Текст книги "Помещик 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 24

Вечером, за публикой начавшей заполнять наш ресторан, мы с Анной наблюдаем уже не из нашего наблюдательного поста, а расположившись за одним из столиков.

На подиуме или сцене, не знаю как правильнее говорить, расположились музыканты. Анна в этом деле думаю переплюнула даже столичные рестораны.

У нас одновременно цыгане и ансамбль русско-классической европейской музыки. Они меняют друг друга через какое-то время.

С цыганами все понятно, они нашей публике известны и ими сложно кого-либо удивить. А вот второй состав это не что.

Во-первых, Анна где-то нашла великолепное фортепиано, таких роялей я вообще никогда не видел.

От Сашеньки я унаследовал неплохой слух и какие-то вокальные данные и по моему мнению звучание этого инструмента сверх всех похвал.

Кроме этого есть несколько скрипок, гитары, кларнеты, флейты и народные балалайки и гармоники.

Наш трактир, а теперь и ресторан уже разрыв многих шаблонов современной России: на кухне несколько поваров-женщин, в том числе шефы.

Но оркестр это их окончательный разрыв, при том просто в полнейшие клочья. За роялем женщина и первая скрипка тоже.

Это еще молодые женщины, вернее девушки. Две сестры погодки: Матрена двадцати лет и на год моложе – Фекла. Они были тонкие, звонкие и почти прозрачные, когда появились у нас.

Анна каким-то неведомым путем узнала, что у одной из полубезумной старухи помещицы в медыньской глуши есть две сестры потрясающего музыкального таланта.

Старуха дала им музыкальное образование и теперь они услаждают её слух. И все бы ничего, но она тиран и деспот и девицы долго не протянут.

Анна обстоятельств вызволения сестер мне не рассказала. Но десять дней назад их чуть ли не полумертвых привезли в Сосновку.

Девицы уже не могли стоять, их хозяйка совсем обезумела и заставила играть почти непрерывно целые сутки. Я в первый момент даже растерялся и подумал, что их привезли ко мне умирать.

Но не тут-то было. Пелагея с Федором собрали целую бригаду сосновских и тороповских баб с мужиками и заверили меня, что девицы будут через неделю живее всех живых.

Главным в их лечении были водно-банные процедуры, которые по несколько часов проводил Федор с четырьмя помощниками: двумя мужиками и двумя бабами.

Обнаженных сестер, завернутых в простыни, после первого сеанса бывших без сознания, приносили в дом и сдавали Пелагее.

Первый раз они были без сознания еще полчаса и очнувшись не могли даже говорить, а только пытались пищать.

Пелагея и её новая помощница Арина, напоили их какими-то травами, одели и положили спать. Я распорядился для девиц выделить одну из спален.

Сознание они больше не теряли и после каждой процедуры крепли на глазах. Пелагея их без устали откармливала и отпаивала. Меня она поразила просьбой выделить девицам бутылку хорошего французского коньяка.

Через неделю девицы, оставаясь уже просто стройными и звонкими, но уже в другом качестве, попросили у Анны разрешения поехать в Калугу и сесть за свои музыкальные инструменты.

Оказывается им долго без музыки жить проблематично.

Когда сестры заиграли, я был потрясен, на мой взгляд это были музыкальные гении, у которых еще вдобавок оказались и замечательные голоса.

Как они умудрились не погибнуть чисто физически и каким образом сохранились их таланты, мне было совершенно не понятно и неведомо.

Я был уверен, что Анна мне все про сестер расскажет, но произошло совершенно неожиданное.

Она сложила в непонятную фигуру свои прекрасные губки и отрицательно покачала головой.

– Не проси, даже ни разу больше не заикайся. Тебе, Саша, это знать не надо. Это слишком страшно. Даже я всего не знаю, например, кто и как разговаривал со старухой или возможно с её детьми наследниками. Знаю только, что они в итоге получили вольную. Эти бумаги через несколько дней надо будет забрать в губернском суде. Денег за это заплачено безумно много. Но одним из условий является мое молчание. Даже тебе я не могу рассказать ни об известных мне обстоятельствах, ни о заплаченных суммах.

Так что мне пришлось ограничиться только информацией Пелагеи, что у наших местах есть лихие люди с которыми лучше не встречаться. Я так понял, что эти люди и провезли сестер в Сосновку и сдали их Пелагеи.

Понятное дело шила в мешке не утаишь и вся Калуга несколько дней перед открытием ресторана об этом только и говорит.

Старшая Матрена – скрипка, младшая Фекла – фортепиано. Обе сестры еще и вокал, но преимущественно младшая.

Часам к семи ресторан полон, заняты все пятьдесят столов. Можно сказать весь цвет Калужской губернии.

С нами за столом деверь Анны и одно место свободно.

В зале творится совершенно немыслимое для нынешнего 1840 года: среди гостей много женщин.

Сейчас рестораны это преимущественно мужские заведения. Приличная женщина может там появиться только по поводу и исключительно в сопровождении мужчины – мужа, отца или брата – и в составе большой компании, где ее присутствие не выглядит вызывающим.

Анна Петровна Керн, во время нашего знакомства, критикуя мою идею, упомянула как она в компании Александра Сергеевича и других знакомых посещала питерские рестораны «Дюмо» и «Красный кабачок».

Там конечно бывают одинокие, но или куртизанки или дамы, ищущих знакомств с состоятельными мужчинами. Именно из-за их возможного присутствия рестораны считаются неподходящим местом для «приличной» женщины.

Но это все не про происходящее сегодня в нашем ресторане. Женщины чуть ли не за каждым столом, одиноких конечно нет. Все как на подбор со своими мужчинами.

Причин этого две. Первая и конечно главная – сестры музыканты и в меньшей степени наши повара женщины, особенно шефы или шефини.

Традиции появления шефа в зале еще ни где в мире нет.

В семейных тратториях Италии и скромных сельских ресторанчиках Франции, например при постоялых дворах хозяин, который часто был и шеф-поваром и всегда общался с гостями. И это было проявлением гостеприимства.

Или уважаемый и известный гость и постоянный клиент через метрдотеля благодарил хозяина-шефа или приглашал его для комплимента.

Это было проявление уважения и вежливости уже в отношении шефа-хозяина и жест признания его мастерства.

Но в городах и тем более крупных центрах и столицах шеф-повар еще считался ремесленником, мастером, чье место было исключительно на кухне. Он возможно даже «невидимый кухонный бог», но его искусство оценивалось по блюдам и личного контакта но не подразумевалось.

В моей первой жизни движение «Новая Кухня» появилось только в шестидесятых годах двадцатого века и вот тогда «звездные повара» начали выходить в зал.

Но сейчас с гостями общаются исключительно метрдотель и официанты, в России их называют еще почти везде половые. Они принимают заказы, дают рекомендации и передают пожелания гостей на кухню. Это посредники между залом и кухней.

Просьба клиента «позовите шефа» сейчас крайне необычна и даже неуместна. Никому же в голову не приходит идея звать в булочной пекаря, испекшего ваш хлеб в булочной.

Так везде в мире, кроме одного единственного заведения – нашего трактира «У Вильяма».

Посетители нашего трактира быстро прознали, что на кухне много баб и при чем даже в роли шефов. И в один из вечеров изрядно нагрузившая компания купцов решила в этом удостовериться и впервые в мире прокричала что-то типа «подать сюда шефа».

Вильям и Кузьма позвали своих дам сердца. Но сначала они позвали отставников швейцаров и половых, тех кто по крепче, во избежания слишком близких проявлений чувств удивления и благодарности со стороны купцов.

Благодарность кстати проявилась не только криками и в итоге ни кто возражать не стал.

С этого всё и началось, а дальше пошло, поехало. Возгласы типа «подать сюда шефа» стали звучать каждый день. И мы уверены, что сегодня в ресторане они то же прозвучат, просто из-за того что некоторые крикуны сидят уже и в этом зале.

На этом фоне и уж тем более после появления сестер, наш с Анной этапаж, все таки мы еще даже официально не обручены, но везде появляемся только вместе, сразу же поблек.

За столом почти рядом с нами кстати расположились купеческая чета Катиных и чиновничья Ивановых.

Часов до восьми гости трапезничают и общаются. За карточными столами сегодня никого и лишь трое или четверо играют в бильярд. Отдельные кабинеты сейчас еще пустые.

Все гости ждут выхода наших необычных музыкантов. А пока цыгане, которые отдуваются и здесь и в трактире. Там будут только цыгане.

Но вот наступает пауза, цыганские напевы и мотивы смолкли, они встали и ушли.

В наступившей тишине молча выходят наши музыканты. Мы видим в зале шок.

Перед гостями появились не только сестры, но еще и балалаечники, гармонисты и ложечники.

Дирижером сейчас никого уже не удивишь, они есть в достаточно больших количествах в театрах. Но чтобы он вышел вместе с музыкантами в ресторане!

Мы весь цвет калужского общества практически в упор расстреляли из крупнокалиберных пулеметов, которые кстати еще появятся не скоро.

Музыканты занимают свои места. В зале ресторана тишина. Я вижу что даже самые отъявленные обжоры сидят с открытыми пустыми ртами и ждут что сейчас будет.

Вот дирижер наконец-то взмахнул палочкой и против ожидания, публика услышала не звуки фортепиано и скрипки, а балалайки.

Одной из моих любимых песен была «Над окошком месяц» Владимира Ивашова из фильма «Корона Российской империи». Она начинается партией балалаек. И вот что-то напободие начинает звучать в нашем ресторане, балалаечников поддерживают гитаристы и скрипачи, которые кроме одной из сестер есть в оркестре еще.

А сестры дуэтом начинают петь знаменитый сейчас романс «Красный сарафан», который начинается словами «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан».

Затем сестры присоединились к исполнителям музыки, звучали другие песни, часть которых сидя за роялем пела Фекла. Что-то они опять пели дуэтом, пару песен исполнила Матрена, отложив свою скрипку.

Сказать что открытие ресторана удалось, значит ничего не сказать. Ближе к ночи гости заполнили и отдельные номера, а у барной стойки ресторана была натуральная толпа, желающих послушать наш оркестр.

Гости начали расходиться после полуночи и последние покинули ресторан около двух часов ночи.

Все последующие дни ресторан каждый день бывал полон. Наши главные опасения, что он слишком большой для Калуги, похоже оказались беспочвенными.

Кузьма оказался очень наблюдательным человеком и потрясающим психологом и быстро вычислял кто гости нашего заведения.

К концу первой недели работы он доложил, что собственно калужских бывает не больше трети. Примерно треть из уездов губернии, а остальные приезжие или проезжие, доля которых неуклонно возрастает.

Об этом нам кстати очень быстро любезно сообщили нынешние хозяева усадьбы Золотарева. Она за неделю реально превратилась в калужский путевой дворец.

Оказалось, что наш город очень удобен для первой или последней остановки при поездках в Москву из Малороссии и естественно обратно.

Музыкальную часть работы ресторана пришлось перестраивать уже на третий день работы, сестры просто не выдержат ежедневной работы весь вечер и половину ночи.

Поэтому один вечер полностью цыганский, другой – оркестр, причем он с семи часов вечера, в цыгане с шести.

Это сразу же дало неожиданный эффект, публика обязательно желает побывать на вечере когда оркестр и если не повезло и попадают на цыганский, то гарантировано приходят или остаются на второй вечер.

Почти сразу же пришлось завести еще одного швейцара, чтобы кто-то присматривал только за тем, чтобы в ресторан не просачивались одинокие дамы определенного поведения.

Почтенная публика не желает, чтобы они смущали их жен, дочерей и сестер.

Наших шефов в зале и кабинеты просят показываться почти каждый вечер и это сопровождается иногда почти золотым дождем.

Я откровенно такого успеха нашего заведения не ожидал: все таки Калуга не очень большой губернский центр. Но факт налицо: он для нас будет настоящим золотым дном.

На седьмой день работы ресторан, трактир и лавка Саввы дали чистой прибыли тысячу рублей серебром. Так что основную проблему можно считать успешно решенной. Если к Рождеству не будет ответа из Лондона, а необходимая сумма не будет набрана, можно будет смело недостающее занимать.

Такой доход позволит выплатить за год, например, заем в сотню тысяч серебром.

Вильям начал присматриваться к соседнему дому, идея организации гостиницы рядом с рестораном просто витает в воздухе.

А дом рядом идеален для этого: основательный, двухэтажный, возможность использовать один двор. И сейчас его реально купить или снять с правом дальнейшего выкупа.

Хозяева, какие-то калужские дворяне, используют его как доходный. Но содержится он спустя рукава и сторож за небольшую сумму сдал всю внутреннюю кухню с потрохами: за прошлый 1839 год хозяева получили дохода всего около сотни рублей серебром.

Так что надо искать хозяев в Первопрестольной и забрасывать удочки.

Косые взгляды и двусмысленные улыбки исчезли полностью. Льющиеся рекой деньги видят все и уже потянулся ручеек желающих занять.

Самохватов ответил очень быстро. Он естественно будет учавствовать в нашем товариществе и предлагает мне считать его участием прощение им моего долга ровно в сорок тысяч рублей ассигнациями. Это то, что мои родители заняли лично у него и то, что он скупил у других.

Меня такой вариант более чем устраивает. Это практически решение моей проблемы долгов. С учетом уже выплаченных остается меньше тридцати тысяч, заплатить которые уже не проблема.

Накануне Рождественского поста реально начинает работать «Калужский бекон». В последний момент я решаю товарищество переименовать и теперь это Калужское сельскохозяйственное общество.

Я решаю, что практически этим делом будут заниматься Савва и Силантий, деверь Анны.

В восемнадцати верстах южнее Калуги на левом берегу реки Высса у помещиков Заборовских покупаются две больших пустоши: Подберезова и Бобровка. Вдоль берегов рек Ока и Высса находятся заливные луга и плодородные пахотные земли на суходоле, со всех сторон окруженные сосновым лесом, которые берутся в аренду с правом выкупа.

Место для занятия сельским хозяйством отличное. Но главным фактором было другое. Вернее факторами.

Арендованные земли выходят на южную окраину села Рядово, которое стоит на правом берегу Оки.

Калуга сейчас была самый верхний город, до которого могут подниматься суда с осадкой, пригодной для торгового судоходства. Выше Калуги река становилась слишком мелководной для регулярного движения гружёных судов.

Рядово всего в двадцати верстах выше Калуги и она здесь почти всегда полностью судоходна. Только с самый жестокий летний межень тут могут возникнуть проблемы.

Другой фактор и он возможно самый важный. Верстах в пятнадцати севернее в районе села Куровское есть уголь, который можно добывать. Между ними еще одно село – Воротынское. Это не каменный, а бурый уголь, и его наличие позволит широко использовать паровые машины. На дровах их работа большая проблема, просто гне напасешься.

В этих местах можно будет заняться нормальным скотоводством и полеводством, поставить паровую машину, которая заработать на куровском угле и даст тепло в построенные коровники и свинарники и будет крутить валы различных механизмов и станков.

На станции будет свиноводство и КРС, коптильный и молочный цеха, и мастерская где начнется производство сепараторов. В Сосновке колптильня и минимолочный цех конечно останутся, но основное я хочу развернуть здесь.

Но эти планы начнут претворятся в жизнь после Рождества, как будут решены мои главные проблемы.

А пока рутина: оформление кучи всяких бумаг и составление планов деятельности.

Глава 25

За две недели до Рождественского поста наш ресторан завоевал себе место под солнцем и мы смело вошли в него.

Сейчас в середине 19 века в россии в городах и особенно в дворянской среде отношение к постам сильно изменилось. Многие дворяне начинали считать его «необязательным» и ограничивались «торжественным постным ужином» в канун Рождества.

От развлечений полностью отказывались только в последнюю неделю поста, ограничиваясь простым уменьшением их количества и делая их скромнее.

Под давлением дворянства и среди духовенства возникло «легкое» отношение к постам возникло, которое частенько указывало, что главное «не ругаться», «людей не есть» и уже одним этим можно «войти в Царство Божие», а поститься вроде и не обязательно.

А вот купечество и особенно крестьянство пока этими влияниям не поддаются.

Идти против общества мы не собираемся и заниматься не революциями, ни контрреволюциями не будем.

Торговлю беконом и сливочным маслом Савва не свернул, а ограничил. Он заранее подготовился к посту и открыто теперь торгует рыбой.

Для меня откровением оказалось чуть ли не первое место наваги среди рыб популярных в этот пост. Она уверенно его держит вместе с сельдью, опережая даже местные речные виды, которые уверенно держат почетное третье место разделяя его с семгой.

Постная торговля у Саввы идет не менее бойко чем шла до этого беконная и масляная.

Перед самым постом он расширил свою лавки основательно подготовился к ней.

За время своих временных трудностей Савва не потерял нужные контакты с поставщиками рыбы. Анна выступила его поручителем и ему удалось заключить очень выгоднейшие контракты, которые позволяют ему теперь торговать держа цены на копейку или две ниже других.

В итоге у Саввы доходность торговли даже выросла.

Парадоксальным образом выросла доходность нашего ресторана, а вот отдача от трактира уменьшилась и значительно.

По мнению Вильяма главным фактором были не постные изменения в меню, а появление некоторой аскезы. Тише и скромнее стали цыгане, они поют в основном спокойные и даже печальные городские романсы, нет купеческих загулов и они сами частенько осаживают публику за чрезмерные гуляния.

В ресторане публика тоже ведет себя тише и скромнее, но гостей меньше не становится. Только каждый вечер среди посетителей обязательно кто-то из калужских священников.

Батюшки по очереди скромно сидят на отдельным столиком. Блюда у них строго постные и они молча наблюдают за происходящим в зале.

Каждый вечер не пустуют отдельные кабинеты, их снимают те, кто не желает себя особо ограничивать постными временами.

На второй день работы ресторана двое заезжих молодых гвардецев сняли отдельный номер и привели с собой местных куртизанок.

В какой-то момент молодые люди захотели послушать сестер в общем зале вместе со своими дамами. Кузьма проявил бдительность и оперативно призвав швейцаров помешал молодым офицерам.

Разгорающийся скандал быстро потушил жандармский подполковник ужинавший в ресторане.

Господа гвардейцы имели бледнейший вид выслушивая его лекцию о чести дворянина и офицера и мало того им пришлось еще и извиняться перед Вильямом как управляющим, а самое главное перед нашим метрдотелем, простым крепостным мужиком.

Во избежания подобных инцидентов полицейский чин стал дежурить не только перед трактиром, но и в самом ресторане.

Время неуклонно бежало и когда до Рождества оставался ровно месяц Анна утром во время завтрака как-то сказала мне:

– Саша, если в ближайшие два-три дня из Лондона не будет ни каких известий, я предлагаю начать поиски денег.

Я поставил чашку чая, который пил в эту минуту и достал свою записную книжку.

– Мне вчера не спалось и когда ты заснула, я немного поработал и подвел промежуточный итог.

Немного это конечно очень скромно сказано, Анне с вечера не здоровилось и Пелагея напоила её какими-то своими хитрыми травами, а я полночи просидел без сна.

Промежуточные итоги были не такими уж и плохими. Своих средств конечно не хватает.

Но я, во-первых, уже уверен, что их заём совсем не проблема, а во-вторых, не катастрофа если недостающую сумму просто даст Анна. Ей занять её еще проще чем мне.

– И сколько нам не будет хватать? – спросила Анна.

– Ровно половины.

– Сашенька, давай ты не будешь обижаться и спорить со мной. Будет лучше и проще если эти деньги займу я. Для серьезных людей с деньгами ты, не обижайся, никто, почти пустое место. Тебе конечно удастся занять эти деньги, я в этом не сомневаюсь ни на минутку. Но они зададут тебе кучу неприятных вопросов, отвечать на многие из них может оказаться даже унизительным. Поэтому, пожалуйста, сделаем как я тебя прошу.

Анна иногда когда о чем-то просила, то как-то очень смешно надувала свои прекрасные губки и становилась совершенно беззащитным ребенком. Спорить и отказывать ей в такие минуты я был совершенно не способен и тут же соглашался.

Вот и сейчас я сразу же согласился, правда не примянул поцеловать её.

– Хорошо, Анечка. Если ответа не будет еще три дня, мы поступим как ты сочтешь нужным.

Но занимать ничего не пришлось.

Дело шло к полдню двадцать седьмого ноября. Мы были в Сосновке и только что пришли с коровника, где с самого утра была приемка только что сложенной новой печки.

Пару дней назад была закончена реконструкция коровника и теперь есть теплое родильное отделение. Телится зимой коровы будут в тепле и первое время с маленькими будут находиться в нем.

Мне все понравилось и я был очень доволен. На улице было уже по настоящему по зимнему холодно и идя по морозу я размечтался о стопочке наливки и чего-нибудь теплого и вкусного.

Мы с мороза почти побежали в столовую, где нас уже ждал накрытый стол, как раздался непонятный шум и какие-то радостные возгласы.

В столовую быстрым шагом зашел, вернее даже сказать, забежал Андрей:

– Степан и… – кто и мы Анной и без его слов увидели за его спиной.

Я пулей выскочил из-за стола.

– Ко мне в кабинет.

Наши посланцы вернулись не одни. С ними было два молчаливых и очень серьезных господина.

Но когда мы оказались в кабинете, тот что по моложе весело и широко заулыбался.

– Рад вас видеть, Анна Андеевна, в добром здравии. А вы, сударь, – он повернулся с поклоном ко мне, – полагаю господин Нестеров Александр Георгиевич, калужский дворянин и жених Анны Андреевны.

– Вы не ошиблись, сударь, – ответил я. – с кем имею честь?

– Я компаньон и друг дяди Анны Андреевны. Он получил ваше письмо и поручил мне выполнить вашу просьбу. Вы надеюсь понимаете, что речь идет о достаточно крупной сумме денег, чтобы их просто так возить по Европе. Поэтому в Россию приехал я.

«Индийский набоб» решил своей любимой племяннице сделать небольшой рождественский подарок к её бракосочетанию будущему в следующем году: двести пятьдесят тысяч рублей серебром.

Сумма действительно огромная. Это на самом деле почти бешеные деньги. И тем более, что Анна просила сохранить это в секрете.

Поэтому для передаче этих денег с нашими камердинерами в Россию поехало двое вернейших слуг «индийского набоба». Один из них русский матрос спасшийся когда-то вместе с ним. Другой самый настоящий индус.

Двести тысяч рублей серебром это что-то в районе тридцати пяти тысяч фунтов стерлингов. Деньги были привезены а Россию естественно не в виде серебрянных или золотых монет и не банкнотами банка Англии, а в виде письма к главному придворному банкиру России: барону Людвигу фон Штиглицу.

Барон непосредственно в Москве не работает, у него только петербургская контора, которая обслуживает императорскую фамилию, само государство Российское и очень богатых русских дворян. Он имеет естественно обширные связи и деловые интересы в Европе и конечно в Англии.

Ему несложно провести по поручению одного из своих клиентов некоторые финансовые операции в Первопрестольной и Московская контора Государственного коммерческого банка охотно берется выполнить его поручение.

В тот же вечер я поехал в Торопово к отцу Петру. Наш вопрос мы решили с ним очень быстро. На следующий день быть в Первопрестольную и там оформить купли-продажу имения и произвести окончательный расчет. Деньги за имение будут выплачены не двумя платежами, а сразу же полностью одним.

После чего надо будет сразу же вернуться в Калугу. Я официально вступаю во владение имением, а отец Петр после этого с чувством выполненного долга покидает Торопово.

Поздним вечером мы уезжаем в в Москву и в уже в полдень двадцать восьмого купли-продажи имения Торопово было оформлено и произведен окончательный расчет за него. До огромных денег я даже не дотронулся. Мне их только показали, толстые пачки новеньких двухсотрублевых ассигнаций, перекочевавших из рук клерка конторы в руки отца Петра и какого-то незнакомого мне типа, присоединившегося к нам уже в Москве.

После этого мы расстались с отцом Петром, договорившись встретится уже в Калуге первого декабря.

Из Московской конторы банка я поехал к отставному подполковнику. Финансово я готов к беседе с ним и решил её не откладывать на последние предрождественские дни.

Я ехал в твердой уверенности что меня ждут и не ошибся.

Отставного подполковника я нашел всё на том же месте, на лавочке в сквере возле гостиницы.

Было уже достаточно морозно и кругом лежал снег. Но вокруг лавочки все расчищено, на ней самой ни снежинки.

Отставной подполковник тепло одет и сидит пьет горячий чай. Он не один, с ним два отставных солдата.

– А вы, сударь, меня не разочаровали, – улыбнулся отставной подполковник, – я был уверен,что вы появитесь в ближайшие дни и это очень замечательно. Надеюсь, вы приехали подтвердить свое намерение спасти вашего брата?

– Да, я приехал к вам именно с этой целью и только по одной причине: узнать нет изменений ваших предыдущих условий.

– Наша досрочная встреча для вас очень может быть очень полезной. Если вы привезли деньги сегодня, то требуемая сумма меньше ровно на пятьсот рублей серебром, – отставной подполковник вопросительно посмотрел на меня.

– Я готов вам её вручить в любую минуту.

– Отлично, сударь. Тогда мы с вами через несколько минут расстанемся, – отставной подполковник прищурился и поднял голову к солнцу, – как минимум до середины следующего мая. – Филарет, голубчик.

На зов отставного подполковника тут же подошел один их его сопровождающих.

– Вели собрать вещи и подать чарку водки как вернусь в гостиницу. Закончу беседу с господином Нестеровым и сразу же уезжаем.

Филарет ушел с неожиданной для меня резвостью. На мой взгляд он уже не в тех летах, чтобы вот так как молодой летать.

– Вы, Александр Георгиевич, если правильно помню ваши рассказы, к таким дворянским доблестям как владение оружием и верховая езда склонности особой никогда не испытывали? – не скрывая иронии спросил отставной подполковник.

– Грешен, – с улыбкой развел я руками, – никогда не любил и при возможности отэтих занятий уклонялся.

Выражение лица отстовного подполковника стало жестким и колючим.

– Вам придется обязательно совершить поездку на Кавказ и возможно туда где надо быть искусным всадником, хорошо стрелять и владеть саблей. И мало того, вам надо будет там быть не одному, а с двумя, а то и тремя десятками верных людей, которые также должны всем этим владеть. У вас достаточно среди крепостных молодых и сильных мужиков?

– Думаю, что теперь да.

– Надеюсь, вы мне привезли не последнее, что у вас есть и сможете нанять тех, кто за полгода обучит вас и ваших людей. Но это, уважаемый Александр Георгиевич, не все затраты ожидающие вас в ближайшее время.

В этот момент я подумал, что сейчас речь пойдет о долгах которые платить все равно придется, но я надеялся не в ближайщее время.

– Ваши братья блистали служа в гвардии, но к сожалению как многие успели наделать кучу долгов перед отъездом на Кавказ. Было бы неплохо если вы заплатите эти долги, – отставной подполковник ухмыльнулся, – если вы конечно их знаете.

– Знаю, – коротко сказал я. – И собираюсь заплатить.

– Тем более, сударь. Сделайте это, если ваши финансы позволяют это. Что-то мне подсказывает, что долги сделанные вашим братом и во время не уплаченные, в ближайшие недели будут играть против него. И последнее. В конце зимы, а скорее всего уже весною, у вас неожиданно могут появиться кандидаты в новые друзья. Скорее всего это будут калужские дворяне в силу каких-то причин вернувшиеся в родные пенаты из Петербурга. Они будут с предложениями дружбы не назойливы, но достаточно настойчивыми. Когда вы соберетесь ехать на Кавказ, кто-то из них предложит свои услуги. Вы должны запомнить мои слова, эти люди будут смертельно опасными для вас и вашего окружения.

Сказать, что я словами отставного подполковника был озадачен, значит ничего не сказать. Василий не просто раненым попал в плен и оказался в руках у какого-то непонятного турецкого паши, который беспредельничает на Кавказе.

Вдобавок моему братцу боком выходят его те гвардейские долги, от уплаты которых он уклонился уехав на Кавказ. И просто чудо, что я смогу их уплатить.

Слова отставного подполковника немного приоткрыли мне ситуацию в которой оказался Василий.

Я предположил, что кто-то из его кредиторов, каким-то образом поспособствовал его попаданию в руки турка, получив за это свой долг. То есть какие-то мерзавцы, а это не может быть один человек, при чем это мерзавцы с нашей стороны, захватывают наших офицеров и продают их горцам.

Те, в свою очередь, находят на офицеров других покупателей с неизвестной мне целью или просто требуют за них выкуп, превышающий их затраты.

При этих мыслях у меня чуть ли не буквально зашевелились от ужасы волосы на голове.

Я сразу же вспомнил беспредел творящийся на Кавказе в 90-е, все дикие случаи торговли людьми в те времена, жуткие истории когда подлецы командиры продавали своих солдат.

В совершенно отвратительном настроении я вернулся в контору банка и отдал последние распоряжения на оставшуюся сумму.

Сорок тысяч серебром будут лежать не прикосновенно. Это те тридцать тысяч, которые надо будет уплатить за Василия весной и десятка на предстоящую поездку на Кавказ.

Остальное я новенькими ассигнациями забрал с собой и поехал к Анне, которая ждет меня у своей матушке, в небольшом имении под Москвой.

Родовое гнездо Анны было в знаменитых Черемушках. Сейчас они конечно ни чем не знамениты и возможно в нынешней действительности и не станут.

Имение на самом деле крошечное, десяток крепостных мужиков и помещичий дом в половину моего сосновского флигеля.

Тем не менее матушка Анны не бедствует и сама и имение производят впечатление даже наличия какого-то богатства.

Ларчик открывается просто. Всю землю анина матушка сдала в аренду, кроме дворни все крепостные занимаются отходничеством, даже многие бабы.

И барыня в итоге живет припеваюче, имея на старости лет полный кошелек.

Звать её Евдокия Семеновна, ей ровно пятьдесят и она еще очень даже ничего и это подтверждают двое гостей мужского пола, которых я застал когда появился.

Цель их пребывания в доме Евдокии Семеновны была видна невооруженным глазом и она при моем появлении смутилась и довольно бесцеремонно выгнала их.