Текст книги "Ловцы желаний"

Автор книги: Михаил Сельдемешев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Не стоит мне этого говорить, – продолжала она, – но к разговору этому я бы желала при случае вернуться, понимаете?

– Это правда? – Мое сердце подпрыгнуло.

– А теперь не смейте более ни о чем меня допытывать, слышите? Пойдемте, вам ведь потом еще возвращаться.

Мы снова двинулись по тропе. Внутри меня бушевала настоящая стихия. Я многократно прокручивал в голове ее слова. То мне казалось, что все безнадежно, то вдруг надежда начинала теплиться. Как я жалел в тот момент, что не умею читать чужие мысли! Представлялось, как я выведал, что неравнодушен ей, узнал о ее любимых стихах, занятиях, интересах…

– О чем, интересно, вы там думаете? – неожиданно спросила она, не оборачиваясь.

– О вас, – смутился я, застигнутый врасплох.

– Что-нибудь нехорошее? Ругаете меня последними словами?

– Как же можно? – улыбнулся я и решил признаться. – Размышлял о чтении мыслей.

– Глупости, – без раздумий выразила свое мнение Катя.

– Отчего же?

– Неинтересно бы стало сразу, – объяснила она. – Все обо всех понятно.

– Сколько напрасных терзаний можно было бы избежать. – Подумав, что этот аргумент обнажает мои собственные переживания, я поспешил добавить: – Ложь стала бы невозможна.

– Люди боялись бы думать, – возразила Катя. – Ходили бы по улицам с пустыми головами.

Это меня рассмешило, и я подумал, какую все-таки прекрасную женщину полюбил. Попросить бы ее остановиться, подойти и поцеловать. Я порадовался, что мыслей моих она прочитать не сможет.

У входа в лагерь нас ждал Тимофей. Огонек его папиросы я заметил еще издали.

– Вы еще не спите? – спросила его Катя.

– Бессонница мучает не одного меня, – съязвил он.

– А сейчас возвращайтесь, – Катя развернулась и подошла ко мне. – Я теперь буду переживать.

– А вот это напрасно. Я могу проделать весь путь даже с закрытыми глазами. – Смотря на нее, я ощущал боковым зрением сверлящий взгляд Тимофея. – Мы увидимся завтра? Вы придете?

– Даже не знаю… Как получится, – она бросила короткий взгляд на Тимофея.

– Тогда я завтра вечером приду к вам сам. Вы не возражаете? – Я почувствовал почти непреодолимую тягу заключить Катю в объятия и не отпускать никогда.

– Не возражаю, – рассмеялась она. – А теперь ступайте.

Я откланялся и двинулся в обратный путь.

Убедившись, что удалился достаточно далеко и меня никто не слышит, я набрал в легкие побольше воздуха и что есть сил крикнул:

– Катя!

Ее имя эхом прокатилось по близлежащим окрестностям. После этого я буквально полетел, окрыленный неведомым доселе чувством.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Имей я хоть какую-то наклонность к сочинительству, я бы немедля посвятил Кате стихи. Нет, даже поэму. Такого вдохновения я не ощущал никогда.

Заснув, я увидел сон, в котором мы бежали с ней, держась за руки, по залитому солнцем лугу, усеянному эдельвейсами. Я испытывал такое блаженство, что чуть не плакал от восторга. Внезапно я ощутил, что Катина рука вдруг стала очень холодной. Я посмотрел на нее и ужаснулся – это была рука скелета. Кроме моей ладони она еще сжимала и белоснежный цветок. Я попытался отдернуть свою руку, но не мог…

Вздрогнув, я проснулся, тяжело дыша. Рука все еще не подчинялась мне. Я нащупал ладонь второй рукой и понял, что отлежал ее, неудачно передавив во время сна. Я начал растирать бесчувственную плоть, пока ощущения, а с ними и неприятные «мурашки» не вернулись. После этого я вскоре опять заснул, но уже без сновидений.

На следующий день мы с Азаматом совершили небольшой рейд за образцами мраморного оникса. На обратном пути мы традиционно искупались в заводи, обнаруженной в первый же день пребывания. Мы посещали это место почти ежедневно. Течение здесь было слабое, а горячие источники делали воду достаточно теплой. Ничто не могло лучше освежить после утомительных переходов по горам.

Когда мы вернулись в лагерь, было около пяти часов вечера. Я переоделся и сразу отправился к соседям-ботаникам. В дневное время дорога показалась мне значительно короче.

В их лагере царило оживление. Катю я заметил у одной из палаток. Она укладывала в ящик какие-то склянки. Я окликнул ее. Она помахала рукой в ответ и подошла. Мы поздоровались.

– Пойдемте погуляем немного, – предложил я.

– Пойдемте, – ответила Катя, и мы неспешно побрели через поляну в направлении ивовых зарослей, растущих вдоль берегов Ак-Суу.

– Что это у вас за суматоха сегодня? – кивнул я в направлении лагеря.

– Поспешные сборы, – вздохнула она. – Завтра мы покидаем эти края. А я успела привыкнуть. Здесь хорошо: воздух такой чистый, покой.

– Как, уже завтра? – Сердце мое заныло.

– Увы, – ответила она. – А вы?

– Днем позже.

– Всего лишь день разницы, – невесело усмехнулась она.

Мы вышли к самой реке. От нее исходила приятная прохлада. Течение шумно обволакивало гладко отшлифованные валуны. Деревья подступили почти к самой воде, и у ее кромки торчали их вымытые бурным потоком корни. Мы присели на траву в тени одного из деревьев.

– Вы еще будете где-то останавливаться? – осведомился я.

– Нет, наша экспедиция закончена, едем домой, – она замолчала на какое-то время. – Выходит, разговор наш откладывается на неопределенное время? Как думаете, Николай, суждено нам еще встретиться?

Вместо ответа я взял в руку ее ладонь, но она сразу отдернула:

– Умоляю, без глупостей!

Тогда я встал и подошел к воде. Вспомнилось предупреждение Азамата. А что, прыгну, и у первого же камня все будет кончено! Я какое-то время внимательно наблюдал за водой, врезающейся в твердую поверхность. После этого присел и опустил в воду руку. Только усилием воли я заставил себя тут же не выдернуть ее из ледяного ломящего холода.

– Зачем вы? – забеспокоилась Катя. – Перестаньте, прошу вас! Ну зачем?

– Пообещайте, что выслушаете меня! – выкрикнул я. – Это важно!

– Ведете себя, словно глупый мальчишка! – рассердилась она. – Хорошо, обещаю выслушать вас, но уйдите же оттуда!

– Останьтесь! – взмолился я, приближаясь к ней и растирая закоченевшую руку. – Вам же нравится здесь!

– Но я не собиралась провести здесь всю оставшуюся жизнь, – парировала Катя.

– Останьтесь еще на день, – уточнил я. – Это ничего не решит. Какая разница: вернетесь вы со своей экспедицией или с нашей?

– Разница большая, – ответила она. – Как я это, по-вашему, объясню? Что подумают мои родители?

– Скажете, что не успели собрать какой-нибудь гербарий, – предложил я вариант объяснения. – И воспользовавшись представившимся случаем, примкнули к нашей экспедиции. Что в этом такого?

– Желаете, чтобы я лгала?

– Нет, – я опустил глаза.

– Видите, этот ваш план совершенно невыполним, – она внимательно наблюдала за моей реакцией.

Я вернулся к воде.

– Снова будете морозить руку? – раздался за спиной ее голос, едва не заглушаемый шумом воды.

– На этот раз погружусь целиком! – выкрикнул я не оборачиваясь. – Оставлю лишь голову, дабы услышать ваше согласие!

– А если не услышите?

– Так и буду стоять!

– Вас унесет течением!

– Пускай! – упрямо воскликнул я. – Зачем мне такая жизнь, для чего?

– Сию же минуту подойдите сюда! – потребовала она.

Я повиновался.

– Вам нравится меня мучить, Николай?

Я присел рядом, взял ее руку и прильнул к ней губами. Даже через перчатку я почувствовал сладостное тепло ее пальцев.

– Нас могут увидеть! – На этот раз Катя убрала руку не сразу.

Я вскочил, подбежал к реке и в два счета взобрался на самый громадный валун, лежащий в воде у самого берега. Катин взгляд снова выражал беспокойство, она не понимала, что я задумал на этот раз.

– Я покажу вам самые красивые места, какие здесь существуют! – воскликнул я, раскинув руки в стороны. – А еще заводь, в которой такая теплая вода, что можно купаться, словно в ванне! Я отыщу для вас еще один эдельвейс, а если пожелаете, то целый букет!

Проворно спрыгнув, я вмиг очутился рядом с девушкой.

– Закройте глаза!

– Еще одна глупость с вашей стороны – и мне придется уйти, – предупредила она, выполняя мою просьбу, но в голосе ее уже не было той уверенности.

– Можете открывать, – произнеся, не дав ей договорить.

Катя открыла глаза, и ее взору предстал играющий в лучах солнца камень, который лежал у меня на ладони.

– Что это? – восхищенно удивилась она.

– Опал. Я нашел его на днях, а один наш умелец отшлифовал его.

– У него словно пламя внутри. – Катя осматривала его, не касаясь, словно боялась обжечься.

– Вы почти правы. Это – так называемый лавовый опал. Он образуется в вулканических отложениях. Взгляните – внутри него словно замерла раскаленная лава.

– Неужели здесь когда-то извергались вулканы? – спросила она.

– Очень и очень давно. – Я взял ее за руку и вложил опал в нее. – Я дарю его вам, любовь моя.

– Нет, я не могу, что вы! – Она вознамерилась вернуть камень.

– Иначе я сию же минуту заброшу его в реку! – предупредил я. – Я не шучу.

Тон мой был убедительным, и Катя не решилась проверять.

– Мне очень хотелось бы узнать о вулканах побольше, – кротко произнесла она. – Даже представить страшно, что такое бывает на самом деле.

– О вулканической деятельности я знаю многое, если не сказать все, – признался я. – Но об этом как-нибудь в другой раз. Теперь же хочу заявить, Катя, что буду ждать вас в нашем лагере до тех пор, пока вы не придете… Молчите!

Она попыталась что-то сказать, но я приложил ладонь к ее губам. Опомнившись, я тут же отдернул руку.

– Холодная какая у вас рука, – растерянно произнесла девушка. – Словно у Смерти.

– Это от воды. Только ваше сердце способно ее отогреть, – произнеся это, я на мгновение смутился.

– Вы что-то говорили о своем лагере, – напомнила она.

– Простите. – Я разволновался. – Так вот знайте. Неважно, придете вы или нет, но я буду ждать. Если потребуется, то до скончания века.

– А что же вы будете, извиняюсь, кушать? – улыбнулась Катя. – Когда провиант закончится?

– Змей, кузнечиков, – не задумываясь, ответил я. – На горных козлов буду охотиться.

– Интересно было бы на это посмотреть.

– Сейчас умоляю вас ничего мне не отвечать, – вернул я разговор в серьезное русло. – Все станет ясно через день-другой. Помните лишь одно, что кроме вас на этом свете мне больше никто не мил.

Катя поднялась.

– Спасибо вам за все то, что я от вас услышала, – произнесла она. – От смятения чувств не знаю, что и сказать. Последую вашему совету и промолчу, Николай. Желаю вам счастья.

После этого Катя развернулась и пошла к своему лагерю. Я какое-то время смотрел ей вслед, затем тоже отправился восвояси. В мыслях царил полнейший разброд.

Едва я вышел на тропу, ведущую к лагерю, как меня окликнул по имени мужской голос:

– Николай!

Я обернулся. Из-за деревьев вышел Тимофей. Он либо ждал меня, либо шел следом. Я подождал, пока он приблизится. В руке его дымилась папироса.

– Курите? – предложил он ее мне.

Я отрицательно помотал головой.

– Зря, Николай. – Он затянулся, и только сейчас я обратил внимание на не совсем обычный запах дыма.

– Это не совсем табак, верно? – поинтересовался я.

– А чему тут удивляться, – ответил он. – Я ведь – ботаник. Травы – моя специализация. Я изучаю их всеми доступными способами. Кроме того, это помогает мне в особо трудные минуты, – он снова сделал затяжку. – Как там Екатерина поживает?

– Вы хотели предложить мне покурить или что-то еще, например рассказать про соцветия клевера? – поинтересовался я.

– Зря вы к ней ходите, сударь, – он бросил окурок на землю и с силой растоптал его каблуком сапога. – Лес надо беречь, знаете ли.

– Мне бы не хотелось обсуждать это с кем бы то ни было! – резко парировал я.

– Вы просто поймите: женщины – такой народ, что понять их нет совершенно никакой возможности. Вам она говорит одно, мне – совершенно противоположное. Поверьте, я знаю Катерину не один год.

– Дольше, чем Любочку? – поинтересовался я.

Он осекся.

– Не затрудняйте себя, – продолжал я. – Мне жаль, если вы тоже питаете к ней какие-то чувства, но я никого не любил так, как Катю. Она мне дороже жизни, и не смейте, слышите – не смейте говорить о ней в таком тоне, Тимофей. – Я развернулся и пошел прочь.

– Я ведь тоже в свое время верил ее обещаниям! – услышал я издали его голос, но оборачиваться не стал.

На следующий день я и все остальные члены экспедиции занимались подготовкой к предстоящему пути. За несколько часов сборов привычный лагерь совершенно видоизменился. На своих местах остались только палатки. Еще привычно выглядел котел с варящимся обедом, а также несколько чайников, стоявших прямо на остывающих углях еще одного костра. Приборы уложили в деревянные ящики с соломой. Собранные заплечные мешки выстроились возле палаток. Почти к каждому из них был приторочен какой-нибудь геологический инструмент. Ощущение пустоты усиливалось отсутствием привычно сушившейся одежды, развешанной на растянутых меж деревьях веревках. Раньше она как бы отделяла лагерь от остальной местности, и вот границы исчезли.

Мы с Радкевичем отбирали наиболее ценные образцы минералов, которые надлежало взять с собой. Как ни жаль ему было, но забрать все, что нашли за время пребывания, не получалось физически.

– Правильнее будет распределить камни между всей поклажей, чем выделять для этого отдельных людей, – поделился своей идеей Радкевич.

– Я все это насобирал – мне и тащить на своем горбу, – озвучил я собственное мнение по этому поводу.

– Зачем же? Дело у нас общее, и ношу надобно разделить по справедливости.

– Путь недалекий, а там на лошадей пересядем, – привел я доводы. – Дольше будем по мешкам рассовывать.

На самом деле наилучший способ транспортировки минералов меня волновал меньше всего. Не проходило и минуты, чтобы я не бросал взгляд на восточную сторону лагеря, откуда вела тропинка к соседям. Надеялся ли я? Да. Или очень хотел надеяться?

«Что она сейчас делает? Готовится к отъезду или раздумывает? Или уже сидит в повозке, которая увозит ее прочь из этих чудных мест? Может, она даже не думает обо мне? А о ком?» Мне вспомнился наш последний разговор с Тимофеем, отчего стало еще тревожнее…

– Николай, а где лавовый опал? – прервал мои невеселые мысли Радкевич. – Что-то я его не вижу. Ты его уже упаковал, что ли?

Я машинально кивнул, но тут же признался, как только до меня дошла суть вопроса:

– У меня его нет.

– А где же он? – Радкевич сразу перестал перекладывать образцы.

– У одного хорошего человека, – я снова глянул на восток. – Камню уготована лучшая судьба. Не придется ему до скончания веков пролежать заколоченным в архивном ящике.

– Быть может, он мог находиться под стеклом, украшать какой-нибудь стенд нашей академии, – обиженно произнес Радкевич.

– Да вы что? Его бы оттуда вмиг умыкнули.

– Так нельзя, Николай, – продолжал негодовать Радкевич. – Распорядились, словно ваше имущество. При всем уважении, весьма нехороший поступок.

– Зря этот камень достали, – неожиданно раздался голос Азамата, услышавшего наш разговор.

– Зря отдали, – поправил его Радкевич.

– Вытащили из земли зря, – настаивал Азамат. – Подземных духов разозлили.

– А, что с вами говорить! – Радкевич махнул рукой.

Оставшиеся минералы он отбирал, сохраняя гробовое молчание. Я же совершенно не чувствовал угрызений совести и волновался лишь об одном. Казалось, что до наступления сумерек прошла целая вечность.

Я в одиночестве сидел у костра, когда подошел Азамат и молча сел рядом.

– Она не придет, – произнес он через некоторое время.

– Благодарю тебя, Азамат, это как раз те необходимые слова, что я хотел услышать.

– Я хотел сказать, что сегодня не придет – уже темно. – Его глаза впервые видели такого Алфимова, и Азамата это озадачивало.

– Ты знаешь, как я поступлю, – вымолвил я.

Но он не был уверен, что знает:

– Как?

– Я обещал дождаться.

– Молодец. – Непонятно было – прозвучала в голосе Азамата ирония или нет. – Радкевич знает?

– Узнает. Ты не веришь, что она придет? Ответь честно, – я повернулся к нему, освещаемому отблесками костра.

Азамат отрицательно покачал головой:

– Не знаю. И ты не знаешь. Почему я должен? Мне это все непонятно, у нас по-другому.

– Хорошо вам, – я тяжело вздохнул.

– Я пошел, надо и тебе отдохнуть, – сказал он через некоторое время, вставая.

– Позже, сейчас не засну все равно.

Азамат ушел, а я просидел до самой полуночи, смотрел на догорающий костер, пока угли совершенно не слились с темнотой. А потом отправился спать, утешая себя мыслью, что в запасе еще есть завтрашний день. Завтра я либо дождусь ее, либо сам отправлюсь за ней. На душе было скверно, как никогда.

На следующее утро почти все было готово к отходу. Оставался нерешенным один вопрос: мы не израсходовали почти целый ящик взрывчатки. Сюда мы доставили ее на лошадях, а обратно пришлось бы тащить ее своим ходом. Желающих совершить сей подвиг, естественно, не нашлось. А поскольку бросать такой опасный груз было нельзя, решили, что кто-нибудь задержится здесь ненадолго и взорвет все это хозяйство.

Я тут же вызвался, пообещав, что мы с Азаматом провернем это дело. Кому же, как не нам, этим еще заниматься? Азамат, видя мое взвинченное состояние, возразить не решился.

– Ну ладно, ты тут пока передохни, а я слетаю до соседнего лагеря, – произнес я, когда последний участник экспедиции скрылся из виду.

Азамат неопределенно кивнул, но снова ничего не сказал.

Я почти бегом ринулся по знакомой уже тропе, отгоняя лезущие в голову невеселые мысли. Вокруг все было настолько знакомое, так напоминало о Кате, что сердце защемило. Особенно сильно оно забилось в груди, как только в поле зрения оказался валун, на котором девушка не так давно сидела. Я остановился возле него, опустился на колени и провел по гладкой каменной поверхности рукой. Валун показался мне теплым.

«Но что же я ей скажу? Обещал дожидаться, а пришел сам. Как бы снова не сбить ее с толку. Быть может, Катя как раз делает свой выбор, а я все испорчу…» Я замер в нерешительности. «Но с другой стороны, если она не придет и готовится отбыть, у меня будет еще один шанс убедить ее. Уж теперь-то я это сделаю, докажу, что без меня ей не быть счастливой!»

Обнадежив себя таким образом, я быстрым шагом продолжил путь. Как только Катин лагерь оказался в поле зрения, я понял, что он пуст.

Ничего не напоминало о недавнем пребывании в этом месте целой группы людей, за исключением следов от былых костров и громоздкого походного стола, грубо вытесанного из подручной древесины. Чем-то лагерь напоминал наш в его текущем состоянии, только не было даже палаток и не бродили люди по территории. Словно каждая ничтожная травинка кричала мне: «Она ушла, ушла!»

Это зрелище заставило мое сердце сжаться. Я сбавил шаг, ноги стали ватными, к горлу подступил комок.

«Она вернется», – внушал я себе и решил, что буду ждать, пока не увижу мою единственную.

Какая-то птичка клевала крошки на деревянном столе. Она лениво подняла голову, посмотрела на меня и так же неохотно продолжила клевать. Я приближался, когда меня ослепил сверкнувший на столе предмет. Это был опал! Я устремился бегом, птица проворно вспорхнула.

Опал придавливал собою листок бумаги. Я понял, что не хочу читать то, что там написано. Но мне пришлось увидеть это, ибо я не смог отвести взгляд. На бумаге было единственное слово: «Прости».

Мои ноги подкосились и я осел на землю. Вокруг все словно потемнело, как при солнечном затмении, а уши заложило. Я какое-то время просидел без движения, а когда снова смог соображать, обхватил голову руками и в отчаянии зарыдал.

«Почему? Почему? – спрашивал я себя и не находил ответа. – За что судьба так жестока со мной? Наконец-то я встретил мечту всей своей жизни, и что? Зачем я вообще приехал в это проклятое место?»

Сколько я просидел так? Неизвестно. Постепенно успокоившись, я встал, взял со стола опал, машинально сунул его в карман и побрел назад. Жизнь потеряла для меня смысл. Свое счастье я оставил позади. «Катя! Катя!..»

По тому, как Азамат взглянул на меня, я понял, что выгляжу неважно. Я подошел к своему заплечному мешку и, не говоря ни слова, отвязал кирку. После этого решительно устремился обратно.

– Эй! Ты что задумал? – крикнул мне вслед Азамат.

Я не соизволил ответить, почти бежал по тропинке, слыша сзади его неотстающие шаги. Оказавшись у ненавистного валуна, служащего когда-то сиденьем Кате, я занес кирку над головой и со всей силы, на какую только был способен, ударил по камню. Из-под кирки брызнули искры, удар больно отозвался в руках, на каменной поверхности осталась выщерблина. Я обрушивал кирку еще и еще раз, боясь, что деревянный черенок ее не выдержит первым. Мы с камнем, по крайней мере, сдаваться не собирались.

Успокоился я только тогда, когда камень раскололся пополам и в трещину посыпалась каменная крошка. Обессиленный, я выронил инструмент и в изнеможении опустился рядом. Я весь взмок и тяжело дышал. Азамат стоял поодаль.

– Еще один образец в коллекцию Радкевича! – крикнул я ему, утирая пот со лба.

Ни слова ни говоря, Азамат двинулся обратно в лагерь. Подняв кирку, я поплелся следом.

Вернувшись, я присел на ящик со взрывчаткой, уставившись в землю под ногами. Тишину нарушал лишь хруст гравия под башмаками Азамата, который слонялся неподалеку, бросая на меня короткие взгляды. Ему не терпелось высказаться, но он тактично продолжал безмолвствовать.

– Она не придет, – наконец выдавил я из себя.

– Это ее выбор, Николай, – Азамат, как мог, пытался меня утешить. – Странный вы народ: все у вас как-то неожиданно и непонятно. Разве можно так обходиться с собственной судьбой?

– А как с ней надо обходиться? – отвлеченно поинтересовался я.

– У нас все по-другому, – продолжал Азамат. – Традиции формировались веками. Действуй согласно им – и твоя жизнь будет застрахована от всяких непредвиденных огорчений.

– Горюй не горюй, а ничего уже не поделаешь, – я поднялся на ноги. – Давай закончим здесь все дела и покинем поскорее это место. Здесь все напоминает мне о ней.

– Ну наконец-то, – Азамат оживился. – Теперь я снова узнаю старину Алфимова. Взрывчатку мы разделим на небольшие порции…

– Нет, мы рванем все сразу, – оборвал я его.

– Да ты с ума сошел – здесь почти целый ящик, Николай!

– Не дрейфь, Азамат. Чего нам тут возиться? Уйдем, погромче хлопнув дверью, – я бросил злобный взгляд в сторону Ее лагеря. – Устроим салют в честь попранной любви! – Взвалив тяжеленный ящик на плечи, я начал спускаться по пологому склону.

Взрывчатку мы заложили на дне обширной ямы в нескольких метрах от места, где еще недавно был наш лагерь. Оттащив заплечные мешки на безопасное расстояние, мы вернулись, чтобы произвести подрыв.

Я спустился в яму и поджег бикфордов шнур. Азамат стоял на краю ямы. Я начал карабкаться наверх. Он подал мне руку. Одной рукой я ухватился за нее, второй засовывал спички обратно в карман, пока мои пальцы не нащупали опал.

– Погоди-ка, я мигом, – я развернулся и бросился обратно к взрывчатке. – Прощай, любовь, – прошептал я и швырнул опал прямо внутрь ящика. – Заберите подарок назад, подземные духи, не пригодился.

Огонек на бикфордовом шнуре неспешно и неумолимо приближался к цели, зловеще шипя. Этот звук вызвал у меня в памяти образ Змеиной горы, та, в свою очередь, напомнила об эдельвейсе… В конце концов я снова грезил Катей.

«А может, остаться здесь? Это ведь самый простой выход», – промелькнуло у меня в голове…

Азамат что есть силы рванул меня за плечо и буквально поволок наверх из ямы. Оказавшись наверху, мы со всех ног кинулись прочь. Мне показалось, что мы бежим целую вечность, когда сзади что-то хлопнуло. Страшный гул, возникший вдалеке, в долю секунды достиг наших ушей, превратившись в нестерпимый грохот. Почудилось, что взорвался воздух! Мы распластались на земле, обхватив руками головы. Вскоре я не выдержал и обернулся: огромное облако пыли нависло над лагерем. Из облака на землю обрушивался град камней. Слышно почти ничего не было, так как уши заложило. К счастью, мы были уже достаточно далеко от опасной зоны.

Я посмотрел на Азамата – тот что-то эмоционально говорил – явно не слова благодарности в мой адрес. Мы подождали, пока слух восстановится, взвалили мешки на плечи и двинулись догонять остальных.

Пройдя метров пятьдесят, мы вдруг ощутили, что земля уходит из-под ног. В этот же момент где-то очень далеко что-то ухнуло.

– Что это было? – спросил я.

– Может, взрывчатка не вся сразу сработала? – предположил Азамат.

– Да ты что! – отверг я его мысль. – Да и звук был совсем издалека.

Мы постояли, теряясь в догадках, и снова отправились в дорогу.

– Я гляжу – от воспоминаний на тебя нахлынула тоска? – Голос Медлеса заставил меня в одно мгновение перенестись из Средней Азии в холодную сырость Зеленых Камней. Я почувствовал, что по щекам у меня стекают слезы. Как я все-таки любил эту девушку! Как больно отозвалась во мне разлука с Катей.

– Барышня, безусловно, стоит твоих слез, Коля, – хрипел Медлес. – Но чего будет стоить твоя печаль, когда я открою тебе правду?

– С меня и так достаточно, – защищался я. – Ведь сердце мое и так уже разрывается от горя!

– Горя? – Его сиплый смех больно отдавался в ушах, еще не пришедших в себя после взрыва. – Сейчас ты познаешь его в тысячекратной степени. Ты не просто хлебнешь его – ты захлебнешься в этом горе…

– Но чего еще тебе надо от меня?! – воскликнул я, отчаянно негодуя.

– Возмездия! – Голос Медлеса буквально пригвоздил меня к стене. – Возмездия за нарушение клятвы.

– Но какой? – бессильно отозвался я.

– Глупый мальчишка, она ведь тоже встретила в твоем лице того, о ком грезила в своих девичьих мечтах. Она желала быть рядом с тобою не меньше твоего. Но ты, обещавший ждать и не выполнивший сей клятвы, все испортил. Мало того – ты погубил ее. Тогда, на Змеиной горе, сама Смерть протянула тебе свой символ – белый цветок. И ты передал его по назначению той, которая была для тебя желанней всех, но стать таковой для кого-то ей было уже не суждено. Ведь ее избранник отвернулся от нее. Так познай же то, что заслужил. Смотри!

Обширная поляна, где покинувшие лагерь члены Русского ботанического общества сделали привал, растянулась на склоне холма. Все были сосредоточены на сборе семян многолетних трав. Катя тоже была здесь, но мысли ее были далеко. «Какой он все-таки чудной! – думала она. – Интересно, что он сейчас делает? Наверное, мучается вопросом: приду я или нет? Глупенький…»

Неподалеку от Кати находился Тимофей. Его мысли также были далеки от семян, но в отличие от Катиных эти мысли были безрадостными. Он слишком долго знал эту девушку и поэтому безошибочно все прочитал на ее лице. Прочитал и понял, что он теряет ее, теряет навсегда, так и не успев обрести.

– Много насобирали? – спросил он Катю.

– Что? – улыбнулась она. – Ах, да… Не будете ли так любезны – не принесете мой нехитрый скарб?

Тимофей подошел к поклаже, уложенной под деревом. Катин заплечный мешок опрокинулся, и когда Тимофей его поднял, из мешка что-то выпало и закатилось в траву. Запустив туда руку, он извлек на свет опал. Вот он – тот самый. Тимофей уже видел его вчера, но лишь издали, когда из-за деревьев тайком наблюдал за Николаем и Катей, ворковавшими на берегу Ак-Суу…

– Господа! – воскликнула Катя, когда Тимофей принес мешок и помог закинуть его ей на плечо. – Попрошу всех подойти ко мне!

– Нашли что-то интересное? – спросил ее руководитель группы. – Вижу, куда-то собрались?

– Прежде чем сообщить вам о своих намерениях, господа, – произнесла Катя, когда все собрались вокруг нее, – хочу выразить вам свое восхищение. Я так благодарна, что вы взяли меня в сей чудесный край. Мне было так с вами интересно, я узнала столько нового. К сожалению, вынуждена вас покинуть, но совершенно ненадолго. По возвращении домой мы всенепременно снова увидимся.

– Но куда вы? – изумился руководитель. – Не одна же, надеюсь? – он поглядел на Тимофея.

– Не извольте беспокоиться, – улыбнулась Катя. – Я присоединюсь к экспедиции геологов, с которой многие из нас имели честь познакомиться. В этой поездке я тешила себя надеждой своими глазами увидеть, как растут эдельвейсы. Да, я получила редкий цветок в свой гербарий, но увидеть его живым… Вы же меня понимаете.

– Ваша целеустремленность похвальна, – развел руками руководитель. – И нам, безусловно, окажется полезным ваш личный опыт. Только умоляю вас не задерживаться слишком долго – дома еще предстоит много работы.

– Сердечно обещаю вам, – заверила Катя.

– Что ж, в таком случае не имею возражений. Желаю удачи и обещаю передать привет вашему батюшке.

– Покорнейше вас благодарю, – улыбнулась Катя. – Прощайте же, господа!

Она легко зашагала в обратную сторону. Тимофей двинулся ее проводить. Через какое-то время девушка обернулась. Лицо Тимофея было мрачным.

– Разве вы не хотите, чтобы я была счастлива? – дружелюбно улыбнулась она. – Если я в чем-то пред вами виновата, простите. Такова уж жизнь, что человек не властен над своими чувствами. Не унывайте, у вас есть Любочка, она прекраснейший человек, вы это вскоре поймете.

Она пожала Тимофею руку и пошла дальше. Походка ее была легкой, ноги словно сами несли ее.

Придя на место, где еще недавно был их лагерь, Катя невольно испытала кратковременную грусть: только что здесь царило оживление, а сейчас она – одна-единственная среди этой тишины. Вот разве что еще стол. Его бросили на произвол судьбы, когда он исполнил свое предназначение. Она подошла и провела рукой по его неровно обтесанной поверхности. Внимание ее привлек какой-то мешочек, стоящий неподалеку. В нем оказалась крупа. Каша за время экспедиции всем уже настолько опостылела, что остатки даже не соизволили забрать с собой. Катя высыпала крупу на стол – пусть хотя бы птицам пойдет на пользу. Девушка порхала по лагерю. Вот здесь стояла ее палатка, здесь сушились травы, а здесь стояла ширма, за которой она переодевалась…

Обойдя территорию, Катя бодро зашагала к реке. Прежде всего она хотела освежиться. Место было то самое, где Николай терзался переполнявшими его чувствами. Катя заулыбалась от воспоминаний. Положив мешок на траву под ивой, она сбросила шляпку, сняла платье, кринолин, чулки и всю остальную одежду. Затем, осторожно ступая по гравию, забралась на валуны, громоздящиеся в воде у самого берега. С этих самых камней Николай рисовал ей манящие перспективы…

Едва коснувшись пальцами поверхности воды, она тут же отдернула ногу – вода была ледяной. Что ж, придется потерпеть. Сначала она умыла лицо, затем плеснула водой на плечи. Бр-р-р! Аж зубы застучали от холода. Собрав всю волю в кулак, Катя постепенно справилась с этим нелегким делом: на ее теле не осталось ни одного дюйма, которому ледяная вода Ак-Суу не уделила бы своего внимания.

Вся покрытая гусиной кожей, мокрая, продрогшая, Катя начала спускаться с валунов на берег. Она по-прежнему ступала очень осторожно, но все же не учла, что в этот раз подошвы ее ног были мокрыми. Мокрыми, а следовательно – скользкими…