Текст книги "Покушение на Гейдриха"

Автор книги: Мирослав Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

ПОВОРОТ

Выйдя в то раннее утро из дому, они сразу заторопились.

Небо было будто вымыто – ни облачка. В Дейвице у шлагбаума они садятся в трамвай. Люди спешат на работу, некоторые читают газеты. Ян садится в углу, Йозеф – напротив. Они не разговаривают. Что им предстоит в этот день, они уже знают, каждый шаг тщательно продуман. В руках у них портфели. На коленях у Йозефа лежит аккуратно свернутый плащ.

Трамвай еле тащится. Ян посматривает на часы. До Жижкова далеко, надо пересечь весь город. Наконец они в гараже. Взяв у пана Янечка велосипеды, они прощаются. «Что будете сегодня ремонтировать?» Янечек хорошо знает ребят. Иногда он беседует с ними о машинах, но сегодня они спешат. Надо еще заехать в район Высочан к пани Кодловой. Вчера они были у ее брата Ярослава Смржа. Сегодня снова встречаются с ним и с Вальчиком.

Не опоздать бы.

Из Жижкова едут на велосипедах, как будто на работу. Портфели висят на руле. В одном – бомбы, в другом– складной английский автомат, прикрытый сверху травой на случай проверки.

«Мама»-Кодлова удивлена. Они спешат. Разговаривать им некогда, всего два-три слова: «Спасибо вам», «Вы много сделали для нас…»

– Ребята, вы что, совсем прощаетесь?

– Конечно, нет! – весело отвечает Кубиш. – Мы к вам заглянем, может, даже очень скоро. Вы будете дома?

– Конечно, приходите, пожалуйста.

Они отправляются дальше. Не доезжая одной остановки до поворота в Кобылисах, оба соскакивают с велосипедов. Здесь их ждет Вальчик.

– Что нового?

– Опалка уже наверху у поворота.

– А как дела у тебя?

– Вот зеркальце. Все, как договорились. Буду стоять чуть выше над вами.

Габчик кивает.

Вальчик уходит.

Поодаль – здание больницы.

Еще нет девяти.

Они снова садятся на велосипеды и едут до поворота.

Здесь перекресток: дорога на Паненске-Бржежаны слегка идет под уклон и разветвляется. Одна дорога – вправо вниз, к Влтаве, по ней обычно ездит Гейдрих, другая – влево, в район Либень.

Гейдрих приедет со стороны Бржежан. Здесь, на перекрестке, его машина повернет вправо. Поворот крутой. Вдоль забора растет кустарник, пушистые ветки затеняют дорогу близ поворота.

Здесь Габчик и Кубиш наконец останавливаются. Один из них прислоняется к фонарю, другой вразвалку выходит на мостовую, чтобы заранее увидеть приближающуюся к повороту машину.

Они в двух метрах друг от друга. Перебросив плащ через руку, Габчик осторожно собирает под плащом автомат, собирает прямо в портфеле, в котором было принесено оружие. Он делает это вслепую, но ловко и быстро… Мешает только сухая трава, путается между пальцами. И зачем он ее туда напихал? Ни к чему это было.

У Кубиша тоже в руках портфель. Бомбы не понадобятся, разве только в крайнем случае… На Йозефа и его автомат вполне можно положиться, но если вдруг…

Тысяча непредвиденных обстоятельств может помешать выполнению до мелочей разработанного плана.

Гейдрих, например, едет с сопровождением. Со второй машиной. Вторая машина – вот забота Кубиша.

Вообще-то Кубиш здесь в резерве. Он немножко завидует Йозефу, но молчит об этом. Он и Габчик – друзья, однако в глубине души Кубиш был бы рад поменяться местами с товарищем и держать сейчас под плащом автомат. Он знает, как бы он действовал. Стоял бы, прислонясь к фонарному столбу, а когда машина с двумя флажками, перечеркнутыми свастикой, доедет до поворота, он бы преградил ей путь и нажал на спуск. А пока он тут всего лишь для подстраховки. Все это время он должен находиться здесь, но может вообще не понадобиться.

Кубиш оглядывается: не слишком ли они обращают на себя внимание? Но никто даже не смотрит в их сторону.

Ожидание невыносимо!

Кубиш вытирает вспотевшее лицо. Так жарко ему бывало, только когда он работал у печи на кирпичном заводе в Вилемовице. Руки тогда были шершавые и потрескавшиеся. Хуже всего было вынимать кирпичи из печи. Кирпичи обжигали руки, и рабочие обматывали ладони тряпками, хотя это мало помогало. А какая была пыль! Она набивалась в волосы, оседала на бровях, въедалась в кожу, побелевшую и огрубевшую от нее. Прав был отец, говоря, что это – каторжный труд. Занялся бы моим ремеслом, говаривал отец, сидел бы в доме – чего тебе еще надо? Целый день толчешься на ветру, на солнцепеке, а заработок мизерный. Отец сапожничал. Ян помнит, как отец сидел среди кучи стоптанных ботинок; в мастерской пахло клеем. В детстве Ян любил этот запах, но потом возненавидел. Отец женился во второй раз, они переехали в деревню, и у Яна Кубиша кроме четырех братьев и сестер появилось еще несколько.

В поле работать было приятнее, чем на кирпичном заводе. Ян сменил нескольких хозяев. Ходил за скотиной, пахал, косил, работал на молотилке. Но, пожив в деревне, отец снова решил вернуться в Вилемовице. Однако другой работы, кроме как на кирпичном заводе, не нашлось.

Кубиш смотрит на Йозефа, он тут старший. В глазах вопрос. Габчик и сам знает, что Гейдриху давно пора проехать, но что поделаешь?

– Будем ждать, пока не приедет!

– А вдруг он поехал другой дорогой?

– Исключено. Его ждут в Граде, а оттуда он поедет на аэродром. Ступай на свое место…

Кубиш отходит, в некоторой нерешительности присаживается на низкий каменный парапет и старается держаться как можно непринужденнее. Протарахтел пикапчик, развозящий товары по магазинам. Шофер весело подмигнул парням. К остановке трамвая подкатил четырнадцатый номер, затем третий.

Остановка опустела. Сколько здесь ходит трамваев? Часто ли?

Вчера они с Габчиком прикидывали все возможности. Ведь речь идет об их жизни. Как лучше бежать, если…

Все ли они учли? Если следом за Гейдрихом идет вторая машина – им обоим крышка! Главное – добежать до велосипедов, которые стоят вон там, неподалеку. А потом – знай крути педали. Йозеф классно стреляет. Среди курсантов он был лучшим стрелком. Выдержанный и спокойный. Те, в машине, от него живыми не уйдут. Кубиш оглянулся на Йозефа: он стоит, подставив лицо солнцу, будто загорает.

Пикапчик возвращается назад.

Одиннадцатый час. Обычно в эту пору Гейдрнх уже был в Праге. Похоже, сегодня что-то его задержало. Кубиш машинально отломил веточку, высунувшуюся между решетками забора. За забором учреждение, видно, какой-то институт. Ян смотрит вдоль шоссе наверх. Там, привалившись к дереву, Вальчик считает воробьев.

Томительное ожидание… Напротив на тротуаре стоит Опалка, делая вид, будто не знает их.

Кубиш осторожно засовывает руку в портфель. Бомбы на месте.

Понадобятся ли они? Вчера он тщательно проверил их, а Габчик смазал автомат. Сейчас Йозеф держит его под плащом. Ладони вспотели, лицо покрылось потом. Десять часов двадцать минут. Опалка переходит улицу и подходит ближе к ним. Кубиш делает несколько шагов к Йозефу Габчику.

– Ты что?

– Ступай назад, к повороту. Вдруг как раз сейчас подадут знак?

– А если он не поедет?

– Поедет. Должен ехать, – говорит Опалка. Кубиш вздыхает и отходит. На нем темный в полоску костюм. Невыносимо жарко. Костюм сшил ему брат Рудольф, который живет теперь в Тршебиче. Ян недавно был у брата, они долго разговаривали…

Снова подъезжает трамвай. Из него выходят несколько человек. Двое направились в институт, остальные повернули к больнице, она тут же, за углом.

Десять часов двадцать девять минут.

Кубиш смотрит на Вальчика и… Его словно ударяет током: Вальчик отошел от стены, в руке у него сверкнуло зеркальце. У Кубиша бешено заколотилось сердце. Спокойствие и еще раз спокойствие! Он поворачивается к Габчику и Опалке и негромко восклицает:

– Едет!

Губы Габчика трогает судорожная улыбка, он смотрит на плащ. Все в порядке. И тут вспоминает о мелочи: у него в портфеле есть чужая кепка. Надо же – забыл надеть, чтобы прикрыть волосы. Теперь поздно. Кубиш стоит у фонарного столба. В эту минуту на повороте появляется машина… Кубиш напряженно всматривается: сопровождения нет, едет одна машина. Одна!

Габчик смотрит и кивает головой. Сейчас ему все равно. Он забыл о страхе, о томительных часах ожидания. Он сознает одно: машина приближается.

Наконец-то!

От моста, громыхая, идет трамвай. Вот незадача! Остановка как раз напротив, будет много людей…

Раздумывать некогда. Опалка перебегает на другую сторону шоссе. Кубиш стоит, опершись о столб. Десять тридцать. Большой «мерседес» приближается, а в нем… Рядом с шофером сидит Гейдрих. Надменный Гейдрих с застывшим лицом и рыбьими глазами.

И тут на мостовую выскакивает Габчик, отбрасывает плащ в сторону, направляет автомат точно в рыбьи глаза. Он спокоен, уверен в себе. Одна секунда, которая длится вечность.

Стреляй!

Машина в двух-трех шагах от Габчика – шофер уставился на автомат. Словно не понимая, что случится в следующее мгновение, он судорожно держит руль, но бежать некуда, и в этот момент Габчик нажимает на спуск.

Тишина.

«Мерседес» продолжает свой путь. Гейдрих, побледнев, хватается за пистолет на поясе, не сводя глаз с человека, словно бы застывшего в удивлении на мостовой с давшим осечку автоматом в руках. Теперь очередь за Кубишем.

Все происходит молниеносно: не глядя, Ян сует руку в портфель. Нащупав бомбу, он снимает ее с предохранителя и бросает, выпустив из рук портфель со второй бомбой…

Небольшой предмет птицей летит по воздуху. Очнувшись от оцепенения, Габчик отбрасывает бесполезное оружие и кидается прочь. На фоне синего неба он видит летящую бомбу. Машина едет, не останавливаясь. Она уже проехала шагов десять – пятнадцать вперед. Гейдрих встает с сиденья и что-то кричит Клейну.

Светит солнце. Никто еще ничего не знает.

Десять часов тридцать одна минута.

Взрыв.

Покушение на имперского протектора Рейнхарда Гейдриха состоялось.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Allegretto

Покажи свое могущество, Судьба.

Людвиг ван Бетховен.

СВИДЕТЕЛЬСТВО ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ

Меня мучил ревматизм, и я ездила в больницу на Буловке принимать грязевые ванны. Вот и 27 мая 1942 г. я отправилась туда, думая занять очередь до одиннадцати, чтобы попасть до обеденного перерыва.

Еду я на третьем трамвае, снизу, от Влтавы, стою на площадке, думаю о ванне, о Миреке – это мой сын, вчера мы с ним вместе решали примеры, вот бы хорошую отметку получил…

Трамвай в гору еле тащится. Наконец остановился. Кондуктор объявил мою остановку, тут мне пересаживаться на четырнадцатый номер и проехать еще немного до самой больницы.

Обхожу трамвай сзади, чтобы перейти на другую сторону, – там, за углом, остановка четырнадцатого. Только сделала два-три шага по мостовой, как из-за поворота выскочила машина с флажками на крыле и повернула вниз. Я остановилась: пускай, думаю, проедет. Из-за больных ног я не могла быстро ходить.

Стою почти на середине мостовой и пережидаю. Когда она была метрах в десяти, шофер еще глянул на меня. А я тут вижу: на другой стороне улицы трое мужчин. Да, трое их было. Вдруг один из них как будто что-то вспомнил и как побежит через дорогу ко мне, прямо перед носом у машины. Шоферу пришлось притормозить. Мужчина – я уже затрудняюсь сказать, сколько ему было лет и как он выглядел, – перебежал дорогу и скрылся где-то позади меня. Машина замедлила ход, и тут с тротуара на мостовую выскочил второй. Он держал что-то в руках. Потом я узнала, что это был автомат. Все произошло очень быстро, в считанные секунды. А третий вдруг взмахнул рукой – и раздался страшный взрыв.

Повалил дым. Глаза у меня были полны пыли и как будто сена. Только это было не сено, а набивка из сиденья той машины.

В правом бедре я почувствовала резкую боль. По ноге кровь потекла.

Из машины выскочил немец и начал палить по тем мужчинам. Второй немец – он держался за спину – тоже хотел стрелять, но пошатнулся и не смог. А первый немец помчался за мужчинами и стрелял на ходу. Мужчины тоже отвечали огнем, потом один из них вскочил на велосипед и покатил к Либени, а другой исчез за углом, откуда появилась машина. Я потихоньку дошла до тротуара и сама говорю себе: «Иди и не гляди по сторонам, в машине ведь были немцы». Доплелась я до остановки, нога болела страшно; дождалась я своего четырнадцатого, кое-как вскарабкалась по ступенькам и поехала в больницу. Там мне сделали противостолбнячный укол. Рану промыли, перевязали, спросили, что случилось. Я ответила, что какие-то немцы стреляют. Отдохнула немного и поскорее поехала домой.

А днем я узнала, что это было покушение на Гейдриха, и сильно испугалась, особенно потом, когда по радио объявили, что разыскивают женщину, которая была очевидицей покушения и которую перевязывали в больнице на Буловке.

От осколка той бомбы у меня на всю жизнь остался шрам. Тогда рана сильно болела, и в трамвае кондукторша спросила: «Да что это с вами? Поглядите: под вами целая лужа крови». А это все от осколка.

Я боялась, никуда не пошла, уговаривала себя; авось, забудут. Но по радио снова передали, чтоб женщина, раненная при взрыве бомбы, явилась в гестапо. Я не шла, думала: может, пронесет. Где там! В понедельник, примерно в половине пятого утра, звонят в дверь. Открываю – на пороге стоят два гестаповца. Давай пошли, говорят и еще спрашивают, почему это я не явилась, раз объявлено, что меня ищут. Меня повезли во «Дворец Печека», где помещалось гестапо. Там меня избили: якобы я была с теми мужчинами в сговоре. А я им на это: у меня ревматизм и воспаление суставов, пускай справятся в карточке у доктора Пршеровского, к которому я ходила в больницу на Буловку. А на тот день, 27 мая, я была записана на прием.

Они продержали меня в гестапо шесть дней, несколько раз допрашивали, но я твердила одно и тоже. На шестой день меня отпустили, но велели дать подписку, что я буду молчать и никому никогда не скажу, о чем меня спрашивали, что со мной делали.

Я подписала, и меня отпустили.

Сегодня я уже больше ничего не помню: на тротуаре стояли трое мужчин потом был взрыв, а на земле я увидела портфель, плащ и еще что-то.

СВИДЕТЕЛЬСТВО УГОЛЬЩИКА

Ну, скажу я вам, это было утречко! У меня в ту пору была там лавка. Я торговал угольными брикетами. Остравский уголь, кладненский. Тащу вот я в то утро свою тележку – и вдруг как жахнет!

Испугался я, что говорить. Сплюнул, стою, смотрю, что там такое? А там, наверху, у поворота, ехала машина, и какой-то малый бросил в нее гранату или что-то вроде того. Второй хотел по ней, по машине, стрелять, но у него осечка вышла. Женщина какая-то шла, да после взрыва дала деру, а я все стою и жду, что дальше будет.

Один из них – рраз – на велосипед, и гляжу – жмет в сторону Либени. Со лба у него кровь капала. Второй за угол бросился, а за ним гейдрихов шофер. Палили они друг по дружке – как ковбои. Парень этот, значит, бежал по улице «На Запальчи». Рванул он к перекрестку, где я стою, аккурат у тротуара. Надо думать, он уже не знал, куда дальше податься. И тут увидел мясную лавку. А про лавку послушайте, что я вам расскажу. Невидная такая лавочка, вход в нее по ступенькам вниз. А хозяин ее, мясник Браунер, у него свояк в гестапо служил. Малый-то запыхался весь, лавку увидел – и шасть туда. Почем он знал, что мясник – фашистюга!

Браунер вышел из лавки, смотрит по сторонам, и тут же прибегает шофер Гейдриха, а за ним ломовик, какой-то, может, шофер его прихватил по дороге, пригрозил пистолетом, чтоб он, значит, помог ему того парня ловить. Браунер и покажи им на лавку: вон, мол, где он, берите его.

И тут пошло! Шофер спрятался за столбом ограды и ну палить по чем зря. А малый из лавки по нему лупит; он, видать, получше стрелок был, потому как шофер схватился за ногу и упал. В ногу его ранило. Он – который а лавке-то – как это увидел, выскочил на улицу, растрепанный такой – и бегом в мою сторону. А за ним ломовик и мясник Браунер. Тому шофер свой пистолет дал, только мясник не знал, как из него стрелять. Парень промчался мимо меня, я аж присел, но заметил-таки, что он совсем молодой. Он пробежал мимо, свернул к виллам и исчез. Когда меня потом допрашивали в гестапо, говорили: ты почему его не схватил? А я им: так он же с пистолетом был, а я с пустыми руками.

СВИДЕТЕЛЬСТВО ВТОРОЙ ЖЕНЩИНЫ

Был прекрасный весенний день. Чистое голубое небо, деревья распустились, кругом запах цветов. Муж уехал на работу, а я взяла томик стихов и вышла позагорать в сад. Мы живем чуть ниже поворота, где произошло покушение.

Я лежала в шезлонге, и меня стало клонить ко сну. Стихи были какие-то мудреные, я их совсем не понимала. Солнышко пригревало, было так чудесно, что забыла и о войне, и обо всех напастях.

Вдруг раздался сильный взрыв, и я сразу очнулась, вернувшись к действительности. Вскочила и выбежала на улицу. Знаете, женское любопытство… Но ничего не увидела – ни дыма, ни огня.

У поворота находился исследовательский институт, и первое, о чем я подумала: не случилось ли какой беды там? И в этот момент я вижу – от поворота бежит женщина с криком:

– Господи Иисусе, наш Гейдрих, наш Гейдрих…

Я спросила, что случилось, а она ответила, что совершено покушение и, наверное, он убит. А соседка напротив сказала:

– Слава богу!

Назавтра ее арестовали вместе со всей семьей, и потом всех их казнили. За одобрение покушения. А донесла на них женщина, которая сама же нам все и рассказала, жена прежнего шофера Гейдриха, который жил на вилле по соседству.

Мимо не спеша шли люди, откуда-то сверху доносились выстрелы, но сам поворот от моего дома не виден. И внезапно из боковой улицы появился Габчик. Как его вам описать… Невысокого роста, глаза широко открыты, в вытянутой руке пистолет, развевающийся галстук. Он бежал, задыхаясь, и всем своим видом обращал на себя внимание. Понятно, тогда я не знала, кто он и причастен ли к покушению. Но я сразу подумала, что он имеет к нему отношение. У него был такой дикий вид. Он выбежал из переулка, где находилась лавка мясника Браунера. Потом говорили, что там у Габчика была перестрелка с Клейном, шофером Гейдриха.

Габчик на миг задержался на углу, как мне показалось, решая, куда дальше бежать, постоял две-три секунды и, наверное, только теперь сообразил, что находится совсем рядом с перекрестком, где произошло, покушение, и что он, убегая, сделал круг. Тут он рванулся в обратном направлении, вниз, вдоль трамвайных, рельсов к Влтвве. Он миновал трамвайную остановку, пивную, а потом исчез где-то в квартале вилл.

Все это произошло в течение нескольких минут. Затрудняюсь даже сказать, сколько времени прошло с момента, когда я вскочила с шезлонга, и до того, как Габчик исчез где-то среди садов.

Меня всю трясло от волнения, и тут уж было не до стихов. Утро уже было испорчено, я не знала, куда себя деть. Вернувшись в дом, я стала названивать по телефону, чтобы хоть с кем-нибудь поговорить. До сих пор не могу понять, почему я позвонила своему сапожнику, который жил на Виноградах, то есть почти в другом конце города. Я лепетала испуганно и бессвязно. Позже при встрече сапожник сказал мне, что я разговаривала будто помешанная.

Да, вот еще что: в нашем доме жила женщина, наполовину немка. Сын ее служил в нацистской армии, и она была с немцами заодно. Примерно через час или два после покушения, вернувшись домой, она рассказала, что находилась в обувном магазине «Батя» на Либени, как вдруг к дверям подъехал человек. Он был весь в крови. Оставив у входа велосипед, он тут же исчез. Она подождала, ей хотелось узнать, что будет дальше. Вскоре за велосипедом прибежала какая-то девочка. Тут явно есть какая-то связь с покушением, все твердила она, эта немка из нашего дома. И сразу же заявила об этом властям. На следующий день к ней пришли гестаповцы и снова расспрашивали ее об этом велосипеде и о девочке. Франк ей потом выдал денежную премию и какую-то медаль.

Из ее показаний нацисты узнали, что Кубиш был в Либени, оставил около магазина «Батя» велосипед, узнали и о девочке, которая забрала велосипед. Позднее они свезли девочек со всего Либеньского района на допрос во «Дворец Печека».

СВИДЕТЕЛЬСТВО ПЕРВОГО ШОФЕРА

«…Чтоб тебе провалиться…» – подумал я, но делать было нечего. Пришлось остановиться. Сбежалась целая толпа, у тротуара стоял темный «мерседес». Видно, авария. А женщина, которая меня остановила, раздраженно сказала:

– Здесь совершили покушение…

– Покушение?

– Да, там господин протектор, отвезите его в больницу на Буловку.

– Я не могу, ведь у меня груз.

– Так вышвырните его. И побыстрее! Он ранен…

Только этого мне и не хватало! Больно надо возить Гейдриха! Но если не повезу, меня арестуют. Рядом со мной сидел грузчик. Он пожал плечами, и мы не спеша вылезли из машины. Пикап, на котором я ехал, был забит коробками конфет. Дело ведь в том, что мы во время войны из сахара и дрожжей гнали самогонку, и притом, скажу я вам, очень крепкую. Торговец, снабжавший нас дрожжами, и попросил меня в порядке одолжения отвезти эти коробки с конфетами. Ехали мы от Тройского моста вверх, к Кобылисам, и по дороге попали в эту дурацкую историю.

– А куда нам торопиться? – подмигнул я грузчику, и он кивнул.

Открыв дверцы, мы принялись выгружать коробки. Шевелились мы, если смотреть со стороны, как в замедленном фильме. Наискосок от меня стоял «мерседес», а рядом – кучка людей. Гейдрих опирался на борт машины, весь бледный, и держался за бок. Блондинка, которая меня остановила, вертелась вокруг него и все время что-то тараторила ему по-немецки, но он смотрел словно сквозь нее и ничего не слышал. Тех, кто совершил покушение, я вовсе не видел. Они сразу же убежали. А разговор шел о них. Молодцы ребята, подумал я, так этой сволочи, Гейдриху, и надо.

Мы было вытащили уже несколько коробок, а тут мимо проезжал малолитражный фургон «Татра». В таких обычно развозят товар по магазинам. Женщина остановила эту машину. Пикап был вроде пустой, и эта тетка потребовала, чтоб Гейдриха отвезли на нем – дело, мол, срочное.

Ну, подумал я, слава богу, пронесло. Подмигнул грузчику, мы загрузили наши коробки с конфетами обратно и поскорее убрались прочь.