Текст книги "Человек государев (СИ)"

Автор книги: Мила Бачурова

Соавторы: А. Горбов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Обезоруженный мной, увидев, как подбираю нож, взвизгнул:

– Не губи, барин! – и бросился бежать.

С того момента, как я свернул в переулок, не прошло и минуты.

«Как дети, ей-богу, – проворчал Захребетник. – Хоть бы раз поновей чего придумали! Этого, который валяется, обыщи. Наверняка там и кистень имеется».

Не ошибся. Из-за пояса оборванца я, поморщившись, извлёк кистень на короткой цепи. Приподнял мужику веко – так и есть, в нокауте. Сорвал лопух, выглядывающий из-под покосившегося забора, принялся брезгливо обтирать ножи и кистень. В этот момент в переулке показалась баба с корзиной в руках. Увидела лежавшего на земле оборванца и меня, стоящего над ним с ножом в руках. Завизжала, бросилась прочь.

– Помогите, люди добрые! Убивают! – донёсся с улицы истошный крик.

«Кошмар, до чего все нервные, – проворчал Захребетник. – Кто его убил-то? Никто не убивал! Хотя, как по мне, не мешало бы. Воздух стал бы чище. Не сидится им спокойно, вишь! Грешат и грешат».

Я молча сунул добычу за пазуху и поспешил по переулку дальше. Надеюсь, лица моего баба не разглядела, мне по этим улицам ещё ходить.

Глава 6
Шампанское с малиной

В семь часов я, по приглашению Агриппины, спустился в столовую на ужин. Народу было немного, обстановка уютная, кормили недурно, но я не сумел ни толком разглядеть соседей, ни даже разобрать, что ем. После испытанных тревог и волнений всё, чего хотел, – побыстрее оказаться в постели. Едва вернувшись к себе в комнату, разделся и завалился в кровать.

Разбудил меня удар о стену. Не успел я сесть и осмотреться – раздался второй удар. После чего сильный мужской баритон запел:

Мой папаша пил, как бочка,

И погиб он от вина,

Я одна осталась дочка,

И зовут меня Нана!

По тому, как произносились слова, было слышно, что хозяин баритона изрядно навеселе, однако в ноты попадал. Песня прервалась, зазвенело стекло и загрохотало железо. Причем снаружи, за окном.

Я подошёл, распахнул приоткрытую раму и выглянул. К краю железной крыши катилось отбитое бутылочное горлышко. А из соседнего окна торчала рука, держащая бутылку шампанского. На крышу лилась пена.

– Я игрива, шаловлива, – снова затянул баритон.

Но слушать дальше я не стал. Вышел из комнаты и постучал в дверь соседней.

Песня оборвалась.

– Нету денег! – грянуло из-за двери. – Сказано, завтра – стало быть, завтра! А сегодня – это сегодня. Что ж за народ бестолковый, право слово! Не мешайте ат… ик!.. атдыхать! Мой папаша пил, как бочка…

Я постучал снова. Пригрозил:

– Не откроете – выбью дверь!

– Проигрались ихнее благородие, – раздался справа от меня негромкий голос. Из двери высунулась голова в ночном колпаке. Её обладатель подслеповато щурился, пытаясь меня разглядеть. – Оне завсегда, как проиграются, про папашу поют. А когда в выигрыше, то про чёрта.

– Про чёрта?

– Истинный крест, – колпак перекрестился. – Но это когда выиграют. А сегодня про папашу – стало быть, в проигрыше. Вы, юноша, не совались бы к ним. Оне сгоряча и саблей махать могут, и с пистолета пулять.

– Сгоряча я тоже много чего могу. Папаша, который пил как бочка, и удары в стену – не то сопровождение, под которое привык засыпать.

Для очистки совести я постучал ещё раз. Баритон разразился руганью. Я разбежался, насколько позволял коридор, и ударил в дверь ногой.

Ругань усилилась. Дверь распахнулась.

На пороге стоял гусар. Выше меня на полголовы, в плечах косая сажень. Огненно-рыжий, с такими же рыжими, лихо закрученными усами. Босой, без мундира, в расстёгнутой рубашке – но зато с саблей в руке.

– Ты ещё кто⁈ – взревел гусар.

Ночной колпак поспешно скрылся за дверью.

– Сосед. Из той комнаты, – я кивнул на свою дверь. – Какого чёрта среди ночи шумишь?

– Среди ночи? – озадачился гусар. Посмотрел в окно.

– А что сейчас? Белый день, по-твоему?

– У меня драма! Душа наружу рвётся! – гусар постучал по груди.

– А я спать хочу! Прекращай буянить.

– А если не прекращу?

Гусар прищурился, уставился на меня наглыми, зелёными, как у кота, глазами.

– Тогда придётся морду тебе набить.

– Ты? Мне⁈ – он расхохотался.

А в следующую секунду взмахнул саблей. Не думаю, что всерьёз планировал драться с безоружным, скорее это был приём устрашения.

Я машинально шагнул назад. Руки сжались в кулаки и поднялись, закрывая голову, тоже сами собой. Захребетник во мне взвыл от предвкушения.

«Проучим наглеца!»

Но тут произошло неожиданное. Размахивать саблей в тесноте мансардной комнаты гусар явно не привык. Сабля воткнулась остриём в потолок.

Гусар, выругавшись, дёрнул её на себя. Сабля не поддалась. Он рванул сильнее. Теперь вырвать саблю получилось, но на ногах гусар не устоял. Машинально шагнул назад, запнулся о валяющиеся на полу сапоги и опрокинулся навзничь. Приложился затылком о пол и затих.

«Ну, вот, – разочарованно прокомментировал оставшийся без развлечения Захребетник. – Шею сломал?»

– Вряд ли, – буркнул я. – Таким балбесам даже сотрясение мозга не грозит. Сотрясаться нечему.

Я огляделся. Графина с водой, как у себя в комнате, не увидел, зато на комоде громоздилась батарея пустых бутылок. Я взял одну, наполнил водой из умывальника. Присел рядом с гусаром и плеснул воды ему в лицо.

Рыжие усы встрепенулись. Гусар помотал головой, громко чихнул, заставив меня отпрянуть, и открыл глаза.

Сфокусироваться на моём лице сумел не сразу. Когда поймал фокус, на физиономии отразилось уважение.

– Вот это удар у тебя! – пробормотал гусар. – Крепок, собака…

Он приподнялся на локте. Потёр ушибленный затылок.

Подробностей того, как оказался на полу, он, видимо, не помнил. В хмельной голове застряло лишь то, что это каким-то образом связано со мной.

– А ты думал, – строго сказал я. – Прекращай буянить! А то ещё не так приложу.

– Да полно тебе. Уже и пошутить нельзя. – Гусар сел на полу. – Будем знакомы, что ли? Григорий Зубов. Поручик Сумского гусарского полка, – подал мне руку.

– Михаил Скуратов.

Я пожал руку и помог Зубову подняться.

– Выпьешь, Мишань?

Зубов взял с подоконника бутылку с отбитым горлом. Осмотрел залитый вином подоконник, заваленный бумагами стол, кресло с брошенным на спинку мундиром и свисающим с подлокотника дамским чулком. Перевел взгляд на комод. Высмотрев среди скопления бутылок винный бокал, просиял.

Ополоснул бокал в умывальнике, налил шампанского.

– За знакомство! – отсалютовал мне бутылкой.

– Стекол нет? – я посмотрел сквозь бокал на свет керосиновой лампы. – Чем ты так горлышко, саблей?

– Ей, родимой, – гоготнул Зубов. – Какие стекла, обижаешь! Чай рука набита…

Тут он запнулся. Задумчиво посмотрел на саблю – она, выпав из его руки, так и лежала на полу. На меня. На потолок и оставленную в нём выщербину.

И вдруг гаркнул:

– А ну пошел вон, филер вонючий!

Ринулся к двери.

Я обернулся и увидел, как в коридоре мелькнул знакомый ночной колпак. Зубов захлопнул дверь. Подобрал с пола саблю, сунул в висящие на кресле ножны.

Пожаловался:

– Куропаткин, с-скотина! Его хозяйка подрядила за мной шпионить. Обо всём докладывает. Завтра, как пить дать, накляузничает, что мы с тобой всю ночь дебоширили.

– Ну, справедливости ради – если бы я сюда не вломился, так бы и было. С той разницей, что ты бы и без меня прекрасно управился. Зачем мне в стену стучал?

– В стену? – озадачился Зубов. Задумался. – А! Так это я сапогом кинул. – Перевёл взгляд на валяющиеся на полу сапоги. – Потом – вторым.

– Ещё раз кинешь – я тебе эти сапоги на голову надену. И первый, и второй.

Зубов гоготнул. Согласился:

– Заметано. Ты, я вижу, парень не промах. Будем знакомы.

Ударил бутылкой о мой стакан и приложился к отбитому горлышку.

Крепкий сон, внезапное пробуждение и неожиданное знакомство меня встряхнули. Чувствовал я себя относительно бодро, да и Зубов при ближайшем рассмотрении оказался вроде бы неплохим парнем. Из тех, кого время от времени надо ставить на место, чтоб не зарывались, – и тогда они чудесные люди, был у меня в гимназии такой приятель.

В общем, выпить с Зубовым я не отказался. Никогда не помешает узнать побольше о том месте, где собрался обитать. О себе приготовился рассказывать сдержанно, но не понадобилось даже этого. С ролью рассказчика Зубов прекрасно справлялся сам.

Я узнал, что его полк расквартирован в Москве. И у Зубова там, между прочим, на Хамовническом валу прекрасная квартира с совершенно дивной хозяйкой. Прелестная старушка, божий одуванчик. Зубова обожает и никогда не пристаёт с глупостями вроде требования внести оплату за позапрошлый месяц. Не то что госпожа Дюдюкина.

Имя Агриппины Аркадьевны Зубов произнёс с некоторой опаской и посмотрел на дверь. Должен он был, видимо, не только за позапрошлый месяц. Расплатиться планировал сегодня, но, как на грех, проигрался в карты. При этих словах Зубов с надеждой посмотрел на меня.

Я категорически мотнул головой. В долг давать картёжнику не стал бы, даже если б было, что давать. Зубов, впрочем, не расстроился – нет, так нет. Сегодня продулся, завтра отыграется – в этом тезисе, как я понял, заключалась вся его жизненная философия. Он и в Туле-то оказался в результате какой-то карточной истории, с дракой и призывом городового. Отчаянно здесь скучал, но срок ссылки уже подходил к концу.

– В целом, городишко неплохой, – заключил Зубов. – Тоска, провинция, но жить можно. Ежели что, Мишань, ты на меня всегда рассчитывай.

Я пообещал новому товарищу, что непременно буду рассчитывать. Про себя вздохнул. Ивана Карловича Корша – человека, на которого и впрямь могу рассчитывать, – увижу не раньше чем послезавтра.

Засиделись мы с Зубовым до глубокой ночи. К себе в комнату я вернулся, зевая во всю ширь, и сразу рухнул в кровать. Спал как убитый. А проснувшись, понял, что стою над трупом. Уютная мансардная комната в доме госпожи Дюдюкиной исчезла.

Я находился в довольно большом, но грязном и тёмном помещении. Посреди него стоял стол, уставленный недоеденными закусками, бутылками, усыпанный объедками и папиросным пеплом. Между тарелок и стопок приткнулись щербатые блюдца, приспособленные под пепельницы. Тут же валялись брошенные игральные карты. Комната тускло освещалась висящей под потолком керосиновой лампой. Лампа покачивалась. Да и в целом создавалось впечатление, что люди спасались отсюда бегством, причём буквально секунду назад – стулья перевёрнуты, посуда побита, в одном из блюдец дымится окурок. Из-под опрокинутой рюмки продолжало растекаться нечто, издающее сивушный запах.

Себя я обнаружил стоящим над распростертым на полу телом. Голова человека была вывернута набок под неестественным углом. Но напугало меня не это. А то, что в руке я сжимал изрядную пачку ассигнаций.

– Это ещё что⁈

Я взревел и понял, что голос сейчас – не мой. Телом завладел Захребетник. И судя по тому, что я наблюдал вокруг, ни в чём себе не отказывал.

«Деньги».

– Вижу, что не канделябр! Куда тебя занесло, что это за место? И кто это, чёрт возьми, такой⁈

Я посмотрел на труп у ног.

«Тут воровская малина, – без тени смущения доложил Захребетник. – Это – главарь банды. Если заглянешь за стол, увидишь ещё одного вора. Остальные разбежались. Не думаю, что за подмогой, слишком напуганы… Ч-чёрт!»

В ту же секунду моё тело бросилось на пол, сгруппировалось и откатилось в сторону. На долю мгновения раньше, чем прогремел выстрел. Зазвенело оконное стекло – стреляли из окна, с улицы. В бревенчатую стену на высоте моего роста вонзилась пуля. Посыпалась древесная труха, отлетела выбитая щепка.

«Да чтоб тебя! – ругнулся Захребетник. – Не было ж у них стволов!»

Я схватил валяющийся рядом с трупом стул и швырнул его в окно. Одновременно с тем, как раздался ещё один выстрел. И тут же бросился к двери в стене.

Она вела не на улицу, а в заднюю комнату – тесную и загроможденную какими-то тюками. Сквозь тюки и поломанную мебель я пробился к окну. Двумя руками распахнул рамы, вскочил на подоконник, спрыгнул вниз и бросился бежать.

Однако убежал недалеко. Через пару кривых, покосившихся домишек свернул за угол. Рука нырнула за пазуху. Привычным движением выхватила из кобуры револьвер. Я замер, слившись со стеной. По переулку застучали сапоги.

«Двое», – мелькнула в голове мысль, принадлежащая Захребетнику.

Когда бегущие поравнялись с домом, я выстрелил. Раз, потом другой. Обоих уложил наповал. Выждал пару минут, но погоня не возобновлялась. Зато начал оживать переулок – в тёмных окнах замелькали огоньки свечей.

Я подбежал к упавшим бандитам. Огнестрельное оружие нашлось только у одного, у второго я вытащил из-за голенища сапога нож. И быстрым шагом пошел прочь. На ходу убрал в кобуру собственный револьвер, тот, что забрал у вора, спрятал за пазуху.

Во внутреннем кармане шуршало. Когда успел сунуть туда пачку ассигнаций, я не помнил.

«Деньги нам пригодятся», – объявил довольный Захребетник.

Я промолчал.

«Слушай, ну чего ты дуешься? Это же ворьё! После того как ты им навалял и оружие отобрал, они бы тебя в покое не оставили. Нашли бы способ подкараулить. Я всего лишь сработал на опережение».

– Как ты попал к ним в логово?

«Да просто из дома вышел! Тебе-то хорошо – накидался с Зубовым и дрыхнешь. А мне скучно! Дай, думаю, пройдусь немного. Воздухом подышу».

– Воздухом, ага. Так я тебе и поверил.

«Ну, заодно и по сторонам поглядеть, чего уж. Чтобы два раза не выходить. И, не поверишь, – десятка шагов по переулку не прошёл, как тут этот».

– Кто?

«Да пёс его знает, фамилию не спрашивал. Иду, слышу – догоняют. Явно же не для того, чтобы лотерейные билеты предложить. Ну, я обернулся и встретил как положено».

– А как положено – это прямым в челюсть?

«Ну… Примерно. А потом думаю: этот гусь ведь наверняка не первый час по улицам шарашится! И я не первый, к кому он полез. И такие, как он, в городе наверняка ещё есть… Я и говорю ему: отведи-ка меня в вашу малину».

– А он так вот запросто взял и отвёл?

«Ну, не сразу. Поломался для приличия… Но зато уж, когда я уговорил, до того тихий и кроткий стал, что любо-дорого смотреть! Отвёл как миленький. А там уже… Не знаю. Как-то само пошло».

– Пошло. Угу… Ты вообще понимаешь, что наделал⁈

«А что я наделал? Эти мерзавцы хотели у тебя деньги отобрать, от самого вокзала пасли. И рано или поздно отобрали бы, это как пить дать. А теперь они ни у кого ничего не отберут. И мы с тобой не в накладе. Как по мне, так вечер удался».

– То есть, четыре трупа – это, в твоём представлении, «вечер удался»?

«Ай, да какие там трупы? Нашёл, чем голову забивать. Эти нечестивцы сами для себя такую участь выбрали. Не я бы их ушатал, так другая банда на ножи поставила. Или друг друга бы перерезали, спьяну да со злобы. Деньги от одних грешников к другим перетекли, только и всего. А теперь эти деньги – наши. Чем плохо?»

Я только головой покачал.

На следующий день, выспавшись как следует, отправился прогуляться по городу. Быстро убедился, что Захребетник прав: преследовать меня больше никто не пытался. Я дошёл до набережной, купил у разносчика газету и присел на скамейку под липой. На второй полосе газеты увидел заметку.

'На окраине города обнаружены погибшими участники банды, не дававшей покоя запоздалым прохожим! Полиции долгое время не удавалось выйти на их след. Сегодня двое бандитов найдены застреленными в переулке, ещё два трупа обнаружены в жилом доме неподалёку. Личность хозяина дома устанавливается. Жители окрестных домов слышали выстрелы, но свидетелей злодеяния нет. Всех, кто может сообщить подробности происшествия, просим обращаться в редакцию газеты.

Специальный корреспондент Норд А.'.

«Ну вот, – ухмыльнулся Захребетник. – Что-то я сомневаюсь, что в редакцию выстроилась очередь из желающих сообщать подробности. Осталась нам с тобой ерунда – дождаться Корша».

Глава 7
Его высокородие

Дождавшись наконец нужного дня, я отправился к особняку на Горской улице второй раз. Открыл мне тот же лысый дворецкий.

– Добрый день, милостивый государь, – отвесил он лёгкий поклон. – Прошу вас, проходите. Я доложу Ивану Карловичу о вашем приходе.

Оставив меня в прихожей, он торжественно удалился. Я огляделся и тихонько вздохнул. Сразу было видно: здесь живёт обеспеченный дворянин, не чуждый хорошему вкусу и роскоши. Похожая мебель, кажется, того же мастера, была и в нашей усадьбе.

Стоило мне подумать о доме, как накатила глухая тоска. Вспомнились отец с матерью, сёстры и старший брат. Пришлось потереть пальцами глаза, чтобы сдержать злые бессильные слёзы. А следом меня захлестнула холодная ненависть. Я выжил! И смогу отомстить за всех них. Обязательно! Всем!

«Сможешь, – шепнул в голове голос Захребетника. – Я дал слово и помогу. А теперь соберись, ты должен сделать то, что обещал. От сегодняшнего разговора зависит слишком многое».

И тут же он подновил оттаявшую заморозку на моих чувствах. Мне сделалось легче, и я гордо выпрямился, придавая себе уверенный вид. Да, Захребетник прав – нужно быть сильным и не раскисать. Время оплакивать близких прошло, настало время собирать камни.

– Прошу, милостивый государь, – появился дворецкий и жестом пригласил меня следовать за собой. – Иван Карлович примет вас в Синей гостиной.

Мы прошли по коридору, стены которого были увешаны картинами. Хозяин дома, похоже, испытывал страсть к импрессионистам и собрал целую коллекцию полотен, больше похожих на цветные пятна, а не на пейзажи.

– Вам сюда, милостивый государь.

Дворецкий распахнул двери, пропуская меня в комнату, и тут же затворил их за моей спиной.

Синяя гостиная оправдывала своё название на все сто процентов. Небесные обои на стенах, обивка мебели цвета индиго, тёмный кобальтовый ковёр на полу. На стенах, в рамах картин, плескалось море лазурных оттенков.

В первый момент я слегка опешил от обилия синего и не сразу заметил хозяина дома. У окна, в кресле, шевельнулась фигура в домашнем халате: Иван Карлович Корш был худ, лицом напоминал хищную птицу, а взгляд имел пронизывающий, как у змеи. Голос же его звучал властно, выдавая человека, привыкшего приказывать.

– Вы отвлекли меня, молодой человек. У вас есть ровно три минуты, чтобы изложить ваше дело.

Я поклонился.

– Разрешите отрекомендоваться, ваше высокородие. Михаил Дмитриевич, боярин рода Скуратовых.

Корш удивлённо поднял правую бровь.

– Не припомню, чтобы имел дело с вашей семьёй. Или я ошибаюсь?

– Нет, ваше высокородие. Меня к вам направил Николай Никанорович Егоров.

Вытащив из внутреннего кармана письмо, я отдал его Коршу и отступил на пару шагов.

– Хм… Старый лис ещё жив? Давненько я не получал от него весточек.

Он взял со столика серебряный нож для бумаг и ловко вскрыл конверт. Развернул лист, нацепил на нос пенсне и принялся читать. В тишине Синей гостиной было слышно только тиканье больших напольных часов да хруст бумаги, когда Корш перехватывал письмо.

– Мда. – Корш отложил письмо на столик, снял пенсне и помял переносицу пальцами. – Сочувствую вашему горю, молодой человек. Потерять семью – по-настоящему тяжело.

– Благодарю, ваше высокородие.

– Кем вам приходится Николай Никанорович?

– Двоюродным дедом по матери.

– Он просит принять вас на государеву службу. – В голосе Корша прозвучал скепсис.

– Да, ваше высокородие.

– Называйте меня по имени-отчеству. Покажите ваш родовой перстень.

Я на секунду смутился и замешкался. Перстень был зашит в подкладке, подальше от чужих глаз. Так что мне пришлось расстегнуть сюртук и руками разорвать шов. Корш наблюдал за моими манипуляциями без тени улыбки и даже одобрительно кивнул.

– Вот. – Я продемонстрировал ему золотой перстень на ладони.

– Наденьте, – велел он мне.

Перстень сел на палец как влитой. И тут же на нём вспыхнули огоньки магического огня, складывающиеся в оскаленную собачью морду, герб рода Скуратовых.

– Да, вы действительно тот, за кого себя выдаёте, – с тенью сожаления в голосе произнёс Корш. – Вот уж не думал… Да, подкинул задачку старый лис.

Он встал и прошёлся по гостиной, искоса поглядывая на меня.

– Вы ведь понимаете… Эээ…

– Михаил Дмитриевич, – напомнил я.

– Вы точно понимаете, Михаил Дмитриевич, на что идёте? Государева служба – это не общественная баня, куда можно войти за гривенник и выйти в любой момент. Если вы думаете, что сможете отсидеться, пока враги забудут о вас, а потом вернуться к прежней жизни, то сильно ошибаетесь.

– Да, Иван Карлович, я всё понимаю.

– Покинуть службу вы сможете, – не слыша меня, продолжал Корш, – только отслужив положенный срок или в связи с серьёзной болезнью. Считайте, что вы добровольно вступаете в кабалу.

Он слегка сгущал краски, видимо, рассчитывая меня отговорить. Чиновники вполне имели возможность покинуть службу, если начальство сочло уважительными причины ухода. Это имело и обратную сторону: чиновника могли выгнать только за действительно серьёзный проступок. Теоретически, попав на службу, человек мог вообще ничего не делать и получать жалование. Да, ему не видать повышения и премий, но уволить его было бы весьма сложно.

– А главное, вам, Михаил Дмитриевич, придётся отказаться от боярства. Вы осознаёте, что это значит? Получить его обратно не будет никакой возможности. Никакой! – подчеркнул он, подняв палец вверх. – Даже государь не сможет вернуть его вам. А значит, вы навсегда лишитесь доступа к родовой магии. Готовы вы ли на это пойти? Не будете потом кусать локти?

Остановившись напротив, он пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд и кивнул.

– Решение принято, Иван Карлович. Я хочу поступить на государеву службу.

– Хорошо. – Корш кивнул, вернулся в своё кресло и указал на диванчик напротив себя. – Садитесь, Михаил Дмитриевич.

Он сложил руки перед собой домиком и молча разглядывал меня.

– Вы похожи на Николая Никаноровича, егоровские черты, – хмыкнул он, – а глаза, мне кажется, скуратовские. Я вспомнил, мне однажды довелось видеться с вашим отцом. Достойный был человек.

Я благодарно кивнул.

– Давайте подумаем, что я могу для вас сделать, молодой человек. Самое простое – это помочь получить чин коллежского регистратора и отправить служить в какой-нибудь уездный городок. Скажем, в Епифань или Крапивну, где вы не будете привлекать внимания.

От такой перспективы я непроизвольно вздохнул. Даже мне, далёкому от чиновничьей жизни, было известно: коллежский регистратор в уездном городе без связей и денег – это приговор. В театре даже сложился такой типаж, обозначающий спивающегося неудачника без перспектив.

«Скажи, что ты не ищешь простых путей, – подсказал в голове Захребетник. – И держись уверенней – он к тебе присматривается».

– Простите, Иван Карлович, но я предпочёл бы сложный путь. Скуратовы не боятся трудностей.

По лицу Корша мелькнула лёгкая улыбка.

– Похвально, молодой человек, похвально. Тогда я могу сделать вам интересное предложение.

Он сделал паузу, пристально разглядывая меня.

– Отправлю вас в Тульскую городскую канцелярию моего ведомства. Начните работать, пообвыкнетесь. И присмотритесь, как там идут дела. Чем дышат сотрудники, хорошо ли выполняют свои обязанности и всё такое. И если покажете себя, то я о вас не забуду.

Я не стал отвечать сразу, обдумывая ситуацию. С одной стороны, Корш предлагал мне стать его «шпионом» в подчинённой канцелярии. Наверняка это часть какой-то аппаратной игры между чиновниками, в которой мне предстояло стать пешкой. Не слишком завидная и почётная роль. С другой стороны, а что я теряю? Не в моём положении разбрасываться такими предложениями. А так я становлюсь человеком Корша, и при некотором везении моя карьера пойдёт в гору. Всё лучше, чем прозябать в уездном городе до старости.

«Хорошие сапоги, надо брать, – странно хмыкнул Захребетник. И тут же добавил не терпящим возражений тоном: – Мы принимаем предложение».

– Я согласен, Иван Карлович.

– Не сомневался, что вы согласитесь, Михаил Дмитриевич. Но в этом случае я должен вас спросить о некоторых вещах. – Корш подался вперёд. – Расскажите мне, что произошло в вашем поместье. Как случилось, что род Скуратовых уничтожили?

* * *

Естественно, я не стал рассказывать Коршу всё в подробностях. Коротко обрисовал про нападение людей Басмановых и смерть семьи. В душе же у меня царил холод, замораживающий боль и слёзы, – подарок Захребетника, сохраняющий ясность мыслей. Естественно, о самом Захребетнике и договоре с ним я упоминать не стал. О таком вообще нельзя говорить вслух, чтобы не оказаться в глубоких казематах Священного Синода. Шутка ли, гуляющий по улицам одержимый! Непонятно только, кто у меня внутри: бес, чёрт, демон или ещё что похуже?

– Благодарю, – кивнул Корш. – Простите, Михаил Дмитриевич, что заставил вспоминать о трагедии.

Я прикрыл глаза и изобразил на лице полагающуюся печаль. Холод так и сжимал сердце, не давая волю чувствам, – Захребетнику я нужен был с ясными мыслями и трезвой головой.

– Что же, тогда не будем затягивать. Как начальник губернского управления Коллегии Государевой Магической Безопасности… – По губам Корша скользнула улыбка, словно ему доставляло удовольствие произносить полное название своей должности. – Я имею право сам назначать людей на младшие должности и приводить к присяге. Идёмте.

Он встал и, не оглядываясь, двинулся из гостиной. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

* * *

Корш отвёл меня то ли в свой кабинет, то ли в личную библиотеку. Все стены были заставлены книжными шкафами, а посреди комнаты стоял монументальный письменный стол, обитый зелёным сукном.

– Садитесь, – бросил он мне, указав на стул.

Мне пришлось ждать почти четверть часа, пока Корш рылся в дальнем шкафу. Наконец он нашёл нужное и водрузил на стол передо мной тяжёлую толстую пластину. Будто икона в окладе, в серебряную обложку была заключена плитка зелёного камня. От которой веяло магией и опасностью. Малахит! Не узнать его было невозможно.

Малахитовая пластина Корша не была ровной – по центру в ней имелась выемка в форме левой ладони взрослого человека. Вокруг неё водили хоровод странные угловатые символы непонятного языка. А сверху был выгравирован государев герб – двуглавый дракон.

– Положите руку, – приказал Корш, – и повторяйте за мной.

Магия боярских родов плохо сочеталась с «государевой силой» камня, так что мне запрещали даже пальцем касаться малахита. В редких случаях, когда отцу требовалось использовать особые артефакты, он надевал защитные перчатки и с отвращением брал в руки зелёные камни.

С опаской опустив ладонь на малахитовую пластину, я почувствовал, как пальцы тут же начало покалывать, а под кожей потёк магический жар.

– Я, полное имя, отрекаюсь от всех званий и титулов, что имел прежде.

– Я, Михаил Дмитриевич Скуратов, отрекаюсь от всех званий и титулов, что имел прежде.

– От родового источника и всякого другого волшебства.

– От родового источника… – Жар охватил меня всего, а по вискам потёк пот. – И всякого другого волшебства.

– И клянусь верно служить государю, исполняя…

Чужая сила, огромная, как гора, и могущественная, сжала меня в гигантской ладони. Звенели струны, связывавшие меня с угасшим родовым истоком, обрываясь одна за другой. Боль пронзила всё тело, выворачивая наизнанку. Не раздумывая, я повторял слова за Коршем и думал только об одном – чтобы всё это поскорее кончилось. В какой-то момент мне стало так дурно, что я едва не упал. Но рядом был Захребетник. Он будто подхватил меня под мышки и дёрнул вверх, шепча на ухо:

«Терпи, дружок. Уже почти всё».

Я прохрипел последние слова клятвы и с удивлением уставился на левую руку – на тыльной стороне ладони проступал двуглавый дракон. Ящер подмигнул мне глазами на обеих головах, и я вырубился, рухнув в мягкие лапы обморока.

* * *

В нос ударил резкий запах, я поморщился и открыл глаза. Корш убрал бутылочку с нюхательной солью и усмехнулся.

– Удивительный вы юноша, Михаил Дмитриевич, всего лишь обмороком отделались.

Я ничего не ответил, тряся головой и пытаясь встать с кресла.

– Сидите, – приказал Корш, – и дышите глубже.

Он передвинул стул, скрипнув его ножками по паркету, и сел напротив меня.

– Слушайте меня внимательно, Михаил Дмитриевич, и запоминайте. С этого момента вы на государевой службе. Сейчас отправляйтесь домой и ложитесь спать. Никакого спиртного! После ритуала его категорически нельзя. Лучше вообще откажитесь от ужина, чтобы не навредить здоровью. Это понятно?

– Да, Иван Карлович.

– Далее. Обычно новоиспечённому чиновнику положен выходной для восстановления сил. – Он выразительно на меня посмотрел.

– Готов приступить к работе, ваше высокородие!

– Замечательно! – Корш одобрительно кивнул. – Тогда завтра утром вы явитесь в городское отделение Коллегии Государевой Магической Безопасности. Представьтесь коллежскому советнику Сильвестру Аполлоновичу Мухину.

На мгновение на его лице мелькнуло недовольное выражение. Судя по всему, этот Мухин порядочно досаждал Коршу, и он отправлял меня к этому господину, чтобы разыграть какую-то интригу.

– Скажете, – Корш на секунду задумался, – что я прислал вас на вакантное место младшего делопроизводителя. Постарайтесь дистанцироваться от меня, чтобы Мухин не догадался о вашем задании.

– Конечно, Иван Карлович. Всё сделаю в лучшем виде.

– Тогда идите. Я свяжусь с вами, когда вы освоитесь.

Уже в дверях Корш окликнул меня:

– И вот ещё что, Михаил Дмитриевич. В свободное время начните изучать приёмы государственной магии. На нашей службе они будут не лишними, уж поверьте мне.