Текст книги "Юношество (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Так, любуясь, и доехал Лев до дома.

А там его уже встречали.

Дядя вышел на крыльцо. Вон – аж сияет. И мундир по случаю надел.

– Ну, здравствуйте, герой! – радостно произнес он, шагая навстречу.

– Да ну, – отмахнулся Лев, спрыгивая с коня, – какой я герой?

– Герой-герой! Если бы Сергей Павлович узнал хотя бы вчера о вашем приезде – обязательно встречу с музыкой устроил.

– Зачем⁈

– Вы даже не представляете, какие тут про вас слухи ходят! Словно не племянника отпускал на войну, а какого-то Илью Муромца с печи согнал. И предводителя горцев пленил, и английскому послу морду набил…

– Ну так уж и набил?

– Кстати, говорят, что наместник на Кавказе особым письмом просил вас более туда не возвращать. Обиделся он на ваше самоуправство.

– На обиженных воду возят. – фыркнул Лев.

– Зря вы так. Он человек хороший…

– Дядюшка, при оказии, напишите ему, что я иначе поступить не мог. И что до Астрахани нас люди Шамиля гнали, а потом появились мутные люди и мы, опасаясь его освобождения, были вынуждены самым скорым темпом направиться в столицу. Просто для того, чтобы англичане не украли или обесценили эту победу.

– Даже так? – удивился бывший гусар.

– Мы стремились опередить депеши и не дать этому проказнику – послу Великобритании – ничего пакостного предпринять. Так и напишите. А вместе с тем и мои искренние извинения. Если он так обиделся, то я ему пошлю своего Георгия, отказавшись от него.

– Не порите горячку! Вы хотите плюнуть в лицо всем кавалерам ордена?

– Извините…

– Мда… Ну и заварили вы кашу! – хохотнул дядя, став, впрочем, совершенно серьезным. – Впрочем, сейчас не об этом. Поспешим к губернатору. Доложиться. Иначе врагом станете. Подарки, надеюсь, ему купить ума хватило?

– А то, как же!

– Берите их и поехали.

– А как же тетушка, братья и сестрица?

– Тетушка ваша с самого утра визит наносит своей подруге, далече отсюда. И едва в ближайшие пару часов явится. Николай третий день на заводе селитряном. Авария там. Говорят, двух человек убило. Лобачевского привлек и других – исправляют. Сергей – у Кристиана Шарпса, там какие-то проблемы. Дмитрий так и вообще с вашим отъездом поселился в Казанском университете – все опыты с плесенью своей ставит.

– А Мария?

– С тетушкой. Девица на выданье. Мы сейчас ей партию поинтереснее подбираем, вот ее людям и показываем. Так что, поедемте скорее. Время ценно как никогда. А то Сергей Павлович, не ровен час, сам приедет…

Так и поступили.

Внезапное появление молодого графа застало врасплох всех, и губернатора тоже. Толстой ведь не извещал о своем возращении письмом, пущенным вперед. Да и вообще совсем не укладывался в сроки. О том, что Лев Николаевич выехал из столицы – их, конечно, уведомили. Но сроки все давно прошли. Вот и не знали, когда его ждать.

Граф же заглянул в Москву, совершив там массу полезных визитов. Потом наведался в Тулу. Все же надо было посветить лицом и кое-какие беседы провести. Готовясь к весьма вероятным работам по каналу. На несколько дней растянулось, после которых только удалось вырваться в Ясную поляну, проведя там мало-мало беглую ревизию. Ему ведь это поместье отошло. Небольшое, всего полторы сотни десятин при сто двадцати трех «душах» мужеского пола. Ну и с усадьбой одноэтажной, хоть и каменной. Возиться с крепостными у него не имелось ни малейшего желания. Вот и хотел – поглядеть на все своими глазами, ну и подумать – что со всем этим делать.

И только потом направился в Казань.

Благо, что он достаточно провозился, чтобы явиться к Волге уже после освобождения ее ото льда. И нормально переправиться. А то сиди на берегу и кукуй…

– Я смотрю, дядя, у вас тут все строиться началось. Как так? Денег же не было. Готовиться готовились, но с надеждой на мечту. Я даже думал свои доходы от кондомов направить на это дело, чтобы спасать ситуацию.

– А архиепископ нашел добрых людей, согласившихся рискнуть и вложиться в акционерное общество. Помните, вы его предлагали Сергею Павловичу, чтобы акции напечатать и через них денег добыть?

– Он же говорил, что император не дозволял.

– Дозволил. Архиепископ недели через две после вашего отъезда пришел к Шипову с визой императора, уставом общества и векселями на два миллиона рублей, выданные под гарантии вручить этим людям акции на соответствующую сумму. Не зря, как говорится, в столицу человек съездил.

– Мда… – покачал головой Лев. – И что, поставщики строительных материалов не шалили?

– А куда им деваться? Им же денег на развитие давали под гарантии цен. Да и совет твой губернатор этим ушлым господам напомнил. Про то, что их надобно вешать. Как вы тогда сказали?

– Любая большая стройка начинается с вешалки.

– Да-да. С виселицы. – хохотнул Владимир Иванович. – Так, Сергей Павлович ее и велел собирать на видном месте. Чтобы дурных мыслей в голову ни у кого не лезло. Так что все обходилось. Пока, во всяком случае. Теперь же вы вернулись с репутацией совершенного отпетого головореза…

Лев продолжал осматриваться.

Его проект дома чем-то напоминал раннюю советскую кирпичную серию 1–260[2]. В свое время графу довелось в таком пожить, в детстве, вот и запомнил ярко, хорошо.

Собственно дом был модульным.

Базовой секцией являлся подъезд, с планировкой аналогичной 1–260–1. За исключением того, что площади закладывались побольше и внешние стенки кухонь образовывали эркер. Общий: по «треугольничку» каждой квартире. А так – все те же по две квартиры на этаже для каждого подъезда: двух и трехкомнатная.

Водонапорные башни давали холодное водоснабжение.

Ограниченное.

Слабенькое.

Но давали. Обеспечивая подъем воды аж на второй этаж по чугунным трубам, отлитым на заводе Строгановых. Шипов приметил, что Лев там часто заказы размещает. Вот и сам обратился.

Канализация была сделана. Ну такая – локальная с общими «септиками», если так можно выразиться. Куда стекали отходы самотеком и далее отбирались службой золотарей.

К слову сказать, сама концепция кухни, а точнее, кухни-столовой в каждой квартире оказалась непривычна. Обычно делали одну на всех. Иногда две, выделяя господскую. Здесь же подошли по плану Толстого, установив все необходимое в каждую квартиру. Выведя даже кухонную вентиляцию от смежных кухонь в трубы. Ну а как еще? Не в окно же дым отводить. Готовить ведь собирались на дровяных печах, которые у тех же Строгановых и заказали. Тяжелые, но разборные из чугунных панелей.

Отопление тоже имелось.

На улице во дворе располагали котельную, которую должен был обслуживать дворник за дополнительную плату. Там грели воду, и горячий пар уводили по чугунным трубам в дом. Своим ходом. Чего на два этажа вполне хватало. Охлаждаясь там и конденсируясь, пар возвращался самотеком в котельную. Из-за чего она размещалась заглубленной, как землянка. Эти трубы и батареи опять изготавливали Строгановы.

Не хватало только электрического освещения для полноты картины и нормальной дороги. Все же трамбованная щебенка не лучший вариант. Да и сточные канавы надо бы заменить чугунными или керамическими трубами большого диаметра с решетками сливов.

Лев Николаевич ехал и прямо любовался.

Конечно, до небоскребов было еще далеко. Но ЭТО уже росла не деревянная Казань, а кирпичная. Причем быстро. Вон – как грибы после дождя. И для 1847 года такой вид застройки выглядел невероятно передовым.

Да, доходные дома строили и выше.

Но…

Планировка, ориентированная на семьи и обвязка водоснабжением, канализацией и кустовым котельным отоплением казался чем-то волшебным. Для абсолютного большинства. А тут ведь не столица. Тут маленький провинциальный город. Из-за чего местные жители, осознавшие всю остроту и важность момента, прибывали в необыкновенном душем подъеме. Шутка ли – саму столицу обогнали!

Поначалу-то еще ворчали, не понимая.

А потом КАК поняли… Из-за чего, к слову, Льва Николаевича на улице приветствовал каждый, кто узнавал. Вот вообще каждый. Словно он не обычный житель, чуть ли не губернатор…

– Я только одного боюсь, – пробурчал дядюшка, долго молча и наслаждаясь реакцией Толстого.

– Чего же?

– Город не бесконечный. Еще несколько лет и нужды в новых таких домах не станет. А потом и вовсе. Людей у нас тут все же не так и много живет. И куда потом всех этих строителей девать? Воя же будет!

– Дядя, поверь, если инвесторы распробуют ЭТО – потом найдем, где строить.

– Лёва, я не верю в это.

– А верить и не надо. Если поставщики стройматериалов не будут хитрить и завышать цены, то каждый такой дом не только деньги вложенные отобьет, но и прибыль принесет немалую. Более того – самому ежели строить, то так дешево не выйдет. Будьте уверены, дядюшка, года через два-три, как акционерное общество пару раз отчитается о прибылях, каша заварится очень серьезная.

– А вы не боитесь, что Николай Павлович всю эту истерику прекратит?

– Мы с ним обсуждали это. Не прекратит.

– Вы с ним что делали⁈ – поперхнулся Юшков.

– В этом году, находясь в Санкт-Петербурге, я до отъезда девять раз отобедал с императором. И имел с ним много разговоров.

Дядюшка промолчал.

Переваривал.

Об этой подробности слухи молчали.

– И что же? – наконец, выдавил из себя Владимир Иванович.

– Он и сам ждет результатов. Ему нужно как-то увеличить сборы в казну. Если наша задумка удастся, то Николай Павлович войдет большим капиталом в состав акционерного общества. Речь шла порционно о двадцати-тридцати миллионах. И займется перестройкой многих городов, в которых это имеет смысл. Прежде всего поблизости от нас, чтобы наших производителей строительных материалов задействовать. Во всяком случае, поначалу.

– Вот как… – оглушено произнес Владимир Иванович, который все еще не мог отойти от той новости, что его племянник вхож к императору. А в его глаза это выглядело именно так.

– Вы, кстати, дядюшка, еще по-настоящему ужасного не знаете.

– Чего же? – нервно переспросил он.

– Мне пожаловали почти девяносто тысяч десятин земли под Саратовом. Старые, Зубовские. Одна беда – людей там нет совсем.

– На тебе боже, что нам не гоже? Слышал я про них.

– Сам не знаю. – пожал плечами Лев Николаевич. – Государь пожаловал. Вряд ли просто так. Я так понял, хочет посмотреть, как я такой задачей справлюсь.

– Будешь крепостных скупать?

– А почем они идут?

– За работника четыреста – пятьсот рублей. Только он с семьей идет. Так что добрая тысяча. Сто тысяч – сто работников. Да и купить их непросто.

– Ого!

– А то! Цены нынче высоки. Оттого почти никто и не покупает. Те же Зубовы закладывали восемь тысяч работников за триста с чем-то тысяч сорок лет назад. Но с тех пор много воды утекло…

– Значит, нужно как-то иначе поступать…

– Сдается мне, племянник, что пожаловали тебе ведро без ручки – и бросить жалко, и тащить нельзя.

– Поглядим, – криво усмехнулся граф.

С этими слова они въехали в кремль и направились к дому губернатора.

У Толстого же в голове крутилась очень интересная мысль. Только он не мог никак понять, насколько она адекватная.

Он что хотел сделать?

Крестьяне массово ходили на отходные промыслы. Что крепостные, что прочие. Причем, крепостных так-то много особенно и не было[3].

Так вот.

Можно было отправить стряпчих скупать таких работничков из депрессивных губерний. Например, откуда-то из-под Костромы. Заключать контракт на год. Если трудился славно – предлагать сделку по выкупу всей семьи в обмен на долгосрочный контракт. Потому что выкуп был принципиально дешевле покупки. В той же Костроме за взрослого крепкого крестьянина выкупом брали всего тридцать рублей, а за жену – и десяти просили, дети же порой обходились в сущие копейки. Что совокупно выходило в разы меньше покупки.

Да, фактически это смена крепостной зависимости на долговое рабство. Однако все равно это вело к обретению человеком личной свободы для себя и своей семьи, а также к возможности заработать и улучшить свое положение. Возможно, даже сильно. Благо, что прям много работников и не требовалось, во всяком случае – пока. Лев ведь там, под Саратовом собирался организовать латифундию – считай агротехническое предприятие с тем, чтобы накачивать его оборудованием и совершенствовать агротехнику. Для чего ему требовались не только мотивированные работники, но и знающие советчики и специалисты, ибо сам он в этом деле понимал не шибко. Видел кое-что там, в будущем. Слышал. Но не более.

Оставалось только этих людей найти.

Для чего ему Сергей Павлович Шипов был теперь до крайности нужен. Ибо он ему во время досужих бесед что-то интересное про сельский труд и его оптимизацию вещал в былые дни. Будто бы в Англии, Голландии и многих иных развитых державах давно иначе делают, применяя какое-то многополье…

[1] Паром в данном случае это плот с канатом на вороте, который вращали парой лошадей. Канат прокладывали между двух берегов. И плот за счет ворота просто «пробегал» по нему поперек течения, перевозя довольно большие грузы усилием 1–2 лошадей в вороте. Довольно распространенное решение. Были и попроще-поменьше на ручных воротах, но не тут. На зиму (пока лед) это все демонтировали.

[2] Серия кирпичных домов строилась с 1957 по 1963 годы. Последняя крупная кирпичная серия перед переходом к хрущевским панелькам в массовом строительстве.

[3] Доля крепостных в России 1847 года в отношении всего населения составляла где-то 35–37% (около 23–24 млн. человек).

Часть 3

Глава 6

1847, июнь, 2 и 16. Веракрус

Вечерело.

Роберт Паттерсон стоял у окна и наслаждался видами.

Море было поистине прекрасно! Обычно летом тут приходилось очень тяжело, но сегодня свежий ветерок, дующий с востока, нес прохладу и немало облегчал страшную жару…

– Сэр, – произнес дворецкий.

– Что у тебя? – не поворачиваясь, спросил командующий гарнизоном города Веракрус и его комендант.

– Доставили депешу с пакетбота, что прибыл полчаса назад.

– Читай.

– Сэр, здесь такие печати… я не смею.

Роберт фыркнул и потянул руку, не оборачиваясь. Дворецкий охотно вложил конверт и отошел в сторону. Несколько опытных движений. И вот уже в руках генерала оказалось послание.

Он глянул на самый последний лист и увидел подпись президента.

Знакомую подпись.

Видел ее. Доводилось. Но… не ожидал здесь получить депешу от него, хотя печати и отметки на конверте вполне совпадали с теми, что должно…

Вчитался.

И чем дальше его глаза пробегали по строчкам, тем сильнее портилось настроение. Президент Полк сообщал, что из России выступил полноценный флот. Фактически – ядро Балтийского флота под командование целого морского министра – опытного флотоводца, который имел опыт выигранных морских сражений. Флота, способного противостоять русским, у США не было. Даже одному их Балтийскому флоту. Но это полбеды, потому что с кораблями шел десант.

Дальше перечислялись многочисленные, но совершенно ненужные детали.

А потом вывод.

Самой вероятной целью Джеймс Нокс Полк считал Веракрус. Требуя от коменданта направить гонца к Скотту, возвращая его дивизию. Так как в случае захвата порта, тот окажется в полном окружении. Самому же коменданту предпринять всё, для обеспечения готовности города к осаде.

Кроме того, президент требовал направить к Санта-Анне тайного посланника и предупредить, чтобы он сидел тихо. Под угрозой обнародования их с Полком договоренностей, согласно которым Санта-Анне позволили вернуться в Мексику для захвата власти и обеспечения скорейшего завершения войны в интересах США…

– Сэр? – вопросительно спросил дворецкий.

Генерал молчал, разглядывая подпись президента и печать.

Думал.

Аж пыхтел.

Видимо, его немало возбудила и взбудоражила эта новость. Про Санта-Анну он слышал, чтобы вот так… да и русскую эскадру в прошлом году видели. Но тогда это все еще не пахло настолько дурно…

– Сэр, все нормально?

– Дика позови. Срочно! – холодно процедил Паттерсон. – И пошли вестовых ко всем морским и армейским офицерам. Через полчаса им надлежит быть у меня. Вопрос наиважнейших. Понял?

– Да.

– Так исполняй! Бегом! – рявкнул генерал.

Медленно подошел к столу. Бросил на него письмо.

Через несколько минут все завертелось.

На самом деле всех командиров флота, который оперировал отсюда – из Веракруса, поддерживая морскую блокаду восточного побережья Мексики, собрать было несложно. Ибо отдыхали на берегу, как и большая часть экипажей.

– Двадцать минут… – прошептал генерал, сев на стул и прислонившись к высокой спинке.

Он только-только завершил отдавать распоряжения и инструкции. Направив, среди прочего, десятка два разных посланников с маленькими отрядами сопровождения. Из-за мексиканских партизан.

– Боже… как же это все не вовремя. – снова прошептал он и закрыл глаза, прислушиваясь к своей ране. Ноющей. Она так до сих пор толком и не зажила. Иначе бы он здесь в Веракрусе не сидел.

В дверь постучались.

Паттерсон нервно очнулся от полудремы, куда провалился, и крикнул:

– Войдите!

Тяжело вздохнул.

Потер лицо.

Встал.

И замер, так как взор его впервые за минувшие полчаса оказался направлен в окно, выходящее к морю. А там…

– Сэр, – донеслось от двери голос одно из капитанов. – Что с вами, сэр?

Генерал молча поднял руку, указывая на множество кораблей, что вышли из-за острова и оказались совершенно близко. Более того, ветер им благоволил. Поэтому…

– Кто это? – нахмурился коммодор Перри.

– Русские.

Добрую минуту ничего не происходило, пока генерал Паттерсон не рявкнул:

– Чего встали⁈ Действуйте! Действуйте! На нас напали!

И все сорвались с места, словно этого только и ждали.

Батареи Веракрус после осады, учиненной генералом Скоттом, при поддержке американского флота, оказались совершенно приведены в негодность. Их как подавили, так и не трогали. Лазарев, впрочем, этого не знал. Поэтому колонна линейных кораблей пошла между достаточно представительным, хоть и даже на вид сильно потрепанным укреплением, и кораблями рейда.

С другой же стороны, Михаил Петрович отправил фрегаты, чтобы никто не убежал. Остальные корабли, перевозящие преимущественно десант и припасы, взяли чуть в сторону – к подходящему пляжу.

Собрать экипажи вечером, да еще по портовому городу оказалось достаточно сложным делом. Все же по кабакам да борделям засели, откуда их пришлось вытаскивать, паля из пушек. Просто чтобы они ради любопытства выползли. Впрочем, быстрее, чем через полчаса первая шлюпка от берега не отвалила. Но было уже поздно… Потому как бомбические орудия русских уже вовсю работали, ломая и уродуя корабли американского флота.

Бомбами.

Сунувшиеся было шлюпки с экипажами линейные корабли встретили картечью. Выбрасываемой на таких калибрах ее натурально ведрами. Большими. Из-за чего каждый выстрел порой зачищал от людей сразу по несколько шлюпок, заодно и их дырявя…

Генерал Роберт Паттерсон смотрел на это деловитое избиение с мрачным и каким-то погасшим видом. Он неплохо знал историю Наполеоновских войн и прекрасно понимал, с кем ему придется иметь дело. Бородинскую битву, в которой русские стояли против всей объединенной Европы, он помнил еще по учебному курсу. Так, конечно, не говорили. Но имеющий уши услышит…

Через полчаса все в целом закончилось.

Оставшиеся на американских кораблях экипажи выбрасывали белые флаги один за другим. В силу невозможности сражаться.

Кое-где занялись пожары, но не сильные.

В целом же…

Паттерсон был совершенно раздавлен в моральном плане. Особенно после того, как на его глазах погибла шлюпка с коммодором Мэттью Перри, который и командовал американским флотом здесь – в Мексиканском заливе. Он поднял вымпел, но русским оказалось плевать. Его сбрили вместе с остальными походя, словно от назойливых мошек отмахнулись.

Вот ударила какая-то пушка с батареи. Когда уже и битва-то завершилась. Видимо, притащили полевое орудие и зачем-то из него пальнули.

Пару минут спустя один из русских линейных кораблей жахнул бортовым залпом, ударив по батарее бомбическими орудиями. Что-то попало. Что-то улетело мимо, в том числе в город, разворотив там несколько крыш. Но батарея замолчала. В ее расположении явно несколько бомб взорвалось, наведя там шороху. Если кто и выжил, то точно не стал бы продолжать дергать тигра за усы… точнее, медведя. Ведь русских, как помнил Роберт, частенько именно медведем изображали в карикатурах…

– Сэр, – зашел один из молодых офицеров.

– Слушаю.

– Русские начали высаживать десант со шлюпок.

– Проследите, чтобы все ворота оказались закрыты. Не хватало еще, чтобы эти мерзавцы впустили их к нам без боя.

– Есть, сэр. – козырнул офицер и вышел…

А дальше все как в тумане.

Русские присылали парламентеров, но он велел прогнать их.

Еда же быстро заканчивалась. Ее припасы так толком и не восстановили после мартовской осады. И генерал с ужасом, близким к отчаянию, смотрел на свои перспективы.

Взятых на кораблях пленников русские сдали местным партизанам. Страшная судьба. Роберт был наслышан о том, что мексиканцы, не состоящие в регулярной армии, вытворяли с захваченными противниками. Смерть. Это была безусловная смерть. Но какая! Врагу не пожелаешь.

Знал об этом не только он. Поэтому гарнизон Веракруса пришел в совершенное уныние. А вот жители – напротив, с того момента нет-нет, да и поглядывали удивительно кровожадно. Самому же Роберту Паттерсону невольно в голову лезли всякие жуткие вещи, которые в этих краях когда-то творили ацтеки. Он поглядывал на этих «набожных католиков» и представлял их себе разрисованными, не находя каких-то значимых отличий с видимыми им гравюрами. А заняв этот пост, он успел познакомиться с кое-какими старыми книгами…

Незаметно пробежало две недели с начала осады.

Мрачных.

Полных нарастающего отчаяния…

– Сэр, – с радостной улыбкой, забежал офицер. – Скотт идет! Генерал Скотт со своей дивизией!

– Наконец-то! – воскликнул генерал и поспешил на самый подходящую для наблюдения позицию. Рассчитывая на то, что опытная и закаленная в боях дивизия Уинфилда Скотта сбросит в море этих ненавистных русских.

Наконец, добрые двадцать минут спустя генерал Паттерсон сумел забраться на подходящую колокольню. И, отдышавшись, прильнул к подзорной трубе, пытаясь разглядеть происходящие события.

Очень вовремя.

Генерал Скотт как раз завершил накапливание с построением и повел своих людей в атаку. Максимально скорую, рассчитывая на то, чтобы застать врасплох русских. Те блокировали город, но не имели достаточного количества войск для полноценной осады. Поэтому обнесли город небольшим земляным валом со рвом, этаким палисадом, держа основные свои силы в кулаке – в главном лагере у моря.

Вот туда Скотт и собирался ударить, пользуясь тем обстоятельством, что при его появлении никто не поднял шума. А палисад же был достаточно высок, чтобы не приметить с земли подходящие силы.

Паттерсону же с колокольни было видно – в лагере активное движение. Да и разъезды русских, которых всегда хватало, куда-то делись. То есть, они отошли загодя… возможно, даже заранее, еще до появления американских солдат. Видимо, заприметили вовремя…

Роберт то и дело переводил взгляд с лагеря русских на дивизию Скотта, которая огибала город вдоль этого палисада из вала со рвом.

Развернуто.

В боевом порядке.

И она явно не успевала… совсем…

Вон как выстроилась русская пехота. Хорошо. Красиво. Словно по линейке. Паттерсон такое видел только в училище, когда будущим офицерам давали строевую подготовку. А тут обычная, линейная пехота.

Еще минута.

И русские успели выкатить на подходящие огневые позиции свои орудия. Паттерсон опознал их как гаубицы… какие-то. А отряд их всадников удалился из лагеря, скрывшись за деревьями.

Всадников.

Да-да.

Местные помещики в знак признательности за разгром американской эскадры выдали им лошадей. И теперь несколько сотен кавалеристов противника ускакали куда-то. Совершенно очевидно не просто так. Самым очевидным для Роберта являлся обходной маневр для удара в тыл. Хотя численность отряда смущала – маловато…

Минута.

Пять.

И вот дивизия генерал-майора Скотта вышла из-за изгиба вала, представ перед полностью изготовившимися к бою русскими.

Некоторая заминка.

Уинфилд Скотт явно колебался, так как его ставка на внезапность провалилась. Он судил по американской или испанской армиям. С другими-то не знаком. Ни одна, ни другая бы просто не успела изготовиться к бою так быстро. А тут… Он бы по-другому поступил, если бы знал, что они такие быстрые. Та же «летучая артиллерия», то есть, конная, у него имелась под рукой. И он бы попробовал повторить свой успех при Пало-Альто и Серро-Гордо. Но сейчас явно ничего не получалось. Он слишком спешил, мысля упредить развертывание противника…

И словно ставя точку в его сомнениях, ударили эти русские гаубицы, то есть «единороги». Полупудовые. Всадив дальнюю картечь в изрядно «помявшиеся» из-за быстрого марша ряды американской пехоты. Благо, что дистанция выглядела подходящей.

– В атаку! – заорал генерал, понимая, что отступление или промедление сейчас, означает разгром.

И американские солдаты двинулись вперед.

Русская пехота спокойно стояла и ждала, пока те приближались, а их полупудовые гаубицы кидают во врага картечь, выкашивая людей целыми толпами.

Наконец, войска сблизились шагов на двести – двести пятьдесят.

И тут же прозвучал залп со стороны русской пехоты.

Во весь фронт.

Слитный.

Далеко. Очень далеко. Однако жахнули и, что удивительно, неслабо прилетело[1].

Перезарядка.

И новый залп.

И еще…

Где-то на отметке в сто – сто двадцать шагов дивизия Скотта невольно замерла. Не для того, чтобы ответить. Нет. Она просто оказалась оглушена потерями. Из-за чего ее наступление остановилось, а люди заволновались, норовя сорваться в бегство.

Русская же пехота примкнула штыки. И пошла вперед.

Раздались выстрелы.

От американцев.

Беспорядочные.

Потом малые залпы – малыми группами.

Стали отделяться бойцы, которые, бросая оружие, пытались убежать. Волонтеры, в основном. Но это пресекалось небольшим отрядом кавалерии в тылу. Вон – рассеялись с саблями наголо и просто вырубали бегущих по приказу генерал-майора Скотта.

Пехота это видела.

Головы то и дело крутились, оглядываясь назад.

И только эта решительная мера сдерживала восемь полков американской армии[2] и примкнувших к ним волонтеров от позорного бегства.

Минута.

И залп. Уже русский. Слитный. Шагов с двадцати. А потом они ринулись бегом в штыковую атаку, огласив округ громовым криком:

– УР-А-А-А-А…

Роберт Паттерсон нервно вздрогнул.

Дивизия Скотта не устояла.

Развернулась и стихийной лавой ринулась бежать. Вся.

А из-за пригорка с какими-то странными звуками вылетели те всадники русских, что раннее удалились из лагеря. Да не одни, а с довольно приличным отрядом местных ополченцев. Конных.

Никакой стрельбы, какую завязывают обычно кавалеристы в этих краях. Никто из русских даже пистолета или карабина не коснулся. Просто с пиками наперевес как вылетели, так и ударили, метя в конный отряд. А потом, выхватив клинки, начали рубить.

Мексиканцы воевали по-своему, но это было неважно.

Этот отряд русских всадников в странных длиннополых мундирах и меховых шапках и сам неплохо справлялся…

Паттерсон нервно дернул подбородком и сложил подзорную трубу.

Только что на его глазах Уинфилд Скотт оказался зарублен… просто походя. Он даже не сумел ничего предпринять. Не привык он к такому бою, а эти, пришлые, явно таким и жили.

– Сэр? – мрачно спросил офицер.

– Я не собираюсь наблюдать за избиением.

– Мы можем совершить вылазку.

– Время для нее упущено.

– Мы еще можем спасти…

– КОГО⁈ Кого мы можем спасти⁈ Вы разве не видите, что ТАМ происходит? – указал он рукой на поле, где шла битва. Точнее, уже бойня.

После чего Роберт Паттерсон медленно и как-то понуро отправился к себе. Войск, способных деблокировать Веракрус, более не имелось. Дивизия Скотта представляла собой самую боеспособную часть армии. Сильно потрепанную кампанией 1846 года.

Один год войны унес многих.

Где-то убитыми, где-то дезертировавшими. Из-за чего правительство США не только вело активную вербовку для пополнения полков, но и стало развертывать новые.

Вместе с боями уходило и нарезное оружие, которым изначально были вооружены все солдаты регулярных полков. Да, всего шестнадцать тысяч винтовок и карабинов, но они очень пригодились. В сочетании с превосходством в артиллерии именно «стволы» Холла сыграли ключевую роль в быстром и решительном разгроме мексиканской армии, которая к началу 1847 года попросту не существовала.

У Скотта в дивизии, насколько знал Паттерсон, находилось тысячи полторы нарезных карабинов. Остатки былой роскоши. Впрочем, применить их он не смог. Стоять под довольно частым и очень губительным огнем этих гаубиц выглядело сущим безумием. Требовалось наступать. Давить. Стараться реализовать превосходство в численности. Что генерал-майор и сделал…

Не помогло.

Хотя, по мнению Роберта, всему виной странные ружья русских, которые били, конечно, не так далеко, как нарезные, но сильно дальше и точнее обычных. Если бы не они и их губительный огонь, все бы у старины Уинфилда получилось…

Теперь же…

Теперь ему требовалось подумать над тем, как суметь наиболее благоприятным образом капитулировать. Избежав участи тех бедолаг, которых сдали на растерзание местным партизанам…

[1] В русские гладкоствольные ружья заряжали пули Нейслера, которые существенно подняли дальность и точность выстрелов из-за устранения зазоров. Они ведь при выстреле расширялись и плотно прижимались к каналу ствола. Здесь они назывались первым типом компрессионных пуль Толстого-Остроградского (ТОП-1).

[2] В те годы американская армия не имела батальонного уровня. Полки собирались прямо из рот. Из-за чего 8 полков, по сути, являлись 8 батальонами. При этом батальонов немало поистрепавшихся и насчитывающих около 4,5 тысяч, что примерно соответствовало одному пехотному полку русской армии обычного состава. Плюс порядка 2–2,5 тысяч волонтеров.

Часть 3

Глава 7

1847, июнь, 12. Нижний Новгород

– Рад вас видеть, очень рад, – расплылся в улыбке Бенардаки Дмитрий Егорович, пожимаю руку то Льву, то его дяде, то целую ручку его тете и Марии Николаевне – сестре графа.

И по нему было видно: не понимал, зачем эта вся компания к нему приехала. Даже в чем-то растерян. Однако марку держал. Тем более что внезапным сюрпризом этот визит не стал: предупредили письмом, и он смог подготовиться.

Отобедали.

Большой компанией. Семейной.

После чего чета Юшковых отправилась гулять по городу, осматривая его самые симпатичные места, с племянницей и сопровождающими, а Лев и Дмитрий уединились на тенистой террасе… чтобы пообщаться под кружку чая. Толстой старался вообще не употреблять ни алкоголя, ни табака. Не всегда получалось и порой требовалось выпить. Но даже в таких случаях выбирал самый легкий напиток и принимал его минимально, как правило, в совершенно символической дозировке.