Текст книги "Перекресток: недопущенные ошибки"

Автор книги: Михаил Пузанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Под конец слишком сложной мысли девушка стала совсем уж часто запинаться, и в конечном счете потонула в прежней неуверенности целиком. Элоарин дипломатично не обратила на это внимания. Она вообще стала ловить себя на том, что не может за что-то злиться на Селину или каким-то иным образом обижать ее. Эльфийка казалась на деле такой ласковой и беззащитной, что трогать ее Элоранте не позволяла внезапно очнувшаяся от вековечного сна совесть. Та самая, безжалостно посматривающая на нее сквозь дугу весов. Кроме того, даже откровенно врать девушке не получалось: так что та к нынешнему моменту уже знала всю подноготную истории принцессы варваров. Умолчала Элоарин лишь о разговоре с Кайлит и разрушении Карад-Дума, а также селения на подступах к лесу. Ну и, конечно, о ледяном голосе – мало ли, сочтет еще сумасшедшей и убежит куда-нибудь. Плутай потом в одиночку по лесам. Голос, вроде бы, больше не донимал ее, хотя из его убежища веяло странной настороженностью.

Элоарин не хотелось открывать Селине моментов своей слабости: кто знает, как бы та отреагировала на поступки принцессы. Впрочем, ей казалось, что эта девушка нашла бы силы простить ее – и от этого становилось еще более гадко на душе. Но, одновременно, и радостно. Этакая вариация на тему известного "плачу и смеюсь". "Наверное, знай Астрон, что я испытываю, он бы радостно потер руки", – подумалось ей вдруг. Принцесса едва не подскочила на месте, заставив Селину испуганно обернуться: это была уже не ее мысль – сознание вновь полыхнуло ощущением, будто она читает мысли неведомого. Нет, не может быть…

– И что же ты испытываешь, Элоарин? – Раздался вдруг тихий, слегка бархатистый голос откуда-то слева, из ночной тишины. Знакомый голос. Принцесса вздрогнула, а потом поняла, что вновь слышит неведомого.

– Так, значит, ты все-таки можешь читать мысли, герцог? Где же ты все-таки находишься на самом деле, хотела бы я знать!

– В сущности, я их сейчас конкретно не читал – просто последнюю фразу из своих размышлений ты произнесла вслух. Ну, а нахожусь я слева от тебя буквально в двух шагах.

От раскидистого сарфартара, отличного от дуба лишь до неприличия пышной кроной, отделилась одинокая тень и приблизилась к спутницам. Лунный луч на секунду пробился сквозь смыкающиеся кроны деревьев и выхватил из темноты лицо бродяги: на вид, лишь чуть старше самой Элоранты, однако весь лоб покрыт глубокими морщинами. Лицо вроде гладкое, вполне добродушное и слегка припухлое, какое бывает после долгого сна, но вот глаза разрушали ощущение доброты и безмятежности: абсолютно спокойные, серо-голубые, почти стального оттенка, на дне они хранили две карие искры. Обнаружить их при лунном свете казалось делом невозможным, но отчего-то именно их в первую очередь, а даже не сами глаза заметила Элоарин: две микроскопические ало-черные искры, выдающие в добродушном бродяге смертельно опасного противника для любого разумного, вставшего у него пути. Кроме того, впечатляющий портрет довершали абсолютно прямая линия носа, крепко сцепленные губы с морщинками в уголках и беспросветно-черного цвета волосы, выбивающиеся на лбу из-под капюшона бродяги. Спину герцог держал идеально прямо, но время от времени будто наклонял то в одну, то в другую сторону – его плечи в такие моменты казались разной высоты.

"Смешно", – подумалось принцессе, – "если бы у него были крылья, я бы подумала, что одно из них легче и меньше, а другое тяжелее и крупнее".

В момент, когда она это подумала, Астрон заинтересованно взглянул на нее.

"Ну что такое!", – внезапно заволновалась Элоарин, не находя в себе сил справиться с тем ужасом, который наводили на нее мысли о двух замеченных случайно искрах. Вроде и не заметно их было уже, и луна больше не освещала его глаза, и вообще, искры, может быть, примерещились (теперь взгляд бродяги был безукоризненно добрым и теплым), но в памяти почему-то отпечаталась именно эта жуткая деталь и постепенно выместила все остальные. Селина описывала Астрона исключительно благодушным и всепрощающим человеком, но Элоарин для себя определила его как действительно на редкость доброго, но отнюдь не всепрощающего. Сейчас она вспомнила: в глазах Кайлит она видела тот же карий огонь, на секунду вырвавшийся наружу в порыве гнева. "Так вот почему я и у него это заметила!", догадалась принцесса.

Астрон тем временем подошел к псевдоэльфийке и, улыбаясь, поздоровался с ней на каком-то ломанном языке:

– Саддон к'хара, Селина. Как погуляли? Вообще, я удивлен, как ты умудрилась оказаться в нужном месте в нужное время. Прямо мистика какая-то.

– А ты, значит, в своем духе: все про всех и всегда знаешь?

– Ну, Селина, ты и сама такая же. Разве что не все и не про всех, зато всегда – это святое.

– Проповедник несчастный!

– Ну и дурочка, что ругаешься. Я тебе откровенно это сказал.

– Зато я не откровенно отвечаю. Вот!

Элоарин слушала эту перепалку со все возрастающим удивлением. Пикировка Селины и Астрона происходила совсем в ином ключе и на иных тонах, нежели ее собственная. Казалось, он разговаривает с Селиной так, чтобы девушка желала ему отвечать. А уж как, что и в каком тоне – кажется, эти мелочи бродягу не волновали. Он будто вслушивался в интонации и мелкие оговорки, случайные слова – но только не в то, что пытались сказать. Элоарин вдруг поняла, каким именно образом он так часто угадывал ее состояние: просто проходил по цепочке от вот таких мелочей до ощущений.

– Ну и жук! – Невольно вырвалось у нее.

– Ах, уважаемая принцесса, где же мои манеры. Я забыл поздороваться с вами. На каком языке и в какой тональности пожелаете?

Переход от одного стиля общения к другому произошел столь быстро, что Элоарин вновь почувствовала заторможенность. Создавалось такое ощущение, что единственного голоса и стиля у бродяги нет: он имеет тысячи голосов, характерных фраз и интонаций в расчете на каждого встреченного собеседника. Причем, при таком обилии личин, он вроде бы не казался потерянным или распыленным на тысячи лиц. "Видимо, какой-то внутренний стержень. Существует основа, на которую накладываются все эти личности".

Взгляд Астрона вдруг стал туманным и слегка расплывчатым. Элоарин откуда-то поняла, что он задумался. Через полминуты герцог уже спокойным голосом спросил:

– Элора, скажи-ка, последнюю фразу ты произносила или просто подумала? Что-то это стало повторятся слишком часто для простого совпадения… А я-то все голову ломал, каким образом ты угадываешь, что именно я собираюсь сказать.

– Точно, не произносила. Специально следила. Если ты… вы…

– Ты.

– Хорошо. Если ты, конечно, про личности.

– Да, именно про эту мысль. Я тебе потом объясню про наслоение – ты почти угадала, а вот про мысли необходимо понять сейчас. Без шуток, это действительно слишком часто повторяется. Подумай что-нибудь, касающееся меня.

"Хм, стоит тут, рассуждает, а мне ничего не ясно. Ему-то, конечно, все очевидно – так и объяснил бы, раз уж вумный как вутка".

– Хм, ну ладно, сейчас проясню, как только сам осмыслю. В том-то и дело, что штука получается слишком уж странная: я не пытаюсь «читать» твои мысли и даже не стараюсь для подстраховки «поймать» те из них, что направлены на меня. Но все равно ощущаю примерную суть. Если бы я не знал наверняка, я бы сказал, что ты когда-то могла быть моей дочерью, но ведь с Нарой ты явно не имеешь ничего общего. Не так ли? Черт, опять этот вопрос, неужели все-таки случилось разделение? – Последнюю фразу бродяга произнес как-то скомкано, для себя, Элоарин ее не различила, да и мысль уловить не успела. Только на секунду мелькнул в мыслях образ зеркала, но и тот мгновенно растаял.

– Кто такая Нара?

– Не важно. А имя Викторис тебе ни о чем не говорит?

– Оно означает "Побеждающая", – Растерянно произнесла Элоарин. В голове вновь царапнуло, куда сильнее, чем при слове «Расселина». Наверное, в глазах у нее отразилась эта рассеянность, или герцог мысли прочитал – взгляд его сделался серьезнее и задумчивее. И в тот момент, когда она прямо заглянула ему в глаза, ледяной голос вдруг вынырнул из своего убежища. Только теперь холод в нем, казалось, смешался с истеричной ненавистью, больше подходящей самой Элоранте, нежели настырной «гостье»: "убей!". Принцесса вздрогнула: больше не от звучания приказа ледяного призрака, чем от эффекта его слов – с губ едва не слетела какая-то формула на шипящем языке. Выходит, голосу больше не нужно вытеснять ее из тела – то реагирует на приказы со стороны?! Миг – и Элоранта готова была сорваться, но вновь заглянув в спокойные и внимательные глаза Астрона, она чудом смогла удержаться. Да, правильно, не может эта «гостья» ничего приказать, не выкинув ее из тела, а выкинуть способна единственным способом – заставив потерять контроль. Голос, сообразив, что принцесса не поддалась на провокацию, вновь утих, но как-то зловеще. Кажется, этот ее разговор с Астроном холодную «чужую» напрягал куда больше, чем все прежние беседы.

Это казалось невозможным, но борьбу Элоарин с голосом Астрон, по всей видимости, не заметил. Как же так? Он ведь способен чувствовать ее мысли, видит взгляд, как он мог не заметить?!

– Вижу, о чем-то оно тебе говорит. Наверное, удивлена, что я ничего не рассказываю прямо? Прости, лишь потому, что сам до конца не уверен. До этого момента мне казалось, что ты истинная дочь Элоахима, моего старого друга с особенной историей. Но теперь мне кажется, что он привнес свою долю лишь в твой дух, если вообще имеет к тебе отношение. Ситуация с мыслями, да даже не с мыслями, а с оттенками твоих чувств, которые я тоже неосознанно перехватываю, доказывает, что мы в близком родстве. Может быть, ты и есть – Викторис… Но тогда возникает вопрос, на который я не могу точно ответить.

– Какой?! – Выпалила Элоарин. Она не могла заикнуться о голосе – поняла, когда решила оборвать речь Астрона не терпящим отлагательств рассказом. Не вышло – горло словно оледенело, не позволяя произнести и слова. А мысли, которые она так отчаянно «посылала» герцогу, будто ударялись о глухую стенку. Голос тихо скребся где-то на задворках сознания, будто рыл подкоп под ее душу. Время катастрофически кончалось: принцесса с особой ясностью понимала, что когда голос придет во второй раз, вполне возможно, она его не удержит. И все же Элоарин из последних сил гасила готовые сорваться с осей эмоции – нельзя было допускать взрыва, такого шанса «гостья» бы не упустила. Как-то, каким-то образом надо заставить герцога догадаться об этой внутренней войне… Мимоходом Элоарин с удивлением отметила, что Селина смотрит на ее лицо и что-то беззвучно, будто про себя, произносит. Так она поступала, когда не была уверена в звучании фразы, вертящейся на языке… Запоздало всплыл в памяти рассказ девочки о том, что она почувствовала ауру самой принцессы еще до момента встречи. Может, она заметила? Хорошо бы, если так…

– Если ты, действительно, Викторис, значит, в этот мир попала, пройдя через особое зеркало в прежнем. Но тогда существование Нары можно объяснить только той старой моей теорией… – Герцог в задумчивости тянул слова. Элоарин готова была наброситься на него и придушить за это, но теперь даже двинуться не могла – тело заледенело, как прежде язык. Холодный голос, меж тем, неотвратимо приближался к сознанию, будто исподтишка.

– На поверхности была трещина, а ты сама испытывала какое-то сильное внутренее раздвоение. И когда шагнула сквозь него, на самом деле, прошла не через «дверь», а между двух зеркал, разделенных трещиной. Твоя душа отразилась в них, а так как зеркало это существует на многих категориях мерности сразу, отражение и само оказалось жизнеспособным. Появилась душа-двойник, полностью противоположная по характеру твоей, но несущая схожие силы и возможности. Только жаль, – Взгляд герцога внезапно погрустнел, – такие души могут оказаться некрепкими, зеркало ведь существует лишь на четырех категориях мерности, а их, кажется, семь или даже больше. То-то я не узнал в Наре тебя, да еще смутно переживал, что она не может сама побороть лень. Если не будет совершать поступков и копить собственный опыт, может просто растаять… Жаль, – Впрочем, сожаление получилось какое-то туманное, видимо, герцог больше погрузился в мысли. Элоарин испугалась: он отвлекся на размышления, а голос так близко… Как бы не…

Поздно. Холод потек по крови. С запозданием Элоранта поняла, чего добивалась гостья: если кровь несет отпечаток души, то по этой же связи можно подобраться к ее душе, минуя сознание. Попытаться вырваться! Не выходит. Тело не просто одеревенело, даже зрачки не двигаются: так и смотрит внимательно в рот герцогу, который о своем думает. Как он может этого не замечать?! Неужели голос способен от него отгородиться?! Но как? Черт возьми, как это происходит?! Что делать?! Вот бы к Селине обернутся – может быть, она заметит. От нее голос свои действия, похоже, не может скрыть. Все бестолку!

Астрон вдруг напрягся. Элоранта было с облегчением подумала, что он все-таки заметил ее «войну», но, оказалось, герцог просто не договорил о своей теории:

– Могло выйти и хуже, если теория верна и в этом. Если бы трещина оказалась глубже и пробила второй слой зеркала, там, где заперта прослойка, контактирующая с категорией небытия, случилось бы недозволенное смешение. И в итоге мы получили бы сразу трех тебя, причем третья, по всей видимости, занималась бы исключительно вредительством. Понимаешь, принцесса, бесконтрольное смешение начал никогда не бывает крепким, если только речь идет не о гармонизированном хаосе – здесь ситуация совсем иная, он сам по себе – ветер. А если душа не крепкая, ее мгновенно рвут на части силы-составляющие, и человек начинает искать власти над самыми мерзкими серединами. Пример тому – разглагольствования об общем благе правителей, которые, возвращаясь в замок, первым делом спускались в казематы и «расслаблялись», пытая особо непокорных своих подданных. В Мире разума некогда я такое наблюдал…

"Нет, только не это" – Герцог ударился в воспоминания и утратил наблюдательность. Смотрел теперь куда-то вдаль, едва ли замечая, что делает принцесса. Элоарин захватило отчаяние, и контроль над эмоциями приказал долго жить. От торжествующего вскрика холодного голоса сердце покрылось инеем. В голове всплыло незабвенное "Шессах".

"Нет!" – мысленно стиснув зубы, пыталась остановить голос Элоарин. На секунду чувство порабощенности сознания отхлынуло, но потом вновь начало давить. Теперь уже снаружи и изнутри. "Как этому сопротивляться? Ну, скажите же, хоть кто-нибудь?". Однако даже на мольбу никто не откликнулся, голос продолжал методично подчинять ее по кусочкам.

Будто из-за плотного тумана до нее донесся взволнованный голос Селины. Кажется, она обращалась к герцогу:

– Астрон! Да стой же ты, пень старый! Дело важное!

– Да, Селина, что ты хотела спросить?

– Это третье отражение, по твоей теории, обязательно воплощается? Или оно может гулять рядом с любой из двух полноценных душ, нападая на них?

И сразу три события произошли одновременно. Раз! По крови Элоарин прокатился холодный вал негодования, заставивший ее на секунду потерять концентрацию. Этого оказалось достаточно, чтобы ледяное сознание вышвырнуло из тела ее собственное. Теперь принцесса могла только в страхе наблюдать откуда-то со стороны за своими губами, уже готовыми произнести заветное слово.

Два! Герцог, надо отдать ему должное, лишь на секунду замер в изумленной позе. А потом, резко обернувшись к Элоранте, откинув капюшон и отступив на шаг, сузил глаза в прищуре. В зрачках полыхнули те самые карие искры, которые Элоарин заметила при встрече. Лицо бродяги переменилось, он, наконец, понял. Но что толку – времени на решение или защиту не осталось – губы принцессы уже произносили черное слово. Только теперь к привычному уже «шессах» прибавилось странное «марр». Никто не объяснял Элоре значения слова, но она почувствовала интуитивно: на этот раз пустота не придет и не поможет, это сочетание превратит всех вокруг в таких же холодных марионеток, как и она сама сейчас. То самое смешение…

– Марр Шес…

Три! За секунду до того, как слова проклятья начали слетать с безвольного языка принцессы, до того, как Астрон сообразил «просветить» Элоарин огнистым взглядом, Селина сама открыла рот. Именно секунду она помедлила, перед тем как произнести какие-то, видимо, приводящие ее саму в ужас, слова. Но едва заметив судорожно искривившееся губы Элоранты и услышав шипение, предваряющее саму фразу, девушка решилась. Одновременно со словом "Марр…" в воздухе прозвучало иное, неожиданно твердое:

– Мира'Ривеэль'Шад, – Селине удалось произнести формулу первой только за счет того, что губы Элоарин, скованные льдом, двигались чуть медленнее. Окончание"…сах", так и не сказанное Элорантой, потонуло в черноте, как и весь мир вокруг. "Как странно, – Подумала при этом принцесса, – А я еще боялась смерти"…

* * *

Направленный синхрон-канал по дате:

1 472 202 год по внутреннему исчислению Мироздания «Альвариум».

Четвертая категория мерности (Небытие), дельта Темной реки Мира'Ривеэль'Шад.

Вот уж где не хотел бы очутиться ни один нормальный человек, так это в столь страшном месте. Темнота сверху, снизу, справа, слева, впереди и позади. Ничего кроме нее нет. Ощущение холода, почти что льда, внутри и снаружи. Руки, ноги, голова – все части тела будто скованы, связаны, сплетены. Нет их вообще… Сознание еще каким-то чудом есть, а тела – не существует. И формы у сознания нет – парит облачком среди черноты небытия, цепляясь за тусклые нити. Но и сами эти струнки здесь темные, блеклые, едва мерцают. Скорее впитывают в себя свет, нежели излучают. Какие-то бронзовые.

Но и темнота, если вглядеться, неоднородная. Где-то, если бы были ноги, на уровне стоп она движется. Скорее даже, это ниточки сплетаются между собой, свиваются, образуя подобие потока. И даже смутное свечение теряют. Становятся непроницаемыми, словно из обсидиана. Поглощают решительно все, даже взгляд, на них падающий. Да и есть ли взгляд, если нет глаз? Просто тихо и величественно движущийся поток, еще темнее черноты, вязкий, но не болотистый. Можно ли в нем утонуть? Наверное. Элоранта бы за все сокровища мира не осмелилась шагнуть в сплетение нитей – это как с обрыва броситься. Страшно и бессмысленно! Да и смогла бы она разве это сделать? Тела-то все равно нет! Чем шагать, как шагать, куда шагать?

"Так есть у меня взгляд или нет?" – Всерьез задумалась принцесса. Надо рассуждать логически: если она видит это место, значит, какое-то подобие взгляда все-таки существует. Осознав это, она вдруг поняла, что теперь уже не парит в черноте облачком, а стоит на чем-то твердом, по цвету не отличимом от остального пространства. Да и тела по-прежнему не было, но девушка его уже как бы ощущала. Могла представить себе руки, ноги, голову, глаза. И видела окружающее куда четче: у однородной темноты появились оттенки.

Только ей казалось, что даже нити в этом пространстве имеют не один объем, но и еще какие-то меры: помноженную на четыре глубину, длину, ширину. Причем, одна длина виделась ей привычной, а другая состояла из годов, словно нить тянулась и сквозь время. Третью длину Элоарин посчитала бы в мыслях, хотя и сама представить не могла, как это. Хотя нет, даже не в мыслях, в вариантах одной и той же мысли… с разными нюансами, выводами из нее.

Девушке вдруг даже стало интересно. В конце концов, она уже умерла и порабощающего холода больше не чувствует – чего спешить-то? А все же жалко: о скольком она еще не спросила герцога! И вообще, глупо, только приблизилась к цели – и на тебе, такое завершение. А что там с друзьями? Принцесса вдруг поймала себя на этом слове – «друзьями», какое необычное, непривычное. Вот все пыталась понять, чего она так желает, повторяя перед зеркалом это слово. Надо же… Умерла – и поняла. Глупость какая. А в душе царит такая рассеянность, будто она здесь – не цельная, а из мелких-мелких соприкасающихся частичек состоит. Но все же не распыляется… Ага! Вот и четвертая длина – даже не понятно в каких единицах мерить, но откладывают по ней, определенно, меру этой самой рассеянности. Если "в минус" – то частички внутри ее сознания мельтешить будут, а "в плюс" – разлетятся в стороны.

Странно, Элоарин вдруг поняла, что с помощью этих длин свое сознание можно здесь «регулировать». И так просто! Даже напрягаться не приходится: когда понимаешь, лишь задай отметку на оси – и переместишься в нужную точку с нужным качеством. Только себя она ощущала пока как-то точечно – нити-то вон объемные, а она – точка. Не порядок! Принцессе почему-то становилось все веселее и веселее, ее потихоньку охватывала эйфория. Никогда еще и нигде понимание не давалось ей с такой легкостью и непринужденностью! Смерть оказалась штукой донельзя веселой и увлекательной… Да и вообще, как-то на смерть не похоже. Единственная мысль, которая ее кольнула: Селина пыталась описать междумир, пересказывая слова Астрона, но, даже учитывая схематичность образа, место, куда попала принцесса, на междумир совсем не походило. При любом раскладе получалось, что прослойка между мирами больше похожа на пустыню, почти не имеющую измерений, а здесь их – по горло и больше.

"Их же тут десятки!" – Уже с восторгом вслушивалась в колыхание струн Элоарин. Теперь она могла уловить, что они не просто движутся и сплетаются, а еще и звучат. Ну-ка, а что будет, когда она просчитает четыре ширины и четыре высоты? Может быть, запоют?! Принцесса и забыла совсем про то, что бесконечно длящуюся секунду назад боролась с ледяным голосом, оказавшимся ее «тройником» из зеркала. А еще она понимала, что та секунда до сих пор не прошла, что здесь секунда ее мира может длиться вечно, и во времени принцессу никто не ограничивает. Только зачем ей это время, если она уже умерла… Или все-таки не умерла? Как понять? Наверное, надо вычислить все оси ширины и глубины, чтобы догадаться. Элоарин чувствовала: если она сумеет это сделать, то полностью, до конца поймет, где именно она находится и что делать дальше!

Что там еще. Ага, начать с ширины. Ну, обычная, конечно, – здесь это не важно. А вот вторая ширина интереснее: тоже, естественно, со временем связана. Это как бы цикличное время. Когда нить вьется-вьется и проходит через точки лежащие на одной линии. Когда-то давно принцесса недолго увлекалась вышивкой и с тех пор запомнила, как пропускают нить через ткань: вверх-вниз, вверх-вниз. Очень похоже. Только здесь ниточка событий имеет более покатые склоны, но вызывает, явно, похожие происшествия в самых разных мирах. Этакие исторические повторы: меняются народы, герои, обстановка, но неизменной остается суть ключевых событий.

В этот момент, Элоарин показалось, что она может спокойно черпать любое знание о нитях, которое способна понять. Будто кто-то, являющийся здесь хозяином, разрешил ей пользоваться «родником знаний». И еще она четко осознала, что «вычерпывает» их как раз из странной реки-сплетения, лежащей под ногами. Что ж, тогда надо продолжать: Элора была импульсивной девушкой, но никак не дурой. Здесь и сейчас она могла получить больше ответов и способностей, нежели там, под руководством бродяги. Не потому что он бы ее не научил – нет, научил бы многому, конечно, и кажется, если сумеет выбраться, еще научит, но здесь хранилось нечто совершенно уникальное, что не каждому открывается. Главное – понять… И принцесса старалась вычислить все до конца.

Вот третья ширина. Если третья длина показывает вереницу вариантов пространства, сложенного из мыслей, то ширина – варианты действующих в мире сил.

– Интересно, какова такая ширина у Природного мира? – Вдруг осмелилась спросить у нитей Элоарин. И чем же она эти слова произнесла, если языка и губ нет? Или уже есть? И не посмотришь ведь, глаза-то, вот смех один, тоже – то ли есть, то ли их нет!

Ответ пришел прямо в разум, без посредника в виде несуществующих ушей. Ширина в пять больших сверхстихий, расщепленных «ниже» на множество мелких. Среди сверхстихий «изумрудная» Природа главенствует, «злато-желтый» Разум как-то зигзагами наложен, но его тоже немало… Третий по доле в ширине – «алый» Огонь: он в лунных лесах себе «гнездо свил». Теперь-то ясно, что это за звери – «лунники», дети пламени и разума – вот они кто! Ах, вот еще что: выше Разума и Огня затаилась «ультрамариново-голубая» Небесная стихия – почти весь южный континент накрывает. А на месте империи и по территории севера, да еще кое-где растянулась мрачноватая «пурпурная» Тьма-ночь-тайна. Последняя, заметив, что Элоарин «на нее смотрит» будто бы отсалютовала, определенно, приветствуя девушку.

– Мама дорогая!… – Ох, сдавалось ей, что от таких страшноватых «приветов» лучше бы подальше держаться. Вот остальные сверхстихии к ней нейтрально отнеслись, разве что Огонь «улыбнулся», но и только. Однако вслед за этой мыслью пришел какой-то внешний толчок: что-то в духе "не отвлекайся".

– Ладно, думаю дальше… – И принцесса действительно продолжила осевые вычисления.

Вообще, она уже сообразила, что каждая ось: горизонталь, вертикаль и глубина, существуют здесь в четырех разных экземплярах, сгруппированные, конечно же, тройками. С одной стороны, привычно, а с другой – разнообразие поражает. Да и посчитать измерения при таком подходе проще – надо просто все тройки перемножить, чтобы они сложились в дерево со «стволом», "ветвями", «веточками» и «плодами»! Ствол – это вот это странное место, ветви – там, где последней тройки осей нет, веточки – это все миры от начала до конца, а плоды – каждый конкретный мир.

– Просто-то как! – Восхитилась принцесса, упоенная новым знанием. Правда, она до сих пор не могла понять, как ей это поможет справиться с ледяным голосом, если придется вернуться, но дышать стало определенно легче. Ба! Да она же уже и дышит, причем непонятно чем – откуда здесь может быть воздух, когда измерений… дайте-ка посчитать… три, на три, да на три, да еще на три… восемьдесят одна штука! Ничего себе… Прямо как трехгранная пирамидка, дном стоящая на междумире, на ее гранях – еще по пирамидке, а на гранях каждой новой – еще по… Тьфу! Нет, такой кошмар Элоарин себе представить не смогла – проще уж дерево с плодами мысленно нарисовать, чем эту геометрическую скульптуру неизвестного сумасшедшего.

Мысли принцессы метались от одной темы к другой. Внезапно она поняла, что еще пара таких «разбросов» – и она потеряет сознание. А здесь этого делать нельзя – в буквальном смысле его потеряешь, не в переносном! Кошмар какой.

– Бяки! Ну ладно уж, четвертая ширина. Что там было-то в предыдущем акте спектакля? Ах да! Отметку на шкале раздробленности искали. Ну, а вторая какая шкала? Что там думать, все эти длины и ширины друг друга дополняют – значит, и здесь так же. Что-то вроде шкалы слияния…

И она увидела тень пустоты, неожиданно осознав, что это не просто свет или тьма… Это была Пустота в свей полноте, до разделения – потому Элоарин так трудно было понять ее «оттенок». А та лукаво улыбалась ей, демонстрируя себя, как красотка вертится перед подругой, предлагая оценить ее наряд. В этой пустоте все существующее было слито целиком и полностью. Пустота абсолюта: парадокс, внутри которого спрятана жизнь. Где-то посередке должен был гнездиться предполагаемый ноль: когда уже есть все, но в комок глины оно не смято. Ну и в другую сторону, когда образуется куча маленьких комочков вместо одного большого – разница, с точки зрения Элоры, невелика.

– Экая ты злая, «доченька» – Послышалось укоряющее дыхание пустоты, – с таким презрением обо мне думаешь… Вот когда понадобится вам к смешению древние силы добавить, ко мне же обратишься. А сама трястись будешь, как бы похожий ком не получился. Ты лучше не насмехайся, а отметки на этой ширине правильные ставь, чтобы запастись материалом для «лепки», но не переборщить. Тогда все хорошо будет, и я в себя ничего вашего не утяну! А то повадилась вызывать меня по поводу и без повода…

Элора окаменела. Значит, пустота все же разговаривала с ней? Она это может? И тогда, и сейчас?

– Могу, конечно, я – древняя сила, во мне тоже есть жизнь. Пусть и не такая, как в тебе, но все же… А вернее, во мне много жизней – тех, что уже познали разум, но не овладели душой. Все они – это я теперь, ничего не пропало зазря. Но все же вы способны проложить куда более интересную и долгую дорогу… Помни, «доченька», что тебе хитрюга-Кайлит рассказывала – она плохого не посоветует, хотя и пропахла насквозь Танцем искр. А я уж за тобой пригляжу, смогу – так даже и подскажу, когда начнешь ошибаться…

– Благодарю, – Пролепетала Элора, превозмогая желание поставить свое сознание на колени и склонить голову перед древней силой. Вот этого делать явно не стоило – пустота с ней, как с «дочкой» и почти что как с равной общалась, значит, и не ждет такого принижения себя. А вот поклон отвесить стоит… Элоранта, надеялась, что, с точки зрения пустоты, именно поклонилась, а не покачала головой, например. Сила послала ей мягкий ободряющий тычок и куда-то отдалилась. Постепенно принцесса поняла, что хотя пустота древнее и гораздо выше места, в котором оказалась она, но все же оставила след на одной из осей. Это даже придало сил: раз уж такая древность и в ее душе живет, значит, узнать все оси этой темноты ей, конечно, по силам!

Внезапно со стороны донесся призрачный голос: нет, на этот раз не холодный – журчащий, будто ручей в лесу, мягкий-мягкий:

– Первый раз такое чудо вижу…

– Это кто?

И вновь мысленное "не отвлекайся".

– Да ладно-ладно, – Проворчала принцесса, и начала просчитывать глубинные оси.

Естественно, обычная глубина – она же высота, тут все понятно. А во времени? Да тоже ясно – сколько раз уже было, и сейчас действует! То секунда – как вечность, то день не заметишь, как пролетел. А уж во сне: три минуты пробродил – семь часов проспал. Тут все предельно ясно. Глубина погружения в само время, ощущение длительности момента. Его можно по такой глубинной оси растянуть, а можно сжать в точку.

Где-то, то ли за спиной, то ли над головой, то ли вообще под ногами (все равно ни того, ни другого, ни третьего не существовало здесь!) уже прямо-таки гремели нити: торжествующе, громко, сплетаясь и рушась, взлетая и погружаясь, рождаясь и умирая. Принцесса понимала, что пока не может ими управлять – это требует не только знаний, но еще и немалых умений. Но услышать, как сплетаются и рушатся миры, некоторые из которых – еще даже нерожденные, она могла. Пока что смутно – надо добить две последних глубины.