Текст книги "Покушение на Гейдриха"

Автор книги: Мирослав Иванов

Жанры:

История

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Назад к карточке книги

ЭПИЛОГ

Я стою во дворе Маутхаузена. Война уже давно окончилась. Бараки обросли травой. Некоторые из них снесли. Остальные ветшают от времени, разваливаются.

От стены веет холодом. От этого холода, что источает здесь камень, стынет в жилах кровь. Так будет, наверное, вплоть до самого Страшного суда. Впрочем, конец света уже был когда-то именно здесь.

Бараки. Они стоят один за другим. Потом луг. В те времена там тоже были бараки. Голый холм торчит на фоне неба. Внизу течет Дунай, а на его берегу городок, который дал название лагерю, ставшему символом ужаса. По вечерам там внизу мигают неоновые огни, останавливаются машины самых известных в мире марок, а столики ресторанчиков для туристов украшаются взбитыми сливками и аппетитными бифштексами.

По дороге наверх, которая как-то странно извивается, люди должны бы ходить пешком, сняв шляпу. Но мир не сентиментален, и потому по ней иногда промчится то машина, то автобус.

Над головой синеет небо. Вокруг – только глухая сырая каменная стена, за ней – необъятная даль: холмики с маленькими рощами, уединенные домики с красными крышами, деревеньки с церквами.

Этот контраст уже сам по себе должен был убивать.

Под крематорием – крутой склон, а внизу – развалины. Когда-то сюда высыпали пепел. Сегодня там растет трава, зеленая и с фиолетовыми цветами. Это – шалфей. У него цвет вечернего неба.

Мальчишкой я часто ходил с отцом на загородные прогулки. Он мне показывал цветы шалфея и объяснял, что, еще когда сам был маленьким, дети называли это растение «цыганские штаны». И он добавлял, что не знает почему. «Да и называли его так, наверное, только у нас, в деревнях вокруг Брно», – говорил он и улыбался так, как будто у него с этим цветком была своя общая тайна.

Шалфей возле крематория растет на пепле. Десятки, сотни сине-фиолетовых цветов создают впечатление прекрасного ровного поля. Такой оттенок бывает у бушующего моря.

Здесь закончили свой жизненный путь те, чья смерть хотя и не была овеяна славой, но болью отозвалась ко многих сердцах.

Это были простые люди. Безвестные.

Среди них – мой отец.

* * *

И несколько слов в заключение. У жизни свои правила.

Так и у каждой истории. У каждой повести или рассказа. Называйте их композицией или еще как-нибудь, но уже у античной драмы были свои твердые каноны. Кто их создал? Судьба или автор? Наше повествование разделено на четыре части, названия которых соответствуют названиям частей произведений Бетховена и сопровождаются его высказываниями.

Ну, а при чем здесь Бетховен?

Его музыка обладает такой же напряженностью, как и наша история, которая случилась в 1942 году. Она такая же непримиримая. Человеческая и трагическая. И восстает против насилия.

Что еще добавить?

Стивен Ликок когда-то говорил, что он не пытается сделать выводы, в которых читается мораль, так как «вам и так все могло показаться само собой разумеющимся». Я люблю афоризмы, однако в определенные моменты отдаю предпочтение точному слову. В одном месте в тексте говорится: «Почти наверняка дальнейшие исследования материалов о покушении уточнят некоторые технические детали, однако смысл наших монологов совсем в другом. Несмотря на все расхождения и возможные ошибки, которые имеются в их содержании, они создают общую определенную завершенную картину: монологи отражают отношение чешского народа к фашизму».

Прошлое не надо любить. Достаточно его понимать и не забывать, думая о будущем. Наверное, этим все сказано.

М. И.

Прага, 27 мая 1977 г.