Текст книги "Пароль - Балтика"

Автор книги: Михаил Львов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Хватит бездельничать, Петро. Не можешь играть, так посуди, – с улыбкой сказал Николай Афанасьев. Стрелецкий взял свисток.

Когда Петр улетал, Николай сказал:

– Очередная победа на море будет в твою честь. И вот этот полет. Карабасов и Афанасьев обнаружили конвой: три подводные лодки, два сторожевых корабля и транспорт. Атаковали подводную лодку. Торпеда угодила в корму. Подводная лодка взорвалась и затонула. Затем помощник Борзова Василий Кузнецов и штурман Герой Советского Союза Виктор Бударагин отправили на дно транспорт водоизмещением 6000 тонн. В другом районе моря четверка топмачтовиков гвардии капитана Тарасова потопила транспорт водоизмещением 3000 тонн. Очередную, восьмую победу одержали Михаил Шишков и Иван Бабанов: они взорвали торпедой транспорт водоизмещением 5000 тонн. Бабанов был тяжело ранен, но вывел самолет на боевой курс и точно направил торпеду.

В крейсерский полет в эти часы ушло звено, возглавляемое Пресняковым. Еще на КП тщательно разра ботали маршрут. Однако пришлось надолго уйти в облака, плотной грядой вставшие на пути. Сильнее, чем определили, оказался ветер, самолет снесло. Когда пробили облачность, Иванов крикнул:

– На Мемель выскочили!

С точки зрения навигации ошибка малая, район именно тот, который нужен, немного бы только мористее. Но ныскочить на малой высоте под жерла десятков зенитных батарей противника – хуже некуда.

"Прежде всего-оценить положение", – вспомнился совет командира полка.

Итак, торпедоносец над крышами просыпающегося города, но в него не стреляют. Может быть, батареи ведут самолеты, выцеливают, чтобы нанести безошибочный удар? Но огня нет. Значит, неожиданность? В самом дело, как мог противник предположить, что русские полнятся со стороны военно-морской базы, где и муха не должна незаметно пролететь? Ведь вокруг Мемеля днем ночью враг ведет усиленное наблюдение.

Если все именно так, значит, незачем, приковывая к "oобе внимание, набирать высоту или разворачиваться. Полет следует продолжать вот так, над островерхими крышами, доворачивая самолеты к порту, к рейду. На шоссе у закрытого железнодорожного шлагбаума стояла колонна автомашин и мотоциклов. Сотни гитлеровцев, задрав головы, смотрели на самолеты, ничего не предпринимая от неожиданности. Летчик хорошо видел их лица. Пианов-уже на земле-утверждал, что особенно ему но понравился один, с красным носом. Шутка шуткой, но Пресняков вел самолет в нескольких метрах от дымовых труб. Да, поволновались и Пресняков, и Иванов, и Склярочко, и экипажи Скрябина и Филимонова.

...Все в порядке, город уже позади. Иванов удивляется, что прошли без происшествий. Вспоминает, что в норные дни войны сюда летали однополчане Ефремов, Гречишников, Плоткин, Борзов, Пятков. И он, Николай Иванов, тоже летал – воздушным стрелком в экипаже Бориса Громова.

Прямо по курсу внизу большое портовое хозяйство, склады, автомашины, работающие краны на причальных стенках.

А что там впереди? Очертания смазаны дымкой. Пресняков протер глаза: не мираж ли? .

– Это же лодка! – не веря еще самому себе, кричит Иванов. – Подводная лодка...

– Атакую подводную лодку! – передает Пресняков ведомым.

И тут же из дымки выплывает... вторая подлодка. Алексей Скрябин сразу же устремляется к ней. Приходится пожалеть, что у Скрябина и Филимонова не торпеды, как у Преснякова, а бомбы-пятисотки. Охотились-то за другой целью!

– Курсовой – девяносто. Ход – три узла. Доворот на пятнадцать градусов влево, – передает Иванов исходные данные.

Пресняков быстро выполняет заданный Николаем до-ворот, сближается с подводной лодкой. В поле зрения появляется и сразу же открывает огонь транспорт и сторожевой корабль. Перед торпедоносцем Преснякова сноп трассирующих пуль и снарядов. Филимонов, чтобы помочь ведущему, взмывает, затем, снижаясь, поливает огнем всех передних точек палубу и надстройки сторожевика. Волей-неволей противник переносит огонь на Филимонова. А Пресняков тем временем вышел на боевой курс.

– Бросил! – выдыхает Николай Иванов и тут же приказывает стрелку-радисту:

– Фотографируй.

Подводная лодка – рукой подать. На палубе трое держатся за леера, смотрят вверх...

Александр Пресняков и Николай Иванов никогда не видели так близко лица врагов. В глазах немцев – страх и удивление. Наверное, не могли прийти в себя: как это советские самолеты атакуют их с самой неуязвимой стороны, со стороны военно-морской базы.

Круто развернув самолет, Пресняков искал взглядом только что атакованную лодку.

– Взрыв! – хором прокричали Иванов, Скляренко и воздушный стрелок Лепехин.

Пресняков и сам уже видит пламя, черный дым солярки и вздыбленную корму подводной лодки. Это конец. Иванов не может унять радость.

Бой продолжается. Вторая подводная лодка спешно погружается. Когда две "пятисотки" Алексея Скрябина, рикошетируя, пролетают над рубкой и рвутся неподалеку, лодка скрывается в пучине.

Гидроудар лодка испытала немалый. Однако уничтожена ли она? Скрябин не знает этого, и никто не знает, но он недоволен собой.

– Эх, на пять бы секунд раньше, и потопил лодку, – говорит Алексей. – А сейчас терзайся от мысли, что ушла...

Самолеты Преснякова и Скрябина не получили серьезных повреждений. А в крыльях самолета Филимонова невооруженным глазом видны крупные пробоины.

– Долетишь? – спрашивает Пресняков.

– Все нормально, долечу, – отвечает взволнованный летчик. – Вот только сердце...

– Что? – с тревогой переспрашивает Пресняков. – Кто-нибудь ранен в экипаже?

– Сердце, говорю, болит: неужели всплывет вторая? Пресняков больше ни о чем не спрашивает. Все и так ясно. Если молодой летчик, возвращаясь из такой переделки, думает о результатах удара – значит, все в порядке. Будут у него победы.

...Борзов не скрывает, что доволен. Он пять, десять минут рассматривает фотографии. Расспрашивает о курсовом угле атаки, о том, как отходили от цели. Необходимо, чтобы все летчики сегодня знали, как надо действовать. Ведь через несколько часов в небо снова уйдут торпедоносцы.

– Обедайте, отдыхайте накоротке, и пойдем вот сюда, – говорит Борзов и показывает на карте самый дальний маршрут.

После очередной победы фронтовой поэт написал такие стихи:

Торпедоносец Иванов

Фашистов в море бить здоров.

И он смеется в меру сип,

Он делал немцам оверкиль,

И от его улыбки тоже

Фашистов драл мороз по коже.

Экипажу Преснякова неоднократно доводилось попадать в трудные переделки. Однако в такой, как 24 июля, они еще никогда раньше не бывали. Вылетала четверка торпедоносцев во главе с Пресняковым без предварительной разработки. Начальник штаба указал Александру место и время обнаружения конвоя разведкой, его курс и скорость.

– Маршрут проложите в воздухе, – сказал Люкшин.

Линию фронта прошли благополучно. Когда оборвался лес, Иванов увидел почти одинаковой конфигурации бугры без каких-либо следов травы.

– Неужели самолетные капониры? – вслух подумал Иванов. – Не иначе площадку для "фокке-вульфов" делают, чтобы нас встречать. А может, уже и зенитки поставили?

Как в воду смотрел Иванов: с разных сторон одновременно ударили зенитные автоматы и пулеметы.

– На бреющий, – приказал Пресннков ведомым и сам прижал самолет к земле. Впереди – одинокая береза. Рванул на себя штурвал, но не успел избежать удара. Треск заглушил выстрелы. Только гул моторов свидетельствует о том, что полет продолжается. Снова удар, но слабее. Посыпались куски плексигласа. В кабину ворвался поток встречного воздуха. Пресняков охнул от острой боли. Не мог открыть глаза. Кровь заливала лицо.

– Командир, высоко от земли оторвались, – услышал летчик взволнованный голос Скляренко.

Пресняков чуть отдал штурвал и провел левой рукой по глазам. Пальцы ощутили кровь. Понемногу стал видеть. Прочные стекла кабины разбиты, пол завален ветками, корой и листьями. Дребезжит капот-обтекатель на левом моторе. На крыльях, неизвестно за что зацепившись, висят ветки березы. И с левым мотором неладно: греется сверх всяких норм. Торпеду пришлась сбросить на лес.

– Скляренко, доложи состояние самолета и самочувствие.

– Повредило стабилизатор, сорвало остекление кабины и антенну. Связи ни с кем не имею, ведомых не вижу, – сообщает старший сержант.

Особенно опасно повреждение стабилизатора, на нем крепятся рули глубины.

– Николай, почему молчишь, как себя чувствуешь? Коля, если слышишь, нажми световую сигнализацию.

Молчание. И лампочка не загорается. Что с Ивановым? Ранен? Без сознания? Или убит разорвавшимся в кабине снарядом?

– Коля, дорогой, отзовись, – кричит Пресняков. Все напрасно.

Линия фронта пройдена. Вот наконец аэродром. Пресняков выпускает шасси, хотя и не верит, что это удастся. Индикатор свидетельствует, что вышли все три колеса, но сомнения не рассеяны.

– Будем садиться на грунт! – со всем возможным в такой обстановке спокойствием сообщил Пресняков.

...Колеса коснулись земли. Все, кажется, нормально. Вдруг нос торпедоносца начал быстро опускаться. Пресняков едва успел выключить зажигание и рвануть штурвал на себя, как почувствовал удар, затем самолет передней кабиной начал вспарывать землю. Подвернулось левое шасси, не выдержав нагрузки, подломилось и правое. Летчика бросило на жесткие переборки. Все же он выбрался из самолета. В проеме полуразрушенной кабины залитый кровью штурман. Жив! Александр оттащил друга от самолета, бросился к Скляренко, зажатому в турели. Подбежавшие матросы освободили тяжело раненного стрелка-радиста из металлического плена.

Иванов потерял много крови, но ранения в голову оказались, к счастью, не очень опасными. Во всяком случае оптимизм и юмор не покинули Николая. Первое, о чем спросил, когда пришел в себя, это о березе.

– Саша, а березу ты довез до аэродрома?

– Довез, дьявол ее побери.

– Молодчина! – облегченно вздохнул Иванов. – После такой переделки баня нам просто необходима. И с березовым веничком...

– Коля, теперь я уверен, что мы с тобой еще полетаем.

– А как Сергей?

– Отлетался, – тихо проговорил Пресняков. Вернувшись из боевого полета, Борзов, осматривая самолет Преснякова, покачал головой:

– Живого места нет!

– Отремонтируем, – заверил инженер. – Послужит еще.

Борзов навестил Иванова и Скляренко. О полете не расспрашивал – только о самочувствии. Иным был разговор с Пресняковым. Проанализировал весь рейд, от взлета до посадки. Один отрезок пути вызывал досаду – от обнаруженного экипажем нового фашистского аэродрома до одинокой березы. "Я бы на нее не полез, – раздумывал Борзов, – прикрытие сомнительное, да и вообще, ударь Пресняков по дереву чуть пониже – и не было бы экипажа".

– Отдохни немного, – сказал Иван Иванович. Отдыхать Пресняков не мог. Он так и сказал командиру. В Прибалтике – напряженные бои. В районе Елгавы наши войска отбивают ожесточенные атаки фашистских танковых соединений. Гитлер бросил на карту весь флот, чтобы усилить снабжение своих армий, усилил истребительную авиацию. Редкая атака транспортов обходится без встречи торпедоносцев с "фокке-вульфами" и "мессер-шмиттами". Мог ли в такой ситуации Пресняков оставаться на земле?

– Я здоров, товарищ командир, и готов хоть сегодня в бой, – убеждал Пресняков.

– Подумаю, – Борзов протянул руку, – я подумаю.

Молодые входят в строй

Над многим пришлось думать Борзову жарким августом сорок четвертого. Прежде всего – о введении в бой молодых летчиков. Настоящие патриоты, они требовали осуществления своего права защищать Советскую Отчизну. Командир полка, которому не было еще и двадцати девяти лет, хорошо понимал юных летчиков и штурманов. Но считал себя обязанным вначале подготовить новобранцев к действиям над морем, вне видимости берегов, что намного сложнее, чем полеты над сушей, и требует особой психологической устойчивости. Очень точно объяснял состояние летчика в полете над морем лучший ас Отечественной войны трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин:

" ...Когда я смотрел за борт и видел темное, штормовое море, я на какие-то секунды отключался от восприятия звуков мотора – меня всего поглощала страшная стихия воды. Усилием воли я избавлялся от ее магнетизма, возвращался к надежному мирку кабины, к стрелкам приборов. Но теперь, в первые секунды, мне казалось, что и мотор гудит не так, как раньше, и) стрелки угрожающе сдвинулись к критическим пределам... Нужно было некоторое время, чтобы снова проникнуться уравновешенной мощью своей машины".

Борзов вынужден был в минимальные сроки готовить экипажи к многочасовым рейдам над волнами за сотни миль от базы. Право первыми пройти боевое крещение получали пилоты и штурманы, проявившие волю и выдержку в сложных условиях.

...В группе, пополнившей гвардейский коллектив, – летчик Александр Гагиев и штурман Ростислав Демидов. Оба комсомольцы, одногодки – им было немногим больше двадцати. Осетин Гагиев и украинец Демидов составили экипаж еще на Тихоокеанском флоте. Назначены они были в 51-й минно-торпедный полк. Однажды в нелетную погоду над аэродромом раздался гул моторов. Борзов поспешил на поле. Несмотря на то, что были включены все огни, командир эскадрильи ушел на второй круг. Кто-то улетел на запасную базу. А один самолет уверенно снижался. "Пора убирать обороты", – подумал Борзов. В ту же секунду, словно услышав, летчик уменьшил газ. Блестяще совершив посадку, летчик зарулил на указанное место.

Это был Гагиев. Борзова поразили выдержка летчика, хотя посадка в такую непогоду таила немалую опасность. Поговорив с Гагиевым и Демидовым, Борзов спросил:

– Хотите летать в Первом гвардейском?

– Хотим, – ответил Александр за двоих.

– Все время вместе летаете?

– Да.

– Вот и прекрасно, будет готовый экипаж. Сейчас, после многих потерь, после гибели Виктора Чванова, ранения Ивана Бабанова и беды, которая произошла с Пресняковым, Ивановым и Скляренко, Борзов выпускал в тяжелый бой экипаж Гагиева. Сам давал задание, проверил карты, проанализировав на штабном стое десятки вариантов атаки и десятки вероятных встреч с истребителями противника. Когда-то эту школу прошли у Борзова Шишков и Бабанов, Пресняков и Иванов, Чванов и многие другие. Теперь – эти два тихоокеанца. Они уже выполняли задания Борзова на минные постановки, в крейсерском полете 5 июля потопили транспорт, правда, небольшой, в две тысячи тонн. И вот сегодня, 24 августа, летят ведущими в район, где, по сведениям разведки, развил активные действия фашистский флот. За Гагиевым, также с торпедой, летел лейтенант Порохня. С бомбами, предназначенными для топмачтового удара, шли самолеты Алексея Скрябина и Иосиф Сачко. Охраняемые "яками", торпедоносцы ушли на ипдапие. Ближе к фронту Гагиев снизился и, маскируясь" над самыми верхушками елей, сосен и берез, провел группу через фронт.

Видимость над морем – отменная. Ярко светило солнце. Поиск вести удобно. Но и сами, как на ладони. Вот он, караван: три транспорта и четыре сторожевых корабля. Транспорты – в кильватере. Правый борт охраняют два сторожевых корабля, по одному сторожевику впереди и позади строя.

– Атакуем вдвоем со стороны солнца концевой, самый крупный транспорт, передал в эфир Гагиев. – Топ-мачтовики, вперед!

Герой Советского Союза Сачко и Скрябин ринулись на корабли прикрытия. Они летели на высоте десять-пятнадцать метров, открыв огонь из всех пушек и крупнокалиберных пулеметов и принимая на себя сотни снарядов и тысячи пуль. А когда оставалось до цели несколько сот метров, вниз полетели бомбы. Ударяясь о воду, словно мячики, подскакивали в воздухе тяжелые фугаски. Демидов сбросил торпеду. Комбинированным ударом транспорт водоизмещением 8 000 тонн был поражен. Оседая на корму, он ушел под воду. В другом районе примерно в одно время с группой Гагиева потопили два транспорта гвардии старшие лейтенанты Николенко и Андреев, Герой Советского Союза Иван Шаманов и Михаил Лорин.

Молодые летчики Гагиев и Демидов, Скрябин и его штурман Лепин действовали под стать Героям Советского Союза Шаманову, Афанасьеву, Сачко.

В пример всему полку Борзов поставил отвагу молодого коммуниста Карабасова и его штурмана Пряхина. Увидев, что у комэска Смолькова, с которым после гибели Михаила Советского летал штурманом Герой Советского Союза Афанасьев, не пошла торпеда, Карабасов прорвался через стену разрывов и атаковал с четырехсот метров. Его торпеда врезалась в борт транспорта водоизмещением более десяти тысяч тонн и потопила его. Самолеты Смолькова, Карабасова и Филимонова оказались изрешеченными осколками и пулями. На машине Карабасова во многих местах пробит фюзеляж, хвостовое оперение, элероны. Роковым оказался участок над линией фронта. Зенитки вывели из строя левый мотор на поврежденной машине Карабасова, а затем заглох и правый. В двух километрах от родной базы торпедоносец, разворачиваясь, свалился на крыло и пошел к земле. Экипаж, проявивший в этом морском сражении исключительную храбрость, понимание долга и товарищества, погиб...

Карабасов и Пряхин не успели доложить о своей победе. За них это сделали товарищи.

Тяжелыми были последние дни августа. Погибли Герой Советского Союза И. Сачко и штурман Н. И. Байгозин, стрелок-радист М. М. Изюмов. Экипаж топмачтовым ударом потопил подводную лодку, но был атакован четырьмя фашистскими истребителями и расстрелян. Та же-участь постигла гвардии капитана С. И. Смолькова и Героя Советского Союза гвардии капитана Афанасьева. Принимавшие на себя первый удар фашистских истребителей, стрелки-радисты и воздушные стрелки Михаил Южалин, Николай Огородников, Сергей Можаев, Борис Черепанов, Анатолий Королев, Иван Дырин, Георгий Лукашев, Иван Долгов, Иван Балакирев также отдали свою жизнь в этих боях.

Борзов ходил туча-тучей. Да, в августе полк добился многих крупных побед, но какой ценой! Прилетая из боя на пробитом снарядами самолете, он, забывая о том,. что сам только что находился между жизнью и смертью, шел в эскадрильи, чтобы поговорить с гвардейцами, сказать доброе слово отличившимся и ободрить тех, кого постигла неудача. Тщательно разбиралась каждая операция, действия одиночных экипажей. Стадо ясно: в условиях возросшего противодействия надо изменить тактику. Дневные полеты стоили слишком дорого. Снова встал вопрос о ночных действиях, хотя бы на короткое время. Полковник М. Курочкин, возглавивший дивизию, согласился с предложением Борзова.

Боевой дух Первого гвардейского, несмотря на потери" оставался высоким. Это обеспечивалось организаторской работой с личным примером командира в бою, настойчивой и целеустремленной деятельностью политработников, прежде всего В. М. Калашникова, партийной организации во главе с гвардии майором Николаем Букиным. Коммунисты и комсомольцы решительно шли в бой.

Можно высчитать число торпед, бомб, снарядов и патронов. Это подвластно математике. Но то, что называется моральным духом, не укладывается ни в какие расчеты, бесполезна и штурманская логарифмическая линейка. Тут особая область науки, особое видение. И счастлив полк, командир которого мог не только заглянуть в души летчиков, но и укрепить их души.

Минутой молчания в память о погибших 30 августа 1944 года началось партийное собрание полка. На собрание прибыли командующий ВВС М.И. Самохин, комиссар крылатой Балтики И. И. Сербин, командир дивизии М.А. Курочкин, заместитель начальника политотдела подполковник Г.3. Оганезов.

Борзов докладывает: потоплено за месяц пятнадцать судов водоизмещением 74 000 тонн, среди них подводные лодки и сторожевые корабли. Есть и поврежденные суда. Борзов называет лучших: Шаманова и Лорина, Преснякова и Иванова, Шишкова и Баранова, Сачко и Карабасова, Афанасьева и Чванова, Гагиева и Демидова. Командир отмечает техника Пичугина, инженера-вооруженца Третьякова, старшего техника Лебедева, инженера Островского. В одном списке – живые и погибшие, потому что, говорит Борзов, они остались с нами навечно, их подвиг зовет полк к новым боям и победам.

Кратким был перечень побед и достижений. Главное внимание Иван Иванович сосредоточил на подготовке к предстоящим операциям.

Выступил М. И. Самохин. Командующий дал высокую оценку самоотверженным действиям полка, поставил задачи в связи с решительным наступлением Советской Армии в Эстонии.

Поднялся генерал Иван Иванович Сербии.

– Я только что был на партийных собраниях истребителей и штурмовиков, начал Сербии. – Коммунисты истребители и штурмовики гвардейских полков просили передать вам горячий привет. Они восхищены вашей отвагой. Но, как говорится, старая слава новую любит. То, что сделали вы вчера, – это уже история. И хорошо, что командир полка Иван Иванович Борзов, как подобает коммунисту, смотрит не назад, а вперед, в будущее. Это – залог успеха. Балтика надеется на вас, товарищи, она уверена, что правофланговый полк парализует коммуникации противника на море в решающий момент наступления, которое ведут войска родной Красной Армии.

Гвардейцы заверили, что выполнят свой долг, как подобает коммунистам.

Первого сентября разведка доложила: юго-западнее Либавы в тридцати километрах от берега курсом шесть десят градусов идут четыре транспорта в охранении трех сторожевых кораблей. Борзов поднял Николенко, Токарева, Разбежкина, Баженова, Пискунова и Сенюгина. Десять "яков" прикрывали гвардейцев. Но от вражеских зениток их уберечь они не могли. Над линией фронта был сильно поврежден самолет Токарева. Пять других экипажей продолжали полет и скоро обнаружили конвой – четыре транспорта и четыре сторожевых корабля. Летчики устремились в атаку. Пятисотки Баженова и Пискунова потопили транспорт водоизмещением 6 000 тонн. Два транспорта водоизмещением по 5 000 тонн получили повреждения от ударов Сенюгина и Разбежкина. Их самолеты были серьезно повреждены. Особенно досталось Разбежкину. Машину он довел до аэродрома, но садиться пришлось "на живот".

Этот дневной полет был важен по результатам. Оставшиеся на плаву транспорты в следующем вылете удалось без потерь добить. Борзов объявил благодарность молодым летчикам. Однако сами они, в особенности Николай Разбежкин, испытывали досаду, не сумев смертельно поразить цель. В этом полете я был стрелком в экипаже Разбежкина. Николай, синеглазый красавец с льняными волосами, считал, что совершил ошибку и поэтому лишь повредил транспорт. Вместе со штурманом Ильиных вновь и вновь проверял расчеты. Они были правильны, а вот скорость вражеской "коробки" определили с ошибкой...

Критический анализ нравился Борзову.

Недолго воевал Разбежкин, но урон врагу на море нанес ощутимый.

Наряду с дневными полетами молодежи, широко развернулись ночные действия. В который раз добился победы экипаж Героя Советского Союза летчика Ивана Шаманова и штурмана Михаила Лорина на ДБ-ЗФ. Они потопили транспорт противника водоизмещением 6 000 тонн. И еще одна победа порадовала Борзова: Гагиев и Демидов в крейсерском полете продолжили свой боевой счет, уничтожив такой же транспорт, какой потопил Шаманов. Гагиев и Демидов вошли в ряды асов торпедной атаки. Их имена стали известны во всех полках минно-торпедной, пикировочной, штурмовой и истребительной авиации флота.

Не все получается, как задумано

...Пресняков повел семнадцать самолетов – пять торпедоносцев и двенадцать скоростных истребителей Як-9. Чтобы избежать участившихся потерь над линией фронта, штаб дивизии решил применить такой тактический прием: вся группа пробьет облака и вне видимости земли преодолеет фронт. Зенитки не смогут вести прицельный огонь, и, таким образом, безопасность будет обеспечена. Конечно, комдив предвидел трудности и задачу ставил сам.

– Нижняя кромка облаков – пять тысяч метров, – предупредил полковник Курочкин. – В районе поиска пробивайся в окно и веди за собой всех.

...Через окно, вернее щель в сплошной облачности, идут самолеты. Все выше и выше. Уже и моторы не тянут с обычной силой. Но надо преодолеть белый, как вата, слой.

– Внимание, всем прижаться ко мне, сохраняя расстояние до своих ведущих. Верить только приборам. Двадцать секунд-никакого крена, – передает Пресняков. Вверх, к солнцу, прорвались лишь три самолета. Операция сорвалась. Хорошо хоть без потерь. 14 сентября Александр Гагиев повел на море пять торпедоносцев в охранении восьми истребителей. В районе цели их атаковали двадцать фашистских самолетов. "Яки" вступили в бой. Гагиев и Демидов вышли на боевой курс и потопили транспорт водоизмещением 4000 тонн. Разъяренные потерей судна, "фокке-вульфы" обрушились на торпедоносец. Воздушный стрелок комсомолец Соколов меткой очередью поджег и уничтожил вражеский истребитель, а другого отогнал стрелок-радист Поваров. Отважно вели бой Скрябин, Васильев, Ильясов, Ефименко, Воробьев, Пискунов. Но силы были неравны. Погибли летчики Николай Ильясов, Владимир Ефименко, Николай Пирушкин, штурманы Феодосии Андриенко, Андрей Антоненко, Мендель Дорфман.

Крепка стала оборона у противника. Фашисты с запада подбрасывали подкрепление – истребители и зенитные средства. В лоб не возьмешь. Позднее командование включило в дело штурмовики: Ил-2 обрабатывали передний край фашистов, а торпедоносцы прорывались к морю.

– Что будем делать? – спрашивает комдив Борзова.

– Усилим ночные удары, – говорит Борзов. – Активизируем минные постановки. В лунные ночи будем крейсировать над путями интенсивного движения противника. И отработаем новые приемы прорыва линии фронта.

Ночь на 18 сентября занимает видное место в истории полка. Борзов вместе с начальником штаба Люкшиным разработал крейсерскую операцию с участием большого числа экипажей. Каждый должен был действовать в строго определенном районе и только при отсутствии цели имел право переходить на свободную охоту. Эти районы указаны были флотской разведкой. Борзов предписывал атаковать с минимальных дистанций.

Среди поднявшихся в ночное небо был и командир Первого гвардейского полка Борзов. Александр Гагиев и Ростислав Демидов потопили транспорт водоизмещением 6000 тонн. Затем поступила радиограмма Ивана Шамано-ва и Михаила Лорина, они отправили на дно второй транспорт такого же водоизмещения. Транспорт водоизмещением 8000 тонн потопил экипаж, гвардии лейтенанта Васильева и гвардии младшего лейтенанта Воробьева. Их успех развили экипажи младших лейтенантов Соколова и Николаева, потопивших транспорт в 7000 тонн.

Борзов отыскал судно по мерцающим огням. Это был транспорт водоизмещением в 6000 тонн. Энергичным маневром Борзов вышел на боевой курс.

– Восемьсот метров, – доложил Котов.

– Рано, – ответил Борзов.

– Семьсот!

– Рано...

– Пятьсот!

– Рано...

– Четыреста!

– Бросай! – приказал командир.

Секунды ожидания. Взрыв и пламя над морем. Транспорт ушел на дно.

В 6 часов 45 минут – посадка. Нестерпимо хочется спать, но Борзов не уходит с командного пункта. Надо отработать задание с молодыми летчиками...

В приказе Верховного Главнокомандующего от 22 сентября 1944 года объявлена благодарность летчикам полковника Курочкина. Это и оценка отваге и доблести гвардейцев Первого полка. Борзов был награжден орденом Красного Знамени.

Михаил Шишков

Комбинированной торпедно-бомбовой атакой гвардейцы потопили днем два транспорта – один водоизмещением в 10000 тонн, другой в 6000 тонн. Победный итог подвел экипаж Меркулова и Рензаева, уничтоживший транспорт водоизмещением в 5000 тонн.

Полк Борзова делом отвечал на благодарность Верховного Главнокомандующего.

13 октября 1944 года, по представлению Борзова, Военный совет КБФ наградил орденом Красного Знамени большую группу летчиков Первого гвардейского. Среди них, наряду со "стариками" Шамановым, Меркуловым и Рензаевым, были молодые коммунисты Александр Гагиев, Ростислав Демидов, Алексей Скрябин, Михаил Шишков. Эти не по годам зрелые торпедоносцы и топмачтовики быстро выдвигались в число лучших летчиков.

В октябре 1944 года экипаж Шишкова потопил девятый по счету транспорт. Для штурмана капитана Сурина это была первая победа.

А началось с того, что вылетали по тревоге и Сурину пришлось в считанные минуты подготовить карту для полета в район, который он еще не успел изучить. Развод-данные оказались точными, и торпедоносец вышел на цель. Однако противник обнаружил самолет, и комендоры встретили его ураганным и довольно метким огнем. Шишков не имел оснований не доверять штурману: звание капитана свидетельствовало, что он имеет и опыт и стаж штурманской работы. Но взаимопонимание в бою еще не пришло, и Шишков, получая расчетные данные, больше полагался на себя. Маневрируя, он продрался сквозь заградительный огонь на дистанцию, когда и сам мог оценить в совокупности все элементы атаки. Впрочем, Сурин делал все, что положено. Его сигнал "Бросай!" слился с привычным движением руки летчика. Торпеда попала в кормовую часть транспорта, и стальная махина водоизмещением в 7000 тонн быстро затонула.

Когда Шишков уходил с аэродрома, его сопровождали "яки" 21-го полка, соседи по аэродрому. Теперь они встречали победителей. И вовремя! Четыре "Фокке-Вуль-фа-190" ринулись на торпедоносец. Но их мгновенно отсекли наши истребители, связали боем и тем самым обеспечили возвращение.

Сурин, осматривая на земле самолет, удивленно качал головой. Шишков лишь улыбнулся: ведь десяток-дру-гой пробоин – это пустяк по сравнению с тем, сколько их насчитывали техники в торпедоносце после атаки каравана, сопровождаемого сторожевыми кораблями. Техник Пичугин, когда требовалось, не уходил от поврежденного самолета сутками. И он не был исключением: вся техническая служба, все вооруженцы, минеры, торпедисты, прибористы трудились самоотверженно.

Командир полка Борзов на торжественном собрании, посвященном Великой Октябрьской социалистической революции, говорил:

– Не думайте, товарищи техники, что вы остаетесь на земле, когда торпедоносцы уходят в небо. Вы с нами под огнем, на боевом курсе. Мы вместе нажимаем на бомбосбрасыватель, вместе торпедируем врага. И когда на разбитых самолетах тянем домой – вы тоже с нами. Ваша работа – такой же подвиг, как боевая работа самых лучших летчиков...

"Победа в воздухе куется на земле". Эти слова стали крылатыми.

Бабанов взял под личный контроль приготовление, доставку и подвеску торпед. У машины Шишкова – так уж получалось – он задерживался. Рукой проводил по гладкому телу торпеды, смотрел, как занимает его место в кабине другой штурман, желал удачи... и ревновал, мучительно завидовал идущим в опасный полет.

Мне довелось летать с Шишковым. Курс торпедоносцу прокладывал Николай Иванов. Бабанову нечего было посоветовать Иванову: тот летал с сорок первого года. И все же Бабанов не мог удержаться, чтобы не спросить, не забыл ли чего штурман. Помню полет на минирование выходов из Либавской военно-морской базы. Мы шли с командного пункта молча, вообще я заметил, что перед ночными рейдами все становятся как-то молчаливее. Пичугин доложил: самолет к рейду готов. Шишков поблагодарил, пожал технику руку. Уже сделали шаг к машине, когда из темноты на свет фонаря вышел Бабанов.