Текст книги "Другая жизнь. Назад в СССР-3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Ну почему, без денег? Большую часть суммы я везу с собой.

– А-а-а… Так вот оно что… Вещь уже продана? А мы об этом и не знали, да, папа?

Отец промолчал и только хмыкнул.

– Ну, да… Хе-хе… Надежда сказала, что вы её собираетесь продавать. Вот я и решил…

– Да-а-а, – подумал я. – Снова без меня, меня женили.

Честно говоря, я совсем не думал продавать машину даже по рыночной цене «Волги». С какого перепугу, если нам уже предлагали за неё и пятьдесят тысяч, и семьдесят? Кавказцев и во Владивостоке было достаточно. Причём, кавказцев-капитанов кораблей и судов, высокоранговых офицеров. Да и просто тех, кто крутил дела с контрабандистами и имели солидные заработки, тоже хватало.

Но не ругаться же ещё и с матерью, встав в позу из-за продажи ею моей автомашины без моего разрешения? Отец, искоса поглядывая на меня, только похмыкивал.

– Да-а-а… Тяжела ты шапка Мономаха, – подумал я.

– Или я перебил тебе бизнес? – спросил, без обиняков, дядя Гена. – Ты, смотрю, стал ловко разбираться в аукционной торговле, раз справляешься без экспортно-импортной конторы.

Это он вспомнил о том, как мы с отцом участвовали в итоговом аукционе по продаже наших картин.

– Если вы заинтересовались машиной, то, естественно, ни о каком моём гешефте речи быть не может. Чисто рыночная цена. Думаю, это честно. Или нет?

– Честно, – кивнул головой дядь Гена. – А цена Жигулей с рассрочкой выплаты, – очень щедрая скидка от любимого племянника.

– Ну, слава богу, что мы поняли друг друга, – выдохнул я. – Предлагать родственнику подержанную машину я бы не рискнул. Как-то это… Э-э-э… Не очень, по моему, красиво. Можно было бы новую машину привезти, но в следующем году. Такие у нас в СССР таможенные правила.

– Так и привезёшь. А эту я продам, и гешефт пополам поделим.

Я с уважением посмотрел на маминого брата – своего дядьку.

– Принято.

* * *

Дядя Гена, оказывается, ехал во Владивосток не по служебным делам, а в книжный магазин, и брал с собой из дома не сумки с вещами, а сумки для вещей, то есть для книг. Он через маму познакомился с какой-то «книжной дивой», как он говорил, и сейчас через неё и её «товарок» в городе Находка пополнял свою домашнюю библиотеку.

Мне на день рождения он подарил сборник «В мире фантастики и приключений-77». Подарил со словами:

– Трудно подобрать подарок тому, кто сам дарит автомашины.

– Главное – внимание, – философски ответил я. – Спасибо, дядя Гена, за подарок.

Мы посидели за семейным столом днём, а вечером ко мне должны были прийти друзья-товарищи: Валерка Гребенников, Серёжка Громов… Больше я никого не приглашал. Устал от общества смертельно… Но в семь часов вдруг пришла Светлана Чарусова, а следом, словно стояла за дверью, Любаня. Но не та, что бывшая одноклассница, а та, что студентка медицинского института и моя медицинская, кхе-кхе, сестра, да…

Стало сразу веселее. Мы слушали пластинки, танцевали пили шампанское и вино типа «Ркацетели» и «Ризлинг». Я рассказывал о Японии, показывая слайды на слайдоскопе. На слайдах были наши с отцом нартины.

– Вот эта продалась за три миллиона йен, эта – за четыре, эта – тоже за четыре, э-э-э, с копейками, эта… Короче, они все примерно за четыре йены каждая и ушли.

– И сколько вы там картин продали? – спросила Светлана.

– Это – коммерческая тайна.

Я был немного под «шафе» или, скорее, делал вид своего соответствия с общим настроем, так сказать, а потому позволял себе немного куражиться.

– А мы обыграли «Волжан», – сказал Валерка, хотя мы это обсудили сразу, как только он зашёл в квартиру.

– Молодцы! – сказал я. – И без меня справились! Так и продолжите играть. У меня дел по горло с карате. И вообще, мне нужно к поступлению в МФТИ готовиться.

– В МФТИ? – переспросил Серёжка Громов. – Это сложно. Поступить сложно, а учиться в сто раз сложнее. Там научный склад ума нужно иметь. А у тебя, Миша, не прими за оскорбление, разум спортсмена. У тебя сознание е созерцательное, а деятельное: схватил, бросил, отбил, ударил…

– Да? – удивился я и понял, что он где-то, в чём-то прав.

– Да, – просто ответил он. – Тебе не интересно созидать. Вон сколько тебе Женька Дряхлов тянул самому себе сделать и колонки, и магнитофон, и что? Так платы и вернулись ко мне.

– Хм… Не обязательно что-то нужно руками делать. Я вот, например нарисовал для завода «Мазда» машину, и они её сделали. По моему, между прочим, патенту.

– В смысле, патенту? – удивился Серёжка.

– Я им лицензию продал на машину, что у нас под окнами стоит. Мазда по моим эскизам сделала машину.

– Ни хрена себе! – сказал Громов. – И за сколько купили?

– Не скажу, – буркнул я, понимая, что проговорился. – За дорого.

– Ну, братец кролик, жди товарищей в гражданских костюмах со стальным взглядом, – проговорил «предок». – Ты и вправду пьян, что ли?

– Отвали! – мысленно отшил я свой «внутренний голос», но настроение у меня испортилось.

Это почувствовали все и день рождения закончился. Хотя и было уже почти одиннадцать. А завтра, если что, нам в школу вставать, а Серёге в институт.

* * *

– Не хотели тебя беспокоить, Миша, – сказал гэбэшный куратор. – Сбивать творческий порыв, так сказать… Но разговор назрел, да… Не буду крутить вокруг, да около… Хотелось бы, чтобы ты передал патент государству.

– Э-э-э… А зачем он государству? – спокойно спросил я.

– Ну, как же? Это же валюта. Полтора миллионов долларов – не малые деньги.

– Это они для меня не малые. А для государства – капля в море.

– Тем более, тебе они ни к чему.

– Почему не к чему? Мне они как раз таки и пригодятся.

– Ты охренел, что ли мальчик? Зачем тебе миллион валютных рублей.

– Не миллион, а шестьсот пятьдесят тысяч. И как это, зачем? Семья у нас большая, живёт не богато. Каждому по чуть-чуть и деньги закончились. А с другой стороны, что я один у нас в стране имею миллион рублей? Вы на писателей наших посмотрите, на шахматистов, спортсменов. Чем я хуже? Я тоже между прочим, стране валюту приношу. Сказать, сколько уже поступило от меня в казну? Или вы в курсе?

Я замолчал, потому, что сказал, в принципе, всё, что хотел. Разводить полемику не хотелось. Мне с самого начало было понятно, что тема денег будет интересовать всех. Куратор тоже некоторое время молча смотрел в лобовое стекло своей машины.

– Ты понимаешь, что если мы не договоримся, у тебя ничего не получится с Тиэко?

– То есть? – «не понял» я.

– То и есть, то, что ты не сможешь с ней больше увидеться.

Он посмотрел на меня, а я посмотрел на него.

– Хм! И что? Вы думаете, я сильно стану горевать? – хмыкнув, спросил я.

– А разве нет? – удивился куратор.

– Точно нет, – пожал плечами я.

– А как же любовь-морковь?

– Я как-нибудь переживу. Погорюю, но переживу. Раз так надо государству, пусть так и будет.

– Но ты тогда не сможешь поехать и на чемпионат мира по карате.

– Да? Ну, тогда СССР лишиться своего собственного чемпиона мира по карате. Но если моему государству так нужно, то я и это переживу. В шпионаже в пользу Японии не обвините?

Куратор от неожиданности рефлекторно дёрнул головой.

– Ну и слава, э-э-э, КПСС. Хотя жаль, конечно, что я больше н е выездной. Мы только-только сговорились об экспортных поставках в Японию рыбы, в обмен на импорт технологий и микроэлектроники.

– Какой микроэлектроники? – сделал стойку куратор.

– Простой микроэлектроники. Микропроцессоров, например, из которых собирают персональные компьютеры. Слышали про такие?

– Это невозможно. Япония заключила с Британией конвенцию о нераспространении этих технологий.

– Вот то-то и оно. Но нет, так нет…. Государству виднее…

Куратор ещё немного помолчал.

– Та-а-а-к… Надо тебя всё-таки везти в управление. Пусть руководство само тебя слушает и принимает решение. Поехали…

– Поехали, – недовольно скривившись и вздохнув, согласился я.

Глава 25

Но сначала меня сразу отвезли в крайком, там во внутреннем дворе мы с куротором пересели в чёрную со шторками на всех окнах «Волгу» и уже она отвезла нас в управление Комитета Государственной Безопасности на улице «Памяти Двадцать пятого октября». Куратор отвёл меня в кабинет на первом этаже и, оставаясь со мной, кому-то позвонил, сказав только одно слово: «Доставлен».

Кабинет имел стол, стулья и старенький диван, обивка которого имела такой затрапезный вид, что вызывала чувство брезгливости своей затёртостью до дыр в одних местах и засаленностью в других. Было устойчивое ощущение запаха мочевины. Возникло желание его понюхать и от этого меня чуть не вытошнило.

– Это специальный кабинет для чистоплюев типа тебя, – сказал мне «мой внутренний голос». – Для выведения из психического равновесия.

– Был тут? – спросил я мысленно.

– Не только был, но и работал. В одной из жизней. Да и не в одной, да…

– А сюда просто так попадал? Не работая, а как я сейчас?

– Попадал, – вздохнул «предок». – В основном это не очень приятные воспоминания. Здесь особо не церемонятся. Пытаются, так, или иначе, но сломать. Так что приготовься.

– Всегда готов. Может сознание потерять?

– Зачем? Всё равно говорить придётся.

– Что говорить? Правду? Сознаваться в работе на Японскую разведку?

– Этим даже шутить не советую? – серьёзно проговорил «предок». У тебя в уме должны присутствовать только чистые помыслы строителя коммунизма. Любое сомнение здесь трактуется в пользу версии, что ты, действительно, замешен в шпионаже. И именно эта версия, я уверен, уже отрабатывается с твоего перового контакта с японцами.

– Не я же был инициатором этого контакта.

– Не ты, но тебя могли использовать в тёмную, как «слепого курьера». Уверен, что и всех «инициаторов» уже давно крутят. А может быть, уже их раскрутили, и они дали против тебя признательные показания.

– Даже так? – я удивился. – А Флибер не может точно сказать?

– Не может. Такой задачи перед ним не стояло. Да и не может он в документы, хе-хе «заглядывать».

– Что он, вообще, может, этот Флибер? – в сердцах задал я давно мучавший меня вопрос.

– Я контролирую твоё бытие.

– С какой целью контролируешь? – снова вздохнул я.

– С такой, что меня тоже уже достал этот круговорот твоих перерождений. Я тоже хочу домой! У меня тоже, между прочим есть свой дом. И, как это не парадоксально звучит, есть своя семья. А этот «придурок Флибер», то есть – я сам, решил поэкспериментировать, пойдя на поводу другого придурка, то есть – тебя. Ну, в смысле не тебя, а твоего, этого, «предка», как ты его называешь. Вот нас и закрутило в водовороте времени. Запутало в его паутине. И не только нас, похоже запутало.

Я удивился, «услышав» такую эмоциональную «речь» Искусственного Разума.

– Вот оно что? Значит вы оба пострадавшие, а значит обрусевшие? Твои без вести павшие, твои безвинно севшие, – процитировал я Владимира Высоцкого. – Понятно… Третьим буду.

Куратор молча сидел на таком же как у меня стуле и ничего не говорил. В комнате было окно, перекрытое стальной ажурной решёткой серого цвета, в которое был виден внутренний двор управления. Вот в него, в это окно, куратор и смотрел. Стал в окно смотреть и я, хотя там ничего интересного не происходило. Двор был абсолютно пустой и огорожен высоким стальным, тоже серого цвета, забором с какой-то «хитрой» колючей проволокой, натянутой на наклонённые вовнутрь трубы, приваренные повершу забора.

– Егоза, – подумал я.

– Не-е-е… В это время егозы тут не было, – сказал «предок». – Я сидел в этом кабинете примерно в это же время. Обычная спираль Бруно. Без стальной ленты.

– Наверное, – сказал я. – Для чего этот заборчик?

– Для прогулок. Тут что-то типа изолятора временного содержания. В соседнем помещении. Вон дверь.

Точно… Рядом с входной дверью имелось ещё две двери в других стенах. Все двери, так же, как и стены, были покрашены в серый мышиный цвет.

В комнату без стука зашёл человек в сером костюме: в брюках, в пиджаке, в белой рубашке. Галстука у человека не было. На ногах я заметил чёрные, похожие на форменные, полуботинки и чёрные, в цвет, носки.

– Будем знакомы, – сказал человек. – Меня зовут Александр Александрович. Фамилию вам пока знать не обязательно. Разговор у нас неформальный, пока, без, так сказать, протокола. Интересует меня следующее. Как вы, Михаил, в такое короткое время, практически за год, освоили такое сложное боевое искусство, как каратэ? Да так освоили, что чуть не выиграли чемпионат мира у тех спортсменов, которые занимаются по нескольку лет?

– Я занимаюсь уже пять лет самбо-дзюдо, где мы проходим боевой раздел. Иногда балуемся и машем ногами. Были ребята, которые где-то, что-то слышали про каратэ, у нас по вечерам несколько ребят тренируется, несколько человек из нашей секции у Валерия Николаевича Ибраева. Они мутузят друг друга ногами. Мы с Валеркой Колотом проковыряли в краске, что на оконных стёклах, щелочки и подсматривали какое-то время. Но потом нам стало скучно. Мы с ним, правда, тоже попинали друг-друга, но тренер запретил, да и надоело.

Я передохнул немного и продолжил.

– Потом я нашёл тетрадку с комплексом последовательных упражнений и стал заниматься сам. Потом я стукнулся головой и после комы попытался научиться двигаться, используя эти движения и, оказалось, что двигаться текуче очень удобно, не возникает зажимов. Так и научился двигаться непрерывно, как юла, знаете? Там много движений. Почти на все случаи жизни. Потом встретился с Тиэко. Она показала технику каратэ. Хотя нет… Сначала я подсмотрел её у Жлобинского Владимира, который тренировался в лесу. У меня после больнице память стала лучше. Это и учителя заметили. Вот я и запомнил. А Тиэкоо показала ката. Я их зарисовал и выучил. Вот и всё.

– Да-а-а… Легенду ты разработал себе хорошую. А всё-таки? Кто тебя научил каратэ. У тебя не отрывочные сведения, а систематизированные знания. Ты поверь, я знаю. Я сам каратэ занимаюсь уже семь лет, а такого мастерства, как у тебя не достиг.

– Вы, просто, в комме не лежали и потом не были обездвиженным овощем. И вы не представляете себе, что это значит – начинать заново учиться двигаться.

– Ну, в комме я не лежал, слава богу, но что такое начинать заново учиться двигаться – знаю. Когда полежишь обездвиженным с месяцок, все мышцы атрофируются.

– Это всё равно не то, – покрутил я головой. – У меня нейроны в мозгу и мышцах высохли. Я их заново восстанавливал.

– Нейроны? – удивился Сан Саныч, как я его прозвал для краткости. – Откуда ты знаешь, что у тебя нейроны высохли?

– Как откуда? Профессор говорил. Они же исследовали меня. У живых нейронов сигналы идут, а у меня хрен да маленько. Вот я и представлял себе, что их оживляю. Кое-что получилось и руки-ноги заработали.

– Складно гутаришь, – хмыкнув, сказал Сан Саныч. – но не поверю. И при чём тут комма и твоё мастерство. Не уводи разговор в сторону.

– А в чём, собственно, дело? – спросил я «раздражаясь». – Ну, владею я своим телом лучше, чем другие и что в этом криминального?

– А в том криминал, что мы, голубь сизокрылый, работаем не по простым гражданам, а по гражданам, отягощённым чужими знаниями.

– Это как это чужими знаниями? – по-настоящему опешил я.

– А вот так это! – почему-то весело улыбаясь, сказал Сан Саныч. Попадаются у нас, водишь ли индивидуумы, которым вдруг неожиданно приваливает знания со стороны и чаще всего из будущего. Ты не из таких субчиков?

– Охренеть! – выпучил я глаза, реально удивившись. – Вы это серьёзно?

– А ты как думаешь?

– Думаю, что разыгрываете меня для чего-то.

– Ну, ладно каратэ… А в хоккей ты, как научился играть? И главное – где? Да так играть, что тобой заинтересовался даже сам тренер сборной по хоккею Тихонов.

– К-к-акой сборной? Как-к-ой Тихонов?

– Виктор Васильевич Тихонов. Специально ездил смотреть тебя в Астрахань на игру с «Волгарём». Но ты туда не приехал. Зато твоя команда взгрела «Волгарь» так, что от неё только перья летели. Твоя команда, это потому, что мы побеседовали с тренером, а он сказал, что во всём виноват ты. Что это из-за тебя ребята играют, как заведённые, без потери, как говорят врачи, физических кондиций. У всех игроков «Ласточки» отменное здоровье. Стало отменным. А раньше было так себе. Среднее здоровье было. У кого золотуха, у кого лишай, у кого хронический насморк, гайморит. Да мало ли болячек у сельских ребят? Теперь всех хоть в космос отправляй. Это что за фокусы?

– Не понимаю, что вы мне, гражданин начальничек, шьёте? – сказал я, улыбаясь как, артист Куравлёв из фильма «Место встречи изменить нельзя». И тут же сразу принял серьёзное лицо.

– Слушаю вас и самому становится страшно. Что я за монстр такой? Всех оздоровил, заставил играть в хоккей, сам вдруг стал мастером по каратэ.

– И, добавлю: самбо, волейбол, баскетбол, настольный теннис, и бадминтон, – подсказал Сан Саныч. – Языки: английский, французский, немецкий, японский. А раньше ни бум-бум. Ну, кроме английского на уровне средней школы на пятёрку с натяжкой.

Я слушал и молчал.

– Это он точно Женьку Дряхлова имеет ввиду, – сказал «предок». – Значит, одно из двух, либо его наши забросили, либо не наши выкрали и теперь контрразведка огнём вокруг дышит.

– Что в Японии с твоим отцом произошло? Рассказывай.

– Вы бы тон разговора поменяли бы, – попросил я. – Иначе, никакого разговора может не получиться. А это вам зачем?

– Тут и не таким языки развязывали, – ухмыльнулся Сан Саныч, но взял всё же тоном пониже. – Но ты прав. Извини. Что-то я резковато начал.

– У! Хорошо, что вы это понимаете.

– Я немного нервничаю, – сознался собеседник, чем удивил меня ещё больше, чем информацией о чужих разумах, вселяющихся в советских граждан.

– Меня, честно говоря, ты интересуешь только как тренер. Ты, наверное, используешь, что-то типа гипноза, что у тебя все «танцуют под твою дудку»? И спортсмены и тренеры. Физрук ваш тебя просто боится… Знаешь, как он тебя называет?

– Как?

– Ведьмак. Говорит, что никогда не наблюдал такого спортивного роста. А у него тренерско-учительский опыт будь здоров. Да и Михалыч пить бросил. А эта зараза, брат, только гипнозу подвластна.

– Я не знаю, Сан Саныч, что со мной происходит, хотя думал об этом многократно.

Я дёрнул плечами.

– И до чего додумался?

– Ну… Себя же я как то заставил восстановиться. И я сильно напрягался, поверьте. Может и с внешним воздействием так же. Я только недавно заметил, что ребята лучше в хоккей играть стали когда я на площадке. Сначала подумал, что это как у Павла Корчагина или у Аркадия Гайдара… Внутренний порыв возбуждает массы. У меня самого, когда фильм смотрел, мурашки по коже…

– Значит, всё-таки, сам заметил за собой такие качества, как возможность влиять на эмоциональное и физическое состояние окружающих?

– Ну… На собраниях ещё получается повлиять на комсомольцев. Поднять их дух, так сказать. А то сонные приходят на комсомольские собрания. А я немного поговорю, и все, вроде, просыпаются. Даже слово сказать хотят. И говорят. Не только постоянные «говоруны» которым завуч тексты выдала, а и обычные школьники.

– А те с бумажками, значит, не обычные? – хмыкнул Сан Саныч.

– Ну, вы же понимаете о чём я говорю?

– Хм! Понимаю! Так, что с отцом твоим произошло в Японии?

– А я не знаю…

Пожал я плечами.

– Случайно ему поставили пред-инфарктное состояние, а оно возьми да случись, пока мы в кафе еду заказывали. Пришли, а он белый лежит и еле дышит. Я начал ему массаж сердца делать, а Тиэко убежала за помощью. Когда помощь пришла, у отца уже всё было в порядке.

– Из-за твоего массажа сердца?

Я снова пожал плечами.

– Я сильно хотел, чтобы отец жил и представлял, как я качаю сердце, заставляя его мышцы сокращаться. И увидел, как оно вдруг заработало.

– Прямо таки увидел?

– Увидел и почувствовал, как оно забилось.

– А до этого?

– До этого оно трепыхалось, как раненная птица.

– Наши врачи-специалисты заинтересовались этим случаем. Подозревать, что японские врачи, таким образом, намерено увеличили вам срок пребывания, не разумно. Можно это было сделать не так грубо, а значит, они пришли к выводу, что первичный диагноз был реальным. Слишком уж он категоричный. Да и показания разной аппаратуры… Так, что произошло там в Японии?

Я пожал плечами.

– У меня нет ответа. Я ежедневно делал отцу массаж, как он сам меня когда-то научил, и всё.

– Ежедневно делал ему массаж и отец выздоровел? Так получается?

– Получается, что так. Я и у него представлял, как восстанавливаются нейроны и мышечная ткань. И не только сердца… Я ему массаж всего тела делал.

– Хм. Ну вот и поговорили…

Мой собеседник задумался.

– Я в управлении отвечаю за специальную физическую подготовку, как ты уже,наверное мог понять.

Я кивнул.

– И меня очень сильно интересуют твои методы психологического воздействия и можно ли их применить в наших условиях. Хотел бы попросить провести у нас показательные выступления и, так сказать, тренировку. Я даже сам встану в строй, как говорится. Договорились?

Я снова пожал плечами. А что мне оставалось делать?

– Договорились, – кивнул я головой. – Когда мне прийти?

– Да, прямо сейчас! – ошеломил меня собеседник.

– Э-э-э… У меня и формы нет, – промямлил я.

– Мы найдём. Мы в «робе» военно-морской занимаемся. Очень удобная одежда. Так что и тебе подберём по размеру. Готов к труду и обороне?

Сан Саныч смотрел на меня спокойно и серьёзно.

– Готов, – со вздохом ответил я.

* * *

Военно-морская «роба» мне понравилась. Это было прочное «ХБ» синего цвета с накладными карманами на рубашке с небольшим воротником с пуговками под гюйс и передним «клапаном» вместо «ширинки» на достаточно широких, чтобы поднимать ноги, штанах. «роба» очень хорошо впитывала пот и я это оценил по достоинству после полуторачасовой полноценной тренировки, которую провёл вместе с десятью, вместе с Сан Санычем, сотрудниками управления.

Я не стал мудрствовать, а остановился на банальном шотокане, который преподаю в школе «старшей группе».

Оказалось, что сотрудники управления и шотокановские стойки, и блоки, и удары ногами знают и выполняют, в принципе, правильно. А вот удары руками делали, в основном, по-боксёрски. Переучивать мне их было не с руки, и поэтому я просто «прокачал их по физике», выдавая им повышенный заряд, хе-хе, электричества и запуская химические процессы.

По моему опыту с ребятами-хоккеистами, во время «прокачки» они получали дополнительную выносливость и мышечную работоспособность. За одну тренировку, нейроны мозга не успевали усвоить мою программу и «прописать» команды в мышечных нейронах. Сие происходило только раз на пятый-шестой, так как требовало изменения в самих нейронах.

Теперь же я просто «выжимал» сотрудников управления по максимуму, а силы у них «почему-то» не кончались и не кончались.

– Первый раз такое ощущаю, – сказал мне Сан Саныч, когда мы разошлись. – Сил полно! Словно обколот транквилизаторами, но ощущения другие. Сейчас наши все пройдут медосмотр и сдадут анализы, тогда посмотрим, чем ты нас нашпиговал⁈

Я только лишь пожал плечами. Деваться мне было некуда. Я плыл по течению. В конце концов, тренировать бойцов спецназа комитета государственной безопасности не такое уж плохое дело. Я бы даже сказал полезное и почётное. Это же, как я понял из пояснения «предка», была антитеррористическая группа «Альфа», а не простые сотрудники.

– Мне бы домой, можно?

– Конечно можно! Только мы сейчас с тобой тоже пройдём медосмотр и сдадим анализы и тебя отвезут. Это важно. Ты же понимаешь?

– Понимаю. Значит я уже не похититель чужого разума? – не удержался я.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Сан Саныч. – Будем посмотреть. Пусть с этим наука разбирается. Мне важно понять, как тебя можно использовать в подготовке моих ребят. Кхе-кхе… И можно ли тебе открывать их лица?

– Не нужны мне их лица, – сказал я. – Они и в масках себя неплохо чувствовали. Пусть так и занимаются.

– Значит ты готов подключиться к их тренировкам?

– Почему бы и нет? Мне нравится передавать свои знания. Я, наверное, стану тренером. Поступлю в институт физкультуры.

– Ты же хотел в МФТИ?

– Слушаете, да? – хмыкнул я.

– Ну, а как иначе? – вздохнул Сан Саныч. – Есть такая профессия – Родину защищать.

– От мня? – криво улыбнулся я.

– Докажи, что заслуживаешь доверия, и всё изменится. Почему не хочешь патент переписать?

– Потому, что хочу жить лучше. И хочу чтобы мои близкие жили лучше.

– Лучше остальных советских людей? – спросил Сан Саныч.

– Просто лучше. Лучше, чем они живут сейчас. И почему другие могут жить лучше, чем все остальные, а я не могу?

– Это ты кого имеешь ввиду? – нахмурился собеседник.

– Я уже говорил, а вы, наверное, прослушали запись разговора, прежде чем ко мне вышли.

– Повтори, если не трудно.

– Совсем не трудно. И даже не стыдно. Деньги в Японии я заработал собственным трудом, головой и творчеством. Почему я их должен все отдавать государству. Налог с них я заплатил. Валюту меняю на рубли. Что ещё надо?

– Миллион долларов – это много для советского человека.

– Что вы говорите? – «удивился» я. – А коммунизм это сколько в долларах?

– В смысле? – напрягся Сан Саныч.

– Восьмидесятый год скоро. Светлое будущее не за горами. Коммунизм. Вот, когда наступит, тогда мы все и откажемся от денег, да. А пока у нас социализм и деньги при нём – мерило труда и стимул работать лучше. От каждого по способностям, каждому по труду. Я же не украл эти деньги у нашего государства? Не украл. А наоборот, привнёс в казну. Так в чём проблема? Государство желает лишить меня стимула?

– Миллион долларов – это много.

– Так, Сан Саныч… Прикажет Родина отдать деньги, я отдам.

– А по просьбе не отдашь, значит? – усмехнулся руководитель спецназа КНБ.

– По вашей просьбе, не отдам. Вы просто выслужиться хотите и отчитаться, что в результате проведения превентивных мероприятий в бюджет поступило столько-то денег в валютном исчислении.

У Сан Саныча Рамзина, как опознал его «предок», отвалилась челюсть.

– Ну, ты и фру-у-у-кт, – усмехнулся он.

– Я не фрукт, а овощ. И очень полезный овощ. Даже для вашего спецназа полезный. Вы не находите, Сан Саныч?

Рамзин только «крякнул» с досады, что не смог меня убедить «сдать валюту».