Текст книги "Мир среди войны"

Автор книги: Мигель де Унамуно

Мигель де Унамуно
Мир среди войны

Предисловие
Святой Мануэль и другие
(о творчестве Мигеля де Унамуно)

Из четырех Мигелей, этих четырех гигантов, которые воспринимают и выражают самую сущность Испании (Мигель Сервет, Мигель де Сервантес, Мигель де Молина и Мигель де Унамуно), Унамуно – последний по времени, но никоим образом не самый малый.

Антонио Мачадо

Для русских читателей Мигель де Унамуно до сих пор остается неизвестным известным испанским писателем – так сложилась судьба его книг в нашей стране. Отдельным произведениям дона Мигеля «повезло»: в Советском Союзе были изданы сборник прозы Унамуно «Назидательные новеллы» (М.; Л., 1962), книжка поэтических переводов С. Гончаренко (М., 1980), двухтомник «Избранное» (Л., 1981); романы «Туман» и «Авель Санчес» издавались в серии «Библиотека всемирной литературы» (М., 1973). И все же до середины 1990-х годов добрая половина произведений Унамуно, принесших ему мировую славу писателя и мыслителя, не была издана на русском языке. Любопытно при этом, что и в советское время Унамуно был, пожалуй, самым цитируемым испанским автором XX века – без упоминания его имени, без его афоризмов не обходились исследования по истории Испании, испанской литературе, европейской экзистенциальной философии.

Думается, что судьба книг Унамуно в нашей стране во многом была предопределена факторами, не имеющими прямого отношения к мнению читателей. Унамуно не был в числе тех деятелей культуры, кто в 20 – 30-е годы выступил в поддержку Советской России, неоднозначным было отношение дона Мигеля к Испанской республике, в его «агонических» романах нелегко было найти черты реализма, его философские произведения, вдохновленные трагическим чувством жизни, представлялись еще более спорными с точки зрения советской идеологии.

Отношение к Унамуно стало меняться в последние годы: изданы два его больших философских произведения – «О трагическом чувстве жизни у людей и народов» и «Агония христианства» (М., 1996); в книге «Западная философия: итоги тысячелетия» опубликовано небольшое, но важное для понимания мировоззрения Унамуно эссе «Фарисей Никодим» (Екатеринбург, 1997); сейчас в серии «Литературные памятники» готовится к выходу «Житие Дон Кихота и Санчо». Наконец, публикуются на русском языке первая (1897) и последняя (Î933) книги прозы Мигеля де Унамуно – «Мир среди войны» и «"Святой Мануэль Добрый, мученик" и еще три истории». Между 1897 и 1933 годами лежит почти вся творческая жизнь дона Мигеля – это время, когда «первый испанец» (так называл Мигеля де Унамуно Гарсиа Лорка) был фигурой европейского значения, когда к его словам прислушивались писатели и дипломаты, диктаторы и ученые.

Историю Испании конца XIX – первой трети XX столетия невозможно написать, не упомянув Мигеля де Унамуно; с другой стороны, и сама его биография тесно связана с историей его родины. [1]1
  Биография Унамуно хорошо изучена и описана во многих исследованиях; в своей статье я опираюсь главным образом на очерк «Мигель де Унамуно: личность, свершения, драма», который написала в свое время И. А. Тертерян (1933–1986), авторитетнейший отечественный специалист по испанской литературе XX века (см.: Унамуно М. де.Избранное. Л., 1981. Т. 1. С. 5 – 28).


[Закрыть]

Мигель де Унамуно-и-Хуго родился в 1864 году в Бильбао, столице Страны Басков, в семье коммерсанта. Унамуно писал свои книги по-испански, но родным языком для него был баскский. Философ Хосе Ортега-и-Гассет, младший современник Унамуно, впоследствии утверждал, что это обстоятельство повлияло на его неповторимый стиль, на его интерес к этимологии слов: «Когда язык выучен, наше сознание спотыкается о слово как таковое. Вот потому-то Унамуно и останавливается так часто в удивлении перед словом и видит в нем больше того, что оно значит обычно, при повседневном употреблении, когда теряет свою прозрачность». [2]2
  Ортега-и-Гассет X.На смерть Унамуно // Этюды об Испании. Киев, 1994. С. 298.


[Закрыть]

Мигелю было восемь лет, когда в Испании началась Вторая карлистская война. Это была гражданская война, война «карлистов» – сторонников претендента на престол Карлоса VII – против «либералов», приверженцев парламентской монархии короля Альфонса XII. Как и в Первой карлистской войне 1833–1840 годов (когда претендентом был Карл ос V), сражения шли по преимуществу на территории Каталонии, Валенсии и Страны Басков, где у дона Карлоса, обещавшего восстановить прежние привилегии этих исторических областей, нашлось немало сторонников. Как и Первая, Вторая карлистская война закончилась победой либералов.

Одним из поворотных пунктов войны была длительная, но неудавшаяся осада Бильбао войсками карлистов. Семья Унамуно жила в осажденном городе, от регулярных бомбардировок спасались «в мрачной и сырой пристройке, где было темно даже днем, потому что входная дверь – единственный источник света – была заложена тюфяками». Воспоминания об этом времени позже станут основой первого романа Унамуно «Мир среди войны» и других произведений писателя.

В 1880 году Унамуно отправляется в Мадрид, в университет. В 1884-м защищает диссертацию «О проблемах происхождения и предыстории басков», получив степень доктора, возвращается в Бильбао. В 1891 году дон Мигель женится на Кармен Лисаррага – она станет спутницей всей его жизни и родит ему девятерых детей. В том же году Унамуно получает место преподавателя на кафедре греческого языка Саламанкского университета; в 1901 году он становится ректором этого университета – на многие годы.

Первые литературные опыты Унамуно относятся к 80-м годам и посвящены его родному краю – это зарисовки быта басков, пейзажа, старинных городов; вот одно из ранних стихотворений Унамуно – «Горы моей родины»:

 
Бискайя, страна-горянка,
бескрайне-морская,
тебя небеса обнимают
и море ласкает.
 
 
Я вместе с тобой, Бискайя,
подъят и низринут:
твоими вершинами – в небо,
подножьем – в пучину.
 

(Пер. В. Андреева.)

В 1895 году Унамуно-мыслитель заявил о себе сборником эссе «О кастицизме», где он формулирует оригинальную концепцию интраистории. Унамуно противопоставляет «истории» как ряду биографий великих личностей «интраисторию» – жизнь простого народа, хранителя вечной традиции. «Все, о чем сообщают ежедневно газеты, вся история „современного исторического момента“ – всего-навсего поверхность моря… В газетах ничего не пишут о молчаливой жизни миллионов людей без истории. Эта интраисторическая жизнь, молчаливая и бесконечная, как морские глубины, и есть основа прогресса, настоящая традиция, вечная традиция». [3]3
  Unarnuno M. de.Ensayos. T. 1. Madrid, 1945. P. 41–42.


[Закрыть]Интраисторическим видением мира проникнут и роман «Мир среди войны», который Унамуно писал в течение 12 лет и закончил в 1897 году.

В конце 90-х годов XIX века мировоззрение Унамуно претерпевает значительные изменения – во многом из-за трагического события в личной биографии дона Мигеля: в 1897 году заболевает менингитом и умирает его маленький сын. Дон Мигель ощутил смерть сына как проявление вселенской трагедии, состоящей в том, что человек хочет, но не может жить вечно. Начиная с 1897 года и вплоть до последних произведений писателя все его творчество проникнуто раздумьями о вере и неверии, смерти и бессмертии, во всех его писаниях звучит трагическая нота.

Трагической оказалась и судьба Испании на рубеже двух столетий: в 1898 году Испания потерпела сокрушительное поражение в войне с Соединенными Штатами Америки и потеряла свои заокеанские колонии: Кубу, Филиппины, Пуэрто-Рико. Вместе со старым деревянным флотом, сгоревшим в Манильской бухте, Испания утратила престиж мировой колониальной державы. Для многих представителей испанской интеллигенции бесславное поражение в войне стало поводом задуматься об исторической судьбе своей родины. Позже это идейно-культурное течение, к которому принадлежали Пио Бароха, Асорин (Хуан Мартинес Руис), Рамиро де Маэсту, Валье-Инклан, Антонио Мачадо и другие писатели, философы, публицисты, получило название «поколение 98 года». «Собственно, "поколение 98 года" было не столько поколением кризиса – Испания находилась в состоянии кризиса при многих поколениях подряд, кризис стал перманентным, «естественным» состоянием Испании, – сколько поколением осознания кризиса. За иллюзорной Испанией представители "поколения 98 года" открывают Испанию подлинную. Или, по крайней мере, честно хотят открыть ее». [4]4
  Силюнас В. Ю.Испанская драма XX века. М., 1980. С. 12.


[Закрыть]Унамуно, искавший путь к возрождению Испании прежде всего в духовном обновлении личности, становится идеологом, признанным вождем «поколения».

Олицетворением Испании и всего человечества для Унамуно является его любимый герой – Дон Кихот, или Дон Кихот и Санчо Панса как единая личность.

В 1905 году, в год отмечавшихся по всей Испании торжеств и честь трехсотлетия «Дон Кихота», выходит в свет «Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу, объясненное и комментированное Мигелем де Унамуно» – одна из самых глубоких и одновременно самых своеобразных философско-психологических интерпретаций романа Сервантеса. Структурно книга Унамуно почти полностью повторяет роман Сервантеса: она состоит из пролога и двух частей, главы в которых названы так же, как в «Дон Кихоте», каждая глава «Жития» является комментарием к событиям, описанным в соответствующей главе романа Сервантеса. Этим, собственно, и исчерпывается сходство двух произведений: события и образы сервантесовских героев получают в толковании Унамуно совершенно иное наполнение. Унамуно присваивает право не соглашаться с Сервантесом и по-своему толковать жизнь Дон Кихота.

В «Житии Дон Кихота и Санчо» Унамуно подчас сам себе противоречит, но в то же время он остается последовательным с иной, более важной для него точки зрения: он всякий раз принимает сторону Дон Кихота – иначе говоря, для Унамуно Дон Кихот прав, когда принимает постоялый двор за замок, и прав, когда не принимает.

И в «Житии», и в других своих произведениях Унамуно утверждал, что для него Дон Кихот реальнее Сервантеса, автора книги. На первый план в мировоззрении Унамуно выходит единичный человек, отдельная личность, выхваченная из «моря народной жизни», наделенная страстным, трагическим в своей невозможности желанием максимально выразить себя, обрести личное бессмертие – будь то живой человек или литературный персонаж. В прологе к «"Святому Мануэлю" и еще трем историям» Унамуно пишет, что всех персонажей этого сборника «неотступно донимала пугающая проблема личности: являешься ли ты тем, кем являешься, и пребудешь ли впредь тем, кем являешься сейчас?» Эту формулу можно применить ко всему творчеству дона Мигеля после 1897 года.

Герои его романов «Любовь и педагогика» (1902), «Туман» (1914), «Авель Санчес» (1917), «Тетя Тула» (1921) обретают подлинность и неповторимость своего бытия в борьбе с другими героями, с собственным нежеланием существовать, со своим автором (так, Аугусто Перес, герой «Тумана», знакомый с творчеством Мигеля де Унамуно, приезжает к писателю в Саламанку, вступает с ним в спор и даже грозит убить своего создателя).

«Агонисты, то есть борцы (или, если угодно, назовем их просто персонажами), в моих новеллах – это реальные личности, реальные в высшем смысле, реальность их подлинная, то есть та, которую они сами присваивают себе в чистом желании быть таковыми или в чистом желании не быть таковыми, независимо от той реальности, которую приписывают им читатели», – утверждал Унамуно в прологе к своему сборнику «Три назидательные новеллы и один пролог». Персонажи Унамуно живут и умирают, пытаясь разрешить «последние вопросы» мироздания – те же, что не давали покоя их автору.

Проблема собственной личности и желание заслужить бессмертие выходят на первый план и в драматургии Унамуно (он автор десятка драм, самые известные из которых – «Брат Жуан, или Мир есть театр» и «Другой»), и в его стихах (стихотворения и поэмы Унамуно составляют девять сборников), и в философских произведениях – «О трагическом чувстве жизни у людей и народов» (1913) и «Агонии христианства» (1924). Унамуно создает свои книги, раздираемый вечным противоречием между желанием жить вечно и разумом, который говорит ему о неисполнимости этого желания, – в этом сущность трагического чувства жизни. Но в этой же непримиримой борьбе двух начал он черпает силы жить:

«Почему я хочу знать, откуда я пришел и куда иду, откуда и куда движется все, что меня окружает, и что все это значит? Потому что я не хочу умереть полностью и окончательно, и хочу знать наверняка, умру я или нет. А если не умру, то что со мною будет? Если же умру, то все бессмысленно. На этот вопрос есть три ответа: либо а) я знаю, что умру полностью и окончательно, и тогда – безысходное отчаяние, либо b) я знаю, что не умру, и тогда – смирение, либо с) я не могу знать ни того, ни другого, и тогда – смирение в отчаянии, или отчаяние в смирении, и борьба». [5]5
  Унамуно М. де,О трагическом чувстве жизни. М., 1996. С. 53.


[Закрыть]В философии Мигель де Унамуно – один из основоположников (или предтеча) экзистенциализма; его учение о «трагическом чувстве жизни» также называют «персонализм» – ведь именно личность, «persona», стоит в центре философского универсума Унамуно, на полпути между жизнью и смертью, верой и неверием в Бога, всем и ничем.

Сам дон Мигель в письме к одному из друзей называл свою работу над философскими трактатами уединением в башне из слоновой кости. Случилось так, что размеренный ход жизни ректора Саламанкского университета, знаменитого писателя и мыслителя был нарушен, ходом исторических событий в Испании, в его Испании.

В 1923 году при поддержке короля Альфонса XIII власть в Испании получил военный диктатор Примо де Ривера. Унамуно выступает с рядом статей, направленных против нового режима и лично против короля. Вскоре дона Мигеля ссылают на Канарские острова. Через несколько месяцев ему было разрешено вернуться в Саламанку, но Унамуно заявил, что не вернется на родину, пока не будет свергнута диктатура Примо де Риверы. Он отправляется в добровольное изгнание во Францию – сначала в Париж, потом в городок Андайя на границе с Испанией.

В произведениях Унамуно, написанных в эмиграции («Агония христианства», «Как пишется роман», «Романсеро изгнания» и др.), особенно сильна трагическая нота. Из окна своего дома в Андайе Унамуно видел горы родной Испании, по ту сторону границы, – и оставался «вечным испанцем», тоскующим по родине:

 
Вы и под небом родины
живете как в изгнании.
Во мне – под небом-родиной —
живет моя Испания.
 

(Пер. С. Гончаренко.)

Это стихотворение написано в 1928 году. Дон Мигель сдержал обещание, вернулся на родину только после ухода в отставку Примо де Риверы, в феврале 1930 года. Встречали его как национального героя. Вскоре Унамуно вернулся на пост ректора университета в Саламанке, а в 1932 году был избран в члены Испанской Академии. В марте 1931 года Унамуно опубликовал повесть «Святой Мануэль Добрый, мученик», а в 1933 году переиздал ее в сборнике «"Святой Мануэль Добрый, мученик" и еще три истории».

Последние годы жизни для Унамуно были годами нравственных испытаний, годами трудного выбора в ситуации, когда страна разделилась на два враждующих лагеря, представители каждого из которых ожидали, что дон Мигель присоединится к ним. В апреле 1931 года выборы в кортесы привели к победе республиканских кандидатов во всех крупных городах Испании, король Альфонс XIII эмигрировал во Францию. Честь провозгласить Испанскую республику в Саламанке была предоставлена Мигелю де Унамуно.

Однако в последующие годы размах противоборства правых и левых сил, охватившего всю Испанию, масштаб жертв с обеих сторон пугают Унамуно. Он обращается с воззваниями к враждующим сторонам, подписывает протест против массовых репрессий. Когда в июле 1936 года вспыхнуло восстание фалангистов во главе с генералом Франко – так начиналась гражданская война, – Унамуно выступил в его поддержку. Вскоре его отношение к Франко меняется (при том, что неизменной осталась его убежденность в бессмысленности кровопролития): выступая на торжественном акте в университете в присутствии супруги Франко и одного из франкистских генералов, в краткой речи дон Мигель произнес: «Вы можете победить, но не можете убедить, не может убедить ненависть, которая не оставляет места состраданию».

Через несколько дней Франко издал указ о смещении Унамуно с поста ректора университета. Унамуно принял решение не выходить больше за порог дома.

31 декабря 1936 года Мигель де Унамуно умер в своем доме, во время жаркого спора с одним из бывших коллег, ставшим фалангистом и пришедшим уговорить его примириться с новыми властями.

Написанное в 1937 году эссе Ортеги-и-Гассета «На смерть Унамуно» заканчивается словами: «Четверть века подряд над всей Испанией звучал, не смолкая, голос Унамуно. Он смолк навсегда, и боюсь, что наша страна претерпевает теперь эру сурового молчания». [6]6
  Ортега-и-Гассет X.На смерть Унамуно. С. 298.


[Закрыть]

Голос Унамуно и спустя больше чем полвека после его смерти не смолк – остались его книги.

Унамуно утверждает, что роман «Мир среди войны» по способу написания отличается от его позднейших произведений. В эссе «Как получится» дон Мигель делит писателей на «яйцекладущих» и «живородящих» по такому признаку: писатель яйцекладущий «делает выписки, заметки, собирает цитаты и записывает на листочках все, что приходит ему в голову, чтобы понемногу все это упорядочивать, то есть несет яйцо, а потом его высиживает» – примером такой писательской техники Унамуно называет свой «Мир среди войны»; напротив, у писателя живородящего процесс написания произведения напоминает роды: сначала замысел произведения вызревает в голове, а потом, когда «родовые схватки» становятся уже нестерпимыми, писатель садится к столу и «пишет весь текст от начала до конца, начиная с первой строчки, не оглядываясь назад, не переделывая написанного». [7]7
  Unamuno M. de.Ensayos. T. 1. P. 607.


[Закрыть]

Первый роман Унамуно действительно не похож на последующие. В прологе ко второму изданию романа дон Мигель писал: «В этом романе вы найдете пейзажные зарисовки и колорит, соответствующий определенному месту и времени. Впоследствии я отказался от такого приема, строя романы вне конкретного времени и пространства, как некие схемы, наподобие драмы характеров, оставив пейзажи земные, морские и небесные для других книг».

С другой стороны, в «Мире среди войны» уже содержится, как в яйце (используя метафору самого Унамуно), множество образов и идей, детально разработанных писателем в его позднейших художественных и философских произведениях. Свой первый роман, населенный непохожими друг на друга героями, Унамуно пишет, используя богатую палитру красок, как бы пробуя на вкус разные представления о жизни.

Чтобы правильно понять замысел Унамуно, нужно помнить, что его роман создавался в годы необычайной популярности в Испании творчества Льва Толстого (в особенности – «Войны и мира»). Само название «Мир среди войны» звучало в Испании 90-х годов полемически и остро. Молодой писатель как будто оглядывается на предшествующую литературную традицию и одновременно дает понять, что выступает с другим видением мира, с собственной манерой письма, со своей философией войны и истории.

Эту двойственную зависимость – интерес к Толстому и выбор собственного пути в литературе – хорошо охарактеризовал сам дон Мигель. «Роман "Война и мир" мне очень нравится и довольно многому меня научил, так как я и сам нахожусь в состоянии спора между войной и миром. Разумеется, мой подход к проблеме, мой стиль, моя точка зрения – все разительно отличается от Толстого», – писал Унамуно в письме к другу в период работы над «Миром среди войны». [8]8
  Unamuno M. de.Cartas inéditas. Satiago, 1965. P. 173.


[Закрыть]

Несомненно композиционное сходство двух романов. И Толстой, и Унамуно, стремясь отразить всю полноту жизни в описываемых ими мирах, прибегают к умножению центров действия: в обоих романах показана жизнь нескольких семейств, связанных между собой узами родства и дружбы (в «Мире среди войны» можно выделить три таких центра: семья Игнасио, семья Рафаэлы, семья Пачико). Не менее важна и другая особенность поэтики, которая могла привлечь Унамуно в романе Толстого, – противоречивое восприятие реальности персонажами не является «последним словом» об этой реальности: уровнем выше явственно различима позиция автора, который и выносит свое суждение о происходящем.

Многое из описанного в «Мире среди войны» – это детские воспоминания самого Унамуно; в одном из эпизодов третьей части дон Мигель – уже не как автор книги, а как участник описываемых событий – признается: «В эти дни все мы чувствовали себя воинами пера». В приведенной фразе голос автора как будто вливается в хор голосов его соотечественников – испанцев, жителей Бискайи, – которые жили внутри событий, впоследствии названных Второй карлистской войной.

В «Мире среди войны» (как и в романе Толстого) жизнь течет на фоне событий, известных читателям из истории (сражения, осада городов, заключение перемирий, дипломатические переговоры и т. п.), но сама война показана в иной перспективе: с точки зрения людей, находящихся внутри нее, людей, чье восприятие обыкновенно не берется в расчет историками.

Самое парадоксальное в этой перспективе то, что герои, живущие внутри войны, ее не замечают. Это еще одна особенность, сближающая «Мир среди войны» с «Войной и миром». Очень сходно описаны, например, первый бой в восприятии Николая Ростова и Игнасио Итурриондо, двух непосредственных участников военных действий. Оба молодых человека, оказавшись в гуще событий, видят, что война для них – не цепь героических, «исторических» деяний, а продолжение той обычной жизни, которую они вели в мирное время. В своем первом бою оба героя действительно «не чувствуют» войны – такой, как она им представлялась; находясь внутри боя, они замечают лишь детали, которые не складываются в их восприятии в целостную картину. «Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями»; [9]9
  Толстой Л. Н.Война и мир. Т. 1, ч. 3, гл. VII.


[Закрыть]«Игнасио слышал звуки стрельбы, но по-прежнему ничего не видел, а когда увидел, что окружавшие его товарищи побежали, подчиняясь приказу, вперед, тоже побежал вместе с ними».

На всем протяжении романа Унамуно соположение двух основных состояний человеческого бытия – мира и войны – играет ключевую роль и в раскрытии характеров главных героев, и в авторских отступлениях. В целом взаимоотношения мира и войны (притом что оба эти понятия в концепции Унамуно многозначны) образуют в романе сложную систему, в этих терминах описывается все, что происходит на его страницах.

С одной стороны, война представлена в романе как привнесенное извне зияние в привычном и «хорошем» ходе жизни («На войне в человеке обнаруживаются единоутробные братья – ребенок и дикарь».) Попав на войну, люди «мира» начинают играть в войну, но играют они с оружием в руках. Один из волонтеров-карлистов ради забавы стреляет по подружке Рафаэлы как по мишени и ранит ее. Юная Рафаэла, носительница семейного, примиряющего начала в романе, ощущает жестокость и глупость войны как «мужские штучки»:«Мужчины играют в войну как дети, и еще хотят, чтобы несчастные женщины верили, что они сражаются за что-то серьезное». Война портит простых людей, вовлеченных в ее орбиту, – ведь смысл и цели войны остаются для них неясными.

Другая перспектива, в которой рассматриваются отношения войны и мира в романе Унамуно – это взгляд на войну (в данном случае конкретно на Вторую карлистскую войну) как на событие историческое, а на мир до, после и внутри самой войны – как на интраисторическую, подлинную жизнь народа. Война остается непонятной и ненужной ее участникам с обеих сторон; крестьяне ругают обе армии за то, что их приходится кормить. В «Войне и мире» в осажденном Смоленске жители сами поджигают свои дома, чтобы они не достались французам; в «Мире среди войны» есть эпизод с противоположным содержанием: покидая селение, солдаты решают поджечь дом, а крестьянин просит их не делать этого.

Война как событие «историческое» в романе Унамуно не объединяет людей – все едины только в том, что им нужен мир. Главный лозунг, за который сражаются солдаты в конце войны, – это «Да здравствует мир!»

Еще одно видение войны и мира, также созвучное мировосприятию автора, представлено в финале романа: это мысли юного Пачико – интеллектуального героя, наделенного чертами сходства с молодым Мигелем де Унамуно, – смотрящего на море с вершины горы. Весь мир представляется ему полем борьбы вечных начал: «Горы и море! Колыбель свободы и ее дом! Ее истоки и основание ее развития!.. Еще до того, как возник человек, четыре основных элемента: воздух, огонь, вода и земля – вели между собой жестокие войны, отвоевывая себе место в мировом царстве; и война эта продолжается, медленная, упорная, молчаливая».

Роман Унамуно заканчивается словами: «Не вне и не помимо войны, а в ней самой следует искать мира – мира среди войны». Это – одно из преломлений концепции интраистории: вечная борьба войны и мира при максимальном уровне обобщения видится автору как вечный мир – именно в силу своего постоянства, своей цикличности. Идея финала «Мира среди войны» отличается от идеи эпилога «Войны и мира», где в спокойное течение домашней жизни героев вторгается ожесточенный спор Пьера с Николаем Ростовым, – хотя сюжетно оба романа заканчиваются сходно: мечтами молодого, вступающего в мир героя о том, как он будет жить в этом мире.

О композиции сборника «"Святой Мануэль Добрый, мученик" и еще три истории» говорит его название: «еще три истории» группируются вокруг главной – «Святого Мануэля», как бы дополняя исключительный случай неверующего доброго священника, воплощение «трагического чувства жизни», историями о жизни (или не-жизни) других людей.

О «проблеме собственной личности»,которая объединяет все истории в единую книгу, лучше всего написал сам Унамуно в прологе к сборнику (пролог – вообще один из любимых и значимых жанров для дона Мигеля: почти каждому своему произведению он предпосылал один или даже несколько прологов). Унамуно на правах властелина вторгается в мир читательских восприятий и открыто излагает свой вариант толкования созданных им образов: «Дон Мануэль Добрый стремится, готовясь к смерти, растворить, а верней, спасти свою личность в той, которую составляют люди его селения; дон Сандальо свою неведомую личность утаивает, а что касается бедного человека Эметерио, тот хочет сберечь свою для себя, накопительски, а в итоге его использует в своих целях другая личность». Можно только добавить, что «Одна любовная история», написанная раньше и вошедшая в сборник позднее других, гармонирует со всеми остальными: жизнь ее молодых героев, комическим образом не разглядевших свою личность, отказавшихся от нее, становится трагической борьбой за обретение этой личности – одной на двоих.

Вершиной сборника – подобно тому, как голос священника был вершиной церковного хора, – является, несомненно, повесть «Святой Мануэль Добрый, мученик», «своего рода идейное и художественное завещание писателя», – как считала И. А. Тертерян. В этом произведении «сплетены воедино чуть не все идейные темы творчества Унамуно». [10]10
  Тертерян К. А.Мигель де Унамуно: личность, свершения, драма//Унамуно М. де. Избранное. С. 23.


[Закрыть]

Образ дона Мануэля, исключительно самобытный и, пожалуй, самый эмблематичный из созданных Мигелем де Унамуно, лежит на пересечении множества образов мировой литературы и в то же время позволяет проникнуть во внутренний мир самого автора. Прочные нити связывают «Святого Мануэля» с другими произведениями Унамуно. Так, например, отдельные черты главного героя можно разглядеть в двух непохожих друг на друга фигурах священников, играющих эпизодические роли в «Мире среди войны».

В этом романе есть эпизод, когда Игнасио еще до начала войны приезжает из Бильбао погостить в село к родственникам и находит там людей, живущих вне истории, принадлежащих вечности; течение их жизни зависит не от политических треволнений, столь значимых в городе, а исключительно от природных условий – перемены погоды и плодородия почвы. (Не случайно, что Унамуно пишет о жизни крестьян, у которых гостит Игнасио, в настоящем времени – описывая то, что было, есть и будет, в отличие от войны, явившейся разрывом в цепи привычных событий.)

Воплощением и гарантом «мира», царящего в коллективном сознании народа, является сельский священник – плоть от плоти народа своего села и вместе с тем посредник между односельчанами и Богом, что достигается его приобщением к книжной премудрости. «Деревенский священник – это тот же хуторянин, младший сын, сменивший заступ на книгу, и, когда, понабравшись учености, он возвращается в родную деревню, старые приятели по играм почтительно снимают перед ним береты. Это – свой человек и в то же время – наместник Божий; сын народа – и пастырь душ; он вышел из их среды, и он же возвещает им вечную истину».

Такое же положение среди односельчан мог бы занять и герой «Святого Мануэля Доброго», с той разницей, что дон Мануэль – личность исключительная, и односельчане видят в нем больше, чем их представитель в отношениях с Богом: он сам для них святой и чудотворец. С другой стороны, неверующий дон Мануэль уже не может составлять единого целого со своим народом: если о священнике в «Мире среди войны» сказано, что он – ствол народного дерева, в нем содержатся все жизненные соки народа, то символом утраты священником веры выступает в «Святом Мануэле» сухое дерево, стоявшее на главной площади села; из него священник выстругал доски для своего гроба. (Образ сухого дерева как символа жизненного пути героя мог быть подсказан Унамуно описаниями старого дуба в «Войне и мире» Толстого; старый дуб из «Истории о доне Сандальо», безусловно, тоже «родом» из «Войны и мира».)

Другого священника, возникшего на страницах «Мира среди войны», сближают с Мануэлем Добрым мотивы личной исключительности, таинственности и неограниченной власти над людьми. Это священник из Эрниальде, легендарный командир отряда смельчаков; зовут его тоже дон Мануэль. Что творится у него в душе, никому не ведомо; офицеры и солдаты под его началом равны в своих правах, он – единоличный командир и враг всякой дисциплины, навязываемой высшими армейскими властями (мотив недоверия официальным властям связан также и с образом Мануэля Доброго). Когда Игнасио спрашивает, говорит ли Мануэль Сайта Крус в своих знаменитых речах о религии, его перебивает боец из отряда священника: «Дону Мануэлю Бог не нужен, ему война нужна».

Дон Мануэль из Эрниальде занят только войной и не представим вне войны; дон Мануэль из Вальверде-де-Лусерны любой ценой стремится сохранить мир в сердцах людей, его невозможно представить жестоким – и все-таки обе фигуры пользуются любовью и даже поклонением своего народа и действуют во имя него. Жестокий священник из «Мира среди войны» является одновременно и антагонистом, и предтечей Святого Мануэля Доброго.

Еще один образ, с которым генетически связан дон Мануэль, – это Великий инквизитор, герой легенды Ивана Карамазова. (Унамуно хорошо знал творчество Достоевского и написал о нем несколько эссе.) Два человека, облеченные властью Церкви, через всю свою жизнь проносят тайну, которая кажется невыносимой для любого человека в их положении: они не верят в учение Церкви, в жизнь вечную, не верят в Бога. Святой Мануэль Добрый назван мучеником; Инквизитор – «страдалец», «мучимый». Обоих тяготит этот обман, но они не отказываются от власти, которой наделяет их вера людей – в Бога и в них самих, – чтобы вести свою паству тем путем, который они считают наилучшим. Оба священника поступают так, ибо уверены, что обыкновенные люди не в силах вынести той правды, которую знают они, обоими движет любовь к людям.