Текст книги "Другая жизнь. Назад в СССР 5 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Она и сейчас гордая. Мы с ней женимся на следующую весну, – сказал я зачем-то и вдруг добавил. – А вы тут сдохните. Пожрёте друг друга от голода. Уже сейчас трахаете друг друга? Как там у вас присказка есть: «Лучше нет влагалища, чем очко товарища?». Ты же сказал так, Фролу, Макар? Глядя на его задницу.

Я показал пальцем на «бойкого» и, улыбнувшись, подумал, что отмотаю я еще месяца на два вперёд здешнюю историю.

– Чего⁈ – возопил «бойкий», но меня там уже не было.

– Может матрицы им подправить? – подумал я, но тут же себя остановил. – С какого? И что потом? Они раскаются? Пойдут в храм, покрестятся, станут праведниками, а то и святыми. Так, что ли? Не-е-е… Я не Христос, чтобы отпускать грехи.

Я думал недолго. Сутки. Именно столько хватило самому забитому додуматься зарубить всех подельников. И его я вернул. Обратно в Корсаков. И он пошёл в милицию и во всём сознался. Что зарубил топором, да. Где зарубил? В каком-то ином мире, куда забросил их какой-то колдун.

– Они спали у костра, а я их зарубил, – сказал он, но место показать не смог.

Зато это место нашла милиция. Недалеко от того, где их встретил я. В лесочке туда и следы колёс вели. Я прокатился на Ниве и на Яве, да. Стёр свои отпечатки. Про Ларису этот тип почему-то забыл. Просто перенеслись в другой мир, жили в нём до холодов и он, де, понял, что его хотят съесть. Вот и зарубил.

Правильно всё рассказал. Как сделал, так и рассказал. Всё как по писанному. В той матрице, что ему Флибер внушил прописанному, да… Парня в «дурку» определили. Но это самое лучшее, что я для него мог сделать. Ничего… Подлечат и годика через два выпустят.

А Лариса про них даже и не спрашивала. Забыла напрочь. Её, кстати, меньше всех в милиции мучали. Пока то, пока сё, пока искать ублюдков начали. А тут и четвёртый пришёл с повинной. Нормально всё получилось…

Глава 13

В этом мире сентябрь сменился, естественным образом, октябрём. Как это не банально звучит, а для меня, последовательность бытия этого мира успокаивала. А то, напрыгаешься по мирам из зимы в лето и голова идет кругом. Мне же тоже приходилось с дедушкой Рёките по прошлому прыгать. Ну, а как же учиться? Только самому попробовать и посмотреть.

Якудза нашли мне старые, в реальном мире просроченные, но настоящие документы (серьёзная организация) которыми я и пользовался. Вы бы видели глаза дедушки Рёките и папы Тадаси, когда на вопрос, какие мне будут нужны, я сказал спасибо и спросил:

– А можно я заберу все. Если вдруг они вам понадобятся, верну.

Эти два умудрённые жизнью человека только склонили головы в почтительном поклоне, когда я спросил:

– А ещё древнее нет документов?

– Найдутся, – ответил дедушка Рёките и спросил. – Неужели ты можешь и в те, более давние времена, переместиться?

Я только кивнул, улыбнувшись, а они поклонились ещё ниже.

Правда потом, при следующей встрече, когда дедушка Рёките передавал мне следующий «пакет личных документов», уложенных в картонную коробку формата А-3, он склонил перед ними голову, и коснувшись лбом, сказал:

– Мы надеемся, что ты не посрамишь род Минобэ.

– В этом тебе не стоит сомневаться, дедушка. Я тоже член этого рода.

С таким же уважением, двумя руками приняв коробку со слегка пожелтевшими бумагами, я так же приложился к ним лбом.

Я не собирался путешествовать в прошлое ради развлечения или какого другого интереса. Что там интересного в жизни самураев, служащих своему сёгуну? Просто, э-э-э, мало ли что случится… Вдруг понадобится?

– А здесь документы иностранцев, которые приезжали к нам на острова и по каким-то причинам оставшимся здесь навсегда. Наши люди специально поработали в архивах Токио и сделали выборку.

Он показал на ещё одну коробку, стоящую на его рабочем столе в кабинете офиса губернатора Токио.

– Заберёшь? Тут есть даже русские купцы. Очень древние бумаги…

Я подошёл и заглянул вовнутрь. Документы, действительно, выглядели древними, как окаменевший навоз мамонта.

– Поправим, – шепнул Флибер. – Станут как новые.

– Ничего, если я их подновлю? – спросил я. – Больно уж у них состояние ветхое.

– Делай с ними всё, что посчитаешь нужным, – сказал и кивнул головой Рёките.

– Да, мы их потом снова состарим, – успокоил Флибер. – Это вообще не проблема.

– Спасибо, дедушка. Пусть они у меня похранятся. В том, моём, мире они не испортятся.

– Делай, что посчитаешь нужным, – повторил Рёките Минобэ. – Тебе виднее.

– Благодарю за доверие, Рёките-сан, – сказал я, и поклонился старику в пояс. Я, действительно, уважал его и его самурайский род.

По старым документам Рёките Минобэ открыли вклады «на предъявителя» в его офшорном банке, на которые мы положили под пять сотых процентов годовых в общей сложности почти миллиард долларов, который за десять лет принёс ещё шестьсот миллионов.

Так я спас свой, хе-хе, колбасный проект.

* * *

– Что там наше правительство? Собирается поддерживать проект японцев? – спросил Дроздов.

– Собирается, собирается, – сказал и вздохнул Юрий Владимирович Андропов.

– А то уже и штатовцы, и британцы зашевелились. Вызвали обоих японских послов и высказали претензию.

– Хм! Штаты ещё от той сделки, что мы с ФРГ провернули не отошли, а тут Япония вот-вот от их газа откажется.

– Не испугаются Минобэ санкций?

– Не думаю, – поморщился Андропов. – Раз пошли на такой шаг, со своего пути не свернут. Самурайские принципы… Чем-то наш Мичи их держит. Они ему просто в рот заглядывают.

– Да-да! Я читал отчёты службы наблюдения. Только непонятно, как он перемещается?

– Непонятно, да-а-а… Но это – точно его голос. Да и обсуждали они…

– Ну да… Переходы между мирами и возвращение прошлое.

– Кому сказать, за сумасшедших примут, – покрутил головой Андропов и вздохнул. – Взрослеет парень. Серьёзный проект предложил нам. Высочайшие технологии. Трубы, опять же. Мы так и не освоили производство. Десять лет прошло, чёрт побери! А воз и ныне там.

– И когда приступим?

– Боюсь, наши старцы ждут команду из Лондона. Погрязли они в том финансовом болоте, в которое их втянул Лондонский Сити. Сколько золота в офшоры вбухали, а обратно получить не могут.

– Да они и не хотят, Юрий Владимирович. Правильно сообщал Джон. Они туда всё золото партии спрятали, а теперь ждут, когда СССР рухнет и можно будет им воспользоваться.

– Да-а-а… Прямо и не знаешь, что делать…

– Мы же уже, вроде бы, выработали стратегию, – нахмурился Дроздов.

– Выработали, да, но страшно, бл*дь. Сердце заходится. Ни спать, ни ср*ть не могу. Хочется перестрелять половину политбюро. А вторую пересажать.

– Такая же история, но со стулом у меня слава богу.

Андропов удивлённо посмотрел на Дроздова.

– Ты это что? – спросил он, сдвинув брови, а потом улыбнулся. – А-а-а… Это же я образно! Да пошли они, чтобы ещё этим мучиться.

– Вот и я о том. Но ведь утекло же от кого-то к врагам.

– Хм! От кого-то… Я же говорю… Половину бы лично расстрелял. Но англичане красавцы, а? Как они снова нас развели в шестидесятых⁈ Прикинулись бедными овечками. Ах, рятуйте! Гипс снимают, клиент уезжает! Сами мы не местные, подайте Христа ради. Пооткрывали офшоры под сумасшедшие процентные ставки, а наши и повелись, как последние лохи.

Дроздов выпучил на Андропова глаза.

– Что с вами, Юрий Владимирович? Вы здоровы?

Андропов широко улыбнулся.

– Испугался? Это я готовлюсь к разговору с Леонидом Ильичом. Хочу его шоккировать.

– Да, его сразу инфаркт хватит.

– И пусть, мать его. Ведь он это всё затеял. Конвергенция, мать их ё*!Косыгин-Либерман, бл*ть!

– Стоит, ли рвать себя так, Юрий Владимирович? Или это вы продолжаете репетировать?

– Продолжаю, – сказал Андропов, вздохнул, посмотрел на Дроздова и спросил. – Как думаешь, вытянем Россию из болота?

– Конечно вытянем, Юрий Владимирович. С таким помощниками и не вытянуть⁈

Андропов вздохнул.

– А потом всех расстрелять!

* * *

– У них с Тиэко двое детей: мальчик полтора года и девочка восьми месяцев, – сказал директор ЦРУ Стэнсфилд Тёрнер.

– Подожди… Ему сколько лет? – спросил Картер.

– Девятнадцать. Первого ребёнка заделал в семнадцать.

– Молодец парень! – улыбнулся президент Соединённых Штатов. – Нашли, что связывает их семьи? Связывало…

– Кроме того, что дед Михаила мог пересекаться с Рёките Минобэ в Китае, куда Минобэ был послан в составе подразделения осуждённых штрафников и попал в плен к русским.

– Всё понятно, – махнул рукой Картер. – Завербован НКВД. Спящий агент?

– Похоже на то.

– Все они, социалисты и коммунисты – агенты СССР.

– Ну… Наших там тоже не так уж мало, – пожал плечами директор ЦРУ. – Там ещё есть другая связь, через ушедшую с мужем в СССР в тридцатых годах сестру Минобэ. Они могли контактировать с дедом Михаила в Москве, когда того отправляли на учёбу. Был в её окружении похожий субъект с именем Николай. По описанию он был очень красив и мог привлечь её внимание.

– В конце концов, это всё гадание на кофейной гуще и нам важен факт, что контакт состоялся и Минобэ работают на СССР. Что там о его неординарных способностях? Гипноз? Он расправился со всеми соперниками на чемпионате по каратэ, не дав ни одному сопернику даже возможности посопротивляться. Один удар – и всё!

– Мы смотрели оригинальную киносъемку. У него сумасшедшая скорость. Но при том он не наносил сокрушительных ударов. При такой скорости сила удара должна была составлять около тонны минимум, но его сопеники быстро приходили в себя. Как при обычном нокауте… Одна-две минуты… И при разбивании черепиц он преуспел. Разбил на одну черепицу больше чем его соперник, но было очевидно, что он, э-э-э, скромничает и не хочет раскрывать свои возможности.

– Девятнадцать лет… Уникум? Хоккейную команду натренировал. Бегает кроссы, как спринтер. Дом с солнечными батареями неизвестного образца… Что-то не нравиться мне этот парень, при всём к нему уважении. И не нравиться, что он, как трактор тянет Японию в СССР.

– Вы ещё забыли про микропроцессорные проекты Минобэ на Тайване.

– Ничего я не забыл. Их процессоры уже сейчас конкурируют с Британскими. Но это, может быть и хорошо. Британцы слишком задрали носы со своими компьютерами на «исключительной», фак, архитектуре.

– Но это значит, эти процессоры появятся и в СССР.

– Ну, и появятся! – скривился Картер. – Мы их затянем в свою паутину и насытим их умы нашей культурой. Уже затягиваем. В Москве француз, как его? Пьер Делаваль? Он, вероятно, с британцами работает. С их, этим, Джоном Сомерсетом, в паре, да. Он уже из Москвы сделал компьютерную столицу с выходом в Британскую паутину. Это же хорошо! Пусть перенимают наши, хе-хе, культурные, хе-хе, ценности. Средства массовой коммуникации, – наше всё. Что там радио? Что там телевидение? Компьютеры – вот наше оружие будущего. Поэтому – пусть пользуются технологиями. Пусть! На нас весь мир работает. Лучшие умы! А они со своим, как это, «очковтирательством», да и бюрократией, всегда будут оставаться позади. Меня смущает другое…

Картер поднялся из кресла, вышел из за стола, подошёл к окну и некоторое время что-то разглядывал. Директор ЦРУ молча сидя в глубоком кожаном кресле ждал.

– Он слишком неординарен. Ещё и рисует хорошо. Отлично учится. Что-то в нём есть ненормальное. И взгляд… Поведение… Манера говорить… Похоже, что он не от мира сего.

Директор слушал, и понимал, что президент повторяет фразы, написанные его, Стэнсфилда, аналитиками. Понимал, но терпел и слушал.

– Может быть, так президент думал? – думал он.

– Откуда у него эти солнечные батареи? – вдруг спросил Картер. – Им нет аналога. Русские произвести их не могли. На Тайване? Тоже вряд ли.

Директор ЦРУ хотел, чтобы президент сам сказал это слово. Он специально просил аналитиков, так сформулировать текст записки, чтобы слово было очевидным.

– Инопланетяне? – наконец-то спросил Картер.

Стэнсфилд скривился и покрутил отрицательно головой.

– Не поступало такой информации. Вы же знаете наши источники. Такая рыба не прошла бы мимо наших сетей.

– Ну, а что, тогда? – тоже скривился Картер.

Стэнсфилд пожал плечами.

– А какая разница? Ясно одно. У русских таких технологийет и быть не может. У Япов – тоже. И нигде на Земле таких технологий нет. Мы распилили процессор. В нём технологии будущего. Нет такой литографии в этом мире. Даже принципов получения и использования ультрафиолета таких частот – нет. А иным способом получить такое разрешение не возможно. Только ультра-ультрафиолетом, но он поглощается даже воздухом.

– Значит что? – Картер испуганно распахнул глаза.

– Это техника из будущего и она не в наших руках.

– В руках этого мальчишки?

Стэнсфилд кивнул.

– И что будем делать?

Директор ЦРУ чуть дёрнул уголками губ.

– Он часто посещает Японию. Попытаемся его взять и провести экспресс-допрос.

– Медикоментозно, я надеюсь? – проговорил Картер.

– Он даже не заметит, – улыбнулся Стэнсфилд.

* * *

Наш третий институтский курс начался десятого октября и примерно тогда же началась во Владивостоке и осень. Почти весь сентябрь было тепло и только в конце его задули северные ветры и посыпали мелкие и нудные дожди. Но солнце порой возвращалось, не желая прятаться совсем в тучах. А числа пятнадцатого задуло и заморосило основательно. Тогда приехала с Сахалина и Лариса. Пару раз встретив её в институтском фойе мокрую, как курицу, я предложил ей переехать ко мне. Чтобы возить её на учёбу. Я-то продолжал иметь свободное посещение, потому, что неплохо справлялся и с зачётами, и с сессиями, и ни один преподаватель не встал на «дыбы», когда заслушивался этот вопрос. Тем более, что я принёс справку, что учусь заочно в военном училище, где сдал вторую сессию на все пятёрки.

Многие преподаватели, как мне потом рассказывала, подхихикивая, англичанка, крутили у виска пальцем, когда заходила обо мне речь, и старались разговор обо мне замять. Слишком уж я был неординарной личностью, да, хе-хе…

А мне было на чужое мнение нас*ать. Главное, ребята, с которыми я учился, не крутили пальцами, и продолжали относиться ко мне почти, как к равному. Почему почти? Да потому, что я всё-таки открыл секцию каратэ в институте, куда записались почти все студенты мужского пола. Во Владивостоке каратэ переживало сумасшедший «бум». Вот я и не устоял перед просьбами.

Да и стал я всё-таки от коллектива отрываться в своём свободном полёте. А так, вроде как снова стал своим. Узнаваемым… Чтобы усилить эффект от объявления о приёме в секцию, я собственноручно нарисовал на компьютере баннер формата А-2, распечатал его на широкоформатном принтере и прицепил на стенде в фойе Баляевского институтского корпуса.

Улыбающийся во все тридцать два зуба чемпион мира по карате, хе-хе, собственной персоной, с медалью в правой руке и золотым кубком в левой, приглашал записываться в секцию! Амуниция на время тренировок выдаётся бесплатно! Безопасность гарантируется! А не фиг! Гулять, так гулять! Стрелять, так стрелять! Учить, так учить! И далее по списку…

Я перевернул принципы и устои каратэ с ног на голову. Или наоборот, с головы на ноги? Это как посмотреть.

У меня в секции не младшие поклонялись старшим и исполняли их прихоти, а наоборот: старшие первые кланялись младшим и во всём должны были им помогать. Такие порядки были заведены мной сразу. Ещё в школьной секции. Таки образом я пресекал обвинения в навязывании культа личности и обвинение в создании авторитарной секты. Такие правила мы с Володей Жлобинским и «проталкивали» в спорткомитете, но их отвергли, взяв за основу принципы японского каратэ. Мы же занимались «русским стилем» каратэ. Так на баннере и было написано: «Русский стиль» каратэ-до.

В разминке я давал удары из обычного и тайского бокса. Во время бега передом, спиной и боком, мы выполняли удары: локтями, кулаками. Со сжатыми клаками и никто кулаки не разжимал. Почему? В каждом кулаке была копеечка. Работали во время бега коленями. Иногда с резким тайским выпрыгом и выдохом. Ставили дыхание. Я не знал, освоят ли они каратэ, но отмахиваться от хулиганов и кулаки сжимать при ударах должны были научаться однозначно. Потом ребята делали растяжки, изучали стойки и концентрированные блоки с ударами, передвижение в каратэковских стойках с ударами и блоками. Не знаю, мне моя система тренировок нравилась. Я сам так занимался.

Глава 14

У меня и этим летом получилось отдохнуть с друзьями Гришки Мицуры в бухте Три Поросёнка и там мы с ним немного позанимались каратэ. Я показал ему основные стойки и технику блоков-ударов. Был на Трёх Поросятах и Саша Баскаков с гитарой и своим другом Олегом Выходцевым. Тем, который бредил каратэ. Мне показалось, что его Баскаков взял специально, чтобы нас познакомить. И вот к осени к моему удивлению и Гришка и Олег показали неплохое каратэ. Э-э-э… Ну, как неплохое? Для трёх месяцев домашних занятий неплохое. Они выучили главные стойки, связку четырёх блоков, прямые удары руками и ногами. А также выучили первое ката (хейан шодан) и, что самое главное, – запомнили разминку.

Короче, они у меня сразу получили жёлтые пояса и стали сэмпаями. Кое что получалось ещё у некоторых ребят, которые подсматривали за мной и в колхозе и на Шикотане и в спортзале, когда я перед, или вместо физкультуры крутил своё каратэ.

Я понял, почему Выходцев стеснялся идти в нормальную секцию и просил заниматься с ним индивидуально ещё на Трёх Поросятах. У него были проблемы с лёгкими, которые я ему немного подлечил. Мы много уделяли внимание взаимосвязи физических упражнений с дыхательными, а потому Олег подумал, что его улучшение состояния лёгких произошло от упражнений. За лето мы сдружились с Олегом и дружба наша продолжила крепнуть. Как и с Гришкой Мицурой.

Олег, как оказалось, не имея никакого специального образования, работал сапожником. И не просто подшивал и подбивал, а шил настоящую обувь. Когда я увидел его «казаки», то подумал, что это, как говорили сейчас: «загранпошив». Однако обувь была пошита самим Олегом. Теснённые, простроченные, где только можно, сапоги смотрелись отлично и стоили прилично. Он шил обувь на продажу. И портмоне он делал великолепные с теснением. А работал он в доме быта.

Олег тоже оказался очень неплохим художником и художником не простым, а миниатюристом. Он друзьям рисовал значки. Продавались такие большие круглые жестянки с изображением, например, зайца и волка из мультфильма «Ну, погоди!». Вот на них Олег и рисовал маслом какие-нибудь картинки. Баскакову он нарисовал, естественно, группу «Битлз». Очень похоже нарисовал.

В отличие от классического сётокана я не настаивал, чтобы ученики сразу вставали в «правильные» дзенкуцу, или кокуцу дачи, то есть в длинных стойках. В них довольно трудно, из-за плохой растянутости связок, было доворачивать таз до правильного положения. А значит и полностью вкладываться в удар. А в «половинных» стойках – самое то. Да и двигаться в них было легче, а значит – не терялась выработанная с детства мобильность. Этот принцип я опробовал на «школьной» секции, мы немного поспорили на эту тему со Жлобинским, но принцип принёс великолепный результат.

Я считал, что ущербность Сётокана в том, что последователей не учат сразу быстро двигаться именно в стойках. Путём импульса таза, корпуса, рук и ног. Потому они потом и начинают «прыгать» в спарринге, даже не как боксёры, а как зайцы. Ведь и разворачивать и посылать тело вперёд-назад и в стороны, можно с помощью рук. Как фигурист начинает закручиваться вокруг оси тела? Путём сворачивания рук вовнутрь. Я и раньше двигался, в основном, за счёт ударов, блоков, отталкиваясь и опираясь на давление противника. Ну, да ладно, о карате…

Банер с моей рекламой был красив и на меня тут же насели комсомольцы-профкомовцы, попытавшись уговорить изготовить для них такого же качества афишу о новогоднем вечере. Я поморщился, удивился, что они думают не только о сегодняшнем дне, и просьбу исполнил. Просьбу исполнил, а сам подумал, что с техническим оснащением альма-матер что-то надо было решать.

Понятно, что принципы устройства оборудования можно было понять на образцах сороковых годов, но ведь нам придётся обслуживать более современное и даже импортное. Например, уже сейчас на наших плавающих заводах эксплуатировалось японское фаршевое оборудование и западногерманское морозильное. Мы этого оборудования не то что не знали, но даже и не видели. А ведь нас «взращивали» как будущих механиков наладчиков. И что мы могли после института наладить, или, не дай бог, отремонтировать?

Принцип: «забудь, чему учили в институте», мне не нравился, но что-то толковое придумать я не мог. Не спонсировать же «свой» институт из личных доходов? У нас СССР всё-таки, а не частная лавочка! Социализм, мать его… И так я уже проявил себя, как граф Монте Кристо… Замаскировал свои подарки институту под подарки токийского университета, но «уши-то» мои торчали. А у нас в СССР не любили выскочек и явно богатых людей, выставляющих свою богатость напоказ. Перерожденцем могли заклеймить и тогда кранты карьере.

Рёките, с которым я посоветовался на эту тему, предложил устроить студентам, закончившим четыре курса, производственную практику на его рыбоконсервном заводе. В Токио, да… Сделать приглашение от университета, да и дать посмотреть. Короткую практику. Нескольких дней вполне хватит. Человек по десять на недельку…

Я воодушевился и Рёките от своего лица, как губернатора Токио, прислал письменное предложение в институт. Об этом мы говорили ещё весной, и я даже «почти забыл» о письме, когда меня пригласил на беседу сам начальник управления Григорьев и несколько минут укоризненно разглядывал меня, прежде чем начать разговор.

– Ну, почему бы тебе не посоветоваться со мной, прежде чем договариваться с Токийским университетом?

– Это о чём я договаривался? О побратимстве?

– Ты и о побратимстве договаривался? – расширил глаза Григорьев. – Да-а-а… Будь моя воля, закрыл бы я тебе выезд за рубеж. Столько от тебя хлопот!

– Каких хлопот? Поясните уже наконец, товарищ генерал, в чём провинился. А то уже стыдно, а не понимаю за что? Ужасное состояние. Хочется покаяться, а за какие грехи, не понятно.

– Много грехов? – хмыкнул Григорьев. – Так, кайся за все сразу, вслух и по порядку.

– Каюсь, Константин Александрович, каюсь, – произнёс со вздохом я. – Не удержаляся, глядючи на наше убогое технологическое оборудование, по которому мы учимся, купил новейшее в Японии. Теперь не знаю, что с ним делать?

– Что за оборудование? – удивился Григорьев.

– Да, там много чего, – махнул я рукой. – Я прикинул по площадям нашего первого этажа на Баляева, и подобрал, чтобы встало две линии. Теперь не знаю как эту идею влить нашему руководству. А это значит и в Министерство…

– И зачем тебе это? – поморщился Григорьев, потом посмотрел на меня и усмехнулся. – Снова скажешь, что «за державу обидно?»

Я улыбнулся.

– Не я сказал. Вы сами сказали.

– Да-а-а… Сложно с тобой. Вечно ты куда-то лезешь. Ты же понимаешь, что мы не можем принять никого из Японцев во Владивостоке.

– Почему? – наивно «удивился» я. – Форда же принимали в семьдесят четвёртом.

– У нас с японцами непонимание по статусу наших Курильских островов. Японские милитаристы звенят самурайскими мечами.

Я в удивлении вскинул левую бровь. Григорьев нахмурился.

– Кхм! Что-то я передовицами заговорил. Кхм! Так! Со всей этой своей кашей сам разбирайся. Только знай, я буду против любого захода любых судов. Если что, пусть летят самолётами Аэрофлота через Хабаровск.

– Спасибо, Константин Александрович! – искренне воскликнул я.

– А со всем остальным иди в крайком. Мы поговорили уже с первым. Он не против. Ты, кстати, в курсе, что он знает про твои связи с его дочкой.

– Да, когда это было? – скорчил я невинную физиономию.

– Не знаю, что там, но он спрашивал про тебя. И даже не про тебя, а про твою личную жизнь.

– И что вы сказали? – с замиранием сердца спросил я.

– Что ты жениться собрался. На нашей девушке. Он всё про Японию расспрашивал. Про твои там, э-э-э, родственные отношения. Пришлось немного рассказать. Он был сильно удивлён, но одновременно ему стала понятна инициатива губернатора Токио. Он сейчас согласовывает предложение японцев в ЦК.

Григорьев потёр виски.

– Ох и накрутил ты, Михаил. Замесил тесто…

– Когда по шельфу решение примут? – спросил я.

Григорьев снова нахмурился и как отрезал:

– Не докладывают. Тут ещё одна новость. Кхе-кхе… Прилетает Судоплатов, Павел Анатольевич. Помнишь мы про него говорили?

– Помню. Чего вдруг? – удивился я.

– Не знаю. Сам скажет. Он в переговорной ждёт.

Григорьев показал пальцем вниз.

– О, как, – подумал я. – Значит, разговор будет серьёзным. Охмурять станут?

Григорьев нажал под столом кнопку и в кабинет зашёл его секретарь.

– Пусть проводят на минус третий, литера «А».

У меня по коже пробежал морозец. Я, то точно знал, что литера «А» не была «переговорная». Предок работал в этой «конторе» многие жизни и знал про это здание почти всё. Не совсем всё, да, но почти.

И, да, литера «А» на минус третьем, – это не была переговорная. Но мы туда и не зашли, а просто постучали. Из камеры-одиночки вышел Павел Анатольевич и я его узнал. Он посмотрел на меня, прищурился, улыбнулся и, кивнув сопровождающему меня офицеру, взял меня под руку. Капитан оставил нас в коридоре.

– Вижу, вижу, что узнал и меня, и эту камеру. Помнишь, как мы тут с тобой, хе-хе-хе, разговаривали?

– Я-то помню, Павел Анатольевич, а вот откуда вы помните, то, чего помнить не должны?

– Пошли в «нумера», – сказал и хихикнул Судоплатов.

Мы вернулись к лифту и, показав пропуск, Судоплатов нажал на стрелку вниз.

– Вот это другое дело, – подумал я, увидев, что генерал нажимает кнопку «-5».

Мы вышли из лифта на подземную железнодорожную платформу и сели в трамвайный вагон с вагоновожатым. Я не удивился. «Нумера» – это было не в этом здании.

Ехали мы долго и ехали в юго-восточном направлении. Потом вышли из вагона и прошлись по тоннелю прямо по рельсам. На заводе в бухте Улисс на причале ждал катер, который вывез нас из акватории порта и увёз на остров Скрыплёва. Вывез, высадил на уходящий в море пирс и отошёл примерно на милю. Ближе в полуострову Басаргина.

– Рассказывай, – сказал Судоплатов, – глядя мне прямо в глаза.

– Сколько стоит славянский шкаф? – спросил я.

Судоплатов фыркнул.

– 28–70, – сказал он.

– Ого! – сказал я.

– Угу! – с вызовом произнёс ещё один попаданец. – Дурацкий пароль и дурацкий отзыв.

– Какой есть. Что наскоро придумали, с тем и работаем. Не каждый день отправляем засланцев в прошлое.

Я смотрел Судоплатову в глаза и дерзко улыбался. Я был горд, что у меня тогда всё получилось. Не у меня, конечно, а у «предка», да, какая теперь разница.

– Ну, иди сюда, я тебя обниму, – произнёс герой-разведчик и расставил руки.

Я шагнул к нему и сам его обнял.

– Это ваша какая жизнь? – спросил я.

Павел Анатольевич удивлённо вскинул брови и потёр не бритый с утра подбородок.

– Вопрос не совсем понятен. Ты, вроде, отправлял меня на второй круг. Вот, его и доживаю. Имеются варианты?

– Имеются, Павел Анатольевич.

– О, как! Интересный расклад! Значит прав Юрий Владимирович. Он сказал, что ты из дальнего будущего.

Я пожал плечами.

– До какого дожил, из такого и будущего.

– И можешь в него возвращаться? – сразу взял быка за рога Судоплатов.

– Могу.

– И в прошлое можешь?

– И в прошлое могу.

Судоплатов что-то хотел сказать, но я перебил, остановив его рукой.

– Но ничего переделывать в прошлом не стану. А тем более, кого-то там убивать.

Судоплатов с интересом взглянул на меня, вскинув брови и улыбнувшись.

– Да и не надо! – проговорил он. – Изменять ничего не надо. Посмотреть бы кто, чего, как и куда… Денег из страны выведено столько, что бюджет практически пуст. В британские офшоры. Про золото партии слышал? В девяностых про него говорили… Вот они туда уже ушло. Не в девяностые, а сейчас. Даже не сейчас, а вчера. В начале семидесятых.

– А-а-а… Вот оно, чо? Будем спасать корону Российской империи? Хе-хе… Даже и не представляю, как это вы собираетесь делать? Ума не приложу.

Судоплатов отстранился от меня и посмотрел мне в глаза.

– Ты что-то про это знаешь? – спросил он так тихо, что из-за шума порывов ветра и грохота разбивающихся о камни волн я бы ничего не расслышал, если бы не смотрел на его губы.

Я покрутил головой.

– Мне это было не интересно, – соврал я.

На самом деле я пытался кое что узнать про золото, когда прочитал в интернете, о том что Брежнев и компания решили поиграть золотым резервом СССР в ростовщиков. И я нашёл «золотой запас СССР» не в Форте Нокс, а в различных офшорах. В семидесятом году золотой резерв составлял тысяча триста семьдесят четыре тонны, а в восьмидесятом – пятьсот восемьдесят одну тонну. И это не было связано с закупками зерна. И это не смотря на то, что ежегодно добывалось около двухсот пятидесяти тонн.

– Что, вы тоже посчитали, что столько хлеба, сколько мы продали золота, мы не едим? – усмехнулся я.

– Почему тоже? Откуда ты знаешь, сколько золота продали?

Я удивлённо расширил глаза и посмотрел на Судоплатова с удивлением на лице.

– Ах, да, – тот хлопнул себя по лбу. – Интернет.

Я улыбнулся.

– Жаль, что здесь пока он ещё в зачатке. Я ведь тоже в конце той жизни на него подсел.

– Да, какой там интернет-то был, в девяносто шестом? – скривился я. – Тормоза. Вот потом – это да. Но, кстати… Много того, что было на серверах в девяностых, потом поудаляли.

– Во-во! – показал мне палец собеседник. – А я тебе говорил. Помнишь?

– Я-о помню, – улыбнулся я. – Как вы всё помните? Удивляюсь!

– Дурацкая память, – вздохнул Судоплатов. – Всё помню. Даже то, что было не в этой жизни. Ну, так, что скажешь? Сможем забросить, например, меня, но в другое тело. Ты же, вроде, говорил мне тогда, что можешь не в меня. Что в меня проще, но…

– Только без смертоубийства. Сразу предупреждаю, что не получится.

– Я же пообещал, – сделал вид, что обиделся Судоплатов.

– Верить диверсанту? – спросил я улыбаясь. – Вы же сами меня учили…

Бывший диверсант улыбнулся во всё лицо.

– Всё никак не привыкну, что ты тот. Много тогда ты натворил дел, да… Но ведь этот мир-то иной! Что это нас-то занесло, хрен знает куда? Там то СССР выстоял?

– Выстоял, Павел Анатольевич. И здесь выстоит.

– Да? – Судоплатов дёрнул шеей. – Что-то кривенько всё идёт. Не по тому пути. Уже сейчас компьютеры, интернет. Восьмидесятый, млять, год! Британцы вон как хреначат! Процессоры штампуют! Ты-то, ладно, из будущего таскаешь, а он откуда про них знает? Тоже твой засланец?

– Не мой. Накладка вышла. Я же рассказывал, помните, про инопланетян – энергетиков?

– Ха-ха-ха! Помню! Забавные черти!

– Так вот, одни такой чёрт и проник в этого парня, притянув за собой разум из будущего. Но я с ним уже разобрался. Пришлось, правда, призвать его соплеменников, чтобы того!чёрта' забрали, но разум из будущего так и остался. Наш парень оказался. Патриот СССР!