Текст книги "Цена светлой крови"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Винтокрылы приближались, следуя над полосой торосов, и Дженнак прикинул, что караван успеет добраться только до середины пролива. Пока их не разглядели, но разглядят; темнота не помеха для радаров, а снега на ледяной поверхности немного, в него не закопаешься. К тому же взошла луна, и замерзшее море засеребрилось словно тусклое, подернутое патиной зеркало. Берег Азайи был еще не виден, но Дженнаку казалось, что вдали переливается и мерцает светлое зарево. Возможно, то сияли купола над городом? Или созвездия прожекторов, освещавших стартовую площадку?..

Тайонельские машины вдруг изменили курс, отвернув чуть дальше от земли. Заметили, понял Дженнак, но видят еще не в оптике, а на экранах локаторов. Пора было подумать о защите. В нартах лежали две снаряженные ракетами трубы, у Аранны был карабин, у остальных, включая самого Дженнака, ручные лучеметы. Мощное оружие, но для рукопашной схватки, а не против боевых машин – на расстоянии сотни шагов луч рассеивался в воздухе и не мог пробить даже тонкую броню.

Дженнак остановил нарты, повернулся к Айчени и сказал:

– Проси помощи, чакчан.

Она кивнула, сняла прицепленный к наушнику шарик микрофона и торопливо забормотала на россайнеком. Дженнак поднял трубу ракетомета, пристроил ее на плече. Подошли спутники, все шестеро, и окружили его. Сыновья Зимы были спокойны, на лицах остальных читалась тревога.

– Выследили нас? – спросил Ират.

– Да. Десять машин, легкие винтокрылы. Или положат на лед и заставят ждать Охотников, или расстреляют. Точно не могу сказать.

В тишине слышалось лишь тяжелое дыхание собак. Люди молчали п посматривали на небо, но кроме луны и звезд там не было ничего.

– Приказывай, вождь, – наконец промолвил Два Очага.

– Кто погибнет рядом с тобой и Дочерью Солнца, то г улетит во тьму на крыльях Матери Совы, – добавил Клык Рыси.

– Попытаемся сделать так, чтобы никто не погиб. – Взгляд Дженнака обратился к Чени. – С ракетодрома нас уже видят, милая? Обещают помощь?

– Да, мой сахем. Скоро, совсем скоро... – Она слушала голос, что-то бормотавший в наушниках. – Батаб Канич связался с Никлесом, и теперь у них все бегают и суетятся, как стая керравао над кучей зерна... К нам кого-то отправили... кого-то или что-то.

– Что нам делать, тар Джумин? – спросил Араниа.

– Оставить упряжки, разойтись и лечь на лед. Если откроют стрельбу, цель не должна быть кучной. И помните: из лучемета нельзя поразить винтокрыл издалека, ни снизу, ни с боков. Стреляйте по кабинам, это хотя бы ослепит пилотов. Если машины опустятся низко, режьте винты. Рикар, у тебя самое грозное наше оружие, не считая вот этого, – Дженнак покачал трубу. – Не хочешь мне его оставить и взять лучемет?

– Я попаду в глаз ягуара с двухсот шагов, – буркнул историк. – А лучемет... в руках не держал эту штуку, милостивый тар.

– Хорошо. Расходимся!

– Собачек жаль. Помереть собачки, – произнес Амус и покатился резво в сторону меховым шариком. Остальные бросились подальше от упряжек, и Дженнак подумал, что в сумраке не слишком они заметны в серых своих одеждах из оленьих и волчьих шкур. Не заметны, пока не выстрелят... Он покосился на Айчени и сказал:

– Иди, чакчан, ложись ничком и не вздумай стрелять. Набрось капюшон. Твои волосы черны и блестят в лунном свете.

– Повинуюсь, мой вождь. – Она вдруг бесшабашно улыбнулась. – Ты ведь спокоен, милый? Знаешь, что ничего плохого с нами не случится?

– Иди! – Он поднял Чени из саней. – И скажи этому Каничу: давший быстро дает вдвое!

С юга уже накатывался ровный мощный гул. Не прошло и двадцати вздохов, как Дженнак увидел яркие снопы света, будто лизавшие лед; они плавно поворачивались туда-сюда, и за ними, невидимые, но смертоносные, двигались стволы метателей. Головная машина была уже в тысяче локтей от него, он мог ее сбить и знал, что не промахнется, но стрелять первым не хотелось. Вполне возможно, их собираются лишь задержать – разглядят, прикажут не двигаться, что и будет сделано, а там и помощь подоспеет. Какой бы она ни оказалось, это будет что-то внушительное, что-то такое, что отобьет у тайонельцев охоту к драке. Развернутся они и улетят – без жертв и без иных потерь, кроме ущемленной гордости... Но хоть не желал Дженнак убивать, предвидение подсказывало иное.

Луч прожектора упал на сани и сбившихся в кучу собак, и сразу рявкнули метатели. Одна очередь взрыхлила лед в стороне, другая прошла в трех шагах от Дженнака; взвизгнул раненый пес, пули с глухим стуком ударили в нарты, разбивая в щепки сухое дерево. Целились явно в него, но с изрядной высоты. Машина пошла на снижение, однако достать ее из лучемета все же не удалось бы – помнил пилот о сгоревшей Танранте и рисковать не хотел. Дженнак, решив бить наверняка, вскинул тяжелую трубу, пробормотал: «Кто принес огонь, того огонь и сожрет...» – и дернул спуск. Отдача была сильной, но он устоял на ногах, отшвырнул разряженное оружие и, схватив второй ракетомег, ринулся в темноту, перепрыгивая через нарты и скуливших собак.

В небе вспыхнул огненный клубок, вниз посыпались обломки лопастей и шасси, затем объятая пламенем машина рухнула на лед, проломила его тонкую корку и исчезла в воде. Темная полынья начала расширяться, от нее побежали трещины, и на мгновение Дженнака охватил ужас. Кого поглотит океан? Айчени? Сыновей Зимы? Ирата, Амуса, Логра или Аранну?..

Но они были живы. Вспыхнули пять лучей, грохнул выстрел из карабина, и Дженнак увидел, как одна из машин стала кувыркаться в воздухе. В ответ полетели ракеты. Очевидно, тайонельцы не ждали такого яростного сопротивления, и лучи действительно слепили их – прицел был неточен, и десяток снарядов ударил о лед. Взрывы разворотили его в мелкую крошку, и теперь сбившихся кучей собак, Дженнака и его товарищей окружала черная холодная вода. Они очутились на льдине – правда, довольно большой.

Восемь винтокрылов промчались в вышине едва заметными тенями и начали разворачиваться. Девятый летел неуверенно – то ли пилот был ранен, то ли пуля Рикара перебила маневровые тяги. Его «чилат» опять загрохотал, но вспышки выстрелов быстро перемещались – хоть Аранна не был военным человеком, однако сообразил, что стоит менять позицию. Последняя машина клюнула носом, пошла вниз, ударилась о ледяную поверхность, и скрежет металла смешался с оглушительным треском ломавшегося льда.

Остальные аппараты снова надвигались на Дженнака, летели на высоте сотни с лишним длин копья, где их не достанешь лучеметом. Пули метателей буравили лед, и Дженнак внезапно услышал хрип смертельно раненого существа. Собака, догадался он и выпустил ракету. Она прошила винтокрыл от днища до несущего винта и взорвалась над кабиной; клочья обшивки закружились в воздухе, один из обломков задел лопасти другого аппарата, и тому пришлось снизиться. Пять тонких ярких лучей тут же поймали его, сошлись на пропеллерной стойке и отсекли ее от корпуса. Взрыва, однако, не случилось – по пологой дуге машина ринулась вниз и исчезла под водой.

Четвертая, отсчитал Дженнак, стараясь уйти от света прожекторов. Это было больше, чем он рассчитывал, но запас ракет иссяк, а лучеметы и карабин – не слишком грозное оружие против уцелевших винтокрылов. Льдина дрожала и покачивалась под его ногами, ее поверхность пересекали трещины, и где-то во тьме, на краях зыбкого ледяного плота, лежали Айчени и его товарищи. Правда, он выиграл время – не зная, сколько у него боеприпасов, тайонельские пилоты взмыли вверх и прошли над льдиной слишком высоко для прицельной стрельбы. Но недостатка в ракетах они не испытывали, так что могли перемолоть льды в ледовую кашу и утопить беглецов.

«Если нас желают спасти, то теперь самое время», – подумал Дженнак, оглядывая темные небеса. Но там, под луной и звездами, висели только тайонельские машины, шесть готовых к атаке неясных призраков.

– Чени! – выкрикнул он. – Слышишь меня, чакчан? Слышишь?

– Да-а-а! – долетело сквозь треск крошившейся льдины.

– Что Канич? Что он говорит? Где его люди?

– Зде-е-есь! Уже зде-е-есь! – послышалось из темноты. – Вни-и-изу!

Внизу! Дженнак внезапно ощутил, как под ним, в холодных морских глубинах, перемещается нечто огромное, массивное, подобное чудовищному скату в непроницаемой броне. Эта тварь быстро поднималась к поверхности, и ледяное крошево в полыньях уже начало кружиться в струях невидимого водоворота.

Тайонельские машины, завершив боевой разворот, мчались прямо на него. Он поднял пустую трубу ракетомета и сделал вид, что целится. Это их не остановило. В гневе Дженнак погрозил своим бесполезным оружием, отбросил его и раскинул руки с обращенными вверх ладонями. Поза молитвы, в которой призывают мощь богов, Потрясателя Мира Тайонела и Сеннама, Владыки Бурь, Ветров и Морской Пучины... Тайо– нельцы наверняка его видели – свет прожекторов падал на фигуру Дженнака, и его тень, огромная, густая, длинная, тянулась через всю льдину.

– Хорошее чудо то, что случается вовремя, – пробормотал он, вскидывая руки к небесам.

Словно повинуясь этому жесту, с оглушительным грохотом раздался лед, и на поверхность всплыло стальное чудище. Свет луны и звезд играл на полированной обшивке, ледяные глыбы скатывались с округлого корпуса, стволы лучеметов и ракетных установок шевелились словно плавники, и на выпуклом щите рубки сияла золотая вампа Сайберна, тигр с раскрытой клыкастой пастью. Лед снова треснул под напором брони – из океанской! пучины поднялся второй подводный дредноут. Льдина под ногами Дженнака ходила ходуном, мелкие волны захлестывали ее, псы метались в ужасе и выли. Сноп синеватых молний ударил вверх, преграждая путь тайонельским машинам; зашипел воздух, хлынули струи дождя, и показалось, что залп излучателей сорвет с небосвода луну и погасит звезды.

– Ко мне! – позвал Дженнак товарищей. – Идите ко мне!

Его спутники бросились к упряжкам – здесь, в центре льдины, было сейчас безопаснее. Рикар стирал кровь со лба, Клык Рыси поддерживал левой рукой правую – ему прострелили предплечье. Ират отыскал свою сумку, занялся ранеными, Айчени помогала ему. Два Очага и Амус успокаивали собак, обрезали постромки, оттаскивали разбитые нарты. Псам досталось крепко; четверо были мертвы и еще с десяток задели пули и осколки.

Шесть уцелевших винтокрылов повернули на юг. Дредноуты больше не стреляли; видимо, уничтожение тайонельцев в их планы не входило. Темные и молчаливые, они застыли по обе стороны льдины – два стража, поднявшиеся из морских глубин.

Кадиани, поглядев на корабли, спросил:

– Они отвезут нас на берег? К городу, что около ракетодрома?

– Не думаю, – произнес Джеинак, тоже рассматривая дредноуты. – Для таких судов нужны особые причалы, к городу им не подойти. Доберемся сами.

Их льдина медленно дрейфовала в темной воде, пока не ткнулась в кромку ледового поля. Сыновья Зимы осторожно перевели собак через трещину, перетащили нарты.

– Берег близко, вождь, – сказал Два Очага. – Едем?

Дженпак кивнул и оглянулся. Подводные корабли неторопливо опускались в глубину, по их палубам гуляли мелкие волны, облизывали золотые тигриные морды холодными языками. Несколько вздохов, и вода сомкнулась над ними, но Дженпак все еще ощущал их движение, тепло генераторов и сотен человеческих тел; не мертвые груды железа плыли под льдом, но творения мудрого разума и искусных рук.

Он прошептал молитву и повернулся к берегу, где были уже видны сияющие городские купола.

– Вперед! Тайонел и Сеннам явили милость, и не оставят нас! Вперед!

* * *

Вечером этого дня Дженнак сидел на каменной скамье во дворике гостевого хогана, под куполом, чей свет не угасал даже в ночную пору. Он был в легкой одежде, и его овевали теплые, пахнущие цветами воздушные потоки. В городке царила вечная весна, Месяц Молодых Листьев; подходящее сезон для людей, не видевших солнца половину года, для тех, чьи лица обжигал холодный ветер на стартовых площадках. Здесь, под куполами, цвели жасмин и сирень, а над головой Джецнака сплетали ветви розовый дуб и два каштана с россайнской равнины. Меж ними, в маленьком водоеме, плавали разноцветные рыбки и радовала взор огромная чаша белого лотоса.

День прошел в хлопотах, к которым относились необходимые объяснения, представленные батабу Каничу, просмотр записей со спутника, фиксировавших атаку боевых тайонельских машин, и составление документов с претензиями Джумина Поло (он же – Джен Джакарра) к вождям Федерации и персонально к лорду Суа, советнику Тропы Мудрейших. Эти материалы были отосланы в Роскву, но ход им полагалось дать лишь в том случае, если в Тайонеле вспомнят о схватке с воинами Спящего с Ножом или о погибших над проливом винтокрылах. Были, однако, и приятные моменты: ванна с горячей водой, чистая одежда, сытная еда и мягкая постель, в которой, утомленная дорогой, сейчас дремала Чени. Кроме житейских радостей и официальных действий Дженнак успел связаться с братом Никлесом и Оро Неварой. Никлес грозился послать в Тайонел лазутчиков, выкрасть Суа и бросить его и бассейн с кайманами, как поступали в старину; пришлось ему напомнить, что кайманы сохранились лишь в рардинских джунглях и вывоз их в другие земли запрещен. Что до Невары, тот все еще гостил у Сыновей Зимы, охотился на соболей и белок, ел с вождем лосятину и сыпал монеты в карманы тайонельских офицеров и чиновников. Дважды они являлись в стойбище, но доказать ничего не смогли; зато уезжали отягощенными аситским серебром.

Так прошел день, и теперь Дженнак отдыхал, иногда бросая взгляд на окна окружавшего дворик строения. В его покоях и в комнатах Амуса, Ирата и Аранны было темно, но у Кадиани свет все еще горел и на плотной занавеске временами мелькали тени; похоже, Логр не мог успокоиться после перенесенных испытаний. Что не удивительно – из четырех друзей Джумина Поло он был самым непривычным к странетвиям в снежной пустыне, битвам и смертельному риску. Но это уже позади, подумал Дженнак, вдыхая запахи свежей листвы и цветущего жасмина.

Миновал пятнадцатый всплеск, и сияние купола, знаменуя приход ночи, слегка померкло. Тени поддеревьями сгустились, лотос в водоеме сомкнул лепестки, и Дженнак, будто следуя его примеру, тоже закрыл глаза. Тьма Чак Мооль покорно растаяла перед ним, но тут же вспыхнули яркие краски вечерней зари, поднялись закованные в лед вершины, повис над изломанным горизонтом солнечный диск с протянувшимися в обе стороны алыми крыльями. Он был в Небесных Горах, самом огромном и самом пустынном заповеднике планеты, в краю, где дорогу в людское поселение встретишь нечасто, где настоящими владыками гор, ущелий и воздушных пространетв были орлы и снежные барсы. На склоне ближней горы, у границы льдов, прилепился карниз, укрепленный бетонными балками, ровная площадка в сорок длин копья; посередине нее стоял небольшой двухэтажный хоган со смотровой башенкой, от него тянулась по склону тропа, сейчас засыпанная снегом.

«Снежный лепесток»... так назвала его Айчени... Сердце Дженнака сжалось и не сразу обрело привычный ритм. «Снежный лепесток», их горное убежище! Большую часть времени они жили в Шанхо, но город рос как пена на молодом вине, поглотив сначала первое их поместье, а затем и второе, так что в двадцатом веке пришлось обустраиваться заново, уже в трети соколиного полета от городской черты. Там воздвиглось их новое жилище, достойное рода Джакарры: большой особняк, гостевые хоганы, гаражи, конюшни, яхтенный причал, парк с цветниками и плодовыми деревьями и целый поселок для служителей. Обширное хозяйство, много народа, и всем известно, где обитает Кайн Джакарра... Временами это утомляло. И Дженнак построил хоган в Небесных Горах, в той их части, что граничила с Хингом и считалась самой живописной и величественной. Материалы и работников перевозили по воздуху, и обошелся скромный хоган в целое состояние, но тишина, покой и красоты природы стоили дороже. «Снежный лепесток», их белый дом среди белых снегов...

Снега было много. Разглядывая свое горное убежище, Дженнах понял, что снег копился годами, засыпав дом до уровня второго этажа. Сорок с лишним лет здесь не ступала нога человека, да и орлам с барсами делать ту т было нечего – на такой высоте не водились даже мыши, не говоря уж о куропатках и горных козах. Мысленно он пожелал приблизиться к дому и, выполнив это, убедился, что ставни плотно закрыты, смотровая башня не потерпела ущерба, и антенна связи со спутником цела, только покосилась. Он мог хоть сейчас садиться в винтокрыл и лететь в Небесные Горы.

– Последний долг... – прошептал Дженнак, собираясь переместиться в место более далекое, тоже лежавшее в горах, но на другом континенте. Пришла пора навестить Орха и Че Чантара – ведь столько лет они не имели о нем никаких сведений! Хотя, возможно, поддерживали связь с Неварой и Айчепн... Надо расспросить ее об этом, мелькнула мысль. Впрочем, время в Чапко течет медленно, там все неизменно и постоянно; может быть, четыре десятилетия показались двум затворникам четырьмя годами. К тому же Че Чантар был так уверен в неуязвимости младшего родича! Гораздо больше, чем сам Дженнак.

Он потянулся к Стране Гор. по тут же отдернул свой ментальный щуп, почувствовав чье-то присутствие. Веки Дженнака приподнялись, и он увидел затылок Кадиани. Логр стоял на коленях у eгo ног – в древней позе преступника, который должен выслушать приговор: лоб и ладони прижаты к земле, спина согнута, плечи опущены. Кажется, он плакал.

Поднимись, – сказал Дженнак, коснувшись его плеча. – Встань, друг мой.

Хотел бы я быть твоим другом, – глухо пробормотал Кадиани, – хотел бы! Но я предатель, а не друг. И ты это знаешь!

Я знаю вот что: ты, рискуя жизнью, вынес меня из темницы в Тайранте. Ты был мне верным спутником, и прошлой ночью сражался рядом со мной. И все эти годы в Куате ты тоже был рядом... Это я знаю! Нет на тебе вины, Логр, а если и была, то ты ее искупил.

– Нельзя искупить вину без наказания, мой свстлорожденный господин. – Голос Кадиани по-прежнему дрожал и прерывался.

– Разве наш путь не был тяжел? – промолвил Дженнак. – Разве не страдали мы от усталости и холода? Разве не стреляли в нас? И разве чуть не поглотили тебя и меня морские воды? Считай это возмездием за свой проступок, поднимись и больше не говори о нем.

Но Кадиани с колен не поднялся.

– Все делили с тобой тяжелый путь, все страдали от усталости и холода, все стояли под пулями тайонельцев... Амус, Ират, Рикар... А ведь они тебя не предавали! Они твои друзья, не я! И не будет мне прощения, пока ты меня не накажешь!

– Ты просишь об этом?

– Да. Да!

Дженнак задумался. Было ему понятно, что не с ним говорит сейчас Кадиани, а с собственной совестью, и что занесена над Логром рука богов: не накажешь его, он сам себе назначит кару, и будет она суровой. Существовали боги или нет, являлись реальностью или людским измышлением – спорный вопрос, но их мощь и сила не были иллюзией. Их заветы чтили два тысячелетия – вполне достаточный срок, чтобы, осознав вину, виноватый сам просил о наказании. Ибо сказано в Святых Книгах: изменник и лгун, нарушивший слово, пойдет в Чак Мооль с хвостом скунеа в зубах... И еще сказано: если страдает невинный, кровь его падет на голову мучителя... И, вспомнив эти слова, Дженнак подумал, что Хотокан и Чингара, двое его обидчиков, уже мертвы, а Суа, надо полагать, не заживется. Боги не мстительны, но за свершенное мстит себе сам человек.

– Ты желаешь наказания? Хорошо! – произнес он. – Я собираюсь в место, далекое отсюда, и хоть нет там никаких опасностей, но поработать придется. Ждут меня тайное дело и тяжелый труд, так что нужна мне помощь. Встань, Логр, не пачкай лицо в пыли. Ты мой помощник.

Кадиани поднял голову и впервые заглянул в лицо Дженна– ку. Потом спросил:

– Есть ли лучший для тебя помощник в тайном деле, чем тари Айчени.твоя супруга? И общество такой красавицы наверняка приятнее, чем мое.

Дженнак рассмеялся.

– Ты лукавец и льстец, друг мой! Но я сказал, что кроме тайного дела будет еще тяжелый труд. Разве женщина может откопать из-под снега целый дом? Запустить генератор, принести дров, затопить камин, залезть на скользкую крышу и укрепить антенну? Нет, Логр, тут нужны мужские руки! И большая, очень большая лопата!

– Шутишь, тар?

– Отнюдь. – Дженнак заставил Кадиани сесть рядом на скамейку. – Ты ведь еще не забыл про Завещание Джакарры? Тайна, интересующая многих... в их числе Кирид О’Таха и Суа Холодный Дождь... А ты узнаешь первым, я обещаю! Узнаешь п выполнишь порученное мной. Договорились?

Глаза Кадиани вспыхнули.

– Это не наказание, эго подарок!

– Когда станет ломить спину и задрожат колени, ты скажешь другое.

Кадиани склонил голову.

– Повинуюсь твоей воле, тар. – Затем, помолчав в нерешительности, он произнес: – Прости мое любопытство... Этот код, ключ, пароль... в общем, то, чего от тебя домогались... это ведь не цифровая последовательность и не какое-то слово, а нечто более сложное?..

– Да. – Взор Дженнака затуманился. – Когда-то... очень, очень давно... одна девушка шепнула мне... невозможно забыть ни голос ее, ни сказанное ею... Ты ведь понимаешь одиссарский, Логр? – Дождавшись кивка Кадиани, он промолвил: – Кто шепнет тебе слова любви... Кто будет стеречь твой сон... Кто исцелит твои раны... Кто убережет от предательства... Так она говорила! Я помню, будто случилось это вчера...

– У такого ключа может быть только один хозяин, – кивнул Кадиани. – Мне так и казалось... казалось, что тайна не в цифрах и буквах, а в тебе самом. Кто мог вообразить подобное?.. Лишь человек, для которого эти слова исполнены смысла... – Привычным жестом Логр огладил бородку. – Значит, если войти в Сплетение и дать этот пароль, то...

–... ничего не произойдет, ровным счетом ничего, – сказан Дженнак. – Кодовые слова должны быть посланы с мелга, что находится в доме, засыпанном снегами. Тем снегом, который ты будешь разгребать в наказание.

Видимо, назначенная кара сняла груз с сердца Кадиани. Он повеселел, на глазах обретая прежнюю энергию и живость, заерзал на скамейке, вцепился в бороду и произнес:

– Твое доверие, тар Джумпн, дороже всех сокровищ Кайна Джакарры... Однако что за богатства им – или тобой? – припрятаны? Не верится мне в сундуки, полные золота или, положим, лизирских алмазов... И Кирид О’Таха об этом не думал, а опасался чего-то другого. Клады – это для недоумков, что шарят в Южных Льдах и перекапывают острова в Океане Заката. Ведь так?

– Так, – согласился Дженнак. – Ничего не спрятано на островах и в Южных Льдах, и ключ, что хранится в Сплетении, не к сундуку, а совсем к другим замкам. К каким, скоро узнаешь.

Логр кивнул и долго сидел в молчании, посматривая то на темные окна, что выходили во двор, то на купол, защищавший их от мрака и холода. Потом задумчиво произнес:

– Я говорил с воином Два Очага, правившим моими нартами. Знаешь, тар Джумин, у него две жены, семь сыновей, сестра и младшие братья... А у меня – никого! Женщин было множество, но не разу я не слышал слов, что сказала тебе та девушка – слов, что запомнились бы на всю жизнь, даже такую короткую, как у меня... Что с ней случилось, тар?

– Она погибла, – ответил Дженнак. – Ушла в Чак Мооль, а вместе с нею сердце мое покинула радость. На долгие, долгие годы...

* * *

Суа Холодный Дождь возвращался в Накаму на присланном за ним винтокрыле. В пепелище Тайранты уже копошилась команда воинских строителей, работники растаскивали бревна, резали железные конетрукции, выносили на снег мертвые тела. Суа не стал дожидаться погребения. Без него Хотокана, Чинтару и их людей возложат на костры, пропоют Прощальные Гимны и, под залп метателей, опустят прах в мерзлую землю. Такова судьба воина: вот он красуется в ремнях и вампах, звенит оружием-н монетами, а вот тело его – в огне, и звучит над убитым песня прощания... Суа не сожалел об этих людях; как могли, они исполнили свой долг. Не их вина, что у лизирских жаб оказалось больше силы, больше снарядов, больше боевых машин...

Вспоминая об этом налете, Суа ощущал холодный гнев. Бесплодное чувство; не затевать же войну с державой в другом полушарии! Можно разнести лизирскпе базы на островах в Океане Заката, но это мелкая месть и повод к большим неприятностям. В конце концов, Федерация начала первой, уничтожив лизирский эскорт Джумина Поло! Так что Тайранта – воздаяние, кара богов, после которой все полагается забыть. Надо утихомирить гнев и сделать что положено: обменяться заверениями в вечной дружбе, преподнести властям Лизира что-нибудь ценное и принять от них ответный дар. Скажем, лизирские бриллианты в обмен на тайонельских соболей...

Но это – дело Шишибойна и Совета. Им жить, им улаживать конфликты и объясняться с третьей стороной, с ОТА, Чиканной, Асатлом и прочими странами. Собственная участь Суа была предрешена, и не виделось в ней ничего, кроме перьев цвета ночи. О черных перьях думал Холодный Дождь, читая донесение пилотов, вернувшихся с пролива, тех, что пытались убить недавнего пленника. Он, вероятно, вспомнил все, и в мире тоже о нем не забыли – по единому жесту поднялись из глубин корабли, напоминая, кто богам угоден, а у кого сетанна в плесени и дырах. Такой отплатит страшной карой за обиду, ведь он не божество, не милостивый Арсолан, он из сынов человеческих, а те не прощают оскорблений... Так что Суа был готов к возмездию и лишь прикидывал в мрачных своих думах, на кого оно падет и чем обернется. Если его постигнет кара – что ж, в том будет меньшее из зол! Останутся семья, и род, и Клан, и обретенные предками богатства, а значит, власть... Но стоит ли надеяться на это? Даже на полвздоха он не сомневался, что бывший пленник – кем бы он ни был, братом Никлеса Джумы или родичем Кайна Джакарры, – сможет, коль ему захочется, уничтожить любого из земных властителей, истребить его семью, сжечь достояние, а пепел развеять на семи ветрах. Могущественный человек! Опасный!

И совсем уж горькими были мысли Суа, когда он думал о своей стране. Пусть погибнут его род и Клан, пусть расточится богатство, пусть исчезнет власть, пусть пойдет он в Чак Мооль по горячим углям, дорогой страданий! Пусть за все ему воздастся, лишь бы стояла тайонельская держава! Он так и не вызнал, чем грозит ей это проклятое Завещание... Кайн Джакарра хоть и был чудаком, но не питал неприязни к Тайонелу, Лизиру или любой другой стране и в дела их не входил – во всяком случае, покойный Хотокан следов вмешательства не обнаружил. Наследник будет не таким. Нет у него причины любить тайонельцев – не больше, чем лизирских жаб! Возможно, Бихара ему не по сердцу, и Россайнел, и вся Риканна... Но эго плохое утешение, решил Холодный Дождь. В одной лодке сидим, а кто ею правит? Кто будет править – не сегодня, так завтра?.. И чем обернется то правление?..

Страх и неуверенность терзали Суа, и сделал он то, чего не делал много лет – принялся молиться. Ибо у кого просить совета смятенной душе? Лишь у богов, что обладают бессмертием, силой и мудростью.

Глава 11

Небесные Горы, хоган «Снежный лепесток».

Снега было выше головы. Потоки воздуха от винтов подняли целую бурю, но справились лишь с недавними снегами; те, что легли двадцать, тридцать, сорок лет назад, чуть просели под тяжестью машины, но не одна снежника не взлетела вверх. Убедившись, что винтокрыл стоит надежно и не провалится, Дженнак выключил двигатель и полез из кабины. Вслед за ним Кадиани тоже спрыгнул на плотную поверхность наста. Они очутились в снежной ямине, высокие края которой сужали обзор: небо и горы видны, а дом не разглядишь, только крышу, башенку и покосившуюся антенну. Их тоже засыпал снег.

Кадиани наклонился, пощупал снежный покров под ногами и сказал;

– Лопатой тут не обойтись, тар Джумин. Если копать до скального основания, нужен лом. И потяжелее!

– Такие раскопки ни к чему, – ответил Дженнак. – Мы пробьем траншею до края площадки, расчистим снег у дома и сбросим тот, что лежит на крыше. Главное – освободить двери.

Помнится мне, что порог примерно на уровне наших коленей... Будем копать на эту глубину, а там посмотрим.

– Где лопата? – с деловитым видом осведомился Логр.

– Ты ведь просил наказания, а не смерти с лопатой в руках, – с улыбкой промолвил Дженнак. – Это очень древний инетрумент, и пока ты будешь им орудовать, кончится осень и начнется зима. Я прихватил кое-что посерьезнее.

Распахнулся люк грузового отсека, и на снег, погромыхивая и лязгая гусеницами, выполз приземистый агрегат. То была машина Ута, примитивный механизм, какие применяли при горных и земляных работах, когда приходилось бить шурфы и копать ямы.

Дженнак вручил Кадиани контрольный пульт.

– Трудись, прокладывай траншею! И следи, чтобы наш помощник не свалился с обрыва. Мозгов у него немного.

Затем, достав тепловой излучатель, ои принялся резать твердый наст. Машина сгребала снег и лед и, под присмотром Кадиани, сбрасывала в пропасть. Так они трудились до самых сумерек, добравшись сначала до дверей хогана, а потом – до края карниза, за которым склон почти отвесно падал вниз. Работа была нелегкой, дышалось в разреженном воздухе тяжело, и им пришлось натянуть кислородные маски.

С наступлением темноты они, наконец, очутились в доме, под защитой прочных стен. Дженнак запустил генератор, Кадиани принес из подвала дров и растопил камин; вспыхнули эммелитовые лампы, заплясало оранжевое пламя, и хоган ожил, наполнившись светом и теплом. Уставшие, по довольные, они посидели у огня, прикончили флягу красного аталийского и отправились спать.

Сон Дженнака в эту ночь оказался беспокойным; привиделось ему, будто, запустив в Сплетение программу, он покинул хоган и стал спускаться по тропе в ущелье, зиявшее внизу. Он был в теплой одежде, а в мешке за спиной лежали Святые Книги, нож, лучемет и небольшой запас еды. Но куда он шел? И зачем? Ответа не было. Тьма затопила разум Дженнака, и это едва ли ни радовало его; под натиском тьмы исчезло отчаяние, и он уже не помнил ни горя своего, ни прожитых им лет, пи облика Айчени, пн даже собственного имени. Он шел и шел, пробирался ущельями, брел среди скалистых вершин, пил воду горных речек, спал на камнях и не ведал, сколько раз солнце всходило над ним и опускалось за безмолвными горами. То была одна из дорог в Чак Мооль – без раскаленных углей, без трясин с ядовитыми гадами, без клыкастых кайманов, но столь же долгая и мучительная, как те, что предназначены грешникам. Сорок лет назад Дженнак преодолел ее, прошагал от хогана, затерянного в горах, до знойных долин Джайны, и теперь, во сне, эта дорога страданий снова явилась ему. Путь казался бесконечным, н не было в нем места надежде; знал Дженнак, что в конце его ждут годы забвения, поглотившие намять, что забудет он о Чени и других своих любимых, об отце и братьях, о сыновьях и о людях, что были ему верными друзьями.