Текст книги "Помещик 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Помещик 2

Глава 1

Мне надо ехать в Петербург!

«Предчувствия меня не обманули» – я держу в руках письмо господина Иванова в последних строках которого он пишет об этом.

И сегодня сработала не только моя «чуйка», но и многолетняя рабочая привычка читать корреспонденцию с конца. Получил «телегу» из органов или послание начальства, прочитал резюме или вынесенное решение, порадовался или сотворил в кабинете в ярости какое-нибудь «непотребство».

Затем успокоился, осмотрелся вокруг, оценил причиненный ущерб и потом в «спокойной» обстановке читаешь за что, а чаще всего за кого, с тобой так нехорошо поступили.

А если концовка полученной бумаги тебе приятна, то полученный позитив можно и очень cильно растянуть, когда медленно и смакуя, читаешь какой же ты молодец и умница.

Под воздействием паров алкоголя я решил сделать маленький перекур и отложил письмо.

В тот же момент «чуйка» активизировалась и сообщила: облома нет, только небольшие проблемы.

У меня к господину Иванову два интереса: аренда дома и протекция нужного человека. Есть еще его личная арендная плата за квартиру снимаемую у меня, но не думаю, что это повод рекомендовать мне ехать в Петербург.

Я начал медленно и вдумчиво читать письмо с первого листа и его содержание меня не разочаровало.

Читать поперек страницы, как в первой жизни, здесь я еще не научился. Иногда с трудом чуть ли не по словам разбираю написанное и потом долго думаю, а что сие значит. особенно когда читаю что-то из допушкинской эпохи. А 18 век вообще полный алес капут.

Так что пока приходится читать медленно и сразу же вникать в каждое слово.

Во-первых, господин Иванов теперь коллежский асессор. Это следующий классный чин, его он получил за неведомые мне заслуги досрочно и теперь заступил на должность какого-то секретаря в губернской канцелярии.

Мне это не совсем понятно, также как и его разъяснение, что он приравнен, например, к уездному судье. Но судя по всему это значительное повышение.

Я откровенно порадовался служебным успехам моего квартиранта. Ему хорошо и мне от этого тоже будет какой-то профит.

Во-вторых, губернского регистратора Волкова он ждет в любое время. Его «трудоустройство» в губернскую канцелярию будет стоить сто рублей ассигнациями, но это гарантировано. Обязательные смотрины и собеседование будут простой формальностью, если конечно он не выкинет там какое-нибудь не нужное коленце.

Если господин Волков окажется еще и толковым хорошим работником, то с учетом образования, если оно конечно будет подтверждено документом, возможно и быстрое продвижение с 14 класса в 12.

Это замечательно. Я на такое продвижение своего человека в губернскую власть ста рублей не пожалею. Конечно есть один нюанс.

Человек может оказаться гнидой и быстро забудет сделанное ему добро. Но я предварительно еще раз с ним встречусь и побеседую.

Надеюсь мой прорабский опыт 21 века меня не подведет. С оценками людей я пролетал когда только начинал работать, а вот когда стал «дедушкой» на стройке, видел всех насквозь, особенно определенный контингент, начальников и тех, кто собирается на стройке делать карьеру.

А губернского регистратора Волкова я отнес как раз к категории желающих сделать карьеру и имеющих привычки кусать кормящую его руку. Так что, надеюсь, здесь все будет в наших руках.

Но основным содержанием письма было в-третьих.

Кузен господина, теперь уже коллежского асессора, Иванова успел не только получить его письмо, но и ответить. Он был в Москве по дороге в Питер и все удачно сложилось.

Ему желательно бы взглянуть лично на помещика Нестерова. Условия его конечно устраивают, как я буду этот дом использовать этому господину глубоко все равно, но человек должен быть приятный.

Я от такого поворота сначала даже опешил и чуть не подавился лимоном, который в этот момент дожевывал. Мой первый комментарий на телевидении покинутого 21 века выглядел бы сплошными точками в бегущей строке или звучал «пиканиями».

Но тут мне почему-то вспомнились мои мысли о возможной конкуренции в производстве бекона и способах избежать этого.

Я еще раз прочитал письмо, достал свою записную книжку и внимательно прочитал записанное со слов Ивана Прокофьевича о патентном праве нынешней России.

Дело это в России еще в стадии становления. У нас это называют привилегией и получить её можно только в Петербурге. Она выдается самое большое на десять лет и стоит это полторы тысячи рублей, причем серебром. Дело это очень муторное и хлопотное.

Да, тут есть над чем подумать прежде чем ввязываться в это дело. А вдруг бекон не пойдет? А деньги придется уплатить не малые.

Но мне все равно надо ехать в Калугу, а там возможно и сразу же в Петербург. Так что можно будет и попробовать с этой самой привилегией. А заодно кстати попутно в Москве поискать следы этого самого генерала Муравьева, про которого рассказывала Степанида. И если повезет, то купить там продуктивных животных.

При возможности разузнать какие сельскохозяйственные машины производится в России и где. Но это скорее всего надо узнавать в столице нашей Родины городе Санкт-Петербурге и Первопрестольной.

Краем уха я слышал как полковник Чернов и князь Гагарин говорили о каком-то Вольном экономическом обществе и Московском обществе сельского хозяйства. Вольное как я понял расположено в Питере.

Идиота, который окончил Московский университет и не знает таких вещей, я изображать не стал, решив, что когда окажусь в столицах, тогда и буду искать.

Прочитав еще раз письмо господина Иванова, я почти принял окончательное решение ехать в Петербург.

– Андрей, – Степан где-то занят, а ехать по-любому надо с ним, – где Степан?

– Матушка его на попросила на винокурню сходить, хлебного вина принести.

К тому что водку сейчас еще зовут и хлебным вином, я почти привык и слух это уже не режет.

– Как придет, сразу же ко мне.

Короткого разговора с Андреем оказалось достаточно, чтобы принять самое окончательное решение.

Я прошел на кухню, где Пелагея что-то стряпала на вечер.

– Пелагея, отвлекись.

Пелагея с каким-то испугом посмотрела на меня. Похоже вид у меня через чур решительный.

– Слушаю, барин, – я невольно улыбнулся.

Надо же так человека напугать, даже голос задрожал.

– Скажи мне, голубушка, такую тайну страшную. Без меня справишься с копчением бекона?

– Справлюсь, барин. Я же видела как вы все делали. Да и хорошо помню, как ваш батюшка коптил рыбу. Он был большой любитель копченого сома.

На заброшенную коптильню я наткнулся в один из первых дней после своего возвращения в «родные пенаты», но как-то не обратил на неё внимание. И только когда меня осенила идея делать бекон, решил попробовать её использовать.

На удивление это оказалось то, что надо. Когда я её почистил и «протопил», то агрегат оказался вполне рабочим.

– И когда же это было? Я что-то не помню, – никаких воспоминаний Сашеньки на эту тему в памяти не всплыло и я смело спросил об этом.

– Да где же вам помнить, барин, вам было тогда годика три, от силы четыре, – улыбнулась Пелагея. – Из-за вас Георгий Петрович и велели её выбросить. Я удивилась когда вы её нашли, я то думала что её нет.

– А что же я натворил такого? – ответ я уже примерно знал.

У меня был след старого ожога на левом плече и я невольно тряхнул левой рукой при словах Пелагеи.

– Вы убежали от вашей матушки и полезли к коптильне. Ну и обожглись. Мария Васильевна тут же распорядилась коптильню выкинуть. В таком гневе я её больше никогда не видела.

– Понятно, – старый ожог почему-то сильно загорелся огнем и я потер через одежду это место.

Степан с Андреем вернулись очень быстро, но мне хватило этих минут ожидания чтобы обдумать детали предстоящей поездки, а самое главное изменить первоначальное решение.

Едут оба молодца: и старый и малый. Степана бы конечно лучше оставить в имении, но…

Андрей мне нравится, очень старательный, скромный, расторопный и умный. Но он пока еще в Калуге иногда робеет. А тут Москва и Питер, которые его барину реально почти незнакомы.

Я абсолютно уверен, что это не то, что хорошо знаю по 21 веку. И будет комедия: две деревни, барин со своим лакеем, приехали первый раз в столицу.

Ехать с одним Степаном то же не вариант, Андрей так и останется деревней. Да и вопрос, а как и на чем ехать?

По опыту возвращения в Россию до Москвы надо закладывать двое суток. Это наверное с большим запасом.

Лошадей управляющего, доставшихся мне в качестве приза, Тихон холит и лелеет, целыми днями в конюшне и каретном сарае что-то скребет и поправляет.

Откуда-то Тихон привез отличного, на мой взгляд, сена и овса. Даже наши доходяги, на которых мы совершили марш-бросок из Парижа, посвежели и набрались сил. Так что лошади есть.

У кареты вторая молодость. Её Тихон отремонтировал, покрасил, этот момент как-то совершенно прошел мимо меня, и теперь совершенно не стыдно на ней выехать в приличное общество.

Итак, два дня до Москвы; если мне не изменяет память, Пушкин ехал из Петербурга в Москву неделю. Итого три недели на дорогу может получится легко. Это при том, что я отбрасываю идею получения привилегии. Полторы тысячи серебром, это для меня сейчас перебор.

Меня возможно не будет три недели, а то и больше. Поэтому надо составить инструкцию Пелагеи что и как тут без меня делать. Написать письмо, а лучше сейчас же съездить к отцу Петру. Пусть он без меня Вильяма крестит и венчает.

– Барин, – вид у Степана был испуганный, – Андрей…

Слушать Степана что там Андрей у меня желания не было, да и некогда.

– Мне надо срочно, – я специально выделил голосом и жестом слово «срочно». – подчеркиваю срочно, съездить в Санкт-Петербург.

– Барин, – выдохнул Степан, – кто едет и надолго ли?

– Андрей, ты и естественно я. На три недели самое малое.

– А когда выезд? – на этот вопрос я ответа точно не знаю.

Но говорить надо завтра утром. Степан слуга хороший, но вернувшись домой, он расслабился и стремится больше выполнять мои поручения в деревне, максимально перекладывая все на Андрея. Правда надо отдать ему должное, ежедневно он что-то объясняет и показывает Андрею.

– Андрей, ступай. Позови Пелагею.

Степану скажу завтра, скорее всего завтра. Нечего расслабляться.

Когда за Андреем закрылась дверь, я тихо, но максимально проникновенно, сказал:

– Скорее всего завтра. И едем в столицу, так что, внешний вид. Это не из Парижа… – на языке так и вертелось «соленое и духоподъемное».

Но я не прораб на стройке, а русский дворянин первой половины 19 века, поэтому надо выражаться изящно.

– Это мы с тобой, Степан, из Парижа бежали теряя тапки. А здесь надо ехать чинно и важно. Но готовность завтра утром.

Степана я явно очередной раз озадачил. Видок у него был соответствующий, но главное быстрее заработали ноги.

Пелагея пришла, вернее тоже прибежала, с очень озабоченным видом и вся в муке.

– Андрей, что же ты творишь? – у меня прямо появился какой-то спортивный азарт всех озадачивать и ошарашивать.

Андрей от моего вопроса удивленно и с испугом распахнул глаза, меня таким он видел первый раз и явно растерялся.

– Барин, я…

Что он хотел сказать я не узнал. Пелагея меня раскусила и с укоризной сказала:

– Барин, что же вы сыночка моего так пугаете?

– Ладно, подурачились и хватит. Пелагея, Андрей сообщил тебе, что мне надо срочно ехать в Петербург?

– Сообщил, барин.

– Андрей и Степан едут со мной. Если я тебя оставлю на имении справишься? – не знаю правильно ли на хозяйстве оставлять Пелагею, пусть и по факту сейчас она одна из самых доверенных людей молодого барина, но она крепостная баба. А на дворе между прочим 19 век и женщина здесь очень часто еще не человек.

– Справлюсь, барин, не сомневайтесь. На усадьбе Федор с Тихоном помогут. В деревне Сидор уже все считай в своем кулаке держит. Только у меня просьба, попросите отца Петра, вдруг господа какие наскочат. А он сам из благородных.

– Хорошо, Андрей иди помогай Степану. А ты, Пелагея, вели Тихону заложить коляску. Едем в Торопово.

Но поездку в Торопово пришлось отложить, а все свои планы резко поменять.

Я не успел даже сесть за стул, чтобы на всякий случай написать письмо отцу Петру, как во дворе раздался какой-то шум, потом донеслось конское ржание и загрохотал какой-то знакомый голос:

– Пелагея, голубушка, где твой барин? Говори быстро.

Сначала я подумал, что это дядя, но тут же оставил эту мысль, поспешил выйти из кабинета и быстрыми шагами направился в гостиную, где грохотал голос.

В гостиной стоял незнакомый мне офицер весь в пыли, его сапоги мне даже показались белыми. Услышав мои шаги, он повернулся ко мне.

– Александр Георгиевич, честь имею, поручик лейб-гвардии Преображенского полка Светлов с поручением от Софьи Павловны и их превосходительства генерала-майора Чернова.

В этот момент я узнал этого офицера. Но прошлый раз от был подпоручиком и как не крути полицейским, а тут вдруг поручик лейб-гвардии.

В чем между ними разница я уже знал. Времени от границы до Сосновки было достаточно чтобы разобраться в этом вопросе и теоретически и практически.

Полковник Чернов всего несколько дней как убыл с Петербург, а тут передо мной стоит его офицер произведенный в из армейских подпоручиков, а это всего лишь XIII классный чин, сразу же в поручика лейб-гвардии Преображенского полка, который тоже благородие, но чин уже IX класса. И поручение у него не от полковника, а от генерала Чернова.

Вид у меня наверное был совершенно идиотский. Я закладываю на путешествие в Питер больше недели, а тут туда и обратно… Попытка посчитать дни, потраченные поручиком на дорогу, оказалась неудачной.

Да еще и вон какие производства люди успевают получать. Поневоле поверишь в какой-нибудь ковер-самолет.

Поручик добродушно усмехнулся. Вероятно мои мысли были написаны у меня на лице.

– Полковника Чернова генеральский мундир в Москве ждал, – поручик показал на себя. – И меня тоже. А к вам я из Твери еду.

Поручик достал конверт, который за версту можно назвать только дамским. Мне даже показалось, что я почувствовал знакомый аромат духов.

– Софья Павловна собственноручно вам написала.

Имя и отчество новой дамы сердца новоиспеченнного генерала было произнесено с такой интонацией, что я с невольным злорадством подумал:

«А ты, дружок, похоже еще круче меня попал. Каждый день будешь её лицезреть и облизываться».

Чтобы опять не выдать себя, я взял письмо и резким движением развернулся к окну.

Да, эта дама умеет покорять мужские сердца. Я сразу же бросил взгляд на подпись, хотя в этом не было никакой необходимости. Такие духи могли быть только у неё. Мое сердце неожиданно быстро и гулко забилось.

Первый раз в жизни я не взбесился от обращения ко мне Сашенька. Правда первым было слово «милый».

Софья Павловна любезно извещала, что она с Сергеем Андреевичем уезжает в Европу. Мой шашлык новоиспеченному генералу очень понравился и он хочет удивить своих боевых товарищей, которые соберутся его провожать, таким совершенно необычным вкусом знакомого блюда. Мой маленький «секрет» с поваром она разгадала, и они вдвоем любезно просят меня приехать чтобы помочь его превосходительству удивить собирающихся офицеров.

– И когда ожидается сие событие? – чисто машинально спросил я.

– Через пять дней.

– Господин поручик, а как можно успеть? – я растерянно развел руками. – Мне обязательно надо заехать в Калугу к коллежскому асессору Иванову, забрать письмо к его кузену и хотя бы написать письмо отцу Петру.

– Я знаю кто это такие и где их искать. Сколько вам надо времени на сборы и написание писем?

– Хотя бы часа два-три.

– Пишите, завтра утром я вас буду ждать в восемь утра в Малоярославце у князя Гагарина. Сколько человек будет с вами.

– Еще двое. И вы, поручик, уверены, что мы успеем?

– Абсолютно, нам еще надо будет почистить перышки, а вам приготовить угощение.

Написание писем заняло у меня полчаса. Заморачиваться карьерой заштатного малоярославского чиновника мне сейчас некогда. Поэтому это дело подождет моего возвращения.

Выходя из кабинета я неожиданно подумал:

«Похоже это был не медведь, а жар-птица, которую я покорил своим выстрелом. Или Соня – золотая рыбка. А вас, батенька, она зацепила. Соня видите ли».

Поручик был не один, с ним был молодой городовой, который вместе с прибежавшим Тихоном бегал вокруг лошадей. Лошадей было три, две из них явно были гвардейского поручика.

Лицо городового мне показалось знакомым, но вспомнить где я его видел, у меня не получилось.

Поручик прочитал надписи на конвертах и еще раз сказал мне:

– Александр Георгиевич, утром в восемь часов в Малоярославце.

.

Глава 2

Утром мы были в Малоярославце. Все в итоге было сделано на мой взгляд как положено и я ехал с чистой совестью.

Отец Петр получил мое письмо и к ночи приехал в имение сам и лично заверил меня, что поможет Пелагее при необходимости.

Алексею Васильевичу я написал письмо, что обстоятельства требуют моей срочной поездки в столицу. Посвящать его в подробности я не стал, мне почему-то показалось, что самое правильное и мудрое сейчас пока быть на расстоянии со своим единственным взрослым кровным родственником.

Незнакомые мне еще малолетние племянники, сын и дочь старшего брата Петра, пока не в счет. Я написал его вдове о своем возвращении и она мне сухо ответила, приняв это к сведению.

Мы виделись всего однажды мимолетом, в Калугу я не ездил, что мне там будущему великому поету было делать, а она с маленькими детьми мотаться за десятки верст не желала.

Так что свиделись мы всего однажды, когда я уезжая во Францию по своим делам приехал в Калугу и на минутку заскочил к ней. Но запомнилась не жена брата и дико орущие дети, которым что-то там не нравилось и они на пару устроили концерт по заявкам трудящихся.

Сейчас она вроде бы уехала с детьми в Ярославль. Там живет её старший брат, он относительно удачно женился и забрал к себе уже старую мать и сестру.

Из имения мы выехали в полночь. До Малоярославца в принципе не так уж и далеко и я полагал, что вполне успеем к восьми часам. Наша усадьба в момент моего отъезда, фигурально выражаясь, стояла на ушах.

Как мы поедем дальше мне не понятно. Поручик уверенно сказал, что успеем и я всецело в этом деле положился на него.

Степан и Андрей были приодеты на европейский манер и если Степан освоился почти сразу же в новом платье, все таки месяцы проведенные в Париже не прошло даром, то Андрей явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Все таки традиционная русская одежда достаточно удобная и свободная. В отличии от например одежды различных щеголей и щеголих которыми полны даже улицы провинциальной Калуги.

Единственное что вызывало у меня легкую досаду, так это возможное отсрочка начала введения травополья.

В этом году я по осени часть паров своей земли планировал засеять клевером. Но если вдруг в Питере придется задержаться, а такая вероятность имеется в любом случае, то этот эксперимент придется отложить до весны.

Для старосты я оставил только один наказ, который подлежал обязательному и стопроцентному выполнению. Весь навоз, до последнего фунта должен быть вывезен на поля. меня неприятно поразило, что некоторые это не делают. Это вообще-то нонсенс для русской деревни, но оказывается есть такие кадры.

Тех, у кого я на усадьбах по своему возвращению найду не убранный и не вывезенный навоз, ждет наказание.

Степан, как очень опытный путешественник, все подготовил очень быстро и еще до полуночи доложил о полной готовности.

На всякий случай Пелагеи я оставил сто рублей, а все остальные деньги забрал с собой. Естественно мы были вооружены. В имении было почти два десятка пистолетов времен войны 12 года и шесть достаточно новых английских, которые братья прислали родителя в подарок родителю года два назад.

Эти пистолеты я решил взять с собой, а также шпагу и саблю. С какой целью я это сделал мне не понятно, я реально вилами лучше умею орудовать. Но Александр Георгиевич Нестеров все-таки русский дворянин и по идеи должен еще уметь владеть холодным оружием.

Поручика Светлова пришлось даже ждать. Он приехал из Калуги около шести и я сильно засомневался, что мы с ближайшие часы куда-либо поедем.

Бравый гвардеец в буквальном смысле был ни какой. Ожидающие его унтер с четырьмя солдатами вынули поручика из седла и отнесли в заранее приготовленную постель.

Мне он успел протянуть письмо коллежского асессора своему родственнику и тут же заснул на руках у своих подчиненных.

Конверт был не заклеен и я без угрызений совести прочитал письмо. Абсолютно нейтральный текст, никаких подводных камней в нем не обнаружилось.

Времени у меня было достаточно и я попросил капитана-исправника Буркова, который то же счел своим долгом прибыть к князю Гагарину, привезти мне Ивана Прокофьевича.

Чтобы напрасно не пугать человека, с полицейским поехал Андрей. В итоге мне удалось обстоятельно побеседовать со своим протеже. Я попросил его организоваться таким образом, чтобы с любой момент поехать на смотрины в губернскую канцелярию, когда вернусь из столиц.

Ровно в половине восьмого поручик свеженький и отдохнувший вышел к накрытому завтраку.

Князь Гагарин ужом вертелся перед гвардейским поручиком. Пару раз он явно в своих заискиваниях перегибал палку.

Бравый гвардеец надо отдать ему должное ни как на это не реагировал будучи всецело погружен в свои думы. К моему удивлению он не стал утро начинать с вина и ограничился омлетом, куском черного хлеба и чашечкой кофе с молоком.

Это было так необычно, что князь с женой удивленно переглянулись.

Ровно в восемь зашел унтер:

– Ваше благородие, все готово.

Неожиданно ехали тремя каретами, каждая была запряжена четверкой лошадей. Одна была предназначена для меня и поручика, Во второй унтер, Степан с Андреем и багаж.

Что или кто был в третьей я не понял.

Четверка солдат была верхом. Они были вооружены и очень серьезны.

То, что можно по российским дорогам на лошадях передвигаться с такой скоростью для меня оказалось огромным откровением.

Не знаю, что за проездные документы были у поручика, но на почтовых станциях лошадей нам в буквальном смысле меняли бегом и кареты почти без остановок день и ночь мчались в Петербург.

Когда и как проехали Москву я даже не понял и лишь в Клину сообразил, что Первопрестольная позади. Дорога до Петербурга заняла ровно трое суток.

За всю дорогу кроме коротких остановок для смены лошадей, не было не сделано ни одной остановки.

Поручик, по прежнему погруженный в свои думы, всю дорогу молчал или просто спал.

Единственное наше общение был его короткий рассказ о купце Самохватове, который по своим купеческим делам не меньше чем на год отправился в Нижний Новгород. «Несравненная» Аглая Дмитриевна поехала вместе с ним.

Услышав эту потрясающую без всяких натяжек новость, я испытал чувство облегчения. Целый год я буду избавлен от общения с этими не самыми приятными для меня людьми!

Неожиданно дорога на меня не произвела никакого впечатления. Я вспомнил свой первый восторг от поездки на машине с большой скоростью, когда с непривычки даже трудно было следить за пролетающими за окном видами.

Примерно такое же чувство я испытал и во время этой поездки. Мне казалось, что пейзажи на окном сменяются с какой-то фантастической скоростью

И только где-то в середине пути меня осенило в чем дело. Все таки болезнь не прошла бесследно и я большую часть времени провел в полудреме или спал как поручик.

Глядя на молча скачущих рядом суровых усатых преображенцев, я не уставал поражаться из выносливости. Мне сначала показалось что они совершенно не отдыхают и только через несколько часов бешеной непрерывной скачки заметил, что они по очереди меняятся на почтовых станциях.

Утром четвертого дня кареты вкатились в широкий двор какой-то дворянской усадьбы под Питером, где должны пройти намеченные проводы генерала Чернова, отъезд которого в Европу с какой-то неизвестной мне миссией намечен на следующий день.

Несравненная без всякой натяжки Софья Павловна едет с ним на правах будущей законной супруги!

Именно эта маленькая пикантная деталь и была истинной причиной моего так хитро замаскированного вызова в Петербург. Какие-то «высокие государственные» интересы требовали как можно более срочных развода и повторного брака новоиспеченного генерала Чернова.

То, что в нынешней России официально развестись крайне трудно, я уже знал. Конечно дворянин, да еще приближенный к Государю Императору имел больше шансов получить его.

Одним из железнейших оснований для этого был доказанный факт прелюбодеяния одного из супругов, то есть супружеской измены. Это должно быть доказано и подтверждено, в частности зафиксированными признанями сторон или свидетельскими показаниями.

С этим вроде было все в порядке, любовнички жены генерала Чернова подписали признательные показания, но был маленький нюанс.

Они должны лично подтвердить свои показания перед духовной консисторией, церковным судом. Затем это решение должно быть утверждено Святейшим Правительствующим Синодом. А вот с этим была проблема. Оба господина уже отошли в мир иной.

Поэтому нужны мои показания и возможно даже Степана, несмотря даже на то, что он крепостной мужик.

Всё это мне, с совершенно очаровательнейшей улыбкой и в потрясающе вежливых тонах, изложила Софья Павловна и попросила дать эти показания.

Если я согласен, то тут же специально обученные люди допросят меня, запишут мой показания и они уедут в Петербург, а я останусь готовить шашлыки для проводов генерала.

Почти все приглашенные офицеры служили и воевали с генералом на Кавказе во время недавно прошедших и еще идущей войны. Все они уже знали и ценили это кавказское блюдо.

Мои шашлыки действительно очень понравились генералу своим каким-то необыкновенным вкусом и он хочет удивить своих товарищей.

Допрос, которому меня подвергли два следователя церковного суда оказался не очень приятной процедурой. При всем моем негативе к той истории такое копание в чужом грязном белье было мне крайне неприятно и я вздохнул с облегчения когда все было закончено и эти господа удалились.

У меня было чувство, что меня просто выпотрошили, потом потоптались на мне и выкинули. И это при том, что господина Нестерова никто и пальцем не тронул. И даже ни разу ни тыкнули, всё исключительно вежливо, не повышая голоса.

Надо полагать, что за сто лет это искусство в спецслужбах было доведено до совершенства и в совокупности с методами физического воздействия и давали результат, когда, как в известном анекдоте, даже египетская мумия давала показания.

«Наконец-то, – подумал я, – дальше будут только приятные эмоции сюрпризы».

Мне Софья Павловна открытым текстом сказала, что генерал похлопочет за меня и поможет оформить желанную привилегию.

В действительности кроме этого меня очень скоро ожидал такой сюрприз, которого я даже не мог предположить.

Шашлыки мне всегда удавались на славу. Я наверное действительно закопал в землю свой кулинарный талант, как утверждали многие мои знакомые.

Любой маринад, который я готовил для этого блюда, получался у меня всегда великолепнейшим и шашлыки заслуженно всегда были гвоздем программы и укрощением стола.

Изображать из себя гражданина, который рядом проходил мимо мангала, я здесь естественно не стал и без всяческих ужимок принялся за приготовление угощения.

Неожиданно один из уже приехавших гостей, недавно прибывший с Кавказа офицер, в чине которого я совершенно не разобрался, вызвался мне помогать.

Это было так необычно, что я даже растерялся в первую минуту. Одно дело я, официально здесь мелкопоместный калужский помещик у которого уже наверняка репутация большого чудика немного того после поездки в Париж.

Другое дело дворянин и гвардейский офицер. Пусть он и не супер-пупер аристократ, но в любом случае это почти для всех большое «фи».

Но моему помощнику похоже внешние приличия были безразличны и он с нескрываемым удовольствием начал мне помогать.

Офицер представился Михаилом, мы сразу же перешли на «ты» и быстро и дружно всё приготовили.

Когда красиво и ровно нарезанные куски великолепных баранины и свинины были уложены в керамические лотки, залиты приготовленным мною маринадом и Михаил попросил меня рассказать о себе.

До этого у нас было чисто производственное общение без каких-либо разговоров на личные темы.

Мой рассказ Михаил слушал с каким-то странным вниманием и мне показалось что несколько раз он с трудом сдержался, чтобы не перебить меня.

А когда я закончил, он огорошил меня вопросом:

– Александр, объясните, почему вы решили, что ваш брат Василий погиб на Кавказе?

В этот момент я наверное испытал те чувства, которые выпадают на долю рыбы внезапно оказавшейся на берегу.

У меня появилось чувство, что я задыхаюсь. Грудь неожиданно обожгло и сдавило тисками.

– Мои родители умерли когда из Петербурга пришли в один день известия о гибели братьев.

Михаил отрицательно покачал головой.

– Бездыханное тело вашего старшего брата Петра Георгиевича я лично лицезрел. А вот тело вашего среднего брата Василия Георгиевича никто не видел. Есть только утверждение бывших вместе с ним в поиске офицеров о его гибели в бою.

Мой собеседник раздраженно сжал кулаки и взмахнул ими.

– Эти господа почти сразу же резонно были заподозрены в трусости и лжи. И из Тифлиса в Петербург я привез донесение наших охотников, вернувшихся после рейда по горам. Несколько русских офицеров, в числе которых и ваш брат, попали в плен к горцам. Василий Георгиевич был ранен, но остался жив. Их содержат к одном из очень отдаленных высокогорных аулов. Какую судьбу им уготовили эти дикари никто не знает, но убивать в ближайшее время не будут. Лично я могу предположить что их мучители потребуют или обменять офицеров на своих пленных, или затребуют выкуп.

* * *

Я внезапно перестал воспринимать происходящее, а затем яркая вспышка света.

Как бы со стороны я вижу нашу двухкомнатную хрущевку, которую отец получил когда я только родился.

В большой комнате мои родители и я. Себя я не вижу, но точно там есть.

Я заканчиваю школу и через два дня первый экзамен – сочинение. Темы неизвестны, кроме одной, она будет обязательно о войне.

Её я и буду писать по-любому. Мой старший брат офицер и служит в Афганистане. Мы об этом узнали недавно, он сначала скрывал это.

И вот сейчас к нам пришли два офицера из райвоенкомата. Они принесли родителям и мне страшную весть. Мой брат пропал без вести несколько недель назад и вот теперь достоверно известно что он в плену.

Следующая вспышка. Прошло полгода. Те же офицеры принесли другое и еще более скорбное известие.

Душманы требовали выкуп за моего брата и вроде бы процесс пошел. Но затем что-то изменилось. Достоверно известно, что он пытался бежать и погиб в тех проклятых горах.