Текст книги "Нить в прошлое (СИ)"
Автор книги: Михаил Шелест
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Нить в прошлое.
Глава 1
Раньше, когда здесь хозяйничал дед Яковенко, содержа пасеку, у него стояла маленькая избушка на три «койкоместа». С одной широкой и другой узкой лежанками. Потом, когда участок по наследству перешёл внуку Александру, тот предложил друзьям поучаствовать в развитии, так сказать, территории. Мужики сообща поставили ещё один «домик» с тремя комнатами, с окнами в пластиковых рамах, верандой и кирпичной печью. Конечно же, построили баню. Это Санька видел и раньше, но сейчас на участке стояло ещё три небольших домика, по типу гостиничных. А из разговора младшего Яковенко, с приехавшими по какому-то своему делу, представителями правопорядка, Саньке стало понятно, что тот строит на участке бизнес с прицелом на экотуризм.
Однако, наблюдая за бывшими знакомыми и их «гостями», Санька заметил, что его не трогают их хлопоты, чаяния и надежды. Здесь, не смотря на изменения, всё словно замерло в своей стабильности. А там, откуда он пришёл, шли процессы бурлящие, животрепещущие, исторические.
Там, в шестнадцатом веке, он сам управлял внутренними процессами Российского государства и, в некотором роде, внешними. По крайней мере – контролировал их, мониторил, через сеть своих соглядатаев. И Александр привык к такому ощущению мира. Он жил в информационных потоках, интригах и хлопотах. И это ему нравилось.
Здесь, в этом мире, откуда Александр был перенесён высшими силами в другой мир, и куда снова вернулся не совсем по своей воле, всё оказалось намного хуже для него, чем он предполагал. Здесь совсем не было силы, которая его питала в том мире. Не было и помощников, на которых Александр привык опираться.
В том мире, где он возродился заново, энергии было так много, что она наполнила его новорожденное тельце и стала его силой, позволившей ему почувствовать свою матрицу и матрицы иных миров. Санька сначала научился перемещаться в свой «тонкий мир» и контактировать с оболочками живых и не живых существ. Потом научился их слушать, и на них воздействовать. Однако, он не злоупотреблял своими умениями и силой.
Никаких установок от тех, кто его возродил в новом мире и в новом теле, он не получал, как не прислушивался, и поэтому жил собственным умом. И прожил интересную и насыщенную событиями жизнь.
Сейчас он стоял возле того пенька, с которого перенёсся в тот мир и размышлял, как жить дальше? Здесь, в отсутствии внешней энергии, он ощущал, как сила из него исходила капля за каплей. Медленно, но верно, как говорится.
Санька стоял, смотрел на пенёк и тут вдруг услышал как в животе у него заурчало.
– Да-а-а… Так быстро я ещё не ощущалголода. Айда на рыбалку⁈ – проговорил Санька вернулся в зимовье, где он когда-то обитал и зимой соболевал, взял старую удочку, крючки с намотанной на них оранжевой шерстяной ниткой – приманку для хариуса – и поспешил на речку, которая, слава Всевышнему, протекала совсем рядом.
– Хоть комары и мошка не пристают, – порадовался Санька, раздумывая, где бы ему раздобыть нормальную одежду, обувь. В «царских шмотках» ему было не очень комфортно.
Всё время прятаться от людей в тайге надо иметь соответствующую экипировку. А, скорее всего, так и придётся некоторое время делать. Санька не был по натуре затворником, или отшельником, но какое-то время он мог пожить в тайге и один, как делал раньше, но только какое-то время: месяц, другой. Но постоянно в одного он жить не хотел. Кхм! Значит, нужны были какие-то документы. Те, которые остались спрятанными в зимовье не годились. Ведь вешность у Александра теперь была совсем другой. И назад в мир шестнадцатого века ему, получается, путь заказан.
Так думал Санька, пока шёл по едва заметной узкой лесной тропинке к речке. Тут давно никто не ходил и удочка постоянно цеплялась за ветки, пока он не догадался спрятать её в свою матрицу. Можно было бы и самому нырнуть в неё и отправиться на речку сквозь лесные заросли «напрямки», но Саньке, почему-то захотелось почувствовать себя обычным человеком.
– И на что мне тут моя необычность? – думал он. – Ведь я, кроме ныряния в тонкий мир, тут ничего не умею. Энергии солнца мне хватает, чтобы не голодать. Но, скорее всего, придётся для этого долго медитировать. Ха-ха… Сидеть полдня в дзэне, чтобы жить? Три раза «Ха-ха»…
Меж тем, он дошёл до речушки, называемой Шестой речкой, или по-китайски – Лю-ци-хэ[1]. Шестая являлась притоком Алчана, – притока реки Бикин. Бикин Санька любил и называл его Приморской Амазонкой, ибо длинна была река, извилиста и имела огромное количество рукавов.
– На самом Алчане рыбалка была бы покруче, но и тут он на жарёху налавливал всегда. А вот снасти надо менять. На этих старых «мух», наверное сейчас хрен, что поймаешь. Или червей подкопать? На червя тут лучше клюёт.
Наконец-то он вышел к речушке. Люциха была «речкой-поколенкой», но рыба в этой речке водилась. Это не Бикин, конечно, где можно и за полчаса набрать полную «побирушку[2]», но всё-таки.
Ловилось сейчас плохо. Санька брёл по речке вниз по течению, подмучивая и время от времени выдёргивая из воды небольших хариусов. В побирушке было уже с десяток рыбок, когда впереди кто-то недовольно рыкнул.
Санька приподнял голову.
– Етить колотить! – высказался он, увидев впереди себя бурую медведицу.
Зверюга тоже глядела на «встречного-поперечного». Рядом с ней «пасся», уминая за обе щёки хвощ, медвежонок – первогодка.
В «том мире» шестнадцатого века Санька зверья не то что не боялся, а даже и думать забыл, что это такое. Охотился он «там» и на медведя, и на лося, который считается, кстати, намного опаснее буряка, так как ещё менее предсказуем. Внутренняя сила помогала ему и рогатину держать, и стрелять метко, и в рукопашной медведя побеждать. Здесь Санька такой уверенности в себе не чувствовал. Силы своей не чувствовал. А вот то, что у него затряслись поджилки – это да.
Медведица стояла от Саньки метрах в десяти и, втягивая носом воздух, пыталась определить, что за «фрукт» или «овощ» вышел прямо к ней, когда она обедает?
– Ага, десерт, мать её! – подумал Санька.
Ветра не было совсем и под сенью склонившихся над речушкой ветвей стоял «бутерброд» из прохладного от воды слоя и теплого марева, нагретого сквозь редкую листву, воздуха.
– Сошлись две стихии, – успел подумать Санька, и медведица бросилась к нему, щедро разбрызгивая вокруг себя воду шлёпая по ней косолапыми лапами.
Уходить в тонкий мир, Санька за долгие годы практики научился мгновенно, что и сделал вместе с удочкой. Медведица клацнула зубами и недоверчиво мазнула лапой воздух, проверяя, не скрылась ли добыча под плащом-невидимкой. Никого лапой не поймав, медведица снова понюхала воздух, учуяв сероводород, фыркнула и, несколько раз переступив лапами на одном месте, враскачку побрела к месту кормёжки детёныша.
– Охренеть! – проговорил Славик, тихо отступая назад. – Никто же не поверит!
Он увидел выходящего перед ним на речку незнакомца, удивился его внешнему виду, уверенным повадкам и, решив проследить, аккуратно пошёл по берегу, стараясь не мутить воду. И вот через некоторое время такое происшествие! Незнакомец растворился в воздухе, не дав медведице себя схватить.
– А ведь на его месте мог быть я, – подумал Славка, осторожно разворачиваясь и, незаметно для себя ускоряясь, быстрым шагом поспешил в сторону моста, где стояла его машина. Однако, выбирая дорогу через чащу, он невольно вышел на ту тропку, по которой пришёл Санька, удивился её «хоженности» и свернул на неё и постепенно отдалился от точки рандеву с Мицубиси Деликой. Эта тропа вела к Санькиному домику, где, по Славкиному мнению, давно никто не жил.
– О, как! – глубокомысленно выразился он и, скривившись, почесал голову сначала над правым ухом, а потом и затылок у воротника.
Накомарником Славик побрезговал, а мокрец всё-таки заедал.
– Пищевая цепочка, мля, – проговорил Устинов. – Вот кто на самом верху. Эта мелочь, что жрёт всех.
Так он, размышляя о том, кто кого на земле переваривает, двинулся по тропе в сторону Санькиного домика, поняв, что таинственный незнакомец, умеющий мгновенно исчезать в воздухе, пришёл оттуда.
– А значит и вернётся туда, – подумал Славка. – Интересно, как, если он растворился в воздухе?
Идти до старого зимовья было всего-ничего, и Славка, опытный таёжник, осилил дорогу не напрягаясь, а потому вышел к тому месту, откуда зимовье проступало сквозь листья деревьев, не запыхавшись. Однако, то что он увидел на небольшой полянке перед маленькой избушкой его потрясло так, что он возбуждённо задышал.
Перед домиком, у вынесенной из него железной печи, суетился давешний незнакомец. Вернее не суетился, а размеренно управлялся с жаркой харюзов. То есть, пока Славка добирался до зимовья, этот, э-э-э, человек успел разделать рыбу, разжечь огонь в печи и пережарить почти половину собственного улова. Запах от шкворчащей на огромной старой чугунной сковороде шёл душистый и выдавливающий слюну, которая тут же заполнила рот.
Славка сглотнул и услышал:
– Ты, это… Заходи, если что!
Незнакомец оглянулся и посмотрел в его сторону. Славка был точно уверен, что ни хрустнул, ни скрипнул, ни… Короче, не морпех он, что ли? И не таёжник?
На всякий случай Славка оглянулся вокруг себя. Вдруг, кто-то ещё тут есть, к кому мог бы обратиться «тот, кто может исчезать».
– Ну, не хочешь входить, не выходи, – сказал таинственный незнакомец.
– Да, нет, почему? Что мне тут в кустах сидеть? Не успел передохнуть просто. Да вот тебя увидел, удивился, как ты быстро тут оказался.
Славка быстро сообразил, что рассказывать сказки – выглядеть глупо. Тропа шла от реки, а значит Славка пришёл оттуда. А если пришёл оттуда, значит видел незнакомца. А если видел, значит видел и то, как он исчез. Ведь зачем-то Славка пришёл сюда. Зачем, если не за ответами?
Славик был финансистом и предпринимателем. Но помимо предпринимательства Славка любил психологию, имел гибкий и философический склад ум. Он получал удовольствие от созерцания человеческих страстей, да и сам не гнушался щекотаниям своего эго игрой в казино не в стремлении «обогатиться», а в стремлении оголить себе нервы.
Здесь Славка увидел такое, что совершенно выпадало из нормального бытия, и нарушало известные ему законы природы. А это давало надежду, что будет какое-то время интересно. Ему часто становилось скучно и тогда он пытался заполнить своё существование новыми эмоциями и впечатлениями.
– Ловко ты от медведицы, э-э-э, испарился, – хохотнув, произнёс Славка. – Ты, вообще, кто? Человек?
Иногда Славка позволял себе быть прямолинейным и говорить, то что думает. В этой ситуации Славка не видел со стороны «незнакомца» угрозы и не видел смысла изворачиваться. Он вообще не любил врать.
– Видел, да? – спросил незнакомец так буднично и спокойно, что Славка почему-то похолодел.
Наверное, потому, что почувствовал не банальный фокус, а что-то более серьёзное. И от этого очень интересное. Он вспомнил фразу актёра Куравлёва из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «так это любую стенку можно убрать?» Точную фразу он не помнил, но смысл имел место и в этом случае.[3]
– Видел, – продолжая улыбаться, сказал Славик. – Я вслед за тобой шёл. Так ты кто? Хе-хе… Человек? Или не очень?
Незнакомец посмотрел на Славика, вздохнул и сказал:
– Не очень. Сейчас я вообще не знаю, кто я.
– О, как! – произнёс Славик, бесстрашно приближаясь ближе и ставя к стенке избушки удочку, снимая с плеча ремень побирушки, небольшой рюкзачок и ставя их рядом со стенкой.
– Ни мышонок, ни лягушка, а неведома зверушка? – пошутил Славка, наполняясь зудом и восторгом от ощущения тайны.
– Что-то типа того, – вздохнул его собеседник.
– А дотронуться до тебя, извиняюсь, можно? – спросил Славик. – Ты вообще из, э-э-э, мяса?
– Из мяса, из мяса, – проговорил незнакомец. – А не боишься? Вдруг я оборотень и питаюсь заблудшими странниками.
– Ха-ха! Ты харюзами питаешься, а значит – не оборотень, – утвердительно выразил своё мнение Устинов и шагнул ближе к пришельцу.
Слово «пришелец» у Славки возникло только что, и он осознал, что это правда. Какой пришелец? Что за пришелец? Это сейчас было не важно. Главное, что это был субъект иного мира и иной формы жизни. Ну, ведь действительно, не может же обычный человек раствориться в воздухе! Почему? Да потому, что у его телесная природа не позволит ему растворится, ни в воде, ни в воздухе.
Настырно протягивая палец к руке пришельца, Славка ожидал, что палец проткнёт чужое тело и очень удивился, когда он упёрся в упругую плоть.
– О, бля! – воскликнул он и палец в испуге отдёрнул. – Ты человек, что ли?
Пришелец скривился.
– Я же говорю… Не совсем. Телесно иногда да, иногда нет.
– Не понял… – наморщил ум Славик.
– Слушай, отстань, а? А то я сейчас шагну в пустоту и больше ты меня никогда не увидишь. А ведь тебе интересно узнать мою историю? Да и харюзов поесть хочется?
Славик уже отошёл от испуга.
– А у тебя есть история? – спросил он.
– Есть, – просто ответил пришелец.
– Тогда хочу.
– Тогда наливай.
– Хе-хе…
Славик достал из рюкзака пол-литровую фляжку с коньяком и спросил.
– Есть во что?
– Естественно.
– Для пришельца ты очень по-нашему говоришь и ведёшь себя. Словно тут вырос.
Пришелец, как раз вышел из избушки неся два гранёных стакана.
– А я и так тут вырос. Э-э-э… Только умер когда-то. А потом воскрес.
– Иди ты! – продолжая улыбаться во все свои белые имплантированные зубы, с трудом выдавил из себя Славик.
– Да не ссы ты, – проговорил пришелец в тон и даже в рифму, отбирая у Славки из его, онемевших вдруг, рук фляжку.
Славка уже открутил крышку фляжки и мог, уронив емкость, пролить драгоценный продукт, успевший наполнить окружающее пространство душистым ароматом.
Держа стаканы на раскрытой ладони, как на маленьком столике, пришелец ловко налил в них на два пальца коричневой остро пахнувшей жидкости и двинул ладони к Славику. Тот сильно удивился ловкости пришельца и машинально один стакан взял. Пришелец ловко перехватил другой стакан и придвинул его в Славкиному.
– Будем, – сказал он, аккуратно звякая посудой, и выцеживая жидкость через чуть сжатые с боков губы.
– Будем, – повторил Славка и проделал тоже самое.
Пришелец и пил, как человек, знающий толк в хороших напитках. Прежде чем приникнуть губами к стакану, он провёл над ним носом, слегка поворачивая голову с лева на право и втягивая в себя воздух. Славка отметил это машинально и, приложившись к граням, с удовольствием впустил в себя поток «эксового» напитка. Он любил настоящие коньяки. Пил-то, конечно, и водки, и самогоны, и виски. Лёгкими спиртными напитками тоже не брезговал. Любил пиво, особенно на речке на рыбалке.
– В смысле, воскрес? Как так умер?
Вячеслав Юрьевич Устинов был прагматиком и не верил ни в бога, ни в чёрта, а тем более в воскрешение мёртвых, а потому, слова явного «не человека», а пришельца, ввели его в ступор, из которого он, правда, быстро вышел благодаря коньяку, растёкшемуся по его телу приятным теплом, снявшему спазм сосудов в голове и прояснившему сознание.
* * *
[1] Лю – шестой. Ци – горный. Хэ – река.
[2] Побирушка – сумка или другая ёмкость для улова на ремне, надеваемым через плечо.
[3] Имелась в виду цитата из пьесы Михаила Булгакова «Иван Васильевич»: «Скажите, это, стало быть, любую стенку можно так убрать? Вашему изобретению цены нет, гражданин!». В фильме прозвучало иначе: Это, стало быть, любую стенку можно так убрать? Вашему изобретению цены нет! А скажите, и в магазине можно так же стенку приподнять?
Глава 2
– Давай, потом? – скривился пришелец. – Пожарим рыбки, накроем стол. У тебя есть чем перекусить?
– В машине осталось. Тут, э-э-э, так… Закусить. Могу сходить…
– Ну, сходи. Я здешнюю еду давно не ел.
Славка посмотрел на пришельца, снова улыбнулся, сверкнув своими белыми зубами на смуглом зимой и летом лице, и, взяв рюкзак, пошёл по тропе в сторону дороги. До неё было всего метров двести, да по дороге до моста было с полкилометра, а потому С задачей по доставке продуктов он справился в течение получаса. Он собирался рыбачить до обеда, но еды взял «на всякий случай».
Стол соорудили, положив на пенёк половину дверного полотна и накрыв его старым толстым полиэтиленом, сохранившемся, как ни удивительно, ещё с тех времён, когда в избушке обитал Санька, пока не умер на соболином путике.
Славка специально не помогал пришельцу, ведя себя гостем. Он даже старался не рассматривать «хозяина», занимаясь разбором своих продуктов, нарезая колбасу, вскрывая консервы, выкладывая закуски к пиву, которого в микроавтобусе было много. Хозяин Делики Мишаня работал в страховой компании, и всегда имел полную машину, «уничтоженного» пива – бывшего объекта страхования.
Славка, не будучи дураком, подогнал Делику прямо к тропе и, взяв с собой ящик баночного «карлсберга», нёс его всего лишь двести метров. Теперь он вскрыл одну банку и жадно припав к ней, выпил практически не отрываясь. Как истинный рыбак-охотник Вячеслав Юрьевич не опасался смешивать вроде бы не очень совместимые продукты. Хотя иногда вёл себя, как сибарит.
Глядя на него, и пришелец «псыкнул» крышкой и попробовал местного пива. Там у себя в шестнадцатом веке, где он был русским царём, он приучил поваров варить правильное пиво, не доводя его до скисания. Он совсем забыл вкус здешнего пива и оно ему не понравилось. Санька скривился и это не укрылось от Славки. Воспользовавшись поводом для разговора, Славка спросил:
– Не понравилось? Пивал лучше?
– Пивал. Самоварное лучше. У вас тут «технологии», автоматы, компьютеры. Всё в одну дуду получается. А когда берёшь солод, хмель да выдерживаешь как душе угодно, так и получается то, что душе приятно. На твой собственный вкус.
– Что, сам варил пиво? – вскинув брови, спросил Славка.
Пришелец вздохнул.
– Сам не варил. Для меня варили. Царём я был в шестнадцатом веке.
Славка, как стоял с приоткрытым ртом так и присел на чурбачок, забыв его прикрыть.
– Каким царём? – наконец-то с трудом произнёс он.
– НУ, как каким? Русским. Иван Васильевич Грозный умер рано, вот меня, как бастарда царя Василия на трон и посадили.
Пришелец продолжал прихлёбывать непонравившееся ему пиво и угостился сушёным кальмаром.
– Вот оттуда меня и закинуло сюда. Ну… Вернее, не закинуло, а я сам сюда перешёл, так как интересно мне стало, как тут без меня? Я же отсюда перенёсся в шестнадцатый век. Тут умер, а туда перенёсся. Санька я, который под медведицу попал, помнишь? Вы меня ещё в Лучегорск отвозили, и обратно привозили после того, как меня заштопали. На Делике Мишкиной сюда ехали. А потом, через год, я сел на пенёк и дал дуба.
Пришелец засмеялся.
– Вот, как-то так.
– А где же твой шрам, что на пол лица? Да и не похож ты на того Саньку. Ему было уже под шестьдесят.
– Не понял? Я же говорю, что в рождённого там ребёнка душа и разум мои влились.
– В царевича? – Славка слышал про книги о попаданцев, но сам такие книги не любил. Он предпочитал что-нибудь умнее. Например произведения Бернара Вербера про муравьёв или танатонавтов. В последней тоже про смерть и жизнь поле смерти, но чуть посложнее, чем простое переселение душ.
– Зачем, э-э-э, в царевича? В простого младенца лесовиков. Это я уже потом к трону приблизился. Случайно. Так уж получилось.
– Ты ведь выдумываешь всё, да? – с надеждой в голосе спросил Славка.
– Какой мне резон что-то выдумывать? ТО, что я не совсем человек – это ты видел. Не я ведь к тебе пришёл со своими россказнями, а ты сам меня нашёл. Я бы мог, кстати, и спрятаться. В округе двухсот метров я любую живую душу вижу. Да и не живую, если бы они тут были.
Пришелец вздохнул.
– Какую это – неживую? – с опаской и нахмурившись, спросил Славка.
Его уже стал напрягать этот разговор вокруг, да около темы смерти.
– Да нет тут нежити, а потому и никакую. Вот там, где я был, там нежить была.
Они, как-то незаметно перешли к поеданию рыбы и на некоторое время разговор утух. Сложно говорить, когда у тебя во рту горячая рыба. Да и косточки у хариуза тоже имеются. Хоть и не очень опасные.
– Ты же говоришь, что был в нашем шестнадцатом веке. Какая там нежить? Почему теперь её нет? Не бьётся одно с другим.
– Хм. На враках меня поймать хочешь? Так, скажу, что не знаю, почему тут нежити нет. Мир тут другой, наверное. Ведь в истории, наверняка не было никакого царя Александра Васильевича? Ведь не было?
– Не было, – согласился Славка. – Царь Федор Иванович правил после смерти Ивана Грозного. Сын его. Потом Борис Годунов, Василий Шуйский… Или наоборот. Кто за кем не помню.
– Ну, вот… Значит параллельные это миры. Да и не думаю, что можно поменять настоящее, переместившись в будущее. То, что свершилось не вырубить топором.
– Хм! Наверное, почесал затылок Славка.
Он, почему-то вдруг поверил пришельцу. Слишком уж тот обыденно говорил про невероятное.
– Значит ты – это Санька? Санёк? Охотник, который добывал соболя на этом участке?
– Так и есть. Может по коньяку?
– Не нравится пиво? Так наливай себе коньяк. Я лучше пивком потешусь. Под хариуза хорошо пиво, или ещё и кальмаром.
– Согласен! Я раньше тоже так любил. Но когда пил лучшее, к худшему душа не лежит. А коньяк хороший. Там у меня коньяков не было. Да и не пил я там, почти.
– Почему?
– Душа не лежала. Кхе-кхе… Я там стал кем-то вроде мессии. Так светом переполнился, что аж из ушей текло. Даже нежить на светлую сторону перевёл. Не вредить людям стала, а на людей работать. У меня и оборотни, и русалки, и кикиморы служили. Знаешь, как удобно было. Русалки любое болото в реку превратят, а кикиморы дорогу по болоту проложат. Легко мне с ними было.
Пришелец, пока говорил, налил себе коньяка и выпил, точно так же цедя напиток.
– Хороший коньяк, – снова похвалил питьё Санька.
– Люблю армянские, – зачем-то пояснил Славка. – Они мягче. Хотя…
– Хороший коньяк – любой хорош, – философски заметил Санька.
Ему уже «захорошело». Такого в том мире за ним не наблюдалось. Ему самому нужно было захотеть, чтобы захмелеть. А тут… Всего-то выпито граммов сто, а уже повело в сторону.
– Эгэ-ге-е, – мысленно проговорил Санька. – Пить хватит.
Он тем более хорошо ощущал опьянение, потому что мог «видеть» и тонкий мир, и свою внутреннюю энергетическую оболочку. Кстати, «заглянув в себя» и увидев, связывающую его с тем миром нить, Санька, вдруг, так заскучал, что на глаза навернулись слёзы.
– Ты чего? – заметил перемену настроения собеседника Устинов.
– Так… Вспомнилось.
– Что, не можешь вернуться?
– Могу… Но и не могу. Война из-за меня там может начаться. Не хочу сейчас об этом.
Санька, не смотря на то, что зарёкся больше пить, налил себе ещё и выпил залпом.
– В-о-о! Узнаю брата Колю. Так Санёк и пил. И не важно, что наливали, и сколько.
– Вот-вот, – подумал Санька. – Там меня подпитывала и, наверное, сдерживала светлая сила, а здесь? Одним солнцем сыт не будешь… Да-а-а… Как бы моя ноосфера не отключилась. Будет мне тогда… Илипериодически «нырять» в тот мир?
До этого дня, находясь в этом мире Санька не задумываясь расходовал силу, пока сейчас вдруг не почувствовал, что его ноосфера подверглась воздействию алкоголя.
– Всё-таки её аккумулировал мой разум, – подумал Санька. – а подпитывала сила, э-э-э, энергия. Назовём её – магическая. А как ещё? А тут этой силы нет и необходимо постоянно «крутить педали» моего генератора. То есть, постоянно напрягать разум. А алкоголь нарушил функцию и «интернет» погас. Не совсем, конечно, но связь с моими кикиморками хреноватая.
Санька задумался, но увидел заинтересованный взгляд Устинова.
– Всё нормально, – спросил он.
– Давно не пил крепкий алкоголь, – соврал пришелец из прошлого.
Хотя… Почему соврал? И не пил он там крепкие напитки. Варили люди самогон, но это пойло было таким отвратным, а то, что делали в его аптеках было спирт, а спирт пить там ему как-то не приходило на ум.
– Извини за назойливость, но не покажешь фокус с исчезновением? – наконец-то решился на просьбу Устинов, вскрывая вторую банку с пивом. Он отвлёкся на «псык», а когда поднял глаза на соседнем чурбачке уже никого не было.
– О, бля! – сказал Славик и пнул ногой место, где сидел пришелец. Чурбан упал и откатился в сторону. Славик отпил из банки и обтёр влажной салфеткой губы.
– Надо же, хрень какая.
И тут его сзади похлопали по плечу. Сердце у него ёкнуло и Славик выронил банку. Внутри захолонуло.
– Не ссы, Славян, я Котовский, – проговорил Санёк чувствовавший себя довольно таки «весело». Алкоголь всегда бодрил Саньку и повышал настроение. Оттого он и пил, в общем-то и не понимал тех пьющих, кого выпитое погружало в депрессию. И так жизнь так себе, а после выпитого вообще становилась дерьмовая. Так зачем пить-то?
Вот и теперь ему вдруг стало весело и он решил подшутить на Устиновым.
– Ф-ф-ф-у, млять! Чуть пасту не выдавил, – просипел Славик, опасливо оборачиваясь. – Если б я имел коня, это был бы номер. Если б конь имел меня, я б, наверно, помер.
– Хе-хе-хе! – захекал, смеясь, Санька. – Ссыкотно?
– Э-э-э… И далеко так ты можешь переместиться?
– Да, куда угодно. Жаль здесь, в этом мире, магии нет. Там бы я и тебя смог бы перенести, да и не только тебя. Я целые обозы переносил. Кикиморок-воительниц своих. Эх! Были дела!
Санька поставил чурку, взял фляшку, покачал её, открутил пробку и зачем-то заглянул в горлышко.
– Хороший коньяк, – снова сказал Санька, и плеснул из фляжки в стакан, заполнив его на треть. Посмотрел грустно в стакан. Выпил.
– Ты не сопьёшься тут? – озабочено спросил Устинов.
– Хреново мне, Славян.
Саньку, и вправду, вдруг замутило.
– Охренеть! Давно я так не напивался, – успел он подумать и вырубился.
* * *
Проснулся Санька от головной боли. Он лежал в на набитом свежей травой тюфяке, на лежанке в избушке. Было темно. Перед собой он нащупал деревянную стену. Перевернувшись на правый бок, увидел за окном качающиеся ветви липы с листьями, блестящими в свете луны. Головная боль была для него так же непривычна, как и опьянение.
– Что со мной твориться? – с всё нарастающим чувством тревоги подумал он. – Что со мной происходит?
Саньку окутала волна паники.
– Паническая атака, – подумал он.
Сердце у Саньки заколотилось, к горлу подкатил комок тошноты.
– Не хватало ещё обблеваться, – подумал он, сглатывая горьковатую слюну, с трудом подавляя рвоту. – С младенческих лет, хе-хе, не сблёвывал.
Санька сконцентрировал внимание не на себе любимом и своих ощущениях, а на ментальном теле и перешёл в ноосферу. Тут было хорошо и он перетянул себя полностью в тонкий мир. Когда он это делал, а потом возвращался в материальный мир, тело его обновлялось, словно заново собираясь из мельчайших частиц. Наверное, это так и было. Ведь куда-то же девалась его материя, а потом проявлялась, как на объемном принтере. Вернее, сначала появлялось что-то типа голограммы, а потом, как по матрице, восстанавливалось тело. Так было раньше, давно-давно, когда он только учился переворачиваться. Тогда его тело оставалось, там, где он «переворачивался» в тонкий мир, и лишь потом тело проявлялось там, где он хотел «высадиться». В последствии он научился «расстворяться» в ноосфере вместе с телом, и легко это сделал теперь.
Легко, но не очень. Ноосфера стала «плотной», словно вода. Рагьше он её совсем не замечал, а теперь почувствовал. И его движения в ней стали ощущаться сопротивлением «эфира». Словно он, и вправду, двигался в жидкости.
– Не-е-е, надо сваливать отсюда.
Санька расположился удобно в ноосфере – он научился создавать в ней что-то типа кресел и «устраиваться поудобнее». Там у него был свой «материальный» мир, который даже можно было «потрогать». Правда созидал не руками, а разумом. Как-то Санька даже думал «построить» в ноосфере дом с садиком у какой-нибудь речушки, но понял, что без людей, даже в волшебном мире, ему будет скучно.
Тут надо понимать, что тонкий мир, это был мир, продолжающий материальный. То есть, в нём было всё то же самое, только в эфирном, э-э-э, «исполнении». И речка, и деревья имели место в тонком мире, и ему нравилось «купаться» в такой воде, где можно было нырнуть на глубину, без удушающих последствий. Как, впрочем, и подняться так высоко, где нет воздуха.
Интересно было погружаться под землю. Это напоминало ему «творческий режим» игры «Майнкрафт», которой он когда-то давно «баловался». Так вот, под землёй ему были видны её составляющие компоненты. Так он искал железную руду в Туле и на реке Вороне, кремний, и глины для цемента и для фарфора. Очень полезная функция – этот «творческий режим». Да-а-а… И вот эта функция может исчезнуть, если он не будет «крутить педали» своего генератора.
– Вот с утра и начну медитировать, – подумал Санька. – Целый день буду заряжаться. А спиртное больше в рот не возьму!
Ему даже в тонком мире «поплохело» от нахлынувших воспоминаний дурноты.
– Не-не-не… Надо выбираться отсюда, – снова подумал он.
