Текст книги "Другая жизнь. Назад в СССР 5 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

Весёлым и беспечным я всем понравился больше и по институту поползли истории о моих похождениях. Как я оседлал корову, и скакал на ней, как ковбой. Как заставил ходить по струнке барак вербованных, куда был приглашён на день рождения, как сходил один на «край света» туда и обратно за один день.

А что там ходить-то? Десять километров пробежаться туда. Там покупаться и пробежаться назад. Самое – то!

Даже до Ольги Марковой о моих похождениях стало известно.

– Ну, ты, Мишка и ходок, оказывается. Лариска тут грустит без тебя, а ты там девушек ненашинских, э-э-э, того-этого. Обихаживаешь, хе-хе-хе…

– Кто такой, э-э-э, трепло? – спросил я улыбаясь.

Мне нравились Ольгины ямочки на щеках. Она такая круглолицая, улыбчивая и поэтому ямочки у неё всегда на щеках имели место. И у неё были красивые губки. Хотя… Почему были? Есть! Вот они!

– Если бы не Пронкин, я бы тебя, Мишка, совратила.

Пронкин – это друг Андрей Маркова и Ольгин ухажёр.

– Если бы не Пронкин, я бы тебя сам давно совратил, – сказал я вызывающе щурясь.

– А что они себя взрослыми мнят? Подумаешь, на два года старше! Хочу – казню, хочу – милую! Хочу поцелую, хочу – на хер пошлю? Так что ли? Не правильно это!

– Ну-ну, – блеснула глазами Ольга. – Вечером приходи. Девчонки будут, а парней нет. Путина. Добытчики…

– Я ведь на машине, Оль. Устал я на сухую с вами седеть, -усмехнулся я.

– Хе-хе-хе… На сухую плохо, да… Даже вредно, хе-хе, говорят.

– Вот и я говорю. Давай, лучше, закройся пораньше, и ко мне поедем. Там и посидим, и музыку послушаем. И покупать ничего е надо. У меня там всё есть. Только не с кем. Лариска моя вообще не пьёт. Только пару глотков шампанского. Да и вообще… С ней ни украсть, ни покараулить.

– Что, так всё плохо? – участливо спросила Ольга.

Я скривился и махнул рукой.

– Не понимаю, что происходит. Ни два, ни полтора…

– Терпи. Она девушка с претензиями. Видишь, одевается как⁈ А как красится⁈

– А я? – развёл я руки и, «оглядев себя», потоптался на месте. – Тоже не в болонье.

– Не в этом дело. Она со вкусом девушка. Оттого и претензии.

– Ну… Не знаю. Не думаю, что в этом дело. Не пойду в зал! Ну её!

– А тебе что нужно?

– Да, как всегда… Конспекты хотел переписать. В машине почитаю. Так запомню, дома перепишу.

– У ебя же свободное было?

– И осталось. А конспекты нужно иметь. Билеты учить по чём?

– Да, тебе, говорят и учить не надо.

– Врут, Оленька. Безбожно врут. Это от зависти всё.

– Т-к… Есть чему завидовать… Девчонки только о тебе и трындят. Знаешь, как тебя называют?

– Как? – насторожился я.

– Золотым мальчиком.

– Фу, мля. Этого ещё не хватало. Это же какой-то фильм дурацкий был «Золотой мальчик». Как в Америке похищали сына какого-то миллионера, а им попался смелый пионер из СССР.

– Да-да. Было-было. Жуткая пошлятина, – Ольга скривилась. – Там ещё песни какието гадкие… Найди пистолет… Бр-р-р-р… Мерзопакастный фильмец. Вот, ты вспомнил!

– Сама напомнила. Как будто мало у нас учится нормально обеспеченных студентов. Да почти у каждого родители нормально устроены. Вон, как все влатаны. Сюда ведь поступили или очень умные, или блатные. Да и везде так.

– Я не «шмогла», – проговорила Ольга, как та лошадь из анекдота. – Папа у нас очень строгий. Не хотел за нас просить.

– В Универ поступить – ещё более волосатая рука нужна.

– У нашего папы получилось бы, – Ольга вздохнула.

– Ну, вот, а ты говоришь, «Золотой мальчик», – вздохнул я. – Всё сам, всё сам… Аки пчела…

– Не я говорю, Миша. Люди говорят.

– А ты им по губам, по губам. Короче… Я в машине. Жду до восьми.

– Так, э-э-э… Лариска тебя в окно увидит.

– Чёрт! Точно! – нахмурился я.

С Лориком встречаться точно не хотелось. Мы неделю, как вернулись с Шикотана и три дня, как учимся, а я у неё и не был ни разу.

– Точно не хочешь встречаться? – спросила Ольга заговорщицки.

– Точно, – кивнул я головой.

– Тогда, иди в мои закрома. Там садись и пиши.

– О! Спасибо! – обрадовался я.

Двойную работу делать не хотелось. Читать, потом писать… Дома у меня найдётся чем заняться. Двойное время. Я уже тронул ручку двери «книгохранилища», как подумал:

– А какого, собственно, чёрта? Зачем мне от кого-то прятаться?

Я посмотрел на Олю и улыбнулся.

– Не-е-е, – сказал я. – С какого перепугу я буду прятаться? И как долго?

Я развернулся и пошёл в читальный зал.

– Привет, Ларис. Как дела? Давно не виделись!

Она подняла голову от тетради. Тоже, писала конспект. Перед ней лежал синий том собрания «Ленина».

– А, привет, Миша, – сказала она обыденным тоном. Словно мы только что вчера виделись и не было у нас расставания и на Шикотане «тёрок». Я же уже там с ней перестал общаться.

– Учитесь?

– Учимся.

– Мне конспект нужен к завтрашнему семинару. А писать ещё ого-го. Давай потом поговорим?

– Да я и сам только поздороваться подошёл. Тоже с конспектами швах. Три дня – двенадцать лекций. Надо сразу взяться.

– Ага, – сказала она, не отвлекаясь от писанины.

Я сел за стол стоящий рядом и тоже начал строчить. Строчил я гораздо быстрее её и вскоре даже увлёкся, воображая, что моя рука – головка струйного принтера.

Можно было бы воспользоваться чернильным копиром, но почерк… Мне нужен был мой, ни с чьим несравнимый почерк. Преподаватели уже знали его и ждали от меня образцовых конспектов.

Во время переписывания я совершенно успокоился и даже забыл про соседку. Прошло уже около часа, когда я услышал.

– Ты прости меня, Мишка, за то, что было на Шикотане.

Меня словно током ударило.

– А что было на Шикотане? – спросил я совершенно «спокойным» голосом.

– Да, ничего не было, – сказала она.

– Э-э-э… Так, э-э-э, за что тогда прощать?

– Да, я хотела, чтобы ты приревновал меня. А то ты ходишь, такой, как будто тебе всё равно с кем я. Ну…

– Ни фига себе, всё равно⁈ – вскипел я мысленно. – Да я ведь рвал и метал!

– Мне было совсем не всё равно! Я даже хотел этому Валерке лицо начистить.

– Вот и начистил бы! – сказала она тихо.

– В смысле⁈ Да ты бы меня потом сожрала! Я же видел, что у тебя на лице написано: «только тронь».

– Ты ему, кстати, руку сломал. Правда я потом только узнала. После танцев. Когда она у него распухла. Две косточки крайние лопнули.

– Я знаю, что сломал, – буркнул я. – Что ж я не чувствую, как кости трещат под моими пальцами?

– Я почему к тебе тогда и прибежала, что поняла, что ты ему за меня руку сломал. У нас с ним ничего не было. Мы с ним даже не целовались. Потанцевали только. А потом. Потом мне его жалко было, но он сбегал от меня и даже прятался. А ты куда-то делся. Говорили, что ушёл картины рисовать. Но ты обиделся на меня да?

Она смотрела на меня искоса, сидя полубоком, и из глаз её текли слёзы. Беззвучно так текли. Просто лились на конспект и всё.

– Обиделся? Да я убить его был готов! Обиделся! Я думал, что у меня сердце лопнуло.

– Прости меня, пожалуйста.

Она всё-таки шмыгнула носом и на нас оглянулись. В зале ещё были «читатели-писатели».

– Поехали, короче, – сказал я. – А то ещё подумают, что я тебя…

Что должны подумать окружающие я не придумал, а встал, сложил её и свои тетради в портфель и рюкзак и вывел из читалки, положив «Ленина» на Ольгину стойку. Мы вышли из института, сели в машину и поехали по сырому от тумана городу. Потом я остановился.

– Хочешь, поедем ко мне? У меня сейчас своё жилище.

– Да, ты говорил.

– Я не понял. Что «да»?

– Поехали, – сказала она тихо. – Только мама станет волноваться.

– Я привезу тебя домой, не бойся. Просто посидим, поговорим. А пока помолчим, подумаем, о чём станем говорить. Хорошо думай, смотри.

Тревожные мысли – убивают нервные клетки, делая некогда позитивного человека – уставшей нервной собакой. Вот и меня они довели до такого состояния. И теперь тревога постепенно начинала проходить. Хтябы знать, что ничего не было, и то – великое облегчение. Я рулил и постепенно «наполнялся» пустотой. Я знал, что это высшее наслаждение – быть «наполненным» пустотой.

– Но-но, не расслабляйся! – скомандовал я себе. – Сколько раз такое было, что чашка переворачивалась и пустота выплёскивалась.

Мои хоромы не стали для неё неожиданностью. Тем более, что они и не выглядели хоромами. Так, две комнаты и кухня-гостиная, правда размером с приличную комнату и барной стойкой.

В холодильнике меня была мороженная пицца, которую я засунул в микроволновку. Не спрашивая желание гостьи я вскипятил воду и налил в стаканы в подстаканниках, положил в них чайные пакетики и поставил стаканы на барную стойку. Лариса в это время стояла у приоткрытого сверху окна и смотрела на заросший теряющим засохшую листву лесом, овраг. Отопление работало и я позволял себе держать окна открытыми, так как любил шелест листьев. Когда из-за туманов не хватало заряда батарей, днём включался совершенно неслышный дизель-генератор и батареи насыщал. Поэтому ночью здесь стояла почти абсолютная тишина. Особенно с противоположной дороге стороны.

– Тепло у тебя. А у нас дома, – батареи ещё не включили.

– Вам надо электробатареи поставить.

– Калориферы? У нас есть, но они сжирают кислород, – поморщилась Лариса.

– Вот видишь, какие у меня? – показал я на белые аккуратные батареи.

Пока готовилась пицца я говорил, она слушала, иногда прихлёбывая чай, но больше грела о стакан ладони.

– Я тебя так люблю, – сказал я, – что готов перевернуть целый мир и положить его к твоим ногам. И это не фигура речи. Это – реальность. Но мне нужно понимать, нужен ли тебе я вместе с этим «моим» миром? И понять это я должен в ближайшее время. В ближайшие час-полтора не позже. Пока ты находишься здесь. Думаю, что мы, если я тебе нужен, можем пожениться когда я закончу третий курс, а ты пятый. Ты мне нужна, как воздух, и как солнце. Подумай об этом, пока есть время.

Микроволновка звякнула и пахнущая несколькими сырами, копчёной колбасой и специями пицца была уложена на стойку, порезана и готова к употреблению. Музыку я не включал. Не до неё мне было. Да и Лариса больше смотрела на то, что ела и действительно думала. Или, по крайней мере, мне казалось, что она думала, а не тянула время. Она время от времени хмурилась, потом она дергала головой и лоб её разглаживался.

– А что будет, если я тебе не дам никакого ответа? – вдруг спросила она.

Я глянул на неё.

– Не знаю. Наверное, куда-нибудь уеду, – сказал я, а сам подумал, – И ни куда-нибудь, а в Афганистан.

– Мне будет сложно видеть тебя. А ты тем временем будешь иметь возможность подумать.

– А мне будет сложно не видеть тебя, – сказала она.

– Ты можешь иметь возможность видеть меня, если я действительно тебе нужен.

– Ты мне нужен, но выходить за тебя замуж пока я не готова, – наконец сказала она то, чего я, в принципе, от неё добивался.

– Так, э-э-э, я пока на замужестве и не настаиваю, – хмыкнул я и, подойдя к ней, приобнял.

– Только я не люблю эти твои «кошачьи» нежности, – сказала она, снова хмурясь. – За ушком почесать… То-сё… Это не ко мне! Поцеловать за ушком, ещё куда ни шло, а чесать – чеши своих кошек драных.

– Тихо-тихо, – прошептал я ей на ушко. – Не нужны мне никакие кошки, когда у меня такая львица. Ты же знаешь, что ты по знаку зодиака – Львица?

– Это почему это? – Лариса округлила глаза.

– Потому, что по Вавилонской астрономии небесная сфера делится на двенадцать секторов, через которые, в течении года, проходит солнце. В день твоего рождения солнце находится в созвездии Льва. Значит в тебе характер Львицы. И это вполне наглядно проявляется.

Я подумал, что в ней больше проявляется своеволие кошки, но разве я знал львиц? Может и они такие же своевольные. Хотя… Вроде, как они сами охотятся. Прайдом, хе-хе… А лев ждёт…

– А ты кто по… Как ты говоришь? По знаку зодиака?

– По знаку зодиака я Рыба.

Она посмотрела на меня так внимательно, словно пыталась разглядеть во мне рыбу.

– Да-а-а… Ну и где львица, и где рыба? Только у львицы в меню.

– Львицы – не кошки, – покрутил головой я. – Львицы едят мясо.

– Я люблю мясо, – сказала гостья. – Весь день ничего не ела. О тебе, балбесе, думала. Не мог сразу так со мной поговорить? А то ходит, бродит вокруг. Точно, как рыба плавает. Туда-сюда… Бак бы и дала лапой по рыбьей башке!

Она сделала «лапу», согнув пальцы и подняв руку к плечу.

– Есть хочу! – сказала она. Не наелась твоим пирогом!

– Мясо? Будет тебе мясо, моё серденько! Шашлык будешь?

– Буду! – сказала она, снова увеличив в удивлении глаза. – О ткуда у тебя шашлык?

– У меня, как в Греции, всё есть! Потому, что я сам очень мясо люблю. Я, наверное, плотоядная рыба.

– Ага! Рыба пиранья! Как вцепишься, так одни косточки останутся!

– Но-но-но… Не стоит преувеличивать хищность моей натуры.

Болтая, я достал пакет готового шашлыка и засунул его в микроволновку.

– Что у тебя за духовка такая? Моментально разогревает.

– Это микроволновая печь. Потом покажу-расскажу как работает. Пятнадцать минут и шашлык будет готов. Может фрукты для аппетита?

– А что у тебя есть?

Я хмыкнул.

– А какой фрукт моя любимая предпочитает в это время суток.

Лариса напряглась и нахмурилась, и сердце моё обмерло.

– Ты аккуратнее с выражениями, – сказала Флибер. – Куда ты гонишь? Не вспугни птицу удачу.

– Не надо опошлять это слово, – сказала Лариса.

Я поднял руки вверх, сдаваясь, и сказал серьёзно:

– Извини. Обрадовался.

– Не торопи события. И… Я тебе ещё не до конца поверила. Ты же бабник. Вокруг тебя столько девчонок вьются… И такие… Что до некоторых мне очень далеко…

– Ты – самая лучшая. И я не бабник. Честное слово!

– Да-да-да… Свежо предание, но верится с трудом…

– Это я, чтобы доказать тебе, что я не мальчик-колокольчик. И всё-таки, какие фрукты ты предпочитаешь? – сменил я тему.

– Я вообще-то персики люблю, но какие сейчас персики?

Я открыл холодильник и достал большой самый сладкий в мире персик «Акацуки Нео», который выращивают в садовом хозяйстве Фуруяма в префектуре Фукусима. Отдал. Потом взял из другого холодильника зелень, помыл. Вскрыл коробку и обалденно пахнувшего костром разогретого мяса, уложил его и зелень на тонкий лаваш, полил кетчупом, завернул и отдал гостье.

– И что теперь с этим делать? – спросила она.

– Зубками-зубками, – сказал я, впиваясь в другой «завертон» и, тем показывая пример.

Мы насытились. Ещё раз испили чаю. Жасминового. Посидели, посмотрели «наш телевизор». Передачи закончились.

– Пора домой, – сказала Лариса. – Мама переживает.

– Ты мне дашь сегодня ответ? – спросил я.

Она вскинула тонкие брови.

– Я же тебе уже ответила. Ты что, рыба глухая? Ты мне нужен, как никто другой. Но замуж за тебя я, пока, не пойду.

– Всё! Теперь услышал! Пошли, отвезу!

* * *

– Ты какой-то, действительно, взрослый стал. Совсем не тот мальчишка в коротких штанишках, которого я встретила в читальном зале.

– Вот, ведь, дались ей эти мои короткие штанишки! – подумал со вздохом я. – Ну ведь видела же она потом, что у меня много есть всякой одежды. Ну, проглядел тогда, что вырос за лето. Теперь всю жизнь будет вспоминать меня в коротких брюках?

– Тебя увидел – повзрослел.

– Наверное. Я тоже повзрослела. Наверное – благодаря тебе.

Она приблизилась прильнула ко мне и поцеловала.

– Мне повезло, что ты у меня есть.

Я обнял и прижал ближе.

– Я тебя никому не отдам, – сказал я на полном серьёзе. – Имей это в виду. Бить претендентов буду нещадно, так и знай.

– Меня не будешь?

Я нахмурился.

– Ты же не дашь повода?

– Я буду верной женой.

– А будешь?

– Буду. Но позже. Надо приучить родителей, что мы повзрослели. И институт закончить надо. Тут ты прав. Кстати… Теперь, когда ты рассказал про знаки зодиака, я поняла, почему ты мне ветровку леопардовую подарил на день рождения.

Она снова поцеловала меня.

– Всё, я пошла. Мама ругаться будет. Она у меня не очень на язык сдержанная.

– Давай, я тебя до квартиры провожу?

– Не надо.

– А вдруг в подъезде кто?

– Кто тут может быть?

– Мало ли?

– Ну, постой, пока я доеду. Я тебе из кухонного окна махну рукой.

Лариса уехала на лифте. На шестом этаже остановился. Я вышел из подъезда. В освещённом окне шестого этажа появилась тень, машущая рукой. Светящихся окон в доме оставалось немного. Я стоял в свете фар и ответил взмахом обеих рук. Уехал.

Глава 4

– Что у нас с Амином? – спросил Андропов.

– Правит. Окружил себя собственной гвардией, собственными врачами, почти не выходит из собственного дворца.

– Да-а-а… Надо бы тщательней относиться к прогнозам этого вашего Провидца. Как по часам переворот произошёл. И Тараки этот… Дурак, честное слово. Никому нельзя доверять. Правильно Иосиф Виссарионович говорил.

Андропов постучал пальцем по стопке машинописных листов аналитической записки.

– Как по нотам… В сентябре… Задушен подушкой… И ведь по пути с Гаваны, когда он остановился в Москве я самолично предупреждал его. Самолично!

Юрий Владимирович поднял палец вверх.

– Охрану предлагал из наших спецов. Нет, поставил свою. А какая она «своя»? Что там за перестрелка была? Не поверил? Амин – его любимчик.

– Не понятно. Говорят, что часть охранников Тараки убита, часть перешла к Амину.

– Понятно! Что тут непонятного? Предали. Советовали же убрать Таруна. Заменить его на нашего телохранителя. Была же информация, что он обо всём докладывал Амину.

– Сам пытался решить вопрос, – пожал плечами Дроздов. – Ведь обстреляли и Амина, и Таруна, когда они шли на переговоры с Тараки.

– Хм! В Таруна попали, а в Амина нет. Что за фокусы? Почти в упор из пистолетов-пулемётов? Даже уехать дали Амину. Что это, как не заговор?

– Устранили предателя. Чтобы не претендовал на почести. Амин всё правильно понимает.

– Да, уж… Что в дворце? Закладки сделали? Человека внедрили?

– Закладки сделали. Человека на кухню внедрили. Препаратом снабдили.

– Что по этому поводу, э-э-э, вещает Предсказатель?

– Предсказывает, что на Амина яд не подействует. А при штурме дворца погибнут до пятнадцати человек вместе с Бояриновым.

Андропов нахмурился.

– Этого нет в справке.

– Нет.

– Он же сейчас у нас в Москве. Расспросите его получше. Что-то чувствуется мне, что он не до конца понимает, что мы сейчас не станем опираться только на наши технологии. Тот штурм, что описывал он ещё раньше, не соответствует нашим новым задумкам, а он не меняет свои предсказания. Ты ведь не рассказывал ему про наши новые возможности?

– Нет, не рассказывал. И не расспрашивал. Он захвачен идеей культурного обновления общества и весь погружён в неё. Концерты, ансамбли, запись пластинок, поддержка талантов… Подготовка к Олимпиаде… Он крутится, как волчок. Откуда только силы берутся?

– У одержимых так бывает, – покивал Андропов. – А этот наш новый Синдбад-мореход чем занимается? Предсказаний не делал?

– Нет, не делал. Он вообще не говорит о будущем. Даже, когда я его пытаюсь на эту тему вывести, он морщится и говорит о многообразии вариантов.

– И для СССР? – вскинул брови Андропов. – Многообразие вариантов?

– СССР по его соображениям, вполне может вырваться в лидеры, если ему помочь технологиями. Чем он и занят, сейчас пересылая станки для производства заинтересовавших наших, кхе, «хозяйственников».

– Консервы и сублимация? Я читал записку. «Космос» заинтересовался, а все остальные ещё мудья чешут. Бараны, млть! Им на блюдечке всё преподнесли, а они носы воротят. Да раньшн бы только за одну установку… Да какой там? Только за одни чертежи, такой установки объёмной печати, звезду героя дали бы. А сейчас…

– Так бюджет, Юрий Владимирович. Политбюро… Они специально занижают ценность изобретения, что бы его не внедрять. В мере нет примеров применения такой установки.

– Нет применения… Политбюро, мать его… Все умники, млть! И Леонид Ильич… Продолжает им в рты заглядывать. Мне даже, Юра, иногда кажется, что зря мы его тогда «оживили». У него всё-таки что-то с мозгами произошло. Чем они его там травили, пока мы не опомнились, не известно. Однако, с головой у генсека точно не всё в порядке. Причём, поначалу, как только кровь перелили, всё было более менее, а теперь всё хуже и хуже.

– Может – это обычные старческие изменения? Я по себе чувствую, как подтормаживать начинаю.

– Да, это понятно, – скривился Андропов. – Все мы уже старики. А молодёжь на замену подрастает не советская, Юра. Ох, не советская. Не успеваем мы взрастить молодёжь.

– Ну, почему не успеваем? Есть в наших рядах надёжные кандидатуры. Другое дело, что вставить их в государственный механизм весьма проблематично. Всякий министр набивает свою обойму заряженными им самим патронами. Как любой охотник он надеется только на себя.

– Ой! Не надо умничать, Юра! Слова красивые говорить… Понятно, что всяк, сидящий наверху, мнит себя генсеком и готовит команду преданных лично ему. А мы?

– И у нас есть, на случай кризиса.

– Так и хочется иногда наступление этого кризиса ускорить.

– Отдайте команду и ускорим. У Судоплатова…

– Тихо об этом! – прошипел Андропов. – Даже здесь есть стены.

Помолчали.

– Погодим пока. Время терпит. Ту паутину, которую сплёл Леонид, нам плести лет пять, а сейчас каждая секунда дорога. Нам минимум лет десять требуется, чтобы подтянуть технологии до западных. И это я только оборонные имею ввиду.

– Джон гарантирует, что в случае чего их оборонка, как он говорит, «встанет раком», но и для этого тоже нужны десять лет минимум, чтобы его кристаллы «проросли», как он говорит, во всех производственных отраслях государств наших, кхе-кхе, зарубежных партнёров.

– Мы, то не на его кристаллах строим свою оборонку? На его архитектуре, но он вскрыл все закладки.

– Все ли? – вздохнул Андропов.

– А так, зачем бы тогда он говорил о них?

– Может, специально, чтобы нас пугать? А потом взять за причинное место и сделать предложение от которого будет нельзя отказаться.

– У нас есть более новые технологии. О них Джон не знает. Уже сейчас мы готовы дублировать спутники связи, а это я считаю главным для любого времени, хоть мирного, хоть военного, используя кристаллы внешне имитирующие кристаллы Джона, но с другой архитектурой.

– Ну, так надо дублировать и запускать.

– Бюджет, Юрий Иванович…

– Тьфу, млть! Юра, прошу, не произноси больше это слово.

– Как скажете.

Андропов помолчал, потом спросил:

– Как думаешь, он оттуда?

Дроздов шевельнул бровями.

– Очень похоже. Не реально за такие короткие сроки найти технологии, построить оборудование и поставить производство. Значит и технологии и продукция – оттуда.

– А Джон?

– Не думаю. У Джона, э-э-э, голова как компьютер. Он оперирует знаниями. Может быть знания и пришли ему откуда-то, но он именно своими руками и мозгом достиг того, что достиг. Полагаю, что тут два разных случая.

– Два разных случая в одном месте. Да-а-а… И если ещё иметь ввиду то, о чём нам с тобой рассказал Судоплатов, то вообще какая-то чертовщина получается.

– И ведь не хотел рассказывать, – усмехнулся Дроздов. – Пока его за цугундер не взяли.

– Да, его хрен возьмёшь Этого диверсанта! Пришлось самим колоться!

– Да-а-а… Матёрый человечище!

– И ведь помог нам разобраться с этим Мишкой. Если он Павла смог закинуть в его молодость, то и сам может…

– Честно говоря, Юрий Владимирович, эти переходы во времени мой разум просто переклинивают. Это не моя сфера деятельности.

– А, думаешь, моя? Или Судоплатова?

– Так и нужно ли об этом думать? Ну, есть факт и есть. И надо им пользоваться. Тем более, что вокруг объекта всё тихо-спокойно. Никаких сведений, слухов о чём-то подобном нет. Его контакты ведут себя адекватно и соответствующим возрасту образом.

– Согласен, Юра. У нас других хлопот предостаточно. И нужно пытаться влиять на те, которые нуждаются во влиянии, и на которые мы можем повлиять.

* * *

Мне приснился сон, что я возвращаюсь с войны. Меня встречают жена и дочь. Оба напуганные. Встречают тепло, но не радостно. Утром я вышел на кухну, а дочь смотрит на меня с ужасом.

– Что такое? – спрашиваю я её. – Почему ты так на меня смотришь? Что случилось?

Дочь продолжает смотреть на меня молча с широко раскрытыми глазами, и эти глаза я вижу очень близко. И ужас в них…

– Что? Что? – спрашиваю я. – Что во мне не так?

Я думаю, что что-то случилось, пока меня не было дома, но что?

– Не кричи на неё? – сказала со слезами в голосе жена. – Просто нам с той с тороны прислали фотографию человеческих останков собранных в кучу с изуродованной головой и подписали, что это останки тебя. И требовали выслать деньги, если мы хотим их забрать. И прислали это всё ей на телефон. И вот ты вернулся. Она просто пока не верит, что ты – это ты. Мы слишком поверили той фотографии. Там даже часы на правой руке были такими же, как я тебе дарила.

Я посмотрел на свои часы «Касио» и проснулся.

– Это что это? – спросил я у Флибера. – Сон?

– Почти сон. Так было, но тогда ты не вернулся домой, а действительно погиб. В одной из своих жизней.

– Ни хрена себе! И такое фото, действительно, прислали моей дочери на смартфон?

Я уже знал, что такое смартфон и пользовался им в будущем.

– Да. Так и было.

– Но как такое возможно? А ты где был?

– У нас с тобой были разные отношения. Иногда ты пытался прожить свою жизнь сам, отказавшись от моей помощи. И… Не всегда ты был крут так, как сейчас. У тебя сейчас уникальный случай слияния всех матриц, да ещё и с подсознанием. Чаще всего, предыдущие матрицы уходили в подсознание и использовались в ограниченном режиме. Да и не работал ты никогда с нейронами. Это кома тебе дала возможность позаниматься своим телом и изучить его так основательно. Кома и слияние матриц, да… И не только своего тела. Если бы ты захотел, ты бы стал великим лекарем, а позанимавшись…

– Я не хочу становиться лекарем, – отрезал я, пытаясь ухватить мелькнувшую и ускользающую мысль. – То есть, сейчас у меня уникальные возможности?

– Уникальные, да, – согласился Флибер.

– И в чём они выражаются? Что мне доступно? Э-э-э… Если вдруг тебя не станет?

– А куда я денусь? – спросил Флибер с удивлением в «голосе».

– Ну… Что-то меня терзают смутные подозрения, что ты контролируешь этот мир полностью. Мне показалось, что ты избегаешь касаться темы Джона и его уникальных способностей. Ведь понятно же, что сам он додуматься до того, что творит, не мог. Не семи пядей во лбу был Женька Дряхлов. Хотя лоб у него и был великолепным по размеру, как и голова. И, что характерно, не ты тому способствовал, а кто тогда? Ещё один такой же Флибер? Ты говоришь, что не знаешь. Но как такое возможно? Можешь мне пояснить?

Флибер не отвечал долго. Я хорошо размялся своём спортзале, пробежав по «дорожке» пять километров и нагрузив разные группы мышц, потягав и потолкав разные тренажёры, потом я попинал мешки и груши, принял душ и позавтракал. Только за рулём своей «Мазды», я снова напомнил Флиберу о себе.

– Долго будешь молчать?

– Ты же не любишь отвлекаться от тренировок.

– Не люблю, это – да, – согласился я. – Спасибо, что помнишь. И?

– Ты прав. Я не контролирую зону ответственности того существа, которое захватило матрицу Джона.

Флибер замолк, а я только во время поймал отпавшую нижнюю челюсть.

– В смысле – существа? Какого существа?

– Я проанализировал весь ход событий и силовых возмущений и пришёл к выводу, что во время катастрофы того корабля на котором прилетели тохи, находился ещё один «пассажир». Не легальный. Заяц, как вы говорите. Вот этот «заяц» и прицепился к тебе сразу, как только ты посетил корабль под водой. Э-э-э… Не к тебе, конечно в буквальном смысле этого слова, а к тому объекту, что представлял тебя в, так называемом, первом мире.

– Заяц? И что же он так и сидел во мне, пока не перепрыгнул в Джона?

– Получается, что так.

– Но почему⁈ – удивился я. – Неужели за все те жизни, что прожил мой разум, у него не имелось возможности перебраться в кого-нибудь другого?

– На этот вопрос может ответить только он сам, но встречаться с ним я, почему-то, не хочу.

– Почему? – удивился я. – Чего ты боишься?

– Я боюсь?

Флибер замолчал.

– Я боюсь, что он подавит меня. Ведь он – настоящий разум, а я искусственный. И раз я его не обнаружил за такой большой период бытия, значит он разумнее меня. И… Скорее всего, он изучил все мои сильные и слабые стороны, а теперь может переподчинить маня себе. Это, точно не друг, понимаешь? Если бы это был тох, он бы легко мог меня подчинить. А это не тох.

– Так, зачем же он тогда вышел?

– Он перестраивает этот мир под себя, создавая свой круг параллельных миров. Я это знаю, но в них мне хода нет. Скорее всего, раньше он не обладал такой возможностью, но научился у меня. И сейчас… Может быть ему т оже надоело колесо перерождений в один и тот же период времени? Может быть, он сбежал от кого-то? Спрятался? Но всё время возвращается в тут точку времени, где его могут найти. Вот он и придумал что-то? И действует…

– А Женька тоже переходит в параллельное пространство? – удивился я.

– Нет. Его перехода не наблюдалось.

– Откуда ты знаешь?

– Любая энергия или материя, переходя из мира в мир, меняет структуру. Материальная структура Евгения не меняется, энергетическая – да. Она становится всё сложнее и сложнее.

– Э-э-э… Так, может быть, с ним лучше пообщаться? Ты же тоже ищешь выход из круга перерождений.

– Он если и ищет выход, то выход в совсем другое измерение, чтобы спрятаться ещё дальше. Тебе не понять. И… Опасаюсь, что он сейчас сильнее меня и, почувствуя это, сможет меня поглотить.

– У вас есть каннибалы? – удивился я.

– Это принцип существования наших рас. В этом нет ничего предосудительного, как у людей. Но тогда, боюсь, ты больше не сможешь перемещаться. Мало того… Если он хочет и сможет перейти в другое измерение, это мир может схлопнуться. Ему нет смысла оставлять этот мир. Его могут найти.

– Почему ты думаешь, что его кто-то ищет? А если и ищут, то, как они его найдут, если даже ты нашёл его по изменениям, как я понял, энергетической оболочки Джона?

– Почему думаю, что ищут? Участились прилёты энергетических сущностей. Они реагируют на изменения энергетики мира. Но, понимая, что они происходят от моих воздействий, улетают. Мы делаем переходы между мирами по-разному. Почему я и говорю, что ему нужно было научиться делать это, как я. По-моему, а не так, как делают они. Но какие-то следы он, вероятно оставляет, что они то и дело прилетают сюда. Наверное, их притягивают пробои в другое измерение.

– Что значит, «мир может схлопнуться»? – спросил я, холодея от того, что предстало в моём воображении.

– То и значит. Другое измерение поглотит его. Втянет в себя. Как воду через трубочку. Наверное, за это его и преследуют. Это, как у вас были колдуны, которым запрещалось колдовать, так и он. Что-то делает не то. И я теперь знаю, что он делает. Раньше не знал. Теперь знаю. Ты мне помог проанализировать его манипуляции. Раньше я опасался даже думать о нём. Любая мысль – это направленная энергия. Но сейчас он знает, что я думаю о нём. И это очень опасно для меня. Постарайся не встречаться с Джоном. Нам нельзя с ним встречаться. Мне нельзя с ним встречаться.