Текст книги "Помещик 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Сразу же по приезде в Калугу я послал Андрея в имение Анны – нет ли известий, когда приедет хозяйка.

Андрей вернулся уже когда стемнело, и привезённое им известие меня очень обрадовало: Анну завтра ждут не позднее полудня.

Глава 14

Флигель встретил меня знакомым запахом строительной свежести. У меня даже что-то кольнуло в груди. Моё профессионализм в строительном деле артельщики оценили совершенно правильно и точно и сделали правильные, поэтому качество работы было достойным, мне даже хотелось сказать высочайшее.

Савелий, староста артели, демонстрацию своей работы проводил с чувством большого достоинства, было видно что он уверен в качестве сделанного.

– У меня нет никаких претензий. Всё сделано на отлично. Надеюсь трактир с рестораном будут такого ж качество, – ответ вообще-то не требовался, но староста ответил.

– А мы, барин, по другому не умеем. Раз взялись, то как говорится – назвался груздем, полезай в кузов. Иван Петрович нас в отходники отпустил только на таких условиях. Он барин строгый, слов на ветер не никогда бросает.

Я, хмыкнув, покачал головой. Вот уж не подумал бы никогда, что Торопов такой строгий барин. Хотя глядя на его имение можно сделать вывод о требовательности хозяина.

– Вильям, – позвал я англичанина, который заканчивал выгрузку багажа. – Давайте сегодня с Марией обустраивайтесь. А я пойду посмотрю как идут остальные работы.

Заявка на окончание работ через неделю конечно большая перестраховка. Трактир на мой взгляд полностью готов к началу работы. Осталось подмести мусор, на чисто всё вымыть, завести и расставить мебель.

Кухня была готова полностью, осталось тоже только завести посуду и запустить персонал. Ну и конечно завоз основного: продуктов, уже готовых и сырых, и без сомнения алкоголя.

У меня даже неприятный холодок пошел по спине, когда я закончил обход будущего трактира. Одно дело размышлять в ночной тиши об открытии трактира и ресторана, и совершенно другое: реально начать работать.

В ресторане работы тоже идут полным ходом и Савелий уверен, что через две недели всё будет закончено. Остается конечно вагон и маленькая тележка дел во дворе и в саду, но тот же трактир можно смело открывать. А учитывая наступающую зиму, наружные работы удастся провести в этом году по минимуму. Хорошо если получится с ремонтом парадного въезда и площадкой для экипажей.

Заниматься сейчас проблемами ресторана и трактира у меня нет желания, но во-первых надо, а во-вторых, и это для меня намного важнее, оставшееся время до желанной встречи с Анной идет быстрее когда я чем-то занят.

Поэтому до позднего вечера я еще и еще смотрю как сделаны перепланировка и ремонт. Качество работ меня полностью устраивает и вполне удовлетворенный увиденным, я вернулся во флигель.

Вильям с Марией уже успели разобрать и разложить свои вещи и всё везде убрать, а Андрей приготовил мои апартаменты. Флигель сразу же приобрел жилой вид, чистенько, достаточно просто, но очень уютно.

Будущие калужские рестораторы накрыли небольшой праздничный стол чтобы отметить своё новоселье и это еще больше скоротало оставшееся время.

Спал я неожиданно без сновидений, очень глубоко и утром встал в отличнейшем настроении, полный сил, готовый свернуть горы.

Около девяти часов утра я подъехал к имению Анны. Её похоже ждали с минуты на минуты. Дворня бестолково суетилась во дворе.

Дворецкий хотел начать что-то мне объяснять, но в этот момент посланные вперед на дорогу мальчишки подняли шум и один из них вбежал во двор усадьбы.

– Идет, идет, барыня едет.

Анна явно не ожидала увидеть меня и растерялась, когда лакей открыл дверь кареты, а я подал ей руку. Её щеки вспыхнули румянцем смущения и я почувствовал как дрожит её рука, оперевшаяся на мою.

– Я рада вас видеть, Александр Георгиевич, – голос Анны звучал для меня как пение райских птиц и я был на седьмом небе от счастья видеть и слышать её.

Мои чувства были наверное написаны у меня на лице, потому что Анна еще больше смутилась и опустила глаза.

Весь день до самого вечера я провел в имении любимой женщины. В том, что это именно так у меня не было ни каких сомнений и думаю Анна без всяких слов это поняла.

Её чувства ко мне наверное были такими же. Анна краснела и бледнела, когда я несколько раз дотрагивался до её руки. Мы рассказывали друг другу о своих делах и планах, Анна рассказала мне о своей маленькой дочери, которая сейчас гостит у бабушки в имении под Москвой.

Когда я рассказал ей, что меня ждет поездка в Москву к Муравьевым, она предложила совместить приятное с полезным: поехать вместе. Анна собиралась забирать дочь и я с радостью согласился.

О своих планах освобождения брата я рассказал вскользь и мне показалось, что она этот момент как-то упустила, чему я был безмерно рад.

О своих планах использовать её непростые отношения с Самохватовым, а это она мне сказала когда о нем зашел разговор, я уже не то что забыл, но претворять их в жизнь не собирался.

Когда уезжая, я поцеловав её протянутую руку, поднял голову, то увидел сверкающие широко распахнутые глаза из которых на меня хлынул поток её желания и прочитал по её шевельнувшимся губам.

«Нет, прошу вас, не сегодня. Я еще не готова».

Трясясь в карете, я возвращался в Калугу. Все мои мысли были об Анне.

Внезапно обрушившееся как ураган или какое-то цунами чувство, пугало меня. Оно было сродни какому-то безумию.

Но я знал, что любовное безумие быстро пройдет и когда я через два дня опять приеду к ней, то это будет чувство взрослого пожившего человека, нашедшего свою вторую половину. А что это именно так у не было ни каких сомнений.

У Анны были срочные, не терпящие отлагательства коммерческие дела, по которым она ездила в Польшу и два последующих дня она должна полностью посвятить им.

Мне тоже надо срочно заниматься трактирными делами. Если немного поднапрячься, то его вполне можно открыть через три-четыре дня.

Но для этого будет надо совершить кучу всевозможных дел, главным из которых является набор персонала.

В общем зале нового калужского трактира будет шестьдесят посадочных мест и два отдельных кабинета. Главной изюминкой заведения будет большая барная стойка с шестью барными стульями и непривычно для нынешних времен широкой и длинной столещницей.

Бармен будет наливать алкоголь и желающим подавать бутерброды с беконом с сыром.

Я уверен, что это выстрелит и будет пользоваться огромным успехом.

Все же остальное будет обычным как во многих трактирах России. Те же привычные русскому человеку блюда на самый различный вкус и кошелек.

Простая деревянная мебель, но лавок не будет, только стулья. На стенах картины с пейзажами и сценами из народной жизни, а также рекламные вывески. Иконы в заведении где подносят не совсем уместны по моему мнению. Но против традиции идти нельзя и икона одна, но всего лишь одна, в красном месте.

Половых для начала будет четверо, а дальше как пойдут дела. Для развлечения посетителей будут бильярд и карты.

Меню обычное – русское. Здесь ни каких французских изысков, они будут в ресторане. Алкогольные напитки будут водка, пиво и медовуха. Возможно что будут и какие-нибудь вина.

Хотя на самом деле сейчас в России трудно провести грань между рестораном и трактиром. Это одно и тоже, ресторан просто высший разряд.

Главная проблема – кухня. Шеф-поваром на два заведения первое время будет Дуняша. Я её проэкзаменовал и согласился с Пелагеей, что она, несмотря на достаточно юный возраст, практически не уступает в мастерстве своему учителю.

Помогать ей будут Мария и четверка начинающих поваров: двое парней и две девицы, которых Пелагея специально готовила для этого.

Весь персонал из Сосновки. я долго сомневался стоит ли полностью набирать из своих крестьян, но потом решил, что да.

Первое время они все будут жить во флигеле. Места там достаточно для всех.

Вильям оказался таким молодцом, что я от изумления просто развел руки. Он не только контролировал процесс ремонта, но и выполнил всю подготовительную работу перед открытием трактира. Причем так качественно и быстро, что мне только оставалось принимать его отчеты о работе.

Открытие трактира было намечено на полдень седьмого октября.

А шестого, во второй половине дня, я поехал к Анне.

Я ужасно замерз и был голоден аки пес и Анна сразу же пригласила меня в столовую, где был накрыт стол естественно для двоих.

Поздний обед плавно перетек в ранний ужин и мы продолжали сидеть за столом, разговаривая обо всем и в то же время ни о чем.

Мне было просто приятно находиться рядом с этой прекрасной женщиной. Слушать её бархатистый голос и звонкий почти детский смех. Что она говорила мне было не важно. Главное было слышать и видеть её, вдыхать легкий аромат духов.

Когда в наступившем вечере Анна позвала дворецкого, я ни на мгновение не сомневался в том, какое распоряжение она сейчас отдаст.

Глаза дворецкого стали в буквальном смысле по полтиннику когда он услышал, что я остаюсь на ночь и мне надо приготовить одну из спален.

Спальня, в которой мне предстояло провести ночь была самой обычной. Уже оказавшись в постели я слышал далекий голос Анны отдававшей какие-то распоряжения.

Вскоре все стихло, я явственно услышал как слуги удалились слуги. А через несколько минут раздался характерный щелчок замка и тихо скрипнула дверь.

Я встал и взяв подсвечник с одной горящей свечой, осветил комнату.

В стене напротив своей постели я увидел приоткрывшуюся дверь. В закрытом состоянии её было совершенно не видно.

Я распахнул дверь и шагнул вперед. В тоже мгновение жаркие женские руки обвились вокруг моей шеи, а горячие губы наградили меня страстным поцелуем.

Разнообразие любовных ласок и утех обрушившихся на меня просто потрясло. Анна, истосковавшаяся по мужской ласке, была ненасытна и неутомима всю ночь. Я ожидал чего угодно, но не такого и был в полнейшем восторге.

Естественно я постарался не ударить в грязь лицом и соответствовать. Думаю, что у меня все получилось, по крайней мере ранним утром она сказала, что абсолютно счастлива как женщина.

Как бы мне не хотелось, но надо было спешить, чтобы не скомкать открытие трактира и еще в ранних утренних сумерках я уехал в Калугу.

Анна должна подъехать ближе в полудню или даже после.

В том, что открытие трактира пройдет по высшему разряду я не сомневался. Вильям зарекомендовал себя уже отличным управленцем и еще ни разу ни в чем не было проколов.

Я подъехал и со стороны оценил ситуацию. На мой взгляд всё готово и все готовы.

На новой массивной двери открывающегося заведения висит замок, а над ней – только что вывешенная, еще пахнущая краской вывеска. Вокруг уже собралась небольшая кучка любопытных. Все ждут главного действия.

К дверям трактира подходит нарядно одетый Вильям и седой, важный священник в ризе. В руках у него большая медная чаша со святой водой и кисточка-кропило.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… – раздается низкий, бархатный голос батюшки. Он окунает кропило в воду и начинает обход.

Сначала батюшка окропляет притолоку. «Чтобы лихой человек ноги не переступил, а добрый всегда желанным гостем был».

Затем уже растопленную русскую печь – душу трактира. Возле неё стоят Дуняша со своей командой, половые и бармен. Повара в белых фартуках, половые то же в белых рубахах, а бармен в придуманной мною униформе: укороченная до середины бедра черкеска, поверх неё специальный фартук с накладными карманами. Все почтительно кланяются. Батюшка кропит устье печи: «Чтобы жарко топилась, щи да каша не переводились!»

Затем подходит к барной стойке. Здесь происходит маленькая заминка. Ничего подобного батюшка еще не видел и он несколько минут внимательно все рассматривает: барные стулья, саму стойку и ряды выстроившихся за ней графинов с водкой, наливками, пивом и бутылей с закусками. Около блюда с нарезанным беконом батюшка опять задерживается, а затем всё окропляет еще раз: «Чтобы полные были да на радость людям шли!»

Следующие на очереди столы. Дубовые, еще не ободранные локтями посетителей. «Чтобы не пустовали, да разговоры честные здесь велись!»

Бильярд и карточные столы батюшка естественно обошел стороной.

Очередь доходит до отдельных «закрытых» кабинетов с бархатными диванами. «Для господ купцов, для бесед частных».

Затем батюшка поворачивается к Вильяму, кропит и его самого.

– На многая и благая лета! Успеха в праведном деле. Аминь.

Вильям протягивает батюшке небольшой серебряный поднос, который ему быстро подает Мария. На нем лежит одна единственная бумажка, сторублевая ассигнация. Теперь уже батюшка благодарит Вильяма. Он доволен подношением и не скрывает этого.

Торжественный момент настал. Вильям, красный от волнения, выносит из-за стойки огромный, медный самовар на блюде с расписными баранками. Ставит его на центральный стол – знак того, что заведение открыто и готово принимать гостей.

– Милости прошу, православные! Чайку откушать, беседу вести! – громко объявляет он.

Это самый ответственный момент для Вильяма: впервые публично что-то объявить по-русски.

Дверь распахивается настежь. Первыми заходят самые нетерпеливые – двое молодых мастеровых. За ними, осторожно обтирая ноги о медный скребок у двери, входит купец. Он снимает картуз, крестится на икону в красном углу и командует:

– Мальчик! Две порции селянки, огурчик соленый да полштофа беленькой! Поживее!

Слышится шипение самовара, звон посуды, первые сдержанные голоса. Воздух наполняется ароматами свежего хлеба, кислых щей и тминной водки.

Трактир ожил. Он открыт. Теперь он станет частью жизни Калуги – местом, где заключаются сделки, теряются состояния, передаются сплетни и рождаются настоящие истории.

Я оказался прав, после небольшой заминки почти все посетители осторожно пробуют неведомое блюдо: бутерброды с беконом и многие тут же повторяют.

Бутерброды с сыром то же идут, люди понимают что это такое и охотно берут их.

Через пару часов я понимаю, что затея с трактиром это десять баллов. Половые просто в мыле, на кухне сплошной аврал. Вильям давно уже покинул зал и трудится на кухне.

Гвоздем программы была яичница с беконом. Первым её распробовал купец. Яичницу ему предложил Вильям, сделав хитрый ход: блюдо за счет заведения если не понравится.

Блюдо не просто понравилось, купец его повторил. Глядя на него яичницу стали заказывать другие и пошло дело.

В сидел в дальнем углу трактира за отдельным столом и наблюдал за разворачивающимся действием. Половой мне то же принес яичницу и я с удовольствием её съел.

Я хочу дождаться дебюта еще одного блюда: салата «Оливье». Изначально я не хотел пускать его в трактире, но Дуняша попросила и я согласился. Оказывается это её любимое блюдо из показанных мною.

Вот какой-то чиновник просит у полового чего-нибудь особенного и юноша выносит ему порцию «Оливье».

Чиновник медленно дегустирует новинку, потом как в фильме, «что-то я не распробовал», и требует повторить.

Салат «Оливье» в Калуге то же зашел. Я встаю и выхожу из трактира и делаю это в самый раз: подъезжает Анна.

Дворянке, даже занимающейся купеческим делом, такие заведения посещать не камильфо.

Но охота пуще не воли, и дамы, конечно в сопровождении строгих мужчин на минутку заходят чтобы посмотреть на такую новинку.

Через вуаль разглядеть кто это затруднительно и мы с Анной смело заходим в трактир.

Она как и другие дамы, внимательно всё оглядела, особенно барную стойку со стульями и развернувшись вышла.

– А у тебя, Саша, есть деловая хватка, – говорит Анна когда мы медленно отъезжаем от трактира. – Это просто гениально, в таком месте сделать такое заведение, да еще и с такой изюминкой. Это просто гениально.

Оценка Анны вызывает у меня зуд в области лопаток, но я сдерживая свои эмоции и с легким полоном головы отвечаю:

– Спасибо, Анечка.

Мне очень хочется сейчас поехать с Анной, но она решает по другому.

– Нет, Саша, сделай как я тебя прошу. Для меня это очень важно, – отвечает она на мой немой вопрос. – Сегодня ты едешь к себе. Мне надо дней через пять быть в Москве. Заканчивай все свои неотложные дела, останавливай то, что можно остановить и через два дня едем в Первопрестольную, вместе.

Глава 15

Вильям-Вильгельм показал себя с самой положительной стороны и я могу смело поручить ему всё калужские дела. Тем более что пока здесь нет ничего сложного и очень серьезного.

Кроме трактира и будущего ресторана ему надо обеспечивать продажу бекона Саввой и контролировать его. Весь бекон из имения доставляется в трактир и Вильям уже сам полностью им распоряжается. Ему надо правда по заявкам Серафима еще будет дополнительно покупать в мясных рядах хорошую свинину.

В имении на мой взгляд проблем пока тоже нет. Пелагея, Степан и староста Сидор, я уверен, вполне справятся с делами в имении, которые пока идут своим чередом.

В случае острой необходимости им всегда поможет отец Петр. Я у него прямо спросил могу ли рассчитывать на его помощь и он ответил мне коротким «да».

Так что после полудня девятого октября я еду в Калугу, где сделаю короткую остановку. По крайней мере я на это очень рассчитываю.

Через два дня после обеда я поехал в Калугу. В Москву со мной едут Андрей и Пантелей.

В Калуге мы были засветло. Пантелей остался ночевать у Вильяма, а я с Андреем поехал к Анне.

На пороге гостиной я вижу широко раскрытые любимые глаза и падаю в них, понимая, что они бездонные.

«Саша, я так боялась, что прошлая наша ночь была всего лишь сном, и что ты не приедешь».

Я почти на яву слышу эти её слова и отвечаю.

«Нет, любимая, это не сон, а явь. И я приехал».

Мне здесь конечно всего двадцать один год, но я уже совсем не мальчик и в постели на самом деле почти ас, ну или по крайней мере учусь на него, но эта ночь любви с Анной была просто не что.

Она была неутомима и ненасытна. Её энергия, темперамент и сексуальные фантазии наверное могут поднять кого угодно, и что угодно, и из чего угодно. Любой гигант секса передо мною был этой ночью ребенком. Оказывается я на такие подвиги способен, что…

На рассвете, утомленная многочасовыми любовными ласками и утехами, Анна заснула, доверчиво прильнув ко мне своим горячим телом и положив свою прекрасную голову на мою грудь.

Я был счастлив. На моей груди спала моя половина, самая лучшая из женщин, которая счастлива от того, что ею обладают.

Она отдалась мне вся, полностью и без остатка, я обладаю её душой и телом.

И мне становится страшно. Внезапно я понимаю, что оказался на минном поле. Мины кругом. Любой неосторожный шаг погубит всех: и меня, и Анну, и моего брата. И только от моей персоны зависят их жизни, и что я не смогу жить без них.

Стоило мне пошевелиться, как Анна проснулась и улыбнулась мне счастливой уставшей улыбкой.

– Саша, неужели нам сегодня надо вставать и куда-то ехать?

Я ничего не ответил. У меня вообще не было желания не то, что куда-то ехать, а даже вставать с постели совсем не хотелось.

Не получив ответа, Анна изобразила готовность кулачком ударит меня в лоб. Я поймал её руку и как можно максимально нежно, поцеловал.

– Не подлизывайся и быстро уходи. Сейчас придет Луиза, а до поры до времени нас так, – Анна обвела рукой постель, – никто видеть не должен.

Наши сборы были не долги и после легкого завтрака, мы покинули имение Анны.

Мы едем в её дорожной двухсекционной карете. Её скорее можно назвать маленьким дилижансом.

Первая секция для господ. В ней с комфортом могут ехать двое взрослых и двое детей лет так до десяти.

Вторая секция грузо-пассажирская: она рассчитана на двух человек и часть багажа. Спереди кареты полузакрытое сидение для двоих человек и место для двух кучеров, которое имеет откидной верх.

Сзади на запятках может ехать еще один человек. Сверху большое открытое багажное отделение.

Анна всегда путешествовала в сопровождении минимум четырех человек: двадцатипятилетней горничной Луизы, тридцатилетних кучера Семена, секретаря камердинера Ивана и камердинера-стремянного двадцатисемилетнего Никанора.

Все они были её крепостными. Их верность обеспечивались еще и тем, что Анна, в отличии от многих других дворян-помещиков. разрешала своим дворовым людям иметь семьи, жизни и благополучие которых естественно зависели полностью от неё.

Мужики, сопровождавшие её, кроме всего прочего при необходимости обеспечивали и охрану. Они вооружены пистолетами и со слов Анны приличные фехтовальшики.

Самый ближний круг прислуги, в который входили еще дворецкий и экономка с кухаркой, были ей очень преданны. Это я понял сразу же и отметил для себя, что все они были люди семейные.

Луиза и Андрей расположились в грузопассажирском отделении, которое сообщалось с отделением для господ маленькой дверкой, а остальные четверо: трое мужиков Анны и Пантелей на местах впереди.

В карету запряжена четверка великолепных гнедых, которые производили впечатление сытых и сильных лошадей.

Пантелей ночевал у Вильяма и когда мы его забирали, то в трактир заходил один из доверенных приказчиков Самохватова.

Пока мы доехали до трактира, я понял что моя любовь в Калуге женщина известная. Почти каждый прилично одетый мужчина счел своим долгом поприветствовать её проезд: кто легким поклоном, кто снятым головным убором.

И это при том, что шторки на окнах кареты были полузадернуты и было совершенно не видно, кто сидит внутри.

Пантелей, перед тем как сесть рядом с кучером, подал мне записку Вильяма и самохватовский приказчик великолепно меня разглядел.

Анна это увидела и презрительно сложила свои прекрасные губки.

– Бедная Аглая Дмитриевна, еще один подлый удар от меня по её болезненному самолюбию.

Про Самохватова она упомянула до этого только однажды вскользь в первый день нашего знакомства. А про Аглаю ни разу. Я недоуменно посмотрел на на нее и Анна немного посвятила меня в свои взаимоотношения с купеческой дочерью.

– Эта мерзкая особа в своё время имела наглость вмешаться в мою семейную жизнь. Не знаю было ли у моего мужа что-то с ней или нет, я выяснять после его смерти не стала. Но знаю одно, что она виновница. После смерти мужа выяснилось, что его дела в полнейшем расстройстве. Я наверное скорее всего все бросила бы и уехала к матушке, но компаньонами были его брат и отец. Брат очень достойный человек. Самохватов, заглаживая вину дочери, скупил почти все долги мужа и ждал пока у меня появится возможность расплатиться с ним.

Но Аглая Дмитриевна не могла успокоиться и решила мне сделать очередную подлость. Один местный дворянин начал оказывать мне знаки внимания и даже имел какие-то виды на меня. Но на него оказалось имела виды и купеческая дочка. С чего она решила, что у неё есть какие-то шансы, не знаю. Он сделал мне предложение, но я отказала. Молодой человек был офицером и тут же уехал на Кавказ, где вскоре погиб.

Не знаю чего уж там наговорила Аглая, но свекор и деверь устроили мне страшный скандал. У свекра даже случился удар и он в результате почти отошел от дел. Брат мужа потом разобрался и извинился, но было уже поздно. Совместное дело, свекровь взявшая всё в свои руки, поделила. Со мной она отказывается общаться до сих пор и грозится лишить наследства мою дочь, если я выйду замуж. Но я в итоге оказалась на коне. Моя двоюродная сестра вышла за богатого новороссийского помещика, у которого большая хлебная торговля. Узнав о моих проблемах, он предложил мне торговать хлебом здесь и на северо-западе.

Аглаю наказала Соня. Здесь в Калуге от неё уж начали бегать все потенциальные женихи. Узнав, что она имеет наглость иметь виды на тебя, Соня решила вмешаться и первое о чем она попросила Чернова, была просьба поставить на место и Аглаю и её папашу. Ты был её последней надеждой и она с горя поехала с Самохватовым в Нижний, где я думаю утешится, её папаше есть кого там купить. В Нижнем ошивается много различных дворянских альфонсов.

Анна нежно взяла меня за руку, вероятно решив, что её рассказ, особенно в части видов Аглаи на мою персону, мне не очень приятен.

– Прости если тебе мой рассказ был не приятен. Но рано или поздно ты это все бы узнал и тогда…

Я долгим поцелуем не дал Анне договорить. А оторвавшись от её сладосахарных уст закончил:

– И тогда… Мне это абсолютно все равно. Мой железнейший жизненный принцип: если я по настоящему люблю женщину, то всё, подчеркиваю абсолютно всё, что было до меня не имеет значение. Она для меня единственный и главный друг, товарищ и брат. Соответственно и я ей. И у нас друг от друга нет никаких тайн.

Когда я закончил говорить, мне показалось что в карете воцарилась абсолютная тишина. Анна смотрела не меня такими глазами и с таким выражением, что я наверное оглох от её взгляда.

Через какое-то время она зарыдала и уткнулась мне в грудь.

Когда нельзя, но очень хочется – то можно. Всю дорогу до Москвы мы в карете занимались любовью. Делая это и в движении и на коротких остановках.

Что там по этому поводу думали наши слуги, нас не интересовало. Хотя конечно это было не камильфо. Представляю, что они думали, когда из кареты неслись вполне определенные достаточно громкие звуки.

Лошадей мы естественно не меняли, решив полностью совершить путешествие до Москвы на своих.

На последней почтовой станции перед Первопрестольной мы сделали самую большую останову, привели себя в порядок и переоделись.

У Анны был вид человека выполнившего тяжелую работу, заметив мой удивленный взгляд, она сунула мне зеркало и засмеялась.

Да, мой видок был еще тот. Синяки под глазами и запавшие щеки. Румянец во всю щеку, который появился у меня в результате жизни на природе и здорового образа жизни, исчез.

«Батенька, – подумал я. – Такие сексуальные подвиги вас до добра не доведут».

Анна вероятно поняла мою мысль и засмеявшись сказала:

– Ну это же будет не часто. Я была просто на седьмом небе. Никогда не думала, что такое возможно.

На этой почтовой станции мы расстались, договорившись о встречи через два дня в Москве, в гостинице отставного подполковника. Анна поехала к своей матушке, а я на образцовую ферму Московского общества сельского хозяйства в Бутырках.

Ферма была расположена прямо за Бутырской заставой Москвы и она была наглядной демонстрацией роли личности в истории.

После смерти профессора Павлова и особенно Николая Николаевича Муравьева, для фермы началась черная полоса. Она конечно продолжает работать, но без муравьевских денег за несколько недель сразу же захирело КРС-ное отделение, мотором деятельности которого был покойный генерал.

Его трое старших сыновей служат, успешно продвигаясь на государственных постах, четвертый сын ученый и писатель. Так что заканчивать дела отца выпало на долю младшего сына Сергея.

Когда я приехал, почти все поголовье уже было продано, от былого молочного стада на ферме почти ничего не осталось. Но обещанные мне три коровы и два быка, ждали меня.

Один из них был хорош. По всем признакам этот бычара должен стать рекордистом, от него уже был получен приплод, который начал давать молоко…

Сергей Николаевич пригласил меня на обед. Он определенно чувствовал себя не в своей тарелке и попытался объяснить мне почему так все произошло.

– Ферма в Бутырках держалась исключительно на энтузиазме и деньгах нашего батюшки. Интересы моих братья, да и мои тоже, если вы, сударь, заметили, лежат немного в других областях. Да и наши финансы оказались не в столь блестящем состоянии, чтобы продолжать содержать ферму, – Сергей Николаевич явно нервничал.

Ему было вероятно крайне неприятно объяснять почему ни он, ни братья, не желают продолжать дело отца.

– Поэтому мы вынуждены были продать почти всё поголовье. Пантелей Петров последние годы был одним из ближайших помощников Николай Николаевича и я естественно не могу отказать в его просьбе, – улыбка тронула губы младшего Муравьева. – Не знаю чем вы, сударь, его так очаровали, но лично мне будет приятно если дело нашего батюшки будет продолжено. Поэтому я продаю вам Кудряша. Это последнее время был любимый бык батюшки. Он на него возлагал большие надежды.

За трех коров и двух быков я выложил триста рублей. это сейчас бешеные деньги, обычная корова идет самое большое рублей за пятнадцать. Со слов Пантелея купленные коровы давали в пересчете на знакомые мне литры по пять-шесть тысяч в год. Все три были третьим отелом и стельные.

Бык Кудряш Пантелея приветствовал радостным гулом и маханием головы. Но когда Пантелей подошел он успокоился, дал погладить себя и взял у человека краюху хлеба.

Пантелей же от радости прослезился. И все ни как не мог отойти от быка.

– Пойдет дело, пойдет, – приговаривал он, гладя бычью морду.

Я конечно не суперспециалист в молочном деле, но считал, что это вполне достойный результат, коровы почти в самом соку и принесут еще не один приплод.

Все время моего нынешнего визита в Бутырки, я ломал себе голову, когда Пантелей сумел разглядеть во мне продолжателя дела Муравьева.

Я даже не мог вспомнить его во время моего первого визита в Бутырки, что собственно было и не мудрено. Моя голова была занята другим после беседы с отставным подполковником и все что было в тот день, я вспоминал как в каком-то тумане.

За сотню рублей Пантелей должен организовать перевозку моего приобретения в Сосновку, а я, поблагодарив за любезность Сергея Николаевича, направился к господину отставному подполковнику.

Он похоже ждал моего приезда и при том на той же лавочке в сквере.

– Я вас, сударь, жду уже несколько дней, – сказал Василий Николаевич вместо ответа на моё приветствие. – У меня для вас и плохие и хорошие новости. С чего прикажите начинать?

Отставной полковник неожиданно зло прищурился и начал буравить меня своим пронзительным взглядом. Я реально ощутил как его колючие глаза буквально впились в меня.

– С плохих естественно, Василий Николаевич, – не раздумывая ответил я.

– Это правильно, я тоже так предпочитаю, – удовлетворенно кивнул головой мой собеседник. – Ну так вот. Шансов выкупить вашего брата на самом деле нет, как и всех других офицеров. Причину такого интереса этого турка к русским офицерам, в ближайшее время выяснить не удастся, если вообще это возможно. Для этого надо его просто захватить в плен. Что, сударь, сами понимаете, – отставной подполковник развел руками.

Я решил не задавать вопросов и терпеливо ждать пока отставной подполковник выскажется.

Он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня, вероятно ожидая от меня какой-то реакции на свои слова. Не дождавшись, отставной подполковник довольно хмыкнул и продолжил.

– Плохого больше ничего нет. Остальное на мой взгляд вполне приемлемо. Этот турок кость в горле у наибов Шамиля, даже сам имам недоволен им. Он ведет себя так, как хозяин в горах, нарушая при этом так называемые законы гор.

Отставной подполковник ехидно ухмыльнулся, видимо будучи не очень высокого мнения об этих пресловутых законах гор.