Текст книги "Человек государев (СИ)"

Автор книги: Мила Бачурова

Соавторы: А. Горбов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8
КГМБ

В Тульское представительство Коллегии Государевой Магической Безопасности я явился к девяти часам утра. Иван Карлович сказал, что присутствие начинает работать в это время.

Коллегия занимала первый этаж небольшого особняка. На втором этаже располагался, если верить бронзовой табличке над крыльцом, архив.

'Коллегия Государевой Магической Безопасности – 1-й этаж.

Часы присутствия: с 9.00 до 18.00 по будним дням.

В выходные и праздничные дни закрыто.

С 13.00 до 14.00 – обед.

Архив Коллегии Государевой Магической Безопасности – 2-й этаж.

Открыто: с 9.00 до 18.00 по будним дням.

В выходные и праздничные дни закрыто.

С 13.00 до 14.00 – обед'.

Звонка у двери не было. Недоумевая, для чего понадобилось обозначать часы работы архива, совпадающие с часами работы Коллегии, отдельно, я потянул дверь на себя.

В по-летнему пустом и полутёмном гардеробе дремал за стойкой седобородый старик. Когда я открыл дверь, колокольчик на ней брякнул.

Старик встрепенулся. Одёрнул мундир, поправил фуражку и сделал вид, что спать даже не думал.

– Здравия желаю, господин хороший. Чего изволите?

– Здравствуйте. Мне нужен Сильвестр Аполлонович Мухин.

– Направо пожалуйте, – старик показал рукой. – Ихнего благородия пока нет, обождать придётся. Оне так рано не приходят.

– А во сколько же они приходят?

– По-разному. Иной раз с утра, иной к обеду. А бывает, что вовсе не появляются.

– То есть я могу прождать тут целый день, а Сильвестр Аполлонович не появится?

Старик развёл руками.

– Всяко бывает. Начальство-с. Им, сами понимаете, никто не указ, могут и вовсе не прийтить. Однако вы раньше времени не горюйте. Сегодня чай не понедельник, не пятница. Глядишь, придут. А вы покамест в канцелярии обождите. Вон туда, по коридору вторая дверь. Там Мефодий Ильич, этот завсегда рано приходит.

Я прошёл по коридору к обозначенной двери. Постучал.

– Пожалуйте, – раздался настороженный голос.

Я вошёл. Кабинет оказался большим, в три окна. Но просторным не выглядел, слишком уж был замусорен.

Четыре стола, по два слева и справа, завалены бумагами. Из книжных шкафов между столами выпирают гроссбухи и картонные папки. Такие же папки, вперемешку с одиночными исписанными листами, навалены на свободных стульях и подоконниках.

В углу у окна приткнулась кадка с полудохлым фикусом. Рядом с кадкой на тумбочке стоял примус. На примусе – чайник, начинающий тонко посвистывать. Из носика, украшенного новомодным свистком, шёл пар. Чайник готовился закипеть.

Справа от входа, за столом, стоящим рядом с примусом, сидел лысый толстенький человечек лет шестидесяти, в нарукавниках поверх тёмно-зелёного двубортного мундира. Погоны на плечах узкие, золотое шитьё разделено продольной полосой. На полосе – единственная серебряная звездочка. «Кабинетский регистратор», – я отметил про себя звание.

Человечек записывал что-то в большой разлинованной книге. На меня он посмотрел поверх металлического пенсне.

– Мефодий Ильич? – спросил я.

– Истинно так…

– Очень приятно. – Я подошёл к его столу. – Разрешите представиться: Михаил Дмитриевич Скуратов. Буду работать вместе с вами.

Протянул руку. Мефодий Ильич приподнялся и осторожно её пожал.

– Вам, полагаю, стоит дождаться Сильвестра Аполлоновича…

– Я тоже так думаю. Где могу подождать?

– Э-э-э…

Мефодий смешался. Обвёл грустным взглядом кабинет, но ни одной поверхности, приспособленной для ожидания, не увидел. Стулья, не заваленные папками, очевидно, принадлежали сотрудникам, которые пока не пришли.

Я поднял взгляд на висящие на стене часы. Они громко, солидно тикали. Минутная стрелка, показывающая четверть десятого, перескочила на следующее деление.

Н-да. Дисциплина тут, похоже, на уровне.

Мефодий проследил за моим взглядом. Удручённо покачал головой.

– Опаздывают. Да-с. Молодежь, что с них взять? Один я, изволите ли видеть…

Речь Мефодия оборвал чайник. Он засвистел так, что мог бы дать фору паровозу на железной дороге. Из носика повалил пар.

– А мы вот с вами сейчас чайку! – перекрикивая чайник, обрадовался поводу сменить тему Мефодий.

В этот момент открылась дверь.

– Чёрт бы побрал этого негодяя! – Высокий худой мужчина лет тридцати пяти, войдя, ткнул пальцем в чайник. – Видит бог, когда-нибудь я ему свисток вырву.

Мужчина прошёл к столу, стоящему напротив стола Мефодия, швырнул на него портфель и фуражку. Принялся снимать летнее пальто и заметил меня. Вопросительно склонил голову набок.

– Михаил Дмитриевич Скуратов, – представился я. – Направлен сюда для несения службы. Жду Сильвестра Аполлоновича.

– Саратовцев, – буркнул худой, – Константин Львович.

Пожав мне руку, он бросил пальто на ближайший стул и уселся за стол. Пальто сдвинуло кипу бумаг. Они посыпались на пол.

Саратовцев скользнул по россыпи равнодушным взглядом. Он был одет в такой же тёмно-зелёный мундир, как у Мефодия, с погонами кабинетского регистратора. Положил локти на портфель и обхватил голову руками.

– Экий ты нынче неловкий, Костя, – попенял Мефодий. – Чаю тебе налить?

– Давай хоть чаю, – буркнул Саратовцев.

Лицо его отражало тоску. Я догадывался о природе тоски, но с выводами решил пока не спешить.

Уже понял, что место для ожидания в этом кабинете обрету в единственном случае – если организую его сам. Если нет, так и продолжу дожидаться начальника стоя. Я указал на свободные столы.

– Подскажите, будьте любезны. Который из них не занят?

Саратовцев непонятно усмехнулся.

– Оба. Выбирайте любой, какой больше нравится.

– Но я слышал, что в канцелярии три сотрудника?

– Два с половиной, – проворчал Саратовцев. – Хотя я бы сказал, что и половина под вопросом. Аркашка, поди, сегодня опять не явится. Который день из театра не вылезает, актёрок караулит у гримёрки.

– Ну что ты такое говоришь, Костя, – вмешался Мефодий. – Не нужно создавать у Михаила Дмитриевича превратное представление о том, что представляет из себя наша достославная… достославная… – тут он смешался и замолчал. Не подобрал, видимо, нужного слова.

Захребетник внутри меня гоготнул и закончил: «…резервация. Сдаётся мне, что Иван Карлович беспокоится не зря». Я был с ним совершенно согласен, но вести во всеуслышание диалог с внутренним голосом по понятным причинам не мог.

– Так который стол я могу занять?

– Аркашка здесь сидит, – махнул Саратовцев на стол, стоящий рядом со столом Мефодия. – В те благие дни, когда удостаивает нас своим драгоценным вниманием.

– Ясно. Значит, займу этот.

Я подошёл к столу рядом с Саратовцевым. Принялся собирать разбросанные на нём бумаги и папки.

Заметил, что на большинстве бумаг отпечатана типографским способом шапка «Заявление». В правом верхнем углу разными почерками, разной степени уверенности, аккуратности и наличия клякс, было выведено: «Его благородию господину заведующему Коллегией Государевой Магической Безопасности Мухину С. А. от имярек». Далее на линованных строчках излагалась суть заявлений.

Некоторые листы были сложены вчетверо – из чего я сделал вывод, что их прислали по почте. Распечатанные конверты с посланиями внутри на столе тоже встречались.

В суть заявлений я решил не вникать. Первоочередная задача – освободить себе место. Не мудрствуя лукаво, сложил картонные папки в одну стопку, одиночные листы в другую, конверты – в третью.

Под бумажными завалами обнаружился письменный прибор: чернильница, две перьевые ручки, пресс-папье и несколько карандашей. Чернила давно высохли, из чернильницы я вытряхнул дохлую муху. Карандаши, в большинстве своём, были сломаны.

Я освободил от бумаг кресло и наконец-то смог сесть за стол. Принялся выдвигать ящики, надеясь найти чернила и перочинный нож.

В верхнем ящике поверх бумаг лежала картонная тарелка с окаменелыми остатками чего-то, не поддающегося опознанию, и скукоженное нечто, по цвету напоминающее картофелину. При ближайшем рассмотрении нечто оказалось яблоком. Я брезгливо вытащил тарелку и яблоко, бросил в корзину для бумаг.

– Красота! – оценил проделанную мною работу Мефодий. – Не изволите ли чайку?

На стол перед Саратовцевым он уже поставил стакан в металлическом подстаканнике. Саратовцев, звеня ложечкой, размешивал в стакане сахар. В другой руке держал лист с какими-то записями, извлечённый из портфеля.

Пошевелив губами и покачав головой, он положил лист на стол и принялся перекидывать костяшки на счётах. На меня Саратовцев перестал обращать внимание. Стакан тоже вскоре отодвинул и погрузился в вычисления.

Зато Мефодий, похоже, исповедовал принцип «работа не волк, в лес не убежит». Чай он пил из большой пузатой чашки, разрисованной красными маками. Отхлебнув, чашку ставил на блюдце с такими же маками. Рядом с блюдцем на столе Мефодия находились тарелочка с печеньем и нарезанным лимоном, вазочка с колотым рафинадом. Было ясно, что к чаепитию этот человек подходит серьёзно.

Я взглянул на часы. Без четверти десять. Всё то время, что я прибирался на столе, Мефодий возился с заварочным чайником. К работе, насколько я мог судить, не приступал.

– Прошу вас. – Мефодий поставил на стол передо мной стакан в металлическом подстаканнике, как у Саратовцева. – Мы здесь по-простому, не обессудьте. Не угодно ли домашнего печенья?

– Нет, ты скажи, каков шельмец! – возмутился вдруг Саратовцев. – По нашим документам ему три полных малахириума отправили – по три, значит, кубика, а он пишет – тройных получил всего два, третий – двойной, на два кубика! И неужто думает, не проверят за ним? – Он поднял глаза от листа с подсчетами на нас с Мефодием.

– Не нервничай, Костя, – посоветовал Мефодий. – Это дурно влияет на пищеварение.

– Ай! Тебе бы только пищу переваривать.

Саратовцев махнул на него рукой и снова углубился в изучение цифр. Мефодий, покачав головой, вернулся за свой стол.

– Какими судьбами к нам, Михаил Дмитриевич?

Ответ у меня был приготовлен заранее.

– Направлен сюда Иваном Карловичем Коршем. Планирую изучать на практике ведение делопроизводства.

Мефодий поперхнулся чаем. Палец Саратовцева замер над счётами.

– Иваном Карловичем? – переспросил Мефодий. – А чего ж вы сразу не сказали?

– Да вы вроде не спрашивали.

Саратовцев фыркнул. А Мефодий вдруг поднялся.

– Мне, это… надо бы в архив сходить, – пробормотал он. – В архив надо! Да. Точно.

И с неожиданной для своего возраста и комплекции резвостью ринулся к двери.

Саратовцев, глядя ему вслед, рассмеялся. Повернулся ко мне.

– Ежели бы вы, Михаил Дмитриевич, не существовали, вас бы стоило придумать, право слово! В последний раз Мефодий скакал с такой прытью, когда нам объявили, что Коллегию планирует посетить их превосходительство генерал-губернатор. Посещения не случилось, но смотреть на Мефодия было одно удовольствие.

– Догадываюсь. – Я улыбнулся. Саратовцев мне нравился. Захребетнику тоже. – А куда он пошёл? Неужели правда в архив?

– Христос с вами. Архив на втором этаже, Мефодий там лет пять не был. Терпеть не может по лестницам ходить. В кабинет Мухина пошёл, у него ключ есть. Туда, в кабинет, телефония проведена. И на квартиру Мухина тоже. Вот Мефодий и побежал докладывать, что Мухина тут дожидается не абы кто, а посланец самого Ивана Карловича. Не будь вы с ним знакомы, могли бы здесь и до вечера просидеть. А так, я думаю, Сильвестр Аполлонович очень скоро прибудут. Квартира-то его неподалёку.

– Боюсь, что Мефодий Ильич меня не совсем верно понял, – «смутился» я. – Я прибыл не по протекции Ивана Карловича, не настолько близко с ним знаком. Он меня просто сюда направил. Полагаю, это было просто первое, что пришло ему в голову.

Мы с Иваном Карловичем заранее договорились, что о личном знакомстве с ним я сообщать не буду – дабы не вызывать подозрений.

Саратовцев довольно рассмеялся.

– Так и вовсе красота! Верно, вы ведь и словом не обмолвились о протекции, это уж Мефодий сам додумал. А Мухин сейчас примчится на всех парах! То-то взбучку задаст Мефодию… Ничего, им обоим полезно. Одному – не наушничать, другому – почаще на службе появляться.

Саратовцев как в воду глядел.

Через четверть часа после того, как Мефодий вернулся из архива, в кабинет ворвался Сильвестр Аполлонович Мухин.

Глава 9
Лик начальственный

Это был крупный мужчина лет за пятьдесят, с сановным брюшком, глазами навыкате и короткими седыми усами. Он, как и работники присутствия, был одет в двубортный мундир, оттенком напоминающий малахит, с золотыми пуговицами, и такую же фуражку. А брюки – тёмно-синие. И обувь – обычные ботинки, не сапоги. Ведомство всё же не военное.

Золотое шитьё погон было разделено двумя узкими продольными полосами – коллежский советник. Серьёзный чин, в полном соответствии должности.

– Приветствую, господа.

Мухин обращался вроде бы ко всем, но смотрел на меня.

Я коротко поклонился. Мефодий вскочил и отрапортовал:

– Разрешите доложить, Сильвестр Аполлонович! Это господин Скуратов, по протекции Ивана Карловича. Дожидаются вас.

Саратовцев фыркнул и спрятался за листом бумаги.

– Да чего же меня дожидаться? – изумился Мухин. – Я на службу никогда не опаздываю! Не имею такой дурной привычки. Нынче просто срочную телеграмму жду, решил по дороге самолично на почту зайти. Рад познакомиться, господин Скуратов! – он протянул мне руку. – Честь имею, Мухин Сильвестр Аполлонович! Могу узнать, кем вы приходитесь Ивану Карловичу?

– Очень приятно, – я пожал протянутую руку. – Меня зовут Михаил Дмитриевич. А Ивану Карловичу я никем не прихожусь, он просто направил меня сюда на службу. Не знаю, отчего вы решили, что нас связывают родственные отношения.

– Э-ээ… – сказал Мухин. И метнул яростный взгляд на Мефодия.

Мефодий побагровел до кончиков ушей и поспешил сделать вид, что занят работой. Саратовцев снова фыркнул.

– Прошу в мой кабинет, – процедил сквозь зубы Мухин и широким шагом вышел в коридор.

Дверь в его кабинет была следующей после двери присутствия. На ней красовалась табличка с витиеватыми буквами: «Г-н заведующий Коллегией Государевой Магической Безопасности Мухин С. А.».

Мухин вынул из кармана ключ, вставил в замок и нахмурился. Дверь не была заперта. Он её распахнул. И прогремел:

– Ты что здесь делаешь⁈

– Извиняйте, ваше благородие, – безмятежно отозвался густой женский голос. – Прибираюся. С вечера не поспела. А вы ж по утрам в такую рань не ходите.

Мы вошли в кабинет. На Мухина бесстрашно уставилась рослая, крепкая женщина средних лет, в подоткнутой юбке и платке, обернутом вокруг головы на манер тюрбана. Платок был завязан спереди так, что концы торчали в разные стороны, придавая тётке лихой и отчаянный вид. В руках она держала швабру, у ног стояло ведро.

– Куды прёшь по мытому⁈ – рявкнула уборщица мне, когда я вслед за Мухиным вошёл в кабинет.

– Летать не обучен. Простите великодушно, – парировал я.

Тётка презрительно фыркнула и набросилась на оставленные мной на влажном полу следы с такой яростью, как будто это был я сам. Хотя сапоги чистые. Дождя нет, на улице сухо.

Впрочем, справедливости ради – выглядела тётка до того сурово, что у меня были все основания предполагать: если бы не мое присутствие, могло бы и Мухину достаться на орехи. Взял, понимаешь, моду на работу вовремя приходить! Ну, почти вовремя. А посторонний человек заставил вспомнить о субординации.

Пылая праведным гневом, уборщица дотёрла пол и скрылась в коридоре. На прощанье так грохнула дверью, что в книжном шкафу на полке зазвенела фарфоровая статуэтка – богиня Фемида, держащая в руке весы.

Мухин покачал головой. Снял пальто, пристроил на стоящую в углу вешалку. Уселся за стол и посмотрел на меня. Мне сесть не предложил.

– Чем занимается наша коллегия вы, полагаю, знаете?

– В общих чертах.

В общих чертах это было известно каждому гражданину, имеющему хоть какое-то отношение к магии. Коллегия ведала распределением малахита.

Малахит. Важнейший государственный ресурс. Камень, несущий в себе магию, – казенный источник, из которого питаются маги, состоящие на государевой службе.

Боярская магия – иное, у бояр каждый род владеет собственным источником. Сам его подпитывает, сам распределяет могущество. А государственная магия полностью под контролем государства. И контроль осуществляет Коллегия Государевой Магической Безопасности. Здесь, в Туле и Тульской губернии, этим занимаются Мухин и его подчинённые.

Честно говоря, я был уверен, что ведомство это гораздо более многочисленное. Сейчас подумал, что Тульская губерния – далеко не самая большая и густонаселенная. Ну и, помимо сотрудников присутствия и самого Мухина, здесь есть бухгалтеры, машинистки, рассыльные, на втором этаже – работники архива. Не так уж мало народу получается.

– В общих чертах, говорите? – Мухин покачал головой. – Эх, молодой человек! Думаете, поди, что служба наша – мёд сахарный? Сиди себе в тепле да в благодати, в потолок поплёвывай? Как бы не так!

Он принялся рассказывать о тяготах службы.

Прежде всего, сотрудники коллегии ведали распределением малахита. Камень поставляли с уральских рудников по запросам государственных предприятий. Заводы, фабрики, больницы, сельскохозяйственные службы, железные дороги, пароходства – в магии нуждались все.

Физически источники магии представляли собой шлифованные каменные кубики красивого густо-зелёного цвета, в замысловатых узорных прожилках. Небольшие, длина грани – полдюйма.

В официальных источниках кубики красиво назывались «малахириумы». Для удобства использования их вставляли в серебряные оправы – рассчитанные на один кубик, на два и на три.

Малахириум из двух кубиков был, соответственно, вдвое мощнее, чем единичный. Из трёх – втрое. Ходили слухи, что бывают и более крупные, но правда ли это, я не знал. Да и, честно говоря, до сих пор об этом не задумывался. Сейчас Мухин рассказал, что, помимо распределения малахириума по ведомствам, Коллегия контролирует сдачу истощённых амулетов.

Густо-зелёный вначале, по мере расходования магии малахириум истощался, бледнел и постепенно терял свои свойства. Использованные кубики отправляли обратно на Урал, где вновь заряжали магической энергией. Но возвращать малахириум, как я понял со слов Мухина, подотчетные ведомства не спешили.

– Такие подлецы! – Мухин покачал головой. – Такие ворюги, вы бы знали! Не успел он, понимаешь, по одному запросу малахириум получить, как уже другой пишет. И все им бегом, все им срочно! А как про сдачу пустышек спросишь, так сей же час глухими становятся. А то врать принимаются, что, дескать, в прошлом месяце сдавали. Удивительно подлый народ.

– Да зачем же они врут? – удивился я. – Для чего им пустышки?

– Так, знамо дело, для чего. Получил, скажем, некий директор фабрики полный, заряженный малахириум. Согласно циркуляру, сразу после того, как получил новый, отработанный обязан сдать. А тот выработался ещё не полностью. Станки, положим, в цеху крутить – уже никак, а тому же директору дом и баню топить месяц-другой – за милую душу. Лёд в леднике морозить, опять же, мышей да тараканов извести. Да мало ли, к какому делу приспособить можно, была бы магия, а уж работа найдётся. Вот и не сдают, тянут резину. То дожди у них, дороги развезло. То вдруг посыльных да лошадей хворь одолеет. То клянутся, что уже отправили, – ждите-ждите, вот-вот, – а на самом деле и не собирались ещё… В общем, подлый народишко, тяжело с ними. Каждый старается побольше урвать. Я уж сколько лет на этом посту – ни разу не слыхал, чтоб хоть один сказал: всего мне хватает, благодарствуйте, господин Мухин. Нет! Всё им только мало да мало. Дайте ещё, дайте ещё! А ежели они не преференций требуют, то доносы пишут… Да что говорить, – Мухин махнул рукой. – Скоро сами всё узнаете. Ступайте в присутствие и приступайте к работе.

– Слушаюсь. А что именно мне делать?

Мухин посмотрел озадаченно.

– Ну… Что прикажут, то и делайте. Работы там на всех хватит, уж в этом не сомневайтесь.

Он придвинул к себе картонную папку, развязал завязки и углубился в изучение содержимого. Я понял, что аудиенция окончена.

«Скользкий тип, – прокомментировал Захребетник, когда я вышел в коридор. – Все-то у него воры и доносчики. Обычно так говорят те, у кого своя душа нечиста».

– Да, мне он тоже не понравился. Но конкретики пока нет. Иван Карлович сказал присматриваться – значит, будем присматриваться.

– С кем это вы, сударь, разговариваете? – пробасил вдруг уже знакомый густой голос.

Я резко обернулся. По лестнице, ведущей на второй этаж, спускалась уборщица.

– Со своим внутренним голосом, – постаравшись сохранить серьёзный вид, ответил я. – Перед тем как принять решение, я всегда с ним консультируюсь. Рекомендация профессора медицины Белосельского-Белоцерковского. Не слыхали?

Уборщица недоумённо открыла рот. Захребетник заржал.

«Ты скажи! И ведь даже не соврал!»

Я важно прошествовал мимо лестницы с застывшей на ступенях уборщицей и вернулся в присутствие.

Здесь картина мало изменилась. Саратовцев что-то подсчитывал и делал пометки на листе бумаги, Мефодий пил чай.

– Поступаю в ваше распоряжение, господа, – доложил я. – Сильвестр Аполлонович сказал, что работы хватит всем. Будьте любезны, расскажите – чем вы занимаетесь?

Мефодий принял важный вид и поправил пенсне.

– Я занимаюсь изучением и разрешением сложных ситуаций.

– Это каких? – не понял я.

Саратовцев ухмыльнулся.

– Это, к примеру, присылает кто-нибудь прошение: в связи с расширением предприятия и возросшей производственной нагрузкой прошу выделить дополнительный малахириум в количестве двух амулетов по три кубика. Мефодий его бумаге сперва отлежаться даёт. Месяц или два. Ибо негоже такому солидному ведомству, как наше, слишком споро реагировать, ещё подумают, что у нас дел мало. Затем берёт перо и чертает на прошении резолюцию: «Отказать». После чего, преисполненный чувством выполненного долга, садится дальше гонять чаи.

Мефодий всплеснул руками.

– Ох, Костя, ну что ты такое говоришь! Каждое прошение, заявление или жалобу я изучаю тщательнейшим образом! Оттого это и занимает так много времени.

«Да-да. Нам-то не гони», – непонятно ухмыльнулся Захребетник.

– А вы, Константин Львович, что делаете?

– Давай на «ты», – предложил Саратовцев. – Зови просто Костей. Я подсчёты веду. Кому сколько выдано, от кого сколько поступило. Сверяю, проверяю – совпадает ли то, что было заявлено, с тем, что выходит по факту. Правда ли у мануфактуры объём производства увеличился, или дополнительный малахириум особняк отапливает, который директор дочери в приданое дал.

– Ясно. И как успехи?

– Да всяко бывает. Сижу вот, разбираю сейчас: администратор городского театра просит лишний малахириум выделить, на дополнительное освещение летней эстрады. Вот, скажи – на кой чёрт там летом дополнительное освещение? Ладно бы, зимой просил. Так зимой эстрада не работает, а сейчас и так допоздна светло.

– Актрисы магией красоту наводят, – предположил я. – Цвет лица поправляют, морщины убирают, всякое такое. А заявку администратор подал на освещение.

Саратовцев посмотрел на меня с уважением.

– Ого. Откуда такие познания? Про красоту?

Я смешался. Познания были – понятно откуда, у меня всё-таки матушка и две сестры на выданье. Были…

Но Саратовцев сделал свои выводы. Скривился.

– Тоже, что ли, любитель за актёрками поволочиться? Ох, мало нам было Аркашки!

– А чем этот Аркашка занимается? – сменил тему разговора я.

– Да вот тем самым и занимается. Либо в театре торчит, либо возле театра. Аркашку сюда по протекции пристроили, только за жалованьем и приходит. А этот гусь администратор – ну так и писал бы напрямую, что актрисам надо красоту блюсти! Зачем врать? Что ж мы здесь – не люди, что ли, не понимаем?

Саратовцев покачал головой. Собирался сказать что-то ещё, но тут без стука открылась дверь, и вошёл Мухин.

Уставился на меня.

– Ну что, Михаил Дмитриевич? Как вы? Осваиваетесь?

– Вводим молодого сотрудника в курс в дела, Сильвестр Аполлонович, – привстав, отрапортовал Мефодий. – Собираемся поручить Михаилу Дмитриевичу разбор входящей документации. Накопилось, изволите ли видеть, изрядно, – он показал на мой стол с разложенными по стопками бумагам.

– Да ещё бы не накопилось, – проворчал Саратовцев. – Аркашка к этим делам вообще не прикасался.

Мухин на него сердито зыркнул.

– Вот что, Михаил Дмитриевич, я позабыл вам сказать. А коллеги-то, небось, и не подумали, – теперь он строго посмотрел на Мефодия. – Надо вам будет изучить владение магией. В сентябре – сдача экзаменов в соответствии с предписанием, как положено.

– Ч-чё-ёрт, – простонал Саратовцев. – Опять этой ерундистикой заниматься…

Мухин сурово сдвинул брови.

– Владение магией, Константин Львович, есть не ерундистика, как вы изволили выразиться, а уставное требование. Неотъемлемая часть нашей работы. Каждый сотрудник Коллегии обязан владеть магией на уровне, соответствующем занимаемой им должности.

– А какую я, кстати, занимаю должность? – вклинился я. – И какой ранг мне будет присвоен? Вы об этом ничего не сказали.

Мухин пожал плечами.

– Ранг – известно какой, коллежский регистратор. Все мы с этого начинали. А должность – ну, побудете покамест младшим делопроизводителем, а там поглядим. И магию, будьте любезны, освоить в соответствующем объёме.

– Каким образом я должен это сделать?

Дома владению магией меня обучали отец и брат. И оба говорили, что занятия надо проводить непременно под присмотром кого-то более опытного. Магия – это тебе не шутки, Миша. Оглянуться не успеешь, как дом спалишь или сам покалечишься. Учебные пособия существовали, конечно, но и они предполагали, что практические занятия будут проводиться под присмотром наставника.

Так было с боярской магией. Как обстоят дела с государственной, я не знал.

– Не бросим вас, не беспокойтесь, – Мухин покровительственно улыбнулся. – Вот, скажем, Константин Львович займётся вашим обучением. Да и в целом – пусть, так сказать, возьмёт вас под покровительство. Как наиболее близкий по возрасту.

– Исключительно мудрое решение, Сильвестр Аполлонович! – обрадовался Мефодий. – Именно! Молодому человеку должен покровительствовать молодой человек. Где уж нам-то, старикам, за молодёжью угнаться.

Он хихикнул и довольно потёр руки. А лицо Саратовцева приняло окончательно кислый вид. Но спорить с начальством Саратовцев не стал – видимо, понимал, что бесполезно.

– Покажите новому сотруднику, как у нас тут всё устроено, Константин Львович, – распорядился Мухин. – Да в архив его отвести не забудьте.

– Слушаю-с, – буркнул Саратовцев.

Мухин развернулся и направился к двери. Уже взявшись за ручку, вспомнил:

– Да! Михаил Дмитриевич. И форму вам пошить надо. Разрешаю сегодня закончить работу на час раньше, чтобы к портному поспеть.

После чего величественно удалился.

– «На час раньше», – мрачно передразнил Саратовцев. – Сам-то, небось, прямо отсюда домой отправится.

Мефодий укоризненно покачал головой.

– Костя…

– Ну что – «Костя»? Бьюсь об заклад: не позже чем через пять минут их высокоблагородия и след простынет.

Саратовцев демонстративно уселся на подоконник, глядя в окно. Скоро мы действительно услышали, как в коридоре стукнула дверь. Прошуршали шаги.

Саратовцев ткнул пальцем в оконное стекло.

– Вон он! Наработался.

Я привстал и посмотрел в окно. Вдоль улицы важно, сложив руки за спиной, шествовал Мухин.

– Идём, Миша, – Саратовцев слез с подоконника. – Велено начальством взять тебя под покровительство – стало быть, буду брать.