Текст книги "Другая жизнь. Назад в СССР-3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Тогда, зачем ему открывать канал? Может ограничится своими возможностями? – спросил «предок».

– Хм! Ничего, что я тут, а вы про меня, в третьем лице рассуждаете?

– Мы все тут, и никуда нам не деться от, мать его, триединства, – выругался «предок».

– НУ, почему? Мы-то с тобой можем уйти в «тень» и там поговорить. Хотя-я-я… Ты прав. И это вряд ли. Ты с ним повязан одной матрицей. И на хрена ты так сделал?

– Что сделал? Ничего я сам не делал! – разнервничался «предок». – Это всё он сам. Это его матрица перетянула мою на себя и не позволила ей оторваться от этого тела.

– Хм! Оригинально! Его матрица перетянула твою?

– Ну, да. Когда он головой бахнулся, а потом в коме был.

– Интересно.

– О, как! А ты говоришь, учёт и контроль, а сам не знаешь, что рядом с тобой происходит.

– Рядом со мной, хе-хе… Ну, ты сказанул… Я здесь и не здесь, я везде и ни где… Слышал такую формулу?

– Вроде слышал…

– Вроде, хе-хе…

Я здесь и не здесь,

Я везде, и нигде,

В сыпучем песке, и прозрачной воде…

Я в воздухе, что между пальцев течет,

Я – птица, чей вам не доступен полет…

Я – разум, что вам до сих пор непонятен,

Я мал и в то время, я так необъятен…

Я – демон, что души у вас искушает,

Я – бог, что вас раем затем награждает…

Я – алая кровь и я – белый цветок,

Я – горькая правда, я – лжи сладкий сок…

Я – образ прекрасный, что видели в дыме,

Я – вечный никто, пустота – моё имя… "[1]

– Страшно? – спросил Флибер.

– Не-а, – ответил я.

– Да-а-а… Жадб-жаль… Мне бы, конечно, лучше бы открыть ему канал предвидения, и не заморачиваться с множеством миров, что он наплодит без него. И почему ты против?

– Я не то чтобы против… Скучно ему будет жить, предвидя вообще всё.

– Он ещё и путешествовать между мирами мне запрещает, – сказал я.

– Не запрещаю, а не рекомендую. Чувствуешь разницу? – буркнул «предок».

– Я посмотрел его матрицу и нашёл пробой. Спайку. Ты сам слишком намудрил с медитациями. Не надо вам пытаться понять мир. Почему вам, людям, просто не живётся? Мало того, что вы хотите понять мир, так у вас есть неистребимая потребность ещё и изменить его. А мне напрягайся, чтобы свести концы с концами. Ну, ладно, – один раз. Для того, как говорится, и послали меня вместе с тобой. Так ты ведь не угомонился и отправил переделывать мир другого персонажа. А потом и твой Джони… Он-то каким боком получил себе «попаданца»?

– Это, извини, я сам не знаю, как получилось, – проговорил «предок».

– Не знает он… Вот и пришлось мне сводить всех попаданцев сюда. Потому и ты сюда попал и твой товарищ Судоплатов и Женька, который оказался совсем не Женька. Что там ты мудрил во время своего перехода⁈ Даже мне не известно.

– Я не хочу знать всё будущее, – прервал я монолог Флибера. – Я хочу просто жить без всяких заморочек.

– Так и живи, кто тебе не даёт? – хмыкнул Флибер.

– Так, отца убьют… – опешил я.

– И что? Такова жизнь. А сколько вокруг других смертей и ты, когда будешь знать, что умрёт кто-то из твоих родных, примешься их спасать? От смерти спасти нельзя.

– Отец может погибнуть из-за меня, – буркнул я.

– Уезжай домой. Делов-то! Сесть на самолёт, – сказал «мой внутренний голос».

И тут наш самолёт вдруг резко пошёл вниз, а в самом низу у меня спереди так защекотало, что я чуть не уссался.

* * *

[1] «Шах-Наме» Фирдоуси.

Глава 17

– Пи*дец! – спокойно сказал «мой внутренний голос».

– Да, какой там пи*дец? Просто оба пилота получили сильную дозу снотворного вместе с кофе и спят крепким сном.

– И что будем делать?

– Ну… По вложенным в меня установкам, я не могу допустить, чтобы с тобой произошло что-то не поправимое. А значит, будем искать решение. Можем вернуться назад в этой реальности и переписать лист. Но с какого момента? Можем не садиться в этот самолёт, можем не давать пилотам кофе, который берёт с собой в полёт второй пилот. Варианты есть. Сейчас время для тебя, Миша, остановилось.

Щекотание внизу живота исчезло. Я осмотрелся и увидел в иллюминаторах замершие облака, Тиэко, говорившую: «Я не хочу, чтобы он уми…» и приоткрывшую рот на звуке «и». То есть когда мы с «предком» обменивались мнениями, время для меня не то чтобы останавливалось, а, просто, мы «говорили» очень быстро. То есть я не мог видеть, что мир замер. А тут, произошла полноценная остановка…

– Не-не-не… Время движется. Только очень медленно. Ну или ты стал двигаться очень быстро, так что не особенно шевелись. А ещё лучше – замри. Замри и думай, с какого места начать жизнь заново?

– А Никто больше не может управлять самолётом? Тадаси Минобэ, например?

– Нет. Он самолётом управлять не может. Твой отец тоже. Ещё с АН-2, может быть он и справился бы, учили их, но этот реактивный… И габариты… Да и не выдержать у его нервы. Ты в курсе, что у твоего отца микроинфаркт недавно был?

– Не-е-е-т, – растерянно проговорил я.

– Ну да, ну да… Не говорил он никому. В трамвае… Думал не доедет до Сахалинской. Так и сидел до тех пор «пока пройдёт». Не хотел никого тревожить, кхм-кхм. Странный у тебя отец, Мишаня.

– Я же учился на таких летать, – сказал вдруг «предок». – У меня же и гражданская лицензия была и военная. Летчик-испытатель я или так себе?

– Летчик-переплётчик… Ты это ты…. Он твоё карате разучивает вон сколько, хотя оно у тебя в матрице прописано и расписано от и до. Ан нет… От знания до умения долгий путь. А тут самолёт. Можно книжку выучить, летать никогда не научиться. Не знал ты таких, что ли?

– Знал, конечно. С курса только треть и начинала летать, как требовалось. Их в испытатели и брали. Но я-то летал и на новых, и на старых, совсем других самолётах, потом.

– Так, то потом. А он этот самолёт расхреначит.

– Сейчас его всего-то выровнять надо. Штурвал взять на себя. Пусть пойдёт и возьмёт. Если не хочет разбиться.

– Я не хочу разбиваться, – сказал я и хотел покрутить головой, нопередумал.

– Короче… Сейчас я слегка ускоряю время, а ты медленно идёшь в кабину, вынимаешьпилота из кресла, садишься сам, я ускоряюсь, ты потихоньку тянешь штурвал на себя.

– Почему потихоньку? – спросил я, ведь мы падать начали быстро?

– Чтобы крылья не отломались.

– Ну, ладно. Я пошёл?

– Аккуратно.

Дифферент был такой, что я почти проскользил до кабины и, распахнув её дверь, опустил кресло левого пилота до «лежачего» положения, освободил пилота от ремней, аккуратно «вынул» из кресла и уложил рядом. Потом перешагнув его, с трудом забрался в «ложамент» и привёл в «вертикальное» положение, которое было совсем не вертикальным. Осмотрел приборы. Потянул штурвал на себя. Время ускорилось.

– Топлива ещё на полчаса полёта, а Хиросима уже вот она. Планировалось, что мыпересечём на автопилоте остров и грохнемся в море, – сказал я сам себе. – Пилот, когда уснул, завалился вперёд и движением штурвала отключил автопилот, отправив самолёт в пике. А так без топлива нам бы крышка была бы. Топливо бы кончилось и всё.

– Да-а-а… Посадка на море, это не моё хобби, – сказал предок и обратился к моему «третьему голосу». – Мишка, то приборы прочитал. Работает моя матрица.

– Ну и толку. Знать-то он знает, как самолётом управлять, а сможет ли? Вопрос.

В кабину пилота заглянул Тадаси Минобэ. Взгляд у него был испуган, глаза раскрыты по максимуму.

– Что случилось? Ты как тут оказался?

– Что случилось, не знаю, – сказал я, нажав кнопку и переводя самолёт в режим автопилота. – Самолёт сорвался в пике, и меня вынесло с кресла. Открыл дверь кабины, смотрю, пилоты в отключке. Выдернул первого из кресла, сел и штурвал на себя. Сейчас перевёл самолёт на автопилот. Пока всё. Доклад окончен.

Тадаси Минобэ посмотрел на меня задумчиво.

– Хм! Всё произошло так быстро.

В дверях показалась голова Тиэко.

– Что случилось? – спросила она. – Он, как молния пролетел до кабины пилотов… Ты не ударился? С тобой всё в порядке? Почему ты на месте пилота? Что с ним?

– Пилоты, похоже, спят, – сказал я. – По крайней мере, второй пилот явно храпит.

– А как же мы летим? – спросила Тиэко.

– Пока работает автопилот, но пилотов надо попытаться разбудить.

Тут второй пилот задёргался и испустил дух, сильно выдохнув и обмякнув.

– Не снотворное, – задумчиво сказал Тадаси Минобэ, продолжая пристально смотреть на меня.

А я смотрел на него. А что мне? Мавр сделал своё дело, мавр может смотреть на папу-якудза молча. На папу, сука, якудза, продавшего своего приёмного сына за тридцать сребреников.

– Ну, я тебе устрою, когда мы выкарабкаемся, – подумал я.

Я почему-то был абсолютно уверен, что смогу посадить самолёт. И не только посадить, а и нормально управлять им. Но, не будем торопиться.

– Я управлять самолётом не умею, – сказал Тадаси Минобэ. – А ты где учился?

– А я не учился, и управлять тоже не умею. Просто у нас каждый мальчишка в СССР знает, что «штурвал на себя» – это взлёт, а «штурвал от себя» – пике. У нас у мальчишек любимый фильм – «Хроника пикирующего бомбардировщика».

– Да? Надо посмотреть.

– Я привезу уже переозвученный на японский язык.

– Вы что, придурки? – спросила Тиэко. – Как мы садиться будем? Никто из вас не может. А твой отец, Миша?

– Не-е-е… Он тоже не лётчик. Да-а-а…

Тут заговорил диспетчер аэродрома.

– Борт АрКью пятнадцать сорок восемь «сигма». Почему поменяли эшелон и отклонились от курса?

Я взял наушники и щёлкнул тумблером с надписью «спик».

– У нас оба пилота без сознания. Говорит пассажир Мичи Минобэ. Я выровнял самолёт по горизонтали и включил автопилот. С пилотированием не знаком.

– А как же вы будете садиться? – спросил меня диспетчер.

– По вашим командам, наверное.

– Вы готовы управлять самолётом по устным командам с земли? – удивлению диспетчера не было предела.

– Есть иные решения? У нас топлива на полчаса полёта.

– Почему вы сделали такой вывод?

– Наличие топлива разделил на норму в час и на коэффициент скорости – посоветовал «мой внутренний голос».

– Дурак, что ли? – спросил я его и ответил. – Я подумал, что баки были полными и рассчитал долю затраченного горючего на единицу времени, а потом оставшееся количество топлива разделил на полученную цифру и получил время. Просто, если топлива было меньше, то и количество оставшегося времени будет больше, чем полчаса.

– Вы хорошо и главное – быстро считаете, молодой человек. Вы – названный сын Тадаси Минобэ? Он сам в здравии?

Я передал наушники Тадаси Минобэ.

– Я в здравии. Срочно зовите того, кто мог бы управлять самолётом с земли.

– В самолёте должны быть парашюты. Вы могли бы ими воспользоваться.

– Я уже посмотрел, – раздался голос отца. – В ячейках, где нарисованы парашюты – пусто.

– Ты знаешь японский? – удивился я.

– Японское слово «парашюто» звучит очень похоже. Ящики пусты. Они в хвосте.

Я повторил, то, что мне сказал отец, по-японски и Тадаси Минобэ, даже не проверив слова моего отца, сообщил об этой плохой новости на землю.

– В задних ящиках должно быть восемь комплектов, – взволновался диспетчер.

– Ящики пусты, – спокойно сообщил Тадаси Минобэ диспетчеру. – Не теряйте время. Давайте инструктора.

– Кто будет сажать самолёт? Неужели вы доверите свою жизнь какому-то малолетнему русскому.

– Я сяду в кресло второго пилота, – сказал папа-якудза.

– Да-а-а, покатались на лыжах, – сказал папа.

– А что, хорошая была горка, – хохотнул я.

– Ты сможешь сесть? – спросил отец.

– Ну, я же ходил в кружок морских лётчиков, – снова хохотнул я.

– О! Ничего ты вспомнил⁈ И сколько ты ходил-то?

– Года полтора. Даже на тренажёре отрабатывали и взлёт, и посадку аж на целом бомбардировщике. И в кабине сидели много раз. Там такие приколные кресла. Железные в дырочку. Наверное, чтобы на парашютах сидеть.

– А дырочки для чего? – удивился отец.

– А ты как думаешь?

– Чтобы жопа не потела?

– Через парашют? Ха-ха?

– Ха-ха, ну да… Не подумал. Наверное, чтобы самолёт легче был.

– Да? – я удивился. – а мы с пацанами подумали, чтобы влага стекала, если обоссышься от страха.

– Ха-ха… Конечно! Что бы вы ещё могли подумать? Пацаны.

– О чём вы говорите? – спросил Тадаси Минобэ

– Я напомнил отцу, что ходил на курсы военных морских лётчиков.

– Когда? – удивился Тидаси.

– Когда мне было ринадцать лет. Это была такая, э-э-э, скаутская секция.

– В тринадцать лет? И чему вас там учили? И как?

– Тренажёр бомбардировщика. Взлёт-посадка, выбор курса. Я не долго учился.

– Ты не врёшь? – спросила Тиэко.

– Вот тебе крест, – я перекрестил себя.

– Ты комсомолец, – фыркнула она.

– И, кстати, тот бомбардировщик по скорости, почти этот самолёт. Вон, я смотрю кнопки и тумблеры знакомые.

– Они тебе знакомые, потому, что я летал на таких же. Это же четырёхмоторный «Бае 146». В «Бритишь Аэроспейс» имелось два таких для тренировок. И ты прав, Ту-16 по габаритам мало отличается от «Бае 146». А ты – это я, который тоже ходил в клуб мирских лётчиков. Тогда посидеть в кабине настоящего бомбардировщика для пацанов было за радость. И там и вправду отличный был тренажёр. Даже с имитацией крена и разворота. Ящик такой фанерный на площадке со смешными окошками, а в нём кабина со всем оборудованием.

– Мы с Женькой Дряхловым ездили на двух автобусах на «Шестой километр» по зиме… Дубак такой, ветер… А на Луговой под киоском «союз печать» жила крыса, которую мы стали прикармливать, когда ждали автобус «Шестёрку».

– Борт АрКью пятнадцать сорок восемь «сигма».

– Слушаем, диспетчер, – откликнулся папа-якудза.

– Мы готовы корректировать ваш полёт.

– Э-э-э… Дайте нам ещё пять минут.

– Окей.

Тадаси Минобэ отдал мне наушники и, отодвинув кресло второго пилота назад, вынул пилота и вытащил его из кабины. Потом сам уселся в кресло.

– Я, конечно, летал вторым, и даже рулил в воздухе, но ничего не понимаю в приборах, – сказал он.

А у меня, наоборот, вдруг возникло устойчивое понимание, что дали бы мне «мой» бомбардировщик Ту 16, я бы его посадил. Слишком много времени мы провели с Женькой на тренажёре под руководством инструктора. У меня и сейчас дома лежали исписанные тетради с инструкцией, как взлетать, как управлять, как сбрасывать торпеды и бомбы, ну, и как сажать, конечно. С этим самолётом было сложнее, но матрица быстро адаптировала прошлые умения к новым знаниям.

– У меня-то и летать сразу получилось хорошо из-за моих детских тренировок, – сказал «предок».

– Вот сейчас и проверим, – хмыкнул Флибер. – Как количество знаний переросло в качество, хе-хе.

Мне нравился Флибер своим оптимизмом. А что, ему не умирать…

– Облачность пять тысяч футов, видимость хорошая, заход на полосу двенадцать, включаем курсовой маяк. Видите его?

На радаре замигала точка.

– Берите курс на маяк. Дальность пятьдесят миль.

– Есть взять курс на маяк, – сказал Тадаси и не пользуясь педалями, повернул штурвал. Точка радио-маяка возникла на экране приёмника курсо-глиссадной системы.

– Эшелон двести сорок чист, – сказал диспетчер. – Занимайте.

– Есть эшелон двести сорок, – сказал Тадаси и снизился до двадцати четырёх тысяч футов.

– Включаем глиссадный маяк. Высота принятия решения двести футов. Предлагаем сделать пробный заход и снова вернутся на эшелон двести сорок. Глиссада начинается с тысяча двухсот футов. На радаре будут появляться цифры, это необходимая высота. Если не сможете вписаться в них, взлетайте до высоты принятия решения. Понимаете, о чём я говорю?

Тадаси посмотрел на меня, я кивнул.

– Понимаем, – сказал он, и я увидел, как его лоб покрылся каплями пота.

– Я поражаюсь твоему хладнокровию, – сказал он. – У меня трясутся руки, и я ничего не понимаю, что они говорят. Какая глиссада, какие высоты?

– Сбросьте скорость до шестисот. Выравнивайте. Нацеливайтесь на маяк и снижаетесь. Постепенно сбрасывайте скорость до четырёхсот.

– Обрати внимание, у двигателей нет реверса тяги, – подсказал мне «мой внутренний голос». – Не забудь задействовать хвостовой воздушный тормоз при снижении и интерцепторы при посадке. Можешь попробовать воздушный тормоз прямо сейчас. Классная штука!

– А тебя не смущает, хе-хе, – спросил Флибер, – что ты испытывал такой самолёт в восемьдесят пятом году, а сейчас семьдесят восьмой?

– М-м-м… Точно! И он тогда был абсолютно новым. Что не так, Флиб?

– Немного сдвинулись события, – вздохнул мой «третий внутренний голос». – Ваш Джонни такого в Британии наворотил, что едва свожу концы с концами.

– Хватит вам! – вспылил я. – Мешаете сосредоточиться.

– Ой-ой-ой, – поддразнил меня предок. – Смотри, какие мы важные. Он сейчас покажет нам мастер класс по сажанию реактивных самлётов.

– Ладно тебе ерничать, – одёрнул предка Флибер. – Это ты уже сто двадцать тысяч раз взлетал и садился, а мальчик впервые.

– Э-э-э-х… Сюда бы тот челнок с которого я британцев разнёс в пух и прах… Вот это вещь. И почему не сейчас?

– Хм… Потому, что сейчас там Джонни для СССР компьютерные технологии развивает.

– Замолкните уже! – мысленно взмолился я. – А то я с вами с ума сойду.

Глава 18

Скорость снизилась до шестисот километров в час в пересчёте с миль.

– Замедляемся до двухсот пятидесяти миль, – сказал я.

– Не маловато будет? – спросил Тадаси. – Не свалимся в штопор?

– Он без груза, а жрёт топливо, как бык помои. Нам надо поберечь топливо. Кто знает, сколько попыток нам предстоит?

Потом я посмотрел на Тадаси и ответил:

– Не должны свалиться.

– Скорость двести пятьдесят приемлема для начала снижения, – сказал диспетчер. – Выравнивайте самолёт по курсу. В конечной точке глиссады скорость должна быть не более ста восьмидесяти узлов. И не забудьте включить воздушный тормоз.

– Выравниваем, – со вздохом сказал Тадаси.

Он, не трогая штурвала, шевельнул педалями, и самолёт, не меняя горизонтального положения, стал медленно поворачиваться. Я понял, что Тадаси боится пользоваться штурвалом. То есть, боится при развороте дать самолёту крен. А без штурвала сесть не возможно. Крен неизбежен. Воздушные потоки, то, сё…

– Разрешите, Тадаси-сан, взять управление на себя? – попросил я.

– Ты с ума сошёл⁈ – крикнула Тиэко. – Ты ещё мальчишка. Папа хоть немного летал…

– Я тоже на тренажёрах «отлетал» сорок часов. Я не вру, Тиэко. Я тебе потом свою тетрадку покажу с подписью инструктора.

– Всё равно! Папа, не давай ему. Я боюсь!

– Ты мешаешь, – сказал Тадаси таким тоном, что и у меня пробежал по телу холодок, а Тиэко моментально заткнулась. – Я контролирую ситуацию. Педали жёсткие. Ты справишься?

– Надо подруливать штурвалом, он должен помогать ножным тягам.

– Я боюсь кренить самолёт. Особенно на малых скоростях. У меня однажды был случай, и я не смог выровнять самолёт без инструктора. Поэтому я боюсь управлять самолётом.

– Нет… Ну, да. Надо и штурвал на себя и газку добавлять.

– Я боюсь держать штурвал одной рукой. Попробуй на этих скоростях. Я посмотрю.

– Окей, – сказал я и сказал. – Папа, Тиэко, вы бы сели в кресла и пристегнулись. Лучше идите в хвост. Там самое безопасное место при посадке.

– Сам ты иди в хвост, – буркнула Тиэко.

– Да-да, конечно, – сказал отец и затопал по проходу.

У самолёта салон был рассчитан на восемьдесят пассажиров. Две стюардессы, кстати, уже там и сидели в хвосте. Совершенно не паникуя.

– Где их таких набирают? – подумал я. – Самурайки, блин…

– Пристегнулись! – крикнул отец.

– Ну, поехали, – сказал я и чуть довернул штурвал влево, двинул правую педаль вперёд. Левая пошла навстречу, самолёт дал крен влево и стал поворачиваясь опускать нос. Я потянул штурвал на себя и выровнял самолёт.

– Хм! Хорошо получилось! – похвалил Тадаси.

Я повторил манёвр в другую сторону. Скорости хватало, и самолёт спокойно развернулся и встал на нужный курс.

– Ты молодец, Миса.

– Будем снижаться на пробную посадку.

– Снижайтесь. Крыльевые воздушные тормоза сработают автоматически. Закрылки ставьте на десять градусов. На высоте тысяча футов отключаете и выравниваете самолёт по курсу. Если надо – делаете левый разворот, это против часовой стрелки и выходите на восьмёрку. Радиус круга восьмёрки – тысяча футов. Там нет посадочных полос и маневрируйте свободно. При выходе на глиссаду – скорость сто восемьдесят, закрылки на двадцать градусов. При скольжении – закрылки на максимум. Понятно?

– Всё понятно, – сказал я.

– Ничего не понятно, – сказал Тадаси, чуть не плача. – Какие закрылки? Какая восьмёрка?

– Тихо, Тадаси сан. Снижаемся.

Так как мы «проскочили» Хиросиму, мы заходили на посадку с юга. Если что, то мы уже летели над морем и передо мной маячили острова Миядзима. Снижение началось. Закрылки – позиция три, скорость сто восемьдесят узлов. Справа по курсу отмечаю замок, а слева дельту какой-то реки. Впереди – полоса обозначенная маяком, словно приклеенная к узкому перешейку между горами и морем.

– Ветер девяносто градусов на десять узлов, разрешаем посадку. Имеется турбулентность от восточных склонов, – сообщил диспетчер.

– Принято, – отвечаю и закладываю плавный левый крен, чтобы аккуратнее вписаться в схему захода.

Высота принятия решения. Поддувает справа, и самолёт явно сносит налево, подравниваю рулём направления и штурвалом, чтобы самолёт не рыскал.

– Хорошо идём, – позволил себе дать оценку моей «работе» Тадаси, на что я только хмыкнул.

– А какого, собственно, чёрта, – подумал я, опустил закрылки в положение «фул» и выпустил хвостовой воздушный тормоз и нажал тумблер выпуска шасси.

Тадаси бросил взгляд на меня и снова уставился в передний лобовой иллюминатор. Самолёт продолжил снижение, заметно сбавив скорость. Справа снова дунуло и самолёт вильнул носом, но я вернул его на осевую линию полосы.

Вижу порог полосы и, плавно потянув ручки газа на себя, гашу скорость и чуть поднимаю нос для мягкого касания. Было слышно, как зажужжали сервоприводы крыльевых интерцепторов, которые тоже выполняли функцию воздушных тормозов, и загорелось их табло. Двигатели на минимум тяги! Торможу колёсами до почти полного замедления.

– Мы сели! Сели! – услышал я голос Тиэко.

– Никому не покидать кресла! – крикнул Тадаси.

Рулю на малом ходу по дорожке. Рядом едут пожарные машины. Торможу, блокирую тормоза и выключаю двигатели. Наступает тишина в которой слышится стук моего сердца.

– Вы молодцы, – сказал диспетчер Хиросимы. – Удивительной чистоты посадка. За бортом плюс пять градусов по цельсию.

* * *

Стюардессы открыли аварийный выход, и мы по очереди скатились понадувному трапу, причём, я скатился с горки первым. Отказавшись от помощи каких-то мужчин в форме, похожей на полицейскую, я отошёл в сторону.

Я был одет в финский пуховик. На воздухе хорошо дышалось и сильно пахло морем.

– Наш малыш то не оплошал, – сказал «предок» очень серьёзно.

– Я же говорю, – спайка матриц… Где-то ты перемудрил с медитациями. И причём спайка с его стороны. Видимо, ты так не хотел быть активным, что передоверил полномочия реципиенту.

– Ну… Да… Не хотел… Но ведь, как получилось-то хорошо. Он теперь, что моей матрицей полностью владеет?

– С каждым днём всё больше и больше, да.

– Замолчите вы уже, – сказал я. – Сколько можно меня обсуждать. Мне уже хочется, чтобы ты обратно уснул, Флибер.

– Хм! Только скажи! Уснуть не проблема! Тем более, что дел у меня в других мирах по самое, э-э-э, не хочу.

– Ой, да ладно врать-то, – высказал сомнение «предок».

– Заткнулись, говорю! – «окрысился» я на своих помощников. – Надоели! Чтобы без спросу не вылазили.

– Есть, сэр! – сказал Флибер.

– Убью! – вздохнул я.

Нас усадили в стоящий рядом автобус и отвезли к двухэтажному терминалу с надписью полиция, где нас, разделив по разным комнатам, в течение около часа опрашивали под запись о случившемся с нами в полёте. Меня полицейский очень тщательно опрашивал о моём опыте управления самолётами, которого у меня не было и очень удивился, что в Советском Союзе детей школьного возраста учат управлять военными бомбардировщиками.

Но всё когда-то заканчивается и вскоре нас всех «отдали» представителям компании «Мазда моторс», которые, кланяясь неприлично низко, увели нас из полицейского участка и едва ли не на руках усадили в огромный «лимузин» с корпоративной эмблемой на багажнике.

У штаб-квартиры Мазда Моторс нас встречала целая делегация хорошо одетых мужчин вставших перед нами на колени.

– Что это они? – спросил меня отец.

– Сейчас харакири будут делать, – хмыкнув, пошутил я.

– Прям-таки харакири? – хмыкнул отец. – Интересно посмотреть. Это они так всех гостей встречают?

– Хе-хе… Только тех, кого не удалось угробить.

Тадаси, услышав про «харакири», обернулся ко мне и улыбнулся одними губами.

– Не-е-е… Сейчас харакири не делают. А надо бы… Это те люди, которые отвечали за нашу доставку.

Я перевёл отцу.

– А-а-а… А где начальник транспортного цеха? – спросил папа и улыбнулся. – Хотелось бы на него посмотреть.

Мне была понятна его шутка, и я улыбнулся тоже. И перевёл его слова Тадаси.

– Он, наверное, уже того…

– Нам покажут его тело? – спросил отец.

– Я имел ввиду, что он уволен, – Тадаси не сдержался и «прыснул» в кулак. – Интересный у тебя отец, Миса.

– Ещё какой интересный, – хотел сказать я, но не сказал.

Вперёд вышел толстячок в чёрном костюме и рассыпался извинениями на минут десять. В его речи было столько елея, что мы едва не захлебнулись в этом растительном масле. В конце концов, Тадаси рыкнул что-то типа: «хватит размазывать дерьмо по нашим ушам» и извиняющийся быстро ретировался, встав в одну шеренгу со стоящими на коленях.

Тогда вперёд вышел другой менеджер уже телом «пожиже» и пригласил в здание.

Здание штаб-квартиры «Мазда моторс» (на самом деле это было её не официальное название, а официально она оставалась «Toyo Kogyo») имела форму куба, шесть этажей и четыре лифта. На одном из них мы «долетели» на самый верх и там снова попали в «кисель словоблудия».

Тут Тадаси снова не выдержал и снова сказал несколько нелицеприятных слов встречающим, и те отступили, пропустив нас через огромный холл в кабинет с даже не длинным, а длиннющим столом, за которым сидело не менее двадцати человек. Все они одномоментно встали и тоже склонили «повинные» головы, как приговорённые к казни. Я не понимал причины такого поведения «встречающей стороны». Ну, пилоты отравились кофе, с кем не бывает?

– Мы понимаем всю тяжесть вины и неизгладимого позора, легших на нас и нашу компанию, господа: Тадаси Минобэ и Тиэко Минобэ, а так же уважаемые наши иностранные гости Васа и Миса. Просим вас принять наши извинения в виде компенсации морального ущерба.

Я тихо переводил отцу услышанное.

– Ваши извинения мной и моей дочерью принимаются, но требуют уточнения размеры компенсации. Ваш самолёт едва не убил нас. Уже сейчас мы бы плавали в океане и кормили акул. Только мастерство этого молодого человека, с детства знакомого с управлением военных аэропланов, позволило ему посадить ваш самолёт и теперь нам находиться в этом шикарном кабинете корпорации «Toyo Kogyo». Иначе вы бы сейчас сидели и с сожалением констатировали гибель в непонятной авиакатастрофе человека, давшего вашему автомобилестроению новый толчок. Тогда бы и лицензию покупать было бы не надо. Так ведь? Я говорю о моём наследнике Мичи Минобэ.

Тадаси тихо и грозно рычал, как киношный самурай.

– Предлагаю не горячиться, господин Минобэ, а подойти к проблеме разумно и рационально. Давайте пройдём в комнату переговоров и обсудим ситуацию спокойно. Вы же не собираетесь уже покинуть нас? – сказал, вошедший в комнату откуда-то сбоку седой японец неопределённого возраста.

– Пройдёмте в мой кабинет, – сказал седовласый и жестом пригласил нас пройти в его кабинет.

Он стоял так далеко от нас, что я не понимал, как до нас доносится его голос. Помещение было просто огромным и занимало, наверное, половину всего шестого этажа.

– Пошли, – сказал Тадаси. – Это президент компании Ёсики Ямасаки. Послушаем, что он нам скажет.

Я перевёл предложение отцу.

– Ну, Ямасаки, так Ямасаки. Пошли, послушаем, но я что-то уже устал от разговоров. Мы, что-то, как я понимаю, хотим получить в виде компенсации?

Я кивнул.

– Это как-то некрасиво, – поморщился отец.

– Некрасиво будет, если мы откажемся от своих требований, папа. В мире капитала о таких просто вытирают ноги. Не снимая грязных сапог. Тут просто…Виновен – плати и плати много. Очень много. И Тадаси сейчас с них шкуру сдерёт. Да и что тебе этот японец, который, может быть в японскую войну с живых китайцев или малайцев шкуру сдирал? Чего нам его жалеть? Мы, между прочим, сейчас точно бы кормили акул в Тихом океане, если бы не случайное пикирование. Кончилось бы горючее и кирдык котятам. Утонули!

– Ну ладно-ладно. Это их дело, а нам нельзя уподобляться фашистам.

– А мы и не будем. Тадаси сам всё решит. Я слова не скажу, – соврал я.

Мы прошли в кабинет президента компании «Toyo Kogyo» и он тоже оказался не маленьким. В нём в одном углу стоял большой во всю стену аквариум, а стена, между прочим, была длиной около десяти метров. В другом углу с прозрачной крышей стояла небольшая рощица тропических деревьев. Там имелись диваны, кресла и небольшие столики. Туда нас и пригласили.

Когда мы расселись поудобнее, господин Ямасаки сказал:

– Наша компания потеряла лицо, господин Минобэ и восстановить его теперь будет трудно. Кто-то из наших врагов навредил нам, подставив под удар судьбы ваши жизни. И я прекрасно понимаю, что вы выжили совершенно случайно. Тот, кто это всё устроил не предполагал, что среди вас найдётся тот, кто сможет управлять и даже посадить тот самолёт. Мне сказали, что самолёт очень сложен в управлении и особенно в посадке. И как его мог посадить этот русский мальчик, специалисты не понимают. Но сейчас поговорим не об этом. Э-э-э… Что говорит этот молодой человек?

– Он переводит, сказанное вами, своему отцу, – сказал Тадаси.

– А-а-а… Ну да, ну да… Так вот… Шила в мешке, ясное дело, не утаишь. О происшествии уже сказали в телевизионных новостях, и теперь вас будут преследовать журналисты.

– У меня с ними разговор короткий, – рыкнул Тадаси.

– Я не об этом. Не хотелось бы, чтобы вы муссировали это происшествие, обвиняя нашу компанию. За это мы готовы предложить очень серьёзную компенсацию.

– Десять процентов акций вашей корпорации.

– Вы сошли с ума? – спокойно спросил хозяин кабинета. – Десять процентов простых акций это более трёх миллионов штук, а цена каждой акции котируется в пределах двух тысяч йен. Вы представляете, что это за сумма?

– Шесть миллиардов, – спокойно сказал Тадаси. – А вы знаете, на какую сумму застрахована моя жизнь, жизнь моей дочери и жизнь моего наследника? Про господина Васа, я не знаю. Мало того, для меня лично и моя жизнь, и эти две бесценны. А вы говорите о каких-то шести миллиардах йен. Не хотелось бы вас пугать,но иначе, если мы не достигнем соглашения здесь и сейчас, через суд я заберу больше, а вы потеряете ещё больше, чем я заберу через суд.

– Мы ведём переговоры с компанией Форд о приобретении ими у нас двадцати пяти процентов акций. Потому уже через год котировки наших акций удвоятся. Поэтому, может быть, мы сойдёмся на пяти процентах?