Текст книги "Трэвис"

Автор книги: Миа Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 29

Хейвен

Гул голосов приветствовал нас, когда мы открыли дверь в ратушу. Несколько голов повернулись, некоторые улыбнулись, некоторые выглядели слегка любопытствующими, потягивая из пластиковых стаканчиков. Я глубоко вдохнула запах благоухающего кофе и выпечки и провела руками по бедрам.

– Пойдем, – сказал Истон, ведя меня к столу, где три большие серебряные вазы стояли рядом с тарелками с печеньем и выпечкой.

– Ты уверен, что это хорошая идея? – спросила я тихо.

Истон взял пончик, откусив большой, сладкий кусок и не потрудившись прожевать или проглотить, прежде чем ответить:

– Да. – Он сделал паузу, чтобы сглотнуть. – Все ребята из пожарной части Пелиона будут здесь. Вон там капитан, – сказал он, подняв подбородок и слегка помахав сурового вида мужчине возле сцены. Мужчина кивнул головой в знак приветствия. – Если мы хотим присоединиться к этому сообществу, то нам стоит быть здесь.

Истон переступил с ноги на ногу. Его слова. Он нервничал. Он никогда бы не признался в этом, но он хотел, чтобы его приняли. Он всегда был странным человеком, ребенком, который не мог пригласить других в гости.

Тот, чья мать никогда не показывалась.

Но он все равно ждал.

Он заслужил это. Завести друзей. Быть принятым.

Я делала это для него. Но я также делала это для себя. Мои нервы были на пределе, сердце учащенно билось как от волнения – надежды – так и от трепета. Это были два долгих года, и я собиралась пойти на свой первый большой риск.

Ты можешь это сделать. Пришло время.

Я налила себе стаканчик кофе, осторожно потягивая обжигающую жидкость. Все места были заняты, но мы с Истоном стояли у задней стены, наблюдая, как члены сообщества болтают и смеются, наслаждаясь друг другом.

Ты можешь стать частью этого.

Эта надежда снова вспыхнула в моей груди, и да, ее сопровождал страх, но разве так не всегда бывает? Истон был прав. Я не могла ждать, когда сомнения полностью исчезнут, потому что этого могло никогда не случиться. Я должна была сделать выбор, принять это и стремиться к тому, чего хочу, несмотря на беспокойство.

Я заслужила иметь мечты.

И как бы они когда-нибудь сбылись, если я не была готова остановиться, посмотреть в лицо своему прошлому, а затем двигаться дальше, ничем необремененной, в свое будущее?

И я не буду делать это в одиночку.

Мое сердце подпрыгнуло, а затем воспарило, когда в поле зрения появился Трэвис, стоящий возле низкой сцены и берущий стопку бумаг у молодого человека, который также был одет в полицейскую форму. Трэвис взял часть стопки бумаг сверху и передал их невысокой стройной женщине со стрижкой каре, которая начала раздавать их людям в конце каждого ряда, чтобы передать остальным.

В течение нескольких минут я просто наблюдала за ним в его стихии, как люди проходят мимо него и говорят пару слов, как он смеется вместе с ними, сжимая плечо одного мужчины и похлопывая его по спине.

«Дай нам шанс, Хейвен».

Да.

Мужчина рядом с ним – молодой полицейский с короткострижеными волосами – толкнул локтем Трэвиса и, наклонившись, торопливо заговорил. Трэвис замер, нахмурился, несколько секунд смотрел на бумаги в своей руке, прищурился, слегка отстранил их, а затем моргнул в замешательстве, прежде чем его голова поднялась, и он встретился с моими глазами. Молодой полицейский тоже уставился на меня, и даже издалека я увидела, как его горло дернулось, когда он сглотнул.

Трэвис в шоке уставился на то, как я закусила губу, застенчивая, счастливая и молящая Бога, чтобы он понял, зачем я пришла. Уязвимость заставляла меня чувствовать себя хрупкой, шаткой, и все же эта надежда продолжала трепетать внутри.

Я собираюсь остаться.

Я увидела, как у него участилось дыхание, выражение его лица сменилось... ужасом.

Мое сердце упало, и я рассеянно взяла бумаги, которые попали к нам, также передав одну Истону.

Почему Трэвис так посмотрел на меня?

У меня в затылке началось жужжание.

Разве он не рад, что я здесь?

 Внутри меня поднялась дрожь.

– О Боже, – услышала я сдавленный голос Истона.

Я взглянула на него, чтобы увидеть, что он начал читать листовку, которую нам вручили, и, сбитая с толку, опустила взгляд на свою собственную, все внутри меня похолодело, когда я увидела, что там было написано, мое сердце падало все ниже и ниже, пока я читала.

Недавно сформированный комитет по связям с общественностью совместно с полицейским управлением Пелиона будут выпускать этот ежемесячный бюллетень в попытке защитить безопасность, благополучие и счастье наших сограждан. До нашего сведения дошло, что сезонный сотрудник гольф-теннисного клуба «Каллиопа» причинил боль и проявил неуважение к нашему собственному начальнику полиции. По этой причине Истон и Хейвен Торрес указаны в этом выпуске журнала «ПЕЛИОН» как «САМЫЕ НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫЕ». Призовите этих людей как можно быстрее покинуть наше сплоченное сообщество. Когда посторонний причиняет вред одному гражданину, страдают все граждане. Пелион – это семейный город, и комитет по связям с общественностью проводит проверку всех жителей как постоянных, так и временных.

И под подписью были наши фотографии, фотографии, которые я узнала, как те, которые Истон разместил в социальных сетях, только увеличенные и сделанные крупным планом.

Тихий сдавленный звук вырвался из моего горла, когда я почувствовала, что взгляды обратились к нам.

Я продолжала читать. Не могла остановиться. Я была приклеена к своему месту, не в силах поднять голову, мои глаза отказывались перестать воспринимать строчку за строчкой, подвиги Истона и мое собственное одобрение его поведения. Все разрушения, оставленные после нас. Аресты, заявления о разводе, публичные ссоры.

– Как они... как они... – я задохнулась.

– Мои социальные сети, – сказал Истон, и его голос звучал ровно, лишенный эмоций. – Я разместил сообщения из каждого сообщества, в котором мы останавливались с того дня, как покинули Лос-Анджелес.

Я чувствовала оцепенение, растерянность, тошноту от горя, мой разум кружился от того, сколько труда ушло на составление подобного списка. Я чувствовала, что все взгляды устремлены на меня. Осуждение.

Самые нежелательные.

Самые нежелательные.  

Самые нежелательные.

Часть информации была в основном точной, а часть – совершенно безосновательной. Не то чтобы это имело значение. Кто бы это ни сделал, он потратил много времени и усилий, связываясь с городками, где мы были, от Калифорнии до Мэна.

Почему?

«Я был сосредоточен на мести.»

«Месть?»

«Да. Что плохого в том, чтобы отомстить, когда тебе причинили зло?»

Недавно сформированный комитет по связям с общественностью совместно с полицейским управлением Пелиона...

Он это сделал.

Трэвис сделал это.

Я почувствовала жар, головокружение. Усилился шепот людей. Я услышала свое имя и тон этого человека, полный презрения.

– Ну, они не похожи на людей, которых мы хотели бы видеть здесь постоянно, – сказал кто-то.

– Это кажется немного подлым, – ответил кто-то другой. – Но я согласен.

– Вы можете себе представить, какие проблемы они могут вызвать? – спросил кто-то другой. – Похоже, они уже начались.

– Какая грязь.

Я осмелилась взглянуть на Истона и увидела, что его взгляд сосредоточен на капитане пожарной части, который, склонив голову, читал бумагу, описывающую все грехи Истона. Взгляд моего брата опустился. Я уже видела это выражение раньше. Когда он сидел на тротуаре, двумя пальцами сжимая запястье нашей матери.

Это убивало его. И я наблюдала, как медленно умирает его душа. Снова.

Мой взгляд метнулся к ошеломленному лицу Трэвиса, и он, казалось, внезапно вспомнил, как двигаться, бросил оставшиеся листовки и двинулся ко мне.

Беги.

Только я, похоже, не могла этого сделать.

– Хейвен, – сказал он, его голос был почти шепотом, как будто ему было трудно дышать. – Я не знал, что ты будешь здесь.

– Да, очевидно, не знал, – сказала я, и мой голос прозвучал глухо и безжизненно даже для моих собственных ушей. Я подняла листовку дрожащей рукой. – Это ты сделал?

Он сглотнул, его глаза на мгновение закрылись.

– Я... нет. Я не печатал эту листовку, но это моя вина. Я попросил своего рекрута присмотреться к Истону. – Он взглянул на моего брата, затем отвел взгляд. – Я беру на себя ответственность за это. Но я не думал... – он резко выдохнул, проводя рукой по волосам, когда мое сердце медленно сжалось.

– Твоя... месть, – сказала я.

Его плечи опустились, и он умоляюще посмотрел на меня.

– Да. Моя месть.

Голоса начали повышаться по мере того, как все больше людей сплетничали о том, что они прочитали. Это выглядело плохо. Это выглядело ужасно. Я бы тоже на их месте не хотела, чтобы мы были частью этого идеального сообщества.

«Какая грязь».

Так и было. Мы были грязью, а в этом флаере не было даже и половины подробностей.

Истон сделал ужасный выбор. В моей руке был зажат список. Но я протащила его через всю страну из-за моих проблем, и он действовал так из-за этого. Я была эгоистична и легкомысленна. Ему нужно было остаться дома и выздоравливать, оставаться с людьми и привычными для него вещами, а я не позволила ему. Я была той, кто оставил за собой след из обломков на нашем пути. Я.

Трэвис протянул руку.

– Хейвен, пожалуйста, – сказал он, – Позволь мне все исправить. Мне так жаль.

Сквозь шум можно было расслышать громкое жужжание самолета, пролетающего низко над головой.

– Это тянущийся баннер, – послышался голос кого-то у окна.

Глаза Трэвиса расширились.

– О Боже милостивый, нет, – выдохнул он.

– Это реклама уроков парасейлинга в Каллиопе, – ответил другой человек, отворачиваясь от окна к более интересной драме, разворачивающейся перед переполненным залом. Глаза Трэвиса на мгновение закрылись, его плечи опустились, и он глубоко вздохнул, явно испытывая облегчение от чего-то.

Самые нежелательные.

Трэвис посмотрел на Истона, а затем снова на меня.

– Позволь мне объяснить это, – сказал он.

Мой взгляд медленно скользил по комнате, люди казались размытыми, боль была серым пульсирующим туманом перед моими глазами. Возможно, Трэвис не хотел, чтобы это произошло, или, возможно, не до такой степени, или не таким образом, но, тем не менее, он приложил к этому руку, и теперь ущерб был нанесен.

«Дай нам шанс, Хейвен».

Его слова, они были ложью.

И мне лгали снова и снова, и все же я продолжала надеяться. 

«Я чиста».  

«Я больше никогда не буду принимать наркотики».

«Я не буду тратить деньги на покупки наркотиков».  

И худшая ложь из всех: «На этот раз я буду там».

Все эти старые раны широко открылись, и я истекала кровью. Он сказал, что я ему небезразлична, но позволил этому случиться. Так или иначе.

– Поздравляю, – сказал Истон, его голос все еще был тусклым, губы невесело изогнулись. – Ты осуществил идеальную месть. Ты подождал и нанес удар. – Он протянул руку. – Блестящая стратегия. Победа за тобой.

Губы Трэвиса сжались, а челюсть задергалась, как будто он сжимал ее снова и снова. Он посмотрел вниз на руку Истона, но не взял ее.

– Все не так, как кажется...

– Это не имеет значения, – сказала я, вздернув подбородок. Я почувствовала, как рыдание подступает к моему горлу, но не могла заплакать перед этими людьми. Я не могла. – Не было необходимости делать листовки, чтобы избавиться от нас, – сказала я толпе в целом. – Мне жаль, что вы зря потратили чернила. И время на исследования. Мы все равно не собирались оставаться. Пошли. – Я потянулась к руке Истона, все еще поднятой в воздухе и дернула его за рукав.

Истон колебался всего мгновение, прежде чем взять меня за руку. Мы повернулись как раз в тот момент, когда Трэвис потянулся ко мне, но я уклонилась от него, идя на ногах, которые казались резиновыми, мое глубокое смущение заставляло мои мышцы подергиваться.

Прочь. Прочь. Беги.

Я подождала, пока мы сядем в машину, и Истон выедет со стоянки, прежде чем позволила слезам пролиться. Мое сердце и моя гордость были полностью разрушены.

Глава 30

Трэвис

Опустошение прокатилось по мне.

Что я натворил?

Я застонал от отчаяния, обхватив голову руками.

Она никогда не простит меня, да и с чего бы? Это была глупая, неправильно направленная жажда мести, которая запустила мяч и закончилась публичным унижением Хейвен и Истона.

Я хотел убить Спенсера, когда подошел к нему после ухода Хейвен и Истона. Но его глаза были широко раскрыты от шока и стыда, и он сказал несчастным голосом:

– Мы не знали, что они будут здесь. – Я пытался сдержать свой гнев из-за того, что он не попросил моего одобрения относительно листовок, но я знал, что все началось с меня, и что я проявил небрежность, позволив этому сучиться. Я был шерифом. Тот факт, что это прошло мимо меня, был неприемлем.

В результате того, что я ослабил бдительность, я уничтожил Хейвен, а также Истона.

Дорогой Иисус.

Я вспомнил их уязвленные взгляды, то, как они оба так отчаянно пытались сохранить свою гордость, и им едва удалось это сделать. Два человека, которые были нежеланными всю свою жизнь. Это казалось таким... жестоким. Бессердечным.

Все то, как меня называли раньше.

Я собрал все листовки, сказав толпе, что это ошибка, но к тому времени это было бессмысленно. Все место гудело, разгорелись дебаты о том, правильно или неправильно осуждать людей за проступки. Я был слишком занят, чтобы участвовать в этом, моя голова болела от того, как я мог это исправить.

Бри и Арчер подошли ко мне, взгляды на их лицах были такими яркими примерами разочарования, что мне захотелось провалиться сквозь пол.

Было бы легко возложить вину на Спенсера, а также на Берди Эллис, но я всегда выбирал легкий выход, и теперь я чувствовал, на каком-то космическом уровне, что это был мой последний урок.

«Ты либо откажешься от всего. Либо потеряешь все».

Я подошел к перекрестку, оба пути, казалось бы, вели в одном направлении.

***

Я выглянул в переднее окно своего грузовика, капли дождя стекали по стеклу и размывали старый красный амбар, страдание текло по моим венам.

Я не сомкнул глаз и, как только взошло солнце, поехал сюда, пытаясь обрести немного покоя, немного ясности. Потому что все, что я продолжал видеть, было выражение ее лица в тот момент, когда она поняла, что держит в руках.

Выражение ее лица разорвало мое сердце в клочья, то, как она стояла там, осуждающие взгляды всего Пелиона, устремленные на нее. Место, которое она считала мечтой. Место, которое принесло ей покой.

Дождь капал, тучи проносились мимо, и я не мог избежать еще одной суровой правды.

Когда-то давным-давно Арчер тоже чувствовал то же самое.

И я был частью этого.

Я заслуживал такое чувство.

Хейвен – нет.

И Истон тоже, если уж на то пошло.

В листовке подчеркивались проступки Истона, но я знал, что список ранил Хейвен не менее глубоко, потому что она любила его. И они оба были там, чтобы попросить город принять их. Я прерывисто вздохнул. Дело в том, что... Я знал, каково, должно быть, читать подобную листовку, потому что я был на этом месте. Я намеренно делал что-то, чтобы причинить людям боль. После меня оставалось разрушение, причем на протяжении более чем двух лет. Но в отличие от него, меня приняли, а не избегали. Мне дали второй шанс. Черт, мне дали больше, чем второй шанс. Мне предложили не только принятие, но и любовь.

Они были там, чтобы присоединиться к сообществу, стать частью чего-то. Рискнуть, прося о принятии, когда риск был очень труден для людей, которые прошли через то, что они прошли. Я понял причину, по которой они были там, в ту же секунду, как увидел ее, и это заставило счастье закружиться головокружительным вихрем внутри меня. Я хотел знать, как, почему и когда она пришла к такому решению, потому что еще до того, как она увидела написанное о них, у нее был такой вид, будто она плакала. Я знал, что выбор потребовал огромного мужества. Ее глаза были красными и опухшими, но на ее лице была такая искренняя надежда.

– Идиот, идиот, идиот, – пробормотал я, садясь прямо.

Остальные фотоальбомы, подаренные мне мамой, все еще лежали на моем пассажирском сиденье, и я взял один, лениво листая его, видя фотографии моего отца и меня в детстве, а затем маленького мальчика, фотографии, которые закончились после того, как я был запечатлен перед тортом с семью свечами на нем.

Зачем ты это делаешь? Чтобы помучить себя? Чтобы напомнить, что ты не достоин ничьей любви? Вспомнить, почему он ушел?

Я закрыл альбом. Единственная поправка к оригиналу земельного акта прилипла сверху, и я взглянул на нее. Я уже читал ее. Это не представляло угрозы для Арчера, поэтому не было необходимости сжигать его. Это представляло угрозу для меня, но я не беспокоился. Арчер был разумен, и я знал, что он был бы готов закрыть на это глаза или аннулировать это. Я отбросил ее в сторону, поднимая тяжелый альбом, чтобы положить и его обратно на сиденье, когда из заднего отделения выпал конверт с моим именем, написанный незнакомым, но сразу узнаваемым почерком.

Мое сердце дрогнуло.

Я потянулся к нему трясущимися руками. Мое остановившееся сердце внезапно забилось с перебоями.

Не читай это. Что бы там ни говорилось, это может разрушить последнюю частичку тебя.  

Но я должен был. Я должен был.

Мое сердце заколотилось о ребра, когда я открыл конверт. Печать уже была сорвана.

Оно уже читалось раньше.

Но не мной.

Я развернул письмо, мое дыхание сбилось.

Он написал семилетнему ребенку.

15 мая

Дорогой Трэвис,

Это самое сложное письмо, которое я когда-либо писал, но ты хороший, умный мальчик, и поэтому я знаю, что ты изо всех сил постараешься понять то, что я хочу тебе сказать.  

Иногда мамы и папы женятся по неправильным причинам, а иногда они остаются вместе дольше, чем следовало бы, даже если ни один из них не счастлив. Вот что случилось со мной и твоей матерью, и вот почему мы больше не будем жить вместе. Что никогда не изменится, несмотря ни на что, так это наша любовь к тебе. Когда-нибудь ты узнаешь обо всех совершенных ошибках, но в одно ты никогда не должен верить – что ты был одной из них. Ты мой любознательный, проницательный маленький человечек, и я так  сильно  горжусь тем, что я твой отец.  

Я ухожу, Чемпион, но ненадолго. Я вернусь к тебе, потому что я бы никогда не бросил тебя. И когда мы встретимся лицом к лицу, я постараюсь объяснить все то, что должен.

Ты помнишь землю, на которую я водил тебя смотреть, прямо на озере? Ту, где красный амбар и все эти ряды фруктовых деревьев? Когда придет время, я собираюсь построить большой дом на этом участке, и мы будем там счастливы. Я вижу это своим мысленным взором, Чемпион, – мы с тобой сидим на причале с удочками в руках.

Ты тоже это видишь?

Держи эту картинку в своем сознании.

Пожалуйста, доверься мне. И самое главное, пожалуйста, доверяй своему собственному мудрому и нежному сердцу. Прислушивайся к этой части себя. Это никогда не собьет тебя с пути.

У нас так много лет впереди, Чемпион. Годы, чтобы жить, смеяться и извлекать всевозможные уроки, хорошие и плохие, и все, что между ними. И когда у тебя возникнут вопросы или тебе понадобится руководство, я буду рядом.  

Я  всегда  буду рядом.

Я люблю тебя всем сердцем

Твой папа

Я сдавленно выдохнул, горячие слезы жгли мне глаза.

Он не ушел, не попрощавшись. Он написал мне, только я не знал об этом.

Мой отец уезжал на короткое время, скорее всего, чтобы увезти Алиссу и Арчера в безопасное место, пока не будут поданы оба заявления о разводе, а горячие страсти не остынут.

Он временно уезжал, пытаясь защитить их, потому что был влюблен.

Я никогда не понимал, на что способен мужчина ради любимой женщины. Потому что никогда не испытывал таких глубоких чувств. Хотя сейчас понял.

Мир накренился, все, что я когда-либо считал правдой, перевернулось.

Да, мой отец был влюблен. Но он и меня любил.

«…я бы никогда не бросил тебя».

Я поднял глаза, невидящим взглядом уставившись на старый красный амбар, на солнечный луч, пробивающийся сквозь облака.

«Ты либо откажешься от всего. Либо потеряешь все».

И внезапно, в одно мгновение, я понял, что мне нужно делать.

Страх пронзил меня дрожью. Страх и чувство правильности, которого я никогда не знал.

«…доверяй своему собственному мудрому и нежному сердцу».

Я собираюсь, папа.

Однако сначала мне нужно было сделать несколько остановок. Я повернул ключ в замке зажигания. Шины захрустели по мокрому гравию, когда я развернулся, направляясь к дороге, которая вела из города.

***

Моя мама поправила сумки в руке, роясь в сумочке в поисках того, что, должно быть, было ее ключами, когда я шагнул к ней. Едва было десять утра, а она уже ходила по магазинам.

Она слегка вздрогнула, выдохнув, когда увидела, что это я.

– Трэвис. Ты не сказал мне, что придешь.

Я поднял конверт с письмом от моего отца. Ее брови нахмурились, когда она снова поправила пакеты с покупками в руках.

– Что такое… – я увидел, когда к ней пришло понимание. – О, я поняла. – Она слегка пожала плечами, направляясь к своей двери. Но я также заметил, что ее лицо внезапно немного побледнело под густым макияжем.

Она щелкнула замком, заходя внутрь, и я последовал за ней.

– Ты скрывала это от меня.

Я вел машину, даже не задумываясь о том, что скажу ей, во мне бушевало так много мыслей и эмоций, что у меня не осталось места для каких-либо планов. Я только хотел знать почему.

Она бросила сумки на диван и развернулась лицом ко мне. К ней вернулось самообладание. Это заняло всего мгновение.

– Это не принесло бы тебе никакой пользы, Трэвис. Это только насыпало бы соли на рану. Тебе было семь лет. Позже я вообще забыла о его существовании.

Я покачал головой, не веря, что кто-то может быть настолько невероятно, слепо поглощен собой.

– Это значило бы для меня все, – мне было трудно дышать. – Ты скрывала это от меня не потому, что думала, что я был слишком мал, чтобы понять. И ты не забыла об этом. Ты хотела, чтобы я испытывал к нему ту же горечь, что и ты, потому что это сработало для тебя. Он бросил тебя. Он не мог вынести твоей лжи и манипуляций. Но он не бросил меня. Он никогда не бросал меня. И всю свою жизнь... всю свою жизнь, я нес горе, которое пришло от мысли, что он это сделал.

Она теребила свои браслеты, на ее щеках выступили два цветных пятна, а глаза сузились. Это был гнев. И я предположил, что ее гнев был щитом, но он также метал и кинжалы. Он предназначался для защиты... и для нанесения ран.

Что с тобой случилось? – хотел спросить я. Но это не имело значения. Она никогда не собиралась меняться. У нее были возможности стать лучше, но она никогда ими не пользовалась.

– Он даже не хотел тебя! – ее слова вырвались наружу. – Ты бы видел его лицо, когда я сказала ему, что беременна! Это было так, как будто кто-то ударил его прямо в живот.

– Потому что ты обманом втянула его в это! – закричал я и получил удовлетворение, увидев, как она вздрогнула. Я знал, каково это – быть привязанным к этой женщине, поэтому мне не нужно было гадать, что он чувствовал. Он тоже совершал ошибки, но он пытался поступить благородно. И я не собирался позволять моей эгоистичной матери убедить меня, что, хотя я был незапланированным ребенком, он не любил меня. Мое сердце подсказывало мне другое. Я почувствовал его любовь. И вера в то, что он любил меня, а потом все равно ушел, создала внутри глубокую яму опустошения, которую я носил с детства. Но больше не собирался это выносить. Я сделал глубокий, очищающий вдох, выпуская гнев, негодование. Я также не собирался цепляться за это и рисковать превратиться в нее.

– Я сжег те документы, которые ты мне дала, – сказал я.

Кроме земельного.

Но я не собирался ей этого говорить.

Ее глаза расширились, губы изогнулись.

– Ты сделал что? Боже мой! Я думала, что могу доверять тебе, отдав оригиналы! Ты знаешь, что потерял? Ты вообще понимаешь?

– Нет, это ты потеряла, мама. – Я обнял ее в последний раз. – Если бы ты вообще любила меня, ты бы дала мне это письмо, – сказал я, снова поднимая его. – Ты так не хотела прекращать попытки контролировать все и вся, что проиграла. Ты потеряла все. Включая меня.

А потом я повернулся и пошел прочь.

Когда дорога обратно в Пелион – обратно домой – простиралась передо мной, ее слова отдавались эхом.

«Я думала, что могу доверять тебе».

Ты не можешь. Но, может быть, я наконец смогу начать доверять себе.

***

Я сделал еще несколько коротких остановок, в частности, одну в пожарной части, где мне нужно было кое-что объяснить и попросить об одолжении, а затем направился домой.

Было странно снова оказаться в своем доме, в окружении всех вещей, которые казались одновременно знакомыми и нет. Это больше не было похоже на дом. Не так, как в гостинице «Желтая шпалера», в том доме, полном неудачников и смеха, привязанности и даже любви.

И само собой разумеется, самогона.

Я сел за обеденный стол, отодвинув в сторону письмо от хозяйки дома. Я разберусь с этим позже. Мой компьютер стоял передо мной, и в течение нескольких минут я просто смотрел в окно на деревья, которые загораживали озеро за ними. Отсюда не было четкого вида на озеро, но я мог видеть крошечные голубые искорки сквозь пушистые ветви и чувствовать покой, который приносила вода.

Сколько бесчисленных раз это озеро успокаивало меня?

Слишком много, чтобы сосчитать.

Сколько раз люди в этом сообществе так или иначе утешали меня?

Слишком много, чтобы сосчитать.

Я думал о том, что Берт рассказал мне о Бетти и о ее потерянных словах. Я думал о том, как они дополняли друг друга, каждый давал то, чего не хватало другому.

Я думал о Хейвен, и об Истоне тоже.

Я думал о том, что они были кочевниками, ищущими дом.

И о том, что я был человеком с домом, который я никогда полностью не ценил, пока не увидел его их глазами.

Я чувствовал стыд, благодарность, опустошение и смирение.

Я позволил всему этому захлестнуть меня, впитаться в мою кожу, наполнить мое сердце, въесться в мои кости, в то, кем я был и кем я мог бы стать. Тем, кем, по мнению моего отца, я должен был стать.

«…доверяй своему собственному мудрому и нежному сердцу».

Я подумал о том, как я принимал как должное множество даров, которые мне были даны, отказываясь от всякой веры и принимая самые худшие части себя.

И я больше не хотел быть тем человеком.

Я хотел быть кем-то лучшим.

Я надел очки для чтения, открыл документ и начал печатать.