Текст книги "Пароль - Балтика"

Автор книги: Михаил Львов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Озаряя небо и волны, раздался взрыв. Пламя такое, что, кажется, луна бледнеет. Море встало дыбом, когда Борзов круто кладет торпедоносец на крыло. Иванов направляет на гибнущий транспорт фотоаппарат, крепко, как пулемет, держит камеру.

Летели домой и думали, как скорее сделать "лунную-дорожку" достоянием всего полка. И почему только полка? Это поможет победе, пусть все берут идею на вооружение.

– Успел заснять? – спрашивает Борзов.

– Все в порядке, – отвечает Анатолий. Анатолий Иванов – один из бывалых стрелков-радистов, ранее он много летал с Николаем Победкиным. В одном полете он смог отразить пулеметным огнем нападение четырех "мессершмиттов", в другом уничтожил истребитель, пытавшийся сбить торпедоносец с боевого курса. Дважды сбивали самолет, на котором летал Анатолий. Был случай, когда Иванова, выбросившегося из горящего бомбардировщика, спасли мальчишки. Толя и сам был похож на них – маленький и худенький. Когда приземлился на парашюте, мальчишки дали ему вместо флотских свои штаны, и он босиком, без рубашки (благо было это жарким летом сорок первого), катя перед собой железный обруч, вместе со своими спасителями проскочил мимо фашистского патруля. Преодолев линию фронта, Анатолий вернулся в полк.

Не избежал Иванов и ранений. 2 января 1942 года с малой высоты экипаж отбомбился по фашистским укреплениям близ Нарвы. Артиллерийская батарея врага взлетела на воздух, а другая – не заметили балтийцы – ударила прямой наводкой. Иванов вскрикнул от острой боли, захлебнулся кровью и помимо воли разжал пальцы на рукоятках пулемета. В это время оба мотора остановились, и эта тишина заставила стрелка-радиста снова взяться за пулемет. Планируя, перетянули линию фронта и садились в расположении бригады морской пехоты. Из машины Анатолия вытащили краснофлотцы. Живого места, казалось, на нем не было. Рваные раны на лице, спине. Изувечена правая рука, пальцы перебиты. Не только пулемет, даже карандаш держать не мог. Полный инвалид. Штаб решил демобилизовать Иванова. Но Анатолий запротестовал. Сказал, что заживут раны и он будет продолжать воевать в родном полку. Плоткин и Борзов поддержали просьбу стрелка-радиста. И скоро он возобновил боевые вылеты. Правая рука нестерпимо болела, но Анатолий всегда был готов к бою. Борзов без колебаний взял Иванова в свой экипаж.

...Дома мотористы, техники, инженеры удивились: неужели ни одной пробоины? Ни одной. Собрались все гвардейцы. На длинном узком столе перед каждым рабочая карта. Борзов рассказывает, как экипаж вел поиск, как атаковал. Возбуждение, радость победы ушли на второй план. Борзов анализировал ход рейда в своем стиле – четко, деловито, ясно.

Иван Шаманов задал вопрос, который заботил всех:

– А мы сможем так?

– Сможете, обязательно сможете! – положил руку на плечо Ивану Гавриловичу. – Я в этом уверен.

Новый тактический прием помог гвардейцам в короткий срок одержать десятки побед.

Нет, не молчали музы

Гвардейцы день ото дня наращивали удары по морскому противнику. Год завершался в полетах на минирование наиболее оживленных фарватеров и выходов из военно-морских баз и портов, в которых участвовали почти все экипажи. Днем 31 декабря 1943 года пришла телеграмма из политотдела ВВС: "Встречайте концертную бригаду". Григорий Захарович Оганезов сказал Борзову:

– Полковник Сербии сдержал обещание.

– Как же может быть иначе у комиссара? – ответил Борзов.

Он считал обязательным и для себя, чтобы слово не расходилось с делом.

Борзов улетел на минирование. Вечером в клубе собрался весь личный состав. Гвардейцы пришли в зал по-праздничному одетые, с орденами и медалями на кителях и форменных фланелевых матросских рубашках. Начало концерта задерживалось: ждали возвращения Борзова и Победкина. Вот уже и экипаж Николая Победкина прибыл. В воздухе – лишь командир. Не случилось ли беды?

Борзов между тем уже приближался к аэродрому. Мины экипаж бросил удачно: командир неслышно спланировал к военно-морской базе и закупорил выход из нее. Неспокойным будет новый год для противника. Правда, и экипажу пришлось поволноваться, когда на отходе довольно точно открыли огонь зенитки. В фюзеляже засвистел ветер в осколочных пробоинах. Борзов подумал: если достанется еще такая порция снарядов, можно... на концерт опоздать...

Как только командирский экипаж появился в клубе, начался концерт. Артистов встречали аплодисментами. А потом, после концерта, гвардейцы пригласили артистов вместе встречать Новый, 1944 год. И снова зазвучали песни. Особенно тепло встретили выступление выпускницы консерватории Клавдии, которая на "бис" исполняла песню "Я на подвиг тебя провожала" и при этом с улыбкой смотрела на Борзова. Николай Победкнн заметил, что и Иван Иванович с симпатией смотрел на девушку, и сказал Николаю Иванову, но так, чтобы слышали и другие:

– Командир наш "смертельно ранен"...

С нечаянного концерта завязалось знакомство Борзова в Клавы, и скоро они поженились. На свадьбе Николай Победкин от имени однополчан пожелал им счастья.

Старое изречение гласит: когда говорят пушки, молчат музы. Не так было в Отечественную. Даже в осажденном Ленинграде не молчали музы. 9 августа 1942 года Борзов вместе с Сербиным, Костылевым и другими асами балтийского неба был на премьере Седьмой симфонии Шостаковича. Большой зал филармонии был переполнен. Вместе с ними симфонию слушал весь Ленинград: на улицах ни на минуту не отключались мощные громкоговорители. Слушатели были захвачены музыкой. Лишь много времени спустя все узнали, что и дирижер и музыканты вместе с ленинградцами пережили блокаду.

В осажденном городе Борзов был и на премьере пьесы Всеволода Вишневского, Александра Крона и Всеволода Азарова "У стен Ленинграда". Удавалось побывать и на эстрадных концертах. Нечасто, но какие это были концерты!

В гости к балтийцам приезжали самые выдающиеся мастера Художественного театра. Возглавлял концертную группу Василий Иванович Качалов. Своим неповторимым голосом приветствовал он защитников Ленинграда.

Борис Ливанов, М. М. Яншин, К. Н. Еланская, О. Н. Андровская и другие актеры от всего сердца играли для моряков, летчиков, артиллеристов Балтики. Особенно восторженно принимали Василия Ивановича Качалова, читавшего отрывки из "Воскресения" и сыгравшего с К. Н. Еланской сцену из "Ричарда III". Радостные минуты доставили М. М. Яншин и О. Н. Андровская, исполнившие сцены из "Школы злословия" Шеридана.

...Кончился концерт. Мастера Художественного во главе с В. И. Качаловым вышли на сцену, и их аплодисмен ты защитникам города Ленина слились с овацией зала в честь советского искусства. Долго герои боев не отпускали желанных столичных гостей. Вдруг Михаил Михайлович Яншин заметил среди моряков летчика с Золотой Звездой Героя Советского Союза – гвардии капитана Геннадия Цоколаева. Оказалось, что они не просто земляки, а живут в одной квартире по улице Грановского, неподалеку от Кремля. Артист крепко обнял и поцеловал летчика.

Были среди зрителей вместе с Борзовым Герой Советского Союза Михаил Советский, знаменитые разведчики Герои Советского Союза Александр Курзенков и Григорий Давиденко. В ночь уходили в дальний опасный полет со светлым чувством приобщения к большому искусству.

Конечно, гости из Художественного – это счастливый и редкий случай. Что касается ленинградских эстрадных бригад, то они делили с балтийцами и праздники и будни. В свистящих от ветра фургонах актеры мчались на передовую к морским пехотинцам, на вмерзшие в лед боевые корабли, к артиллеристам, летчикам.

Клавдия Борзова, как и другие артисты, своим оружием – песней помогала воевать морякам, пехотинцам, летчикам.

Однажды она приехала молчаливая. Рассказала: по дороге на фронт попали под обстрел. Фургон пронизали осколки. Две актрисы погибли.

Иван Иванович не сомневался, что концерт не состоялся.

– Концерт состоялся, – сказала Клава. – Как же иначе? Ведь ты же летишь в бой, если погибает товарищ.

– Это совсем другое дело, – не соглашался Иван. – Но скажи, ты пела?

– Сколько хватило сил. А потом плакала...

Торпедоносцы все равно прорвутся

1944 год начался для летчиков тяжелыми боями. В составе всего Балтийского флота Первый гвардейский под командованием И. И. Борзова принял участие в стратегической операции под Ленинградом, закончившейся разгромом врага. Борзов и его летчики чередовали удары по ближним укрепленным районам врага с крейсерскими полетами на самые удаленные морские коммуникации противника. Родина достойно отметила их ратные дела. 22 января 1944 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил Юрию Бунимовичу, Александру Разгонину, Михаилу Советскому, Аркадию Чернышеву и Ивану Шаманову звание Героя Советского Союза.

Радость гвардейцев омрачила тяжелая потеря: за неделю до Указа, 14 января 1944 года, погиб любимец полка Юрий Бунимович.

– Бунимович напоминает мне Василия Гречишникова, – сказал как-то Борзов политработнику В. М. Калашникову.

– Чем же? – спросил Виктор Михайлович, хорошо знавший Гречишникова, но лишь недавно познакомившийся с Бунимовичем.

– Такой же храбрости человек, и такое же у него высокое летное мастерство. Словно сливается с машиной. И еще одно, очень важное на фронте всегда вокруг него народ: и летчики, и техники, и матросы, значит – душа хорошая.

Когда Бунимович широким, уверенным шагом шел в белых унтах (единственных в полку такого цвета) к самолету, держа в одной руке планшет с картой, в другой шлем (даже в мороз Юрий снимал его, когда выслушивал доклад о готовности самолета), техник, моторист, воору-женцы радостно волновались. Может быть, он несколько нарушал устав, отвечая на доклад подчиненных домашним "спасибо", но Борзов, узнав от строевика об этой вольности, ответил, улыбаясь:

Попроситесь слетать с Бунимовичем в бой, тогда сами скажете "спасибо"...

Бунимович еще застал в полку ДБ-3, летавшие в сорок первом на Берлин, и гордился этим, и одержал на них ряд крупных побед. Одним из первых овладел и новым торпедоносцем. Уже к осени сорок третьего на груди гвардии старшего лейтенанта было три ордена Красного Знамени.

Однажды на вопрос, когда начал летать, Бунимович ответил друзьям:

– Давно!..

Неконкретно, но справедливо.

Юрий родился в девятнадцатом году в городе Орджоникидзе. В три года он лишился отца. Еще совсем маль чишкой, когда переселились в Пятигорск, часто ходил на аэродром Осоавиахима и тайно от матери летал на У-2. Пассажиром, конечно. После восьмилетки Юра устроился в аэроклуб наблюдателем метеослужбы. Когда кончалось дежурство, вместе с другими шел в учебные классы или на поле. Наблюдатель метеослужбы стал летчиком-спортсменом. А дальше – как у большинства воспитанников Осоавиахима: рекомендация аэроклуба и райкома комсомола, Ейское училище летчиков Военно-Морского Флота.

В январе 1941 года Юрий Бунимович прибыл на Балтику, воевал на морском базовом разведчике. В Первый гвардейский Бунимовича зачислили в апреле сорок второго старшим летчиком, и уже через два месяца он стал командиром звена. Был готов выполнить любое задание в любое время суток в любую непогоду. Осенью сорок второго, когда под Орджоникидзе Красная армия вела ожесточенные бои с противником, Юрий Бунимович наносил удары по военно-морским базам противника, его опорным o пунктам под Ленинградом. Много раз Бунимович участвовал в подавлении огня тяжелых батарей, обстреливавших Ленинград, и аэродромов, на которых базировались "юнкерсы". В том же году Юрий открыл свой счет потопленных фашистских кораблей.

На партийном собрании летом сорок третьего года Юрия Бунимовича принимали кандидатом в члены партии. Он по праву считался одним из лучших летчиков, на его счету было несколько потопленных кораблей. Но когда дали слово, Бунимович сказал:

– То, что сделано, лишь начало. С моими боевыми друзьями будем бить фашистов еще сильнее, не сомневайтесь, товарищи.

8 августа сквозь зенитный огонь он прорвался в Финский залив к сторожевому кораблю и потопил его. Через несколько дней – новая победа. 24 сентября Советское информбюро сообщило, что в Балтийском море потоплен вражеский транспорт водоизмещением в 6 000 тонн. Это тоже победа экипажа Бунимовича. Двумя днями позже Бунимович, штурман Михаил Советский, стрелок-радист Кудрявцев и воздушный стрелок Крылов в десятибалльной облачности нашли двухмачтовый транспорт водоизмещением 8 000 тонн. Через пять минут после атаки на месте, где только что находилось судно, лишь перекатывались волны. Сделанные Кудрявцевым фотографии атакованного и гибнущего фашистского транспорта обошли все фронтовые газеты на Балтике. Командующий ВВС Краснознаменного Балтийского флота генерал М. И. Самохин телеграфировал гвардии старшему лейтенанту Бунимовичу:

"Поздравляю с очередной блестящей победой вас и ваш славный экипаж. Вхожу с ходатайством в Военный совет о награждении вас и вашего штурмана Советского высшей правительственной наградой – присвоением звания Героя Советского Союза. Множте ваши победы, пускайте на морское дно больше фашистской нечисти! Уверен в ваших дальнейших успехах".

Газета "Красный Балтийский флот" 10 октября 1943 года широко рассказала о подвигах летчика. Вся вторая полоса посвящалась гвардейцам под рубрикой: "Транспорты врага топит экипаж Юрия Бунимовича". В газете – рассказ летчика, его биография. И еще статистика:

у фашистского флота после встречи с Бунимовичем – минус 40 000 тонн, 6 транспортов, огромный танкер, два боевых корабля – вот что достигнуто одним гвардейским экипажем летчиков-моряков.

Эту газету Юрий Бунимович держал в планшете, берег. Борзову сказал:

– Так расхвалили, товарищ командир, что боюсь подкачать...

Нет, не подкачал славный экипаж. Двадцать шестую годовщину Октября он встретил новой победой на море. А когда у одного необстрелянного экипажа дважды не получилось с торпедной атакой, Бунимович и Советский предложили поделиться опытом. Бунимович взял себе штурмана-новичка, Михаил Советский неудачливого летчика.

На исходе суток 13 января 1944 года в разных частях Балтики небо бороздили воздушные крейсеры. За штурвалом одного из них находился Юрий Бунимович. Еще когда вылетали, гвардейцы знали, что начинаются бои, цель которых – полный разгром фашистов под Ленинградом. Бунимович и молодой штурман выполнили задание, потопили транспорт. Горючее было на исходе, и тут выяснилось, что штурман потерял ориентировку, а когда восстановил ее с помощью летчика, прошло слишком много времени. Еще бы немного горючего, и Бунимович смог дать над аэродромом традиционную очередь из пулеметов, возвещавшую об одиннадцатой победе над морским противником. Но в баках – ни капли. И оба мотора, как обрезало. Самолет ударился в мачтовый лес...

Когда хоронили Бунимовича, Михаил Советский сказал:

– Друг мой, брат мой, Юра! Я буду драться за двоих, за себя и за тебя. До победы. Я знаю, победы над фашизмом ты хотел больше всего на свете.

Командующий флотом В. Ф. Трибуц прибыл для вручения Золотых Звезд. Конечно, он знал, что Юрий погиб. Однако начал вручение Золотых Звезд с имени замечательного летчика, как бы подчеркивая, что флот не забывает и никогда не забудет тех, кто отдал жизнь за Родину.

– Гвардии старший лейтенант Бунимович, – назвал адмирал.

– Погиб при возвращении с боевого задания, – ответил И. И. Борзов.

– Гвардии старший лейтенант Разгонин.

– Не вернулся с задания, – доложил командир полка.

– Гвардии старший лейтенант Советский. Из строя летчиков, которые заслужили Золотые Звезды и ордена, вышел Михаил Советский, штурман экипажа Бунимовича, и адмирал, вглядевшись в строгие черты его лица и в глаза, выражающие горе даже в эту радостную минуту, сказал вместо поздравительных слов совсем другие, но очень нужные слова:

– Я вас понимаю. Но надо жить, надо воевать.

– Служу Советскому Союзу! – ответил Советский и встал в строй.

Михаил Советский

Михаил Советский, как и Бунимович, начинал воевать на МБР-2, участвовал в финской войне, а в Отечественной – с первого дня. Осенью сорок второго года пришел стрелком-бомбардиром в третью Краснознаменную эскадрилью, которой командовал Борзов. Иван Иванович, зная боевые качества стрелка, решил сделать из него штурмана. После десяти боевых вылетов в качестве стрелка-бомбардира Борзов посадил Михаила "за парту", наставниками прикрепил к нему Михаила Лорина и Николая Иванова, для контроля сам слетал с Советским и представил командованию как потенциального штурмана. В дни прорыва блокады Ленинграда Советский уже прокладывал курс при бомбардировке вражеских укреплений. Талант Советского ярко проявился, когда командир объединил его в одном экипаже с Юрием Бунимовичем. Бунимович и Советский были подлинными мастерами бомбовых и торпедных атак. Сдружились они и любили друг друга, как братья. Сходной была их жизнь. Если Юра остался без отца в три года, то Миша вообще не помнил родителей. В три года постелью для Миши летом служили скамейки московского Сухаревского рынка, напротив института Склифосовского, а зимой – не успевшие остыть котлы, в которых варился асфальт на Трубной площади. Так было до 1922 года. Мише исполнилось пять лет. А может, и не пять, может, больше или меньше. Это определили позже. Мишу, как и других мальчишек, потерявших родителей в годы империалистической и гражданской, называли беспризорным. В стране царила разруха и голод. И несмотря на это, забота о детях была главным делом молодого Советского государства. Ф.Э. Дзержинский, отдавший все силы борьбе с контрреволюцией, получил задание Ленина – спасти скитавшихся по стране голодных, оборванных ребят.

...На рассвете наряды милиции окружили на Трубной площади котлы, в которых, прижавшись друг к другу, спали беспризорные. Старший наряда приказал:

– А ну, выходите все! Мальчишки затаили дыхание, молчали.

– Выходите, выходите, – повторил милиционер. Никто не выходил. Пришлось "помогать". А Миша, совсем еще крохотный, забился в глубь котла. Сердце отчаянно стучало. Потом, через годы, вспоминая о последней беспризорной ночи, Михаил говорил, что, наверное, его выдал тогда именно стук сердца. Всех посадили в кузов грузовика, а Мишу, самого младшего, старший наряда поднял в кабину и посадил себе на колени. Привезли в детский дом. В теплой комнате помогли сбросить лохмотья, повели в баню, остригли. С одеждой было плохо. Ребят постарше все же одели, а Мише пришлось сидеть нагишом, пока не укоротили почти новые штанишки. Он смотрел в зеркало и не узнавал себя.

На другой день Мишу привели к директору детского дома – высокому человеку в военной форме. Должно быть, он недавно вернулся со службы из армии. Здесь же находились воспитатели. Мише, как большому, предложили сесть.

– Как тебя зовут? – спросил директор.

– Миша. Директор записал.

– А как зовут папу? Миша пожал плечами.

– Не знаешь? А где он живет? Может быть, знаешь, как зовут маму?

– Нет у меня ни папы, ни мамы.

– Понимаю. А фамилию свою знаешь?

– Нет.

Директор встал, подошел к мальчику, спросил нпр.тти-тателей:

– Сколько лет, по-вашему, Мише?

– Лет пять, – сказал кто-то.

– Я тоже так думаю, – кивнул директор, – это значит, ты родился... в семнадцатом году. – Поднял палец:

– Ты родился в год рождения Советской власти!

Они не были профессиональными педагогами, воспитатели детского дома, но ясно понимали важность порученного дела. И когда зашла речь о фамилии, то возникла мысль: человеку, родившемуся в один год в Советской властью, дать фамилию – Советский. А отчество – Александрович – уже через несколько лет взял себе Миша по имени полюбившегося ему воспитателя.

В 1930 году Мишу перевели в детский дом "Спартак" на улице Володарского. Здесь он вступил в пионеры. В 1935 году окончил девять классов средней школы № 1 Замоскворецкого района, затем учился на рабфаке имени В. И. Ленина Дзержинского района. Окончив аэроклуб, а затем училище морских летчиков, получил право выбора флота. Выбрал Балтику и полюбил ее навсегда.

...Видя, как штурман переживает гибель друга, командир полка предоставил Советскому отпуск. Но штурман категорически отказался:

– Ехать мне некуда, полк – моя семья. Воевать надо...

И продолжал воевать с прежней отвагой и еще большей решительностью. Крепко помогли Михаилу в те трудные недели боевые друзья – Николай Иванов, Александр Пресняков, Виктор Бударагин, Вадим Евграфов. Помогли вниманием и добрым словом.

Девиз Чернышева

"Выбирать из цели цель" – девиз командира первой эскадрильи гвардии капитана Аркадия Петровича Чернышева. Он так объяснял выбор объекта для атаки: если большой транспорт сильно охраняется, надо атаковать его, хотя это очень опасно. Если перед тобой несколько целей, скажем, катера, сторожевики и подводная лодка, – атакуй подводную лодку, она может принести больше вреда...

Так комэск наставлял молодежь. И, разумеется, так поступал сам.

Пилотировал Чернышев безупречно. Сказывалась выучка, полученная еще в московском небе, когда проходчик столичного метрополитена Аркадий Чернышев, выпускник аэроклуба, стал мастером высшего пилотажа на самолетах и планерах. В августе – сентябре 1941 года, когда летчики Первого полка с острова Эзель бомбили Берлин, Чернышев доставлял на остров с Большой земли боеприпасы, выполнял задания по связи. За ним охотились "мессершмитты", но не могли сбить.

Особая страница боевой биографии Чернышева – полеты на Ханко. "Героический Красный Гангут" – так и в сорок первом и сейчас называют полуостров. Гарнизон Ханко под командованием С.И. Кабанова героически сражался в далеком тылу противника, когда Прибалтика, значительная часть Ленинградской области были оккупированы. В эту пору ханковцы посылали боевой привет защитникам Москвы, а "Правда", оценивая мужество защитников Красного Гангута, писала: "Этот доблестный, героический подвиг защитников полуострова Ханко в грандиозных масштабах должна повторить Москва".

Оценка "Правды" воодушевила ханковцев.

Сто шестьдесят четыре дня гангутцы противостояли многократно превосходящим силам противника. Чернышев под огнем летал сюда с оружием, письмами и газетами для гангутцев, он вывозил с полуострова раненых.

Однажды Чернышев, руководя разгрузкой своего самолета под огнем противника, спросил офицера штаба, известно ли, где находится батарея противника. Офицер штаба показал на карте. Чернышев вылетел в указанный квадрат и уничтожил батарею.

В сорок втором году Чернышев выполнил ряд специальных заданий в интересах частей, сражающихся на сухопутном фронте.

На одном из участков готовилась атака полка балтийских моряков. Командовал полком В. Ф. Маргелов, впоследствии Герой Советского Союза, генерал армии, командующий парашютно-десантнымн войсками страны. Перед операцией требовалось обработать передний край противника. Летающая лодка Чернышева проштурмовала гитлеровцев из пулемета, сбросила серию мелких осколочных бомб, заставила залечь противника. Полк Маргелова выбил врага из укрепленного пункта.

Так воевал Чернышев. И вот Борзов поздравляет летчика с победой на море. Катера, уничтоженные Чернышевым в сорок первом, – "мелочь" по сравнению с торпедированным в море транспортом. Он выбрал цель из двух совершенно одинаковых судов.

– Почему решили атаковать именно этот? – спросил командир полка.

– Он сидел в воде по самую ватерлинию.

Выбрал, потому что транспорт сильнее загружен. Что бы там ни было танки, орудия, боеприпасы, – их на этом транспорте больше. Было больше. И после встречи с Чернышевым транспорт со всем грузом – на дне Балтики.

За три последних месяца сорок третьего года гвардии капитан Чернышев совершил тридцать девять боевых вылетов – с торпедами, минами, бомбами. В одних полетах он ставил мины на фарватерах и выходах из военно-морских баз противника, в других бомбил фашистские минные поля, уничтожал противолодочные сети. Экипажи наших подводных лодок умело пользовались "коридорами", проложенными Чернышевым и другими летчиками Первого гвардейского. В те же последние месяцы сорок третьего года Чернышев торпедировал пять транспортов общим водоизмещением в 20 600 тонн и один сторожевой корабль.

После одной победы самолет Чернышева настигли три "Фокке-Вульфа-190". Чернышев затащил их на семь тысяч метров и приказал экипажу "держать оборону". Стрелок-радист Самохин поджег тогда "Фокке-Вульф-190".

Потопление транспорта и уничтожение новейшего фашистского истребителя коммунист Чернышев посвятил двадцать шестой годовщине Октября. Недаром же на борту его самолета было два слова "За Родину!".

После присвоения звания Героя Советского Союза Чернышев с. еще большей боевой активностью вместе с Борзовым, Победкиным и Колесником искал и уничтожал врага.

Гвардии капитан Чернышев собирался после войны возобновить занятия авиационным спортом. Мечтал о рекордах и, несомненно, был подготовлен к их штурму. Но до победы гвардеец не дожил. 26 марта 1944 года Аркадий Чернышев совершил последнюю атаку вражеского судна. Командирский экипаж погиб в устье Финского залива, неподалеку от полуострова Ханко, где Чернышеву довелось воевать еще в сорок первом. Девизу комэска-1 – "выбирать из цели цель" продолжали следовать гвардейцы.

Иван Шаманов и Михаил Лорин

В отличие от Бунимовича, Советского, Разгонина и Чернышева, боевая практика Ивана Шаманова была короткой. Первый боевой вылет он сделал летом сорок второго. Со штурманом Михаилом Лориным они познакомились в 1936 году в Главном управлении геодезии и картографии при Совете Народных Комиссаров СССР и тут же решили, что будут летать вместе. Летчик Шаманов и штурман Лорин над суровой Якутией выполняли сложные и опасные задания для геологов. Когда началась Отечественная война, Шаманов и Лорин, как и тысячи других патриотов, принесли заявления в военкомат с просьбой немедленно послать на фронт.

– Задачи, которые вы здесь выполняете, сродни боевым, – ответили в военкомате.

Осенью Шаманов и Лорин прибыли в Москву за летающей лодкой для Якутской экспедиции и попросили генерал-лейтенанта С. Ф. Жаворонкова послать на фронт. Генерал, проверяя экипаж, дал задание перегнать МБР-2 из Москвы на юг. "Якуты", как назвали в штабе экипаж, в трудных условиях перегнали самолет. С. Ф. Жаворонков направил Лорина на Балтику, а Шаманова – в учебный полк. После переучивания на ДБ-3 Шаманова также послали на Балтику, в Первый гвардейский полк, где уже воевал воздушным стрелком-бомбардиром Михаил Лорин. В довоенные годы Шаманов освоил добрый десяток машин. С 1933 по 1936-й Шаманов каждую ночь летал по маршруту Москва – Харьков со свежими номерами газеты "Правда". Эта работа лучше всего объясняет, как гражданский авиатор в короткий срок стал в ряды лучших торпедоносцев Военно-Морского Флота.

По возрасту один из самых старых летчиков, он имел скромную должность командира экипажа, но заслужил уважение командира полка своей готовностью к любому полету.

О том, что Шаманов – "новичок", забыли, как только начались сражения по прорыву блокады. Его экипаж, наравне с Борзовым, Пятковым, Пресняковым и другими гвардейцами, наносил мощные бомбовые удары по долговременной обороне противника. Вместе с первым орденом Красного Знамени Шаманову и Лорину вручили медали "За оборону Ленинграда".

Освоив бомбометание, Шаманов приступил к минным постановкам и проявил в них умение осмыслить обстановку, сделать так, чтобы противнику был нанесен наибольший урон. Тактическая зоркость Шаманова проявилась и в операции по связи с нашими подводными лодками. Прорвавшись через многочисленные минные поля и противолодочные заграждения, вышли в море восемь наших подводных лодок. Связь с ними внезапно прекратилась. По разведывательным данным, немцы замкнули сильное противолодочное ограждение на всей акватории от полуострова Ханко до Таллина. Понятно беспокойство командования Балтфлота. Два гвардейских экипажа – Шаманов и Лорин, Алексей Пятков и Евгений Шевченко получили приказ разведать морскую обстановку, восстановить связь с подводниками. Сменяя друг друга, экипажи Шаманова и Пяткова каждую ночь по пять часов "висели" над заданным районом. Прилетев после очередного полета, Шаманов доложил, что видел фашистские суда, и попросил подвесить бомбы. Так как задание давал штаб ВВС, командир передал просьбу летчика командующему. Генерал-лейтенант авиации М. И. Самохин заинтересовался предложением. Между М. И. Самохиным и Шамановым произошел по телефону такой разговор:

– Шаманов, а торпеду возьмете?

– Не знаю, взлечу ли? Никогда не брал.

– Попробуйте. Если увидите, что аэродрома не хватает, убирайте "ноги" и садитесь "на живот".

...Шаманов, Лорин, стрелок-радист Павел Михайлов заняли свои места в ДБ-ЗФ. До сих пор Шаманов никогда не взлетал с торпедой. Взревели моторы. Начался разбег. Красные огни границы аэродрома все ближе. Может быть, придется прервать взлет, подвергая опасности и экипаж и самолет. Бомбардировщик оторвался от земли.

...Приближался Толбухин маяк. На фоне потемневшего от времени огнеупорного кирпича отчетливо виднелась белая полоса, окольцовывавшая башню. Летчики знали, что полоса – в двадцати пяти метрах от поверхности залива, если ветер с моря не нагонит слишком много воды. Эту полосу по просьбе летчиков нанесли матросы, смотрители маяка.

Пролетая здесь несколько часов назад, экипаж уже проверял приборы. Но Шаманов не упустил возможности снова сверить высоту по приборам с истинной высотой. Так всегда поступал и Борзов.

Бомбардировщик пролетел рядом с башней, и консоли прочертили воздух на уровне белой полосы. Теперь – только выдержать высоту, не позволить самолету уйти вверх или, наоборот, приблизиться к волнам.

Для экипажа это сейчас так же важно, как для пехотинца – правильно установить прицел на винтовке.

Штурман Лорин успел все проверить за несколько мгновений, пока самолет пролетал маяк: все нормально.

...Второй час полета. Внизу сплошные плотные облака.

– Пробивать скоро? – спрашивает командир.

– Еще тридцать пять минут, – отвечает штурман.

Транспорт долго искать не пришлось. Вот он, как на ладони. На палубе аккуратными рядами – танки.

Торпеда сброшена. Положив самолет на крыло, Шаманов смотрел на след торпеды, приближающейся к судну. На палубе царило спокойствие, не раздалось ни выстрела: враг, очевидно, никак не ожидал атаки. Торпеда ударила в транспорт. Ее взрыв в кормовой части оказался безошибочным. И тут еще один взрыв: очевидно, взорвались емкости с бензином.

Транспорт уходил на дно. Связь с подводниками была восстановлена.

Так к Шаманову и его боевым друзьям пришла первая победа на море. Командующий, объявляя экипажу благодарность, особенно отметил инициативу летчиков.

С боями приходил опыт. Торпедные атаки для экипажа Шаманова стали будничными, как бомбометание и минирование.