Текст книги "Другая жизнь. Назад в СССР 5 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18

– Не так уж плохо, это хорошо… Не так уж плохо, это хорошо, – думал я, вспоминая наш разговор с Судоплатовым на следующее утро, свершая пробежку по нашему лесу. Фраза делилась на четыре такта и попадала в ритм бега.

– Ну и хорошо, что хорошо! Значит я им не особо и нужен, – решил я. – И слава, как говорится, богу. Но, как здорово получилось с засылкой в прошлое Судоплатова. Повезло, да-а-а…

Я уже полностью воспринимал чужие жизни, как свои. Интересная штука память. Всё, что было не со мной помню… Уже вчера, когда я вернул нас с Павлом Анатольевичем «по домам», у меня словно упал груз с плеч. Словно я сбросил бронежилет с «разгрузкой».

– Ха! Значит можно ни о чём не думать! – решил я.

Судоплатов сказал, что они сами разберутся с моими проектами. Вплоть до отправки на «стройки века» специалистов по прокладке трубопровода большого диаметра. Да и тех, кто строил НПЗ в Хабаровске. А я бы лучше сосредоточился на продовольственной программе обеспечения края продуктами питания. А они проконтролируют, чтобы работы шли по утверждённому плану-графику. А необходимые для меня решения они примут.

– Тогда вот ещё что… – сказал я. – Желательно, чтобы реализацией продовольственной программы я занимался под руководством солидного специалиста. Например, из ТИНРО. Или вообще из министерства. Можно представить, что от меня имелась инициатива с предварительным проектом, а они, дескать, его доработали и решили внедрить на базе нашего института. И меня пригласили, как инициатора. У меня, кстати, как раз после четвёртого курса конструкторская практика. Пусть зачтут… Что я зря чертил, горбатился за кульманом. Двадцать листов! Да и диплом можно зачесть. Там и пояснительная записка на двухстах листах.

– Миша, с этим ты, пожалуйста, сам договаривайся, – скривился Судоплатов. – Мне ещё этим…

Потом он оценил мою мимику и сам себя одёрнул.

– Хотя, что это я? Дадим команду вашему Григорьеву. Они решат этот вопрос. Может тебе вообще экстерном получить диплом? Твоя будущая супруга в этом году заканчивает? И чего тебе маяться ещё два года?

– А военка? – спросил я.

– Присягу ты принял при приеме на службу в комитет. Военный билет у тебя есть. Офицера ты получишь по окончании военного училища. Вот и всё. Зачем тебе эта канитель с учёбой?

– Хм… Там много сдавать. И всё равно надо ждать сессии.

– Жди, сдавай, – пожал плечами Судоплатов. – Не пойму, правда, зачем тебе этот рыбный институт? Не станешь же ты работать по этой специальности?

– Почему это не стану? Мне нравится, когда из рыбы получается вкусная еда и она нравится людям. Вот вам понравилась еда?

– Понравилась, – кивнул головой Судоплатов, – Спасибо.

– Во-о-о-т. А мне приятно. Это я их научил готовить. Китайцы, что бы ни готовили, у них всё сладкое получается. Пришлось поработать с поварами. То же самое и на здешних предприятиях. Я дам вам с собой солянок из морской капусты. Попробуете. Так что, зря вы…

– Странный ты, Михаил, – дёрнул головой Судоплатов. – То спорт во главу угла ставишь, то спецназ, то теперь производство… Не пойму я тебя, что ты хочешь от жизни?

– Теперь уже я и сам не знаю. Хотел в Афганистан уйти воевать, для того тренировкой спецназа озадачился. Больше для того, чтобы себя подготовить. Подготовил, так другие задачи, э-э-э, нарисовались.

– Нам очень нужны твои дроны, – сказал Судоплатов. – Они уже сейчас доказали свою значимость. Они очень неплохо сочетаются с малыми спутниками связи, которые штампует наша промышленность на основе компонентов, произведённым по технологиям Джона.

* * *

– Как-то удачно у нас сошлось, – задумчиво произнёс я. – Судоплатов, я, Джон… Все вместе накинулись на СССР. Надо потрясти Флибера. Не он ли свёл концы с концами? Может, э-э-э, надоело ему наблюдать, как я мучаюсь и страдаю от не «сбычи мечт», вот он и сплёл свою паутину…

– Не, – сказал Флибер. – Точно не я. Может, это само мироздание утомилось. Надоело ему лицезреть тебя и твои потуги изменить будущее? Смилостивилось над тобой, да. Всё говорит о том, что колесо твоих перерождений распрямиться и ты достигнешь его конца.

– Хм! Утешил! Я не «предок», переживший и выстрадавший покой. Мне ещё пожить интересно.

– Живи! Кто тебе не даёт? Вся жизнь впереди.

– Ага. Надейся и жди.

Сегодня я решил сходить в деканат и поговорить с деканом по поводу всего, в том числе и досрочной сдачи экзаменов за третий, четвёртый и пятый курсы. Ха! Сколько уже можно учиться? Я пятьдесят раз заканчивал этот институт и сорок девять последних раз на отлично. В моей матрице всё «устаканилось» и я мог хоть сейчас ответить на любой вопрос любого билета за любой курс.

В деканате, когда услышали о моих намерениях не сильно удивились. Даже преподаватели – маповцы[1], которые ещё не вели у нас свой предмет, были знакомы с моими предложениями по модернизации их лаборатории. Декан, между прочим, сразу спросил Поспелова – руководителя кафедры, что он об этом думает? Тот сказал, что ничего вздорного в этом не видит.

– Тот проект, который мне показывал Михаил, претендует даже не на диплом, а на Ленинскую премию. Очень хорошо проработанная, э-э-э, извиняюсь, работа. И, главное, на него уже сейчас имеются и средства и оборудования, если я правильно понял. В случае реализации проекта у нас появятся настоящие производственные линии с законченным циклом. Да и другие коллеги-предметники о знаниях Михаила высокого мнения. По моему, он уже сейчас, вполне себе полноценный инженер. Пусть бы его идеи пользу государству приносили.

Короче, бросил я камень в наше болото, и круги пошли по всему институту. Каждый преподаватель посчитал нужным подойти и спросить: «А правда ли?».

– Правда, – отвечал я. – Готов хоть сейчас начать сдавать экзамены за весь курс.

Все преподаватели только недоверчиво хмыкали. Хотя… Чего тут хмыкать⁈ Я и так учился в экстернате, то есть по особому учебному плану. Просто этот план теперь нужно подкорректировать. Сократить обучение до трёх лет. А инженерно-производственной практики у меня с избытком. Так почему бы и нет?

Сообщило своём намерении Ларисе, когда встретил её в корпусе на Ленинской.

– Ты точно не нормальный, – улыбнувшись, сделала она вывод. – Хотя… Я бы не удивилась, если бы ты закончил ВУЗ раньше меня. С твоей феноменальной памятью… Ты, мне кажется, уже и технологию рыбных продуктов знаешь.

– Когда-то я пять раз поступал на технологический факультет, чтобы стать твоим подшефным, и учился на нём и получал дипломы, – хотел сказать я, но не сказал.

– Что там знать-то? – переспросил я. – Жабры, плавники и хвосты? Режимы термической обработки? Микробиологию? Что сложного-то?

– Ты – точно не нормальный! – рассмеялась Лариса. – Говоришь о таких вещах и совершенно свободно! И, что самое интересное, уверена, что точно знаешь, о чём говоришь.

– Ну, не всё, конечно, – покраснел я, как всегда соврав.

Хорошо, что я не проживал всё то множество жизней, память от которых сконцентрировалась в моей матрице. Да, у меня имелись воспоминания о них, но их было так много, что они казались обрывками сновидений. Вот сегодня, например, мне приснился сон, что я в трамвае встретил девушку, кого-то мне смутно напоминающую. Я спросил её не помнит ли она меня? Она задумалась. Я тоже. И вдруг я вспомнил, что в одной из жизней мы с ней, ещё до Ларисы, некоторое время встречались. Но она была восьмиклассницей, а я студентом второго курса. Её звали Татьяна. Хм! Почему у меня так много подруг с этим именем?

Она была очень симпатичной, и не смотря на возраст очень хорошо целовалась. Меня учила, пентюха не целованного. В той жизни я, да, отчего-то был не целованным пеньтюхом. Но и тогда я встретил Ларису и…

Сейчас я и забыл, что где-то есть такая Татьяна, с которой мы в этой жизни не встретились. И вот сон… Зачем м не эти воспоминания, скребущие душу? При наличии Ларисы, да.

– Кобелино ты всё-таки, Мишка, – подумал я.

А во сне, я, вспомнив кто эта девушка, поспешил ретироваться, вызвав у попутчицы, лёгкое разочарование. Да-а-а…

Так вот, про прошлую память и воспоминания… Они жили отдельно друг от друга. Память, в смысле – знания – сами по себе, а воспоминания – сами. Не мешали друг другу, ха-ха…

– Получим свободные дипломы и мотанём куда-нибудь в Зарубино. Построим дом…

– Э-э-э… Я не хочу в Зарубино, – нахмурившись, сказала Лариса. – Туда я могла бы и так распределиться в Зарубинскую Базу флота. Я хочу остаться во Владивостоке. У нас и так тут дом есть.

– Э-э-э… А тебя не смущает, что там где я живу – это, всё-таки, э-э-э, гараж?

– Всем бы такой гараж, – хмыкнула Лариса. – С прямым выходом на пляж с розовым песком.

Ага… Была у нас такая дверь, с выходом в «бунгало», сделанное из рефконтейнера, облицованного симпатичной фасадной плиткой под кирпич.

– Где тут работать? – спросил я.

– Я в декрете буду, какая мне работа?

– В декрет уходят с какой-то работы, – напомнил я.

– Можно в «цекотуху»[2] распределиться. У меня точно красный диплом будет.

– Хм! – наморщил я ум. – Если в декрет, то только с распределением. Со свободным дипломом никто тебя не возьмёт, хе-хе, с такими, хм, перспективами. А «цекотуха» – самое то. Но ведь могут и куда-нибудь в Дальморепродукт распределить. Тоже Владивосток, хе-хе… А там на плавбазу технологом.

– Хрен им! – сказала Лариса.

Нахваталась она от меня резких словестных форм.

– Я уже беременная буду.

Я захлопал в удивлении глазами.

– Ты уже, что ли?

Она покрутила головой и покраснела.

– Заявление подадим… Тогда и…

– Так, пошли подавать, – улыбнулся я.

– Не хочу свадьбу зимой, – нахмурилась она. – Хочу весну!

– Хм! Весна у нас это – апрель, а иногда и май.

– Значит – апрель!

– Заявление принимают за три месяца.

– А мы подадим сейчас.

Лариса была категорична. Как, впрочем, и всегда, да.

– После нового года пойдём в ЗАГС, – уточнила она свои планы.

Я только пожал плечами. От судьбы, как говориться, не уйдёшь. Хм! А я и не пытался.

* * *

– Он перемещается неестественным образом. Без пересечения границы, без использования транспортных средств. Просто появляется в кабинете Рёките Минобэ

– Что значит: «Просто появляется?» – нахмурился Картер.

– То и значит, – развёл руками Стэнсфилд. – Фиксируем их деловые переговоры и всё.

– Может быть, это не перемещение, а телефонные переговоры?

– Может быть. Но очень походе на реальное перемещение. Слышны характерные звуки, издаваемые двумя людьми: шаги, например.

– Может у него в кабинете такой громкий интерком. Громкая связь?

– Вряд ли, – покрутил головой директор ЦРУ.

– Тогда, боюсь, нам к нему не подобраться, – сказал Картер, поводя подбородком, словно его шею сдавил тугой галстук. – А что на Тайване? Поучается проникнуть на фабрики?

– Из сборочных цехов получилось вынести компоненты сборки, но они нам ничего сверх того, что нам известно, не дали. В цеха, где производят микропроцессоры, по причине чистоты производства, доступ открыт очень немногим. Привлечь к сотрудничеству никого из имеющих доступ не представилось возможным, по причине невозможности установить этот круг лиц.

– Может они действительно сами сделали такое оборудование? Вы говорили о каком-то сумасшедшем учёном-китайце, перебежавшем в Японию. Может это он?

– Хм-м-м… Мы просчитывали… Э-э-э… Сравнительный анализ… Э-э-э… Сверхнизкий расход энергии предприятия, не позволяет согласиться с этой версией.

– Как-то вы неуверенно себя чувствуете, – нахмурился Картер.

– Я бы хотел просить отставки, господин президент.

– Вы с ума сошли, Тернер? – даже приоткрыл рот Картер. – Чего вдруг?

– Не хочу связываться с чертовщиной, Джимми, – буркнул. – Стэнсфилд. – Мне снятся не мои сны. Сны не из моей жизни. Мне снится, факин фак, Владивосток, фак с его трамваями и фуникулёром. Но я в нём никогда не был. Правда, кхм, читал справку.

– Ну, так и вот! Отсюда и сны!

– Брось, Джмми! Это точно не моя память! Меня раздражает наш звёздно-полосатый флаг! И мне хочется петь: «Союз нерушимый…». По-русски, фаакин фак! По-русски, Джимми! Я с некоторых пор знаю, факин фак, русский язык. Свободно, Джимми! Свободно!

– Тихо, Тернер! Не истери! Можешь рассказать подробнее?

– Да, что тут рассказывать? – директор ЦРУ сидел на стуле, понуро опустив голову и плечи, свесив руки между колен. – Как только я собрал отдел по Японии и отдал команду установить прослушку в кабинете губернатора Токио и взять на контроль прибытие в Японию объекта наблюдения, сразу в голову полезла всякая хрень. Словно чьи-то щупальца ковырялись в черепной коробке, как у себя дома. Меня даже пару раз стошнило, так голова кружилась. У меня есть, ты знаешь, буль терьер, так вот ему всё равно, кто сидит на его диване. Он просто залазит на диван и сталкивает. Как трактор. Вот и у меня в голове кто-то напрочь выдавил мои мысли и память.

– Ты, что, ничего не помнишь? – спросил с ужасом на лице президент США.

Стэнсфилд скривился.

– Помню, но словно не моя память главная. Это дьявол, Джимми! Я точно говорю! Тут не инопланетяне! Тут чертовщина.

– Русские говорят, что над ними ангелы расправили свои крылья.

Стэнсфилд скривился, как от зубной боли.

– Мне не до шуток, Джимми. Я слышу голоса.

Он посмотрел на расширившего глаза президента.

– Не голоса свыше, а голоса персонажей из снов. У них у каждого свой голос…

– Тебе нужно отдохнуть, – решительно сказал президент Джимми Картер.

– Ты не слышишь меня, – вздохнул Стэнсфилд. – Я просто ухожу.

Стэнсфилд не сказал Картеру, что голоса ему приказали прекратить активные действия против Мичи Минобэ. И просто подать в отставку. Тогда голоса оставят его. Поэтому он, бывший боевой адмирал, и решил завязать со службой на правительство. И не важно, что подтолкнуло его к принятию такого решения: чертовщина или шизофрения. И то, и другое – серьёзный повод задуматься о собственном здоровье.

* * *

[1] МАП – машины и аппараты пищевых производств.

[2] ЦПКТБ Дальрыбы – центральное проектно-конструкторское бюро производственного объединения Дальрыба.

Глава 19

Мы с моей Ларисой получили дипломы уже будучи женатыми. Факт «дипломизации» прошёл буднично, в отличие от свадьбы, ха-ха… Ресторан «Челюскин» в этот вечер гремел и шатался, но выстоял. Старое здание, дореволюционное. Мощно строили, на века!

Съехались все наши с Ларисой родственники, собрались друзья, которые веселились от души, оттого и сотрясались устои, ха-ха… Бабушки, дедушки, дяди, тёти, братья сёстры… Всего набралось сотни полторы разновозрастных гостей. Хорошо, что залов было два: один общий, танцевальный, другой закрытый, где и проходило застолье и развлечение стариков – песни под баян и русско-украинские пляски. Ага! После дядькиного и тёткиного самогона, то, конечно… Они и слушать не хотели, что магазинного алкоголя всякого разного – предостаточно. Привезли своего, хе-хе… И, сказать по чести, моим друзьям-студентам домашний «продукт» понравился больше.

Колбасы, холодцы и мясные деликатесы тоже были собственного, хотя и фабричного приготовления. Пришлось в ресторан немного подкинуть по себестоимости, чтобы не возмущались «принесёнке». Крабы и морепродукты я из «своего мира» притащил. Тоже пришлось отполовинить для ресторана. Да-а-а…

Невесту, чтобы не украли, охраняли добры молодцы из моей секции русского каратэ: Олег Выходцев и Григорий Мицура. Лариса сказала, чтобы не было всяких «инсинуаций». Ну, я и исполнил просьбу «пославшей меня жены». Мы, вообще, отнеслись к бракосочетанию очень серьёзно. Потом на фотографии смотреть нельзя было без боли. Очень серьёзные лица. Словно каждый из нас точно знал наперёд, какая сложная у нас предстоит жизнь, да-а-а…

А поэтому танцевали только выученный нами вальс и медленные танцы. И поцелуи только целомудренно имитировали. Не нравилось выставлять наши чувства напоказ. Хоть и перед родственниками-друзьями. В этом я безоговорочно поддерживал Ларису, и застолье для нас прошло без эксцессов. Мы были напряжены, а гостям понравилось так, что ещё и второй день гуляли. Молодёжь у нас в «гараже», где оторвалась по полной, а старики на квартире у отца с матерью. Там и мы чувствовали себя посвободнее.

Хоромы мои произвели охренительное впечатление. Ведь даже те, кто уже был у меня в гостях, например Марковы, и те не знали, что первые две комнаты, это только четвёртая часть полезной площади. Ну и оборудование, конечно… Особенно кухонное… Хотя… Был я как-то у одного нашего одногрупника дома, так у него только лишь микроволновки не было. А так… Полный фарш, как говорится. И не надо никаких поездок за кордон. Нужна должность, имеющая к сим благам доступ. Да-а-а… Советские люди, живущие при коммунизме… Номенклатура…

Андрей Толстов, друг Саши Баскакова и Олега Выходцева жил в доме, на крыше которого красовалось слово «Коммунизм». Он стоял третьим по счету. На первых двух домах было написано «Наша цель». Мы шутили, что Андрей живёт в коммунизме. Потом он с родителями переехал в «элитный» дом, который строили стройбатовцы. Там кирпичи можно было выковыривать, проколупав соединиящий их раствор, цемента в котором не было от слова совсем. Это я про тот социализм, что окружал нас говорю. И про индивидуальный вклад каждого члена общества в построение коммунизма.

Вот такой был народ в СССР. И как с таким народом строить это самое «светлое будущее», я понятия не имел. Но как его будут строить мои старшие товарищи по проекту «Сохранить СССР» мне было по барабану. У них головы большие, пусть думают. А мне нужно строить свою ячейку социалистического общества в которой «от каждого по способностям, каждому по труду», между прочим.

Вот я и трудился, но не на благо этого общества, а на своё собственное. На благо своей семьи. Багамы с розовым песком, и постоянно «проплаченным» купальным сезоном, это конечно здорово, но требовалось место для простого проживания, а «ваять», что-то похожее на тот мир, в который я допустил китайцев, не хотелось. Но оказалось, что Тиэко больше понравился Тайвань с его мягким климатом, чем наше непостоянное в этом смысле Приморье. А домчаться на быстроходном катере или самолёте до острова можно было легко. Вот и стали мы с Ларисой осваивать этот мир, куда я сделал ещё одну дверь. Прямо из «бунгало» на Багамах. А почему нет? Мир то тот же! Тот, который сделал Флибер.

Я решил создать свой социализм с человеческим лицом в отдельно взятом мире. И производство налаживать в нём, а продукцию, как импортную, сделанную на Тайване, ввозить в СССР. Ввозить и продавать за рубли. А на рубли закупать рыбу. Тот же минтай замороженный обезглавленный или селёдку, кету с горбушей. Я уже знал, какой «свечной заводик» себе построю.

Работал я как-то в одной из жизней на рыбоперерабатывающем заводе «Русский минтай» во Владивостоке, исполнительным директором, да. Так вот на этом заводе минтай, выловленный, обезглавленный и замороженный в Охотском или Беринговом морях на супертраулерах, здесь на заводе размораживался и доводился до товарного вида: замороженного филе в блоке или в куске. Так же на заводе из отходов производилась рыбная мука, а из обрезей мяса – фарш. Оборудование было сплошь западно-германское фирмы «Баадер». И линий можно было ставить сколько угодно под разную рыбу: хоть под лосося, хоть под сельдь.

Вот такой я себе хотел «свечной заводик». Минтая советские-рыболовецкие суда добывали много, а перерабатывать толком не умели. Вот я и хотел восполнить сей пробел. Но пока на своей территории. Когда ещё гомосоветикус раскачается… Не верил я кремлёвским старцам. При всей полноте власти, что имелась у Судоплатова, они полгода решали вопрос о Сахалинском Шельфе.

Правда сейчас процесс пошёл. Перегнал я уже необходимое оборудование, судно СПГ и специалистов по установке подводного добывающего комплекса. Солидная компания. Правда, «пришлось пудрить мозг» специалистам, что возле Сахалина, глушится спутниковая мобильная связь. Работают, как дембеля, считая дни до приказа. Зато скоро должны пойти первая нефть и газ. Вот-вот… Газ, вообще-то, уже пошёл, но в очень небольших объемах. К слову сказать, окупиться этот проект должен примерно лет через двадцать. И это в лучшем случае.

Скажете, зачем тогда нужно было тратить миллиарды долларов? Ну, как, зачем? Нефть это не только топливо для автотранспорта, но и топливо для электростанций, а ещё разные пластмассы и другие продукты переработки. Мне очень нужные продукты нефтепереработки. На Тайване Минобэ строят завод по производству сырья для пластиковой тары. Хорошо, что есть на кого возложить бремя организации трудовых будней моих проектов.

Лариса про наши с Тиэко отношения знала. Про её любовь ко мне… Но дальше этого знания не заходила. Что, как говорится, было, то сплыло. Я же с Мичи и Мичи встречаться не переставал. Поддерживал их здоровье массажами и добавлял нейронов для ускорения умственного развития. Сын уже уверенно разговаривал по-русски и различал иероглифы, читая мои манги, где в рисованных образах героев можно было не угадать, а просто разглядеть наши с Тиэко образы. И даже маленькая Мичи тыкая пальчиком в мангу говорила: «Мичи-папа». Потом она тыкала себя пальчиком и говорила: «Мичи-я», а на брата говорила: «Мичи-он». Я чуть не плакал…

Никогда не хотел «жить на две семьи», но так уж получилось. И бросать я их не хотел не потому, что «проекты», а потому, что они мои дети. А Минобэ, действительно, стали моей семьёй. Однако, благодаря матрицам мне получалось дробить разум на несколько сознаний. Когда включалось одно, отходили в подсознание другие. Так бывает и у простых людей, живущих в режиме многозадачности, но простой человек чаще всего от этого впадает в стрессовое состояние. Особенно если задачи противоречат друг другу. У меня же другая жизнь просто отступала на «второй план», не тревожа ни мою совесть, ни терзая переживаниями. Да и нечему было тревожить и не о чем переживать. Жизнь текла хоть и бурным потоком, но без особых препятствий.

* * *

– Предлагаешь его оставить в покое, Павел Анатольевич? – спросил Андропов Судоплатова.

– Хм! А как вы представляете другие формы взаимоотношений? – спросил первый заместитель председателя президиума Верховного Совета СССР. Председателем президиума был избран Юрий Владимирович.

С семьдесят седьмого года (по новой конституции) должность председателя президиума совмещалась с должностью генерального секретаря. Тогда же ввели и должность заместителя председателя. У Брежнева замом был Кузнецов Василий Васильевич. У Андропова (в этой реальности) – Судоплатов.

– Да, я не о том, чтобы пытаться заставить. Для этого, как уже давно понятно, у нас рычагов на него нет, но разве можно позволять ему действовать самостоятельно? У нас, всё-таки, плановое хозяйство.

– Мы, Юрий Владимирович, не выполняем план, извиняюсь, по заготовке «шерсти и мяса». Он насыщает рынок значительно. Его кооперативные магазины держат цену на уровне государственной. Колбаса докторская – два девяносто, буженина – четыре двадцать, мясо говядины – три рубля… На рынках цена в два раза выше.

– Не поторопились мы, разрешив открытие частных магазинов?

– Не поторопились, а опоздали, на мой взгляд. И правильно мы сделали, что запретили спекулировать. Своё продавай за сколько хочешь, а за спекуляцию – тюрьма. ОБХСС ловит спекулянтов, торгующих его продукцией, пачками. Ваш специальный указ выполняется на местах неукоснительно. Причём, «комитет» имеет возможность зачистки МВД. А то ОБХСС подзажирел.

– Сколько у него? Три магазина?

– Ну, как магазина? Это три спаренных рефрижераторных контейнера с прилавками, продающие упакованные под вакуумом в полиэтилен мясную продукцию. На каждой упаковке сразу нанесён вес, стоимость за килограмм и цена. Даже весов не надо. Но контрольные весы есть. Причём – электронные. Положил на площадку, сразу цифры на экране. Очень покупателям нравится. Очередь поначалу выстраивалась бесконечная, но не было ни разу, чтобы кому-то не хватило. Мало того, в отдалённые районы города он организовал доставку товара прямо на дом.

– Это как? – вскинул брови Андропов.

– А так. Принимает заявки по телефону у него какая-то девочка, а его курьеры-студенты развозят заказы на его фургонах, небольших мотоциклах и электро-велосипедах. Заказы доставляют, упакованные в «фирменные», как он говорит, пакеты. На каждом пакете чек, в котором указан товар и цена. Оплата на месте доставки.

– Здорово. И сколько зарабатывают у него курьеры?

– До ста рублей в месяц при загрузке двадцать часов в неделю. Курьеров работает по три-четыре в сутки.

– С чего же формируется фонд оплаты труда курьеров?

– На доставку наценка десять процентов. Пенсионерам стопроцентная скидка.

– И это при полной выплате налогов? – удивился Андропов. – Я, хоть и не хороший экономист, но не думаю, что у него до такой степени рентабельное производство. Его анализировали?

– Кого? – удивился Судоплатов, – Михаила?

– Его колбасное производство.

– Анализировали. Нормально там всё с рентабельностью даже на импортном сырье.

– На чём же тогда он переигрывает нашу мясную промышленность?

– Хм!

Судоплатов отвёл глаза.

– Полагаю, что у него не воруют, так как у нас, это раз. И переработка у него более полная. Из костей, он, например, не только холодцы варит, но и бульонные кубики. Установил в своём Губерово завод и хреначит, извиняюсь, эти кубики, как из пулемёта. Очень удобная вещь для приготовления первых блюд. Сам пробовал. Мы их нашим бойцам в сухпай даём. Они ведь норовят больше боекомплекта взять и раньше консервы выбрасывали. Сейчас всё по-другому. Спасибо, ему.

– Хм! Вы так сказали «ему», словно, кхм, имели ввиду «его».

Андропов показал пальцем в потолок.

Судоплатов вздохнул.

– А кто его знает, кто он, прости, господи… Для нас, то, что он нам даёт – дар божий. Не знаю, где бы мы были без него?

– Напрашивается рифма, но я промолчу, – улыбнулся Андропов.

– Просит место, для строительства супермаркета, как он называет большой магазин.

– Интересно, где просит?

– Хм! Там у себя, на Тихой.

– Там есть место?

– Там много места. Прямо возле остановки на кольце автобуса.

– Так, дайте. Пусть строит.