Текст книги "Тихая война"

Автор книги: Миклош Сабо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Таким образом, ЦРУ и тут потерпело поражение. Следует заметить, что это был первый случай, когда в одинаковой степени с точки зрения как дипломатии, так и политики революционное рабоче-крестьянское правительство представило в «комитет пяти» неопровержимые доказательства, поставив одновременно под сомнение методы и способы деятельности комитета.

В идеологической войне, которую ведут против стран социалистического лагеря империалисты, этот небольшой эпизод (наряду с крахом сторонников МОНа) был второй по величине победой наших разведывательных органов.

ОРГАНИЗАЦИЯ ВРАГАМИ НОВОГО НАПАДЕНИЯ

Многие из читателей, возможно, полагают, что жизнь разведчика – это сплошные кулачные бои с использованием приемов каратэ, перестрелки из пистолетов и, разумеется, в конце концов победа.

В своей работе я в основном опирался на память, способность мыслить логически и на приобретенный ранее опыт.

Мне часто требовалось остаться в одиночестве, чтобы спокойно обдумать ход событий, проанализировать, как в подобном положении поступил бы противник. Помощь я получал из Венгрии в виде ценной информации и указаний, без чего невозможно было бы добиться каких-либо результатов в то время, как западный мир и его органы разведки и контрразведки располагали всем необходимым для работы.

Еще в начале года в Австрию приехал Ференц Видович, главный наместник области Шомодь в первые послевоенные годы. Кеваго поручил мне опекать Видовича, и возникшая между нами вопреки имевшимся разногласиям «дружба» закрепилась на долгие годы, что было для меня очень важно.

На мой взгляд, Видович был интересным человеком, за которым нужно было наблюдать. Частично хотя бы потому, что еще в тридцатые годы он был личным секретарем у Тибора Экхарда, тогдашнего руководителя партии мелких сельских хозяев. С первых шагов его деятельности в эмиграции он вызывал у меня подозрения.

Экхард давно был агентом ЦРУ и в своей шпионской деятельности опирался на генерала Белу Лендьела, о чем было известно нашим органам. После контрреволюционного мятежа он возглавил в Австрии филиал ЦРУ, с беспардонностью окрестив его «обществом первой помощи для Венгрии».

Таким образом, в Вене начало действовать «благотворительное общество» Экхарда – Лендьела. Вскоре после приезда Видович явился к своему бывшему хозяину. Вот тогда-то американские органы и начали оплачивать силы политической и военной эмиграции.

Главной фигурой в военной эмиграции и стал Видович, вокруг которого начала сплачиваться «гвардия «Немзетера». С помощью Экхарда в Инсбруке была проведена встреча «руководящего состава», на которой почти вся полнота власти перешла в его руки. В этом качестве Видович принимал участие в работе дочерней организации «Союза венгерских борцов» в Австрии под названием «Боевой союз святого Ласло», на сборище которого в Зальцбурге он выступал партнером Андраша Зако. Военная эмиграция почти полностью сплотилась к этому времени, и Видович начал играть в ее деятельности главную роль.

За его спиной стоял Экхард, а за ним – ЦРУ. Само собой разумеется, руководство Центра интересовало, что они готовят.

Пример МОНа призывал к бдительности. Там, где зашевелилась военная эмиграция, за спиной которой действовали секретные службы США, следовало ожидать новой провокационной акции против социалистических стран.

Я получил указание Центра узнать о намерениях противника. Мне порекомендовали взять в помощники эмигранта Шандора Кескенеша, кальманчийца из области Шомодь. Его жена и трое детей, которых он очень любил, остались на родине. Центр посоветовал мне обратить на Кескенеша особое внимание, чтобы использовать его для выполнения важного задания.

Организовать встречи с Кескенешем не составило особого труда. После нескольких бесед с ним я подошел к сути дела:

– Послушайте, Кескенеш, у вас дома осталась семья, а вы приехали сюда. Вы, видимо, не все как следует продумали, верно?

– Точно так, – кивнул он. – Поэтому я и решался обратиться за помощью к вам, господин Сабо.

– Говорите откровенно. Работу я вам достану. Жить будете лучше, чем до этого, но разбогатеть на ней вам не удастся. Да вы, я полагаю, не для того уехали из родного села.

– Нет, конечно. Я хочу заработать денег, чтобы послать их домой.

– Послать домой? – удивился я. – Другие привозят сюда свои семьи.

– Ах, оставьте, господин Сабо! – воскликнул он. – Зачем я буду подвергать риску жену и детишек? Я ведь не какой-нибудь безответственный негодяй!

– Выходит, когда вы здесь подзаработаете, то вернетесь домой?

– Может, вам и не понравится мой ответ, но я скажу откровенно: да, вернусь!

– Видите ли, Кескенеш, в таком случае я действительно должен предупредить об этом органы, занимающиеся оказанием помощи, тем более что политическим эмигрантом вы не являетесь.

Он вздрогнул, поняв, что своей откровенностью навлек на себя беду.

– Вы ведь не сделаете этого? – с опаской спросил он.

– Возможно… – уклончиво ответил я. – У меня есть одно предложение.

– Предложение? – удивился он.

– Вы были со мной откровенны, буду откровенен и я. Вы, видимо, слышали о некоем Видовиче?

– Как же не слышать? В свое время он был наместником в нашей области.

– Сейчас он живет здесь, но работает против революционной эмиграции. Он дружит с людьми, которых мы называем фашистами. Мы боремся за буржуазную демократию, а он хочет вернуть на трон короля.

– Вернуть Отто?

– Да.

Кескенеш задумался, а потом спросил:

– Так какое же у вас ко мне предложение?

– Я вас сведу, как земляков, с Видовичем. Возможно, он станет доверять вам. Я бы хотел знать, с кем он встречается, чем занимается…

– Если я это сделаю, вам будет хорошо, а мне?

– А я со своей стороны порекомендую «комитету по делам эмигрантов при ООН» оказать вам персональную помощь. Вы получите пятьдесят тысяч шиллингов и сможете работать, например, автослесарем.

– Согласен, – быстро ответил он. – Что касается меня, то я тоже не люблю фашистов, а если еще мне от этого польза будет, то…

На следующий день я, чтобы на всякий случай обезопасить себя, сообщил о нашем разговоре Анне Кетли.

– А зачем вы мне об этом рассказываете? – Она с любопытством посмотрела на меня.

– Вы же знаете, что я не привык действовать самовольно. Мне нужно ваше согласие.

– Из-за боязни ответственности?

– Скорее по моральным соображениям.

Она так долго молчала, что я даже подумал, уж не задремала ли она. Наконец Кетли ответила:

– Все те, кто сражается на два фронта: дома – против коммунистов, а в эмиграции – против правых, в определенных случаях должны забывать о брезгливости. Вы правильно поступили, только держите в курсе событий и меня…

Таким образом, я привлек к помощи и социалистов. Что бы ни случилось, министром внутренних дел Австрии был социалист. Следовательно, я получил надежное прикрытие.

Спустя несколько недель после моего разговора с Кескенешем он вдруг явился ко мне на квартиру сильно встревоженный.

– Как хорошо, что вы разбираетесь в ситуации, господин Сабо! Как хорошо!

– Рассказывайте, что случилось?

– Вы наверняка знаете пожилого военного с резкими чертами лица?..

Сначала я не понял, о ком идет речь.

– Коренастый такой, с большими усами, – продолжал Кескенеш. – Похож на кулака, хотя и был когда-то полковником.

– Деметер! – вырвалось у меня.

– Словом, вы его знаете.

– Рассказывайте, рассказывайте!

– Видович повез меня к нему. Он живет в Медлинге.

– На улице Гольдене стиге?

– В доме номер 7. Это вам тоже известно!

– Деметера я… знаю немного. А о том, что он поддерживает связь с Видовичем, я не имел ни малейшего представления.

– Так вот, дядюшка Фери – настоящий командир! И знаете, господин Сабо, чего они хотят? Чтобы я вернулся на родину и шпионил там!

– Невероятно! Вы? Без соответствующей подготовки? Как вы справитесь с этим?

– А они обещают меня подготовить. Сначала в Медлинге, а затем в Марокко, где у них есть специальный лагерь.

Я был ошарашен, но ответил так, как и надо было ответить в подобной ситуации:

– В конце концов, это патриотическое задание!

– Но только не для отца троих детей! – Он замолчал и, немного подумав, сказал: – Вы послали меня к дядюшке Фери, так как считали, что он поддерживает связь с подозрительными людьми, а теперь называете самое настоящее свинство патриотическим заданием.

Здоровая крестьянская логика помогла Кескенешу уловить противоречие в моих словах.

– Видите ли, Кескенеш, это задание на самом деле может стать патриотическим, если выполнять его будет патриот…

– Но ведь они делают это за деньги! И живут один лучше другого! – перебил он меня.

– Вот почему я и беспокоился! Вы же лишний раз подтвердили, что для моего беспокойства есть основания. На родине осудили очень многих людей за шпионаж в то время, как те, кто посылает их на это, наживаются и богатеют…

От Кескенеша я получил очень важную информацию, но выяснил пока не все, что мене было нужно.

– А кроме этого чего еще они требуют?

– А кроме этого, господин Сабо, я должен буду шпионить за частями Советской Армии и выяснять, где они располагаются, какова их численность, чем вооружены, наименование частей. Выходит, я должен расспрашивать русских солдат? Если же я не соглашусь делать это, то меня опять поместят в лагерь, где я снова стану влачить жалкое существование. Требовать такое от меня я считаю настоящим свинством!

Разволновавшись, он говорил без остановки, а когда немного поостыл, спросил:

– Что вы теперь со мной сделаете? Сочтете коммунистом? Донесете на меня? Но вы же самой меня туда послали!

– Я даже рад, что послал вас туда. И благодарю за помощь. Ваше волнение мне понятно. То, что вы там увидели, я и сам считаю грязным делом. Никому об этом не рассказывайте, иначе вас действительно начнут преследовать. Если же вы откажетесь, они бог знает что могут сделать с вами. Нужно просто молчать.

– А как же с персональной помощью?

– Я вам обещал, и вы ее получите.

Таким образом, в моих руках оказались данные, компрометирующие полковника Деметера. Сначала он сошелся с Такачем, позже вместе с Миклоди, резидентом генерала Гелена, они создали общую базу, имеют в Марокко лагерь по подготовке шпионов и диверсантов. Через руки Видовича проходят деньги Экхарда, иначе говоря, деньги ЦРУ. Сам же Деметер – агент Белы Кирая, который в свою очередь является резидентом ЦРУ. Итак, круг замкнулся.

С момента подавления контрреволюционного мятежа прошло полгода. За это время нам удалось помешать осуществлению МОН. Однако статья, опубликованная в газете «Вашингтон пост» от 31 мая 1957 года, невольно призывала меня к бдительности. В статье содержалось требование о выводе советских войск из Венгрии. Если же войска выведены не будут, следует готовиться к новому восстанию. Необходимо было обратить внимание на новый «штаб» очередного контрреволюционного очага.

Я получил указание из Центра настроить определенные круги эмигрантов против Видовича. Это задание было достаточно серьезным. Я долго думал, как лучше выполнить его, вспоминал все, что я знал о Видовиче.

Мне были известны случаи, когда и «святых» низвергали с небес, но происходило это только тогда, когда какой-нибудь деятель сильно надоедал или становилось известно, что он так же порочен, как и те, кто ему поклонялся. Однако я не помню случая, чтобы кумира сбрасывали с пьедестала в самом расцвете сил.

Видович охотно выступал в роли святого мученика. Позже, оказавшись в Америке, он основательно подорвал свою репутацию.

Для более точной характеристики неплохо заглянуть немного вперед. Эмигрантская газета «Аз ембер» (типичная буржуазная газета антисоциалистического толка), выходящая в Нью-Йорке, в номере от 16 августа 1958 года писала:

«Сразу же по приезде в Америку Видович стал надеждой нилашистского общества, занимая высшие посты среди венгерских эмигрантов, распоряжаясь огромными суммами денег, поступающими из неизвестных источников; он был включен в состав «Венгерского революционного совета», который в тот период являлся продолжением «Венгерского национального комитета», и ежемесячно получал от него по пятьсот долларов…

Видович уже дважды фигурировал на страницах нашей газеты. В первый раз – когда он проявил беспримерный цинизм, с которым намеревался «протащить» в американский образ жизни нацистские методы, и во второй раз – когда он начал избивать в своем кабинете некоего Вильмоша Бондора, настоящего борца за свободу.

…И теперь мы в третий раз вынуждены заниматься Ференцем Видовичем.

…Мы должны потребовать, чтобы «Свободная Европа» и ее руководители немедленно прекратили всякие отношения с Ференцем Видовичем!

Мы требуем от властей США, чтобы против Видовича было начато следствие на основании выявленных данных!..»

Но все это произошло уже в 1958 году, а весной 1957 года до Видовича, казалось, и дотронуться было невозможно.

И наконец, не знаю после скольких попыток, мне удалось собрать значительный компрометирующий материал и я все-таки отыскал его уязвимое место.

Семья Видовича – жена и дети – осталась в Венгрии. Сам же он готовился к поездке в Америку.

Было сделано все для того, чтобы семья Видовича бежала на Запад. Со всей ответственностью могу заявить, что помешали этому отнюдь не венгерские органы безопасности, хотя они и знали об этом, а сам Видович. Прежде всего тем, что разболтал об этом, хотя следовало бы молчать, и в довершение всего поручил проведение этой акции отъявленному негодяю, шпиону и контрабандисту Гецу, о котором я уже упоминал ранее. Как я уже говорил, Гец жил у Ауреля Абрани. Я знал, что многие, в том числе и сам Абрани, пытались отговорить Видовича от использования услуг Геца, но сделать это им не удалось.

Когда же Видович поведал мне о том, что произошло с его семьей, я ответил:

– В случившемся ты можешь винить только самого себя.

Он с изумлением посмотрел на меня, удивленный моими словами. Ведь никто, кроме меня, не решался сказать ему правду.

– Ты с ума сошел! – выдавил он наконец.

– Нужно уметь смотреть фактам в глаза. Ты доверил близких и дорогих тебе людей человеку, с которым никто старается не иметь дела.

– Гец – специалист по такого рода проблемам…

– Однако это не мешает ему оставаться негодяем.

– Как тебя понимать?

По тону его голоса я понял, что нервы его уже на пределе и мне следует быть особенно внимательным и не заходить слишком далеко.

– Во-первых, слишком много велось разговоров; во-вторых, Гец получил деньги вперед и потому потерял всякий интерес к выполнению задачи, и в-третьих, ты вообще работаешь с ненадежными людьми…

– Еще что-нибудь?

– В-четвертых, возможно, Гец выполняет две обязанности.

– В каком смысле?

– В прямом. У тебя взял деньги и у КГБ – тоже. Что ж, семья Ференца Видовича вполне стоит нескольких десятков тысяч форинтов.

Он долго думал. Морщины глубже обозначились на его худом лице, взгляд сделался мрачнее.

Я волновался, понимая, что либо достигну цели, либо восстановлю против себя Видовича и всю его банду. Я понимал, что рано или поздно драка все равно состоится, но пока начинать ее было еще рано.

– Это серьезное обвинение! – проговорил он после долгого молчания.

– Это только предположение, но из четырех возможностей одна может быть верной.

Он снова задумался.

– Но доказательств-то нет!

– Никаких. Однако факт остается фактом – семью твою до границы вели люди Геца, где их и схватили.

– А как бы ты поступил на моем месте?

– Советы давать легко, тем более что за них не нужно платить.

– И все же?

– Надо смотреть правде в глаза. Если я не в состоянии оказать помощь собственной семье, то я бы постарался узнать правду, а для этого обратился бы в полицию.

После этого разговора Видович, видимо посоветовавшись с кем-то, подал на Геца заявление в центральную полицию. В ходе расследования, вернее говоря, во время домашнего обыска у Геца был обнаружен 32-ламповый радиопередатчик, игравший в период мятежа немаловажную роль, а также ряд шпионских донесении.

После этого на Видовича со всех сторон посыпались удары. Он был сильно скомпрометирован, и после нескольких месяцев проволочки его, несмотря на влиятельных покровителей, с большим трудом пустили в Америку.

Образно говоря, мне одним ударом удалось убить сразу двух мух.

БОЛЬШИЕ И МАЛЕНЬКИЕ ШАКАЛЫ

Важным качеством нашей разведки было то, что она не преследовала агрессивных целей. Не было проведено ни одной акции, направленной на свержение какой-либо власти или режима. Основная ее цель сводилась к разоблачению шпионско-диверсионной деятельности, направленной против Венгрии.

Руководители нашей службы, проанализировав сложившуюся ситуацию, решили, что в отношении политической эмиграции вполне можно применить метод, который всегда давал хорошие результаты – разобщение эмигрантских кругов. Известно, что лучше иметь дело с двумя или даже несколькими грызущимися между собой группами эмигрантов, чем с одной объединенной. Руководствуясь этим, я и готовился к встрече с Белой Кираем на конференции «борцов за свободу» в Вене, задавшись целью подорвать доверие собравшихся к генералу, уменьшить число его сторонников, создав тем самым условия для сколачивания вокруг бывшего хортистского генерала Лайоша Дальноки нового союза «борцов за свободу».

В банкетный зал ресторана в Рихтергассе с видом героя важно вошел одетый в дорогой гражданский костюм Бела Кирай. Когда он увидел меня, ресницы его дрогнули. Он знал, что я отрицательно отношусь к нему, причиной чего было его поведение на конференции в Страсбурге, а также его безответственная деятельность в деле подготовки МОН.

Кирай не мог понять, зачем я сюда явился. На какое-то мгновение он сначала сник, но, увидев своих приверженцев, взял себя в руки.

В своей пространной речи он остановился на положении в «Союзе венгерских борцов за свободу» и национальной гвардии, подчеркнув при этом ту огромную роль, которую они играли в западном мире.

О самом себе он прямо не говорил, но из сказанного им всем и так стало ясно, что это именно он «шел по пути Кошута». В заключение Кирай во всеуслышание заявил, что его организация является полностью независимой организацией, а затем пригласил выступить желающих.

Когда же я первым попросил слова, он был буквально ошарашен этим. Затем по лицу его пробежала гримаса, но не дать мне слова он не мог.

– Господа! – начал я свою речь, заранее обдумав все детали. – Мы с вами только что выслушали выступление генерала Белы Кирая, председателя «Союза венгерских борцов за свободу». И вот теперь я, как представитель «Венгерского революционного совета» в Австрии, как вице-президент этого совета, хочу спросить его, разделяет ли он платформу «Революционного совета» или не разделяет?

– Я отклоняю этот вопрос! – выкрикнул Кирай.

– Однако не вы ли, господин генерал, лично уверяли в Нью-Йорке нашего генерального секретаря в том, что рассматриваете организацию «Союз венгерских борцов за свободу» как часть «Венгерского революционного совета»?! То же самое вы повторили и в Вене в присутствии Анны Кетли. Но одновременно с этим вы дали обещание Тибору Экхарду и «Венгерскому национальному комитету». Здесь же вы только что говорили о какой-то независимости. Так где же правда?

Высказав это, я подумал, что сейчас приверженцы Кирая разорвут меня на части. Мои сотрудники сгрудились вокруг меня, чтобы мы могли обороняться вместе, если в этом возникнет необходимость.

– Это провокация! – выкрикнул генерал, покраснев как рак. – Оставь этот зал! Немедленно покинь его!..

Бедный Бела Кирай! Он даже не предполагал, что это – всего лишь начало. Когда же атмосфера в зале настолько накалилась, что с минуты на минуту могла начаться драка, со своего места поднялся высокий широкоплечий мужчина, с явно военной выправкой. Это был Имре Ниради, бывший летчик, старший лейтенант.

– Я со своей стороны хочу задать вопрос господину генералу… На каком основании вы выступаете против того, чтобы авиация принимала участие в боях на стороне национальной гвардии? В наших руках находятся сто двадцать пять самолетов, экипажи которых готовы к боевым действиям. Почему вы не хотите этого?

– Это было бы глупо! – бросил Кирай, с трудом сдерживая себя. Он вовсе не рассчитывал ни на какие нападки. От него не ускользнуло, что даже его люди, услышав этот вопрос, невольно задумались.

А вопросы следовали один за другим. Слово взял художник-график Дьердь Сенник. Голос у него был таким, что в зале все мгновенно притихли.

– Господин генерал! Правда ли, что при правлении Хорти вы женились на дочери Гембаша? И правда ли, что сразу же после войны вы развелись с ней и вступили в коммунистическую партию? И уж не от Ракоши ли вы получили чин генерала? И соответствует ли истине слух о том, что вы, господин генерал, слонялись по улицам Вены, когда ваши сторонники ждали вас в ставке, находившейся в Надьковачском лесу?

Сам Дьердь Сенник после освобождения страны был осужден народным судом за рисунки, направленные против народа, так что никто из присутствующих в зале не мог теперь обвинить художника в том, что он является «коммунистическим агентом». И меньше всего сам Бела Кирай.

– Я никогда никого не бросал в беде, – побледнев, негромко проговорил Бела Кирай.

– Знаете ли вы меня, господин генерал? – спросил затем Геза Банкути. – Я был участником боев на площади Сены. В феврале от вашего имени в Будапешт прибыл Реннер. Сейчас я как перекати-поле мотаюсь по белу свету. Я писал вам, но вы не изволили ответить ни на одно мое письмо. Осмелитесь ли вы повторить, что вы никого никогда не оставляли в беде?

Присутствующий при этом Видович взял меня под руку.

– Этот скандал только повредит нашему общему делу, – негромко сказал он.

Я, разумеется, был согласен с ним, тем более что уже достиг цели, которую поставил перед собой…

Слух о происшедшем скандале быстро распространился среди эмигрантов. В значительной степени этому способствовало и то, что бывший хортистский генерал Лайош Вереш Дальноки как бы параллельно пытался создать свой «союз борцов за свободу». Таким образом, самодержавной власти Кирая и его сторонников конец пришел прежде, чем генерал успел полностью насладиться ею. Одновременно с этим я своей деятельностью как бы продемонстрировал свое «революционное и национальное» нутро. Это принудило даже самых преданных сторонников Белы Кирая не только не порывать со мной, но и охотно поддерживать связь, не лишая меня и других возможностей к действию. Об этом же свидетельствует и та открытка, которая была послана мне после этой стычки патером Вазулем Вегвари, духовным отцом и вдохновителем контрреволюционной группы, действовавшей на площади Сены. Вегвари приглашал меня встретиться с ним.

Мне удалось сохранить «дружеские» отношения, найти должное понимание и общий язык для обмена мнениями не только с Вегвари, но и со всей оравой редакторов «Немзетера», и я пользовался их уважением, что вплоть до моего возвращения на родину давало нам возможность иметь столь важный источник информации.

Приводя все эти примеры, я хотел показать, какую активную деятельность развернула наша разведывательная служба, характер которой прежде всего был оборонительным. С этой точки зрения считаю необходимым рассказать одну довольно интересную историю, которая имеет непосредственное отношение ко мне.

Если мне не изменяет память, летом 1956 года в Вену прибыли не как беженцы, а в качестве туристов, что тогда только входило в моду, два офицера-пожарника с одного завода. Вели они себя как перелетные птицы, рассматривая Австрию как место своей временной передышки, так как их обоих влекло «экономическое чудо» Западной Германии. Вскоре они тронулись в путь и оказались в одном из лагерей для перемещенных лиц, откуда, как известно, ведет довольно прямая и относительно быстрая дорога в шпионский центр ЦРУ, расположенный неподалеку от Мюнхена, где беженцев обычно допрашивают, а затем вербуют и подготавливают к шпионской деятельности.

С одним из этих людей, Иштваном Катаной, я встретился в Вене в первые часы контрреволюционного мятежа в Венгрии. Нарушив правила, диктуемые его новой «профессией», подгоняемый своего рода ностальгией, он пришел ко мне на квартиру поговорить. Он готовился к переброске в Венгрию в качестве агента в составе целой группы. Позже, в ноябре, он был арестован венгерскими властями.

А с его товарищем, словоохотливым Эрвином Римоци, мужчиной хрупким и нервным, случай свел меня летом 1957 года. Катана еще в октябре рассказал мне о случившемся с ними, так что когда я увидел Римоци в своем доме, то сразу же понял, что имею дело с новым агентом ЦРУ.

Я сам открыл ему входную дверь. От моего внимания не ускользнуло то, что он, прежде чем войти в квартиру, нервозно оглянулся и посмотрел, не преследует ли его кто-нибудь.

В комнате он осторожно присел на краешек кресла, готовый в момент опасности вскочить на ноги. Эта ситуация напомнила мне о Миклоше Немете, но Немет был профессионалом, умным, холодным, бесстрашным и осторожным, а Римоци дрожал от страха. Готовя кофе, я невольно подумал о том, что западные разведывательные органы, располагавшие толковыми специалистами, часто используют в качестве шпионов и диверсантов вот таких слабовольных людей с расшатанной нервной системой. В ходе разговора с Римоци мне удалось понять, почему так происходит. Из рассказанного им я понял, что своим положением он обязан отнюдь не слепому случаю, а тем связям, которые у него имелись на родине. Вот, собственно, почему он и был зачислен в школу диверсантов, несмотря на все его слабости. В конце концов хозяева Римоци ничем не рисковали, кроме его личной свободы, а может быть, и жизни.

Я сделал вид, что не замечаю ничего особенного в его состоянии.

– Мы же виделись сегодня утром, мой друг! С вами что-нибудь случилось?

Он немного помедлил, а затем простонал:

– Вы, господин Сабо, всегда были добры ко мне… Я попал в большую беду!

«Странно! – подумал я. – Не прошло и года, как уже второй по счету агент ЦРУ обращается ко мне за помощью». Я не знал, что именно беспокоило этого перепуганного человека, но догадывался, что это как-то связано с тем заданием, которое он получил.

– Вы, видимо, ждете от меня совета или помощи? – спросил я.

– Да, да, помощи! Именно так! Я же сказал, что попал в большую беду.

– Слушаю вас…

– Вы, господин Сабо, наверняка встречались осенью с Пиштой Катаной… Он говорил, что обязательно навестит вас…

Римоци замолчал, ожидая, видимо, что я ему отвечу, но я молчал, поскольку не решил пока, стоит ли мне признаваться в том, что я на самом деле встречался с его коллегой, арестованным через некоторое время в Венгрии. В целях безопасности я предпочел многозначительно промолчать.

Не дождавшись моего ответа, Римоци продолжал:

– Думаю, вы знаете о том, что нас обоих там, в ФРГ, завербовали. И подготовили соответствующим образом…

– Подготовили к чему? – сделал я удивленное лицо.

– К нелегальной переброске через границу. Научили обращаться с оружием, ориентироваться на местности и по карте, работать на рации, фотографировать. Я уже три раза побывал в Венгрии.

– Хорошие достижения, ничего не скажешь!

При этих словах его словно прорвало:

– Господин Сабо, если бы вы только знали, как я боялся! Когда я последний раз переходил через границу, меня увидели пограничники. Ни разу в жизни я не бегал с такой быстротой!

– Слава богу, вам удалось уйти!

– Однако во время бегства я потерял «минокс», а без него я никак не мог вернуться обратно. Когда все успокоилось, я тайком прокрался обратно, чтобы найти фотоаппарат… Я и сам толком не знаю, чего боялся больше: венгерских пограничников или того, что вернусь обратно с пустыми руками.

– Ну, и нашли вы его?

– Да, нашел. Мне ужасно повезло. После того как я передал снимки, меня похвалили. И помимо всего прочего выплатили пятьсот долларов. Но тогда же сказали, чтобы я еще раз сходил на ту сторону.

– Но теперь у вас есть опыт.

Он уставился на меня сверлящим взглядом, видимо не понимая того, как я воспринимаю его сообщение: цинично или шутливо.

Когда же я изобразил на лице сочувствие, он продолжал:

– Но на это у меня не осталось смелости. В вас, господин Сабо, когда-нибудь стреляли?

– Было дело.

– Я не мог решиться снова пуститься в путь. Тянул время. Заложил «минокс» и жил на полученные деньги.

– Это уже большая ошибка!

– Тем временем меня начали разыскивать и нашли… Я отговаривался тем, что болел, называл и другие причины, но это не помогло.

– Выходит, вам нужны деньги для того, чтобы выкупить фотоаппарат?

– Мало того! Я даже залоговую квитанцию и ту продал.

Я чуть было не взорвался: передо мной был не только изменник родины, но и мелкий авантюрист. Однако я сдержал себя, понимая, что этот трусливый тип может быть полезен мне.

– Кому продали?! – прикрикнул я на него.

– Сам не знаю! Я встретил этого человека случайно перед зданием ломбарда. Там мы обо всем и договорились… Что же теперь со мной будет?

Последние слова он произнес с таким отчаянием в голосе, что мне стало почти жаль его.

– И у вас не осталось никаких данных? – поинтересовался я.

– Случайно я записал номер залоговой квитанции.

– Давайте его сюда. У вас есть квартира?

– Я живу у одной женщины. Она служит в полиции, так что у нее меня искать не станут.

Как только Римоци ушел, я позвонил господину Тепли, с которым в последнее время у меня установились более тесные как дружеские, так и деловые связи. Мы продолжали выполнять обязательства, которые каждый из нас взял на себя ранее, а именно: я знакомил его с информацией, которая так или иначе все равно стала бы известной, а он, в свою очередь, сообщал мне новости, которыми венгерские эмигранты делились на допросах с австрийскими полицейскими.

– Друг Стефан, я бы хотел встретиться с вами. И притом срочно.

– Где?

– Мы давно не ходили под парусом.

Он сразу же понял, что я хочу поговорить с ним без свидетелей и электронных «ушей». Спустя каких-нибудь полчаса его яхта уже скользила по голубой воде Старого Дуная.

Договорились мы с ним быстро, а через три дня у меня в руках оказались «минокс» и залоговая квитанция.

Позвав к себе Римоци, я сказал ему:

– Знаете, дружище, через моих хороших друзей мне удалось выцарапать из ломбарда ваш фотоаппарат.

– Неужели?! – обрадованно воскликнул он.

– Подождите радоваться. За все это вам придется платить.

– В Венгрию я больше не пойду!

– Речь вовсе не об этом. В настоящее время ваш фотоаппарат находится в руках другой западной разведслужбы…

– Понятно…

– Более того, я бы хотел знать, в чем именно заключалось ваше задание. Чем интересуется у нас в стране ЦРУ?

Выхода у Римоци не было, к тому же угрызения совести его нисколько не мучили. Разумеется, он мне доверял, а потому собственной рукой изложил на бумаге все, что в тот период интересовало американскую секретную службу: