Текст книги "Юношество (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Ну а что? Дешево и просто.

Но уж больно часто они остывали, да и бегать на кухню за горячей водой было не всегда возможно. Особенно ночью. Вот он и решил немного помудрить.

У жестянщиков заказал паяный корпус в виде небольшого цилиндра. Дно двойное с дюймовым воздушным зазором. По-хорошему бы откачать из этого зазора воздух, но не до жиру. Внутрь корпуса помещался керамический горшок с толстыми стенками. В тот же дюйм. Сверху – такая же крышечка. Причем не притертая. А поверх – еще и жестяная с небольшими отверстиями поверху, чтобы избыток газовых выходил.

Работало это все довольно просто.

Брался малый жестяной контейнер. В него наливалась вода и кидалась подходящая партия негашеной извести[1]. Тепла известь выделяла примерно в пятнадцать раз меньше, чем при сгорании такого же количества сухих дров. Но, сжигать ничего не требовалось. Из-за чего установка получалась вполне себе компактная, как и расходник для нее – оксид кальция. Которые еще и пополнять можно было в пути.

Так что такая грелка стояла в ногах у Льва, закрытая меховым кожухом. И у кучера. Причем у всей их кавалькады. Имелся, конечно, определенный риск. Но для взрослых, трезвых и адекватных людей совершенно несущественный…

Разговор с императором все же состоялся.

И не один.

Поначалу скорее формальный.

Николай Павлович, как Лев и предполагал, до крайности не любил нарушение субординации и своеволие. Умствования тоже. Но случился эксцесс, который если не все, то почти все переменил.

– Вы, говорят, песню сочинили, – произнес тогда император.

– Для нижегородцев?

– Для них. – кивнул он. – А можете сочинить для меня?

– Кхм… – чуть не подавился Леонтий Васильевич. Да и остальные как-то притихли. А обед тот был в семейном кругу, куда и Дубельта позвали только как некую подстраховку на случай, если этот молодой граф начнет чудить.

Лев Николаевич повернулся к императору и внимательно посмотрел ему в глаза, пытаясь понять – шутка ли это. Но нет – он был серьезен. Что ставило Толстого в довольно щекотливую ситуацию. Он ведь не поэт и тем более не песенник.

Откажешь Государю? Плохая идея. Очень плохая. Полку, значит, каких-то там драгун сочинил, а тут – выделываешься. В сущности, это выглядело как оскорбление.

Согласишься? А что ему предъявлять?

И тут графа озарило.

За время, проведенное в Санкт-Петербурге, он уже неплохо сумел составить для себя психологический портрет Николая I. Глуповат и практически не образован, но старателен и упорен. Честен. Верен. Впрочем, это Лев Николаевич и раньше знал. Куда важнее другое – отношение этого человека к своему положению и своим делам.

Этот царь служил России. Искренним и самым самоотверженным образом.

Как мог.

И если бы потребовалось – жизнь за нее отдал. Не за свой престол, а за Россию. Собственно, тогда-то и всплыли обрывки воспоминаний у Льва Николаевича из прошлой жизни, будто бы он и сыновей своих не пожалел – в горнило Крымской войны бросил. В самую мясорубку вокруг Севастополя. Кого и как – уже не помнил. Но сам факт лег отлично в понимание личности.

Ума бы ему…

Образования…

Сейчас же, глядя в упор на императора, Льва Николаевича внезапно озарило. Он понял, как император себя ощущает и видит во всей этой истории. Ну, ему показалось, что он понял.

Граф вяло улыбнулся.

Взял у соседа чистую вилку в пару к своей. Обед у императора был обставлен по всем закона этикета, поэтому здесь имелось много разных приборов. Вот он парочку одинаковых и взял.

Чуть-чуть постучал ими по столу, прислушиваясь к звуку.

Немного приноровился.

Сделал небольшой проигрыш простого мотивчика. Считай барабанный аккорд – маленький кусочек, идущий по кругу.

Потом еще.

С третьего раз стало получаться более-менее терпимо. И стал напевать песню «О тревожной молодости», за вычетом третьего куплета, где про дружбу что-то было, так как он совсем не к месту получался. Песня ему хорошо знакомая и понятная. Сколько раз ее по пьяни пели в той, прошлой жизни…

– Забота у нас простая, забота наша такая: жила бы страна родная, и нету других забот…

Потом припев.

Пояснение про то, что где-то тут нужно к барабану добавить проигрыши горниста. Коротки. Как призвуки.

И дальше…

Наконец, закончил.

По помещению, где они обедали, растеклась тишина.

Немного помедлив, граф откланялся, заявив, что импровизация очень тяжело ему дается и теперь у него чрезвычайно болит голова. Да и вообще, он не поэт и так далее. Никто при этом ему ничего не говорил. Сам же Лев Николаевич чувствовал себя крайне неудобно и неловко.

Надо было такое ляпнуть?

Это же совсем иная эпоха. Тут вон – все еще гимны всякие едва ли отличаются от молитвы. А во главе эстетики стоит вообще «Боже царя храни». А Толстой тут с таким…

Однако на следующий день его вызвали в Зимний дворец.

Лев Николаевич ехал туда как на Голгофу, ожидая лютейший разгром. А оказалось… что он попал. По-хорошему попал. В самую точку. И угадал с самоощущениями Николая Павловича. Он их сам сформулировать не мог, но когда услышал эту песню…

И он сам растрогался.

И супруга его. Потому что Лев угадал, коснувшись их особых отношений.

Поэтому, приняли его приватно и после очень теплой беседы, выстроенной вокруг его здоровья, спросили, что он желает себе в награду.

– Ивановский канал хотел бы получить и земли к нему прилегающие, хотя бы на версту по обе стороны. А также право выкупа земли в прилегающих владениях по обычной для нее цене, без завышения, если она потребуется для нужд канала.

– Ивановский канал? – несколько опешил Государь. – Его же нет. Даже ваш дядя земляной снаряд волоком переправлял. Кроме того, вы знаете, сколько стоит ежегодно содержание? Даже сейчас.

– Вся проблема этого канала заключается в воде. Я правильно понимаю?

– Да, разумеется. Там и во времена Петра Великого можно было пройти только в половодье.

– Дело в том, что вода у нас есть не только на поверхности, но и под землей. Грунтовые воды. В тех местах, насколько я знаю, они залегают на глубинах от пятидесяти до ста метров.

– Откуда вы это знаете?

– На глаза какая-то статья попадалась. Она была посвящена добыче какого-то минерала и говорилось о грунтовых водах. – соврал граф. Так-то он в прошлой жизни тесно дружил с одним человеком, у которого в тех краях домик родителей был. И он в свое время ему все уши прожужжал на тему того, что везде все как у людей, а именно на их участке грунтовые воды «вильнули» и ушли глубже, из-за чего пришлось намного дольше возиться.

Император молчал.

Он думал.

Лев Николаевич же продолжил.

– Грунтовые воды у самой реки брать не стоит. Чтобы не снижать их питание. Надо брать чуть в стороне. Для чего ставить пруды питательные и наполнять их частью паводком, частью из таких колодцев.

– Вы уверены, что это возможно?

– Абсолютно. Там можно сделать вполне нормальный канал. Главное, не закладываться на какие-то впечатляющие результаты. Просто хороший рабочий канал. Не более. Но пропускать по несколько тысяч кораблей он точно сможет.

– Мне кажется, вы излишне оптимистичны. – покачал головой император.

– Основной объем работ упирается в очистку дна и углубление его. Штук пять – десять земляных снарядов и за два-три года они все сделают. По деньгам же это уложится… уложится… тысяч в пятьдесят-семьдесят, если не воровать. А самому у себя это делать глупо.

– Мне называть и четыре, и пять миллионов. – нахмурился Николай Павлович.

– Если крестьяне станут черпать все лопатами – может и больше потребовать. – пожал плечами граф. – Впрочем, у меня все в пятьдесят-семьдесят тысяч тоже не обойдется. Дефицит воды требует бережного его расхода. Значит, земляные берега и дно нужно заменить каменным. Бетонным. Чтобы просто не утекало ничего. Это потребует бороться с утечками фильтрацией и изготовление нормальных шлюзов. Что-то придется выкладывать кирпичом, что-то заливать бетоном. Вот тут-то основные расходы и получатся. Заводик придется ставить где-то поблизости и несколько лет трудится только в интересах канала. И колодцы питательные укреплять, и русло канала, и прочее. Да. Думаю, что тысяч пятьсот-семьсот придется потратить на все про все. Максимум миллион. Но это если не воровать и не использовать толпу крестьян с лопатами.

– Вот вы завернули. – покачал головой император.

– Ничего сложного в таких работах нет. Если шлюзы сделать нормальные, то достаточно вдоль канала проложить отводную трубу. Закрыл дверцу. Откачал воду. Выровнял дно и залил ее слоем бетона. Можно без армирования, потому что трещины не критичны. Потом стены также залил. Для нужд экономии вполне подходяще. Да и чистить так удобнее.

– Все-то у вас просто… – покачал головой Николай Павлович. – К сожалению, я не могу вам отдать канал. Не потому, что я вас не верю или это слишком дорогой подарок. Мне очень нужно, чтобы вы наладили производство оружия в Казани. А такой подарок приведет к тому, что вы станете разрываться и метаться.

– Если вы опасаетесь нежелательных последствий от такого подарка, все же прецедент, то можно сделать по-европейски. Учредить акционерное общество. Выпустим акции. Через них привлечем денег. Я буду нести всю ответственность, как директор общества со штаб-квартирой в Казани, где я находиться и стану. Мой же старший брат – Николай, также ученик Лобачевского, станет исполнительным директором и будет сидеть на месте проведения работ.

– Боже! – взялся за голову император, но подчеркнуто наиграно.

– И еще было бы очень неплохо снарядить корабль в Парагвай или Аргентину за кебрачо[2]. Это древесина такая. Дорогая, но в воде в наших условиях и сорок, и пятьдесят лет выдержит, сохраняя прочность и герметичность.

– Остановитесь, Лев Николаевич, – улыбнулся Государь. – Я подумаю над вашими словами. Посоветуюсь. Однако сейчас выберите какой-нибудь простой подарок…

Лев попросил пирожное.

Император даже начал злиться. Однако вмешалась Александра Федоровна и напомнила мужу о том, что граф Зубов находится в совершенно отчаянном положении. Долги переваливали за семьсот тысяч. Из-за чего он был вынужден жить на скромное жалование, а все обширные владения управлялись кредиторами.

Отчаянное положение.

Вот она и предложила мужу забрать у Дмитрия Александровича выданные еще Екатериной земли в Саратовской губернии. Все равно ни Зубов, ни его дети этими угодьями не занимались, пуская все на самотек. Проведя при этом ревизию работы управляющих от кредиторов, особенно от Потоцкой. Потому как, по слухам, те уже давно вернули долг, занижая доходы…

Государю решению очень понравилось.

Ну а как иначе?

И подарок дорогой вручал.

И за чужой счет это делал.

И буйного Толстого крепко к России привязывал.

И славный род графский выручал из долговой кабалы, что укрепляло его влияние в дворянской среде. Даром что там каждый второй был должен и много.

В теории ревизия могла пройти неудачно. Но тут смотря кому поручить ее. Самому лучше не делать. А вот выбрать тех, кому Потоцкие и Энгельгарды успели ноги отдавить, стоило. И человечка к ним приставить из министерства финансов с подходящим навыком счета. При таком раскладе, если правильно все сделать, с тех же Потоцких[3], немало Николая Павлович раздражавших, можно было и выплаты какие-то еще выбить…

Так Лев Николаевич Толстой и стал владельцем без малого девяноста тысяч практически не заселенных земель в районе реки Иргиз[4]. А это, на минуточку, считая тысяча квадратных километров! Причем земли-то в целом хорошие и, если все сделать по уму, урожайные. Да и месторождения газовые или нефтегазовые могли иметься.

Одна беда – людей там почти не жило.

Над этим граф и думал…

[1] При гашении 1 кг оксида кальция (негашеной извести) выделяется примерно 1160 кДж тепла. Что соответствует примерно 1/15 теплоты от сгорания сухих дров.

[2] Древесина кебрачо кроме очень плотной структуры и высокой удельной массы (отдельные сорта тяжелее воды) были очень сильно пропитаны дубильными веществами, из-за чего чрезвычайно плохо гнили.

[3] София Константиновна Глявоне, детям которой и принадлежало половина долга Зубовых, являлась константинопольской проституткой высокого класса (эскортница в нашем понимании, или куртизанка, если на старый лад), которая сумела дважды удачно выйти замуж и приобрести во втором браке титул графини. Николай I воспринимал всю эту ситуацию ужасно. Тем более что Софья отличалась полным отсутствием совести и даже после обретения высокого статуса продолжала вести себя предельно провокационно. Тем более что Потоцкие совершенно не бедствовали (своим детям Софья оставил только деньгами 60 млн. рублей, не считай недвижимого имущества).

[4] Если быть точным – 89 208 десятины (98 108,685 га или почти 1000 кв. км).

Часть 3

Глава 4

1847, март, 3. Лондон

– Сэр, все пропало! Все!

– Успокойтесь! – повысил голос лорд Палмерстон.

– Это все колдун! И мерзавец Эндрю! Я убью его! Убью!

– Джон, что вы несете⁈ – нахмурился лорд. – Вы умом тронулись?

И бедный бывший посол в России вкратце рассказал о той истории, в которую его втянул «мерзкий помощник», который, по его мнению, «без сомнения давно работает на русских или даже хуже того – на французов».

– Вы явно не в себе.

– Сэр, факты подтверждают мою правоту.

– Вы действительно верите, что он колдун? – усмехнулся Палмерстон.

– Я не знаю, во что верить. Когда я осознал его опасность, то мы вполне обычным образом разыграли этих примитивных существ. И отправили юношу на Кавказ, параллельно заказав Шамилю его голову. Что могло пойти не так? Кто мог подумать, что этот молодой человек сотворит такое?

– Могли подумать вы, но вы не стали.

– Я доверился Эндрю, который хорошо знал и понимал этих русских. Но он остался в Санкт-Петербурге. И я требую, чтобы его отозвали и самым тщательным образом допросили. А лучше – пытали. Да – пытали. А потом сожгли бы на костре!

– Боюсь, что это невозможно. – криво усмехнулся лорд Палмерстон.

– Что?

– Еще до того, как вы приехали, из России пришло письмо. Этот ваш Эндрю подхватил оспу. И сейчас посольство на карантине. Он, если мне не изменяет память, отказался прививаться от оспы.

– Откуда там появилась оспа? – опешил бывший посол.

– Они написали, что пришел корабль из Индии. Или, вы думаете, я почему вам дал отдохнуть подольше? – грустно улыбнулся лорд Палмерстон.

– Полагали, что я тоже заболел?

– Да. Разумеется. Вы видели тот корабль?

– Лично я – нет. По таким делам связи поддерживал лично Эндрю.

– Я вообще не сильно понимаю, как в Санкт-Петербурге может оказаться корабль из Индии. Они же во льдах. Что про него вообще ничего не известно?

– Это фрегат «Цесаревна». Достаточно свежий, он сорок первого года постройки, большой, сорока четырех пушечный. В минувшем сентябре куда-то спешно уходил. Куда – неясно. Вернулся он, к слову, не в Санкт-Петербург, а в Кёнигсберг. Откуда и приехала группа людей. Собственно, Эндрю и должен был у них выведать, из какой-такой Индии они прибыли.

– Ясно… плохо.

– Что?

– Вы разве не знаете, что происходит вокруг Новой Испании?

– Я знаю, что США объявили войну Мексике и теснят ее по всем фронтам. Что-то еще случилось?

– Про Калифорнию вы не слышали?

– Слышал. Туда этот безумный граф уехал с группой головорезов. И вроде бы поднял не то мятеж, не то восстание. Там случилось что-то еще?

– А вам этого мало? – усмехнулся Палмерстон. – Этот безумный граф, как вы выразились, сумел отбить отряд наших бывших колонистов, перебив всех. Потом захватил власть в Сан-Франциско. Сколотил из испанских переселенцев и индейцев пару рот: пешую и конную, поставив во главе своих головорезов. С ними он провел несколько операций против армии США. Да, в Калифорнию отправили все полторы тысячи человек, но их треть уже убита, а остальные беспорядочно отступили. И оружие ему, судя по всему, привез именно этот фрегат. А то, что ему какой-то корабль привозил оружие и порох – это точно. Мы только не знали какой.

– Бред какой-то. Совсем на Николая Павловича не похоже.

– Бред⁈ – чуть привстал Палмерстон. – Вы хотите сказать, что я вам лгут и выдумываю?

– Ни в коем случае! Я… просто обескуражен. Царь никогда так не поступал.

– Когда-то все случается впервые. – пожал плечами лорд. – Осенью к берегам Мексики подошел русская эскадра из трех линейных кораблей и пары фрегатов. После чего Россия признала Мексику и завязала переговоры, хотя мы немало усилий предприняли для противодействия этому. Заодно сняв с нее морскую блокаду.

– Ужасно… просто ужасно… – покачал головой Джон Блумфилд. – Это та эскадра, о которой я вам писал?

– Да. Именно она. Вы знаете, что сейчас готовят русские?

– У них сейчас идет сокращение армии, и много прикормленных мной и моими предшественниками людей утратили свои должности. Этот же Лазарев… он просто одержимый. Моего человека, который пытался с ним подружиться, он выкинул в окошко своего корабля, прямо в воду, запретив оказывать ему помощь. Бедолага там чуть не утонул, а я лишь чудом узнал об этой истории.

– У вас остались контакты морских офицеров, а лучше капитанов, которые могли бы нам помочь?

– Сэр… я…

– Что вы?

– Я поклялся удалить из России, а потом до конца своей жизни ничего дурного не делать, связанное напрямую с ней.

– Вы сейчас мне это говорите серьезно? – ошалел лорд Палмерстон.

– В том случае если им станет известно об ином, то русские пообещали предать огласке письмо, написанное моей рукой. В ней я назначаю Шамилю денежную награду за голову того колдуна.

– Вы дурак? – с какой-то жалость в голосе, спросил его визави. – Кто же пишет такие письма своей рукой?

– Шамиль бы не поверил. От меня он получал много полезных писем.

– Плохо… очень плохо. То, что это письмо уничтожит вашу карьеру, а возможно, судьбу – ваша забота. Глупость должна быть наказуема. А то, что это выставит Великобританию в очень неприглядном свете – совершенно непозволительно.

– Сэр… – произнес и запнулся Блумфилд.

– Что еще? – раздраженно спросил министр иностранных дел Великобритании.

– Леонтий Дубельт просил передать на словах, что если мы попытаемся… хм… как он выразился «проказничать», то они не только обнародуют все, что накопили на нас, но и пришлют послом Льва Николаевича Толстого.

– И в чем подвох?

– Судя по всему, у них очень много всего накопилось. И не только по нашей деятельности в России. Точнее, я сказать не могу, однако, едва ли Дубельт или Николай Павлович, которого он представляет, способны блефовать. Не такие они люди. Если подобное сказали, значит, у них накопилось уже столько всего, что нам не отмыться.

– А этот Лев. Что в нем такого? Почему им нас пугают?

– Это тот самый колдун, который пленил Шамиля. Чрезвычайно опасный человек. Именно его голову я и закал.

– И чем этот забияка может нам угрожать тут – в Лондоне? – хохотнул Палмерстон.

– Тем, что он в состоянии убить очень многих и сделать это по-разному. В том числе тихо и тайно. Да и вообще… я когда уезжал из России, он меня провожал. Ждал на улице. Подошел ко мне и шепнул: «Вы мне еще за Рагнара ответите[1]» и «Не будите Артура[2]».

– Что? – выпучил глаза лорд, совершенно не понимая эти дикие намеки.

– Сам не знаю, что это означает. Явно связано какими-то старыми легендами и мифами. Король Артур ведь спит. Видимо, он про него. Хотел со знатоками посоветоваться, чтобы разобраться…

Помолчали.

– Сэр, – нарушил тишину Джон. – Я виноват. Страшно виноват. Мне нужно было сразу понять, что Эндрю водит меня за нос и держатся подальше от этого колдуна. Но, что сделано, то сделано. Если вы дозволите, я запишусь добровольцем и отправлюсь воевать, чтобы кровью искупить свою вину.

– Я вас не узнаю. На войну?

– Я проявил малодушие и заплатил сто пятьдесят тысяч рублей золотом из посольских денег.

– Кому и зачем? – устало поинтересовался лорд.

– Тому самому Льву. Он поставил условие: или я выплачиваю ему втрое от той награды, которую сам положил за него, или он отрезает мне голову и делает из нее пепельницу. И он не шутил. Это очень страшный человек.

– А вот теперь я вас узнаю, – неприятно усмехнулся лорд Палмерстон. – Вы такой же малодушный, как и прежде. Ну скажите мне, как вы сумели так испугаться этого графа? Боже! Боже! Как же это смешно и противно!

– Так вы позволите мне отправиться на войну и искупить свою вину? – чуть дрожащим голосом повторил свою просьбу Блумфилд.

Министр иностранных дел Великобритании не стал спешить с ответом.

Он думал.

Еще немного посидев, он начал вдумчиво опрашивать бледную бедолагу, стоящую перед ним. Пытаясь выяснить интересующие его детали. А уже через пять часов оказался на приеме королевы.

Да не один.

С собой он вытащил премьер-министра Джона Рассела, Генри Грея – государственного секретаря по делам войны и колоний, а также же Джорджа Идена – первого лорда Адмиралтейства, и Томаса Маколея – казначея. Фактически ядро, управляющее Великобританией.

– Господа, я, признаться, сильно встревожена вашим визитом, – хмуро произнесла королева Виктория. – В это время обычно мне докладывал только сэр Генри. И хотела бы узнать причину такого масштабного вторжения.

– Русские затеяли игру и любое промедление может нам дорого обойтись. – произнес Палмерстон. – Поэтому я взял на себя смелость пригласить этих господ. Ваш секретарь сообщил мне, что согласовал с вами наш общий визит. Если здесь закралась какая-то путаница или недопонимание, мы немедленно удалимся.

– Русские? Игру? – выгнув бровь, спросила Виктория, проигнорировав вторую часть высказывания. – Мой августейший брат упал с лестницы, сильно ушибся головой, после чего его посетило озарение? Какая игра⁈ О чем вы вообще говорите? Он даже шуток не понимает[3].

– Понимаю ваш скепсис, – добродушно улыбнулся министр иностранных дел. – Но, как мне кажется, сложившаяся ситуация близка к той, которую вы описали.

– Серьезно? – немало озадачилась королева.

– Этот болван Блумфилд все прозевал. Сам Николай едва ли изменился. Но вот его окружение… Оно многие годы почти не менялись, но становился другим их вес. Джон же этого не углядел, так как был занят какими-то глупостями, гоняясь за колдунами, ведьмами и русалками. Моя вина. Не углядел. Не думал я, что он настолько душевно болен.

– Бедняга… и давно?

– Получив это назначение, он увлекся карточными играми, алкоголем и опиумом… вот и последствия. Здравость и мера нужна во всем. Если употребить много лекарства, то и от него можно умереть.

– Понимаю, – кивнула королева. – Так что окружение Николая?

– Наш старый друг, князь Меншиков, как вы знаете, отошел в лучший мир. Я же полагаю, что его тихо казнили.

– Что⁈ – напряглись все присутствующие.

– Этот маленький бульдог, этот Дубельт – он взял слишком много силы. И сумел свалить могущественного князя, в котором Николай души не чаял. Это сильно пошатнуло наше влияние на царя. В России начали бурно развиваться совсем нежелательные для нас процессы. Например, морским министр стал Лазарев – фанатик, влюбленный во флот и готовый любому глотку перегрызть за него. При этом – прогрессист. Князь Чернышов, славный-славный малый, он находился под влиянием Меншикова, которое мы постоянно подкрепляли с разных сторон. Сейчас же…

– Я правильно вас понимаю и вокруг Николая образовался довольно прогрессивный блок, нацеленный на реформы? – спросил премьер-министр.

– Именно так. Но аккуратные, здравые реформы. Они все прагматики, а потому едва ли увлекутся красивыми словами о высоком. Да и идеи либерализма для них пустой звук.

– Плохо.

– Хуже то, что, судя по всему, они вскрыли наше участие в очень многих нехороших вещах. Жирную точку в этой партии поставил болван Блумфилд, который собственноручно написал письмо одному прикормленному нами дикарю на Кавказе, обещая награду за голову одного очень деятельного русского офицера.

– Как это вообще всплыло? – спросил Генри Грей.

– Тот офицер, когда его пытались изловить, сам сумел пленить нанятого вождя горцев. Найти у него эти бумаги. И во время награждения вручить императору. При всех. Впрочем, Джона они отпустили. Прямо сейчас, видимо, русские не хотят войны.

– Я слышал, что у них идет сокращение армии. – заметил казначей.

– Так и есть. Судя по всему, они завладели документами нашего посольства и знают прикормленных нами людей. Их-то с постов они и убирают под предлогом сокращения армии. Заодно снижают нагрузку на бюджет с тем, чтобы привести войска в порядок. Николай Павлович явно начал подготовку к войне. Как скоро он справится я не могу даже представить. Но взялся этот упертый крепко.

– Паршиво… – процедил первый лорд Адмиралтейства.

– Это ужасно!

– Как они вообще собираются с нами воевать? – жестом остановив возмущения, спросила королева Виктория. – У них же нет большого и сильного флота.

– У Османской империи его тоже нет, как и боеспособной армии. А они наши верные друзья. Весьма вероятно, русские готовятся к борьбе по захвату Черноморских проливов. Сейчас ситуация для этого совершенно благоприятна: сами османы в плохом состоянии, в самой же Европе в ближайшие несколько лет… – он замялся.

– Говорите, как есть. – буркнула королева.

– Будет череда революций и потрясений. Австрия, наш самый удобный союзник в этом деле, будет погружена во внутренние проблемы. Я даже не исключаю того, что она распадется на два государства.

– Вы полагаете, что русские смогут занять и удержать Константинополь?

– Без всякого сомнения. Ради этого и проводится сокращение армии. Благодаря нашей… хм… помощи, Николай раздул ее без меры и расстроил снабжение. Увлекся. Теперь же, кто-то ему подсказал, и он уменьшает ее, с тем чтобы привести в доброе состояние. Кроме того, в Казани разворачивается производство селитры каким-то новым методом.

– Мы уже знаем каким?

– Джон Блумфилд сорвал строительство одного завода там же, но второй запустили и сейчас очень сильно охраняют. Собственно голову того, кто придумал этот метод, он и заказал горцам.

– А вы говорите, что он обезумел.

– Истинно так. С ума сошел. Он называет этого молодого человека колдуном, хотя он просто умный и везучий. Ну какой колдун станет заканчивать с отличием физико-математический факультет Казанского университета, а потом делать полезные изобретения? Вздор. Просто бред воспаленного воображения.

– Ясно… значит, война. – тихо произнесла Виктория. – Как скоро?

– Год-два, не больше.

– И что мы можем сделать?

– Отвлечь их с тем, чтобы выиграть время. Достаточное для того, чтобы я смог сколотить нам коалицию союзников и кое-что предпринять для предотвращения слишком значимых потрясений у наших потенциальных союзников.

– Что конкретно?

– Русские, судя по всему, влезли в войну США с Мексикой, на стороне последней.

– Что⁈ Но зачем⁈ – ахнула королева.

– Пока неясно. Но это и неважно. Пока это неточно, но скорее всего, с началом навигации они перебросят в Мексику свои войска. Неопределенное их количество. Что вынудит США сосредоточить там – на юго-западе все свои силы.

– И русские их в щепки разобьют. – буркнул, усмехнувшись госсекретарь.

– Смотря сколько и кого они туда отправят. Но, в любом случае, мы можем им немного подыграть. Компенсируя всю эту дурно пахнущую историю с Блумфилдом. Помогая как можно глубже завязнуть в колониальных делах. Заодно и себе кое-что приобретя.

– Каким образом?

– Господа, – улыбнулся Палмерстон. – Нам нужно просто подождать, пока США стянут против русских все, что у них есть. Ради чего можно начать распускать слухи уже сейчас. А потом, когда начнутся бои и они там увязнуть по уши, ударить со стороны Канады и занять интересующие нас штаты. Лишать их независимости не стоит. Это слишком дорого и сложно. Но попав под такой удар… Полагаю, что для наших солдат вся эта история будет легкой прогулкой. Русским же мы это продадим как помощь в благодарность за понимание.

– А это не усилит русских? – прищурился госсекретарь, отвечавший в том числе и за колонии. – Все-таки укрепление их влияния в Мексике не в наших интересах.

– Отнюдь, – улыбнулся Палмерстон. – У русских нет промышленности, чтобы обеспечить Мексику товарами. Это тот самый кусок, который откусить они смогут, а проглотить – нет. Поэтому выплюнут, потратив немало времени и сил на попытки его усвоить. Что нам и требуется. При всем этом мы выведем из игры США. Это ОЧЕНЬ выгодна комбинация, требующая от нас минимальных усилий…

[1] Здесь имеет место намек на Рагнара Лодброка, которого убил англо-саксонский король Нортумбрии Элла II, сбросив в яму со змеями. За него отомстили его сыновья. Однако Лев тут обыгрывает известную формулу из фильма «Брат 2» с новым содержанием.

[2] По одной из легенд, когда обитатели острова Британия будут в настоящей опасности, то проснется король Артур, что спит до времени, и выгонит англов и саксов.

[3] Судя по письмам (личная переписка, не для огласки) королевы Виктории, она оценивала Николая I как человека крайне ограниченного и несущего свой венец как бремя – с великим трудом и такой же ответственностью. Считала, что он ничем не интересуется, кроме политики и военного дела, да и в том разбирается крайне поверхностно. И в принципе, сведения о Николае I из перекрестных источников (в первую очередь по его поступкам) вполне согласуются с ее оценкой.

Часть 3

Глава 5

1847, март, 25. Казань

– Ну вы, блин, даете! – только выдавил из себя граф, крутя головой.

Уезжая в начале прошлого года, он видел только приготовления к стройке. Губернатор продолжал пытаться найти денег и тянул с массовым строительством, из-за чего большинство погорельцев покамест жили в землянках.

Сейчас же…

Лев Николаевич не мог охватить весь город, однако, по ходу его движения от паромной переправы к своему особняку многое поменялось. Преобразилось. Построилось.

Еще тогда, в 1842 году, сразу после пожара граф предлагал застраивать город типовыми кирпичными домами. Но император под это денег не выделил, дав сильно меньше, чем надо. Однако ни граф, ни губернатор не унывали и продолжали работать. Сам Лев с инициативной группой оттачивал проект дома и обновленный план города, Сергей Павлович же искал инвесторов, потихоньку накручивая хвосты производителям строительных материалов. Выделив им прямые инвестиции на модернизацию предприятий из тех денег, которые дал император. В конце 1845 года усилилось его сотрудничество с архиепископом. Впрочем, подробностей Толстой не знал, так как не интересовался…

Теперь же…

От причала, на который приходил паром[1], уходила улица. В свое время сгоревшая. А теперь возродившаяся. Стоит такая нарядная – красуется двумя рядами домов по обе стороны от дорожного полотна из трамбованной щебенки. С канавами и полосой под посадку деревьев, которые, впрочем, пока еще сюда не поместили. Да и сами дома выглядели не до конца завершенными. Крыши да стены с окнами, причем кирпичные массивы их кладки оказались еще и окрашены в довольно яркие цвета. И так, чтобы дома в одном цвете ближе, чем через три не чередовались.