Текст книги "Человек государев (СИ)"

Автор книги: Мила Бачурова

Соавторы: А. Горбов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4
Карты, полтины, саквояж

У меня на руках оставалась пиковая дама, валет червей и две шестёрки, козырная и бубновая.

– Ходи, Гриша, не тяни.

Мой противник поморщился, раздумывая, какую карту кинуть. Вагон в очередной раз качнуло, и на соседнем ряду лавок на руках у крестьянки заорал младенец. А в дальнем конце вагона пьяненький мастеровой затянул жалостную песню. Я вздохнул, стараясь не скривиться. Третий класс, что ещё здесь можно ожидать? Но выбора особого не было – денег хватило только на него. Да и Захребетник был прав: наследника бояр Скуратовых в таком неподобающем месте искать точно не будут.

– Гришка, ходи, не мямли!

Рыжий Григорий наконец решился и выложил на чемодан, выполнявший роль игрального стола, восьмёрку червей.

– Бью, – я бросил сверху валета.

– А вот так?

Гришка ухмыльнулся и шлёпнул по чемодану пиковым валетом.

– А этого сударя мы немножечко женим, – усмехнувшись, я накрыл его валета пиковой дамой.

Студенты, к компании которых я прибился в дороге, разразились хохотом. Среди них я не выделялся ни одеждой, ни возрастом, и легко сошёл за своего.

– Бито, – Гришка сгрёб карты и отодвинул в сторону.

– Михаил, ваш ход, – студент, сидевший рядом со мной, легонько ткнул меня в бок локтем. – Покажите Григорию, как надо выигрывать.

– Пожалуйста. Раз, – я выложил бубновую шестёрку.

В глазах Гришки мелькнула радость. Но прежде чем он отбил карту, я выложил козырную шестёрку.

– И два.

– Ха! – студенты хохотнули. – На погоны, Гришка!

Проигравший кинул свои карты на чемодан и заковыристо выругался. Впрочем, нисколько не обидевшись – за время дороги мы все успели «остаться дураками» по много раз. Тем более что играли не на деньги, а на щелбаны.

Кстати, это тоже один из плюсов вагона третьего класса для низкой публики. Сядь я играть в синем вагоне первого класса с какими-нибудь дворянами, наверняка бы продул кучу денег. А моём положении разбрасываться деньгами нельзя никак.

– Ну что, господа, – один из студентов взялся лихо тасовать колоду, – ещё партейку?

Я покачал головой.

– Сейчас Тула будет. Мне выходить.

По очереди пожав руки студентам, я подхватил свой тощий саквояж и стал протискиваться к выходу. Спотыкаясь о чемоданы и баулы, которыми был заставлен проход между деревянными лавками, я кое-как добрался до двери как раз к тому моменту, как поезд подъехал к вокзалу.

Паровоз затормозил, громко лязгнули сцепки между вагонами, а на меня навалилась толстая тётка, то ли небогатая купчиха, то ли лавочница. Она громко ахнула, с трудом устояв на ногах, прижалась ко мне монументальной грудью и со значением подмигнула.

Не-не-не, такого «громадного» счастья мне и даром не надо! Чтобы боярский сын позарился на купчиху, да ещё и лет на десять старше⁈ Увольте, господа! Даже умирая с голоду, я не буду марать родовую честь и становиться «приходящим мальчиком» у подобной особы. Так что я сделал вид, что не понял намёка, отодвинул тётку плечом и проскользнул ближе к выходу.

Едва поезд остановился и проводник распахнул дверь, я первым спрыгнул на перрон и прищурился от яркого солнца. Наконец-то! Надеюсь, я не зря сюда ехал.

Отдуваясь и сопя, с двумя корзинами в руках из вагона спустилась купчиха. Кинула на меня обиженный взгляд, гордо вскинула тройной подбородок и ледоколом потопала через толпу.

Я не стал спешить, оглядываясь вокруг и пытаясь сориентироваться в незнакомом месте. Прямо передо мной возвышалось белоснежное здание вокзала, с надписью «Тула» и гербом в виде золотого двуглавого дракона, символа Российской державы. Туда-то, в огромные двери, и ломились сошедшие с поезда пассажиры. Ну, кроме высокородной публики, которая ехала в первом классе, – для них имелся отдельный вход с бдительным швейцаром у дверей.

Эх! Я едва сдержал вздох: год назад мы отцом ездили к родне в Самару и тоже пользовались всеми этими привилегиями. А теперь мне приходится изображать непонятно кого без рода-племени. Но лучше так, чем лежать мёртвым со всеми почестями.

Дождавшись, когда схлынет толпа, я вошёл в вокзал. Обогнул очередь к кассам и двинулся через огромный зал, наполненный гулом голосов. И через пять минут вышел с другой стороны здания на привокзальную площадь.

– Поберегись!

Мимо меня, будто специально глумясь, прогрохотал вагон конки, запряжённый четвёркой лошадей. В окне вагона какой-то мальчишка выпучил глаза и показал мне язык. Опоздал, опоздал!

Впрочем, если бы я даже спешил, то вряд ли смог уехать на конке. Вагон был забит под завязку, и даже в дверях висели какие-то мастеровые, ухватившись за поручни.

– Куда ехать, барчук?

Возле меня появился мужчина в синем армяке и высокой шапке «гречке» с начищенной медной бляхой извозчика.

– За полтину в любой конец отвезу, – с лёгкой издёвкой добавил он, крутя на пальце цепочку с брелоком.

Мне захотелось съездить по роже наглому извозчику. Полтину за проезд? Это в Москве «лихачи» столько берут, а не «ваньки» в провинции. Что, решил развести провинциального простачка?

– Поехали, барчук, дешевле никто не…

Я чуть не закипел от гнева, но в этот момент внутри меня зашевелился Захребетник. Ухмыльнулся и посмотрел на извозчика моими глазами.

– Катись, дядя. – Я не узнал собственный голос, похожий на тихий гром.

Извозчик подавился словами, часто заморгал и начал бочком отходить в сторону. А затем едва не кинулся бежать, оглядываясь и часто крестясь.

«Вот так с ними надо», – буркнул Захребетник и снова затих.

После «приключений» с пожаром в вагоне он вернул мне контроль над телом и будто впал в спячку. Изредка я чувствовал, как он смотрит моими глазами, но в дела больше не вмешивался. Словно потратил часть своих сил и теперь восстанавливается.

Встряхнувшись и крепче сжав в руке ручку саквояжа, я зашагал прочь от вокзала. Остальные извозчики выглядели будто близнецы отшитого минуту назад: лощёные, с жадными взглядами и ленивым выражением на лицах. Не повезут они меня дёшево, а тратить полтину на дорогу я не могу себе позволить. У меня этих полтин слишком мало, чтобы вот так разбрасываться. Лучше уж пройдусь пешком.

– Барин, куда надобно?

Ко мне подбежал невзрачный мужичонка в мятом картузе и засеменил рядом.

– Барин, за гривенник свезу, коли в городе. А за два – в усадьбу, ежели недалече. Вон, глядите, Каурка моя, куда хошь домчит.

Он указал на стоявшую в стороне пролётку с запряжённой рыжей кобылой. И экипаж, и лошадь имели крайне «уставший» вид, не собираясь никуда мчаться.

– Вы не сумлевайтесь, барин, довезём в лучшем виде.

– Гривенник?

– Агась, – мужичонка улыбнулся, показав тёмные провалы недостающих зубов.

Идти пешком мне не хотелось.

– Ну, поехали, коли так.

– Давайте саквояжик ваш понесу, – ухватил он мой багаж, – мне тяжести таскать привычно.

Пролётка хоть и выглядела неказистой, была чистой, а сиденья обтянуты толстой кожей. Рыжая Каурка обернулась и посмотрела на меня печальным взглядом.

– Емельян я. – Мужичонка усадил меня, погрузил саквояж и запрыгнул на козлы. – Меня все знают, так что не извольте волноваться, безо всякого обману довезу.

Знал бы он, кого везёт, то волновался бы сам. Сохранившихся у меня остатков родовой магии хватит, чтобы испепелить штук пять таких хитрых Емельянов.

– Куда ехать-то, барин?

– Горская улица, десятый дом.

– Эт вы правильно решили со мной ехать, – усмехнулся мужичонка, щёлкая вожжами. – Ежели пешком, до туда вёрст пять будет. Незачем ножки-то зря бить.

На удивление, старая пролётка шла мягко, не хуже новых экипажей. Так что я откинулся на сиденье и разглядывал город. Выглядела Тула уютно, но до ужаса провинциально. Широкие улицы, аккуратные домики и особняки, утопающие в зелени, двухэтажные официальные учреждения, прогуливающаяся приличная публика, спешащие по своим делам приказчики и мастеровые.

– Скажи, Емельян, а тебя извозчики и городовой не трогают за извоз без «билета»?

– А чего им меня трогать, барин? – Емельян хохотнул. – Городового я на службу каждый день вожу, да подарки на праздники подношу. А «Ванькам» от меня сплошная польза. Коли попадётся вздорная баба какая али скандалить кто начнёт, так я ентого человека за денежку малую свезу. Чтоб, значица, шума меньше и порядка больше.

Я кивнул, удовлетворённый ответом.

– А это, барин, – кивнул Емельян, – чугунный мост на Оружейный остров. Там Государев оружейный завод и находится. Мы мимо него сейчас проедем и по Железному мосту в Заречье двинем.

С интересом я окинул взглядом вход на завод, где у проходной толпились какие-то люди.

– На работу пришли устраиваться, – махнул на них рукой Емельян, – только не каждого берут. Документ требуется, что благонадёжный, да дело знать нужно.

Пролётка миновала остров, прокатилась по Железному мосту и выехала в Заречье. Что сказать: район был далеко не бедный и публика здесь жила обеспеченная. Пока я рассматривал особнячки, мы добрались до нужного адреса.

– Приехали! – Емельян натянул вожжи, останавливаясь напротив двухэтажного дома.

Кинув медную монетку вознице, я подхватил саквояж и спрыгнул на землю.

– Ждать надобно, барин?

Честно говоря, я не был уверен, какой приём ждёт меня за дверями особняка.

– Подожду час, – Емельян правильно истолковал мои сомнения, – ежели не вернётесь, буду не в обиде. Но если понадоблюсь, два гривенника возьму.

Я кивнул и, стараясь выглядеть солидно, пошёл к парадному входу. Медный молоток на двери был начищен до блеска и смотрел на меня суровой львиной мордой.

Тук! Тук! Тук!

С какой-то особой торжественностью дверь распахнулась, и на пороге появился дворецкий. Лысый как колено, в чёрном костюме, с непроницаемым выражением лица.

– Чего изволите?

Сказано это было так, что сразу становилось понятно – таких, как я, здесь не ждут, и мне лучше побыстрее уйти.

– Иван Карлович дома?

Как я ни старался добавить в голос внушительности и уверенности, получилось так себе. Сложно в девятнадцать лет, в потёртой дорожной одежде выглядеть респектабельно. Дворецкий оглядел меня с ног до головы холодным рыбьим взглядом и хмыкнул.

– Иван Карлович не принимает посетителей без предварительной договорённости.

– Передайте, что его спрашивает, – я посмотрел дворецкому в глаза, вспомнив уроки отца, – боярин Скуратов. У меня письмо от его старого друга.

Скепсис на лице дворецкого пропал, он несколько раз моргнул, отступил на шаг и поклонился.

– Прошу прощения, милостивый государь. Иван Карлович в отъезде и будет только послезавтра. Если желаете, я передам ему ваше письмо.

– Нет, не нужно. Я зайду позже, когда он вернётся.

Разочарованный, я сбежал по ступенькам крыльца и не удержался от вздоха. Да что за невезение! Я-то надеялся, что меня примут в этом доме и большинство моих проблем на этом закончится. Теперь же придётся искать жильё и снова ждать.

– Куда теперь, барин? – Емельян развернул пролётку и подъехал ко мне. Лицо у возницы было до крайности довольное.

– Какая здесь самая дешёвая гостиница?

– Почто вам этот гадюшник? – всплеснул он руками. – Лучше уж в доходном доме поселиться: и денег просят не так много, и публика приличная. Хозяева, опять же, люди с пониманием – снимете на месяц, а ежели раньше съедете, так они остаток вернут.

Подумав несколько секунды, я кивнул.

– Годится, раз с пониманием. Вези!

Глава 5
Без романтизьму

Доходный дом, куда привез меня Емельян, и впрямь находился недалеко. По моим прикидкам, я бы пешком дошёл за четверть часа. С единственной оговоркой – если бы знал, куда идти. Но знакомых в этом городе у меня не было, идти, соответственно, было некуда, я до смерти устал и понял вдруг, что ни о чём не мечтаю так, как о том, чтобы снять сапоги и лечь. А пройдоха Емельян оказался единственным, кому я мог условно доверять. По крайней мере, он очевидно не претендовал ни на что, кроме получения от барина лишней копейки.

При словах «доходный дом» воображение нарисовало роскошный фасад, четыре, а то и пять этажей, сверкающие медью дверные ручки и высокие окна.

Но Емельян остановил пролетку возле небольшого приземистого здания: полуподвал, два этажа и мансарда. О роскоши говорить не приходилось, и этот факт меня скорее обрадовал. Не при нынешнем моём материальном положении роскошествовать. Выглядело здание опрятно – видно, что приличные люди живут. Ну, и ладно.

Емельян взбежал на крыльцо первым, постучал в дверь.

Открыло прелестное создание примерно моих лет, в длинном платье, фартуке и с кружевной наколкой на волосах. Каштановые вьющиеся волосы отливали в рыжину. На лице девушки я заметил россыпь крошечных веснушек.

Емельян поклонился.

– Здравствуй, Аглаюшка.

– Здравствуй, дядя Емельян.

Смотрела горничная не на Емельяна, а на меня. Скрыть любопытство даже не пыталась.

– Постояльца вам привёз, – степенно продолжил Емельян. – Хозяева дома ли?

– Дома, где ж им об эту пору быть.

Емельян, похоже, рассчитывал, что его пригласят войти, но девушка это делать определенно не собиралась. Она продолжала с интересом разглядывать меня.

– Проводишь, стало быть, молодого человека? Насчёт квартиры.

– Провожу, отчего же нет. Заблудиться не позволю, – горничная задорно рассмеялась.

– Ну… – Емельян смешался. – Я тогда, стало быть, поеду. За услугу накинете, барин? – повернулся он ко мне.

– Конечно. Как обещал. – Я рассчитался. – Если мне что-то понадобится, где тебя найти?

– Да там же, где встретили, – обрадовался Емельян, – на вокзальной площади. Я, считай, с утра до ночи там. Ежели что, обращайтесь всенепременно!

Он довольно улыбнулся, спрятал деньги и ушёл.

– Идёмте, – сказала Аглая. Двинулась было по коридору и спохватилась. – Ох! А вещи-то ваши?

Я показал саквояж.

– И всё?

– А куда мне больше?

– Н-ну… – Вывод, впрочем, Аглая сделала быстро. Стрельнула в меня глазами. – Без супруги вы?

– Один. Пока.

– Вот как. Супруга, то есть, позже прибудут?

– Вероятно.

– Это как же? – Аглая даже остановилась.

– Ну, если у меня появится супруга, то прибудет. А чтобы супруги прибывали раньше, чем появятся, о таком я не слышал.

– Да вы шутник, – Аглая фыркнула, но, кажется, полученной информацией осталась довольна. Двинулась по коридору дальше. – В первом этаже – хозяйское жилье. А квартиранты у нас живут во втором этаже, в нулевом и мансарде.

– А в нулевом – это в полуподвале?

– Ага. Но хозяйка это слово не любит. Учит, чтобы говорили «в нулевом». Как в заграницах говорят.

Мы подошли к солидной двери из тёмного дерева. Аглая вытащила из кармана фартука ключ. Отперла дверь, распахнула.

– Проходите. Это хозяйский кабинет. Обождите вот тут, – она указала на кресло, обитое тёмно-зелёной кожей.

Кресло, в компании второго такого же, стояло у невысокого столика. На столике лежали журналы, на подносе рядом – графин с водой.

– А как хозяевам доложить-то об вас? Оне сейчас на заднем дворе, там молочница пришла.

– Скуратов Михаил Дмитриевич. Прибыл из города Энска по служебной надобности.

– Поняла.

Аглая улыбнулась, кивнула и выскользнула за дверь. Я сел в кресло, саквояж поставил рядом.

Журнал, лежащий сверху, оказался прошлогодним. Я порылся в стопке, нашел журналы пяти– и семилетней давности. Принялся листать, но не успел перелистнуть и двух страниц.

Дверь скрипнула. В кабинет, воровато оглянувшись, вошёл плешивый низенький мужичок с жидкими усиками. Закрыв за собой дверь, он приосанился. Шагнул ко мне и важно проговорил:

– Викентий Викентьевич Дюдюкин. Хозяин сей скромной обители.

– Очень рад. – Я встал и поклонился. – Михаил Дмитриевич Скуратов.

– Рад, душевно рад, – хозяин потряс мне руку. – Квартирой, стало быть, интересуетесь?

– Да. Мне бы хотелось…

– Рад! Душевно рад, – повторил хозяин.

Смотрел он мимо меня. Взгляд впился в дубовый резной секретер, стоявший позади большого письменного стола.

– Извольте обождать буквально одну секунду!

Викентий Викентьевич снова воровато оглянулся на дверь. После чего резво, как борзая на охоте, рванул к секретеру.

Ключ торчал в замке. Викентий его повернул, открыл дверцу, исчез в дубовых недрах, а через мгновение вынырнул. В руке он держал графин с тёмно-красной жидкостью. Поднял его над головой гордо, как олимпиец завоёванный кубок. Отрекомендовал:

– Вишнёвая! Собственного, так сказать, производства. Кухарка наша делает. Изумительная вещь!

Викентий подскочил к столику, у которого сидел я, схватил стаканы, которые стояли возле графина с водой, и в мгновение ока наполнил.

– Ну, как говорится, милости прошу к нашему шалашу!

Викентий сунул мне в руки стакан. Не дожидаясь ответа, тюкнул по нему своим. На то чтобы опрокинуть в себя содержимое, у Викентия ушла едва ли секунда. После чего он немедленно наполнил стакан вновь.

– Ну что же вы? – укоризненно посмотрел на меня. – Неужто хотите хозяина обидеть? А выглядите таким романтическим молодым человеком! Прямо как в прежние времена.

– Ни в коем случае не хочу вас обидеть.

К романтическим молодым людям я себя не относил, но у хозяина было, видимо, собственное представление о романтике.

Я пригубил содержимое. Выдохнул. Настойка оказалась крепкой.

– Изумительная вещь! – Викентий торжествующе смотрел на меня. – Ро-ман-ти-чес-кая!

– О, да. Вашей кухарке надо отдать должное.

– Золотые руки! Воистину, золотые. – Глаза Викентия ласково затуманились. Но мечтал он недолго. Снова поднял стакан. – Ну, как говорится, за романтизьм!

И немедленно выпил. Выпиваю ли я, в этот раз он уже не следил, поэтому пить я не стал. Интуиция подсказывала, что трезвый рассудок ещё пригодится.

«Интуиция – чушь, – азартно объявил Захребетник. – А настойка недурна!»

Эге, приятель. Вот сейчас интересно стало: это ты меня искушаешь или самому охота порадоваться вместе с Викентием? Впрочем, неважно. Как бы ни было – обойдёшься. Своему телу и разуму хозяин, слава богу, я.

Мне показалось, что при этой мысли Захребетник ухмыльнулся. Но спорить со мной не стал.

– Освежим, – сказал Викентий, осушив стакан и поставив его на столик.

Капнул настойки в мой стакан и принялся заново наполнять свой.

Теперь он уже не спешил. Движения стали плавными, лицо обрело счастливое и благостное выражение. За тем, как льётся в хрустальный стакан тёмно-красная жидкость, Викентий следил так, как искушенный любитель музыки мог бы слушать концерт. Поднял стакан и посмотрел на меня. Сфокусировать взгляд ему удалось не сразу.

– Э-э-э, – глубокомысленно сказал Викентий.

– Скуратов, – изо всех стараясь удержаться от смеха, напомнил я. – Михаил Дмитриевич.

– Я помню, – оскорбился Викентий. – Я все помню прекраснейшим образом, уважаемый Дмитрий Михайлович! Вы, стало быть, интересуетесь по вопросу настройки фортепияно? Моя супруга недавно приобрела по случаю великолепнейший инструмент. И теперь, изволите ли видеть…

– Не совсем.

Глаза Викентия неудержимо разъезжались в разные стороны от переносицы. Он их старательно собирал обратно. Глядя на это, сохранять серьёзный вид становилось всё труднее, но я держался.

– Я интересуюсь проживанием в вашем доме.

– Ах, ну конечно! – Викентий всплеснул руками. – Конечно же, дорогой мой Михаил Скуратович! Проживанием. В доме. Н-да… Всего лишь. Никакого романтизьму…

Он глубоко задумался. Но посмотрел на стакан и быстро нашёл способ прогнать печаль.

– Ваше здоровье, дражайший Скурата Малютович!

– Будьте здоровы.

Мы чокнулись. Викентий приложился к стакану. Меня ситуация забавляла всё больше.

– В вашем доме, – уточнил я, дождавшись, пока Викентий выпьет. – Я планирую жить в вашем доме. Если вы не возражаете, конечно.

– В моём? – озадачился Викентий. После чего расцвёл и снова всплеснул руками. – Так живите! Живите на здоровье, любезный Малюта Скуратович! У нас тут, изволите ли видеть, по-простому. В первом этаже обитаем мы с супругой. Во втором половину этажа занимает господин Гарин, изобретатель. Не доводилось слышать?

– Нет.

– Он пока не очень известен, увы… Вторая половина этажа – комнаты. И в мансарде тоже.

– А свободные-то есть?

– Что?

– Комнаты.

– Где? – Глаза Викентия снова разъехались.

– В вашем доме. Свободные комнаты. Есть?

– Конечно, есть! – возмутился Викентий. – Для такого дорогого гостя – как не быть? Вот, к примеру, совершенно свободна комната в мансарде. Она, впрочем, почти всегда свободна… – он опять задумался.

– Почему?

– Так, никто не живёт, вот и свободна! – Викентий расхохотался с видом чрезвычайно остроумно пошутившего человека.

– Отлично. И сколько стоит эта комната?

– Для вас, драгоценный Скурата Матвеевич? – Викентий, как мне показалось, обиделся. – Бесплатно, конечно же! Для такого романтического молодого человека – совершенно бесплатно! Живите в свое удовольствие, сколько вам угодно. А ежели комната не понравится, всегда можно сменить на другую.

– На какую? Я так понял, что остальные заняты.

– Н-ну… – Викентий обвёл затуманенным взором кабинет. – Да живите хоть здесь! Взгляните только, какая красота! – Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и любовно посмотрел на графин. – Для дорогого гостя ничего не жалко. Ежели ради романтизьму…

– А супруга ваша возражать не будет? Вы ведь сказали, что первый этаж – это ваши апартаменты.

– Супруга? – обиделся Викентий. – Да разве же она станет мужу возражать? Единственному, богом данному? Это где ж такое видано вообще, чтобы жена возражала? – Он подумал и стукнул кулаком по столу. – Ибо сказано: во всем покоряться мужу; а что муж накажет, с любовью и страхом внимать и исполнять по его наставлению! Как прикажу, так и будет! В моём доме только так. Хотя в других домах, я слыхал, иначе. Взяли, понимаешь, моду… А всё почему? Да потому что романтизьму – нету! – Он снова стукнул по столу кулаком. – А моя супруга руки мне целовать готова. Кротка, аки лань! Супруга моя, ежели хотите знать…

– Ты как сюда пробрался, прохвост⁈ – прогремело от двери.

В кабинет вплыла дородная дама в пышном платье, с высокой прической и с веером наперевес. Веер она нацелила на Викентия.

– Курочка моя!

Викентий вскочил. На ногах он держался не очень твёрдо, но тем не менее ухитрился одним прыжком переместиться так, чтобы загородить собой графин.

– А я тут, изволишь ли видеть, приветствую дорогого гостя! Знакомься, моя драгоценная: это Матвей Митрофанович! Прибыл настраивать инструмент. Матвей Митрофанович, знакомьтесь: супруга моя, Агриппина Аркадьевна!

– Какой еще инструмент?

Агриппина Аркадьевна повела носом. Алкогольные пары, несомненно, учуяла и побагровела.

– Ах, ты… – начала она.

– Рад знакомству, Агриппина Аркадьевна, – вмешался я. Встал и учтиво наклонил голову.

Агриппина повернулась ко мне. Викентий сумел воспользоваться моментом. Он ловко, будто клоун в цирке, проскользнул под рукой супруги и опрометью бросился к двери.

Агриппина попыталась ухватить его за край старомодного длиннополого сюртука – перешедшего, видимо, из разряда одежды для присутствия в разряд домашней, – но не преуспела. Раздраженно фыркнула и повернулась ко мне.

Перевела взгляд на столик. Увидела мой стакан, из которого я едва отхлебнул. Графин с настойкой и стакан, из которого пил Викентий, волшебным образом исчезли вместе с ним.

Агриппина сдвинула брови и прошагала к секретеру. Отперла, заглянула в недра. И разразилась такой затейливой руганью, что Захребетник во мне заслушался. «Прохвост», «шельма» и «мерзавец» – это было самое мягкое из того, что прозвучало.

«Кротка, аки лань», – вспомнил я характеристику, данную Викентием супруге. Н-да, вот уж точно. На всякий случай приготовился к тому, что буря заденет и меня, но Агриппина Аркадьевна оказалась профессионалом своего дела. Окинула меня взглядом с головы до ног и, очевидно, в мгновение ока считала всю биографию. Милостиво улыбнулась.

– Будем знакомы.

Я вежливо поклонился.

– Здравствуйте. Ваш супруг немного ошибся, меня зовут Михаил Дмитриевич Скуратов. И я, увы, не настройщик фортепияно. Я, видите ли…

Агриппина кивнула:

– Да, Глаша мне доложила. Вас интересует комната. Поздравляю, вам исключительно повезло! Буквально на днях освободилось чудесное помещение в мансарде. Изволите осмотреть?

Я изволил. Агриппина, покачивая юбками, поплыла к дверям. Мы поднялись по лестнице в мансарду.

Потолка я мог без труда коснуться рукой, но в коридоре с выходившими в него с одной стороны наклонными окнами, а с другой – дверями, было чисто. Дверные ручки сверкают, посреди коридора постелена дорожка.

Двери уходили налево и направо от лестницы, мы с Агриппиной пошли направо. Она остановилась возле предпоследней двери, выбрала на внушительной связке нужный ключ и отперла.

– Вот. Прошу вас.

Металлическая кровать, украшенная блестящими шарами и кружевной накидкой на взбитых подушках. Напротив кровати – комод и умывальник, у окна – письменный стол и кресло.

– Освещение, изволите видеть, электрическое. – Агриппина гордо щёлкнула выключателем, под потолком загорелась двухрожковая люстра. – Но ежели вам книжку читать, письма писать или другое чего, то керосиновая лампа тоже имеется. Отопление у нас центральное, как холодать начнёт, так прикажу дворнику котёл в подвале затопить. Отхожее место – возле чёрной лестницы, как обратно пойдём, покажу. Воды в умывальник натаскать – опять же, к дворнику. Комната тёплая, с окон не дует. И вид прекрасный! Полюбуйтесь, прошу.

Я подошёл к окну. Оно выходило на улицу. А окна коридора, получается, выходят на задний двор. И чёрная лестница недалеко от моей двери.

Это хорошо. Пока не знаю, зачем, но интуиция подсказывает – может пригодиться. Захребетник был со мной согласен.

– Ежели угодно, мы предоставляем пансион, – продолжала расхваливать квартиру Агриппина. – Можно только завтрак, можно ещё и ужин. Кухарка у нас очень хорошая, прежде в Ипатьевской ресторации работала.

– Спасибо. А сколько стоит комната?

– Двенадцать рублей в месяц прошу. Тепло, чисто. Вид из окна, опять же…

Из окна не было видно ничего, кроме узкой улочки, по которой медленно тащился извозчик. Напротив стоял длинный трёхэтажный дом, полностью загораживающий обзор. Но, честно говоря, я в принципе не имел представления, сколько стоит проживание в подобном месте. До сих пор не было повода об этом задумываться.

Агриппина расценила смятение на моём лице по-своему.

– Хотя, конечно, хорошему человеку и уступить немного можно, – немедленно сказала она. – Ежели желаете, за двенадцать рублей в месяц будет вам жилье с завтраком.

– Давайте ещё и с ужином, – предложил я.

– Давайте! – Агриппина расцвела.

Как-то она слишком быстро согласилась. Где-то тут, кажется, подвох. И Викентий проговорился, что эта комната всегда свободна…Захребетник был со мной солидарен, его поведение Агриппины тоже насторожило.

«Не соглашайся сразу! Сначала осмотрись как следует!»

Осмотрись, угу. Знать бы ещё, на что нужно обращать внимание. Сроду на съёмных квартирах не жил…

Я открыл и закрыл окно. Повыдвигал ящики комода. Открутил кран умывальника, пощёлкал электрическим выключателем. Труба отопления, проходящая под окном, была холодной, но Агриппина обещала затопить, когда понадобится. В общем, на первый взгляд всё как будто в порядке.

– Не извольте сомневаться, – улыбнулась Агриппина. – У нас без обману! Только будьте любезны задаток оставить. Как у людей, за месяц вперёд.

Рассчитавшись с Агриппиной и дождавшись её ухода, я проверил оставшуюся наличность. Мягко говоря, негусто, поскорей бы уже на службу устроиться. А надо ведь ещё сходить в лавку, купить зубной порошок, бритву и прочие мелочи. Саквояж-то у меня почти пустой, а всё, что в нём лежит, – не моё, дядюшка снабдил по доброте душевной… Я почувствовал, как подступает грусть, и сердито встряхнул головой. Не на того напали, мрази! Я – боярин Скуратов. Рано или поздно не вы меня, а я вас найду. И тогда те из вас, кто по какому-то недоразумению ещё живы, мертвецам позавидуют.

«Вот это верно, – одобрил Захребетник, – вот это по-нашему!»

* * *

Как пройти в лавку, мне рассказала Агриппина. Посоветовала идти не в ближнюю, а в ту, что подальше, – там и выбор больше, и хозяин торгуется охотнее. Идти было прилично, с полчаса. Я оглядывался по сторонам, запоминал приметные здания. Одному господу ведомо, сколько мне по этому городу ходить. Чем раньше начну ориентироваться, тем лучше.

Остановившись у зеркальной витрины, я вдруг заметил в отражении, как из-за угла дома напротив высунулся какой-то оборванец. Увидев, что я смотрю на витрину, тут же исчез.

Сердце застучало быстрее. Я пошёл по улице дальше. Наклонился – якобы зашнуровать ботинок, – и бросил взгляд назад. Оборванец шёл за мной. В этом не оставалось уже никаких сомнений.

Выследили⁈ Но как? Я был уверен, что после драки в поезде меня не преследовали. Просто потому, что некому было это делать. В покое меня не оставят, это ясно, но не могли ведь так быстро отыскать? Я всего два часа как с поезда сошёл.

«Вот именно, – ухмыльнулся Захребетник. – От вокзала тебя и пасут. Решили, видимо, что лёгкая добыча».

– Добыча? О чём ты?

«Я о ворах, Миш. Персонаж, который за тобой топает, вряд ли собирается спросить, как пройти в библиотеку. Ждёт, пока ты свернёшь в безлюдный переулок. И его товарищ, который идёт по другой стороне улицы, тоже… Да не верти ты головой! Не порть эффект. Я хочу преподнести ребятам сюрприз».

– Такой же, как в поезде?

«Ну да. А тебя что-то смущает?»

– То, что мне в этом городе жить! Есть вероятность, что не один день и даже не месяц. Начинать с убийства как-то не очень хочется.

Захребетник вздохнул.

«Ох уж эти обывательские предрассудки… Так, внимание! Второй мерзавец куда-то исчез. Значит, сейчас, когда ты свернёшь в переулок, окажется впереди тебя. А первый перекроет дорогу сзади».

Он как в воду глядел. Едва я завернул в переулок, тесный и замусоренный, как из-за дома впереди вышел ещё один оборванец. Ухмыльнулся, показав гнилые зубы, и попёр на меня. Издевательски ощерился:

– Подайте милостыню, ваше благородие!

– По вторникам не подаю, – процедил я. – Пошёл вон!

Оборванец покачал головой.

– Ай-яй-яй! Такой молодой, а такой невежливый! – И вдруг выхватил из рукава нож. – А ну, выворачивай карманы! Братишка, помоги барину!

Сзади ко мне подкрался второй оборванец. Предполагалось, очевидно, что я его приближения не замечу. Да и в целом, как верно сказал Захребетник, воры посчитали меня лёгкой добычей… Ну-ну.

Я, не оборачиваясь, резко и сильно ударил локтем назад – за секунду до того, как второй оборванец схватил меня за руки. Куда бью, не смотрел, но знал, что угодил в солнечное сплетение. Оборванец согнулся пополам. А я ударил первого – ногой в живот. Этот тоже согнулся. Я бросился на него, выкрутил руку и заставил выронить нож.

Тут же резко пригнулся и ушёл в сторону. Не позволил тому, кто был за спиной, достать меня. Нож, который должен был воткнуться мне под лопатку, прошёл мимо, а сам оборванец из-за инерции броска оступился и потерял равновесие. Я сильно ударил его сбоку по челюсти. Оборванец полетел с ног и больше не шевелился. Я, похоже, отправил его в нокаут.