из его знакомых не сочувствует красным. Пастор должен удостоверить его богобоязненность, исправное посещение церкви, а также засвидетельствовать, что он жертвует на благотворительные цели».

Далее следовал мой адрес.

Я полагал, что составленное таким образом объявление обезопасит меня от какого-нибудь нежелательного субъекта, который попытается выдать себя за моего наследника.

В этот вечер я не попал к госпоже Ваф: меня звал к себе Гиппорт. Я предполагал, что Гиппорту не терпится узнать, как я разделался с айландцами. Мои предположения оправдались. Гиппорт попросил подробнее все рассказать. Он был очень доволен результатами моих действий и не скрывал этого. Особенно его интересовали дела компании Дингла.

– Вы говорите, у вашей компании улучшаются перспективы сбыта нефти? – спросил Гиппорт. – А об этом вы знаете? – С этими словами Гиппорт вынул из кармана лист бумаги, развернул его и, не выпуская из рук, показал мне.

Это было секретное письмо главы одной крупной айландской фирмы, адресованное в отделения этой фирмы, находившиеся в разных частях света… В письме рекомендовалось прекратить покупать нефть у виспутинских фирм.

– Вы знали об этом письме, Тук?

Разумеется, я ничего не знал.

– Я так и думал, что они вас не посвятили в суть дела! Видите, за чей счет они собираются увеличивать свои барыши, ваши друзья… – усмехнулся Гиппорт. – Но они об этом еще пожалеют. Что же касается вас, то Уоджер поручил мне войти с вами в контакт, – неожиданно закончил он. И он передал мне приглашение своего тестя, главы нефтяного концерна «Петролеум», вступить в концерн.

Я уже давно понял, что в этом веке в одиночку не проживешь, как бы ты ни был богат. Могущественный концерн Уоджера давал мне дополнительные и очень большие возможности, он разом возносил меня па самую вершину делового мира. Это же самое говорил мне Гиппорт, пока я молча обдумывал, на каких условиях начать переговоры.

Весь этот вечер Гиппорт рассказывал мне о делах концерна, куда я собирался вступить, о его влиянии и связях. Я слушал с захватывающим интересом. Было уже поздно, когда я уехал от Гиппорта.

На следующий день газеты, захлебываясь различными подробностями, сообщили о том, что я вступил в концерн Уоджера.

С удивлением узнал из газет о том, что женюсь на дочери Уоджера – Лии. Об этом особенно много писали в Виспутии. В одном иллюстрированном журнале появилось фото – я и моя нареченная, оба, счастливые и улыбающиеся, сидели за великолепно сервированным столом и чокались высокими бокалами. Моя невеста – в длинном белом платье, брюнетка, с живыми глазами, ослепительная улыбка. Молоденькая, лет восемнадцати-двадцати.

«Недурна, очень недурна», – думал я, разглядывая эту иллюстрацию, и дивился современной технике. Этак меня и впрямь женят, и об этом я узнаю тоже из газет. Со вздохом я пощупал свое распухающее по утрам лицо.

Глава 7
ВЕЧЕР У ГОСПОЖИ ВАФ

Гарри Гент заехал ко мне, чтоб передать вторичное приглашение госпожи Ваф. Был четверг, ее приемный день, и мы отправились.

– Сегодня у госпожи Ваф для гостей два острых блюда – знаменитый господин Тук и таинственный принц Джамил из какой-то экзотической страны, – говорил мне по дороге Гент.

Первым в гостиную вошел Гарри, за ним я, и тотчас навстречу нам вышла из толпы гостей высокая женщина. Ее светлые крашеные волосы были кокетливо перевязаны узкой темной бархоткой. На ней было длинное, волочащееся по полу платье с глубоким вырезом на груди. Для столь открытого туалета госпожа Ваф была слишком худа и, пожалуй, слишком стара.

– Мы так давно вас ждем, милый господин Тук, – приветствовала меня госпожа Ваф.

Госпожа Ваф, как мне показалось, нарочито громко произнесла мое имя. Я не мог не заметить, с каким нескрываемым любопытством посмотрели на меня все, кто оказался поблизости в этой большой, богато обставленной комнате. Свечи, которыми она была освещена, придавали всему необычный вид.

Я склонился над бледной рукой с длинными пальцами и склеротическими венами и вдруг подумал, что это первая женская рука, которую мне доводится целовать в этом веке. Я почувствовал себя ограбленным и мельком окинул взглядом комнату – госпожа Ваф была здесь единственной женщиной. Я подавил готовый вырваться вздох.

– Прежде всего, дорогой господин Тук, мне хочется показать вам собрание картин. – Госпожа Ваф подхватила меня под руку. – Гарри говорил, что вы большой ценитель и знаток живописи. *

– О-о! – многозначительно произнес Гент.

В центре большой группы гостей я переходил от одной картины к другой. Я сосредоточенно разглядывал холсты, слушал объяснения госпожи Ваф и замечания гостей и отмалчивался. Иногда это становилось очень трудно, особенно когда госпожа Ваф непременно хотела знать мое мнение. Тогда приходилось что-нибудь произносить.

– О-о! – говорил я, выслушав какие-то рассуждения о картине, изображавшей домик с ветряной мельницей вдали и коровами на переднем плане.

Один за другим передо мной мелькали портреты предков покойного господина Вафа, старые и молодые дамы и господа. Я никогда раньше не предполагал, что у одного человека может быть так много предков!

Но вот меня подвели к холсту, на котором на фоне густой сетки, посередине, виднелось что-то похожее на подушечку для булавок. Внизу картины была изображена нижняя человеческая челюсть.

– Мой портрет, – с горделивой улыбкой произнесла госпожа Ваф.

– Ваш портрет?! – вырвалось у меня.

– Господин Тук хочет сказать, что оригинал лучше даже этого шедевра живописи, – поспешил мне на помощь Гарри.

– Вы очень милы, господин Тук! – кокетливо метнула на меня взгляд госпожа Ваф и спросила, как я отношусь к современной живописи.

– О! – произнес я, решительно не зная, что сказать. Я смотрел на картины и ничего не понимал.

На одной картине были нарисованы наваленные друг на друга кубики, на верхнем выделялись человеческие глаза. «Голова художника» называлась эта картина. Я было хотел рассмеяться, но вовремя сдержался – все вокруг рассматривали ее, сохраняя на лицах серьезное выражение. На другом холсте была нарисована женская грудь, кончавшаяся большим рыбьим хвостом. Особенно долго стояли перед картиной, на которой, кажется, ничего не было нарисовано – просто какие-то разноцветные полосы. Таких картин было много. У меня от них зарябило в глазах. И когда кто-то настойчиво стал допытываться, какая из картин мне больше всего понравилась, я, еще раз окинув взглядом зал, с удовольствием остановил глаза на чистом холсте, натянутом на стоявшем в углу зала мольберте.

– Пожалуй, вот эта, – пошутил я, показывая на мольберт.

Шепот восхищения пронесся среди гостей. Эта картина называлась «Восторг небытия».

Госпожа Ваф любезно подарила мне картину, которую я отметил среди других.

Так я приобщился к искусству. Вскоре я стал настоящим покровителем айландского искусства. Для того чтобы рассказать об этом, я ненадолго прерву описание интересного вечера у госпожи Ваф.

На следующий день после посещения госпожи Ваф я сказал Генту, что чуть не умер от скуки в ее галерее.

– Что за картины! В них же ничего разобрать невозможно!

– Ничего вы, Гиль, не понимаете. То, что в них невозможно разобраться, это хорошо. Чем меньше будут во всем разбираться, тем будет лучше для вас, Гиль Тук.

Слова Гента запали мне в душу. Я долго о них размышлял и пришел к выводу, что, кажется, начал понимать современное искусство.

Когда я сказал об этом Гарри, он посоветовал мне купить картины известного виспутинского художника Роя Пилла и устроить его выставку.

– Пил привез в Вэлтаун довольно любопытные полотна, ими стоит заняться, – говорил Гарри Гент. – Вы на этом не прогадаете, Гиль. Теперь уже никто не помнит, что Меценат – это имя собственное. Кто знает, друг мой Гиль, может быть, вам повезет еще больше и грядущие поколения назовут вашим славным именем какую-нибудь новую музу!..

Я не прислушивался к болтовне Гента. Меня занимали другие мысли. Я думал о том, что устройством выставки моего соотечественника я докажу Гиппорту свою приверженность ко всему виспутинскому. Это укрепит его доверие ко мне и к моим намерениям.

Рой Пилл оказался самоуверенным молодым человеком спортивного вида, с широкими плечами, редкими светлыми волосами и водянистыми глазами. Со мною Рой Пилл держался весьма почтительно, что, впрочем, ему не помешало заломить огромную цену за свою мазню. Я не торговался, я знал, эти расходы себя оправдают.

Устройство выставки взял на себя Гарри Гент.

Накануне вернисажа, вечером, я заехал на выставку, чтобы убедиться, что она готова к встрече многочисленных и весьма влиятельных гостей. Каково же было мое удивление, когда вместо висящих в строгом порядке картин, я увидел первозданный хаос. Холсты без рам были свалены в кучу посреди высокого двухсветного зала со свежевыкрашенными ярко-красными стенами. В одном углу лежала груда рам, некоторые из них были сломаны, в другом стояли прислоненные к стене новые рамы самых причудливых расцветок.

– Гарри, что здесь происходит? – в полном смятении я остановился на пороге.

– Ничего особенного, Гиль, – бросил через плечо Гент. – Я решил поменять рамы, выкинуть эту старую рухлядь, уж очень она бесцветна па фоне этих стен…

С помощью двух служителей Гент быстро, одно за другим, вставлял полотна в новые рамы. Наконец с этим было покончено. Оставалось развесить картины.

Гарри вынул из кармана смятый листок и, заглянув в него, скомандовал: «Женщину в зеленом» – в правый угол под потолок! Где «Женщина в зеленом»?

Никто не знал, где «Женщина в зеленом». Не знал этого и Гент – таблички с названиями остались на старых рамах..,

– Сейчас разберусь, – взъерошил волосы Гент.

«Женщины в зеленом» нигде не было. Был какой-то женский торс, но желтый. Зеленый цвет встречался на двух картинах, но там не было женщины, а виднелись только зеленые пятна и зеленые зигзаги.

– Черт с ней с этой зеленой женщиной, мы ее потом найдем! – крикнул Гент.– Давайте «Цветы ада»!

Но и эту картину невозможно было обнаружить. Одно за другим мы искали полотна – тут были и «Экстаз смерти», и «Гвоздь в бутылке» (натюрморт), и «Портрет бабушки» – ни одной картины мы не могли узнать.

– А! – махнул рукой, на что-то решившись, Гарри Гент. – В конце концов это не имеет никакого значения! Вешайте картины подряд и прибивайте к ним названия. Все равно какие, все равно!

Я пробовал протестовать, но я и сам уже понимал, что другого выхода не было.

– Это скандал, Гарри, это скандал! – повторял я вне себя от возмущения. Гент только отмахивался.

Но скандала не произошло. Напротив – вернисаж прошел с большим успехом.

Несколько неприятных минут доставил мне художник Рой Пилл. Я видел, как он вспыхнул, как краска залила его лицо, шею, затылок, даже глаза его покраснели. Он подошел ко мне, едва сдерживая душившую его ярость.

– Что вы сделали! Вы же меня погубили! – Рой Пилл был вне себя.

– Не в ваших интересах поднимать шум. – Это поспешил мне на выручку Гарри Гент. – Вы же видите, выставка имеет успех. И я полагаю, что перестановка названий этому только способствовала, – с полной невозмутимостью добавил Гарри.

Рою Пиллу ничего другого не оставалось, как сдаться. Он это и сделал.

С некоторым беспокойством я просматривал вечерние газеты. Газеты поместили отчеты о вернисаже, подробно описывали картины Роя Пилла, находили в них множество выдающихся достоинств. И никаких разоблачений, ни намеков – ничего. Странный век!

После шумного успеха выставки Роя Пилла я утвердился в желании покровительствовать искусствам и основал галерею.

Сначала я просто покупал картины, которые мне рекомендовал Гарри Гент. Однако я еще недостаточно свободно ориентировался в живописи – я никак не мог установить, за какую картину надо платить больше, за какую меньше. Казалось бы, в чем разница – на одной картине нарисовано несколько разноцветных полос, на другой – большое черно-бурое расплывающееся пятно. И почему-то за одну картину просят в два раза дороже, чем за другую! Это было непостижимо. Все мои объяснения с художниками ни к чему не приводили. Тогда я установил твердую расценку: я стал платить определенную сумму за квадратный сантиметр картины.

Достойно удивления, что я, со своим практическим умом, заранее не предусмотрел, к чему приведет мой принцип оценки картин, – мне стали приносить огромные полотна, едва проходившие в широкие двери моей галереи. И тут я сделал важное открытие.

Я открыл, что живопись совершенно не нуждается в художниках. Мою галерею отлично пополняли ее служащие. У них получались совсем недурные картины, моя галерея пользовалась неизменным успехом у любителей искусств.

Теперь вернемся на вечер к госпоже Ваф.

На этот раз я попал в изысканное аристократическое общество. Здесь встретил я и моего друга Паркинса.

Что же касается таинственного Джамила, о котором мне говорил Гент, так он оказался дельным парнем, хоть и был принцем. Впрочем, Гарри утверждает, – мне не хочется это оглашать, но пусть это будет на совести Гарри, – будто этого Джамила он встречал в Виспутии amp;apos; и будто он тогда был не Джамилом из Адонии, а принцем Али из Эклогии.

Госпожа Ваф увела меня и принца в свой обшитый голубым шелком будуар, куда вскоре просунул свою тучную фигуру и вездесущий Паркинс, за ним семенил Дингл.

Принц Джамил только что приехал из Адонии и привез ошеломляющее известие-в Адонии готовится национализация нефтепромыслов!

Мои друзья Дингл и Паркинс владели значительной долей акций адонийской нефтяной компании. Большой пакет акций был и у меня.

Принц предлагал свои услуги. Он имеет возможность через своих влиятельных друзей задержать опубликование декрета о национализации на срок, необходимый для сбыта акций.

– Но мы же можем избавиться от этих акций завтра! – вмешался я.

– Вы слишком оптимистично смотрите на вещи, Тук, – передернул плечами Паркинс. – Поспешная продажа акций неизбежно вызовет подозрения, возникнут нежелательные слухи…

– И операция будет провалена,– подхватил Дингл.– Необходимо какое-то время…

– Ваши условия? – сухо и резко спросил Паркинс, впиваясь маленькими острыми глазами в принца.

Пока мои друзья обсуждали с Джамилом его условия, я лихорадочно размышлял. Мои компаньоны, некогда посоветовав купить злосчастные акции, втянули меня в проигранное дело. Теперь, когда Паркинс и Дингл тонули, надо было во что бы то ни стало не дать им увлечь меня за собой. Спасаться легче в одиночку. Но как это сделать? Я решил посоветоваться с Гиппортом.

– Вы присоединитесь к нам, господин Тук? – прервал мои размышления Паркинс. – Согласны вы на условия его высочества?

– Отвечу на это завтра, мне надо подумать, – сказал я.

Паркинс недовольно передернул плечами, но промолчал.

Когда я вернулся в гостиную, Гарри Гента там уже не было, он уехал, не дождавшись меня. Я был этому рад: не хотелось его видеть.

Я отвез Паркинса в моей машине. Мы оба долго молчали. Паркинс курил, пуская густые клубы дыма в открытое окно, откуда веял влажный ночной воздух. Я заговорил первым:

– А этот принц, надежен ли он? Он производит впечатление авантюриста.

Паркинс повернулся ко мне и вынул изо рта сигару.

– Не все ли равно, кто он, пусть он и авантюрист, – сказал Паркинс. – Нам уже нечего терять…

– Вы когда-нибудь тонули на болоте? – после короткого молчания задал мне неожиданный вопрос Паркинс. – Со мной это однажды случилось. На охоте. Я прыгнул на покрытую зеленью кочку, и вдруг почва стала подо мной расступаться. Представляете? И так она расступалась, пока я не оказался в трясине по грудь. Меня едва вытащили. Мне тогда не приходило в голову расспрашивать моих спасителей, кто они, я им хорошо заплатил, и мы расстались довольные друг другом. Так же и с этим Джамилом. Я не возлагаю на него особых надежд, но в Адонии мы же тонем, а в таком положении ничем и никем нельзя пренебрегать. Что мне до того, авантюрист ли этот принц? Да будь он сам дьявол!