Текст книги "Тайна России"
Автор книги: Михаил Назаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 50 страниц)
Декабрь 1989 г.
Первый вариант статьи: «Наш современник» (М. 1990. с. 9). Доклад «Русская идея и современность», отрывки из которого приведены в сносках, был прочитан на VI Всезарубежном съезде русской православной молодежи в Монреале в августе 1990 г.; напечатан в газете «Единение» (Сидней. 1991. с. 1–4), сербском журнале «Нове идеje» (1992, jан. – фебр.); отдельной брошюрой (М., 1991; Ставрополь, 1992); в сокращении в сборнике «Русский крест» (СПб. 1994) и др. изданиях.
Ниже – еще один отрывок из доклада «Русская идея и современность».
В прошлом разговоры о русской идее выглядели как романтическая неудовлетворенность западным рационализмом и несовершенством человеческого бытия. В сегодняшнем мире, при небывалом нарастании греха, речь идет не об отстаивании русской особенности, а о единственном пути спасения мира…
Русские грешат не меньше других народов, писал Достоевский, но они воспринимают грех именно как грех, не ища ему оправдания. Так это или нет, но сегодня в этих словах можно видеть глубочайшее различие между прежним состоянием всего мира и сегодняшним. Сегодня размыто ощущение между добром и злом, утрачены сами критерии греха, что позволяет злу выступать под маской добра. Маска марксизма уже сброшена. Но на Западе силы зла избрали другую маску – и лицо стоящего за ней увидено далеко не всеми.
Прежде всего его не рассмотрели наши западники, которые судят о Западе именно по этой маске: высокий уровень жизни, личные свободы. "Прорабы перестройки" в сегодняшнем СССР стремятся вернуть Россию в "общечеловеческую семью" народов, не отдавая себе отчета в проблемах этой «семьи». Свобода, демократия, рынок выдвигаются в виде некоей панацеи, которая автоматически оздоровит страну. Отсутствует понимание того, что все это действует лишь при правильном духовном наполнении, при ощущении абсолютных ценностей. Западные демократии существуют в историческом масштабе очень короткий срок, и сохранившийся на Западе христианский фундамент еще скрепляет их. Но что будет по мере дальнейшего разрушения этого фундамента?
Непонимание этого царит и на самом Западе: такова нашумевшая статья американца Ф. Фукуямы "Конец истории" – о том, что в западном мире уже достигнуто окончательное общество, лучше которого ничего не возможно; общество, в котором идеологическое творчество заменяется экономическим расчетом, комбинацией хозяйственно-экономических мотивов. Сходные мысли рассмотрены в книге француза Ж. Бодрийяра «Америка»: Америка – это «рай», ибо американцы осуществили "выход из истории и культуры", у них "мир без прошлого и без будущего – только настоящее"; и "человечество неизбежно придет к американской модели", но "добиться американского результата можно только путем отказа от старого культурного багажа, чтобы не сказать хлама", ибо традиционная "культура связывает", "Будущее принадлежит людям, забывшим о своем происхождении…тем, кто не отяготил себя старыми европейскими ценностями и идеалами" (цит. по радио «Свобода» 22.2.89)
Здесь верно подмечены черты американской цивилизации, бросающиеся в глаза европейцу, но истолкованы они в безрелигиозном духе: "Спасение не в Боге, не в государстве, а в идеальной форме практической организации жизни". А что касается Истины: "верно лишь то, что работает" (радио "Свобода")…
То есть, самодовольное непонимание России Западом коренится в разном отношении к целям цивилизации, и фраза "Спасение не в Боге… – грозит обернуться иным "концом истории": апокалипсисом. Зерно предоставленного самому себе человеческого эгоизма неизбежно даст такой плод; саморазрушение здесь запрограммировано думаю, в этом смысл слов апостола Павла: …тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь" (2 Фес. 2:7–8). На этом уровне русская идея есть стремление выполнить роль Удерживающего.
Характерное саморазоблачение западной утопии дает один из главных противников русской идеи – А. Янов. Он пишет, что отцы американской конституции "не верили, что добродетель способна когда-либо нейтрализовать порок, "вместо этого отцы конституции полагались на способность порока нейтрализовать порок" ("Русская идея и 2000-й год", Нью-Йорк, 1988). Вслушаемся в эти слова, это прямое указание на того, «кто» стоит за маской современной западной утопии.
Устойчивое общество нельзя построить на пороке. Ведь выбивать порок пороком, как клин клином, нельзя до бесконечности: когда-то треснет, расколется сам ствол жизни, в который забивают все более крупные клинья… А размер «клиньев» все растет, особенно в области науки, мнящей себя "по ту сторону добра и зла". Радио «Свобода» (10.7.90) гордо сообщило о новом достижении американских ученых: бычкам вводятся человеческие гены, ускоряющие прибавку мяса… В этом можно видеть символ материального самопожирания человечества, забывшего, что "кроткие наследуют землю" (Мф. 5.5)…
Сама западная экономическая система построена на принципе непрерывного роста, и ей требуются все более крупные «клинья». А когда вся земля освоена, – новые рынки сбыта уже ищутся не на заморских территориях, а в духовном мире самого человека, в огромном континенте его инстинктов, где открываются и поощряются все новые виды потребностей и удовольствий.
Происходит энтропийный процесс смешения высших и низших уровней человеческого бытия… Это видно в понимании свободы: плюрализм из естественного уважения к свободе человека превратился на Западе в агрессивную войну против тех, кто не разделяет равнодушного отношения к Истине.
Эту агрессию можно видеть и в отношении к русской идее. Янов утверждает, что она "во сто крат опасней советских похождений в Африке", и настойчиво рекомендует западным политикам: "Если за последнее полутысячелетие существовал момент, когда Западу была жизненно необходима точная, продуманная и мощная стратегия, способная повлиять на исторический выбор России, то этот момент наступил сейчас, в ядерный век, перед лицом ее развертывающегося на наших глазах национального кризиса". Эта стратегия, похоже, проводится в жизнь…
Еще в прошлом веке эти агрессивно-плюралистические идеи, хоть и были в наступлении, но не господствовали над миром открыто. Они были вынуждены маскироваться. Сегодня эти идеи приобрели вид некоей вселенской миссии космополитической демократии (в духе Фукуямы), в распоряжении которой мощнейшие экономические и финансовые инструменты. В этих условиях отстаивание русской идеи может превратиться в еще один виток противостояния между Востоком и Западом. Причем задачу космополитических сил Запада облегчает и экономическая катастрофа социализма, и иллюзорные надежды многих людей в России на бескорыстную помощь "свободного мира".
Однако мы не можем уклониться от этого противостояния: сегодня русская идея как идея христианской цивилизации приобретает всечеловеческий аспект не потому, что мы выдвигаем эту претензию, а потому, что спасение мира возможно лишь на этом пути… Ради этой цели стоит быть русским.
Август 1990 г.
Вселенские корни и призвание славянской культуры
В наши времена никакими материально-экономическими выгодами, ни в какой империи не удержать народы, созревшие для самостоятельности и стремящиеся к ней. Для обоснования единства нужны иные аргументы.
Но национальный вопрос по отношению к сегодняшней России все чаще ставится более радикально: смеем ли мы, русские, вообще желать той или иной формы общности с каким-либо другим народом? Нет ли уже в этом посягательства на его национальное самовыражение, высшей формой которого всегда должна быть полная государственная независимость?
Ответ, наиболее распространенный как в среде западных советологов, так и в правозащитном движении в СССР, категоричен: подобное стремление к государственной общности – реакционно и есть не что иное, как империализм. Пример такого подхода – "Заявление по украинскому вопросу" в журнале «Континент», 12. Возможно, именно так проблема заостряется из-за ненормальности межнациональных отношений в СССР. Но такое положение не вечно. Ниже предлагается иная точка зрения с ориентиром на послетоталитарное будущее.
Это попытка объяснить стремление тех, кто хотел бы сохранить единство, прежде всего славянских народов нашей страны, не только из чувства "сидящих в одной лодке", но и на основе духовной близости Попытка показать, что наши народы не просто «какие-то» друг для друга. Что возможность государственной независимости ценность не единственная и не высшая. Что в нашем единении есть тоже высокая цель. Ведь само добровольное объединение (а иное и немыслимо) возможно лишь при этом условии, оно должно обладать очевидной для всех ценностью – высшей, чем существование врозь.
Христианское понимание ценностей представляет собой иерархическую лестницу, верхние ступени которой не отменяют собой нижние, а опираются на них. Так, между личностью человека и духовным всеединством человечества перед лицом Бога есть промежуточные уровни. Наиболее ярко выраженные и устойчивые из них – семья и нация. Но они не исчерпывают всей шкалы. На наднациональном уровне можно видеть сообщества народов, объединенных по культурно-историческому и религиозному типу, – например, ярко выраженное единство мусульманских стран. На этом уровне и следует искать ценности, которые оправдывают сохранение и развитие славянского единства.
Перечень исторических ударов по этому единству огромен:
1) татаро-монгольское нашествие в XIII в., которое было первопричиной расщепления единого древа Руси на три ветви;
2) «латинизация», в результате которой западные области Руси были втянуты в чуждую русскому духу орбиту;
3) австро-германская политика поощрения сепаратизмов с целью расчленения России, набравшая обороты в период первой мировой войны; и, наконец,
4) большевизм.
Последствия этих ударов отразились на всех трех ветвях, и если в дальнейшем изложении основное внимание уделено Украине, то лишь потому, что на самосознании ее интеллигенции это сказалось больше всего.
Коммунистическая идеология нанесла огромный ущерб межнациональным взаимоотношениям в нашей стране. Первым ее результатом стала завлекающая раздача республиканских статусов и произвольно-великодушное проведение многих границ (все равно нациям скоро предстояло «отмереть», а границы должна была поглотить мировая революция – вот когда были заложены мины будущих Карабахов…). Но поощрение окраинных национализмов, в частности «украинизация» в 1920-е гг., были для интернационалистической власти лишь временным средством искоренения главного врага: "русской буржуазной", то есть национальной, культуры и православной традиции (это подчеркивал Ленин). Вскоре выявилась фиктивность провозглашенных республик, породив чувство обманутости. Наступил следующий этап: тоталитарная нивелировка страны на основе языка и обездуховленного тела самого большого народа-растворителя, лишенного своих традиций. Назревавшая война заставила сменить и терминологию: о главном контингенте пушечного мяса заговорили как о "великом старшем брате"… Все это породило ощущение «русификации» и отталкивание от нее.
Спекулируя на языковой форме и "не замечая" сути коммунистической денационализации, противники славянского единства пытаются нанести этим еще один удар. Утверждают, в частности, что голод в годы коллективизации был организован русскими и только на Украине с целью "геноцида украинского народа" (в 1988 г. это муссировалось на международных слушаниях в США)[25]25
Голод был следствием коллективизации (часто намеренным – как средство принуждения) во всех земледельческих областях: на Украине, Кубани, Северном Кавказе, в Центрально-черноземном районе, Поволжье, Южной Сибири. Об этом свидетельствует логично связанная цепочка партийных постановлении и инструкций 1929–1933 гг.: о раскулачивании, о «колосках», о запрете торговли хлебом, о паспортной системе (прикрепившей крестьян к колхозам), о запрете использования фуража не по назначению (т. е. в пищу), о людоедстве. «Украина наиболее пострадала от этого преступления… как наиболее земледельческая территория и, очевидно, нашлись более рьяные местные исполнители… Коммунистам не так уж нужны были колхозы, им было нужно, чтобы сломленный крестьянин униженно пришел к партии за куском хлеба. Так возникла система нещадной эксплуатации крестьянства, когда его заставили почти бесплатно работать в колхозе – на партию, а в оставшееся время, чтобы прокормить семью, – на себя, на приусадебном участке, да еще платить с него налоги». – См. нашу статью «Покорение голодом. К 50-летию массового истребления крестьян» («Посев», 1983. c. 12). [Прим. 1998 г.]
[Закрыть] Эти силы провели в США в 1959 г. действующий и сейчас закон о «порабощенных нациях», заявляющий, что «русским коммунизмом» порабощена не только Украина и Белоруссия, но и некие «Казакия» и «Идель-Урал»…
Подобные искажения истории нацелены на сеяние межнациональной розни в нашей стране. А у значительной части украинской эмиграции эта рознь давно приняла форму ненависти. Достаточно привести название мюнхенской газеты "Шлях перемоги" (Путь победы) с девизом "Киев против Москвы", которая готова на антирусскую солидарность даже с китайцами: "Дальневосточная Сибирь" была когда-то китайскою… китайцев, хозяев этого края, Москва уничтожала небывалыми физическими способами". Вместе с китайцами "Шлях перемоги" надеется, что "души утопленных и убитых помогут своею эзотерическою силою вернуть назад Китаю занятые москвинами китайские земли в Сибири" (9.4.1978).
Можно процитировать и призывы сепаратистского лидера В. Мороза к "насильственному крушению русской империи", ибо она "даже после демократических преобразований будет висеть дамокловым мечом над всей Европой" (dpa, 25.6.79); "для нас, украинцев, русские пришельцы-азиаты" ("L" Express", 11.8.1979)…
Семь «неправд» сепаратизма
Надо надеяться, что на Украине подобные эмигрантские эмоции найдут должную оценку. Не сразу, однако, заметна фальсификация научных данных в этом вопросе. В этой связи еще в 1920-е годы кн. А.М. Волконский определил «четыре неправды» украинских сепаратистов: «неправда этнографическая, филологическая, хронологическая и географическая», которые в той или иной форме используются по сей день.[26]26
См. об этом: Ульянов Н. Происхождение украинского сепаратизма. Нью-Йорк. 1966; Царинный (Стороженко) А. Украинское движение. Берлин. 1925; Волконский А. «Историческая правда и украинофильская пропаганда». Турин. 1920; Лосский Н. «Украинский и белорусский сепаратизм» // «Грани». 1958. с. 39.
[Закрыть]
Суть этих неправд в следующих утверждениях: 1. Что "издревле существовал особый украинский народ" (придумали имя: "рутены"[27]27
Рутены (нем. – Ruthenen, от латинского – Rutheni) – первоначально это слово иногда использовалось в Средневековье как одно из западных названий для русских, но не привилось. С 1848 г. его вновь ввели в Австро-Венгрии для обозначения остававшейся под ее владычеством части русского народа – русинов, населявших Закарпатье, Галицию, Буковину, – перестав называть их русскими. Это было сделано с целью подавления в них русского национального самосознания. В дальнейшем, в целях поощрения украинского сепаратизма уже в самой России, австро-венгерская и германская пропаганда стала применять слово «рутены» ко всем малороссам (украинцам) – для подчеркивания их якобы отдельного от великороссов происхождения. (См. об истории этого термина в книге А.М. Волконского.) Дальнейшая судьба австровенгерских русинов-рутенов трагична: с началом Первой мировой войны над ними, по правительственному распоряжению, был совершен массовый геноцид – первый в Европе в XX в. – с использованием концлагерей (только в Талергофе были убиты десятки тысяч человек за их принадлежность к русскому народу). [Прим. 1998 г.]
[Закрыть]), отличавшийся от русского: украинцы представляют собой «арийцев» с «традиционным духовным аристократизмом», тогда как великороссы – «туранско-азиатский» народ с «рабской психологией» (теория Ф. Духинского, отраженная выше у Мороза).
2. Что этот украинский народ изначально имел "самостоятельный, тоже славянского, но не русского происхождения, язык".
3. При этом поздние исторические реалии переносятся в прошлое: так в украинской эмиграции в 1988 г. праздновали 1000-летие Крещения Украины", утверждая, что "правитель Украины Володымир" крестил украинцев (а не русских).
4. Географическая же неправда заключается в распространении территории Украины на земли, которые никогда украинскими не были: порою Украина простирается до Каспийского моря (такова, например, "Коротка география Украины" с. Рудницкого, Киев, 1910).
К этому следует добавить пятую, антирусскую неправду, о которой уже сказано выше: советизация выдается за «русификацию», а большевистский террор – за "геноцид, проведенный русскими против украинского народа". Идет спекуляция на общей трагедии, в которой "расстрелянное возрождение" (уничтожение украинской национальной интеллигенции, начавшееся в 1929 г.) было лишь очередным шагом по укреплению коммунистической власти – в то время, когда русской национально мыслящей интеллигенции уже не было: ее уничтожили, бросили в лагеря, изгнали сразу после революции.
Эти неправды – основное оружие, но и ахиллесова пята эмигрантского украинского сепаратизма.
Однако главный вопрос: насколько украинский народ действительно хочет отделиться. Его воли мы до сих пор не знаем. Даже основной юридический аргумент сепаратистов – провозглашение Центральной Радой независимости Украины в 1918 г. – при объективном рассмотрении может оказаться шестой неправдой, юридической.
Во-первых, об этом акте следует судить в ряду других решений той же украинской власти – Центральной Рады, созданной 4(17) марта 1917 г. после падения российской монархии. Почему-то этот украинский «парламент» не торопился с отделением от России. Так, в обращении "К украинскому народу" от 9(22) марта Центральная Рада призвала поддержать Временное правительство. Затем, 10(23) июня, она провозгласила лишь автономию Украины, а 3(16) июля решила перенести ее осуществление до созыва Всероссийского учредительного собрания. 7(20) ноября, после большевицкого переворота, Центральная Рада объявила о создании украинского государства – но опять-таки в составе России. И лишь 11(24) января 1918 г., сразу же после разгона большевиками Учредительного собрания и по совету Германии, Рада провозгласила независимость Украины.
Эта хронология отражает не столько национальные, сколько политические причины отделения: здесь видна реакция на незаконный захват власти большевиками, отталкивание от их террористической политики. (Идеологической же вражды к большевикам социалистическая Рада не питала.)
Во-вторых: насколько в тех условиях всеобщей смуты это решение Рады (образованной, кстати, не всенародными выборами, а соглашением политиков) можно считать мнением народа? Скорее, как признает и симпатизирующий сепаратистам А. Авторханов ("Империя Кремля", 1988), это было "искусное лавирование украинской дипломатии во главе с Винниченко в продолжающейся войне между Германией и Россией". Причем с одной стороны была не прежняя Россия, а захваченная большевиками и угрожающая Украине тем же режимом. С другой же стороны "австрийцы и немцы добивались", чтобы Украина стала "австро-германским вассалом". В таких условиях решение о независимости 1918 г. можно рассматривать как оборонный шаг (оказавшийся, впрочем, недостаточным).[28]28
И в-третьих: где пролегают юридически законные границы между Украиной и остальной территорией России? Украина была столь органичной частью Российского государства, что в июньском (1917) Универсале Рады об автономии ее границы были намечены лишь приблизительно: «К территории Украинской Народной Республики принадлежат земли, заселенные в большинстве украинцами: Киевщина, Подолия, Волынь, Черниговщина, Полтавщина, Харьковщина, Екатеринославщина, Херсонщина, Таврия (без Крыма). Окончательное установление границ Украинской Народной Республики, как относительно присоединения населенных в большинстве украинцами частей Курщины, Воронежчины, Холмщины, так и других смежных областей, должно последовать в соглашении с организованной волею народов». [Прим. 1998 г.]
[Закрыть]
Конечно, у многих членов Центральной Рады было стремление к отделению от России, но они не могли его провозгласить без веских причин, считаясь с тем, что большинству населения Украины идеи сепаратизма были чужды. В этой связи уместно привести свидетельство из воспоминаний самого В.К. Винниченко об "острой антипатии народных масс к Центральной Раде", выражавшейся "самими украинцами. С каким неуважением, злобою, с каким мстительным глумлением они говорили про Центральную Раду, про Генеральных секретарей, про их политику. А что было в этом действительно тяжелым и страшным – то, что они высмеивали и все украинское: язык, песню, школу, газету, украинскую книжку…это были не отдельные сценки, а всеобщее явление с одного края Украины до другого" (цит. по сборнику "Пути истории". Нью-Йорк. 1979, т. II, с. 188–189). На единственных тогда свободных выборах на Украине (летом 1917 г., в городские самоуправления) сепаратисты потерпели позорнейшее поражение, не получив в главных городах ни одного мандата!
И немцы в те годы признавали, что финансируемые ими сепаратисты очень непопулярны на Украине. Поэтому германский канцлер Г. Михаэлис предостерегал (26.07.1917): "Мы должны быть очень осторожны, чтобы литература, с помощью которой мы хотим усилить процесс распада России, не достигла прямо противоположного результата… украинцы все еще отвергают идею полного отделения от России. Открытое вмешательство с нашей стороны в пользу независимого украинского государства, несомненно, может использоваться противником с целью разоблачения существующих националистических течений как созданных Германией". Советник германского посольства в Москве Рицлер подтверждал (04.06.1918): …любая идея независимости Украины сейчас выглядела бы фантазией, несмотря ни на что, живучесть единой русской души огромна". И посол Мирбах незадолго до гибели писал (25.06.1918), что, в отличие от Прибалтики, "постоянное отделение Украины от остальной части России должно быть признано невозможным" (Germany and the Revolution in Russia, 1915–1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. London. 1958. P. 65, 66–67, 131, 139).
Заметим также, что после ухода немцев основной фронт противоборства на Украине проходил не между «украинцами» и «русскими», а между «белыми» и «красными». И Украина была завоевана большевиками не военной силой, а пропагандой – в опоре на своих украинских союзников; более всего противостояли большевикам на Украине русские офицеры
Однако не будем продолжать полемику. Ни факты злоупотребления украинским национализмом, ни ненависть сепаратистов к России не отменяют права украинцев на национальное самосознание – вплоть до отделения. Жаль, что при опровержении политических спекуляций сепаратистов, русские оппоненты часто упускали из виду эту национальную правду, забывая о мистической сущности и ценности каждой нации как соборной личности; забывали о том, что нации могут созревать и в наши дни; что, заявляя о себе сначала в культуре, они неизбежно требуют своего политического оформления.
Раньше дискуссия шла в основном вокруг вопроса, есть ли украинская нация или ее нет, и дальнейшие выводы вели либо к сепаратизму, либо к "единой неделимой". Сегодня (оставляя в стороне вопрос, когда сформировалось украинское национальное самосознание) перечисленные выше проблемы концентрируются в одной: какова наиболее адекватная форма выражения современного национального самосознания украинцев?
Две противоположные тенденции в ответах теперь выглядят так: полное отделение от «угнетателей-москалей» или создание с ними федерации. Причем тенденция к отделению выдается сепаратистами за единственно национальную – в чем можно видеть седьмую и главную, национальную неправду сепаратизма
Очень важно подчеркнуть, что обе тенденции (сепаратистская и федералистская) существуют в самой украинской среде как два разных выражения национального самосознания. Эта двойственность берет начало с самого его возникновения, и в ней хорошо прослеживается такая особенность: сепаратизм был свойствен политически честолюбивой части интеллигенции, тогда как федерализм и даже чувство единства с Россией – простому народу. Тем более нет оснований считать национальной лишь сепаратистскую позицию.
В такой расколотости сознания, усугубляемой и в религиозном аспекте проблемой украинских католиков, трагическое наследие всей сложной истории этой славянской ветви. Под прессом тоталитаризма проблема была загнана внутрь, но с ростом свободы украинского общества она будет все больше выходить наружу. Ради интересов самой Украины и во избежание внутреннего раскола в ней, это наследие требует максимальной осторожности в его преодолении, в залечивании исторических ран.
Вряд ли сейчас может быть найдено решение, которое удовлетворит всех украинцев. Определение их воли путем референдума, конечно, наиболее разумный шаг, против которого выступают сепаратисты, очевидно, предвидя нежелательный для себя результат.[29]29
Продолжение этой темы – как все произошло в действительности – см. в статье «Историософия смутного времени». [Прим. 1998 г.]
[Закрыть] С ними можно согласиться лишь в том, что любое механическое взвешивание между «да» или «нет» – не идеальное решение. Оно не предотвращает внутреннего раскола общества.
Поэтому нужен следующий шаг: нахождение синтеза противоборствующих тенденций. Поиск же синтеза возможен лишь на уровне более высоком. Украинское национальное самосознание должно искать форму государственности, которая в максимальной степени обеспечила бы реализацию ценности независимости – до того предела, пока она не нарушает более высокой ценности, тоже необходимой народу, без которой он тоже потерпит национальный ущерб. (Таков общий принцип строения многонационального государства.) Этот предел устанавливается не снизу, так называемым "сознательным подчинением низших ценностей высшим", а сверху: самой очевидностью высшей истины, ее доминированием над нижними ступенями в иерархической лестнице.
Природа высших ценностей такова, что их приятие может быть только свободным, иначе, при насильственном им подчинении, они перестают быть таковыми. При свободном же их приятии высшие ценности не могут умалить ценности более низкого порядка, наоборот: могут придать им большую полноту. Не так ли и человек, реализуя свою неповторимую индивидуальность и свободу в служении высшим ценностям, обретает духовную полноту и смысл жизни?..
Цель данной статьи не в том, чтобы полемизировать с затронутыми выше неправдами. А в том, чтобы исходя из факта существования прочных многонациональных государств (даже без этнического родства: таковы разноязыкие швейцарцы, бельгийцы, канадцы), – определить, какие же ценности могут сблизить русскую, украинскую и белорусскую национальные правды в добровольное славянское братство?
«Наше национальное сознание должно быть сложным»
Поскольку ниже будут цитаты из работ давних лет, сначала стоит затронуть связанную с ними проблему терминологии. Речь идет прежде всего о происшедшей замене названия «Малороссия» словом «Украина» и о сужении значения слов «русский» и «российский».
Сегодня определение «русский» идентично почти вышедшему из употребления понятию «великоросс». Но еще на рубеже XIX–XX вв. «русский» означало великороссов, малороссов и белорусов вместе взятых. В этом смысле его употребляли как представители русской интеллигенции (например, П.Б. Струве), так и украинской (П.А. Кулиш).
Это было естественно и для простого народа. Так, в целях противодействия польской и австро-венгерской ставке на «украинофильский» сепаратизм, даже в Галиции [находившейся с XIV в. под польским гнетом, а с конца XVIII в. под австрийским] возникла партия, провозгласившая в 1899 г. следующую программу:
«Русская народная партия в Галичине исповедует, на основании науки, действительности и глубокого убеждения, национальное и культурное единство всего Русского народа и потому признает своими плоды тысячелетнего национального и культурного труда…только на [этой] культурно-исторической почве лежат пути к развитию и возвышению Галичской Руси. Принимая во внимание принадлежность русского населения Галичины к малорусской ветви Русского народа, а также и местные условия, русская народная партия признает необходимым и целесообразным просвещать свой народ на его собственном галичско-русском наречии, не отказываясь, однако, от помощи, какую русскому народу в Австрии может принести и действительно приносят обще-русский язык и обще-русская литература, представляющие национальное и культурное выражение всего Русского народа»
(Е. де Витте. «Путевые впечатления», Киев. 1904, с. 192–193).
Следует также напомнить, что термин «малоросс» нисколько не дискриминирующий. Наиболее распространено объяснение, что эта традиция античного происхождения, пришедшая через Византию вместе с православием: «Малой Россией», по аналогии с «малой Элладой», греки называли центральное историческое ядро государства, в отличие от разросшихся территорий «Большой Эллады» или «Великой России» (подобное деление на «великую» и «малую» существовало и в Польше).
Во всяком случае, это стало самоназванием юго-западной Руси. Так, гетман Богдан Хмельницкий в августе 1653 г передавал через посла: …иному неверному царю служити не хочем; только тебе, великому государю православному, бьем челом, чтоб твое царское величие не оставил нас. Король Польский со всей силою лятской идет на нас, погубити хотят веру православную, церкви святые, народ православный христианский из Малыя сия России" (Акты Южной и Западной России, т. XIII, с. 371. – Цит. по: "Обновленная Россия", «Посев», 1953). На Переяславской Раде Хмельницкий говорил: "едино мы тело церковное с православием Великой России"; "уже шесть лет беспрестанными моленьями нашими" просим царя принять нас, ибо враги хотят здесь "искоренить церковь Божию, дабы имя русское не помянулось в земле нашей" – "в нашей Малой России".
Хмельницкий, правда, именовал себя "гетманом славного войска Запорожского и всея по обеим сторонам Днепра сущей Украины Малороссийской". Но в то время слово «Украина» не имело этнического значения и означало лишь окраину, в данном случае польскую. С разными географическими прилагательными то же слово применялось к многим пограничным областям России, в том числе к далеким сибирским ("даурская украина"). В этническом значении слово «Украина» было введено в употребление лишь в XIX в.
Понятие же «Россия» (ныне сведенное к границам РСФСР) до революции означало всю империю, и слово «российский» включало в себя всю многонациональную полноту. Это терминологическое замечание приводится, однако, не для того, чтобы давать повод для дискуссии о правомерности того или иного определения. А чтобы была понятна излагаемая ниже традиционная позиция русской общественно-политической мысли по этому вопросу
Так, эмигрантский историк Г.П. Федотов еще в 1929 г. использует старые названия, определяя взаимоотношения между ними. И это дает нам первый, структурный, ориентир в поиске ценностей славянского единения. Сначала Федотов обращается к великороссам:
"Наше национальное сознание должно быть сложным, в соответствии со сложной проблемой новой России (примитив губителен). Это сознание должно быть одновременно великорусским, русским и российским.
…Для малороссов или украинцев, не потерявших сознание своей русскости, эта формула получит следующий вид: малорусское, русское, российское". Так же многоярусно строится национальное сознание белорусов.
Это означает: "Пусть не для нас одних русский север станет страной святых чудес", но и для юга России тоже. В свою очередь, Белоруссия и Украина должны восприниматься великоросским севером тоже как свои. Особенно это касается отношения к Украине: от решения этой проблемы «зависит самое бытие России», считал Федотов. "Задача эта для нас формулируется так: не только удержать Украину в теле России, но вместить и украинскую культуру в культуру русскую".
Он полагал в те годы, что молодая украинская нация еще не сформировалась окончательно "и ее судьбы еще не предопределены…но можно работать над тем, чтобы ее самосознание утверждало себя как особую форму русского самосознания. Южно-русское (малорусское) племя было первым создателем русского государства, заложило основы нашей национальной культуры и себя самого всегда именовало Русским (до конца XIX века). Его судьба во многом зависит от того, будем ли мы (т. е. великороссы) сознавать его близость или отталкиваться от него, как от чужого… Эта задача… прежде всего выпадает на долю южно-русских уроженцев, сохранивших верность России и любовь к Украине. Отдавая свои творческие силы Великороссии, мы должны уделить и Малой (древней матери нашей) России частицу сердца и понимания ее особого культурно-исторического пути. В борьбе с политическим самостийничеством, в обороне русской идеи и русского дела на Украине нельзя смешивать русское дело с великорусским и глушить ростки тоже русской (т. е. малорусской) культуры… ("Будет ли существовать Россия". Цит. по: Собр. соч. Париж, т. I, 1988).
В то время становление национального самосознания украинцев, наверное, еще не было столь явным, как в наши дни. Сегодня слова Федотова можно было бы сформулировать с большим уважением к праву украинцев на самостоятельность, сохранив ту же мысль о ценности единения. Независимо от того, как называть эту славянскую общность, ее ценность вполне ощутима. И особенно теми многочисленными россиянами, которые (как и автор этих строк) соединяют в своем происхождении разные ветви единого русско-славянского древа.
Федотов писал и о следующей ступени задания: "расширить свое русское сознание… в сознание российское", поскольку Россия в любом случае будет включать в себя не только славянские народы (не из одних славян состоит и РСФСР). Из уважения к ним сознание российскости должно быть шире славянского. Эта тема выходит за рамки данной статьи, хотя проблема не менее важная. В этой связи следует отметить, что в СССР все больше проявляет себя и великорусский изоляционизм как стремление сосредоточиться на своих проблемах, залечить свои раны. В этом, видимо, сказывается своеобразный шок после чудовищного разрушения большевиками русской культуры (другой вид того же шока шовинизм и перекладывание вины исключительно на инородцев) Так что ценность российского единства и в русской среде, к сожалению, несколько поблекла или подвергается шовинистической опасности…
