Текст книги "Покушение на Гейдриха"

Автор книги: Мирослав Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Тем не менее что-то о подготовке операции все же стало известно и за пределами очерченного круга лиц. 16 ноября 1941 г., то есть примерно в то самое время, о котором пишет полковник Франтишек Моравец, произошло одно весьма примечательное событие: в резиденцию президента республики д-ра Бенеша проник один из военнослужащих заграничного чехословацкого военного контингента и оставил заявление, где говорилось о том, что он совершит покушение на высокопоставленных лиц. Все обстоятельства этого случая были, конечно, немедленно расследованы, и 2 февраля 1942 г. (после отлета специальной группы) дело было закрыто.

В документе, относящемся к этому случаю, говорится:

«Рядовой Каминский Петр, личный номер Ф-3311, родился 27.06.1919 в Старой Любовне, в Словакии, прописан там же; родной язык – словацкий; профессия – продавец; холост; вероисповедание – римско-католическое; образование – 5 классов начальной школы и 3 – городской, а также курсы торговых работников; говорит по-польски, по-венгерски и по-немецки. В заграничную (чехословацкую. – Прим. перев.) армию вступил 7.05.1940».

Командир 2-й роты первого батальона дает вышеуказанному следующую характеристику:

«Личные качества: хитрый, льстивый, ведет себя не по-товарищески, лицемерный.

Воинские качества: нерешительный, непорядочный, обучен хорошо, но работает только под наблюдением, ненадежный.

Перечень нарушений дисциплины прилагается».

«При расследовании его появления в загородной резиденции президента республики были установлены следующие факты:

Рядовой Каминский находился в резиденции президента республики два месяца назад в составе 2-й роты первого батальона для несения охранной службы, тогда-то он и ознакомился с обстановкой.

Рядовой Каминский сообщил, что в субботу, 15.11.1941, вскоре после обеда, он выехал автостопом в Бэн-бери, откуда поездом до Оксфорда и потом автобусом до Эйлесбери, где переночевал в городской ночлежке. На следующий день, между 13.20 и 14.00, он вошел в здание резиденции г-на президента, пройдя через ворота для машин, и, никем не замеченный, вошел в само здание, поднялся на второй этаж, где, встретив супругу господина президента, вручил ей письмо для господина президента. Обратно он вернулся тем же путем и оказался в своей части 16.11 прошлого года около 20 час.

В резиденцию президента республики рядовой Каминский направился без пропуска; у него было только разрешение на увольнение из части до 7 час. 16.11.1941 г.

Рядового Каминского преследуют постоянные навязчивые фантастические идеи о том, как он мог бы устранить руководящих нацистских лиц в Германии. Например, он желал бы отправиться самолетом в Словакию, где у него якобы есть знакомый майор запаса Шварц, по профессии коммивояжер, с его помощью… он попал бы в Германию, где на каком-нибудь сборище нацистов осуществил бы свой замысел с помощью ручной гранаты.

По поводу этого он уже писал господину президенту, а потом его секретарю. Не получив ответа, он сам отправился с письмом к г-ну президенту 15.11 в его резиденцию. Хотя рядовой Каминский и делает тайну из своих замыслов, тем не менее он доверительно поделился со штабс-капитаном Дивоким, что ведет себя так для того, чтобы его наказали и признали ненадежным. А потом, когда он исчезнет из части и разнесется слух, будто бы он удрал к врагу, то это только облегчит осуществление его планов, о подробностях которых он и хотел бы поговорить с господином президентом.

После беседы с рядовым Каминским последний обещал, что планы свои оставит и вести себя будет пристойно. Судя по всему, рядовой Каминский, вероятно, не совсем нормальный.

Командир бригады: Мирослав (собственноручно)».

То, что Каминский «не совсем нормален», – это банальность и упрощение. Но, как бы там ни было, в действительности его поступок означает, что различные возможности покушения бойцы чехословацкой армии обговаривали между собой. И не прослышали ли они чего-нибудь о специальной подготовке Габчика и Свободы? Габчик служил в 3-й роте первого батальона и был словаком по национальности, и Каминский, как свидетельствует донесение, родным языком считал словацкий. Кроме того, ведь он служил во 2-й роте того же первого батальона. Очевидно, они были знакомы. Но, так или иначе, рапорт об истории с Каминским стал любопытным документом, который наводит на размышления…

Был издан приказ о создании трех диверсионных групп. Первая из них – «Сильвер А» под командованием надпоручика Альфреда Бартоша (подпольная кличка Эмиль Седлак) в составе ротмистра Йозефа Вальчика (он же Зденек Тоушек) и радиста сержанта Иржи Потучека (он же Алоис Толар). Группа имела радиостанцию, которая называлась «Либуша».

Надо было дождаться хорошей погоды. Большая дальность предстоящего полета – полторы тысячи километров – требовала искусного пилота. Первый вылет 7 ноября 1941 г. оказался неудачным. Парашютисты с утра приехали на аэродром, где их ожидал сопровождающий штабс-капитан Шустр. Местом высадки был намечен Гержманов-Местец. Самолет вылетел в 18 час. 14 мин., пролетел над границей Бельгии, Рейном, 22.10 южнее Праги свернул на северо-восток, приблизившись к месту десанта парашютистов, но сильный снегопад вынудил пилота возвратиться в Англию. Неудачной оказалась и вторая попытка 30 ноября 1941 г.: самолет потерял ориентацию и вернулся на базу.

В последующие недели группа продолжала тренировки в учебном лагере. Габчик тренировался с новым напарником Кубишем. Наконец пришел приказ: вылет назначен на 28 декабря 1941 г. Метеорологи обещали благоприятную погоду. Вместе с группой «Сильвер А» должна была лететь группа «Антропоид» в составе Йозефа Габчика (он же слесарь Зденек Выскочил) и Яна Кубиша (он же рабочий Ота Стрнад). Позже предполагалось отправить и третью группу – «Сильвер Б», куда входили Земек и Шкаха (они же Владимир Врба и Ян Новак). Всего семь человек и сопровождение. Каждый из них дал письменную клятву сделать все «в соответствии со своими знаниями и умением, чтобы выполнить задачу, за осуществление которой взялся добровольно».

После приземления им надлежало связаться по радио с Лондоном. Если же наладить связь не удастся, то в новостях Лондонского радио на чешском языке два дня подряд будет передаваться фраза: «Весь мир понимает ваше горестное молчание».

Вылет состоялся 28 декабря 1941 г. в 22 часа… Однако в «Мемуарах» шефа чехословацкой разведки полковника Франтишека Моравца приводится другая дата! Там говорится:

«В Лондоне был разработан и доведен до сведения обоих участников операции подробный тактический план покушения. Габчика и Кубиша сбросят на парашютах примерно в тридцати милях (48 км. – М. И.) к юго-востоку от Праги в холмистой местности, покрытой лесами, где можно хорошо укрыться и откуда ведут прямые пороги в Прагу… Основным местом их пребывания будет Прага. Обеспеченные деньгами, они должны были тем жить, изучая обстановку, никому не раскрывая задачи, для выполнения которой прибыли. Это условие весьма важно. В Праге находятся члены других специальных групп, работают подпольщики. Габчик и Кубиш будут действовать самостоятельно. Мы располагаем сведениями, что в большинство уцелевших групп движения Сопротивления проникло немало агентов гестапо. В связи с этим Кубиш и Габчик получили приказ не вступать ни с кем в контакты… Они оба понимали, что неудача означала бы напрасную трату сил и неоправданный риск. Детали операции им предстояло уточнить на месте. Дата операции также не могла быть установлена в Лондоне. Решение о времени ее проведения должен был принять Габчик… Вылет Габчика и Кубиша был назначен на начало апреля, но из-за плохой погоды он несколько раз откладывался. Но вот была названа точная дата в конце апреля… На аэродроме королевских военно-воздушных сил их ждал бомбардировщик типа «Галифакс» с опытным чешским пилотом капитаном Андрле… По возвращении капитан Андрле доложил мне, что оба, Кубиш и Габчик, во время полета были бодры и что он сбросил их в заданном районе… По моим расчетам, им понадобится не менее десяти дней для проведения необходимой подготовки. Прошли две, затем три недели. Уже началась четвертая неделя, а сведений об операции не поступало. Я беспокоился. Провал? И вот вечером 27 мая 1942 г. Пражское радио сообщило, что имперский протектор Гейдрих тяжело ранен…»

Если верить Моравцу, получается, будто высадка парашютистов состоялась в апреле 1942 года, однако из документов явствует, что она имела место в конце декабря 1941 года. Что заставило Моравца назвать другую дату? Желание показать, как быстро действовали парашютисты? Или сказалась старческая забывчивость? Такое заявление по меньшей мере неосмотрительно, – ведь он не мог не знать, что сохранились радиограммы из Чехии в Лондон от 5 марта 1942 г. о высадке группы Кубиша – Габчика, и даже о том, что Габчик при приземлении получил травму… К тому же Моравец мог легко уточнить дату, обратившись к своим заметкам и записям того времени… Обстоятельство тем более любопытное, что в цитируемом отрывке из «Мемуаров» Моравец даже называет имя чешского пилота капитана Андрле, который должен был сбросить парашютистов над протекторатом.

В официальном документе (приведенные в нем факты подтверждены многими свидетелями, в том числе одним из парашютистов, участвовавшим в этом полете) говорится совсем другое:

«28.12.1941 одновременно были осуществлены три операции, а именно:

1. «Сильвер А».

2. «Сильвер Б».

3. «Антропоид».

Все три группы были доставлены на автомашине на аэродром Тангмор во второй половине дня 28.12.

В 12.30 нам сообщили по телефону, что будет проведена операция «Сильвер А». Позже это решение было отменено: англичане потребовали, чтобы и две другие группы были взяты на борт самолета «Галифакс», экипажем которого командовал старший лейтенант королевских военно-воздушных сил Хокки. Для операции все было подготовлено заранее, поэтому изменение не выявило затруднений. Группы вместе со снаряжением были удобно размещены в просторном и теплом самолете. Сопровождал десант штабс-капитан Шустр. Вместе с английским экипажем в самолете находились 16 человек и все необходимое снаряжение для проведения операции.

Полет на самолете «Галифакс» с британским экипажем продолжался 10 час. 14 мин. Средняя высота полета– 10 000 футов, высадка произведена с высоты 900 футов. Средняя скорость —187 миль в час, при высадке —120 миль в час. Погода: северо-западный ветер, над территорией ЧСР туман, низкая облачность и снег.

По возвращении пилот доложил мне, что группу «Антропоид» он высадил в районе Эйповице – Кишице – На-Погоднице, километрах в 7–8 к югу от Пльзени. Заданный ему район (3 км на северо-восток от Эйповице) он не мог найти в тумане. Группы «Сильвер А» и «Сильвер Б» также не были сброшены в нужном районе, так как пилот, как он докладывал, не смог перелететь через гряду Железных гор, которые были полностью закрыты тучами. Если бы он поднялся над тучами, то вообще потерял бы ориентир, а в районе Железных гор не мог спуститься ниже облаков, поскольку они окутывали вершины гор. Согласно рапорту пилота, он высадил группу «Сильвер А» в районе восточнее Часлова и группу «Сильвер Б» – северо-западнее Ждирца.

Бомбардировку экипаж не проводил, поскольку на самолет, сильно перегруженный людьми и снаряжением, бомбы не брали».

В заключение штабс-капитан Шустр записал: «Члены групп «Сильвер А» и «Антропоид» перед прыжком пожали диспетчеру руку и сказали на прощанье: «Скоро вы о нас услышите. Мы сделаем все, что можно».

Лондон, 29 декабря 1941 г. Штабс-капитан Шустр».

МЫ СТОЯЛИ ПЛЕЧОМ К ПЛЕЧУ

Мы прибыли на аэродром. Самолет был готов. Рядом со мной стояли Кубиш и Габчик, другие – чуть поодаль.

В армии антифашистского Сопротивления я с девятнадцати лет. В отряд парашютистов вступил как патриот. А сейчас мне тогдашние мои настроения кажутся чересчур романтическими. Нам твердили, что война вот-вот кончится. За эту операцию нам никто никакого вознаграждения не обещал, да мы ничего и не ждали. Я был солдатом, выполняющим приказ, и наградой за выполненное задание могла быть лишь похвала.

Наша группа «Сильвер Б» имела рацию, нам выдали складные кожи, пистолеты, к ним по две обоймы, то есть по двенадцать патронов, каждому дали ампулу с ядом, плитку шоколада, какие-то таблетки, кажется, бульонные кубики, несколько лезвий для бритья и удостоверения личности. Удостоверения были как настоящие, без лабораторного анализа не увидишь, что бланки фальшивые. Шустр привез удостоверения личности для меня и для Земека, второго члена группы «Сильвер Б», в наш учебно-тренировочный центр чистыми. Здесь их заполнили, приклеили фотографии, не хватало только печати. И тут Шустр увидел, что подушечку для печатей привез совсем новую, не пропитанную мастикой. Что делать? Он велел принести чернил, залил ими подушечку и поставил печати в наши удостоверения. Результат оказался катастрофическим: с первого взгляда было ясно, что с печатью что-то не так.

Шоколад, лезвия и все остальные вещи, выданные нам в дорогу, были изготовлены специально для нас, без каких-либо фирменных знаков. Может быть, Кубиш с Габчиком или еще кто-нибудь тайком и прихватил с собой консервы с английскими надписями. Впрочем, вряд ли.

Одежда для нас была изготовлена в Чехословакии, ее взяли со склада гражданского платья нашей армии. На такие мелочи обращалось очень большое внимание.

Лишь ботинки кое у кого были английского производства. Вдали виднелся самолет. Было морозно.

К нам подошел Шустр и еще раз все придирчиво проверил, вплоть до содержимого карманов.

До последней минуты мы, то есть группа «Сильвер Б», не знали, что полетим все вместе. На аэродроме во время последних приготовлений к отлету все группы ели порознь: группа «Антропоид», группа «Сильвер А», ну, и мы. Но перед самой посадкой в самолет нам объявили, что мы летим вместе с другими парашютистами. Во время полета разговаривать между собой нам было запрещено. За исключением Потучека, все мы прекрасно знали друг друга. Так и молчали. Никто не проронил ни слова, только «Пока, ребята!» и «Ни пуха ни пера!». Это в книгах про такие дела пишут невесть что. Да и какие могли быть разговоры в самолете? Летели мы на боевой машине, у моторов глушителей не было, и они ревели вовсю. А кроме того, у каждого на голове был резиновый шлем.

Каждая группа знала лишь свое название. О том, что Кубиш с Габчиком были группой «Антропоид», а группа Бартоша называлась «Сильвер А», я узнал только после войны. Ничего не было нам известно ни о заданиях, ни и целях других групп.

Правда, что касается Кубиша и Габчика, то мы предполагали, что им предстоит совершить покушение. Представьте себе, догадывались, хотя это и кажется невероятным. Сейчас я затрудняюсь сказать, как мы узнали. Официально естественно, нам этого не сообщали. Но по характеру их подготовки, которая происходила на наших глазах, возможно, кто-то догадался. Сами-то они тоже помалкивали. Но среди проходивших подготовку ребят поговаривали о том, что этих «готовят на Гейдриха».

Обоих, Кубиша и Габчика, я знал давно, и никто ни подозревал, что обстоятельства сведут нас в одном самолете. Они были простые ребята, очень разные по характеру, но чем-то и похожие. Пожалуй, дисциплинированностью и преданностью делу. Кубиш был уравновешенный парень, добряк, который и мухи не обидит. Габчик, наоборот, был темпераментный, живой, даже, горячий, но при этом – и рассудительный. Габчик с Кубишем были неразлучные друзья. В критической ситуации любой из нас хотел бы оказаться рядом с ними. Как настоящие солдаты, они, не рассуждая, выполнили бы любой приказ. С болью принимали они вести с родины о страданиях нашего народа, о расправах над ним. Помню, однажды мы с Кубишем говорили об этом, он качал головой и повторял: «Неужели такое возможно, неужели это возможно?..» У «Антропоида» не было рации, только у нас и у Бартоша. Не знаю, как и когда составлялись другие группы, а вот о том, что меня пошлют вместе с Земеком, я узнал только месяца за два перед отлетом. Сначала предполагалось, что я полечу вместе с коммунистом Яромиром Седлаком. Он был родом из Тишнова под Брно. Но Седлак во время приземления на учениях вывихнул ногу и поэтому выбыл из числа участников готовящейся акции.

Название нашей группы «Сильвер Б» мы узнали незадолго до вылета. Задание мы получили такое: «Высадиться в районе Свратоух – Свратка в Чехии. Пойти по полученным адресам, наладить связь с местным подпольем, передать его руководству рацию и шифры, а далее подчиняться его приказам». После того, как мы закрепились бы на конспиративных квартирах, надо было ждать, когда по чешскому радио из Лондона прозвучит фраза: «Идите к определенной цели, не зная компромиссов». После этого нам следовало связаться в Хрудиме с человеком, который направит нас дальше…

О помощи группе Бартоша или «Антропоиду» нам не сказано было ни слова.

На прощание мы подмигнули друг другу, похлопали друг друга по спине. Был вечер, декабрьский вечер. Мы стояли плечом к плечу, рядом, а через несколько часов нам суждено было расстаться. Кубиш с Габчиком напряженно улыбались.

Мы поднялись в самолет, дверца захлопнулась.

Шустр в своем рапорте отметил, что полет был напряженным. Гудели моторы, в самолете было жарко. Все чувствовали нервозность.

Сначала сбросили «Антропоид», потом «Сильвер А». Мы помахали им на прощание, каждый из них ответил нам тем же, и они скрылись в проеме люка. Больше мы не виделись. Кубиш с Габчиком, говорят, устроились где-то в Праге. Группа «Сильвер Б», состоявшая из Бартоша, Вальчика и Потучека, имела рацию «Либуша» и, кажется, наладила связи в районе Пардубице.

Все они были отважные парни. Отличные ребята.

РАССКАЗ КРЕСТЬЯНИНА

Голосовал я обычно за социалистов, а когда сын начал работать в каменоломне и стал приносить домой «Руде право», то тогда стал отдавать свой голос коммунистам. При таком хозяйстве, что у меня было, я к аграрникам никогда и не стремился.

С утра и до ночи проливал семь потов на поле…

Ну, и в тот раз я пошел в поле посмотреть, не навредил ли мороз озимым. Выпал снег, много снега. И вот иду уже домой. Дошел почти до нашей деревни и вдруг вижу Кнеза. Он шел медленно, в этот раз откуда-то возвращался и вел велосипед, – скользко было ехать. Одет он был по форме, – да, я забыл сказать, что Кнез был начальником жандармского поста…

– Откуда? – спрашивает.

Бывало, я встречался с ним за кружкой пива. Он никогда не был злым. Однажды я его даже видел на собрании коммунистов. Это было перед выборами, и сын мне тогда сказал: «Пойдем со мной…» Я пошел. Коммунистов у нас было немного, но они пришли еще и из других мест. Вокруг немало каменоломен… Кнез стоял в дверях и ничего не говорил. А сын мне сказал: «Другие хуже. Те вмешиваются в наши дела, а этот хоть молчит».

Иногда он, как я уже говорил, заходил в пивную. Мы обсуждали там все: погоду, урожай, а в последнее время и немцев. Кнез был, несмотря на то что носил жандармскую форму, хороший чех. И хотя мы во многим не сходились в мнениях, но нацистов ругали вместе.

– Откуда же я могу идти? С поля, – отвечаю ему на вопрос.

– И не болят у вас ноги! Снегу-то намело везде полно. Чего же еще надо? Хлеб ваш не замерзнет.

Я подошел к нему, перепрыгнул через канаву, и дальше мы пошли вместе. Он шел молча и вел рядом свой велосипед. Прошли мы так метров двести, и я его спрашиваю:

– А что это с вами? Что-то случилось?

– Что могло случиться… Ничего.

Только я вижу, что он чем-то озабочен. Это легко было заметить. На поле каркали вороны. Я их не люблю. Показываю на них и говорю, что если бы у меня было ружье, то всех бы их перестрелял…

– А по людям вы бы тоже стреляли? – спросил он вдруг.

– Я же говорю о воронах, – ответил я, но тут мне что-то пришло в голову, и я спрашиваю Кнеза:

– А что, вы бандита ищите?

Он посмотрел на меня и чуть-чуть, только уголками рта улыбнулся:

– Черт его знает, бандита ли… Никогда ведь не знаешь…

Мы шли, и он вдруг понемногу разговорился.

– Представьте себе, я должен здесь охранять порядок, чтобы не делалось ничего худого для «империи», а тут вот… От всего этого голова кругом идет. Да и эти парни…

– Какие парни?

– Ну что вам сказать?.. Сюда прибыли парашютисты. Нет ли у вас для них чего-нибудь поесть?

– Так вот о чем речь… – дошло до меня.

Кнез остановился:

– Вы молчать умеете?

– Само собой. Не то и головы не сносить, – успокоил я его. – А еду я постараюсь найти.

Но по нему было видно: он досадует, что рассказал мне о парашютистах.

– А что они тут делают? – полюбопытствовал я.

Кнез пожал плечами. А я опять:

– Но вы все-таки должны знать.

– Все, что можно. Собирают сведения, узнают, что здесь производят заводы.

Потом он почти всю дорогу молчал – до первых домов. Только позднее я узнал, что у них тут был передатчик, который назывался, кажется, «Либуша».

– А мог бы я вам чем-нибудь помочь?

– Трудно сказать… Я боюсь, что это станет известно. Что тогда будет?

– А почему это должно стать известно? – удивился я.

Он махнул рукой:

– Да многие уже об этом знают, а это всегда опасно.

– Подождите. Хотя бы скажите мне…

– Послушайте, чем меньше вы будете знать, тем лучше. Когда-нибудь вы об этом пожалеете. Ну, так что – будет еда?

– Приходите вечером. Постучите в окно.

Он пошел дальше, а я – домой. Я никому ничего не рассказывал. Потом только раз видел Кнеза. Шел он с молодым человеком и что-то ему говорил. Я поздоровался. Потом слышал, что передатчик был спрятан каменоломне «Глубокая» у Дахова, неподалеку от Глинско, позднее – в Лежаках. Когда рацию обнаружили Кнез застрелился. Еду я ему в тот вечер передал, а потом передавал еще несколько раз.