Текст книги "Юношество (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Что-то не припоминаю, где это?

– К югу от нашей Аляски. Самые северные владения Мексики.

– Паровой земляной снаряд… Толстой… Мексика. Что-то у меня это в голове не укладывается. Похоже на плохой розыгрыш.

– Там еще полсотни бравых ребят оказалось. Этот деятель сумел каким-то образом вытащить с гауптвахт пару десятков лихих солдат, которым ничего хорошего не светило. Казаков каких-то прихватил. Несколько дворян из числа отставных офицеров.

– Угу… – кивнул Николай Павлович. – Как будто от него можно было ожидать чего-то другого. Дуэли были?

– К счастью, обошлось без них. – улыбнулся Леонтий Васильевич. – Интереснее другое. Весь этот лихой люд вооружен карабинами, произведенными в Казани в мастерской Льва Николаевича. Нарезными, заряжаемыми с казны. А также многозарядными нарезными пистолетами – револьверами.

– Полсотни головорезов, во главе которых «американец». Это ужасно… просто ужасно.

– Ужасно интересно?

– И это тоже. – улыбнулся уже император. – Что же было дальше?

– Они достигли Сан-Франциско. Где их и застало известие о войне между Мексикой и США.

– А она началась? Почему мне не доложили?

– Началась. 13 мая сего года Соединенные штаты Америки объявили войну Мексике. А не докладывали, полагаю, из-за того, что вы сами не интересовались ранее туземными войнами.

– Хм. Туземными… У нашего графа чутье на неприятности. Как вообще он столько лет смог усидеть в Москве? – усмехнулся император. – И что же дальше? Воюет?

– Разумеется.

– А за кого?

– Увы, – развел руками Леонтий Васильевич. – Этого понять решительно невозможно. Там совершеннейший кавардак. Я поначалу подумал, что за испанцев, но… есть много непонятного в этой истории.

– Как его письмо вообще к нам попало?

– Раненый казак из его отряда сел в Сан-Франциско на зашедший туда британский корабль. Торговец. На нем он добрался до Европы. Откуда уже к нам, благо, что Толстой снабдил его деньгами.

– Что этот казак рассказал?

– Я не знаю, верить этому или нет. С его слов выходит, что граф повздорил с командиром американского отряда. После чего и отряд люди Толстого перебили, и того деятеля он лично застрелил. После чего он… захватили власть в Сан-Франциско.

– ЧТО ОН СДЕЛАЛ? – ахнул Николай.

– Захватил власть в испанском городе. Когда же туда подошел американский военный шлюп, то направился к нему под американским флагом и взял на абордаж, перебив весь экипаж. Но это был скорее жест отчаяния. Если бы моряки начали стрелять из пушек, городку бы не поздоровилось.

– И как это понимать?

– Так и понимать. Над Сан-Франциско наш общегражданский флаг поднят. А граф во главе своего отряда совершает вылазки. Все лояльное США население из Сан-Франциско выгнали. С испанцами у него что-то вроде нейтралитета. Им такой союзник, который оттягивает на себя силы США, очень нужен.

– Боже… боже… за что мне это⁈ – подняв глаза к образам, спросил Николай Павлович и перекрестился. – Один дурнее второго. Что Лев, что Федор.

– Ваше императорское величество, – осторожно продолжил Дубельт. – Самое вкусное я оставил напоследок.

– Не пугайте меня Леонтий Васильевич. Не надо. Что еще за ужасы вы там припасли?

– Золото.

– Что? Какое еще золото?

– Толстые снарядили туда отряд и отправили земснаряд для промывки золота. Им откуда-то стало известно о больших его залежах в тех краях. Вот и дерутся, словно старые польские магнаты за свои шляхетские интересы.

– Золото… золото – это хорошо, – постукивая пальцами по столу, произнес император. – А откуда вы узнали про него?

– Владимир Иванович Юшков рассказал. Это дядя Льва Николаевича и муж двоюродной сестры Федора Ивановича. Он, кстати, и руководил переправкой земляного снаряда из Казани. Я поставил перед ним вопрос ребром. И он признался. Прося никому пока не говорить про те речные россыпи, чтобы не спровоцировать «золотую лихорадку» и самим собрать все сливки. Никому, кроме вас, разумеется.

– И много его там, этого золота?

– Они сами не знают. Просто «много».

– Какая у них интересная жизнь…

– Мы им поможем?

– Это же война. Я не думаю, что это хорошая мысль, воевать с Мексикой и США за какую-то бессмысленную удаленную провинцию на потеху этим безумцам.

– Они обещают все золото сдавать в казну. В обмен на кредитные рубли по курсу один к двум. То есть, за каждый кредитный рубль давать два золотом.

Николай нервно потер виски.

Вопрос острой нехватки денежных средств совершенно его изводил. А тут такой соблазн. Дубельт же продолжал:

– Там очень небольшие команды воюют. Полсотни-сотня в отряде. Если мы отправим туда хотя бы несколько пушек, сотню-другую казаков и припасы потребные, то…

– То мы полноценно вступим в чужую войну.

– Юшков считает, что, если их сведения подтвердятся, там можно будет намыть золота миллионов на пятьдесят – сто. Понимаете? Причем довольно быстро. Для чего они эти земляные снаряды и делали.

– Земляные снаряды? Вы говорили только об одном.

– Еще два стоят в Казани и ждут отправки. Еще два изготавливаются. Юшков также сказал, что какое-то оружие нарезное мастерская сможет подготовить к отправке. Лев еще в декабре минувшего года отправил своего стряпчего в США, где он закупил пять сотен нарезных карабинов Jenks на государственном арсенале. Именно их они переделывали для эскадрона драгун, и для бойцов, отправившихся в Калифорнию.

– Боже… во что вы меня втравливаете? – покачал головой Николай I.

– Так мне отписать им отказ?

– Ни в коем случае!

Часть 2

Глава 9

1846, сентябрь, 1. Где-то на Кавказской линии

Вечерело.

Лев Николаевич сидел у маленького костра и медитативно смотрел на огонек, который то и дело раздувало легким ветерком. Погода стояла отличная. Из-за чего так и не потребовалась ни утепления, ни средства против дождя. Но в таких вещах лучше перебдеть, чем недобдеть. Слишком уж высока цена ошибки.

– Мы в ловушке, вы довольны? – почти шепотом спросил ротмистр Петров.

– Люди спят? – проигнорировал его вопрос граф.

– Да, но какой в этом смысл? Вы видели, СКОЛЬКО там войск? И они нас здесь заперли!

– Интересно, сколько англичане заплатили за это шоу?

– Что? Какое шоу? О чем вы?

– Неважно. – отмахнулся Лев Николаевич. – По уставу у нас запас продовольствия на сколько дней в сухарях?

– При чем тут сухари?

– Какое время они рассчитывают куковать тут?

– Как знать? Думаю, что дней на пять точно готовились. Но кони, мы можем питаться ими.

– А значит, что?

– Что?

– Они готовились сидеть здесь долго и основательно. При этом мы удалились довольно далеко от своего укрепления и полк в одиночку едва ли сюда сунется. А даже если он выйдет нам на помощь, то совершенно точно не знает, куда идти. Да и мы шли в ловушку без лишней суеты. Поэтому они спокойны, уверены в себе и довольны жизнью. Расслаблены. Если, конечно, мы их дергать не станем.

– Мы? О чем вы вообще говорите⁈ Вы видели, как люди угрюмы? Они близки к отчаянию!

– Как станет темно, соберите десятка два бойцов. Самых покладистых и тихих. Предупредив особо, чтобы не шуметь…

Ротмистр не стал отвечать.

Зыркнул.

Раздраженно сплюнул.

Однако к условленному сроку людей нашел. Привел. И немало удивился заданию, которое им дал Лев Николаевич. А именно: вязать веревочную лестницу. Ведь по настоянию графа в снаряжение каждого всадника эскадрона включили веревку. Не очень большую, но достаточно крепкую.

– Но зачем?

– Как зачем? – наигранно удивился Лев. – Вон же, обрыв. Сколько там высоты? Аршин тридцать? Значит, нам там можно спуститься. А вот там и там – обрыв в ущелье с ручьем, через который раньше был веревочный мост, но его обрезали, отрезая нам путь. А туда уходит дорожка, ведущая в их лагерь. Видите? Больше нам некуда спускаться.

– Но ради чего⁈ Зачем нам лезть в самый лагерь неприятеля?

– Возьмите, – Толстой протянул ему зрительную трубу. – Поглядите вон туда. Видите шатер?

– Да.

– Кто возле него сидит?

– Мне их лица не знакомы.

– Эх… – тяжело вздохнул Лев. – Как с вами порой бывает трудно. Виктор Александрович, приглядитесь к их одежде. Сравните ее с остальными горцами. Ничего не замечаете? На мой взгляд – это наибы. А тот гордый мужчина, вероятно, сам Шамиль. Или вы думаете, кто-то другой смог быстро собрать столько войск в здешних краях под свою руку?

– Ох…

– Ну, что? Он подходит под описание?

– Насколько я могу судить, да. Вы знали⁈ Вы это знали⁈

– Помните, я же почти сразу предложил вернуться?

– Вы думаете…

– Тогда я подозревал, сейчас я уверен.

– Но… что это все меняет? Зачем вы завели нас в эту ловушку? Для чего сейчас вяжут лестницу? Что вы задумали?

– В любой игре всегда есть охотник и всегда есть жертва, вся хитрость – вовремя осознать, что ты стал вторым, и сделаться первым. – медленно произнес Лев Николаевич, цитируя одну из ключевых фраз кинофильма «Револьвер», глядя при этом прямо в глаза Петрову. – Они уверены в том, что это они ловят меня.

– Вы с ума сошли? – с некоторой жалостью спросил Виктор Александрович.

– Веревочная лестница.

– И что с того? Как вы собираетесь спуститься и справить коней? Да ладно кони – самим нам как спуститься? Там ведь не за что зацепиться совершенно. Голый камень. Начнем же долбить – они все поймут.

– Виктор Александрович, вы меня удивляете, – широко улыбнулся Лев. – А люди нам для чего? Встало тут и тут человек по десять-двадцать. Взялись за концы лестницы. И держат. Уж одного-то они точно выдержат, пока он спускается.

– Но все же так не выйдут. А лошади?

– Да не надо всем. – тяжело вздохнув, произнес граф.

– Как не надо? Что вы задумали? – нахмурился Петров…

Спустя три часа, когда костры уже практически потухли, граф аккуратно выглянул из-за кромки каменного карниза. Луны, к счастью, было не видно. Набежавшие к вечеру облака совершенно затянули небо. Вот освещенность и упала донельзя.

Глаза графа уже давно привыкли к темноте.

Но даже это не сильно помогало – он не мог нормально ничего различить внизу. Слишком далеко и слишком темно. Впрочем, делать нечего.

Послушав немного эфир, бойцы полезли вниз.

Первым, конечно, сам Толстой.

Потом его авангард.

Остальные же держали веревки и готовились к бою. Горцы-то проход сюда перегородили парой повозок и там сейчас бдели часовые. Вышагивали. А при них пушечка малого калибра стояла, очевидно, заряженная картечью…

Первый спустился.

Второй.

Третий…

Налегке. Только оружие и боеприпасы.

Накопились.

Все тридцать человек, то есть, двадцать из авангарда и десяток – охотников.

Раздался условный сигнал. Один из драгунов Льва отозвался. Так же, только еще тише. Просто на грани слышимости. После чего началось мучительное ожидание. Тягучее и невероятно тревожное.

Наконец – взрывы.

Громкие.

Сочные.

Сильные… необычайно сильные…

Отправляясь на Кавказ, Лев Николаевич подготовился. И взял с собой не только оружие, но и кое-какие реагенты. Он не знал – пригодятся они или нет. Но запас карман не тянет. И несколько литров серной да азотной кислоты оказались в распоряжении полка.

Поняв же, что ситуация уже не пахнет дурно, а просто воняет, граф занялся делом. Возиться с выделением толуола из нефти он не хотел. Просто не помнил температуру испарения, а времени и возможности для экспериментов не имел. Так что он решил использовать более банальную вещь – нитроглицерин. Что-что, а животный жир на Кавказе раздобыть проблемой не представлялось. Ну а дальше дело техники.

Главное – не увлекаться.

Главное – делать маленькими порциями и очень осторожно. Очень уж этот самый нитроглицерин нестабилен и склонен к взрывам. Поэтому все, что Лев Николаевич получал, он перегонял в динамит по самой, что ни на есть, стандартной схеме. Формируя в процессе картонные шашки дюймового диаметра.

Вот эти три шашки и кинули бойцы Виктора Алексеевича прямо в горскую баррикаду из двух повозок.

Р-р-раз!

И ее нет. Всю разметало или разрушило. Вместе с пушечкой, утратившей свой лафет, и отрядом заграждения, который либо погиб, либо оказался достаточно сильно ранен, чтобы не иметь возможности продолжать бой.

Со стороны лагеря горцев сразу же все возбудились, засуетились и бросились купировать вероятный прорыв русских. Их-то драгуны и встретили беглым огнем из нарезных карабинов. Особого смысла в них не имелось, кроме того, что можно было перезаряжать и стоя, и с колена, и лежа. Что и позволило организовать мощную и продуктивную стрелковую позицию. Мало ток, влетая в зону видимости, жил больше двух-трех секунд…

Минуты две спустя весь лагерь уже гудел как встревоженный улей.

Люди бегали и суетились.

Не все понимали, что происходит.

Все ж таки настрой-то имелся совсем иной. Русские тихо-мирно шли на убой, а тут такое…

И тут Лев повел своих людей в атаку. Фактически с тыла.

Пробежка.

И бросок шашки.

Одной.

Зато светошумовой. Просто мощная «петарда» с добавлением порошка магния. Его Лев привез с собой, закупив по линии университета, на опыты. Вот и «накрутил» немного «подарков».

Дернул простейший капсюльный детонатор[1].

Зашипел замедлитель.

И мужчину кинул ее на открытое место, а где-то за секунду-полторы до взрыва крикнул:

– Деус вульт!

Это было заранее оговоренное высказывание, на которое его бойцы отреагировали соответствующе. Зажмурились и опустили лицо к земле, по возможности прикрыв глаза руками или какими-то предметами. Ну и открыв рот, чтобы по ушам сильно не било.

Бах!

Не столько громко, сколько очень ярко. Для глубокой ночи, когда глаза привыкли к темноте – прям самое оно. Вон сколько слепыми котятами оказались. Кто-то за лицо схватился. Кто-то упал на землю. Но практически все заорали.

Секунд пятнадцать снова:

– Деус вульт!

Отряд же Льва быстро продвигался вперед, пользуясь практически исключительно белым оружием. Чтобы стрельбой не привлечь к себе внимания. Так-то темнота и взрывы. Мало ли? Может, с карниза того каменного что-то прилетает. Вдруг у драгун была какая ручная мортира или еще какая пакость? Дистанция вполне подходящая.

Минуту спустя Лев остановился за одной из повозок, где-то в полусотне метров от искомого шатра. Там толпились мужчины с оружием в руках, защищавшие ее. Скорее всего, мюриды и кто-то из наибов, которые просто не успели включиться в бой.

Подойти ближе было невозможно, не привлекая внимания. Сразу бы стрелять начали. Вон как вглядывались в темноту. А отблески почти потухших костров давали мало-мало освещения, достаточно, чтобы разглядеть в такой ситуации организованную группу на подобной дистанции.

Льва это не остановило.

Он достал дымовую шашку.

Дернул запал и кинул ее вперед самым осторожным образом. Почти что закатил. Чтобы она минимальное внимание в темноте привлекала.

Недолго ожидания.

И вот уже освещенная остатками костра площадка у шатра Шамиля оказалась не видна. Шашка поставила неплохую завесу, не видимую, впрочем, в темноте…

Граф с бойцами продвинулся ближе – практически к этой самой шашке. А потом одну за другой кинул туда – на площадку три светошумовые шашки. С небольшими паузами, чтобы никто не ушел обделенный.

– Деус Вульт!

Бах! Бах! Бах!

И рывок.

Вперед.

Толстого и его людей с револьверами в левой руке и саблями в правой.

А там…

Все вповалку катаются по земле, держась за лицо руками, и подвывают.

– Вяжи старшин! Вяжи! – крикнул Лев.

Телохранителей, разумеется, в плен брать никто не собирался. Много их. Здесь и с этими управиться бы…

Наибов и Шамиля удалось повязать и разоружить очень быстро. Никто из них не оказывал никакого сопротивления, так как был совершенно деморализован и не понимал, что происходит. Когда же они немного пришли в себя, оказалось уже поздно. У всех бойцов имелись заранее подготовленные веревки с петлей. Завели руки за спину, накинули петлю на запястья, а потом вторым концом притянули их к ногам. Не «ласточка[2]», конечно, но вертикально они только на коленях могли стоять. Ну и давит – не подергаешься.

Завершили.

Выставили их как витрину перед собой. И по команде графа дружно крикнули:

– Ура-а-а-а!

Привлекая внимание горцев.

И в лагере установилась тишина.

Шатер Шамиля стоял на некоторой возвышенности и был виден отовсюду. Так что, отреагировав на звук, горцы повернулись и… обомлели. Увидев то, что их предводитель с ближайшими соратниками взяты в плен.

С позиций эскадрона же спустя секунд двадцать донеслось ответное:

– Ура-а-а-а!

Протяжное такое. Искреннее.

Теперь предстояло самое главное – выйти из-под удара.

– Вас всех убьют, – прошипел один из наибов на русском языке. – Как псов шелудивых!

– Мы все умрем, когда-нибудь. – возразил Лев.

Этот наиб зыркнул нехорошо, дернулся, но получил подзатыльник и замолчал.

– Я сейчас ты будешь переводить им мои слова. – продолжил граф. – Хорошо переводить. Я ваш язык понимаю, хоть и не говорю на нем. Будешь шалить – мы будем резать Шамиля. За каждую глупость, один порез. Понял?

Он помолчал, буравя графа глазами.

– Чего смотришь? Нам терять нечего. Мы шли на смерть сознательно. Ваших людей от укрепления же видно. И того предателя мы давно вычислили.

– Врешь!

– Зачем? – оскалился Лев, крайне неприятным образом. – Мы шли на охоту. Ловля на живца. Не слышали о таком? Рыбаки о нем все знают. Да и охотники в курсе, что такое приманка. Или ты думаешь, что эти средства для ослепления мы взяли с собой просто так?

– Колдовство. – процедил наиб с презрением.

– Скажу по секрету, что все клинки наши смазаны особым образом проклятым свиным салом. Как и все наши пули. Посему каждый ваш убитый отправляется прямиком в ад. Что смотришь? Эти кинжалы и сабли тоже отравлены.

Бедолага сначала побледнел, а потом покрылся красными пятнами. Было видно, что этот наиб с трудом сдерживает свое желание броситься на Льва.

– Не зли колдуна. – прошипел ему Толстой на местном. С жутким акцентом, но разборчиво. Давненько он не пользовался этим языком.

Отчего вздрогнули все пленные.

Несколько секунд тишины и этот наиб хрипло произнес:

– Говори, я им переведу.

Шамиль что-то ему буркнул, неразборчиво.

Тот пояснил.

Он тоже побледнел и покрылся пятнами. Но возражать не стал…

Спустя час эскадрон двигался конным строем по дороге.

Сам.

Один.

А вместе с ним уезжал Шамиль и те его наибы, что были взяты в плен с ним. Сидя на коне, но со связанными руками за спиной. Рядом с каждым – два драгуна.

Кроме того, из шатра удалось взять кое-какие бумаги на арабском, турецком и английском, а также казну с турецкими золотыми монетами. Их, как знал граф, использовали для выплаты воинам и при крупных сделках.

Разумеется, здесь была не вся казна, а только походная ее часть. Достаточно ограниченная. Но для полка и такой улов – счастье…

– Страшно-то так, – прошептал Петров, подъехав в Толстому.

– Риск – дело благородное. – пожал плечами Лев.

– Они идут за нами. Я уверен. Хотя и не могу их приметить.

– Идут. А толку?

– Ты же видел сколько их.

– Я отдал им приказ от имени Шамиля сложить оружие и уйти. И они выполнили его. Недалеко. Но с глаз скрылись. А оружие мы в расщелину ручья скинули. Сколько они будут доставать его оттуда?

– Не уверен, что вообще смогут.

– Ну что-то точно достанут.

– Может быть. Да это и неважно. Оружия здесь у людей много. Уверен, что они уже вооружены и следуют за нами по пятам.

– И что с того? Боишься, что нападут и убьют?

– Тьфу на тебя! – разозлился ротмистр.

– Тогда что?

– Я слышал, что они творят совершенно жуткие вещи с пленными.

– В эту игру можно играть вдвоем. – оскалился Толстой. – Поверь, как только они узнают, что мы отвечаем им тем же – все это быстро закончится. В таких делах гуманизм неуместен.

– Может быть, может быть… – пробормотал Петров, повернувшись и поглядев на Шамиля, который смотрел на них с ненавистью и презрением. – Они ведь ближайшей ночью попробуют напасть.

– А мы не будем останавливаться.

– Как так?

– А вот так. Мы же спокойно едем, шагом. Если не гнать лошадей, то коротких привалов нам хватит. И двое суток выдержим в седле.

– Лошади же падут!

– Ну ты сам смотри: или лошади, или мы. Так-то непрерывным переходом с короткими привалами мы вполне сможет уйти. Встанем надолго – тут нам и конец. Шашек осталось всего-ничего. Две динамитные, одна светошумовая и три дымовые. Много не навоюешь. А без них ночная атака – и все, конец нам.

– А на колонну ночью не нападут?

– Если смогут опередить – да. Но пока они отстают и наверняка не ожидают, что мы ночью продолжим движение…

[1] Такой детонатор можно по-разному сделать (наколхозить). Подробную схему здесь я приводить не буду.

[2] «Ласточка» – один из способов фиксации задержанного, когда руки и ноги связываются за спиной так, что он выгибается назад. Это затрудняет попытки освобождения и в целом достаточно дискомфортно. Обычно осуществляется с помощи пары наручников, но вариантов море.

Часть 2

Глава 10

1846, сентябрь, 29. Санкт-Петербург

Скрипнула карета, останавливаясь у одного из подъездов Зимнего дворца. А где-то рядом еще несколько.

Лев Николаевич молодцевато выскочил наружу и помог выйти Шамилю, придержав его под руку. Хоть и пленник, но возраст и статус. Да и определенные правила игры требовалось соблюдать. Следом вышел ротмистр Петров. Из этой же кареты. В трех других ехали остальные офицеры эскадрона и сопровождающие.

Их уже ждали, поэтому они без промедлений вошли во дворец и начали подъем по лестнице на второй этаж, направляясь прямиком в тронный зал.

Граф же невольно усмехнулся.

Не планировал он столь скоро оказаться тут, не планировал. Но человек предполагает, а Бог располагает…

К Чир-Юртовскому укреплению они тогда подошли очень уставшие, на шатающихся конях. Обгоняя преследователей на час, не более. Местами они даже видели друг друга. Но лошади горцев тоже были на последнем издыхании и просто не могли двигаться быстрее шага.

Ушли?

Как бы не так!

Оставшиеся на свободе наибы и сыновья Шамиля уже разворачивали бурную деятельность. То есть, стягивали к укреплению войска. Поэтому эскадрону с пленниками пришлось спешно уходить дальше, вглубь территорий империи.

Вечером.

Но демонстративно.

Сменив лошадей и взяв заводных. Чтобы отвести угрозу от полка и оторваться на рысях от противника.

Добрались до укрепления Петровское.

Сдали лошадей.

Сели на большую расшиву, с трудом в нее поместившись. Так и ушли в Астрахань, а потом и далее – на Москву по воде. А уже оттуда в столицу.

Сам Петров и Толстой с остальными офицерами рванули на двух дилижансах, подвинув гражданские рейсы[1]. Остальной же эскадрон должен был явиться позже, своим ходом, получив лошадей и приведя наибов. Благо, что особой нужды в переводчике не было – за три недели Шамиль уже мало-мало говорил по-русски. На достаточном для базовой коммуникации уровне. А дальше уже пусть начальство думает…

В принципе, добравшись до Астрахани, можно было и остановиться. Здесь имама уже едва ли могли достать коллеги по опасному бизнесу. Далеко. Слишком далеко. Но Петров, обычно достаточно осторожный, решил ехать дальше. В столицу. И самим туда Шамиля везти. По вполне банальной причине. Если гнать, то можно и депеши обогнать. То есть, упредить начальство в докладе. А вместе с тем упредить противодействие и интриги тех же англичан, которые, как известно, нужно как, правило подготавливать.

А тут раз и готово: распишите и получите.

Кроме того, начальство очень любит тех, кто ему приносят хорошие новости. А значит, что? Правильно. Можно получить больше плюшек.

Рискованно.

Дерзко.

Вон через сколько голов разом прыгать придется. Но оправдано, как им тогда казалось. Ведь всегда заявить, что уходили от преследования. Им казалось, что их преследуют с целью освободить Шамиля. Точка. Мерещилось им это или нет – неважно. Главное, что не взирая на все треволнения, они, стиснув зубы, рвались вперед и выполняли поставленную перед ними задачу.

Как могли.

И выполнили.

Да, начальство будет очень зло. Ведь самим докладывать о таких вещах намного выгоднее. Ну а что делать? В конце концов, Фортуна любит смелых и решительных мужчин…

Лев Николаевич шел по Зимнему дворцу и невольно крутил головой, выдавая в себе чуть ли не деревенщину. Но ему было плевать. Он был в обалдении. Такое столпотворение пышных и дивных! И не только местные аристократы, но и иностранцы.

– Никого такого не видел, – тихо шепнул он граф Петрову.

– Чего именно? – уточнил он на грани слышимости.

– Чтобы в одном месте собралось столько бездельников.

Ротмистр аж поперхнулся от подобного заявления. И не только он. Видимо, к ним прислушивались. Лишь Шамиль, вполне понявший суть этих слов, улыбнулся. За время поездки они со Львом много разговаривали.

Очень много.

Все равно заняться было нечем.

И от былой ненависти и призрения не осталось и следа. Они ведь про Кавказ говорили. Про будущее местных людей. По вопросам религии, конечно, они сойтись и не могли. А вот быт… хозяйство… экономика… Мысли и взгляды графа Шамилю нравились тем больше, чем дольше они ехали по России, и он осознавал ее размеры. А также глубину подставы, которую организовали англичане для доверившихся ему людей…

Поднялись на второй этаж.

Прошли к тронному залу.

Вошли.

Приблизились.

Поклонились. Со всем почтением, без юродства. И Шамиль тоже.

После чего Петров по просьбе императора выступил вперед и приступил к докладу. Четко и лаконично. Благо, что у них было время все обдумать и обкатать, подбирая все так, чтобы вложить как можно больше нужного им смысла в максимально лаконичную и понятную речь.

Николай Павлович же все это время рассматривал графа Толстого, что стоял с молодцеватым, даже придурковатым видом рядом со своим командиром. Старательно отрабатывал рекомендации Петра Великого о том, как подчиненный должен выглядеть перед лицом начальствующим.

Наконец, ротмистр завершил доклад и отошел назад. К остальным. Император благодарно кивнул и обратился к другому офицеру эскадрона:

– А вы что скажете, Лев Николаевич? Вам есть что добавить?

– Служу империи и императору! – рявкнул граф, щелкнув каблуками. – Прошу Ваше Императорское Величество дать мне отпуск до весны и разрешение покинуть Россию на это время.

– Для чего?

– Для лечения.

– Вы ранены? Что у вас болит?

– Честь.

– ЧТО⁈

– В документах, которые я нашел у имама, было письмо, в котором сообщалось, что за мою голову назначена награда.

– КАК⁈ – обалдел Николай Павлович. – Кем писано это письмо?

– Английским посланником ко двору османского султана.

В тронной зале установилась звенящая тишина. На фоне которой, особенно мило прозвучало пускание ветров кем-то.

– У вас есть это письмо?

– Да, Ваше Императорское Величество, – произнес Лев. Достал из кармана бумагу и передал подбежавшему слуге. А тот уже вручил царю.

Государь быстро пробежал по строчкам.

Скрипнул зубами.

И посмотрев на посла Великобритании, произнес:

– Как вы это можете объяснить?

– Турки очень коварны, Ваше Императорское Величество! – со всем почтение произнес он.

Николай Павлович завис, пытаясь сообразить, что ответить.

Растерялся даже.

Лев же, пользуясь моментом, повернулся и шагнул к послу.

Снял руку ротмистра со своего плеча, который пытался его остановить.

И продолжил размеренно надвигаться с совершенно непередаваемым взглядом. Так только на нашкодившую еду смотрят, убежавшую из тарелки без тапочек.

Послу не понравилось.

Очень.

Вон как побледнел и даже нервно начал икать.

Что его напугало – так-то и не понять. Вряд ли взгляд. А вот крепкий вид графа и его репутация – очень даже. Он совершенно точно знал, кто перед ним. И явно слышал про то, как этот «милый мальчик» разбойников до увечий избил. Крепких. Голыми руками.

Остроту момента добавляло то, что Толстого не пытался никто остановить или даже окрикнуть. Так что Джон Блумфилд невольно шагнул назад. Люди же рядом расступались, благоразумно отступая.

Еще раз шагнул.

А когда Лев практически уперся в него, попытался в третий раз отодвинуться назад, но оступился и припал на одно колено. Так, словно сам рухнул перед графом. Толстой же прихватил посланника за левую руку, словно придерживая. Но… на самом деле просто схватил, крепко сжимая предплечье. До боли. Не давая при этом встать. А потом самым обходительным тоном произнес:

– При оказии, будьте любезны, передайте этому коварному турку, чтобы в течение полугода мне перевели втрое от того, что он назначил за мою голову. В противном случае я приеду к нему домой и отрежу ему эту говорящую подставку под цилиндр.

– Как? – нервно заморгав, переспросил англичанин.

– Я без комплексов. Что будет под рукой тем и отрежу. А потом сделаю из этой черепушки пепельницу. Вы поняли меня, сэр? – последнее слово Толстой произнес, особо выразив.

– Да. – тихо произнес посланник, нервно сглотнув.

– Ну вот и славно. Держите буську! – максимально жизнерадостно завершил граф и послал ему воздушный поцелуй. Сокращенный. Просто чмокнув воздух перед собой. А потом рывком поднял его на ноги. Стряхнул несуществующую пылинку с плеча. И вежливо кивнув, вернулся к своей делегации.

В тронном зале же стояла гробовая тишина.

Поведение графа НАСТОЛЬКО выбивалось из обычаев и этикета, что и не пересказать. При этом, формально, он вроде бы ничего не нарушал. Подошел к собеседнику? Ну и что с того? Придержал вон, чтобы не упал. Попросил передать угрозу некоему коварному турку. И опять – нормально.

Собственно, все претензии только в нарушении протокола.

Но…

Стоит ли говорить, что весь ритуал чествования оказался сорван? Николай Павлович просто не смог в себе найти силы, чтобы действовать дальше по плану.

Принял доклад.

И по сокращенной программе прогнал все задуманное. Например, награждение из долгой и красивой процедуры превратилось в фактически зачитывание приказа. А надо сказать, что на офицеров эскадрона буквально просыпался дождь из наград.

Каждому вручили по Святому Георгию IV степени, а потом дали повышение в звании внеочередное, двухлетний отпуск за счет казны с последующим бессрочным и кабинетные перстни с бриллиантами. Ну и выплаты. Пять тысяч ротмистру и по две тысячи – остальным.

Толстому сверху того Святую Анну III степени за организацию производства селитры. А также трость с позолоченным серебряным набалдашником в виде головы льва в качестве кабинетной награды с вензелями за «изобретение» военно-полевой железной дороги. Хотя, как заметил герольд, формально за это, но фактически – по совокупности, так как граф уже много чего для державы полезного сделал.

Нижним чинам тоже перепало.

Все они получили по знаку Отличия Военного ордена – солдатскому «Егорию»[2] и разовые премии в сто рублей. Кроме того, и солдатам, и унтер-офицерам пожаловали по двадцать лет службы. Они ведь из рекрутов. Вот и тянули свою «лямку». Иногда нижние чины награждали, «жалуя» к уже прошедшим годам службы сколько-то сверху, приближая время возвращения на гражданку. Тут же Николай Павлович закрывал их службу полностью, ну и отправлял в запас, что также рассматривалось как милость.