Текст книги "Помещик 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– И они будут очень довольны если он исчезнет. А с тем, кто поспособствует его исчезновению, горцы готовы и поторговаться. Свобода нескольких русских офицеров вполне приемлемая цена для них.

Самое удивительное, что я уже ожидал услышать не что такое. Но как это можно организовать?

Отставной подполковник еще раз окинул меня взором и довольно хмыкнув, продолжил.

– Перевалы уже закрыты снегом и особо в горах не разбежишься. За определенную сумму можно будет договориться, что небольшой отряд пройдет в нужное место и нападет на турка. Если это будут хорошие бойцы, то у них будет шанс. Потом, когда дело будет сделано, они уйдут с освобожденными офицерами.

Первая моя реакция была, что я слышу форменный бред. Небольшой отряд пройдет в нужное место и нападет на турка. Как все просто. Конечно я не сомневаюсь, что можно будет купить проход отряда через горы и он разгромит лагерь, или что там будет, этого турка. А потом благополучно уходит вместе с освобожденными русскими офицерами, среди которых мой брат.

Как все просто. А ведь мы не знаем толком ничего об этом турке, ни о его логове, ни о силах которые у него есть.

Но посмотрев на отставного подполковника, ожидающего моих вопросов или ответа на это сумасшедшее предложение, я совершенно неожиданно для себя сказал:

– Сколько и когда?

– Двадцать тысяч серебром до Рождества и тридцать когда дело будет сделано.

Глава 16

Еще когда я первый раз общался с отставным подполковником, я обратил внимание, что на некотором расстоянии постояно крутится какой-то мужичонка, по внешему виду мелкий чиновник, а по замашкам «что изволите».

Вот и в этот раз он крутился метрах в двадцати и глядя на не него мне пришла в горлову мысль, что он как бегун находится на низком старте.

Я не ошибся. Стоило мне сказать, что я согласен, как отставной подполковник поднял немного правую руку и слабо махнул ею.

Человек тут же подскочил:

– Что изволите, ваше высокоблагородие?

– Экипаж, милейший.

Человек отскочил метров на пять, отвернулся и неожиданно свистнул как заправский Соловей-разбойник. Тут же из-за кустов выехала пролетка.

Отставной подполковник ухмыльнулся, и довольный произведенным эффектом, поставил жирную точку в нашей беседе.

– Дней за пять до Рождества я, Александр Георгиевич, сам приеду к вам в имении. Будьте готовы к тому времени. И не исключено, что по весне вам придется самому отправиться на Кавказ.

Почти на автомате я прощально кивнул головой и пролетка укатила, увозя отставного подполковника.

«Да, Саша, вашу жизнь здесь пресной не назовешь, – мысль пролетела в моей голове как метеор, – чуть ли не каждый день неожиданности. А кто-то когда-то считал, что в доэлектрические времена жизнь текла тихо и размеренно».

Поэтому я не удивился, когда на пороге двора гостиницы, меня встретил не трактирный слуга, а Никанор стремянной камердинер Анны. Андрей подошел и молча встал сзади.

– Анна Андреевна, велели кланяться… барин, – на слове «барин» Никанор запнулся, было такое впечатление, что он его с трудом из себя выдавил. – Они велели передать, что просят вас ждать на почтовой станции, где вы расстались.

Я усмехнулся и спросил Никанора:

– Скажи-ка, а как ты Анну Андреевну называешь? Барыня или еще как? – я только слышал как к Анне по имени отчеству обращались дворецкий Семен и горничная Луиза и резонно предположил, что всё остальные обращаются так же.

– Анна Андреевна. У нас так всем велено обращаться.

– Понятно. Давай-ка ты ко мне тоже по имени-отчеству. И остальным скажи. Знаете моё имя-отчество? – я посмотрел в глаза Никанору.

Он смутился и отвел взор, а я перевел свой на Андрея, который все понял правильно и бойко ответил:

– Александр Георгиевич… – он явно хотел добавить «барин», но я опередил.

– Неси, багаж. А ты, Никанор, зови пролетку или что там будет, чтобы сейчас же ехать.

Когда половой повел меня в мой номер по длинной деревянной галерее второго этажа постоялого двора почтовой станции, куда мы принхали уже в сумерках, я вдруг испытал самое настоящее дежавю.

Я как копанный остановился и с трудом преодолел желание начать трясти головой чтобы отогнать это чувство.

«Господи, откуда это дежавю, мы же с Анной сюда не заходили, – подумал я и в тот же миг понял что это мне напоминает. – Это надо же».

Не помню в каком классе, кажется все таки в девятом, мы проходили «Мертвые души». Литературу у нас вела классная Виктория Батьковна – вот хоть убей, не помню отчество.

Ей было около пятидесяти. Она по полной программе использовала свои возможности классного руководителя. Классный час у нас бывал не больше пятнадцати минут, а затем урок литературы.

Пару раз мы пытались возмутиться, кто-то даже хотел подключить родителей, но возмущение быстро сошло на нет. Правда самому возмущателю пришлось в раздевалке немного нахлобучить, но он всё правильно понял.

Викторию все быстро простили и полюбили. Она была справедливая тетка, а уроки литературы почти сразу же начали вызывать какой-то щенячий восторг практически у всех в классе.

Опрос и прочие учебные гадости она проводила минут за десять, а потом читала нам то, что мы изучали.

Читала она изумительно и с выражением, очень артистично и на разные голоса. При том все произведения положенные по программе и даже сверх неё.

И вот на этой галерее я вдруг почти явственно услышал её голос, когда она читала нам эти самые «Мертвые души».

Встретивший меня половой был наверное точной копией гоголевского. Высокого роста, живой и вертлявый, в длинном демикотонном сюртуке со спинкой почти до самого затылка.

«Ну прямо как у Николая Васильевича», – пролетела мысль. Я усмехнулся и шагнул в открытую дверь номера или покоя, как написал Гоголь. Её любезно открыл половой.

Вспомнивши Гоголя, я ожидал увидеть тараканов, выглядывающих из всех углов, но комната неожиданно оказалась чистенькой. Без этих соседей и даже с кроватью в полкомнаты с постелью, застланной чистым, но откровенно уже бэушным бельем.

Стол и комод были в наличии, как и дверь в соседнюю комнату с двумя узкими кроватями. Куда тут же был занесен мой багаж и все принадлежности Андрея и Никанора.

Получив от меня полтинник, половой согнулся почти воткнувшись головой в пол, непрестанно благодаря моё благородие. Молодец одним словом.

Не зная моего реального чина, он вероятно решил, что самое разумное считать меня благородием. Я ухмыльнулся, ничего собственно не имея против.

Половой вообще-то действительно молодец: правильно расценил ситуацию. По всем признакам приезжает барин с двумя слугами, отпускает экипаж, просит двухкомнатный номер и чтобы в одной из них непременно была большая кроватью.

И половой явно рассчитывает на чаевые, хотя возможно их сейчас называют иначе.

На поздний ужин я велел подать только чай с какой-то сладкой булкой. Ночью я «силу воли позвал на подмогу» и заснул, крепко и без сновидений.

Анна приехала еще до полудня следующего дня с красными заплаканными глазами, вообще без какого либо макияжа. Волосы были заплетены непривычно в одну косу, уложенную в плоский пучок на затылке, заколотый простым костяным гребнем.

Выйдя из кареты, Анна оглядела все вокруг, её глаза наполнились слезами и она приникла мне на грудь.

– Саша, я не хочу здесь останавливаться. Давай поедем сразу же домой.

Я слегка повернул голову и увидел Никанора в глазах которого было ожидание моего приказа.

– Несите вещи и побыстрее.

Перед тем как закрыть дверь кареты я подозвал полового, который помог Андрею и Никанору.

– Ты братец, крепостной или свободный?

– Свободный, мой тятя отставной солдат. Меня в службу не забрали, – он быстро закатал рукав и показал большой уродливый шрам на левом плече. – Я два годика рукой не владел, думали усохнет.

– А звать тебя как?

– Петрушка, ваша благородие.

«Ну прямо все по Гоголю», – подумал я, усмехнувшись.

– Приходи ко мне служить. Если надумаешь, то в Калуге найдешь трактир Вильгельма Тэтчера, спросишь управляющего и скажешь что тебе на службу звал Александр Георгиевич, – я протянул половому полтинник.

– Благодарю, ваше благородие, – половой согнулся до земли.

– Семен, трогай, – я захлопнул дверь кареты и мы отправились домой.

Анна вынула из волос гребень с заколками и тяжелая коса упала на плечи. Я сел рядом и она зарыдала, опять приникнув мне на грудь.

– Саша, моя матушка…

Через несколько минут она рассказала, что её матушка, которая много болела после смерти мужа, а затем зятя, последние две недели постоянно лежит в постели из-за сильной слабости.

– Но она, Саша, железная женщина. Батюшка всегда говорил, что после полученных ран только матушка поднимала его. Я ей сказала, что останусь с ней, но она велела мне ехать домой и объясниться со свекровью. Матушка не хочет уходить с тяжелым сердцем из-за моей ссоры с ней и её проклятий в мой адрес. А Ксюшу она попросила не забирать.

Больше Анна не плакала и почти всю дорогу ехала молча прижавшись ко мне.

Как только мы проехали Малоярославец, Анна попросила остановиться и вышла из кареты.

Она подошла к развилке дорог, показала на проселок и спросила:

– Ты был в имении Алексея Васильевича?

– После возвращения домой еще не довелось.

– Эта дорога ведет в его имение, не доезжая, поле на котором ранили его и моего батюшку. Мне он его показал когда мы ехали в гости. Я была еще ребенком но запомнила.

Было уже достаточно прохладно, но ночам были местами сильные заморозки и кое-где уже лежал снег. В карете было тепло, небольшая печка хорошо нагревала её обе секции. А те кто ехали наверху, основательно укутывались в предусмотрительно взятые тулупы.

Анна вышла без верхней одежды и скорее всего быстро бы замерзла. Но я услышал сзади шаги и повернувшись, увидел идущего к нам Андрея. Он нес салоп и меховую шапку Анны.

– Александр Георгиевич, – называть меня по имени отчеству ему было еще не привычно, но на барина он уже не сбивался. – Анне Андреевне…

– Да, Андрей, спасибо. Давай я сам.

Я взял салоп и накинул его на плечи Анны. Она повернулась ко мне и улыбнулась.

– Спасибо, Саша, я уже действительно стала замерзать.

Я взял меховую шапку Анны и помог ей одеть её. Новым веянием моды были элементы русского национального костюма и модницы-дворянки начали носить высокие шапки из соболя или куницы, напоминавшие мужские боярские.

У Анны наверное был последний писк, она поправила её и спросила:

– Мне идет? – шапка Анне была очень жаже к лицу и подчеркивала её красоту.

– Очень, ты в ней выглядишь… – я споткнулся подыскивая сравнение.

– Самой красивой женщиной на свете? – улыбаясь, предложила Анна вариант.

– Да, ты самая красивая женщина на свете и хочу каждую минуту быть с тобой, даже просто, стоять или сидеть, смотреть на тебя.

– Я тоже, – Анна подняла руки и обняв меня за шею, поцеловала.

Отвечая на её поцелуй, я умудрился еще поймать падающий с её плеч салоп.

Когда она оторвалась от меня, я снова накинул его на её плечи.

– Ты еще умудрился поймать мой салоп, – засмеялась Анна смехом веселого колокольчика. – Саша, ты не против если мы сначала заедем к тебе? Это сейчас очень важнее. Мне кажется надо первым делом проверить твои беконные дела. От них зависит успех твоего трактира. Уж можешь поверить прожженой купчихи. Меня так иногда называет один мой компаньон.

Предложение Анны мне было очень приятно, я уже начинал ломать голову над тем как мне пригласить её к себе, почему-то полагая это проблемой. Но все оказалось очень просто.

«Саша, ты не против если мы сначала заедем к тебе? – Анна легко разрешила мою проблему, да еще и обосновала своё решение. – Это сейчас очень важнее. Мне кажется надо первым делом проверить твои беконные дела. От них зависит успех твоего трактира».

«Конечно не против, любовь моя. Мечтаю об этом».

Уже вечерело когда мы приехали в Сосновку. Пелагея, скорее всего уже зная о моем романе, встретила нас как ни в чем не бывало, как будто Анна приехала к себе домой. Андрей успел что-то шепнуть и моя кухарка, ключница и по совместительству домоправительница в грязь лицом не ударила и без какой-либо запинки перешла на имя-отчество.

– Рада вашему возвращению, Александр Георгиевич, и вашему приезду Анна Андреевна, – с поклоном улыбаясь сказала она.

Подошедшая Анфиса приняла салоп и шапку Анны. Поверх изящных ботиночков на шнуровке ней были дорогие и модные калоши. Они еще не резиновые, но погода сейчас для них самая оптимальная.

Калоши помогла снять побежавшая Луиза. Она вообще была очень шустрая, слова хозяйки ловила на лету и тут же выполняла все указания.

Анна прошла в гостиную и спросила:

– Можно осмотреть твой дом пока подают ужин?

– Конечно можно, – вопрос Анны меня даже удивил, отношения между нами на мой взгляд уже такие, что это само собой разумеется.

Анна обошла весь мой флигель и похоже ей он вполне понравился.

– Тесновато конечно, но очень миленько. Ты, конечно мечтаешь восстановить большой дом? – мы вышли на крыльцо и Анна показала на полуразрушенный каменный дом.

– Собираюсь, я в этом году приказал отремонтировать крышу, окна и входные двери, чтобы он не был проходным двором.

Анна прищурилась хитро и спросила:

– А твои коровы далеко?

– Нет, не далеко, но они уже наверняка отдыхают и если их беспокоить сейчас, то завтра они дадут меньше молока. А одна из них глубоко стельная, – нетель от Степаниды готовилась к отелу, – её вообще нельзя волновать.

– Я в этом совершенно не разбираюсь, даже ни разу ни где не была в коровнике. В конюшнях была. А вот коровы меня ни когда не интересовала.

– А сейчас интересуют? – теперь уже я хитро прищурился.

Анна слегка щелкнула меня по носу.

– Вы, сударь, напрашиваетесь на комплимент. Знаете ответ, но вам надо, чтобы дама вам это сама сказала.

– А ты, Аннечка, поцелуй меня и скажи, конечно милый мой и любимый.

– Только при одном условии, – теперь хитро прищуриваться опять очередь Анны.

– Это при каком таком условии? – оторопев, растерянно спросил я.

– Ты мне разрешишь называть тебя Сашенькой, ты же называешь меня Анечкой и между прочим не спросил меня, а можно ли? – то, что я не люблю имя Сашенька Анна уже знала.

– Тебе конечно Сашенькой меня называть можно и скажи пожалуйста, можно ли тебя называть Анечкой? – смеясь спросил я.

– Даже нужно, – Анна обвила мою шею руками и страстно поцеловала долгим поцелуем, так что у меня начало темнеть в глазах.

Оторвавшись от моих губ, она продолжила:

– И твои коровы, Сашенька, меня очень интересуют, как и все остальное, до чего ты просто даже дотрагиваешься.

Анна махнула на меня руками и отвернулась, но я успел заметить навернувшиеся на её глазах слезы.

– Моя матушка почти сразу же спросила меня, одна ли я? Или подле меня есть мужчина который мне дорог и может стать мне опорою? Мои родители были очень счастливы в браке и матушка очень боится, что я сломаюсь от одиночества. Она ведь и болеть стала после смерти батюшки.

Я неожиданно для Анны наклонился и подхватил её на руки. Она ахнула и обвила мою шею руками.

– Я тяжелая? – прошептала она мне на ухо.

– Не правда, легкая, как пушинка.

С Анной на руках я зашел в столовую, где нас ждали Пелагея и Анфиса.

Степану я успел приказать Андрея и людей Анны накормить и уложить спать. Она устали не в пример нам.

Пелагея не смутилась, увидев Анну в очень откровенной позе у меня на руках, а Анфиса разделась и опустила глаза.

Я опустил осторожно Анну подле предназначенного ей кресла. Она тоже немного смутилась и поправив платье, села в кресло.

Я опустился в свой и кивнул Пелагее, подавай.

Когда они все успели приготовить для оказалась загадкой. Кроме медвежатины было подано все, чем я удивил нынешнего генерала Чернова. Был даже шашлык.

Анна едок конечно еще тот, но попробовало она все и не то, что ковырнула или надкусила, а полноценно, не очень правда много. Но по настоящему попробовала каждое блюдо, а «Оливье по-советски» даже попросила добавить.

– Это все ты собираешься подавать в своем ресторане? – Анна обвела рукою стол.

– Не только, думаю это будет малая толика, в дополнении к русской кухне конечно, – я не знаю, как будет на самом деле, но очень надеюсь что именно так.

– Если ты это сделаешь, то твой ресторан будет обречен на успех.

Сюрпризом оказалась натопленная баня. Причем не для того чтобы парится, а для того чтобы комфортно помыться после поездки.

В бане я сходил с ума от желания Анны. Она лежала на полоке, закрыв глаза, а я мыл её прекрасное тело и меня била дрожь и подкашивались в некоторые моменты ноги.

Потом Анна мыла меня. Делала она это не очень умело, сразу было видно, что делала это впервые, но когда я увидел её лицо, то поразился как она счастливо выглядит.

Тщательно обернувшись простыней, я закутал Анну в другую и на руках отнес в спальню, где Пелагея конечно постелила нам вместе.

Поспать у нас практически не получилось, может быть короткими засыпаниями по пять минут максимум и набралось минут двадцать. И это была не только ночь откровенной любви, когда мы отдались друг другу без остатка, но и ночь самых откровенных разговоров.

Я рассказал Анне абсолютно все, что знал о Сашеньке и о себе нынешнем, кроме конечно моей попытки вешаться и о попадании. Это я до гробовой доски не расскажу ни кому. Про парижские похождения Сашеньки она попросила не рассказывать, сказав, то оттуда я вернулся другим человеком. И что все то что было до этого ей не интересно.

Насчет другого человека Анна, сама не зная того, права на все сто. А вот её заявление, что ей это не интересно меня откровенно порадовало.

Я в свою очередь, после её такого же откровенного рассказа, уточнил:

– Анечка, а что ты ответила своей матушке?

– Я ей ответила «да» и зовут его Александр Георгиевич Нестеров. Он калужский помещик и кроме него мне никто не нужен. И это была еще одна причина почему матушка категорично потребовала чтобы я ехала домой.

Глава 17

Такой любовный поворот наших отношений случившийся ночью, да еще в придачу и просто какое-то запредельно невероятное личное доверие, скорее всего даже и в покинутом мною 21 веке меня бы очень сильно озадачило. Такого со мной даже близко не было ни с одной из женщин.

Так довериться и отдаться другому человеку, и в ответ получить тоже самое, это стоит дорогого. А здесь в 19 веке, по моим прежним понятиям, такое вообще невозможно. Но оказывается не бывалое бывает. Это выражение относится немного к другому, но суть происшедшего отражает очень точно.

Анна судя по всему было в еще большем потрясении. После заключительного любовного безумия, когда я уже был не способен сказать и связать два любых простейших слова, она, естественно лежа на моей могучей, без всякого ерничества, груди, вдруг встрепенулась и опять начала меня целовать.

Успокоившись после двух десятков поцелуев, не меньше, Анна неожиданно сказала:

– Я никогда не думала, что могу так вести себя с мужчиной. Даже более того, мне в голову не приходило, что такое вообще возможно. Мой первый муж, – я сразу же зацепил слово «первый».

«Значит второй уже подразумевается», – подумал я, резонно рассматривая себя на эту роль.

– Только однажды, да и то случайно видел меня обнаженной, – продолжала Анна. – Хотя я его наверное любила, но я была совсем глупенькая, когда вышла за него. Мне еще даже не было семнадцати. Ну, я конечно слышала, что есть такие женщины, которые занимаются чем-то таким. Но чтобы я, совершенно не стеснялась своей наготы и чтобы не смущаться видя твою, это Сашенька не укладывается в моей голове. А уж про то, что ты со мной делал и что я делала тебе, мне это вообще… – Анна смущенно зарделась и уткнулась лицом в мою грудь.

– Мы делали что-то плохое и ты… – Анна не глядя ладошкой закрыла мне и когда я её поцеловал, опять продолжила:

– Конечно же мы не делали ничего плохого, на мой нынешний взгляд, и я очень хочу повторения, а затем еще, еще и еще. Но всё равно это просто немыслимо: так отдаться мужчине и быть от этого счастливой и желать еще. Я закрываю глаза и мне кажется, что ты разорвал меня на части и хочу чтобы ты продолжал это делать и дальше.

– А разве с моей стороны было не тоже самое? – немного с обидой спросил я.

– Это еще более немыслимо, мужчина покоряется женщине и ублажает так, что она улетает на небеса. О подобном я никогда даже не слышала и не могла себе такого представить. А ведь ты знаешь, когда наши офицеры вернулись из Европы после той войны, они женщин многому научили и какие только истории не рассказывали мы друг другу в девичестве. Некоторые были уже любовницами очень взрослых мужчин, вот они и обучали их всему такому… – Анна быстро пошевелила пальчиками.

– А я думал, что это есть только в Париже, скажем так среди определенной публики, – я удивленно покачал головой, хотя собственно почему.

В Англии дама из хорошего общества не может появиться в мужском обществе без сопровождения отца, мужа или на крайний случай брата. Если такое произойдет, то она падшая женщина перед которой закроются двери всех приличных домов.

И в это же время Лондон это мировая столица разврата и бесстыдства, современный Содом и Гоморра. И странно ожидать что бы эти два мира не соприкасались и что наш Санкт-Петербург прямо весь из себя такой белый и пушистый.

– Всё, давай больше об этом не будем, – решила подытожить Анна. – Мы любим друг друга, я ни о чем не жалею, что произошло и хочу и дальше чтобы было также.

– Согласен, на все сто, – теперь уже я осыпал её поцелуями.

Уже утром, когда за окном был рассвет и как всегда запели петухи, Анна попросила меня еще раз подробно рассказать ей о моих не совсем веселых делах.

Я уже рассказал о своих первоначальных планах, бывших у меня до моего приезда к ней и она от души посмеялась над моим рассказом, а потом серьезно сказала, что моя идея не так уж и глупа. И можно будет провернуть действительно очень даже интересную сделку, которая позволит действительно заработать большие деньги.

– Я, зайдя в твой трактир, увидела всё, что мне было необходимо и уверена, что когда ты получишь на свой бекон привилегию, то это вполне станет реальным. Твой бекон почти золотое дно, – Анна говорила очень рассудительно и самое главное убедительно.

– Ты так уверенно говоришь о получении привилегии, неужели у тебя нет сомнений? – у меня лично, несмотря ни на что сомнения, сохранялись.

– Конечно, я слишком хорошо знаю свою подругу и немного знала Сергея Андреевича. Они оба слов на ветер не бросают. Сонечка знает что ей надо и своего никогда не упустит, если она что-то там решила. А потом полюбит его и будет уверять всех и меня в том числе, что у них была любовь с первого взгляда.

– А что разве у генерала было не так? – удивился я искренне, полагая что Чернов влюбился в Софью Павловну с первого взгляда.

– Можно конечно все расценивать и так, но только есть маленький нюанс. Он в неё не влюбился, это она его в себя влюбила. Сейчас возможно у них уже все скорее всего взаимно, – Анна говорила об этом так серьёзно, что в мою голову закралась крамольная мысль.

– А ты случайно не влюбила меня в себя? – я постарался спросить как можно игривее.

– Нет, это могут делать только некоторые калужские, а Соня откуда-то с севера губернии. По крайней мере она там родилась, – я сразу же вспомнил разговор с Федором и у меня пошли мурашки по коже.

– А я ведь тоже калужский, – как-то совсем не уверенно сказал я.

Мне было очень не по себе, я испугался от слов Анны.

– От этой всей магии остались рожки да ножки. Она была направлена против врагов живущих здесь. И в 812 году почти вся кончилась. Ты слышал о графе Калиостро?

– Конечно, – кто же о нем не слышал в 20 или 21 веке.

Я могу про него столько интересного рассказать при необходимости.

– Вот они, Саша, в это все верят. И Соня, надо сказать, умеет влюблять в себя мужчин, правда потом сама влюбляется без памяти. Она и меня пыталась этому научить.

– И… – напрягся я.

– У меня всегда получается наоборот, мужчины начинают от меня шарахаться как черт от ладана, стоит мне только подумать об этом. Правда я научилась хорошо другому. И это очень мне помогает.

– Если не секрет?

– Саша, да какой у меня может быть от тебя секрет? Я стала человеком самостоятельным и сразу же вижу людей которые точно такие же, с которыми все эти фокусы магов, мистиков и прочих масонов и чародеев не проходят. Ты из таких людей и единственное, что я поняла сразу же когда тебя увидела это то, что ты моя судьба. Ты не представляешь как я боялась после нашей первой встречи, что ты не приедешь.

– Ну я же приехал, —сказал я разводя руки, чтобы обнять Анну.

– Я очень не против твоих объятьев, но давай после них встанем, еще раз сходим в баню, там сейчас наверняка прекрасное нежное тепло и такая же вода. Обольемся с ног до головы и пойдем завтракать.

– А потом?

– Потом мы пойдем в твой кабинет и поговорим о твоих делах, если конечно ты пустишь меня в них.

– Анечка, не говори глупости.

Анна встала с постели и не стыдясь своей наготы, принялась крутится перед зеркалом, кося взглядом на меня, как я реагирую на её действия. Затем она взяла приготовленный Пелагеей халат и бросила мне мой.

– Всё, идем в баню.

В бане было действительно прекрасно и я подумал, что это должно стать в имении доброй традицией – максимально часто топить баню, чтобы потом ходить в неё утром и наслаждаться прекрасным ласковым теплом и изумительно бархатным теплом воды.

Поплескавшись вволю в бане, мы направились обратно в дом, оделись и пошли в столовую.

Завтракали мы молча. Наверное Анна как и я считала, что разговоры за столом иногда вредят пищеварению и в конечном итоге здоровью.

На пороге моего кабинета Анна остановилась и спросила:

– Саша, ты действительно не против того, чтобы я полностью участвовала в твоих делах? Пойми меня правильно. Иногда в деловых отношениях приходится говорит такие не лицеприятные вещи, что это может испортить любые отношения.

– Не переживай, Анечка. Ты даже не представляешь, насколько я человек умудренный жизненным опытом. Конечно хочу, чтобы ты полностью участвовала в моих делах.

Удобно расположившись в одном из кресел, Анна спросила:

– Ты позволишь мне изложить свой видение ситуации?

– Конечно.

– У тебя, Саша, большие финансовые проблемы, которые еще не так давно были практически не разрешимыми. К лету заработать около двухсот тысяч тридцати тысяч серебром задача архисложная и возможно вообще не выполнимая, если ты не желаешь преступить закон, – Анна посмотрела на меня, согласен ли я с её рассуждениями.

Я естественно не собираюсь пока ей ни в чем возражать, тем более что Анна права на все сто.

– Ситуация немного изменилась в лучшую сторону финансово, теперь тебе требуется намного меньшая сумма. А в общем неизвестно, как больше шансов спасти твоего брата. Мы можем обсудить только финансовую сторону.

Я опять ничего не имел против и согласился с её рассуждениями..

– До недавнего времени ты рассматривал даже крайний вариант: женитьбу на Аглае Дмитриевне, если Самохватов обеспечивал тебя необходимой суммой., – Анна наклонила свою прекрасную голову и с ехидцей посмотрела на меня, так ли это.

Не получив ответа на своё ехидство, она демонстративно поджала губки, но тут же продолжила.

– До этого дело не дошло, но гипотетически сейчас у тебя есть другой подобный вариант: жениться на мне и воспользоваться уже моими деньгами.

– Нет, так дело не пойдет, – запротестовал я. – Давай отделим мух от котлет.

– Хорошо, – согласилась Анна. – Я кто муха или котлета?

Вот такого вопроса я не ожидал и не сразу же понял его смысл. А сообразив, просто заржал чуть ли не буквально как лошадь.

– Если ставить вопрос так, то ты конечно котлета, сочная и вкусная от одного вида которой у меня текут слюни, – засмеялся я. – Жениться на тебе я конечно не против, но…

– Э нет, сударь, – прервала меня Анна. – На этом месте мы останавливаемся и без всяких но решаем: это ваше официальное предложение мне руки с сердца или?

– Руку и сердце готов был тебе предложить еще вчера, но пока я в долгах как в шелках сделать это не могу. Вернее сделать то могу, но под венец повести хочу только тогда, когда выпутаюсь из своих финансовых неприятностей. Не желаю, чтобы нашу совместную жизнь омрачали разговоры за спиной, что я женился на твоих капиталах.

Заметив, что на глазах Анны опять появились слезы, я поспешил добавить.

– Но это ни как не должно отразится на наших отношениях и надеюсь ты не закроешь передо мною двери своей души и спальни. У меня для тебя всё всегда открыто.

– Сашенька, – Анна протянула ко мне свои прекрасные руки. – Мне безразлично кто и что будет говорить о нас. Я готова ждать столько, сколько нужно и никакие двери перед тобой не закроются.

На этом раз сю-си пуси у нас были короткие и Анна продолжила.

– Для тебя важно свои проблемы решить по-мужски, А не в постели, поэтому прямую моя помощь будем рассматривать как последний, самый крайний вариант. Согласен? – Анна зачем-то вопросительно посмотрела на меня, как будто я могу быть не согласным с таким самым разумным вариантом.

– У тебя сейчас полагаю около пяти тысяч серебром, не больше. Деньги не велики, но на них можно спокойно жить до весны, до того момента когда надо произвести окончательный расчет за спасение брата. Все платежи этого года твой покойный батюшка произвел. И ты до конца следующего года можешь тянуть. Единственный мой совет на этот счет: отдай долг купцу Воронову, он порядочный человек и вполне может стать твоим компаньоном. А его жена просто душка и очень приятная женщина.

Я опять согласился с разумными речами Анны.

– Ну, тут тебе нечего возражать. Конечно если ты считаешь необходимым отдать досрочно долг Воронову, я согласен. Тем более долг всего три тысячи ассигнациями.

– Вот именно, долг всего ничего. А польза от его отдачи огромная. Виктор Серафимович может оказаться очень тебе полезным если ты, Саша, все таки решишь продавать свою привилегию или делиться ею. И моё конечное предложение такое. Мы оба, не покладая рук, работаем, занимаясь каждый своим делом, ну и конечно помогаем друг другу при необходимости. Если тебе нужен будет поручитель для займа, то я естественно выступлю им. Думаю, если что то с этим проблем не будет.

Я опять конечно со всем, что говорила Анна согласился. Да и как было не соглашаться с такими разумными речами.

– Последнее из деловых дел это идея купить имение Тороповых. Ты, полагаю такой лакомый и полезный для тебя кусочек хотел заиметь?

Я только развел руками, естественно хотел бы. Поэтому даже смутно не представляя как это сделать, не отказался от такого предложения.

– Я считаю, что это надо делать обязательно. в этом деле я давай тебе помогу. если у тебя не будет получаться с набором необходимой суммы, то Перед рождественским постом посетим Первопрестольную и там нанесем пару визитов. И ты получишь кредит о котором никто не будет знать.