Текст книги "Визитер"

Автор книги: Михаил Шухраев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

В конце концов, Оля остановилась на кулоне с серебряной фантастической птицей – вероятно, фениксом. Пожалуй, это – как раз то, что нужно.

Продавщица сообщила цену, но девушка только кивнула, чем вызвала некоторое слегка раздраженное уважение – как правило, зарплаты у продавцов очень небольшие.

Конечно, откуда девице за прилавком знать, что большие деньги и решение многих проблем – это не слишком большое вознаграждение за их работу. Конечно, все они относятся к бойцам очень незримого для простых граждан фронта. И хорошо, что незримого – вот только не хватало вызвать панику! Что бы случилось с теми же тусовщиками из «Морийского Гоблина», когда бы они узнали правду – о том, кто или что сделало их своими марионетками?! Хорошо бы им после этого жилось? От ночных кошмаров до конца дней своих не избавились бы!

А что до решения финансовых и многих прочих проблем… Да, среди сотрудников О.С.Б. есть те, кто живут долго, очень долго. А были и те, для кого все и всяческие проблемы решились раз и навсегда – в секунду. Стажеров, поступивших в Отряд прошлым летом, поначалу было трое. А теперь их – двое. Такие дела.

Оля вышла во двор, тщательно уложив в куртку подарки.

Казалось бы, пробыла она в магазине всего ничего. Но за это время редкие облачка на небе успели собраться в тучу, погода слегка испортилась. Пожалуй, следовало побыстрее пойти в метро и ехать с пересадкой до «Петроградской» – туда, где и располагался офис О.С.Б. Но ей отчего-то хотелось пройтись пешком.

Девушка вышла на проспект, секунду подумала, осматриваясь – а не ухватит ли ее снова за рукав рыжая тусовщица. Но нет, та, видимо, решила что сегодня милостыни… то, есть, нет, конечно, честно заработанных денег! – на еду хватит. А про завтра она вообще не думала.

Поэтому Оля спокойно направилась обратно, свернув к Пушкинской. Можно было выйти на Невский, так оказалось бы быстрей. Но сегодня девушка решила просто прогуляться по городу, а слишком многолюдный и суматошный Невский она не очень любила. Тихие улочки центра нравились ей куда больше. Она шла, «уйдя в себя» и собственные размышления, но не забывая внимательно примечать все вокруг. Это уже становилось привычкой – одной из многих полезных привычек, которые быстро обретаешь, оказавшись в О.С.Б.

А впрочем, что значит – оказавшись? Случайных людей там нет и быть не может.

Это очень непростой офис.

…С неких пор самым любимым в России числом стало «300». Триста лет флоту, триста лет Петербургу, триста лет морской пехоте, триста лет первой газете… Много указов издал за свою жизнь Петр I, и каждый второй – повод для юбилея. Как будто до петровского указа относительно флота русские по морям не плавали. Как будто в устье Охты, на том месте, которое занимает Петербург, не стояло шведского города Ниеншанц. Как будто таможенников и пограничной охраны до Петра не существовало, и не было при Иване Грозном «засечной черты». Но главное было – найти указ, а потом отмечать, отмечать.

А вот кое-чего до Петра на Руси и в самом деле не водилось. Правда, никакого указа царь в этом случае не издал – все было на уровне распоряжений, да и то отданных с глазу на глаз.

И в то время отлично понимали: лишние свидетели – лишние неприятности.

Поэтому, и только лишь поэтому никто и никогда не додумался готовиться к 300-летнему юбилею Отряда «Смерть бесам!»

Просто однажды кто-то из умных и приличных советников (каковых было немного, и тут все подозрения падают на Якова Брюса) довел до молодого царя, не терпевшего всяческих колдунов, одну нехитрую истину. Колдовство, сиречь магия – оно разное бывает. Бывает то, от которого одни беды. Например, правил-правил монарх – а потом взял да и помер во цвете лет ни с того ни с сего. А бывает – полезная магия. И государям – в том числе. Например, чтобы во цвете лет не умирать непонятно отчего.

А посему – полезную привечать надобно.

Во всяком случае, Отряд «Смерть бесам!» в новой столице возник как раз в те не слишком доброй памяти времена. После чего случилось множество очень разных событий. К примеру, при Анне Иоанновне пришлось магам скрываться. А начиная с государыни Елисавет Петровны ими никто особенно не интересовался. По крайней мере, из царей. Вот в двадцатом веке интерес был – а заодно масса очень крупных неприятностей.

После чего с некоторых пор как питерское, так прочие выжившие отделения О.С.Б. приняли решение: от политики, конечно, не деться никуда, но специально в нее соваться с головой – нет уж, хватит… Темное это дело. И своей епархии довольно…

…Оля покачала головой. Маги – подумать только! Ведь современному, нормальному, не обремененному болезнями человеку очень сложно представить, что есть такие вещи, которые не очень-то помещаются в его сознание. То есть, он, конечно, не прочь поболтать за бутылкой пива про НЛО и «снежного человека», про эффект Кашпировского. Но понять, что совсем рядом с ним существует совершенно другой мир – это, знаете ли, слишком.

Вот если завтра его сцапают на свою «тарелку» господа центавряне… Вот если лох-несское чудовище стегнет его хвостом, скажем, пониже спины… Вот если он возьмет, да и провалится в тот самый совершенно другой мир…

…Если после такого «провала» в другую, непохожую на здешнюю, реальность, он выживет. Если выжив, не отправится в комнату с мягкими стенами, где никогда не будет острых предметов.

Если он при всем при том еще и любознательность не подрастеряет, не станет зарекаться – что б я!.. Да ни за что!.. Да никогда!..

Вот тогда он, пожалуй, может стать стажером О.С.Б.

Глава 3
Сон о нейтральной полосе

Этот сон – с самыми различными вариациями – снился ему с самого детства. Сон был ярким, цветным и протяженным по времени. Иногда он видел все события как бы со стороны, иногда – был персонажем собственных сновидений. Порой он не понимал речи тех, кого видел, порой понимал – хотя не во сне, а в жизни так и не выучился чисто говорить на этом языке, да и понимал слова с трудом, с пятого на десятое. Но то в жизни, а во сне все было совершенно, абсолютно иначе.

В детстве он не мог представить себе, к чему все это снится. Вот только спросить было совершенно не у кого.

С некоторых пор – примерно, когда ему исполнилось шестнадцать – начал догадываться. Теперь – знал наверняка.

Да и в самом деле – если кому-то снится один и тот же сон, это наводит на некоторые подозрения, не правда ли? Врачи – приземленные материалисты – начнут искать проблемы со здоровьем. Но проблем-то у него не было! Никаких проблем!

А может, дело совсем в другом? Может, перед ним прокручивалась некая информация? И он должен ее отыскать?

Во всяком случае, те места, которые он видел в своем сне, действительно существовали – хотя он никогда там не бывал. Одежда людей совершенно не соответствовала нынешнему времени, но это совсем не означало, что она была плодом фантазии. Была в стране из его сна эпоха, в которую одевались именно так. Говорили именно так. Оружие было именно таким.

Все мельчайшие детали сна оказывались реальностью – стоило только раздобыть очередное пособие по истории. Больше того, он мог бы кое в чем нынешних историков подправить – в тех самых мелочах. Почему-то появилась твердая уверенность – прав именно он со своими странными снами. Только зачем их подправлять, да и кто он такой перед этими кандидатами-докторами?

Почему-то сон погружал его в состояние безысходной тоски. Но, как сказал мудрец, «и это пройдет». И тоска действительно сменилась бульдожьим упорством – желанием понять, что все это означает.

А потом обнаружилось то, что он назвал «Дар», – и все стало на свои законные места.

И все же, сон иногда навещал его и теперь – детальный, подробный. И отчего-то – сжимающий сердце…

* * *

…Небо было серым и унылым. Невероятно унылым и невероятно серым – чему удивляться совершенно не приходилось. Осень. Дожди. Холодный ветер. Да и в солнечный день в этом городишке вряд ли было бы сейчас намного радостнее.

Маленький старинный городок казался пустым. Вымершим. Такого, наверное, не случалось и в стародавние времена после моровых поветрий – не всех же выкашивала чума, кто-то же должен был выжить!

А вот сейчас, похоже, жители его покинули. Надолго ли? Этого сказать не мог никто…

Изредка тишину городка нарушали звуки, к которым не были привычны эти тянущиеся ввысь дома с остроугольными крышами, маленькие церковки и ратуша с часами (часы сейчас стояли, словно бы время на главной площади замерло с уходом последнего из горожан). Порой в небе, за облаками раздавался очень характерный гул, а иной раз в разрыве среди туч мелькал черный силуэт. В таких случаях где-то на окраине городка слышался грохот, и стекла ратуши опасливо звенели, словно бы предвещая недоброе.

Но такое случалось далеко не всегда. Чаще в тишину и шелест дождя вламывались совершенно иные, более понятные звуки. Например, крадущиеся шаги солдат, раздававшиеся по ночам. Но уж такого-то город наслушался вдоволь – за все века, что он стоял здесь. Римляне, варвары (а до римлян – неведомые историкам расы и народы), потом франки, германцы, рыцари всех мастей, восставшие горожане. Потом были солдаты Великой Революции, Наполеон… А уж за последние полвека – и подумать-то страшно. И вымирал-то этот городок уже не раз: жители бежали перед наступающим врагом. Сейчас-то, хотя бы, им дали спокойно эвакуироваться. Впрочем, враг почему-то не торопился – он спокойно отсиживался за своей линией укреплений – совсем рядом отсюда. Свои не спешили тоже. Укрепления, – да еще какие! – были и у них. Словом, две крепости осадили друг друга. Иногда постреливали, в иные дни – отмалчивались.

Странно?

Еще бы ни странно! Да и саму войну уже успели окрестить «странной».

Были в этом городе и иные звуки. Негромкие щелчки выстрелов, тихие, отрывистые команды…

Покинутый город не мог знать, что он теперь стал – «ничейной землей». Не могли этого знать и существа, которые были единственным его постоянным населением…

…Когда Мэтью Корриган почувствовал, что теряет равновесие и мягко приземляется прямо в лужу грязи у ветхой стены какой-то лавки, которую хозяева заботливо заколотили, прежде чем уехать из города, он еще не понял, насколько близко была его смерть. Он осознал это не в тот момент, когда что-то мягкое бросилось ему под ноги, и даже не в ту секунду, когда он сжал зубы, чтобы не высказать все, что он думает об этой чертовой темноте и этих чертовых запутанных переулках, – шуметь было нельзя, и он отлично об этом знал.

Он понял все только мгновение спустя – над его головой что-то щелкнуло, и на него посыпалась каменная крошка. Означать это могло только одно – снайпер! Чей – можно даже и не спрашивать.

Еще секунда – и быть ему трупом. Потом его, конечно бы нашли, похоронили бы честь по чести, может быть, даже в газете написали бы – мол, героически погиб во время действий патруля! Толку-то! Мертвому ничего не нужно – ни славы, ни почета, ни даже Креста Виктории. Мертвому нужно лежать. И тихо разлагаться в могиле. Мэтью Корригану было двадцать лет, и его такое будущее очень не устраивало.

Он замер, все также лежа у стены. Было холодно, сыро и промозгло.

Выстрелы больше не повторялись. Возможно, немецкий снайпер решил, что он «сделал» своего противника – тот упал, и не подает признаков жизни. А возможно, он просто выжидал тех самых признаков жизни – чтобы довершить начатое.

Почему-то злость ушла, вместо нее появилась обида. Лежа в грязи, Мэтью неожиданно представил себе своего врага. Этот-то наверняка выбрал огневую позицию не в луже грязи. Должно быть, поглядывает на улицу из окна заброшенного дома, совершенно незаметный в эту безлунную сумрачную холодную ночь. Интересно, ему столько же лет? Может быть, а может, он еще и младше. Сидит там, на посту, голова – каске-«ведре» – и поджидает жертву. Охотничек чертов!

А ему, рядовому Корригану, приходится лежать здесь, в грязи, под моросящим дождем. Вот гадость-то!

А все-таки – что же это ему под ноги бросилось – да еще так кстати?

Вообще-то, единственными жителями покинутых приграничных городов были бродячие кошки и собаки – ну, если не считать парней вроде Корригана или этого поганца-снайпера.

Но их-то как раз можно и не считать.

Правда, вот именно здесь он никаких собак-кошек не видел. Может, крыса? Просто довольно крупная крыса…

Словно бы в такт его мыслям, рядом что-то зашевелилось. Мэтью осторожно повернул голову. Нет, ничего нельзя разглядеть. Во всяком случае, это животное не напугано, если не убежало сразу.

– Уррм! – тихо прозвучало рядом. А потом что-то потерлось мокрой шерстью о его руку.

Все понятно – то не крыса, а кошка.

Он невольно погладил свою нежданную спасительницу. Пальцы нащупали что-то вроде ошейника.

Все понятно – брошенная кошка! Поэтому и не убегает, поэту и выскочила – как же, человека увидела, о двух ногах! Ходит по городу, тычется в забитые окна и закрытые двери, хочет есть – под мокрой шерсткой явственно нащупывался хребет. А хозяева-сволочи удрали, жизнь свою спасали – а кошку забыли, как ненужную вещь.

Мэтью искренне пожелал хозяину этой кошки встретиться со снайпером – с тем самым, который, наверное, все еще торчит в окне и ждет, будет ли противник двигаться или нет. «Они хуже Гитлера!» – с раздражением подумал он.

Раздражение вернуло его к текущей реальности.

А реальность была такова. Снайпер мог торчать в окне еще несколько часов – ночи сейчас длинные. И было бы очень хорошо, если он там – один. Но, скорее всего, это совсем не так. Скорее всего, немцы выждут какое-то время, поймут, что никакого шевеления нет – и выползут обыскать убитого. А снайпер, в случае чего, их прикроет.

И вот тогда за жизнь рядового Корригана никто и четверти пенни не даст.

Нужно было выбираться из этой поганой лужи. И выбираться прямо сейчас. Еще чуть-чуть – и будет поздно.

Он еще раз осторожно повернул голову, стараясь, чтобы стальная каска не звякнула в самый неподходящий момент.

Ну, да, кошка – почему-то теперь он смог рассмотреть нечеткий силуэт своей спасительницы, которая еле слышно мурлыкала, будто и не под моросящим дождем сидела, а около камина, в котором потрескивают дрова.

– Ну, что делать-то будем? – одними губами проговорил Корриган.

– Уррм! – снова задумчиво пробормотала кошка, как будто спросить хотела – а как выбираться-то? Улица простреливается, человек. Зашевелишься хорошенько – и конец тебе, и я без тебя останусь… Что делать-то будем?

А оставаться здесь было не менее опасно. Только сейчас Мэтью стал осознавать, в какую переделку он попал с тех пор, когда этой чертовой темной ночью отбился от своего маленького отряда. Его наверняка уже ищут. Но ищут не здесь. И хорошо, что не здесь – вот только еще недоставало, чтобы они попали под огонь снайпера.

– Урррм! – чуть более требовательно повторила кошка – но тихо, очень тихо, как будто сама боялась привлечь излишнее внимание снайпера.

И тут же Мэтью почувствовал, что острые коготки впились в его рукав. Впились не слишком сильно, но очень требовательно – словно бы животное пыталось тащить его за собой.

Но одно неосторожное движение – и ему крышка! Вероятно, простреливался весь переулок.

Где-то вдали он расслышал – точнее, едва уловил, – какой-то новый звук. Осторожные, почти крадущиеся шаги. Хотя, возможно, ему почудилось. Он напрягся, прислушиваясь. Нет, не надо и думать, что ОНИ будут переговариваться между собой или, хотя бы, станут топать по мостовой. Топать они станут у себя на параде – а здесь подойдут тихо и незаметно.

Конечно, есть еще один выход – притвориться мертвым, а уж когда они окажутся близко… Ладно, одного он прикончит, может быть, даже двух – это если очень повезет. А в патруле их может быть и пятеро.

Мэтью попытался отползти, и при первом же движении ему показалось, что он способен перебудить весь город – если бы здесь было кого будить. Он сделал еще пару судорожных движений, каждую секунду ожидая выстрела. Нужно было попробовать добраться к узкому переулку, который, вроде бы, находился совсем недалеко. Там могла оказаться непростреливаемая зона, там он был бы в безопасности… Или – почти в безопасности, конечно. Можно бы попробовать заползти в какой-нибудь дом – только вот беда, здесь сейчас не видно никаких дверей.

Он и так уже хорошая мишень!

– Мя-ау! – протянула кошка, – и Мэтью показалось, что ее голосок отразился от стен домов (что было, разумеется, не так). Кошка все так же следовала рядом, не отпуская человека ни на секунду. Кажется, невольная спасительница хотела стать его погибелью. Если она привлечет внимание… Он и без того каждое мгновение ожидал выстрела, – а тут еще это шевеление сбоку.

«И чего тебе надо?!» – зло подумал Мэтью, хотя, конечно, вслух ничего не сказал.

И вот тут его настиг ответ.

Нет, никаких «слов, раздающихся в голове» он не услышал. Скорее, это были не слова, а четкая чужая воля. И другого выхода, как подчиниться этой воле, у него не оставалось. Нужно было проползти еще футов десять – и не просто проползти, а во вполне определенном направлении – в том самом, куда тащила его эта чертова кошка – или чем там еще она была.

Зачем, почему – сейчас об этом не время было думать. Вместе с ответом пришла и уверенность – там его ждет спасение. Уверенность совершенно дурацкая – кажется, его тянули в самый центр простреливаемой зоны, прямо под огонь снайпера. Хотя даже этого наверняка понять он не мог – слишком темно здесь было.

Большей глупости, чем рассчитывать на неведомое спасение, сделать было просто невозможно. Но ничего другого все равно не оставалось – похоже, немцы были где-то совсем рядом.

Он приподнялся на локте и, стараясь не шуметь (насколько это было возможно) осторожно двинулся ползком в сторону, противоположную той, куда хотел уползти.

Пара футов… еще… еще…

Выстрела все не было.

А потом – совершенно без всякого предупреждения – мир поменялся. Поменялся настолько, что Мэтью Корриган даже не сообразил, что с ним случилось.

Неожиданно стало гораздо светлее. Неожиданно прекратился дождь. Неожиданно он понял, что лежит на совершенно сухой булыжной мостовой – при том, что сам он как был вымокшим с головы до ног, так и остался. И вообще – он остался прежним, это с городом, с окружающей местностью что-то случилось.

Что-то совершенно непонятное.

В этом новом городе было столь же тихо. Но теперь в этой тишине почти не было ничего угрожающего.

И снайпера не было – и об этом Мэтью знал совершенно точно, даже не успев задуматься, откуда приходят эти знания. Когда же он это понял, то в голове немедленно мелькнуло два предположения.

Он по-прежнему лежал на мостовой, а кошка была рядом. Маленькая и, судя по всему, довольно облезлая. И она пристально, слишком пристально и не мигая, смотрела на него.

Неужели эти мысли исходят от нее? Что ж, тогда всё понятно. Значит, снайпер не промазал. Попал точнехонько ему в голову. И он, Мэтью Корриган, уже покойник. Вот значит, какие сны нам в смертном сне приснятся. Кошки, светлый город, в котором нет нацистов…

Это было первым предположением. Второе было проще – так или иначе, но он сошел с ума. И сейчас вовсе не находится «где-то во Франции», на ничейной земле. Да может, и нет никакой войны и британских экспедиционных войск – как он теперь о том узнает наверняка? ! Может, он давным-давно лежит в палате в смирительной рубашке – а его вышедший из-под контроля разум гуляет сам по себе…

Как кошка.

Зверек будто бы почуял его мысли. Кошка неторопливо поднялась, исчезла из его поля зрения – а через секунду он ощутил – и довольно болезненно – прикосновение коготков к его руке.

Она мяукнула – теперь уже вполне громко, и снова кольнула его коготками.

Ощущают ли покойники боль? Мэтью не был в этом уверен. Вероятно, все же нет.

Значит… Значит, он не покойник!

Он осторожно посмотрел в ту сторону, где, предположительно, мог спрятаться снайпер. Он увидел тоненькую ажурную башенку с островерхой крышей, залитую лунным светом. Никаких облаков на небе не было и в помине. А он находился на самой середине улицы, и любой снайпер, окажись он в башенке, очень обрадовался бы такой цели, как Мэтью Корриган.

И что это могло значить?

Да только одно – никакого снайпера здесь не было.

Все еще не в силах в это поверить, он осторожно сел на мостовой. И ничего не последовало.

– Мрррн! – настойчиво проговорила кошка.

– Может, скажешь, где это мы? – буркнул Корриган.

В силуэте этой кошки было что-то неправильное, то,

чего не должно быть. Но что именно, он понять не успел.

Его мозг снова поразил поток чужой воли – на этот раз куда более четкий.

Он может подняться во весь рост – ничего страшного не произойдет. Более того – он должен не просто подняться, а еще и пройти в том направлении, в котором будет нужно. И не задерживаться, что бы ни увидел. И не удивляться. Главное – не останавливаться. Остановился – смерть. Здесь опасно, очень опасно. Почему – он все равно ничего не поймет. Опасно – и все тут.

Поэтому надо идти – не останавливаясь. Поднять винтовку, спокойно встать – и идти. И тогда все будет хорошо…

– Это ты? – он совершенно растерянно посмотрел на кошку. Не будь этого потока сильной воли, он наверняка уверился бы, что сошел с ума.

Вместо ответа последовал столь сильный импульс, что не подчиниться ему было просто невозможно.

Он поднял винтовку, прекрасно понимая, что здесь, в здешнем мире она в случае какой-то неведомой опасности ему совершенно не пригодится.

Он выпрямился, а потом шагнул вслед за странной кошкой. На какую-то секунду Мэтью показалось, что шерсть кошки блеснула в свете луны. И это была вовсе не шерсть…

Но пугаться или удивляться в очередной раз ему уже не приходилось. Та неведомая сила (и наверняка – самая что ни на есть нечистая), которая утащила его от верной смерти на ничейной земле, словно бы взяла его за воротник – и тащила за собой, вовсе не интересуясь его, Мэтью Корригана, мнением.

Все же он оглядывался по сторонам.

Город был пустынным и неправдоподобно красивым. Дома – готические, тянущиеся вверх, к лунному свету – казались ажурными и легкими, ни в одном из них не было какой-то тяжеловесности. Иногда между лепящимися друг к другу домами открывался небольшой, засаженный деревьями сквер. Почему-то ему показалось, что листва на ветках деревьев была серебряной – или это было всего только игрой бликов? Он было остановился на мгновение – и тотчас же неведомая сила словно бы дала ему пинка. Вперед, не задерживаться! Бегом марш!

Почему «бегом марш», он догадался тотчас же – когда одна из веток решительно потянулась к нему. А ведь на улице не было ни ветерка…

Видимо, здесь росли хищные деревья. После всего случившегося и это было неудивительно.

Пару раз нечто, что приняло руководство его сознанием, заставляло остановиться, вжимаясь в стену здания. Во второй раз это продолжалось довольно долго, и в лунном свете он разглядел тень, бесформенный силуэт, свернувший куда-то в переулок. Но что именно это было, он так и не понял.

Закончилось его путешествие столь же резко, как и началось. Внезапно стало темно, а с неба упали мелкие и противные капли дождя. Мир наполнился привычными звуками, а луна исчезла напрочь. И та железная воля, которая подчинила его сознание, тоже исчезла.

А около ног раздалось почти жалобное:

– Мя-ау!

Он быстро осмотрелся – конечно, тьма стояла невероятная, но каким-то шестым чувством он понял – та улица, на которой его попытался подстрелить снайпер, осталась где-то очень далеко. И как он оттуда ушел – не все ли равно.

– Мя-ау!

Он наклонился к кошке. Самая обычная шерсть – только свалявшаяся и мокрая. И что ему почудилось в лунном свете?

Придет же такое в голову – чешуя!

Зверек тотчас же попытался запрыгнуть ему на руки.

Мэтью постоял мгновение, соображая, что же предпринять. Расставаться со зверушкой, которая спасла ему жизнь – ну, насчет того, было его странное путешествие реальным или нет, он уже стал сомневаться, но снайпер-то был. И кошка, которая очень вовремя кинулась ему под ноги – тоже была. И есть.

Один раз люди уже ее бросили. А что с ней делать теперь? Снова бросать?

Правда, у них при части регулярно кормились несколько кошек и собак – таких же заброшенных. Никто их гнать и не думал, а повар – тот вообще иногда подкармливал. Мэтью вспомнил брезгливое удивление какого-то французского лейтенанта, которому что-то понадобилось у них. Союзничек брезгливо сморщил нос при виде подбежавшего к нему пса, который радовался абсолютно всем посетителям. А лейтенант Фил Пиррип, сопровождавший француза, ничего не говоря, легонько потрепал пса по загривку, а потом, как ни в чем ни бывало продолжал разговор с «бравым союзником».

Тем-то англичане от французов и отличаются. Не все и не всегда – но как правило.

Все эти мысли мелькнули в голове у Мэтью Корригана, когда он осторожно спрятал кошку под шинелью.

В ту ночь случилось еще два события. Через пять минут Мэтью Корриган натолкнулся на своих – к счастью, ни он, ни его отряд не пальнули по дури друг в друга.

Кошка была осторожно принесена с патрулирования туда, где квартировала его часть. Никто и слова не сказал.

Правда, животное оказалось исхудалым, облезлым и страшно некрасивым, но когда Мэтью рассказал свою историю (нет, касалась она только лишь выстрела снайпера, кое о чем еще он решил на всякий случай умолчать), повар, поглядев на кошку, заявил, что ничего непоправимого в ее худобе нет.

Да, а вот ее легонький ошейник с металлической пряжкой…

* * *

…Сон оборвался.

«На самом интересном месте», – усмехнулся человек, разглядывая тени на потолке.

Ну, он-то отлично знал, что случилось дальше. Видел – не раз и не два. И что к чему – тоже отлично знал.

Но сон тотчас вылетел из его головы, когда взгляд наткнулся на щель среди занавесок, скрывающих окно. Отражаясь в стеклах дома напротив, оттуда лился приглушенный малиново-красный свет.

Уже темнеет. Значит, надо поторапливаться. У него на сегодня намечено одно очень важное дело.

Кто-то очень хочет несчастий себе на голову и на прочие части тела. Так хочет, что просто грех отказывать человеку. А раз так, значит надо просьбу исполнить, да поскорее.