Текст книги "Человек государев (СИ)"

Автор книги: Мила Бачурова

Соавторы: А. Горбов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 21
Колпачок

«Это управляющий заводом, – мрачно отозвался Захребетник. – Что я с ним собирался делать, ты и так знаешь. Но теперь, конечно, планы придётся менять. Эх! И опоздали-то чуть-чуть».

– Идём отсюда.

Захребетник фыркнул.

«Боишься, что укусит?»

– Полагаю, что человек, снедаемый совестью и решившийся наложить на себя руки, менее всего хотел бы, чтобы о его смерти отзывались с таким пренебрежением!

Захребетник снова фыркнул.

«Руки наложил? Да ты смеёшься?»

– Не имею привычки глумиться над покойными, в отличие от тебя. Идём!

«Стой! – Захребетник заставил меня остановиться. – Ты действительно веришь, что этот слизняк, который понятия не имел о том, что такое совесть, мог наложить на себя руки?»

Я хотел ответить резко, но в последний момент задумался.

«Вот именно, – буркнул Захребетник. – Если наплевать на ваше лицемерие – „о покойных либо хорошо, либо ничего“ – и говорить прямо, то придётся признать, что управляющий был той ещё беспринципной мразью. Лично я не могу придумать причину, которая могла бы заставить такого, как он, покончить с собой. И то, что я вижу, подтверждает мои слова».

– Мы с тобой видим одно и то же. Человек повесился.

«Это ты видишь человека, который повесился! А я вижу человека, которого задушили, а потом засунули в петлю, чтобы инсценировать самоубийство».

– Откуда такие выводы?

«Приглядись».

В комнате было по-прежнему темно, но моё зрение в этот момент как будто обрело дополнительную остроту. Так уже было однажды – на заводе, когда я осматривал обломки паровой машины. Стало хорошо видно, что под свисающим с потолка покойником стоит тяжёлая, массивная тумба, а рядом на полу валяется перевёрнутый стул.

«Выглядит всё так, будто управляющий придвинул сюда тумбу, поставил на неё стул, дотянулся таким образом до крюка, на котором висит люстра, привязал верёвку и повесился. Верно?»

– Да.

«А теперь включаем мозг. Посмотри на него. Да посмотри внимательно, не съест он тебя! Ты веришь в то, что этот мозгляк способен поднять что-то тяжелее столовой ложки?»

– Н-ну… Я тоже богатырём не выгляжу. Мало ли, какие резервы организма включились. Я вот в одном журнале читал…

«Угу. Верь-верь всему, что газетчики сочиняют. Но даже если представить, что он сам волок сюда тумбу вон из того угла… – Моя голова повернулась в нужную сторону. – Должен был, во-первых, поднять шум и всполошить домашних, во-вторых, испортить паркет. А на паркете – ни царапинки. Следовательно, тумбу просто подняли и переставили куда надо. Это сделал либо человек гораздо более сильный, чем покойник, либо работали вдвоём. Хотя в последнем я сомневаюсь».

– Почему?

«Меньше народа – меньше пыли. Здесь всё провернули аккуратно, без сучка и задоринки. Начать хотя бы с того, что покойный был знаком со своим убийцей».

– С чего ты взял?

«Слушай, ну включи уже голову! – вдруг рассердился Захребетник. – Сколько я за тебя думать буду? Кто из нас в Государевой Коллегии работает?»

– Следов борьбы нет?

«Именно. Управляющий спокойно, ни о чём не подозревая, разговаривал со своим визитёром. В какой-то момент повернулся к нему спиной, а тот набросился сзади и задушил. После чего представил всё так, как будто произошло самоубийство».

– А потом что он сделал? Спокойно вышел за дверь? Сказал прислуге: «До свидания, хозяин просил не беспокоить до утра», и утопал?

«Запросто. Почему нет?»

– Но его ведь опознают!

«Для того чтобы кого-то опознать, этого кого-то сперва надо найти. А управляющий о своих мутных делах и подельниках вряд ли рассказывал налево и направо. Может, он его через чёрный вход впустил – так, что никто из домашних не видел. Может, вообще в окно. Через окно, кстати, убийца потом и вылез. Входная дверь на ключ заперта, а на правом окне, вон – шпингалет поднят».

Я присмотрелся и увидел, что шпингалет на закрытой раме действительно поднят. Перевёл взгляд на входную дверь. Из замка торчал ключ.

– Та-ак. А теперь скажи-ка мне – ты-то каким образом сюда попал? В запертое изнутри на ключ помещение?

«Ай, ну до чего ты нудный, Миша! Взял и попал. Дрыхнуть надо меньше. Тебя сейчас не это волновать должно, а тот, кто убил управляющего».

– Предлагаешь разбудить весь дом и устроить допрос с пристрастием?

«Предлагаю осмотреть тут всё как следует, пока домашние сами не разбудились».

– Серьёзно? Думаешь, убийца, как в бульварном романе, обронил записную книжку или носовой платок с монограммой?

«Думаю, что вряд ли здесь орудовал специально обученный киллер. А тот, кто не озаботился тем, чтобы закрыть за собой шпингалет на окне, мог оставить и другие следы. Не все люди умные, Миша. И далеко не все – аккуратные. Чем раньше ты это поймёшь, тем лучше для тебя».

Я вздохнул. Ползать по полу на коленях, пытаясь отыскать какие-то неведомые следы, не хотелось ужасно. Из чистого упрямства приготовился спорить. Когда вдруг заметил в толстом ворсе ковра какой-то предмет.

«Ага, – пробормотал Захребетник, когда я выковырял предмет из ворса. – А ты говоришь, не оставил следов!»

Я держал в пальцах… поначалу решил, что это пуговица. Но при ближайшем рассмотрении предмет оказался крохотным колпачком, по виду серебряным. Размер – не больше ногтя. На поверхности была выгравирована оскаленная пасть какого-то животного. Я предположил бы, что волка, если бы изо рта животного не торчали бивни. А с бивнями как-то даже и предположений не было.

Что можно закрывать таким колпачком, я тоже не знал. Очень толстый карандаш? Вряд ли, колпачок для этого маловат в высоту. Да и кому могло понадобиться закрывать карандаш?

«Что это?» – спросил Захребетник.

– Понятия не имею. Думал, ты мне скажешь.

«Ну ты совсем уже обнаглел! Кто из нас в этом мире родился и вырос, ты или я?»

– Ага. То есть о бандитах и их повадках тебе рассказывать не надо. А как появляется незнакомый обиходный предмет, так ты сразу «я не я, лошадь не моя»?

«Бандиты, они и есть бандиты, – отрезал Захребетник. – Суть не меняется из века в век, хоть миллион лет проживи. Паршивые овцы в человеческом стаде как встречались, так и будут встречаться. А за всеми вашими обиходными предметами следить – дураком станешь. Вы их каждый день изобретаете пачками, а я знать должен про все?»

– Иными словами, кругозор у тебя не широк, – кивнул я. – Так и запишем.

«Запиши. Только сначала покойника осмотри. Может, это он, а не убийца колпачок обронил. Мало ли от чего эта штука отвалиться могла».

Я стиснул зубы. Последнее, чем сейчас хотелось заниматься, это прикасаться к висельнику, но всё же некоторый опыт осмотра мертвецов я уже имел. Взял себя в руки и приступил к делу.

Закончив с осмотром, выдохнул:

– Ничего.

Ни вязаная домашняя куртка управляющего, ни его карманы не содержали даже намёка на предмет, который можно было бы соотнести с обронённым колпачком.

«Теперь кабинет, – сказал Захребетник. – Начни со стола».

Я принялся осматривать стол, изо всех сил стараясь не обращать внимания на свисающий с потолка труп. Когда Захребетник вдруг скомандовал: «Ходу!» – и перехватил управление телом.

Я подбежал к окну, распахнул рамы. Взлетел на подоконник и через секунду оказался с наружной стороны дома, на улице. Перед тем как спрыгнуть, услышал, что в дверь кабинета стучат.

Я тихо закрыл окно, пробежал вдоль дома, перемахнул ограду палисадника и метнулся в тень соседнего особняка. Дома тут были богатые, мы находились в самом центре города.

«Не жизнь, а сказка, – прокомментировал Захребетник. – Дактилоскопия?.. Не, не слышали! Ходи куда хочешь, хватайся голыми руками за что хочешь. Красота».

– О чём это ты?

«Да так, не бери в голову. И не стой столбом посреди улицы, приличные молодые люди в это время десятый сон досматривают. Тебе сейчас прямо, на перекрёстке повернёшь налево».

Я зашагал в указанном направлении. Буркнул сквозь зубы:

– Кого там нелёгкая принесла? Кто в дверь стучал?

«Да откуда же я знаю? Может, прислуга, а может, жена всполошилась. Тебе говорили, что ты топаешь, как слон?»

– Ну, прости. Лазить по чужим домам не обучен.

«Очень плохо, – припечатал Захребетник. – Чему только вас в университетах обучают? Колпачок хоть спрячь как следует. А то ты про него уже забыть успел».

Колпачок я, убегая, машинально сунул в карман брюк. Сейчас вытащил, завернул в носовый платок и перепрятал во внутренний карман сюртука. Из чистого упрямства проворчал:

– Может, это и не убийца обронил. Может, от письменного прибора отвалилось или от заколки у горничной.

Захребетник ухмыльнулся.

«Башка с оскаленной пастью – от заколки? Не, ну горничные разные бывают, конечно. Но разбрасываться уликами всё равно не стоит».

– Да это ты виноват, высыпаться мне нормально не даёшь! Если буду дальше существовать в таком режиме, скоро самого себя в зеркале узнавать перестану.

«Ничего. Главное, чтобы Дюдюкина тебя узнавала, а то кормить не будет».

Добираться домой пришлось, разумеется, пешком. Захребетник вёл меня какими-то закоулками да ещё пообещал, что завтра поднимет с утра пораньше, будем выполнять гимнастические упражнения. Ему, дескать, надоело слушать моё нытьё по такому ничтожному поводу, как прогуляться на сон грядущий. Подумаешь, пара-тройка вёрст! Это разве расстояние?

Добравшись до своей комнаты, в кровать я не лёг, а рухнул. И тут же заснул как убитый.

* * *

Проснувшись и увидев над собой беленый потолок, я улыбнулся. Опасался, что Захребетник действительно погонит выполнять гимнастические упражнения, и в следующий раз я себя осознаю посреди двора делающим наклоны и приседания. Хорошо, если Захребетник хотя бы одеться не поленится, с него станется и полуголым выскочить.

Но повезло. Про свои угрозы Захребетник то ли забыл, то ли просто меня пугал. Я уже понял, что валяться в кровати, предаваясь блаженному ничегонеделанию, ему нравится не меньше, чем мне. Тем более, что сегодня суббота. На службу идти не надо…

Я блаженно потянулся.

«Четверть часа», – сказал Захребетник.

– И тебе доброе утро. Какие ещё четверть часа?

«У тебя осталось четверть часа на то, чтобы успеть к завтраку. Там уже со столов убирают».

Я выругался и вскочил.

– Раньше разбудить не мог⁈

«Я тебе кто, лакей? – встречно возмутился Захребетник. – Может, мне ещё сходить поесть за тебя?»

Угу. То есть, как лазить ночью по воровским малинам и запертым кабинетам – это мы пожалуйста, с полным удовольствием. А как поднять меня и отвести умываться хотя бы за полчаса до окончания завтрака, чтобы я не нёсся, как сумасшедший, – тут мы сразу морду воротим!

Но продолжать препирательство я не стал, времени не было. Побежал умываться.

В столовую ворвался за десять минут до того, как кухарка должна была закрыть двери. Принял из её рук тарелку гурьевской каши, горку оладьев и вазочку с вареньем. Сел за стол и принялся насыщаться, делая вид, что недовольный взгляд кухарки не замечаю.

Постояльцы, в чьё проживание входил завтрак, уже поели и разошлись, в столовой я был один. Да и вообще в доме стояла тишина. Я вспомнил, что на службе обсуждали – сегодня открывается ярмарка. Большое событие. Всякие там народные гулянья, цирковые представления, лотереи-аллегри и прочее. Погода на улице прекрасная, чем не повод выбраться в люди?

Я и сам собирался на ярмарку вместе с Зубовым, он обещал за мной зайти. Только вот произойдёт это едва ли раньше, чем через два часа, по выходным Зубов дрыхнет до полудня… Ну и отлично, я тоже никуда не спешу. Сбегаю на угол за сегодняшней газетой, ещё и журнал какой-нибудь куплю. Залягу в кровать, закину ногу на ногу и прекрасно проведу время.

С этими светлыми мыслями я вышел из столовой. Собирался подняться наверх, чтобы взять кошелёк, и направился к лестнице. Но, едва начав подниматься, услышал странный звук. Он был приглушен, едва слышен, но я насторожился. Замер, прислушиваясь. Звук раздался снова.

«Под лестницей, – определил источник звука Захребетник. – Там каморка, в которой швабры для уборки хранят. И вёдра с тряпками».

Спрашивать, откуда он это знает, я не стал. За то время, что здесь жил, Захребетник успел изучить дом вдоль и поперёк. Знал его уже, наверное, лучше, чем госпожа Дюдюкина.

– Что там? – спросил я.

«Сам посмотри». – Захребетник мне показался недовольным.

Я сбежал на три ступеньки вниз, завернул под лестницу и остановился напротив узкой скошенной двери.

Звук раздался снова. И теперь уже сомнений у меня не осталось. Я, постучав для приличия, приоткрыл дверь.

В крошечной каморке, на корточках у стены сидела Аглая. Она закрыла лицо руками и плакала. Звук, который я услышал, был приглушенным рыданием.

– Что случилось? – спросил я.

Прозвучало, наверное, слишком резко – Аглая вздрогнула. Быстро отёрла слёзы и попыталась сделать вид, что плакать не думала.

– Ничего, Михаил Дмитриевич. Это вам, видать, показалось.

– Ну, конечно, показалось. Я глухой, по-твоему? И слепой?

Аглая по-детски шмыгнула носом. Упрямо пробормотала:

– Показалось… Позвольте пройти.

Она встала и попробовала прошмыгнуть мимо меня. Я поймал её за руку.

Аглая резко обернулась.

– Отпустите!

– Не отпущу, пока не скажешь, что случилось. Кто тебя обидел? Ну?

Губы у Аглаи дрогнули. Она уткнулась лицом в моё плечо и зарыдала снова.

Глава 22
Отмычка

Старшим у нас в семье был Илья, за ним шла сестра Анна. За Анной – я, а за мной две младшие сестры, Лиза и Оленька. Росли мы все вместе, и с девчачьими слезами я был знаком не понаслышке. Твёрдо знал, что утешать Аглаю сейчас бессмысленно, нужно подождать, пока сама успокоится и всё расскажет. А для этого отвести куда-нибудь в укромное место, не торчать же посреди дома у всех на виду.

– Идём.

Я приобнял Аглаю за плечи и повёл по лестнице наверх, к себе в комнату. Она шла, как слепая, спотыкаясь на ступеньках, и рыдала всё горше.

«Крепко принакрыло», – прокомментировал Захребетник.

Он пытался говорить в своей обычной насмешливой манере, но я почувствовал, что растерян. Ну, ещё бы. Плачущих женщин успокаивать – это тебе не морды бить.

«Помолчи, – мысленно одёрнул я. – Вот сейчас вообще не лезь».

Захребетник, как ни странно, послушался. В своей комнате я усадил Аглаю в кресло, налил в стакан воды. Поставил стакан на стол рядом с девушкой и отошёл к подоконнику. Прислонился к нему спиной.

Долго ждать не пришлось. Когда слёзы у Аглаи закончились, хлынули слова. Такой же полноводной рекой, как перед тем рыдания. Я слушал и мрачнел всё больше.

Мой сосед Куропаткин поселился в доме Дюдюкиной три месяца назад. Довольно быстро разобрался, что Аглая – нанятая прислуга, роднёй Дюдюкиным не приходится, а у самой Аглаи из родственников – только старая мать. Ни отца, ни брата, ни жениха, заступаться некому. А местом девушка дорожит. Когда Куропаткин это понял, Аглае проходу не стало. Он подкарауливал её в коридорах, на чёрной лестнице, изобретал предлоги, чтобы Дюдюкина отправила горничную к нему в комнату.

До недавнего времени Куропаткин держался в рамках приличий. Виться вокруг Аглаи – вился, мерзкие намёки делал, но руки не распускал. И вдруг как с цепи сорвался. Поймал Аглаю в коридоре, прижал к стене и начал требовать…

Аглая смешалась и опустила голову.

– Погоди, – вспомнил я. – Это неделю назад было?

– Ну да. – Аглая снова всхлипнула. – Я сперва не поняла, с чего это он. Смирный же был! Хоть и противный. Подумала, может, на солнце перегрелся али желчь в голову ударила. А потом сообразила.

– Что?

Аглая отвела глаза.

– Куропаткин тогда увидел, как я из вашей комнаты выходила. Это поутру было, помните? Мы с вами чай пили.

Ну, ещё бы. Я вспомнил, как Захребетник заставил меня выглянуть в коридор. И мерзкий голос Куропаткина как будто заново услышал. И что стоило, спрашивается, ещё тогда морду ему набить?

«Во-от, – поддержал мои мысли Захребетник. – Наконец начинаешь понимать! Мерзавцев надо учить сразу, не отходя от кассы! Рассчитывать на то, что мерзавец сам собой перестанет быть мерзавцем, – это как надеяться, что зимой снег не пойдёт».

«Да погоди ты», – мысленно отмахнулся я.

Вслух сказал Аглае:

– Помню. И что?

– Ну, что… Куропаткин за всеми шпионит да подглядывает, а судить по себе привык. Увидал, что я от вас выхожу ни свет ни заря, вот и подумал дурное. Решил, будто… – Аглая покраснела и не договорила.

– Ясно, – процедил я. – Так. И что же дальше?

– Ну… Я к нему не пошла, конечно. А он на другой день снова меня подкараулил и говорит: «Вот ты, значит, как? Не хочешь по-хорошему? К этому мальчишке со всех ног бежишь, а от меня нос воротишь? Ну, берегись! Узнаешь ещё Куропаткина! Со свету тебя сживу». И аж зубами заскрежетал со злости. Я напугалась, не знала, чего и ждать, но он после этого притих. Мимо меня ходил несколько дней так, будто вовсе не замечает. Я до того обрадовалась – передать не могу! Думаю, ну слава тебе господи, забыл обо мне! А нынче утром хозяйка к себе позвала и говорит: «У господина Куропаткина пропали золотые запонки, наследство его покойного папеньки. Ты не видела?» И смотрит строго.

– Та-ак, – протянул я. – А ты их видела, эти запонки?

– Видела, ещё вчера. Я убираться приходила, а они на столе лежали. Куропаткин сказал, что специально достал из шкатулки. Приготовил заранее, чтобы нынче после ярмарки к сослуживцу в гости идти. Это, говорит, всё, что у меня осталось от безвременно почившего папаши! Слезливым таким голосом. А сам на меня смотрит, и глаза злые-презлые. Ну, я Агриппине Аркадьевне рассказала всё как было. Что в комнату заходила, запонки на столе видела. Прибралась, ушла и дверь заперла. «И больше ты их не видела?» – это хозяйка спрашивает. Я говорю: «Нет». А Куропаткин этим своим противным голосом: «Как же так? Ведь ключ от комнаты есть только у меня и у этого прелестного создания! Или, быть может, ты кому-то отдавала ключ?» Я говорю: «Нет, конечно, кому же я отдам?», а сама аж похолодела. Понимать начала, к чему он клонит. И Агриппина Аркадьевна, видать, поняла. Нахмурилась и говорит: «Глаша служит у нас не первый год, господин Куропаткин, за её честность я могу поручиться. Она порядочная девушка, ни в чём дурном замечена не была. Вы хорошо ли искали? Может, запонки закатились куда?» Куропаткин вскочил и говорит: «Пожалуйте в мою комнату, поищем вместе!» А сам на меня глядит.

– Не нашли? – хмуро спросил я.

– Нет. Хотя всё в комнате перевернули. Коробочка от запонок есть, шкатулка, в которой коробочка лежала, есть, а самих запонок нету. Куропаткин и говорит: «Воры пробраться не могли. Внизу входная дверь всегда заперта, чёрный ход тоже. И на окне запоры целы. Да и не влезешь в это окно, по крыше-то – как пройти?» Говорит вроде бы печально, а я вижу: глазюки так и сверкают! Агриппина Аркадьевна говорит: «Верно. Воры не могли пробраться». Куропаткин: «Вот! Но и запонок, сами видите, нету. Придётся полицию вызывать». Агриппина Аркадьевна губы поджала – мыслимое ли дело, полиция, это ж позору не оберёшься, – а Куропаткин продолжает: «Только я вам сразу, наперёд сказать могу, как дознаватели действовать будут. Первым делом спросят, у кого ключи были. Узнают, что у меня и у горничной, и пойдут её комнату обыскивать», – и пальцем в меня тычет. Агриппина Аркадьевна говорит: «Да пусть их обыскивают, им за это жалованье платят. Глаша ни за что не взяла бы чужого».

– А Куропаткин – что?

– А он аж растёкся весь в улыбочке и говорит: «Это, безусловно, ежели вы ручаетесь, то я в ваших словах не сомневаюсь ни секундочки. А только прежде, чем полицию вызывать, может, вы сами к этой девушке в комнату заглянете? Чтобы уж точно убедиться». Агриппина Аркадьевна фыркнула и говорит: «Хорошо. Заради вашего успокоения, пойдёмте». Ну, и… – Аглая замолчала. Побледнела и выкрикнула: – Богом клянусь: не знаю, как ко мне попали эти проклятые запонки! И ведь не просто так на комоде лежали, а в ящике, где я бельё храню! Когда Агриппина Аркадьевна их увидела, аж за сердце схватилась. Да у меня и самой в глазах потемнело. Я кричу: «Нет! Это не я! Я не брала!» А хозяйка помолчала и говорит: «Кабы я своими глазами не видела, что у тебя тут дверь на ключ заперта, я бы тебе поверила. А сейчас – как же верить? Второй-то ключ только у меня. Кто ещё сюда войти мог?» Я кричу: «Не знаю! Клянусь, не знаю!», а она только головой покачала. Сунула Куропаткину запонки и ушла. А он глазищами так и сверкает! И только что не до потолка от радости прыгает.

Аглая закрыла лицо руками, явно готовясь снова зареветь.

– Спокойно, – сказал я. Подошёл к креслу, где она сидела, присел рядом на корточки. – Дюдюкина тебя уволила?

– Нет, – Аглая всхлипнула. – Она мне больше слова не сказала, просто к себе ушла. Ну да это не за горами. Уже, небось, и городового позвали… Ладно, Михаил Дмитриевич, пойду я. Чтобы хоть не подумали, что удрала.

Аглая отёрла слезы и попыталась встать. Я удержал.

– Не надо. Посиди пока здесь.

– Но…

– Посиди.

Я вышел и закрыл дверь.

* * *

Куропаткина в его комнате не было, но на это я и не рассчитывал.

«Здесь он где-нибудь, в доме, – азартно сказал Захребетник. – Уйти не мог, будет наслаждаться триумфом! Я эту породу знаю. И отмычку наверняка при себе держит. Выбросить – жаба задушила бы».

– Отмычку? – озадачился я.

«Ну а как ещё он мог в комнату Аглаи попасть? Либо слепок с замка снял и ключ изготовил, либо отмычкой ковырял».

Я задумался. В подлости Куропаткина не сомневался. Сомневался в его способностях взломщика. Да и отмычки запросто в скобяных лавках не продают. А ключ изготавливать – вдруг слесарь опознает? Куропаткин трус и скотина, но не идиот. Он действовал наверняка. Так, чтобы любые подозрения от себя отвести… В задумчивости я сунул руки в карманы. И наткнулся на часы в серебряном корпусе – детектор магии.

Хм-м. А вдруг?.. Я быстро сбежал по лестнице.

Комната Аглаи находилась на первом этаже, в хозяйском крыле. Это мне сообщил Захребетник. Сам я понятия не имел, где обитает горничная.

«Ну, конечно, – фыркнул Захребетник, – куда уж тебе! Всему учить надо… Вот её дверь».

Я остановился в самом конце коридора, здесь было полутемно. Из хозяйского кабинета выскочил мальчишка-посыльный и убежал. Проходя мимо кабинета я слышал доносящиеся оттуда голоса – Дюдюкиной и Куропаткина.

«За полицией отправили», – прокомментировал Захребетник.

Я стиснул зубы от негодования. Поднёс к замку Аглаиной двери детектор магии и нажал рычажок. Есть! Стрелка уверенно дёрнулась. Замок всё ещё «фонил», как выражались у нас в конторе. А значит…

– Если существуют амулеты, защищающие от магических ударов, почему бы не существовать амулетам, умеющим открывать замки, – вслух пробормотал я. – Саратовцев говорил, что на войне любые средства хороши. И ясно дал понять, что набор магических спецсредств весьма разнообразен… Так почему бы такой пройдошливой скотине, как Куропаткин, не изыскать способ раздобыть магическую отмычку?

«А ты иногда не такой дурак, каким кажешься, – отвесил мне сомнительный комплимент Захребетник. – Что стоишь? Идём Куропаткину морду бить!»

– Погоди, морду всегда успеем. Сперва надо убедиться, что от отмычки он не избавился.

«Да избавится такой, жди! Небось, немалых денег стоит. Идём!»

– Иду. Только не мешай мне, понял? Не набрасывайся на него, тут тоньше надо действовать.

Я направился к хозяйскому кабинету, из-за двери которого доносились голоса. Из своей спальни выглянул Дюдюкин. Замер, прислушиваясь к голосам, и увидел меня.

– Михаил Дмитриевич? Что вы здесь делаете?

– Да так, по делам заскочил. Не составите компанию?

– С удовольствием! – обрадовался Дюдюкин. Глаза его радостно сверкнули. – Сей момент, только сюртук накину!

Решил, видимо, что я позову выпивать.

– Сюртук не понадобится.

С этими словами я постучал в дверь кабинета. Дюдюкин недоуменно подошёл ко мне. Не дожидаясь, пока попросят зайти попозже, я распахнул дверь.

Мрачная Дюдюкина сидела за столом. Счастливый Куропаткин порхал из угла в угол.

– … дражайшая Агриппина Аркадьевна, вы совершенно правильно поступили, вызвав полицию, – увещевал он. – Понимаю, что вам это чрезвычайно неприятно, но долг велит наказывать заблудших. Место вора – в тюрьме!

Порыв Захребетника мне удалось обуздать с трудом.

«Точно! Вор должен сидеть в тюрьме!»

Если бы не я, он схватил бы Куропаткина за грудки. Но, к счастью, мне уже неплохо удавалось с ним справляться. Тело судорожно дёрнулось, однако я остался стоять на месте. Мысленно прошипел:

«Сказал же, не лезь! Сам разберусь».

Куропаткин при виде меня замер посреди кабинета и замолчал. Пробормотал:

– Рад приветствовать, дражайший Михаил Дмитриевич!

– А уж я-то как рад, – процедил я.

– Доброе утро, господин Скуратов, – обронила Дюдюкина. Всем своим видом показывая, что ей сейчас не до меня. – Что вам угодно?

Дюдюкина перевела вопросительный взгляд на мужа. Тот растерянно развёл руками.

– Да, в общем-то, сущие пустяки, – сказал я, – часы у меня встали. Хотел спросить, который час?

Я вытащил из кармана детектор магии. Шагнул к столу Дюдюкиной. И остановился – совершенно случайно, конечно же, – рядом с Куропаткиным.

– Э-э-э, – удивилась Дюдюкина.

Посмотрела на стоящие в углу напольные часы. А я в этот момент нажал рычажок. И с трудом удержался от восклицания. Если возле Аглаиной двери стрелка колыхнулась едва ли на половину деления, то теперь уверенно перевалила за единицу.

– Четверть двенадцатого, – недовольно сказала Дюдюкина. – Часы у нас висят на стене при входе, а также в столовой. Ежели вы желаете узнать адрес хорошего часового мастера…

– Желаю, – глядя на Куропаткина, сказал я. – Ещё как желаю! И адрес мастера, и его фамилию, и прочие подробности… Внимание, господа! Смею надеяться, ни для кого из присутствующих здесь не секрет, в каком ведомстве я имею честь служить.

Вынул из кармана и развернул удостоверение. Куропаткин застыл с открытым ртом и начал бледнеть. Где я служу он, разумеется, знал, но, видимо, до сих пор меня и свои изыскания по части магических амулетов не связывал.

Дюдюкины изменившегося лица Куропаткина не заметили.

– Знаем, а как же, – восторженно сказал Дюдюкин. – Государева Коллегия, высокая честь! Вы мне сразу показались исключительно романтическим молодым человеком, Михаил Дмитриевич!

Дюдюкина восторг супруга не разделяла. Она недовольно поджала губы.

– Ежели бы вы предупредили заранее, то можно было бы говорить о скидке за проживание, – проворчала она. – Мы государевых указов не нарушаем. Но сейчас, поскольку у вас уже уплачено…

– Вот как? Скидка? – удивился я. – По государеву указу? Интересная тема, и мы к ней непременно вернёмся! Но я сейчас не об этом. Я пришёл поговорить о несчастной опороченной девушке, которая рыдает у меня в комнате.

Лицо Дюдюкиной обрело уже вовсе твердокаменное выражение.

– Для меня, Михаил Дмитриевич, это не менее неприятно и болезненно, нежели для вас! Глаша служит здесь третий год, и я относилась к ней очень хорошо. Но сейчас…

– А сейчас, уважаемая Агриппина Аркадьевна, ответьте мне на вопрос. Вы поверили в то, что Аглая украла у Куропаткина запонки на том основании, что эти запонки нашли у неё в комнате. Так?

– Да. Я их обнаружила самолично.

– А вам не приходило в голову, что запонки могли Аглае подбросить?

– Для чего? – изумилась Дюдюкина.

– Да вот именно для этого, чтобы опорочить доброе имя. Для того, чтобы вы выгнали несчастную девушку с позором и сдали в полицию. Аглая отказала Куропаткину в плотских утехах, и этот гад решил отомстить. Подбросил ей в комод свои запонки и обвинил в воровстве.

– Что-о⁈ – воинственно встрепенулся Дюдюкин. – В моём доме⁈ Обижать невинное романтическое создание?

– Помолчи, – одёрнула его жена. – Это очень серьёзное обвинение, Михаил Дмитриевич! Вы отдаёте себе отчёт?..

– Неслыханно! – подхватил опомнившийся Куропаткин. Сместился поближе к Дюдюкиной. – Как вы смеете? Я буду жаловаться!

Я кивнул.

– На здоровье. Сразу после того, как объясните один удивительный феномен, жалуйтесь сколько влезет.

Я показал Агриппине и Викентию детектор магии, который всё ещё держал в руке.

– Это, уважаемые господа, не часы, а прибор, позволяющий измерять магический уровень. Извините за то, что ввёл в заблуждение. Если я нажму на рычажок, находясь рядом с человеком, который магии никак не касался, ничего не произойдёт. Вот, смотрите.

Я поднёс детектор к Дюдюкиной, нажал рычажок. Стрелка не колыхнулась. Я проделал ту же операцию рядом с Викентием, с тем же результатом.

– А теперь внимание сюда.

Я поднёс детектор к Куропаткину. Стрелка дёрнулась, перевалив за единицу. Дюдюкин, стоящий рядом с ним, и Дюдюкина, приподнявшаяся из-за стола, одновременно охнули.

– Как видите, детектор показывает наличие магического фона, – сказал я. – А это означает, что господин Куропаткин является обладателем некоего предмета, излучающего магию. И я более чем уверен, что дверь в комнату Аглаи он открыл с помощью этого предмета… Стоять!

С этими словами я бросился за Куропаткиным. Который допустил самую большую глупость из всех возможных – ринулся к двери. Руку он при этом запустил в карман и выхватил какой-то предмет. Видимо, оказавшись в коридоре, собирался выбросить, но оказаться в коридоре я ему не позволил. Догнал и схватил за руки, не позволяя разжать стиснутый кулак.

Я вывернул руку, в которой Куропаткин держал выхваченное из кармана, ладонью вверх. И лишь после этого позволил Куропаткину разжать пальцы.

– Мать честная! – охнул, взглянув на лежащий в ладони предмет, Дюдюкин. – Отмычка!

Я кашлянул.

– Гхм. Как-то даже стесняюсь спросить, Викентий Викентьевич, откуда у вас такие познания…

Дюдюкин раздулся от гордости.

– В молодости я служил по судебному ведомству!

– Писарем, – припечатала супруга. – Покуда не выгнали.

– Ах, курочка моя! Было и прошло, зачем вспоминать?

– Действительно, – согласился я. – Герой дня сегодня не вы, уж простите.

Я перевёл взгляд на Куропаткина.

– Повторно проверять сей предмет на магию не вижу смысла. А вы, кажется, собирались на меня жаловаться? Знаете, что бывает за клевету в адрес сотрудника Государевой Коллегии? Помимо взлома с применением магии и ложного обвинения? Ты, скотина такая, не просто на каторгу, ты у меня на виселицу пойдёшь!

Куропаткин взвыл и рухнул на колени.

– Пощадите! Я не хотел! Она сама виновата! Она…

Я схватил его за шиворот. Рявкнул:

– Заткнись! Ещё слово про Аглаю, и зубы с пола собирать будешь!

Куропаткин умоляюще посмотрел на Дюдюкину. Та гневно всплеснула руками. На лице появилось отвращение.

– Мне стыдно, что позволила вам проживать в моём доме!

– И мне, – присоединился к супруге Дюдюкин. – Да в прежние времена я бы такого мерзавца! – Он осмотрелся, подыскивая подходящую поверхность, и стукнул кулаком по ручке кресла. – Вот бы что я с ним сделал! И в своём праве был бы.

– Прошу прощения, господа, – прозвенел от двери торжествующий голос.