Текст книги "Из Питера в Питер"
Автор книги: Михаил Ляшенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
28
В школе нашлась большая карта мира. Ее повесили в актовом зале, где собрался митинг.
Сотни глаз смотрели на Джеральда Крука, когда он, водя указкой по карте, объяснял, что самый короткий путь в Питер лежит через Соединенные Штаты. Он пытался говорить как обычно – добродушно, громко, уверенно, но что-то не получалось. Все острее ощущал он неловкость. Будто обманывал их. Хотя знал, что говорит правду.
– Вы совершите кругосветное путешествие! – гремел мистер Крук. – До Сан-Франциско меньше трех недель! Не пройдет и трех месяцев, как вы попадете в Петроград!
Тут многие, самые деликатные, потупились, как по команде, а у тех, кто продолжал всматриваться в мистера Крука, зазмеились кривые, насмешливые улыбки...
Но никто не произнес ни слова. Все упорно молчали, избегая встречаться взглядом с Круками или Смитом.
– Кругосветное путешествие! – взмахивал руками Джеральд Крук. – Слава господу нашему, земной шар все-таки круглый... От Петрограда до Владивостока вы уже проделали десять тысяч верст... Это был трудный путь. Но когда-нибудь вы станете гордиться тем, что его выдержали! То, что осталось, – пустяки. Пусть не страшат вас расстояния. Вы будете преодолевать их в условиях мира и благоденствия! Немногим больше восьми тысяч верст до Сан-Франциско. Пароход, который мы зафрахтуем, будет делать не меньше десяти узлов в час! Подскажите мне, сколько это будет в километрах или в верстах?
Он с надеждой уставился на Аркашку, потом на Ларьку, наконец – на Володю и даже на Катю. Но никто не разжал губы.
– Из Сан-Франциско всего шесть тысяч верст до Панамского канала, – поторопился мистер Крук, отирая широкий белый лоб. – Вы увидите Южную Америку! Тропики! Южные моря! Созвездие Южного Креста, которое никто никогда из вас не видел! Мы пройдем путями великих мореплавателей! От Панамы до Нью-Йорка нет и четырех тысяч верст. А там и Петроград, всего около восьми тысяч верст. Пересечем два океана! И вы – дома...
А они молчали.
– Сейчас многим кажется, что они несчастны, – сухо молвила Энн Крук, вглядываясь в зал. – Но подумайте как следует. Из миллионов русских детей только вам выпало такое необыкновенное счастье.
И тут никто не откликнулся. Только легкий шумок прошелестел по залу. Незаметно вздохнув, мистер Крук добавил:
– Мы отвечаем за вашу жизнь и благополучное возвращение домой. Во Владивостоке любого из вас могут подстрелить. Тем более что вы упорно шатаетесь по улицам... Надежды отправить вас кратчайшим путем, через Сибирь, рухнули. Вот почему принято решение, о котором я сообщил. Я надеюсь, – стараясь бодриться, закончил мистер Крук, – что вы тут выступите, как полагается на митинге, и скажете нам все, что хотите...
У Аркашки разгорелись глаза. Пересечь на корабле Великий, или Тихий, океан! Пройти Панамским каналом! Побывать в южных широтах! Между прочим, в самых флибустьерских местах... Пересечь еще один океан, Атлантический. Мечта скитальца морей!..
Вчера, на подпольном сборе, красные разведчики постановили: в Америку не ехать. Любой ценой оставаться здесь, дома. И Аркашка теперь мучился, его одолевали сомнения...
Выступающие все еще не находились, и тишина становилась зловещей, вызывающей. Выскочил, правда, Валерий Митрофанович, лепетал что-то о величии Америки, о неблагодарности русских, воздевая руки, твердил, как он будет счастлив, когда ступит на палубу корабля, частицу американской обетованной земли...
После выступления Валерия Митрофановича тишина сделалась еще гуще. Смит, посмеиваясь, начал вызывать на выступления. Назвал фамилии Ручкина, Колчина, Гусинского, Обуховой. Никто из них не вышел. Но когда Смит упомянул Гольцова, Володя встал. Он хотел сказать несколько слов с места; обрадованные Круки уговорили его выйти на сцену.
– Миссис Крук призвала нас радоваться, – сказал Володя. – Нам предстоит кругосветное путешествие! Очень заманчиво, правда?
В зале кое-кто несмело улыбнулся.
– И все-таки я объясню, почему не радуюсь. Мы уже пропутешествовали десять тысяч верст, как сказал мистер Крук. На это ушло два года... Я подсчитал: теперь нам предстоит пропутешествовать еще двадцать шесть тысяч верст... – В зале стало еще тише. – Кто поручится, что на двадцать шесть тысяч верст не уйдет пять лет? Кто поручится, что мы вообще вернемся домой? – Он смотрел в зал, и на него смотрели, но без улыбок. – Вот почему мы не можем радоваться, миссис Крук, извините...
– Это называется гнилая интеллигенция! – заявил Ростик, внезапно появляясь на сцене. – То он цветочки собирает, как та стрекоза, пока муравьи, понимаешь, соображают, как жить... – Ростик подмигнул в зал, и в задних рядах его дружки ответили довольным гоготом. – То он ноет, на жизнь жалуется, все его обижают, Америка ему не нравится, охота опять в приют, голодать и помирать, потому что он ничего не умеет... Правильно я говорю? – Его опять поддержали, и Ростик воодушевился еще больше. – Интеллигенция, без мамы не может, без папы не проживет! А я скажу по-простому, по-рабочему, по-пролетарскому – даешь Америку! Чего мы тут не видали, в этой нищете? Там хоть есть на что поглядеть...
Это выступление никто не принял всерьез. Как ни старались Круки и Смит, желающих больше не было. Пришлось мистеру Круку в заключение заявить, что он немедленно начинает переговоры с капитаном японского судна...
Все стали расходиться. На заключительные слова мистера Крука никак не реагировали. Вечером в спальнях, как доносил Смиту Валерий Митрофанович, было тихо.
– Мне это не нравится, – уронил Смит.
– Затевают что-то, – поддакнул Валерий Митрофанович.
– Ничего себе, информация.
– Ростик и его ребята ничего не знают...
– Ростик! Вам давно следовало прибрать к рукам Ручкина и других красных заводил.
Валерий Митрофанович только жалобно вздохнул. К Ларьке ему никак не удавалось подобраться.
Смит пошел к Крукам. У двери он услышал голос миссис Крук. Она вслух, негромко, читала Библию.
– «Блаженны скорбящие о всех бедствиях твоих, – услышал Смит, – ибо они возрадуются о тебе, когда увидят всю славу твою, и будут веселиться вечно...»
Смит пожал плечами и открыл дверь.
– Прошу прощения, – проговорил он. – Дело не терпит отлагательства... Вы обещали подумать, мистер Крук, о том первоклассном предложении, которое я сделал по дороге в Харбин.
– Мистер Крук подумал, – сурово произнесла Энн Крук.
– Я подумал, Майкл, – нахмурился Джеральд, не глядя на Смита.
Майклу Смиту стало не по себе. Ему до сих пор просто не приходило в голову, что от его предложения можно отказаться. Ведь это противоречило здравому смыслу! А сейчас он ощутил растерянность.
– Эти дети опасны, – заторопился Смит, теряя обычную сдержанность. – Помните, миссис Крук, первую встречу с ними? Они пели «Интернационал». Если б не вы, Ларьку и Аркашку засекли бы казаки... До сих пор они где-то прячут знамя красноармейцев. Они откровенно признаются, что считают себя красными! А ведь им уже по шестнадцать лет. Зачем такие дети Америке? Плодить красную заразу? Вас не поблагодарят, мистер Крук.
Они сидели выпрямившись, высоко подняв головы и смотрели куда-то вдаль, может, вглядывались в далекую Америку, и, казалось, не видели Смита... Но он уловил, что попал в точку. Круки думали как раз об этом: как отнесутся в Штатах к приезду красных детей? Их мучила эта мысль, сомнения... Именно поэтому они молились и искали утешения в Библии...
– Если мы сумеем организовать их выступления в Америке, – внушительно заговорил Смит, – организовать, как надо, дело пойдет! Пусть расскажут о вшивой Совдепии так, чтобы рабочих, интеллигенцию, даже негров стошнило от русской революции. Я это организую. Кстати, надо бы неделю-другую подержать их на хлебе и воде, чтобы к Сан-Франциско они приняли более мученический вид. Дадим рекламу! Добьемся серьезного успеха! А когда о них все позабудут, возьмемся за главное, за сотворение первоклассных разведчиков... Выбирайте, мистер Крук: или благодарность Соединенных Штатов и богатство, или проклятие Америки и нищета...
– Мистер Крук не хочет слушать этот вздор, – твердо сказала Энн Крук. – Никакие они не мученики, а дети революции.
– Смит, вам не удастся сделать из этих ребят шпионов, – вставая, сказал Джеральд Крук.
– Думаю, это зависит не от вас, сэр, – помолчав, промолвил Смит. – Мне вас жаль.
Когда он выходил, ему показалось, что в дальнем конце коридора кто-то поспешно завернул за угол... Смит помчался туда. За углом никого не было. Он кинулся в спальни. Все спали…
Между тем в комнате, которой особенно интересовался Майкл Смит, не спал никто. Прошел, наверно, целый час после того, как он сюда заглядывал. Аркашка пошевелился и поднял голову. Тотчас привстал Ларька.
В этой комнате временно размещались шестнадцать старших мальчиков. Четырнадцать из них входили в число красных разведчиков. Но были еще двое – Ростик Гмыря и Володя Гольцов.
Аркашка и Ларька бесшумно подошли к кровати Ростика. Он делал вид, что храпит.
– Открой глазки, Ростислав, – предложил Ларька. – Дело серьезное.
Храп прекратился. Потом, пустив на всякий случай еще руладу, изобразив сладкий зевок, Ростик приоткрыл невинные глаза.
– Вам чего, ребята?
– Сейчас мы сведем тебя в подвал и там запрем. Только тихо... Будет тихо – будешь жить. Нет – удавим!
Ростик недоверчиво посмотрел на Ларьку, потом глянул на Аркашку и сразу поверил: такое свирепое было у Аркашки лицо.
– Не доверяете? – скривился Ростик, обижаясь.
– Не тяни резину, – посоветовал Ларька.
Они проводили Ростика в подвал. По дороге Ларька обещал, что, если Ростик выдержит испытание, может, ему и поверят... Сказал, что сидеть придется до обеда.
– А поесть? – затосковал Ростик.
Запирая дверь, ему сурово ответили:
– Не помрешь.
Когда они вернулись, Боб Канатьев сидел в комнате, у двери, сторожил. А Гусинский объяснял Володе:
– Вы же сами сказали, что это кругосветное путешествие не вызывает восторга. Здесь вы видите людей, которые решили не ехать. Если вы с нами, дайте слово, и мы вам поверим...
– Несерьезно. – Володя, потупясь, протирал очки. – Вас никто не поддержит. Увидите, все захотят в Америку, в южные моря.
– Теперь не захотят, – сказал Ларька.
– Вы думаете? – иронически усмехнулся Володя.
– После того, что мы узнали, разве такое барахло, как Ростик, согласится ползти на ихний корабль.
– Что же вы такое необыкновенное могли узнать? Тогда Аркашка, выкатив огромные, как два черных облака, глаза, громким шепотом спросил Володю:
– Скажите, Гольцов, вам улыбается стать американским шпионом?..
29
Круки были крайне огорчены тем, что ребятам так не повезло, что война еще раз отсекла их от дома.
Операция в Харбине, когда мистер Крук сумел обменять обесцененные царские рубли и пустопорожние керенки на полновесные доллары, была тоже не простой. Но капитан японского сухогруза «Асакадзе-мару» соглашался предоставить свое судно для перевоза детей в Штаты только за доллары.
Нелегко достался Крукам и тот митинг, где на них смотрели полторы тысячи детских глаз, и многие не только с недоверием, с ожесточением, но и с презрением, с вызовом...
Слава богу, все это осталось позади. Дети поняли, что иного выхода нет. И хотя время от времени на мистера Крука набегали гнетущие мысли о том, как встретят в Штатах их необычную одиссею с красными детьми, но сейчас и с этим было поздно считаться. Он подписал с капитаном Торигаи договор. Капитану Торигаи был вручен аванс, в долларах конечно. Капитан Торигаи был приземистый, крепкий, широкий, как ворота. С таким капитаном не пропадешь. Приятно смотреть, как он улыбается, приятно слушать, как он хвалит свой корабль. И все, о чем раньше было договорено, капитан Торигаи выполнил.
Твиндеки, где обычно размещался груз, Торигаи переоборудовал под жилье для ребят; здесь без труда могут разместиться несколько сотен человек.
Пассажирских кают на сухогрузе имелось только двенадцать. Их займут миссис и мистер Крук, Смит, шесть учителей, врач, завхоз и шеф-повар.
Судно было грузовое, но содержалось в исключительном порядке и чистоте. Даже миссис Крук ни к чему не могла придраться. Капитан Торигаи предоставил ей возможность облазить корабль сверху донизу, хотя это было и не так просто. Водоизмещение, что ни говори, десять тысяч тонн! Это не какая-нибудь каботажная шхуна... И ход соответствующий – десять узлов.
Миссис Крук честно призналась, осмотрев судно, что хотела бы видеть и американские сухогрузы в таком идеальном состоянии. Капитан Торигаи еще шире расплылся в довольной улыбке. Он гордился своим «Асакадзе-мару» и имел для этого все основания.
Капитан проводил чету Круков на причал, где с подошедших военных транспортов продолжалась разгрузка зеленых японских танков. Несколько танков, лязгая и громыхая, уползали от причала, заволакивая все удушливым черным дымом.
– Еще раз напоминаю, капитан, – строго твердила миссис Крук, несколько раздосадованная тем, что не обнаружила на «Асакадзе-мару» никаких недостатков, – мы будем неукоснительно соблюдать режим дня. Подъем. Зарядка. Занятия. В том числе занятия детского хора и оркестра. Дежурства детей. Все строго в установленные часы.
Капитан Торигаи улыбался еще ослепительнее, решительно во всем почтительно соглашаясь со строгой миссис Крук.
– Сегодня и завтра – баня, – сообщила ему миссис Крук. – Это не так просто, вымыть перед плаванием всех детей... Послезавтра в десять ноль-ноль начинаем посадку.
Капитан позволил себе заметить, что «Асакадзе-мару» готов хоть сейчас принять драгоценный груз.
– Я думаю, дорогая, – несколько оживился мистер Крук, – что мы за час до посадки пришлем наш оркестр! Пусть приготовится и играет во время посадки...
Энн Крук проницательно взглянула на мужа.
– Не волнуйся, Джеральд, – твердо сказала она. – Все в порядке...
Они распрощались с любезным капитаном и двинулись к выходу в город. Тяжело и страшно было смотреть, как вопящие, теряющие человеческий облик толпы русских господ требуют, чтобы их забрало из родной страны любое иностранное судно, лучше военное... Потом Круки подождали, пока маленький японец в очках проверит их пропуск, миновали цепочку японских солдат со штыками наперевес... День был солнечный, тихий; только нестерпимо громыхали и воняли позади танки... У Круков росло приятное ощущение, что все скверное позади, теперь все ясно. Они невольно вздохнули полной грудью, когда вышли из порта. Взглянув друг на друга, улыбнулись...
И тут к ним кинулся не похожий на себя Смит, вспотевший, в пыли, с перекошенным лицом:
– Я третий час пытаюсь вас найти! – сорвался он на крик. – Вы знаете, что происходит?
Круки смотрели на него с немой укоризной. Им только что было так хорошо...
– Бунт!
– Бунт? – повторил мистер Крук, оглядываясь.
– Да не в городе! У нас! Взбунтовались эти так называемые дети...
Около Смита вертелся Ростик. Он был в форме скаута, которая никогда ему не шла, а сейчас особенно выглядела нелепо.
– Психи! – пожаловался Ростик. – Не хотят в Америку...
– Красный бунт! – оборвал его Смит. – Командует, конечно, Ларька Ручкин. Его давно надо было убрать, но меня же не слушали! Они воспользовались тем, что все учителя ушли в город купить кое-что в дорогу. В здании остались одни дети. Я вышел на несколько минут, в аптеку. Когда вернулся, двери оказались на запоре. Я потребовал, чтобы открыли. Тогда на балкон вышел этот Аркашка... Колчин. Вы посмотрели бы, в каком виде! Впрочем, вы еще им насладитесь. В каких-то отрепьях, полуголый! И заявил, что никаких переговоров с американцами вести не будут... Они выбросили всю одежду, всю еду, которую вы им подарили. Пока я пытался ему что-то внушить, дверь на секунду приоткрыли и выкинули вот этого... – он кивнул на Ростика. – Когда я кинулся к двери, она снова была заперта. И там смеялись!
Мистер Крук снял шляпу, вынул платок и медленно вытер лицо и голову. У него были глаза обиженного ребенка.
– Я не понимаю, что произошло?
Ростик потупился. Смит, еще не остыв от гнева, уставился было на миссис Крук, но потом предпочел смотреть на Джеральда Крука. Отвечать он, кажется, не собирался.
– Вы слышите, Смит? – ледяным голосом произнесла Энн Крук. – Мистер Крук желает знать, что произошло.
– То, что я давно ожидал, – прошипел Майкл Смит, неожиданно резко поворачиваясь к ней. – То, о чем я долбил вам несчетное число раз! Это красные, ясно? Красные! Большевики! Им по шестнадцать лет! Они в армию годятся! А что я слышал в ответ?
– Что это дети, старина, – мягко сказал мистер Крук.
Кажется, Смит выругался, но этого никто не расслышал.
Пока они бежали к школе, где забаррикадировались взбунтовавшиеся ребята, Энн Крук расспрашивала Ростика:
– Вы находились со всеми?..
– Да, миссис Крук.
– С чего началось?
– А я знаю? У них было договорено. Сняли с себя все, что вы им дали, форму, все. Надели свое, питерское дранье. Башмаков нет, так они босиком. Я их уговаривал: «Что вы, говорю, братцы, как можно, миссис Крук и мистер Крук очень обидятся». Тогда они заметили меня и выбросили.
– Почему?
– Так я разве из ихней компании!
– А из какой?
– Я сам по себе. – Ростик с гордостью выпятил грудь, оглядываясь на Смита. – Я хочу в Америку, с вами, буду все делать, что скажете...
Круки бежали, уже не слушая Ростика. Еще издалека увидели у школы японский патруль и Валерия Митрофановича. Сняв поношенную учительскую фуражку, прижимая к груди цепкие ладони, он умоляюще глядел на солдат и что-то им растолковывал.
– Просит взломать дверь, – процедил Смит. – Пустой номер. Я тоже просил...
Японцы покачали головами, показали Валерию Митрофановичу на флаг американского Красного Креста над школой и ушли, не оглядываясь.
Валерий Митрофанович в запале шмякнул даже фуражкой о тротуар, но тут же подобрал ее и сердито принялся чистить.
На балконе второго этажа время от времени появлялся кто-нибудь из ребят. Сейчас выскочил Миша Дудин. Он и правда был босиком, в латаной-перелатаной Катей рубашке и старых, мятых штанах, у которых одна штанина была выше другой.
– Боже мой! – ахнула миссис Крук. – Ужасно! Ты похож на Гекльберри Финна!
– На кого? А!.. – Мишина рожица расплылась от удовольствия, когда он понял. Впрочем, он тут же спохватился и стал важным, как заправский дипломат. – А мы с вами не разговариваем.
– Почему?
– Никаких переговоров. Ларька сказал.
И он исчез, хотя Круки умоляли его остаться.
Они довольно долго стояли перед притихшим зданием, чувствуя себя в глупейшем положении... Смит не выдержал, что-то пробормотал и ушел. Но тут же на минуту вернулся и заявил, что не намерен унижаться, а, напротив, намерен засесть в ближайшем кафе и напиться так, как никогда в жизни не напивался. Когда Круки будут готовы взломать двери, он, Смит, будет к их услугам, не раньше. Валерий Митрофанович метался перед дверью, объясняя, что там внутри все его имущество...
– Неужели они его реквизируют? – спрашивал он миссис Крук.
Тут на балконе появился Аркашка и скомандовал:
– Отойти от двери!
Круки и Валерий Митрофанович послушно отскочили в сторону, а Ростик, на всякий случай, спрятался под балконом.
Тогда двери на секунду открылись, и вышла Катя. Она была тоже не в скаутской форме, а в том стареньком питерском черном платье с кружевным воротничком, которое так когда-то любила. На ногах у нее, как с некоторым облегчением отметила миссис Крук, были все-таки хоть шлепанцы. Катя торопливо сказала:
– Я только на минутку. Меня не хотели выпустить, и может, правильно. Все-таки я надеюсь... Это так ужасно, миссис Крук! Все знают, что вы хотите сделать из нас американских шпионов. Не пустите нас домой...
Впервые в жизни миссис Крук не нашлась, что сказать. Она сердито оглянулась на мужа.
– Это неправда! – громко запротестовал он.
– Извините, мистер Крук, – тихо сказала Катя. – Вам больше не верят.
Круки переглянулись.
– Как! – вспыхнула миссис Крук. – И вы против нас?
С тоскливой жалостью Катя всматривалась в их лица.
– Я не знаю. Вы очень добры, всем верите, я люблю вас за это... А если вас обманывают?
– Да, мы были слишком добры! – гневно сказала миссис Крук. – Слишком! С вами так нельзя. Что ж, мы прикажем выломать дверь. И отведем вас на корабль силой. Если вы дошли до такой низости, что не цените всего, что для вас делается...
– Не надо так, миссис Крук, – выпрямилась Катя, опуская глаза. – Мы не хотим в Америку. Мы ничего от вас не хотим. Не только вашей одежды, но и вашей еды... Мы объявили голодовку до тех пор, пока нас не отправят домой...
– Вы не хотите нашей любви, Катя? – задыхаясь, проговорил мистер Крук. – Разве мы не любим вас всех, даже... – Он невольно взглянул на Ростика. – И мы хотим отвезти вас домой...
Катя взглянула на него, молча покачала головой и пошла ко входу в забаррикадированную школу все быстрее... Дверь на мгновение приоткрылась и снова захлопнулась.
