Текст книги "Black Sabbath. Симптом Вселенной"

Автор книги: Мик Уолл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Все это происходило в Париже на студии «Фербер», где они заканчивали альбом Heaven And Hell. Группа была очень довольна, и мысли о том, как Black Sabbath смогут заменить Оззи Осборна, быстро развеялись. «Единственное, что меня беспокоит сейчас», по его словам, было то, как его воспримут поклонники Оззи, когда группа поедет на гастроли, как «выйти на связь» с аудиторией Оззи.

– Я знал, что им будет его не хватать, – признался Дио. – Так что я пытался придумать что-нибудь типа: послушайте, я не пытаюсь быть как Оззи, но я уважаю его как фронтмена. И вот что мне в голову пришло…

Он снова показал «козу», высоко подняв обе руки.

– Что это? – спросил я.

– Моя бабушка с Сицилии этим знаком отводила сглаз. Я думаю, что знак «Виктория» принадлежит Оззи. Я не могу его показывать. Может быть, мне вот так вместо него делать?

И только сейчас до меня дошло. Оззи часто показывал знак «V – Виктория» на концертах Sabbath. А Дио хотел придумать личную версию того же самого. Конечно же, уже к концу первого концерта все зрители тоже показывали ему «козу». А через несколько лет этот жест можно было увидеть на любом хеви-металлическом концерте; он превратился в культурный знак, характерный именно для этого опыта: братство и бунтарство, соединенные в одном прекрасном изображении физического граффити.

На первых гастролях с Дио весной 1980 года к Sabbath вдруг снова начали относиться всерьез. Они даже в кои-то веки правильно выбрали время. Британский журнал Sounds начал продвигать новое явление в музыке, которое назвал «Новой волной британского хеви-метала» и которое совершенно определенно было реакцией на так называемую смерть хард-рока и хеви-метала, провозглашенную после появления панка. Музыкальную прессу вдруг наводнили новые рок-группы вроде Iron Maiden и Def Leppard, Saxon и Diamond Head. Рок с большой буквы «Р» после постпанкового уныния снова ворвался в чарты. Уважаемые члены рок-сообщества вроде Motörhead, Judas Priest, Gillan и AC/DC в тот год выпустили свои самые продаваемые альбомы. Возрожденные Black Sabbath с блестящим новым саундом, несравненным новым вокалистом и топовейшим новым альбомом тоже стали частью этого широкомасштабного рок-возрождения. Из ностальгического воспоминания по семидесятым они превратились в надвигавшуюся волну рока восьмидесятых.

Когда Sabbath в мае приехали в Лондон на первый из четырех концертов в «Хаммерсмит-Одеоне», встречать их вышел весь город, в том числе бывшие и нынешние участники Rainbow, Thin Lizzy, Pink Floyd и, что было особенно важно для Билла Уорда, барабанщик Led Zeppelin Джон Бонэм. Оба они начинали карьеру в грязных забегаловках Мидлендса в шестидесятых, оба сумели прославиться, причем, что почти невероятно, играя музыку, которую больше всего любили. Оба имели практически одинаковые «знаки почета»: купили фермы в Вустершире и страдали от тяжелой наркотической зависимости. В Мидлендсе начинали и другие знаменитые барабанщики – Бив Бивэн из ELO, Кози Пауэлл, впоследствии перешедший в Whitesnake, – но Билл всегда особенно обожал Бонзо, как, собственно, и все остальные. Когда выдавалось время для отдыха, они все собирались в барабанном магазине Мика Эванса в Бирмингеме.

– Мы все шли в магазин Мика и чесали языками, и это было круто. И там всегда был Бонзо. Он был в гуще событий, в центре, словно ось в колесе, если угодно. Я всегда считал его боссом. Его техника и особенно темп и баланс просто непревзойденные – и по сей день. Никого даже близко похожего на него не было, понимаешь? Он сделал столько всего хорошего и как барабанщик, и как человек.

Впрочем, не в этом случае. Бонэм тогда репетировал для первых гастролей Zeppelin со времен катастрофической поездки в Америку в 1977 году, которую пришлось прервать после того, как Бонэм и менеджер группы Питер Грант в калифорнийском Окленде жестоко избили одного из техников за кулисами. Через два дня Роберту Планту позвонили и сообщили, что его маленький сын Карак умер от вирусной инфекции. С тех пор – не считая двух концертов в Небуорте прошлым летом, которые вызвали смешанные чувства, Zeppelin были в подвешенном состоянии. Перспектива возвращения на гастроли (Бонэм, как и Билл, тогда сидел на героине и был настоящим алкоголиком) вызывала у претенциозного с виду барабанщика немалую тревогу. А боролся он с этим чувством тем, что вел себя на публике еще невыносимее, чем обычно.

Пол Кларк вспоминает, что на первом концерте в «Одеоне» Бонзо попросил, чтобы ему разрешили на концерте сесть позади Билла, там, где обычно находится барабанный техник, Грэхэм. Якобы там его не будет видно, но, если что, он при необходимости сможет помочь Биллу. Билл согласился – а потом пожалел, когда в середине сета Бонэм начал хватать его за ноги, пытаясь помешать играть.

– Билл в ту ночь играл просто ох*ительно, – говорит Кларк. – Невероятно. Совершенно новый Билл Уорд – и все из-за того, что вместо техника рядом с ним сидел Джон Бонэм.

Впрочем, Кларк негодовал, видя, как «Бонэм все хватал его за ноги и пытался помешать, потому что очень расстроился, понимая, как здорово играет Билл».

Проблемы на этом не закончились, Бонэм, которого отправили досматривать концерт сбоку сцены, сказал: «Он очень хорошо поет – для долбаного карлика!» Ронни услышал это и тут же направился прямиком к здоровенному барабанщику. «Ты мудак!» – заорал Ронни ему в лицо. Бонэм собирался было ответить, но вмешался Тони и попытался успокоить его. Тони сказал Полу отвести его за кулисы и налить еще выпить.

В раздевалке Sabbath после концерта Бонэм у меня на глазах изводил несчастного Билла. «Ну, что думаешь, Бонзо?» – спросил Билл своим жалобным голосом. «Да говно полное!» – ответил Бонэм и зарычал – очевидно, это было смехом.

– Просто ужасно, – продолжает Кларк. – Гизер понял, что так дальше нельзя, и сказал мне: «Выведи его отсюда». Я сказал Бонэму: «Так, ты, проваливай!» Он ответил: «Ты вообще понимаешь, с кем говоришь?» Я сказал: «Я с тобой разговариваю. Уходи немедленно! Я попросил тебя вежливо, а теперь у*бывай отсюда!» Он был со своим телохранителем, но я сказал им обоим убираться. Им здесь не рады. И они ушли.

Позже, в том же году, на американских гастролях, они узнали, что Бонэм умер. Пол вспоминал, как промоутер зашел в гримерку и сообщил им новости.

– Он сказал: «У меня для вас плохая новость, ребята. Джон Бонэм умер». Гизер ответил: «Хорошо». Я это навсегда запомнил.

В то долгое, счастливое лето 1980 года казалось, что никто не сможет остановить Black Sabbath.

– Ронни был на седьмом небе, потому что по-настоящему считал эту группу своей, – вспоминает Венди Дио. Когда группа впервые приехала на гастроли в Японию, к Ронни относились как к королевской особе, потому что он много раз выступал там с Rainbow. Впрочем, в отличие от Rainbow, где Дио был соавтором всех песен, но постоянно терялся в тени Ричи Блэкмора, «в Sabbath все было совсем по-другому. Когда Ронни работал с Ричи и был еще новичком, для него это была возможность проявить себя. Так что он поначалу был такой весь из себя „да, сэр, нет, сэр, три полных сумки, сэр“. А вот в Sabbath все было на равных, потому что у него уже был какой-никакой послужной список… Ронни больше контролировал ситуацию».

Тони тоже вернулся на свой трон, обращая любой день в ночь. Во всех гостиничных номерах, где он останавливался, он завешивал запасными простынями окна, чтобы они не пропускали свет. День и ночь горели черные свечи, а в холодильнике стояли галлоны апельсинового сока со льдом и металлические коробочки, полные фармацевтического кокаина.

– Мы называли его номер «Пещерой Бэтмена», – говорит Кларк. – Идешь к Тони, а он такой: «Снюхай дорожку». И все, ты уже оттуда не выходил. Меня однажды девчонка целые сутки прождала в фойе гостиницы. Потому что я застрял в комнате Тони, а эта глупая сучка сидела и ждала. Ты просто не замечал, как проходит время, понимаешь? Он сидел там с апельсиновым соком и «чарли»[28]28
  Сленговое название кокаина. – Прим. пер.


[Закрыть]. И не с каким-нибудь говном, все было очень качественное…

Еще одним «веселым туристом» был Джефф Николлс. Его тогда не объявляли как официального члена группы, но он каждый вечер играл на клавишных за занавесом сбоку от сцены или так далеко позади барабанов, что почти никто из зрителей его не видел. Ему платили зарплату 750 долларов в неделю плюс суточные, но в остальном Джефф наслаждался всеми гастрольными «плюшками». Во время недолгого перерыва в гастролях, проведенного в Лос-Анджелесе, он хвастался мне, что назначает «встречи в гостинице» сразу нескольким девушкам в разное время: с одной из них прощался в два часа дня, потом отдыхал и ждал следующего визита в четыре часа. Впрочем, чаще всего он держался рядом с Тони. Тони, с его крестами, черными свечами и казавшимися бесконечными запасами лучшего кокаина.

– Мы с Ронни делали ставки на то, насколько похоже Джефф оденется на Тони, – говорит Кларк. – Сидели в фойе и ждали, пока они спустятся вниз, чтобы ехать на концерт, и клали на стол пару долларов. И, естественно, двери лифта открывались, и выходил Тони – а за ним Джефф в точно такой же одежде.

Гизер, который отказался от тяжелых наркотиков после эмоционального коллапса годом ранее, по-прежнему любил выпить и пыхнуть, но теперь держался обособленно. Он еще не понимал, что же за новый Sabbath Тони успел построить без него, так что просто плыл по течению и думал, что же теперь произойдет. Долго ждать ему не пришлось.

Два года тому назад, когда группа играла в «Чекердоум-Арене» в Сент-Луисе, они ехали из аэропорта к залу, и тут к автобусу сбоку пристроилась «Порше». В машине сидели две девушки, которые получали багаж того же рейса, что и группа. Когда девушки стали махать руками группе, Тони попросил водителя замедлить ход, а Пола – выдать им пропуска на концерт (он передал их прямо через окно машины). Одна из девушек, милая, кудрявая красавица по имени Глория, в ту ночь оказалась в постели Тони, а ее подруга – с Альбертом, одним из техников. Через два года, когда группа вернулась в тот же зал уже с Дио, Глория снова была среди зрителей. На этот раз, однако, она пришла к Гизеру, все еще пребывавшему в отчаянии после года, в который группа распалась и перестроила себя без его участия, а жена изменила ему, и он так и не простил ее. Или, по словам Пола, «Гизер умудрился влюбиться в Глорию». Под конец гастролей он уже купит дом в Сент-Луисе и переедет туда с ней. А пока что «целыми днями, блин, он слушал Three Times A Lady. Я жил в соседнем с ним номере и отлично слышал все это через стену». Когда оказалось, что Глория – завсегдатай местной музыкальной сцены и любит тусоваться с группами, которые играют хедлайнерами на большой местной арене, Гизера не смутило даже это.

– Он был безумно влюблен, – говорит Пол. – То, что они до сих пор вместе, говорит само за себя.

Брак Тони тоже разваливался, и он тоже в том году встретил новую любовь своей жизни. Ее звали Мелинда, она подрабатывала моделью в Модесто. Они с Джеффом познакомились с ней в Далласе, после концерта в «Конвеншн-Центре». Мелинда была смуглой, миловидной, стройной и фигуристой – как раз во вкусе Тони, – и он влюбился по самые уши. Мелинда сопровождала Тони весь остаток гастролей, и Пол Кларк был просто в ужасе. От американских техников группы он узнал, что Мелинда хорошо известна многим техническим командам, в том числе и Journey, с которыми Black Sabbath отыграли два фестивальных концерта через несколько недель.

– Один из ребят знал ее и сказал, что она отсосала у всех техников Journey, – рассказывает Кларк. – Я, как друг, рассказал обо всем Тони. И все, мы перестали быть друзьями. Он совершенно переменился. До того времени мы были просто не разлей вода, ближе, чем братья, но он не желал и слышать ничего о своей новой девчонке, и на этом все закончилось.

Когда в октябре начался небольшой перерыв в гастролях и группа приехала в Лос-Анджелес, Тони, удолбавшийся «Кваалюдом» и кокаином, сделал Мелинде предложение. Церемонию провели прямо в гостиничном номере «Сансет-Марки». Когда мировой судья спросил, кто будет свидетелем, Тони показал на гигантского плюшевого медведя, которого купил для Мелинды, и сказал: «Вот, б*я, вам свидетель!» Мировой судья пожал плечами и объявил церемонию состоявшейся. Пол Кларк, живший в соседнем с Тони номере, не был приглашен. Более того, он еще несколько недель ничего не знал, пока Тони не сказал ему отвезти Мелинду в паспортный стол, чтобы она сменила фамилию на Мелинду Айомми.

Пол очень не любил, когда жены и подруги ездили с группой на гастроли.

– К концу турне с ними ездили Венди, Мелинда, Глория… они просили стулья, чтобы посидеть сбоку от сцены, ссорились из-за лучших мест. «Пол, я сегодня хочу сидеть с другой стороны сцены, и я не хочу, чтобы она тоже там сидела». Вся вот эта х*йня. А потом: «Я пойду вперед, буду стоять перед первым рядом, не нужна охрана». Они носили лисьи шубы и бог знает что еще. А я такой: ну б*я-я-я…

Несколько лет их считали в лучшем случае отставшими от жизни, в худшем – и вовсе обреченными, но в тот год для музыкантов Black Sabbath все совершенно неожиданно изменилось к лучшему, и они снова наслаждались вернувшейся славой и деньгами. Ну, почти все, кроме Билла, чьи проблемы только начинались…

Чтобы хоть как-то поддержать равновесие, Билл, который уже давно решил, что не может летать на концерты – даже на личном самолете группы, – теперь ездил по Америке на собственном гастрольном автобусе. В автобусе он мог возить с собой Мисти и собак и не беспокоиться, что как-то мешает другим. Там же он мог спокойно принимать наркотики, ему никто не делал замечаний. Он уже перешел на инъекции – ширево, – и даже концертные выступления, похоже, больше не радовали его израненную душу.

20 августа, на следующий день после концерта в «Метрополитен-Спортс-Центре» в Блумингтоне, штат Индиана, Билл Уорд понял, что больше так жить не может, и просто ушел. Он уже так делал – в частности, на репетициях в Лондоне, когда группе показали готовый клип на Neon Knights, Билл выбежал из комнаты с криками: «Прекрасно! Просто п*здец как прекрасно!» Он перевернул несколько столов и швырнул стакан в стену. Потом ненадолго повисла тишина, и послышалось чье-то хихиканье.

– Он в порядке? – задал я довольно бессмысленный вопрос.

– Он Билл, – ответил Гизер. Позже я узнал, что несколько дней тому назад умерла мать Билла, которую он очень любил, и после этого Билл ушел в запой. Но мне казалось, что Билл к тому времени уже давно пребывал в запое. И даже было интересно, сумеет ли он из него выйти.

Но на этот раз все снова вышло по-другому.

– Мы приехали в Денвер, – вспоминал Гизер, – за день до выступления на «Макниколс-Арене», 18-тысячном крытом стадионе (все билеты были проданы еще несколько недель назад). А Билл взял и решил уйти. Просто сел в свой автобус и уехал. Я настолько привык к тому, что Билл говорит совсем не то, что думает, что подумал: о, да завтра он вернется. Он не вернулся.

Промоутеру пришлось отменить концерт, и он пригрозил отсудить у группы 100 000 долларов. Но когда стало ясно, что Билл действительно не собирается возвращаться, промоутер сжалился, и несколько следующих концертов были перенесены на более поздний срок. К счастью, дальше им предстояло лететь на Гавайи, а на перевозку оборудования требовалось время, так что группа воспользовалась этим перерывом и поспешно нашла замену – 22-летнего ньюйоркца по имени Винни Апписи. Младший брат бывшего барабанщика Vanilla Fudge Кармайна Апписи, тогда игравшего в группе Рода Стюарта, Винни набрался опыта, аккомпанируя гитаристу-виртуозу Рику Дерринджеру, а также в собственной группе Axis. Винни только что отказался присоединиться к первой сольной группе Оззи Осборна («Брат предупредил меня, что он реально сумасшедший», – позже рассказывал он), и вместо этого перешел в Sabbath, чтобы на время заменить Билла.

– Я пришел к ним на встречу. Вошел Тони, и у него был мой альбом Axis, он сказал, что альбом ему очень нравится. Потом я снова пришел на следующий день, познакомился с Ронни и Гизером, и состоялось мое прослушивание. Мы поиграли около часа, потом все пошли в бар, и было решено, что я остаюсь в группе, пока не вернется Билл. Но гастроли продолжались, Билл не возвращался, а потом настало время писать следующий альбом – а Билл так и не вернулся. Я подумал: ну и хорошо. Для меня, конечно, не для Билла.

– С музыкальной точки зрения они были настоящей машиной, – продолжает он. – Мы отлично играли вместе. У меня не было никакого эмоционального багажа, и мы сосредоточились на музыке.

Немаловажным был и другой фактор:

– Ронни тут же взял меня под крыло. Потому что мне нужно было учить песни, и все такое. А потом мы разговорились. Он итальянец, я итальянец. Он из Нью-Йорка, с севера штата. Я из Бруклина, штат Нью-Йорк. У нас было много общего.

Всегда улыбчивый, всегда позитивный, всегда, по его словам, «отлично понимающий, кто в группе главный», после полуночных закидонов Билла Винни Апписи оказался глотком свежего воздуха.

– Билл к тому времени был на другой планете, – мрачно вспоминал Гизер. – Конечно, ему нельзя было этого говорить. Нельзя говорить пьянице, что он на другой планете, потому что он просто с ума сойдет. Так что все разговоры были бесполезны. Он больше не был Биллом, он превратился в лунатика.

Я в последний раз видел Билла за несколько недель до его окончательного побега. Это было в Брайтоне, где группа играла перенесенный концерт в конце июня. Когда он говорил, казалось, что он рыдает. И дело не только в лающем бирмингемском акценте. В его голосе были слезы от алкоголя, кокаина, понимания того, что из группы ушел Оззи, а с ним – его молодость и хорошие времена. Ушли навсегда. И что вскоре – он предсказал это с потрясающей точностью, которой отличается любой настоящий наркоман, – настанет и его черед. Может быть, это даже уже случилось. Может быть, Билл уже ушел, но сам этого не знает. У него не было техника, который мог бы привести его в порядок для концерта. Он ушел туда, куда было нужно, чтобы хоть как-то попытаться выбраться из этого странного ада, в котором он обитал.

После этого мы не разговаривали лет пятнадцать. Когда мы снова встретились, он сказал мне:

– Думаю, алкоголь и наркомания – это главные причины, разрушившие единство Black Sabbath. На них нельзя закрывать глаза, об этом нужно говорить.

Тем не менее…

– Я лично ушел из группы в основном потому, что просто не мог принять Black Sabbath без Оззи. Для меня это стало началом конца. Играть старые вещи Sabbath с Ронни было очень тяжело. Я не в обиде на Ронни. У нас с ним были прекрасные отношения. Но для меня это был не Black Sabbath. Я не мог смириться с тем, что Оззи больше нет. В общем, с этого началось мое падение, если хочешь. Я уже тогда знал, что уйду из группы, это было лишь вопросом времени.

Последней каплей, по его словам, стало то, что «я больше не мог быть на сцене. Наркотики и алкоголь так меня прихватили, что я не мог, по-хорошему, даже ходить, не то что играть. Проблемы с „допингами“ лишь усугубились после того, как Оза попросили из группы. Я не мог вынести всех этих перемен. Гизер больше не сочинял песен. Я всегда во многом полагался на его тексты… Видишь ли, когда я играю с Sabbath, я слушаю игру Тони, тексты Гизера или фразировку Оззи и работаю внутри их движений. Я словно реагирую на ноты, я не барабанщик в том смысле, что я играю ноты или еще что-то такое. Я реагирую на них. А когда в группу пришел Ронни, его никто не трогал – ну, он сам писал себе тексты, сам писал мелодии, так что в каком-то смысле я остался без работы. И Гизер тоже. А я смотрел на Гизера и думал, что вся наша атмосфера куда-то подевалась».

Были, конечно, и другие причины, признался он.

– На самом деле то, что со мной произошло, никак не связано ни с Ронни, ни с Озом. Моя наркомания стала главной частью жизни, самой важной, и я перестал функционировать как музыкант и человек. Так что я сбежал с гастролей и улегся в кровать – на целый год. Я целый год пролежал у себя в спальне под кайфом.

По его словам, последний нокаутирующий удар он получил всего месяц спустя, утром 25 сентября, когда узнал, что умер Джон Бонэм – захлебнувшись собственной рвотой после очередной алкогольно-наркотической адской ночи.

– Я точно знал, что со мной. Я уехал с гастролей Heaven And Hell. Оззи в группе больше не было, а мне было очень трудно вписаться в новый состав Black Sabbath. Мне было тяжело, и я ушел из группы. В общем, ко мне каждое утро приходила торговка наркотиками и приносила положенную дозу. А однажды утром она пришла совершенно убитая горем, плакала навзрыд, потому что она была большой фанаткой Led Zeppelin, просто обожала Led Zeppelin. Я спросил: о, блин, что происходит? Она ответила: «Бонэм умер». Первая мысль, которая мне пришла в голову, была очень эгоистичной: «Я следующий». Ну, типа, «Я пойду прямо за тобой, Джонни. Прямо за тобой».

Потому что я валялся в постели, как скелет, и каждый день ширялся. Мне было так плохо, что я даже не мог жить вне дома. Я вообще не мог выйти из дома, потому что вне спальни не мог толком функционировать. Поэтому я и подумал: «Я за тобой».

Он замолчал, вздохнул, и его голос вдруг снова задрожал.

– На его месте мог бы быть я, легко. Удивительно, что умер он, а не я. Я мог бы последовать за ним в любой день. Собственно, прошлой ночью я тоже много выпил, но выжил. Я был уже под кайфом. Знаешь, продавщица приходила пополнить мою дозу, так что я был уже совершенно сломлен в то утро, когда узнал эту новость.

В этом состоянии Билл провел еще много, много времени.