Текст книги "Тайны русской империи"

Автор книги: Михаил Смолин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Было немало желающих сформулировать цельное понимание того, что же это за политический феномен – царская власть, но по большей части это было обрисовкой некоторых контуров, попыткой несколькими сочными мазками обозначить проблему или поставить вопрос. В этом не было той необходимой для идеологии капитальности, всеохватности, универсальности, которую смог дать Лев Тихомиров в «Монархической государственности».

«Монархическую государственность» нельзя рассматривать отдельно от других работ Льва Тихомирова, как критических, так и апологетических, во многом развивающих основополагающие идеи «Монархической государственности».

Лев Александрович шел весьма долго к написанию «Монархической государственности», что видно даже по структуре и тематике самой книги. Еще в ряде статей о «Монархических началах власти» (1896—1898 годов) в газете «Московские ведомости» и в сочинении «Единоличная власть как принцип государственного строения» ^{97} он поставил проблемы, рассмотренные подробнее впоследствии в первых трех частях «Монархической государственности». Он вновь и вновь возвращался к одной и той же теме, как бы проговаривая, прописывая те контуры идеи, которые с каждым новым его обращением к этой теме становились более видимыми, цельными и капитальными…

«Монархическая государственность» вышла в четырех частях. Первые три были напечатаны в июне—июле 1905 года, а четвертая – в августе. Кроме тысячи обычных экземпляров книги было изготовлено несколько «именных», которые были подарены, разосланы или поднесены членам императорской фамилии и некоторым государственным сановникам. Среди восторженно отозвавшихся на книгу был, например, сенатор П.Н. Семенов, который писал так: «Замечательной книги г. Тихомирова по глубине мысли нет… равной в русской литературе» ^{98} .

С выходом книги авторитет Л.А. Тихомирова как теоретика государственного устройства в среде правой русской общественности вырос еще более. Он стал желанным гостем многих знаменитых людей своего времени, с ним советовались по разным вопросам, его приглашали для разговоров и министры, и великие князья.

Осенью 1905 года при посредничестве генерал-лейтенанта Александра Алексеевича Киреева, состоявшего при великой княгине Александре Иосифовне, великий князь Константин Константинович передал книгу Л.А. Тихомирова государю императору. А в феврале 1906 года А. А. Киреев обратился к министру Императорского двора В.Б. Фредериксу с просьбой об исходатайствовании А А Тихомирову знака монаршего внимания за поднесенный государю императору труд «Монархическая государственность».

Л.А. Тихомиров был удостоен всемилостивейшего пожалования – серебряной чернильницы «Empire» с изображением государственного герба. Л.А. Тихомиров по получении подарка написал 15 марта всеподданнейшее прошение, выражающее его императорскому величеству благодарность за всемилостивейшс пожалованный ему подарок.

Подарок им был воспринят как «нравственное одобрение» его трудов по разработке монархического принципа власти, которыми он хотел послужить «общечеловеческому благу». В письме к государю он писал, что изучение много лет назад французского республиканского строя привело его «к убеждению в превосходстве монархического принципа», изучение и разъяснение которого стало с тех пор его главной задачей. Наибольшую трудность для исполнения своей задачи Л.А. Тихомиров видел в «неуменье людей выделять действие самого принципа из того, что лишь посторонне к нему примешивается», при котором отождествление самодержавия с абсолютизмом приводит к развитию бюрократического всевластия в области государственного управления. При правильном же понимании сущности монархии, «будучи верховной властью высшей правды, монархия одна из всех политических принципов способна воздвигать государственный строй непосредственно на социальном», т.е. на сословно-профсссио-налыгой организации социальных слоев общества, не давая возможности партийному политиканству узурпировать власть над нацией. Спасение же от бюрократической узурпации он видел в построении «правительственных учреждений по системе сочетания народного самоуправления и действия бюрократии, их взаимною сдержкою». Он был глубоко уверен, что «при правильном построении учреждений, соответственно монархическому принципу, Россия не только сама освободилась бы от политических противоречий, но могла бы дать пример высшей государственности всему миру, ныне столь в этом нуждающемуся» ^{99} .

Книга Л.А. Тихомирова дала монархическому движению идейное выражение своих чувств и бессознательных национально-патриотических ощущений, изложенных в строгую в своем логическом построении систему истории и догматики монархической государственности, чего никогда не было сделано до выхода этой книги. Он видел необходимость в новой породе людей, которые смогут возродить монархическую государственность на основе его идеальных конструкций.

Достоинство труда Л.А. Тихомирова состоит в определении исторической преемственности русской государственности через римскую и византийскую; в осмыслении места русского самодержавия в ряду других православных имперских государств (Рима и Византии); в выяснении идеального (в идее) содержания царской власти и определения правильных и неправильных форм того или иного принципа верховной власти; в освящении истории русской государственности с выяснением истории развития русского самосознания; в признании недостаточности осознанности русских идеалов.

* * *

Как-то Иван Солоневич назвал «Монархическую государственность» «Библией монархизма» и оказался весьма точен в этом определении. Уже несколько поколений русских людей, защищающих исторические государственные традиции, обращаются к этой книге как к источнику, хранящему философию русской государственности, – государственности, потерянной с революцией, но всегда возможной к новому возрождению…

Академический консерватизм. Профессор В.Д. Катков (1867 – после 1917).Василий Данилович Катков родился в большой русской семье в деревне Малой Николаевкс Славяносербского уезда Екатсринославской губернии 26 апреля 1867 года. Происходил он из крестьянского сословия, его отец был бывшим крепостным музыкантом, незадолго до рождения сына Василия освободившимся из «крепости» по императорскому манифесту 19 февраля 1861 года.

Освобождение принесло отцу больше горести и хлопот, чем радости, поскольку помещик, отпустив крестьян на волю, остался собственником музыкальных инструментов, которые он и не преминул оставить за собой. Крестьяне-музыканты были принуждены искать другое занятие для своего пропитания. Несмотря на это, отец (получавший иногда лишь 25 рублей в месяц жалованья на новой службе) своим любящим сердцем еще в детстве, вероятно, угадал в Василии человека талантливого и умного и всячески содействовал его обучению.

Окончив прогимназию в станице Каменской области Войска Донского, В.Д. Катков поступает в 5 класс Таганрогской гимназии. Здесь, благодаря гимназическому начальству, директору Дьяконову (без всяких на то просьб со стороны Василия и его родителей), молодой гимназист получал наиболее высокооплачиваемые уроки в Таганроге, вследствие чего В.Д. Катков мог учиться уже за свой личный счет.

Желая поступить в Императорский Харьковский университет, Василий Данилович колебался с выбором факультета, на котором учиться. Выбор стоял между историко-филологическим факультетом и юридическим. Поступив поначалу на историко-филологический, впоследствии он переводится все же на юридический, хотя и посещает лекции на историко-филологическом такого известного профессора, как А.А. Потсбня.

По окончании университета в 1889 году В.Д. Катков был оставлен при университете для подготовления к профессорскому званию. Научная карьера, казалось, легко открывалась для В.Д. Каткова и без каких бы то ни было препятствий в дальнейшем. Но жизнь распорядилась по своему…

В одном из своих отчетов (по оставлении его стипендиатом для приготовления к профессорскому званию) Василий Данилович Катков выразил неудовольствие «господствующим» положением «римского права» в министерство И.Д. Делянова, за что и был исключен из числа профессорских стипендиатов.

После смерти министра народного просвещения И.Д. Делянова в 1898 году, при новом министре Н.П. Боголепове дело В.Д. Каткова было пересмотрено, с него сняли запрещение заниматься университетской преподавательской деятельностью, и он в 1898 году приступает к пробным лекциям (об ограничении свободы договоров и о юридических конструкциях договоров в пользу третьих лиц) в Императорском С.-Петербургском университете. А с 1901 года, уже будучи приват-доцентом Императорского Харьковского университета, и до 1908 года включительно, он читает (необязательные) курсы вексельного права, конкурсного права и гражданского права прибалтийских губерний…

Кровавые и жуткие события революции 1905 года, последовавшие вслед за неудачной Русско-японской войной, не могли не заставить такого талантливого ученого и честного гражданина, как В.Д. Катков, выступить перед обществом со своей яркой политической проповедью в защиту исторических устоев империи, против либерализма в образовании, просвещении и публицистике.

В Императорском Харьковском университете на юридическом факультете, где преподавал В.Д. Катков, «политически-прогрессивное большинство» не давало занять ему подобающего места, всячески затрудняя ему возможность защитить магистерскую диссертацию, без чего нельзя было стать профессором. Либеральный дух, царивший в Харьковском университете, не позволял разжижать свою либеральную консистенцию в профессорском корпусе консервативными элементами, несмотря на то что В.Д. Катков за период 1901—1904 годов стал уже автором четырех крупных научных монографий.

Этот же либеральный дух, развратив своей пропагандой доверчивую молодежь, подготовил почву для недовольства и взрастил революционную смуту. Действуя на чувство, преобладающее в молодости над рассудком, пленяя идеалами справедливости, свободы, равенства и братства, адвокатско-профессорско-преподавательский интеллигентский корпус возбуждал в юношестве неугасимый огонь желания наибыстрейшего достижения целей своих новоприобретенных революционных идеалов. Это толкало молодых в крайние политические течения – с их терроризмом, экспроириациями и открытыми вооруженными бунтами, поскольку молодость никогда не подозревает, но словам В.Д. Каткова, «как мало нам дано для осуществления этих идеалов здесь на земле» ^{100} .

Но и «зрелые» либеральные круги, самонадеянно выходя из университетов и адвокатских контор на поприще государственной политики и зачастую не желая быть разрушителями, вследствие своей сугубо теоретической политической подготовки, становились самыми злостными антигосударственниками. Деятельные мечтатели вообще самые страшные политики; для них нет ничего, что бы невозможно было осуществить на практике из своих политических мечтаний, а потому не впервые рушатся тысячелетние империи, а традиционные общества периодически испытывают опустошительные набеги «новых варваров», ведомых этими мечтателями.

«Можно не быть неверующим, – писал профессор В.Д. Катков, – и делать неверующими других. Можно не быть революционером и бомбометателем, и воспитывать из своих питомцев героев браунинга и динамита, грабителей и убийц. Маркс не был марксистом, а Дарвин дарвинистом. Большинство профессоров наших университетов совсем не революционеры, равно как и преподаватели средних школ не анархисты, но важнейшими виновниками пережитой нашей родиной смуты, с ее убийствами, грабежами и поджогами, были они. Они не только не боролись, как это они обязаны были делать, против разрушительного влияния эгоизма, распущенности, самомнения и политического невежества, но потворствовали им и даже подстрекали их. Ни для кого не тайна, что главными деятелями и душой самой нечестной, лицемерной и вредной партии кадетов, стянувшей к себе все отрицательные элементы государства, нравственности и религии, – были они. Они создали ту практическую мораль, которая отрицает свободу личности, ее неприкосновенность, независимость суждения и святость религиозных убеждений: мораль, которая оправдывала грабежи, убийства, преследование за мнения, глумление над религией, требовала крови и поджогов, разрушения семьи, церкви, государства. Близорукие или ослепленные честолюбием и жаждой власти, они не понимали смысла поговорки: кто сеет ветер, пожнет бурю; кто сеет бурю, пожнет ураган» ^{101} .

Подобным же разрушительным началом для империи была многочисленная и разнокалиберная «освободительная» печать, ты-сячеголосно призывавшая власть толпы на всероссийский престол. Толпа же – самый плохой политик; политик, которому недоступен политический опыт, единственно могущий научить избегать политических заблуждений. Порыв к власти «освободителей» прикрывали громкие фразы о «свободе», о необходимости бороться с деспотизмом, и острие этого революционного действия было направлено на свержение русской верховной власти в государстве, удар был направлен в самое чело государственного организма. А опасность гибели государственности осознавалась, как тогда, так и в любое другое время, лишь немногими – наиболее чуткими к происходящим вокруг политическим процессам…

Среди излюбленных публицистических тем у профессора В.Д. Каткова особое место занимали гражданские проблемы: государства (верховной власти), религии, нации, национальной измены во время смутного времени, школы, диктатуры…

Народ, по В.Д. Каткову, не может быть свободен, не может обладать полнотой своих прав, если он не может отстоять свою национальную государственную власть. Всякий народ, желающий получить свободу, свергнув иноземное иго, прежде всего старается воссоздать для себя сильную верховную власть.

Власть самодержавного государя для профессора В.Д. Каткова была национальным историческим феноменом, на который недостаточно было обращено внимание юридической науки, и, одновременно, это был факт настоящего времени, реальной власти над стопятидесятимиллионным народом, живущим в современности.

«Народ его (государя. – М.С.),– писал он, – это тс миллиарды, которые жили в продолжение тысячелетней истории страны и которые будут жить в ней, когда исчезнем не только мы, но и наши правнуки. Такая власть стоит вне минутных настроений толпы. Она ответственна перед Богом и историей. Ей нечего заискивать у теперешнего населения с его временными интересами, временными настроениями и ошибками. Она боится Бога и никого больше на земле.

Только такая власть и может быть проводником истинной воли Божией на земле. Только такая власть может без страха перед толпой выполнять требования религии, понимать се значение в человеческой жизни, охранять се и не входить в сделки со стремлениями и желаниями, выдаваемыми за народные. Только такая власть в состоянии отличить глас истинного народа, который является гласом Божьим, от гласа того “народа”, который Христа предал» ^{102} .

И эта власть в начале XX столетия испытывала нескончаемый массированный штурм своих идейных бастионов по всему фронту. Выступление молодого ученого В.Д. Каткова в защиту русского самодержавия было вызовом могущественнейшему и сплоченнейшему в России политическому «ордену» – российской интеллигенции, шедшему в первых рядах атакующих основы империи. Он воспринимался как предатель интеллигентского слоя, а отсюда шли и все прочие шельмования (вроде политических кличек «погромщика», «мракобеса» и т.д.).

Государство для профессора В.Д. Каткова было лучшей «частью» каждого истинного гражданина, выше и дороже личного его существования; государство он воспринимал как возможность жизни для всех населяющих его, как институт защиты социальной справедливости.

В одной из его статей есть очень интересный образ демократической республики как слепоглухонемого, которого монархические цивилизации довели до сносной государственности, при которой его социальная и нравственная слепоглухонемость в спокойной жизни не сильно бросается в глаза, но открывается при трудных, требующих напряжения всех сил государства, ситуациях.

«В наше время, – говорил профессор В.Д. Катков, – среди цивилизованного общества, мы можем научить многому людей немых, слепых, мы можем поднять их умственный уровень до степени недостижимой, если они предоставлены самим себе. Но мы можем это сделать потому, что знания, которыми мы обладаем, и умственная культура наша были созданы людьми, обладающими всеми внешними чувствами и даром слова. Без языка мы не имели бы современной умственной культуры. Без монархического начала мы не имели бы той нравственной культуры, без которой не может существовать ни одна республика» ^{103} .

Всегда и всех волновавшая дилемма «власть» и «свобода» для профессора В.Д. Каткова является неразрывной парой, так как свобода народа для него прежде всего свобода государственной власти, могущей всей доступной ей силой и историческими возможностями оберегать свободу нации. Никто и ничто другое не сможет с той же должностью хранить национальную самобытность и независимость.

«Идеалом русского человека всегда будет царь, который “все может”» ^{104} – таковым было убеждение профессора В.Д. Каткова, считавшего что самодержавие психологически наиболее родная форма власти, понятная большей части нации.

Власть, с одной стороны, это сила, берущая на себя наибольшую возможную ответственность властвования и ведения государственных дел, с наиболее возможным освобождением массы нации от этого властного бремени (от которого огромный процент с удовольствием увильнет, как об этом ярко писал позже Иван Солоневич); с другой стороны, эта власть способна по своей неограниченности в любой нужный момент концентрировать силы своих верноподданных в нужном ей направлении, будь то война или, скажем, реформы, требующие общенациональной поддержки и сил всей нации.

В этой универсальности самодержавия – его сила и одновременная необременительность, в отличие от многочисленных мелких и жаждущих насыщения демократических «самодержцев», всевозможных выборных администраторов от президента до какого-нибудь префекта района и многотысячной армии депутатов всех уровней.

Имеет ли наша выборная и тяжеловесная демократическая власть ту универсальность, быстроту действия и концентрации сил нации, с одновременной необременительностью, каковую имеет самодержавие? Вопрос этот, конечно, может быть спорным для человека, не знакомого с русской историей и не жившего последние десять лет в нашей стране, а потому не могущего сравнивать возможности русского самодержавия и реальной российской современной демократии.

Власть чувствует себя обязанной только перед теми, кто помог ее получить. Самодержец обязан властью воле Божьей, президент – людям, помогшим ему избраться во власть. Первый угождает Творцу, второй – давшим денег на избрание.

Ренан говорил: «Эгоизм, источник социализма, и зависть, источник демократии, не создадут ничего, кроме общества слабого, неспособного противостоять могущественным соседям» ^{105} .

Современник профессора В.Д. Каткова Л.А. Тихомиров в своем последнем письме к П.Л. Столыпину писал следующее: «Нам должно помнить, что наше господство есть дело не просто национального эгоизма, а мировой долг. Мы занимаем пост, необходимый для всех. Но для сохранения этого поста нам необходима Единоличная Верховная Власть, то есть Царь не как украшение фронтона, а как действительная государственная сила» ^{106} .

Такое же высокое понимание важности русского господства в империи и неограниченности верховной власти самодержца разделял и профессор В.Д. Катков. Он пишет, что наряду с православием «другим элементом объединения ядра русского государства является русская национальность. Государственная власть соединяется у нас со множеством народностей, но опорой ее, как и опорой силы государства, является русский народ, в этнографическом смысле этого слова. Всякое политическое общество, живущее самостоятельной жизнью, т.е. опираясь на свои собственные силы, должно быть по необходимости национально. Одна нация по необходимости должна занять центр, вокруг которого группируются другие…

Государственная власть служит всем национальным элементам, объединенным ею. Но в неминуемой борьбе интересов различных групп она не может жертвовать в пользу других интересами той национальной группы, на которую опирается самое ее бытие, особенно в критические минуты государственной жизни» ^{107} .

На основе опоры на господствующую национальность у профессора В.Д. Каткова сформировалось особое понимание «измены Родине». Для инородца в революции 1905 года он видит измену русскому государству, но никак не измену своей национальности (инородческой). Революционерам же из русских он предъявляет двойное обвинение в измене – в измене русскому государству, против которого был поднят бунт, и измене русской национальности, являющейся этнической основой империи.

Изменой Родине для него было не только всякая услуга внутренним врагам – социалистам и либералам, но и любое слово и даже помышление против государя и его верховой власти.

Та же логика лежала и в основе рассуждения профессора В.Д. Каткова о правах и обязанностях: «Если на инородце лежит долг лояльности, то на русском лежит обязанность хранить заветы прошлого, славу и честь Родины, беречь ее будущность, как целого. Общие и высшие интересы страны лежат на попечении русского народа в тесном смысле. А на ком лежат большие обязанности, тот должен пользоваться и большими правами» ^{108} .

Как и для Л.А. Тихомирова, так и для профессора В.Д. Каткова основными элементами государства были: народ и верховная власть, причем под народом он подразумевал только ту часть его, которая поддерживает историческую власть и подчиняется ей.

«Чем меньше, – писал он, – внутренней связи между составными частями населения, тем менее в состоянии они управлять сами собой, тем нужнее для них внешняя, отрешенная от них власть» ^{109} .

В каждой науке есть свой главнейший раздел: так, в богословии это догматика, в философии – метафизика, в физике – теоретическая физика и т.д. В русском государственном праве – науке, по преимуществу должной заниматься политической идеологией, – таковым главнейшим разделом, безусловно, должен быть вопрос об исторической верховной власти – о самодержавии русских царей.

Политическая публицистика В.Д. Каткова была посвящена практически полностью защите главного идеологического пункта обороны империи – идее самодержавия.

«Гибель трона, – писал он, – влечет за собой и гибель народной самостоятельности… Только убив власть, можно убить свободу народа и умалить его права» ^{110} .

Профессор В.Д. Катков был глубоко убежден, что надо бороться не за ограничение власти государя, а за всевозможное отстаивание на деле его – государя – свободы и всемогущества.

Только такая универсальная сила способна добиться улучшения положения малоимущей массы, так как при ограничении власти государя политическую силу в обществе начнут набирать наиболее эгоистические общественные слои, связанные с капиталом и свободными профессиями. Вообще, богатым и образованным зачастую свойственно считать себя в праве использовать и свое богатство, и свое образование не для общего национального блага, а лишь для самореализации. А при таком положении вещей давление на массу простого народа возрастет, в связи с чрезмерно свободной и не регламентируемо-сдерживаемой деятельностью первых двух общественных слоев в стремлении внутри своих корпоративных сообществ аккумулировать все экономические и интеллектуальные возможности всего общества.

Как писал один английский консервативный писатель, Оливер Голдсмит, для богатых более всего выгодна демократия, а для бедных – монархия, единственно способная реально сдерживать амбиции и эгоизмы богатых (экономически и интеллектуально) слоев общества.

Простому народу нужен правитель, стоящий выше партийных и вообще групповых интересов, выше политических увлечений времени, связанный всем своим существом, своими предками и своим потомством с исторической судьбой своего Отечества.

«Исторические особенности, – писал профессор В.Д. Катков, – нашей жизни, борющиеся интересы отдельных групп, племен и рас, се населяющих, поглотили бы собой интересы всей России, если бы разум творцов се не выработал из недр се особого института, обязанного хранить “душу нации” и служить ей объединяющим знаменем… Этот институт и есть императорская власть русских вождей» ^{111} .

Опыт революции привел многих к мысли о необходимости в таких чрезвычайных и смертельно опасных для государства политических ситуациях вводить основанный на особом, чрезвычайном законодательстве институт диктатуры. Диктатуры как возможности верховной власти (государя) или назначаемого от нее специально лица или нескольких лиц вступать в урегулирование государственных дел со всей неограниченной полнотой верховной власти.

Профессор В.Д. Катков понимал всю глубину и остроту борьбы, ведшейся в начале XX столетия за целостность империи, свободу царской власти от навязываемых ей ограничений, самостоятельного существования русской нации. Видя огромные массы консервативного населения, которые всколыхнула и возмутила революционная волна насилия, профессор В.Д. Катков требовал со стороны власти организовать и направить эти силы в нужное для государства русло.

Они, контрреволюционные силы, писал он, пребывали в основном в бездействии, будучи готовы «с радостью ринуться на губителей и мучителей своей родины, как строй солдат, которому после “раз, два, три” не сказали последнего условного “пли”. Власть, которая бы поняла этот психологический момент и сделала призыв к этой бескорыстной и самоотверженной армии, избавила бы нашу родину от тяжелого кошмара революции с наименьшими жертвами. Как дым рассеются враги закона и порядка; как снег растают они в огне народного гнева. Формы этого призыва к содействию общества могут быть различны. История знает: проскрипцию (открытое лишение защиты закона), назначение диктатора явного или тайного, равно как и особого доверенного лица, тайного или явного, со специальными полномочиями для подавления смуты при содействии общества» ^{112} .

Власть должна была «овладеть», но выражению профессора В.Д. Каткова, раздраженными смутой и привлечь их к борьбе с революционерами. Мощь революции требовала привлечения к борьбе с ней уже не только полиции и войск, но и консервативно-настроенных масс. Это привлечение народной массы было необходимо еще и для достижения победы в борьбе с крамолой с наименьшими жертвами и недопущения уже нового антиреволюционного хаоса; а для этого обществу должен быть дан вождь, диктатор, «атаман», которому бы контрреволюционные силы доверяли, как человеку несгибаемой воли и глубокой преданности трону.

К сожалению, в деле борьбы с усиливающейся революционной крамолой мысли профессора В.Д. Каткова и других имперских консерваторов не возымели решающего значения и не смогли повернуть с гибельного пути наше беспечное русское общество, которое по своему прекраснодушию не слушало своих лучших граждан и вскоре познакомилось с чекистскими подвалами и советскими лагерями.

Многое из задуманного профессор В.Д. Катков смог реализовать только в 1909 году, когда он перешел в консервативно-настроенный коллектив Императорского Новороссийского университета, где читал политическую экономию, статистику и финансовое право. В1910 году он, наконец, смог защитить магистерскую диссертацию [33]33
  Передача векселя по надписи (индоссамент). Одесса, 1909.


[Закрыть], а в следующем году стать профессором.

Предреволюционные годы, проведенные в Императорском Новороссийском университете, были для него наиболее научно-плодотворными. После же Февральской революции 1917 года он незамедлительно в числе нескольких других правых профессоров был уволен Временным правительством из университета. Уехал ли он в эмиграцию (что маловероятно, так как в эмиграции о профессоре В.Д. Каткове ничего не известно)? Был ли расстрелян большевиками, что более реально для того времени (одесское ЧК было одно из самых кровавых коммунистических заведений)? Ничего определенного сказать о жизни профессора В.Д. Каткова после революции нельзя.

Нам остается хранить намять о нем как о славном сыне Отечества и утвердиться еще крепче в его и нашей политической вере, что «Россия или будет жить по-своему, или совсем не будет жить; но французской, немецкой или английской никто и никогда ее не сделает» ^{113} .

Путь имперского юриста. Петр Евгеньевич Казанский (1866—1947).Наша юридическая наука из прочих наших научных традиций, пожалуй, одна из самых молодых. Профессор Петр Евгеньевич Казанский представлял четвертое или пятое поколение университетской правоведческой профессуры, и, как оказалось впоследствии, на поколении его учеников (таких, как Н.А. Захаров) русская юридическая традиция была пресечена революцией.

Итак, на развитие самобытной русской правовой школы история отвела нам всего сто—сто пятьдесят лет. Этого времени очень мало для того, чтобы у нас окрепло собственное правовое сознание, установилась своя философия права. И все же русская юридическая литература дает нам некоторое количество исследований, и до сего дня не утративших философско-правовой актуальности для изучающих институты власти и государства.

По вопросу о русской верховной власти написано не очень много, почти всю литературу этого вопроса, до 1913 года обильно цитируемую, вы найдете в книге П.Е. Казанского «Власть всероссийского императора».

Исследование это посвящено верховной власти, которая при любом политическом принципе (демократическом, аристократическом или монархическом) всегда существует одна в государстве, выше ее нет земной государственной власти. Речь идет о традиции русской государственной власти, ее традиционном месте в обществе и государстве и ее властной деятельности.

Книга сохранила, как фотографию, правовую философию власти императора за несколько лет до ее падения и оставила письменный свод правовых возможностей и способностей, ее сложной компетенции в государственном управлении. Исследование предлагает нам, потомкам, мысленно прикоснуться, по возможности изучить этот старинный способ русского государствования, с надеждой, не понадобится ли он и в будущем русской нации, пожелающей вернуться на свой исторический имперский путь.

Традиционные общества не могут существовать, не осуществляя преемственность во всех областях человеческой деятельности, поскольку только эволюционное развитие даст традиционным обществам силу жить своими привычками, принципами, одним словом, жить самостоятельно.