Текст книги "Тайны русской империи"

Автор книги: Михаил Смолин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

«Власть всероссийского императора» дает огромное количество правового материала для построения в дальнейшем самых изощренных политических конструкций верховной власти, предоставляя большую пищу всем размышляющим над будущим русской государственности. Эта книга переводит наше внимание с общих разговоров о важности возрождения русской государственности к осознанию необходимости размышлений о конкретных формах, проявлениях и задачах верховной власти в чаемой нами новой будущей русской империи.

18 мая 1866 года в семье военного врача и ученого, потомственного дворянина Евгения Петровича Казанского родился сын, названный, вероятно в честь деда, Петром. Высшее образование он получил в Императорском Московском университете. Окончив курс в 1890 году, Петр Евгеньевич Казанский был оставлен при университете еще на два года для приготовления к профессорскому званию но международному праву.

По окончании этого срока его назначили приват-доцентом в Императорский Казанский университет по кафедре международного права, где он вскорости защитил магистерскую диссертацию «Договорные реки. Очерки истории и теории международного речного нрава» (1895).

В июне 1895 года талантливого молодого ученого по решению Министерства народного просвещения посылают в полуторагодичную научную командировку по Европе. Работая в крупнейших библиотеках европейских столиц, в берлинской и брюссельской королевских библиотеках, в бернской и парижской национальной, Петр Евгеньевич Казанский собрал уникальный материал для своего огромного (более 1500 страниц) исследования «Всеобщие административные союзы государств». (Одесса, 1897. Т. 1—3. Первый том этой работы стал его докторской диссертацией.) Эта работа составила П.Е. Казанскому славу крупного специалиста по международному праву. Общепризнанная величина в науке международного права, профессор Императорского Московского университета граф Комаровский писал об этом исследовании следующее: «У нас нет другой работы, даже приблизительно подходящей к этой обработке»…

Политические убеждения профессора П.Е. Казанского развивались эволюционно, по нарастающей, без видимых революционных переломов, что вполне видно из его сочинений.

Профессор П.Е. Казанский, обладая ярко выраженным синкретическим умом, для которого мировое многообразие имело не хаотическое, а разумное назначение, в своих работах часто выходил на необычные для своего времени выводы, которые удивляют своей пророческой чуткостью к проблемам будущего. Так, более ста лет назад он высказал такой взгляд на будущее международного объединения, что его текст хочется дать полностью.

«Политически народы, – писал он, – скорее разделяются, чем сближаются. Политический союз всех государств должен был бы, в силу самого порядка вещей, направляться против своих собственных членов и лишить их поэтому самостоятельности. Столь же нежелательно видеть всемирное правительство: парламент народов, всеведущий относительно всего, происходящего на земле, исполнительные места, управляющие всем от Северного полюса до Южного, и суд, восстановляющий все нарушения международного права и решающий все споры о нем. Задачи, которые пришлось бы возложить на них, превышали бы их силы. Наконец, нежелательно и устройство всемирной силы. Действительно, может ли быть какое-нибудь основание предполагать, что лица, в руки которых поступит международное принуждение, будут лучше понимать интересы государств, чем сами эти государства, и будут употреблять международную силу действительно на общую пользу всех народов? Не создалась ли бы этим путем такая странная тираническая власть, какой еще не было на земле? Не означало ли бы установление подобной всемирной принудительной силы конец личного существования народов, конец процветания культуры на земле? Идеи реформаторов международного строя вытекали, конечно, из благородного желания послужить человечеству, но предлагали, обыкновенно, такие средства для обеспечения общего блага, которые могли привести лишь к общей гибели» ^{114} .

Сегодня эти опасения столетней давности воплотились в конкретные международные институты власти, они уже являются политической реальностью, которая действует, не считаясь ни с желаниями отдельных государств, ни тем более с разнообразием национальных, религиозных и культурных традиций. «Тираническая власть, какой еще не было на земле», все более крепнет, и се мировое влияние все более расширяется, не останавливаясь ни перед пролитием крови, ни перед стиранием религиозно-культурных особенностей различных национальностей. Когда этот всемирный процесс приведет «к общей гибели», это вопрос уже из области эсхатологии, а не международного права.

Вернувшийся (в конце 1896 года) из заграничной научной командировки П.Е. Казанский был назначен и. д. экстраординарного профессора по кафедре международного права в Одессу. С этого времени и до революции семнадцатого года его имя плотно будет спаяно в сознании многих его знавших с Императорским Новороссийским университетом. С 1898 года он был ординарным профессором, а с 1908-го – деканом юридического факультета этого университета…

О профессоре П.Е. Казанском либеральные правоведы писали по-партийному однообразно и негодующе. «В последнее десятилетие, – читаем мы, например, в двадцатом томе нового словаря Брокгауза и Ефрона, – имя Казанского тесно связано с реакцией, наступившей после 1905 года. Оставив международное право, Казанский всецело отдался политической борьбе и принял деятельнейшее участие в реакционном движении как в самом университете, в рядах боевых “академистов”, так и вне университета… Этот период деятельности Казанского завершился изданием объемистой книги “Власть всероссийского императора” (Одесса, 1913. С. 379).

Новороссийский же университет называли не иначе как самым реакционным университетом России. В реальности это означало, что в университете профессора спокойно могли учить, а студенты – учиться. Революционеров же старались держать за дверями университета, что вполне удавалось вплоть до Февральской революции.

После Февральской революции профессор П.Е. Казанский с перерывами преподавал в университете, вероятно, до конца 1919 года, когда в Одессе окончательно закрепились красные. В годы Гражданской войны Новороссийский университет весьма отличился, поддержав свою славу консервативного учебного заведения, избрав в свои почетные члены генерала Деникина.

В дальнейшем профессор П.Е. Казанский преподавал в разных вузах Одессы, но печатать свои произведения ему более не давали, а он написал их и после революции немало.

В русской литературе есть только одна книга, которую можно поставить рядом с «Властью всероссийского императора», – это книга Льва Тихомирова «Монархическая государственность». Эти две книги как два величайших столпа философии русской государственности должны быть настольными книгами у всякого любящего и изучающего русскую государственность.

Юрист-консерватор. Николай Алексеевич Захаров (1883 – после 1928).Говоря о русской политической имперской мысли, невозможно обойти вниманием книгу Н.А. Захарова «Система русской государственной власти». Исследование это в высшей степени может быть названо публицистикой национальной самобытности [34]34
  Слово «публицистика». употребляется нами здесь в соответствии с тем смыслом, которое оно имело в староправовой традиции, называющей «публицистом». ученого, изучающего государственное право, так же как ученого, изучающего гражданское право, она называла «цивилистом»., а церковное – «канонистом». и т.д.


[Закрыть].

Книга эта уникальна не только потому, что написал ее молодой и очень талантливый юрист Николай Алексеевич Захаров, но и потому, что она исследует самобытность идеи самодержавной власти, всячески игнорировавшейся российским либеральным правоведением. «Трудно установить, – удивлялся в своей книге Н.А. Захаров, – в силу каких условий происходит это нежелание скроить перчатку юридических концепций по русской руке, вероятнее всего, в силу психологических условий поклонений перед внешней стороной Запада, полнейшего обособления науки права от реальной жизни и пассивности нашей натуры, но во всяком случае как с кафедры, так и в литературе мы все время слышим о правовом строе Запада и весьма мало – об общих началах нашего государственного строя… Прежде чем изучать мировые идеи, надо ознакомиться с своими местными, а это игнорируется нашими юристами» ^{115} .

Об авторе представляемой нами книги известно очень немного, и данные о нем часто имеют гадательный характер. Он был скорее всего питомцем юридического факультета Императорского Новороссийского университета, самого консервативного дореволюционного университета, учеником выдающегося юриста профессора Петра Евгеньевича Казанского [35]35
  Книгу профессора П.Е. Казанского «Власть всероссийского императора». мы переиздали в нашей серии «Пути русского имперского сознания». в 1999 году. В ней уважаемый ученый часто ссылается на исследование Н.А. Захарова «Система русской государственной власти»..


[Закрыть].

Можно предположить, что Н.А. Захаров в 10-х годах XX столетия являлся преподавателем международного права в Практической Восточной академии в С.-Петербурге. Это учебное заведение состояло в ведении Учебного отдела Министерства торговли и промышленности и Совета Императорского общества востоковедения. Академия имела своей целью, как писалось в специальной книге, посвященной ее деятельности, «подготовлять лиц в практическом знании восточных языков и стран для административной, консульской и торгово-промышленной службы и деятельности на наших восточных окраинах и в сопредельных с ними странах» ^{116} .

Директором Практической Восточной академии был профессор монгольской словесности, тайный советник Алексей Матвеевич Позднеев (1851—1920), человек строгих консервативных убеждений и участник правого академического движения. Возможно, здесь приходится вновь гадать, Н.А. Захаров окончил персидское отделение этой Академии, поскольку в отчете Академии отмечена поездка в 1910 году в Персию некоего Захарова.

Одним из косвенных подтверждений, что это был Николай Алексеевич, может быть предисловие к его феноменальной по эрудиции книге «Курс общего международного права», вышедшей в Петрограде в 1917 году, которое было написано [36]36
  Как об этом помечено в конце самого предисловия.


[Закрыть]во взятой императорскими русскими войсками турецкой крепости Эрзурум, находящейся несколько западнее собственно Персии.

Скорее всего, во время Первой мировой войны 1I.A. Захаров служил на турецком фронте, в военной администрации завоеванных территорий или в какой-то иной сфере в прифронтовой полосе [37]37
  Он был большим специалистом в области восточной политики России, о чем свидетельствует его работа «Наше стремление к Босфору и Дарданеллам и противодействие ему западноевропейских держав». (1916), дай сама книга «Курс общего международного права»..


[Закрыть].

О дальнейшей судьбе этого блестящего юриста, специалиста как в русском государственном, так и в международном праве, известно, что он преподавал в 1928 году в Кубанском сельскохозяйственном институте и в Кубанском педагогическом институте прикладную экономику и экономическую географию и жил в Краснодаре. Более о нем не известно ничего.

Свое капитальное юридическое исследование «Система русской государственной власти», значение которого в развитии философии русской государственности еще только предстоит оценить в будущем, Н.А. Захаров выпустил в 1912 году в Новочеркасске. В нем он выступил против схематичной теории Монтескье о разделении властей на три ветви и бездумного следования западноевропейским либеральным правовым учениям. Н.А. Захаров выделил четыре власти, формирующие верховную власть в государстве: власть судебную, власть законодательную, власть управления и власть самодержавную, и построил на их основе цельную идеологическую систему русского властвования.

Западная односторонность юридических определений в русской правовой литературе приводила к отсутствию поиска самостоятельного пути развития в политико-юридических науках России, порождая слепое следование воззрениям западных теорий. Н.А. Захаров призывал к изучению прежде всего национальных идей, рожденных исторической жизнью нашего Отечества, а не шаблонному стремлению перестроить все и вся по заранее готовым схемам европейских конституций.

«Мы не говорим, – писал Н.А. Захаров, – о необходимости национализировать науку о государстве – это было бы абсурдно, мы только утверждаем, что наука о государстве может только тогда называть себя этим именем, когда она объемлет в себе учения о всех видах государственного устройства и создаст на этом основании общее понятие государства. Пока же она остается при своей нынешней задаче изложения основных принципов, положенных в основание устройства некоторых западных европейских государств, гордых своей культурой, то это явится только описанием политического строя тех стран, которые стремятся занять в этом отношении привилегированное положение среди семейства государства, создав теорию, неподдающуюся общему определению – правового государства» ^{117} .

Как юрист Н.А. Захаров отстаивал за государством право самобытности, непохожести, оригинальности. В его глазах именно индивидуальные особенности государства порождают политическую независимость и жизненную силу этих государств, тогда как общества, построенные по либеральным трафаретам, как и посредственные личности, носят на себе печать безжизненности, искусственности, а значит, цивилизационной слабости и неустойчивости. Из этого положения для него вытекала необходимость изучать государственный строй государств в связи с историей нации в целом.

Особенности формирования русской системы власти он видел во влиянии византийской идеи власти императора, идеи религиозного автократизма, глубоко воспринятой русскими книжниками и летописцами, и в частноправовом характере власти великих князей из рода Рюриковичей, смотревших на свои владения как на свою неотчуждаемую вотчину, переходящую по наследству в их роде. В России, по Н.А. Захарову, не было того феодального строя, установившегося в Европе, который сформировал враждебные классы, породил борьбу королевской власти с феодальной аристократией. На Руси не было создано крупное землевладение, находящееся не в руках дома Рюрика; разросшаяся династия Рюриковичей «окняжила» землю, на Западе же произошло «обаристокративание», попадание земли в руки знатных родов. Феодализм на Западе породил борьбу королей с аристократией, а затем, после поражения последних, общее с остатками аристократии порабощение народа. Таким образом, зарождение и развитие власти на Руси и на Западе глубоко отличались различными поземельными отношениями, феодальными на Западе и частноправовыми у нас.

Формированию большого Московского государства способствовали и две другие счастливые причины: концентрация земель в руках московской линии Рюриковичей, а затем вымирание этой линии после царя Феодора Иоанновича. Вторая причина позволила новой династии владеть московской «отчиной», вследствие занятия московского престола, и отказаться от поддерживавшейся всеми московскими Рюриковичами удельной системы, каждый из которых выделял своим сыновьям уделы во владение. При Романовых вотчина Рюриковичей окончательно превратилась в Московское царство, а князь-вотчинник – в государя, но власть сохранила свою родовую частноправовую черту. Романовы также смотрели на Московское государство как на свою личную собственность.

По мнению Н.А. Захарова, «такой характер властвования налагал особую печать на развитие понятия о существе нашей верховной власти. Эта частноправность вошла в плоть и кровь русского государства, несмотря ни на потрясения Смутного времени, ни на все изменения императорского периода» ^{118} .

Владение землей в Московском государстве разделялось на вотчинное владение (наследуемое во владетельном роде) и на поместное (не наследуемое) и зависело от службы государю. За верную службу землю дарили либо во временное, либо в наследственное пользование, неисполнение государевой службы, немилость вызывали отобрание дарованного. Таковое владение землей высшего слоя государства сильно отличается от западного феодального владения.

«На Западе, – пишет Захаров Н.А., – родовая аристократия развивалась при конкуренции с королевской властью на территориях, охраняемых вассалами, подданными сюзерена. У нас подобие этой аристократии – удельные князья, потомство общего с царствующим государством родоначальника, – потеряли всякое значение под твердой рукой московского государя. На Западе высший слой общества составила родовая аристократия, которая в некоторых местах, потеряв возможность противостоять воле возвысившегося над всеми феодала-короля, создала корпоративные законодательные собрания, ограничивающие власть государя. У нас же весь высший класс состоял из лиц, непосредственно избранных царем, и экономически зависел от государя, который имел неограниченное право отбирать земли у тех, кто неправильно или неисправно нес свои обязанности. Если на Западе феодал был неограниченный господин своих земель, то русский служилый человек был государственный работник, которому государь давал за его труды право вечной, наследственной или пожизненной аренды» ^{119} .

Эта система начала разрушаться только при Екатерине II, освободившей дворян от обязательной службы, с какого момента в государственную систему было введено структурное противоречие: одни продолжали служить, другие получали право не служить. Такое понимание развития государства определяло и отношение Захарова к капитальному противостоянию славянофилов и западников (и их последователей), в споре которых он видит следующуюколлизию. «Оба эти направления, – утверждал он, – взаимно развиваясь и противореча друг другу, носили в себе, в своих идеях и своем развитии, коренную ошибку: одно стремилось возделывать чуждые растения на не подготовленной историческим ходом жизни для них почве, а другое не представляло себе ясно того растения, которое должно было дать на русской ниве обильную жатву. Западники, увлекаясь внешним блеском европейской культуры, видели ее пышные плоды, по весьма небрежно исследовали ту почву, на которую они собирались ее пересадить; славянофилы ревностно изучилипочву, но весьма смутно отдавали себе отчет о тех растениях, которые возможно было плодотворно культивировать на ней. Под влиянием этих идей, все еще взаимно оппозиционных и плохо ассимилирующихся друг с другом, вся политическая жизнь XIX века идет нервным темпом» ^{120} .

Считая «общую волю» Руссо и французских энциклопедистов существующей только в идее, Н.А. Захаров высказывался за необходимость пересмотра многих устоявшихся либеральных представлений о власти и государстве.

Так, характер самодержавной власти ему представлялся двойственным. «С одной стороны, се можно понимать, как основное свойство нашей верховной объединенной государственной власти, а с другой – как власть непосредственного волеизъявления, установленную в общих своих чертах в основных законах и неограниченную в этой сфере применения, или вовсе не упоминаемую, но могущую проявить себя в экстраординарную минуту жизни государства. Является несколько затруднительным рассматривать понятие, которое в одно и то же время является как бы и общим свойством целого, и частью его проявлений» ^{121} .

Самодержавие – понятие более широкое, чем власть уравновешивающая. На нее влияют как внутреннее сознание, которое способно самоограничивать власть, так и внешнее общественное сознание, которое также имеет влияние на верховную власть.

Н.А Захаров придерживался мнения, что нравственное и психологическое состояние нации очень важно для определения системы государственного строя. «Внутреннее сознание граждан, – считал он, – является залогом прочности государственного строя. На этом же сознании, выработанном историей, внутренним укладом жизни и внешними событиями, покоятся и основы нашей самодержавной власти, развившейся при полной поддержке со стороны народа в сознании необходимости этой формы властвования. Укрепление идеи самодержавия шло рука об руку с внутренним сознанием населения его самобытных, национальных основ» ^{122} .

Нация настолько сроднилась с самодержавной властью, настолько исторически привыкла к ней, что национальное сознание, по сути, не признает настоящей властью никакую власть, построенную на других принципах. В связи с этим глубоко прав Н.А. Захаров, пишущий, что «понятие о верховном главенстве царской власти росло веками, вот почему самодержавие можно вычеркнуть из основных законов, самодержец может от него отречься сам, но это будет актом односторонним; – чтобы это понятие исчезло, необходимо изгладить еще его и из сознания народного, так как сознание народное в своем право образующем движении всегда может восстановить пропущенное в тексте законов понятие. Лишь двусторонний отказ может изгладить понятие самодержавия в основном его смысле без всех атрибутов, приписываемых ему теорий, подчиненной идее западного абсолютизма» ^{123} .

Так что же есть самодержавие для Н.А. Захарова?

«Самодержавие есть объединение всех стихий властвования в лице одного наследственного русского царя, олицетворяющего собой единую нераздельную Россию, охраняющего все ее исторические национальные традиции и подчиненного в осуществлении своей суверенной власти нормам государственной этики и сознанию целесообразности для народного блага применяемых им мероприятий… Верховная власть, подобно всему живому, точному определению не поддастся, и, считая, что она, вместе с тем, скорее ясно понимается, чем конституируется, мы должны все-таки сказать, что по своим свойствам власть самодержавная есть власть учредительная, умеряющая, последнего решения и внешнего индивидуального олицетворения государственной власти» ^{124} .

Применение такой власти Н.А. Захаров считал не делом повседневной жизни государства, а в моменты чрезвычайные, затруднительные, когда речь идет о жизни или смерти государственного организма или когда необходима максимальная концентрация нации для достижения какой-либо важной цели. Именно в такие моменты жизни государства верховная власть приобретает черты диктаторские, решения которой носят абсолютный характер. Иметь подобию власть, власть благотворную для государства, возможно только при обоюдном доверии власти и подданных, основанном на любви и чувстве долга, на общем стремлении в славе и развитию своего Отечества…

Монархизм как любовь. Штрихи к портрету Ивана Солоневича (1891—1953).Свои закатные годы жизни И.Л. Солоневичу пришлось провести в Южной Америке, где он основал газету «Наша страна», свое последнее издание. В это время Иван Солоневич не уставал утверждать, что «Российская империя, даже в ее нынешнем, изуродованном и залитом русской кровью лике, есть результат самой высокой государственной культуры, какая только была на земле со времени падения Римской империи».

1 ноября 1891 года в Вельском уезде Гродненской губернии в семье молодого мелкого чиновника (впоследствии достаточно известного публициста), сына сельского священника Лукьяна Михайловича Солоневича и Юлии Викентьевны, в девичестве Ярушкевич, также из священнического рода, на свет появился первенец, названный Иваном.

Детство и юность Ивана Солоневича прошли в Гродно и Вильно. Учеба – в гродненской гимназии. Аттестат зрелости он получил лишь в 1912 году, после сдачи экзаменов во 2-й виленской гимназии.

Еще в гимназические годы Иван начал печататься в газете «Северо-Западная жизнь» ^{125} .

Этот начальный период политического опыта и писательства во многом уже сформировал его жизненные убеждения. Что такое политическая жизнь, И.Л. Солоневич почувствовал еще в 1910 году – во время, когда во главе русского правительства стоял П. А. Столыпин, а в Таврическом дворце заседала самая консервативная из всех Государственных Дум, третья по счету. При всем внешнем спокойствии и тишине тогдашнего момента русской истории в стране шла не затухавшая уже долгие годы политическая «гражданская война» – борьба за понимание значения национальной самобытности. Особое тактическое место в столыпинских реформах занимал курс на укрепление русского имени на окраинах. Наиболее ярким примером этого явилось введение русских избирательных курий в Западном крае, давших возможность русским людям выбирать русских же в члены Государственной Думы. Борьба за русское дело в Западном крае была всегда достаточно опасна, особенно после убийства П. А. Столыпина в 1911 году, когда враги русских снова воспряли духом и подняли головы. Два или три раза, как пишет И.Л. Солоневич, ему пришлось отстаивать с револьвером в руках свою типографию от еврейских революционеров. Однажды пришлось даже стрелять; несколько выстрелов в воздух враз образумили нападавших.

Здесь же, в газете «Северо-Западная жизнь», он знакомится со своей будущей женой Тамарой Владимировной Воскресенской (1894—1938), дочерью офицера. Она окончила с золотым шифром Казачий институт благородных девиц в Новочеркасске, а затем Высшие женские курсы в Петербурге и была направлена в Минск преподавателем французского языка женской гимназии. С редакцией «Северо-Западной жизни» Тамара Владимировна стала сотрудничать в связи с шумным процессом Бейлиса, черпая материал для статей у своего дяди Алексея Семеновича Шмакова (1852—1916), известного знатока еврейского вопроса.

Женившись на Тамаре Владимировне, И.Л. Солоневич переезжает в Петроград. Там вскоре и рождается их единственный сын Юрий.

Иван Солоневич представлял то новое поколение русской молодежи, «здоровье» которого, и не только физическое (многие были спортсменами), спасало от многих «освободительных» болезней своего времени. Начав с участия в спортивных занятиях польского «Сокола» (1908—1910) – организации славянской и патриотической по духу, – Иван Солоневич стал одним из организаторов витебского русского «Сокола», а потом работал и в первом петербургском. В своих спортивных достижениях И.Л. Солоневич особо отличился в 1914 году, заняв второе место на всероссийских состязаниях по поднятию тяжестей.

В Петрограде И.Л. Солоневич поступает на юридический факультет университета и в начале Первой мировой устраивается на работу в известнейшую суворинскую газету «Новое время»: он делает обзоры провинциальной печати, работает в отделе информации.

Шла война, и Иван Солоневич был призван в лейб-гвардии Кексгольмский полк. Но на фронт его не послали из-за сильной близорукости, а в школу прапорщиков не пустили, потому как, по его собственным словам, он «был слишком косноязычен».

«Всероссийское взбалтывание» февраля 1917-го окончательно надорвало силы поколения, ослабленного смертью лучших на нолях никогда ранее не виданной по размаху мировой войны. Пришла долгая ночь революции.

«По-видимому, – писал много позже Иван Солоневич, – один из основных педагогических приемов истории сводится к доведению до нелепости: нелепая мысль доводится до абсурда, и историческая реальность демонстрирует смущенным и избитым школярам все опасности детского обращения со взрывчатыми веществами реальности. Русская интеллигенция десятилетиями копила взрывчатые вещества. И играла кубиками пироксилиновых шашек. Случайная искра взорвала все: и игрушки и игроков» ^{126} .

Студенты-спортсмены, среди которых был и Иван Солоневич, для поддержания порядка организовали студенческую милицию. Будучи начальником Васильевского отдела этой милиции, И.Л. Солоневич во время корниловского мятежа 1917 года находился при атамане Дутове представителем от спортивного студенчества. Дутов со своими казаками должен был поддержать мятеж в Петрограде. Представляя организованных (около 700 человек) и отлично натренированных спортсменов-студентов, Иван Солоневич просил у Дутова оружия. Атаман потребовал невмешательства гражданских в военные дела…

Бессмысленность и случайность стали управлять человеческой жизнью в России после февраля. Жизнь самого Ивана Солоневича отныне и вплоть до побега из СССР напоминала странную авантюру, хождение по краю пропасти: риск попасть в руки ЧК был постоянным.

С приходом большевиков к власти, с началом Гражданской войны братья Иван и Борис Солоневичи бегут из красного Петрограда на белый юг, в Киев. Они работают на белых, добывая секретную информацию и ежедневно рискуя жизнью (как узнал позже И.Л. Солоневич, эту информацию в штабах белых никто не читал). Средний брат Всеволод (1895—1920) погибает в армии Врангеля. В 1920 году всю семью Солоневичей забирают в одесскую ЧК, а после выхода оттуда сотрудничество с белыми возобновляется. Однако эвакуироваться вместе с ними Ивану Солоневичу помешала болезнь – сыпной тиф.

На юге И.Л. Солоневич задерживается до 1926 года, работая «по спортивной части» в советских профсоюзах. В частности, в 1923 году он служит спортивным инструктором в Одесском продовольственном губернском комитете. В 1926 году, переехав в Москву, И.Л. Солоневич стал инспектором ВЦСПС по физкультуре и спорту. По свидетельству самого И.Л. Солоневича, он прочитал более 500 докладов, благодаря чему напрочь лишился «косноязычия», и написал полдюжины брошюр-руководств по физкультуре в профсоюзах. Но во все время жизни под Советами его не покидало желание убежать из «коммунистического рая».

Когда младший брат Борис (бывший инспектором физической подготовки военно-морских сил), отбыв срок в концлагере на Соловках и ссылку в Сибири за подпольное руководство скаутским движением, вернулся в Москву, братья стали основательно готовиться к побегу. Жена Ивана Солоневича заключает фиктивный брак с немецким техником и, получив германское подданство, в 1932 году уезжает в Берлин.

Первая попытка побега была предпринята в 1932 году, через Карелию. По братья не знали, что это район магнитных аномалий – их компасы неправильно показывали направление. Они заблудились, Иван заболел – братьям пришлось вернуться. Вторая попытка была еще менее удачна: Бориса, Ивана и его сына Юрия, несмотря на их сопротивление (их опоили снотворным, но даже и в полусонном состоянии Борис успел сломать челюсть одному из чекистов), сотрудники ГПУ арестовали в поезде по пути в Мурманск. Братьям дали по 8 лет концлагеря, а Юре – 3 года.

Претерпев всевозможные мытарства советских лагерей, Солоневичи смогли бежать из Свирского лагеря, и 14 августа 1934 года Иван Солоневич с сыном Юрием удачно переходят финскую границу. Борису Солоневичу удалось это двумя днями раньше. Попав в Финляндии в фильтрационный лагерь, Иван Лукьянович, взяв взаймы карандаш и бумагу, начинает описывать все то, что пережил в СССР. Так зародилась знаменитая книга «Россия в концлагере», принесшая автору мировую славу и финансовую независимость. «Россия в концлагере» создавалась два года. Все это время Солоневичи разгружали мешки и бочки в гсльсингфорском порту. В Финляндии Иван Солоневич прожил около двух лет (1934—1936).

И.Л. Солоневич рвался в бой с коммунистами, хотел издавать газету. Но в Финляндии это было невозможно – слишком тесно экономически (лесной экспорт) и территориально она была связана с СССР. Финские власти не разрешили издание. Ему удалось достать визу в Болгарию.

«Россия в концлагере» разошлась при жизни Ивана Солоневича в полумиллионе экземпляров на разных языках мира. Гонорары с иностранных изданий позволили писателю начать издавать в 1936 году в Софии газету «Голос России».