Текст книги "Суши для начинающих"

Автор книги: Мэриан Кайз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

3

В конце концов Эшлин остановила выбор на первом пиджаке. Она могла поклясться, что заметила в зеркале слабый изгиб ровно на полпути от груди к бедру, а это уже что-то.

Помучившись над макияжем, она решила сильно не усердствовать – примут еще за девицу легкого поведения, – но чтобы не выглядеть грымзой, дополнила наряд любимой черно-белой сумкой из шкуры пони. Затем погладила на счастье живот глиняного Будды, нащупала в кармане счастливый камушек-голыш и с сожалением посмотрела на счастливую красную шляпку. Но принесет ли удачу красная шляпка с вуалью, если пойти в ней устраиваться на работу? Да и вообще, это уже лишнее: по гороскопу сегодня хороший день. И по гадательной книге тоже.

Выйдя на улицу, она чуть не споткнулась о человека, мирно спавшего прямо у нее на пороге. Переступила через него и бодрым шагом пошла по узкой улочке к дублинскому офису «Рэндолф медиа» мимо пыхтящих в извечных пробках автомобилей, твердя про себя, как советует Луиза Хей:[3]3
  Луиза Хей – современный американский психолог-публицист, автор книг по практической психологии для женщин. (Прим. пер.)


[Закрыть] я получу эту работу, я получу эту работу, я получу эту работу…

А если нет? Очень трудно не задать себе такой вопрос.

Как бы Эшлин ни храбрилась и ни уговаривала себя, она была очень расстроена поворотом дела с диваном миссис О'Салливан. Настолько расстроена, что у нее, как всегда во время стресса, началось воспаление среднего уха.

Терять работу стыдно, с взрослыми людьми тридцати одного года, выплачивающими кредит за недвижимость, такие вещи не случаются. Но она ведь с этим разберется, верно?

Чтобы жизнь не пошла вразнос, Эшлин искала работу с истинно охотничьим азартом, бросаясь на все хотя бы отдаленно возможные варианты. Нет, заарканить убежавшего жеребца она не сможет, честно признавала она, устраиваясь на ранчо в Маллингаре – вообще-то она думала, что они ищут работника на административную должность, – но она согласна учиться.

На каждом собеседовании она снова и снова повторяла – она согласна учиться. Но из всех мест, куда она посылала заявления, редакция «Колин» была единственным, где ей действительно ужасно хотелось работать. Работа в журнале ей нравилась, но в Ирландии работу в журнале найти нелегко. Тем более если ты не настоящая журналистка, а просто добросовестный функционер и всего лишь внимательна к мелочам.

Отделение периодических изданий «Рэндолф медиа» помещалось на третьем этаже большого административного здания на набережной. Эшлин заранее выяснила, что еще «Рэндолф медиа» владеет маленькой, но быстро развивающейся телекомпанией «Канал 9» и высокодоходной радиостанцией, но у них, как видно, было другое помещение.

Эшлин вышла из лифта и потопала по коридору к приемной. Вокруг кипела жизнь, туда-сюда сновали люди с бумагами. Эшлин даже затошнило от нервного возбуждения. Прямо перед столом секретаря высокий взлохмаченный мужчина увлеченно беседовал с хрупкой маленькой девушкой восточной внешности. Оба старательно понижали голос, но что-то в их поведении наводило на мысль, что они предпочли бы кричать. Эшлин торопливо проскользнула мимо – она не любила ссор. Даже когда ссорились другие.

При первом же взгляде на секретаршу ей стало ясно, как промахнулась она с макияжем. Трикс – так, судя по табличке на груди, ее звали – имела роскошный, броский вид последовательницы стиля, «кашу маслом не испортишь». Брови у нее были выщипаны в едва заметную ниточку, губы подведены контуром так темно и густо, что казалось, будто у девушки растут усы, а светлые волосы были тщательно заколоты десятками крохотных блестящих заколочек-крабов. «Небось встала часа на три раньше, чтобы соорудить такое», – подумала пораженная до глубины души Эшлин.

– Привет, – прогудела Трикс таким голосом, будто выкуривала по сорок сигарет в день (что вообще-то она и делала).

– Я на собеседование, в девять три…

Тут за спиной Эшлин раздался возмущенный вопль. Она оглянулась и увидела, что лохматый держится за мизинец.

– Ты меня укусила! – воскликнул он. – Мэй, ты прокусила мне палец!

– Надеюсь, от столбняка ты привит, – презрительно рассмеялась раскосая девушка.

Трикс прищелкнула языком, закатила глаза и пробормотала:

– Все никак не наиграются, ненормальные. Присядьте, – обратилась она к Эшлин. – Я скажу Келвину, что вы пришли. – И исчезла за двустворчатой дверью.

Эшлин несмело опустилась на диванчик у кофейного столика, заваленного цветными журналами. От их вида у нее неожиданно разыгрались нервы: как же хочется здесь работать! Сердце колотилось где-то в горле, ныл живот, и во рту стало горько. Она сжала в кармане счастливый камушек. Полуживая от волнения, краем глаза увидела, как укушенный мужчина шагнул к уборной – громко хлопнула дверь, – а хрупкая девушка процокала каблучками к лифту. Тяжелые длинные черные волосы летели за нею.

– Мистер Картер просит вас зайти, – тщетно пытаясь скрыть удивление, объявила Трикс. Последние два дня у ее стола беспрерывно топтались нервные претенденты на должность, и ни один из них не провел в приемной менее получаса, в течение которых Трикс приходилось откладывать звонки близким и знакомым и терпеливо отвечать на один и тот же вопрос: какие шансы получить здесь работу? Что особенно противно, ей было точно известно – Келвин Картер и Джек Дивайн, вместо того чтобы заниматься делом, играют за дверью в дурака.

Но Джек Дивайн бросил Келвина Картера одного, и тому стало скучно и одиноко. От нечего делать можно и собеседование провести.

– Войдите! – скомандовал он, услышав робкий стук в дверь.

Темноволосая женщина в черном брючном костюме не понравилась ему с первого же взгляда. Для «Колин» она не годится: невзрачная какая-то. В женских прическах он понимает не очень, но, кажется, обычно девушки укладывают волосы посложнее, чем эта. Неужели ей самой не хочется с ними что-нибудь сделать? Болтаются патлы до плеч, даже некрашеные. Да и свежее лицо без намека на макияж вполне сойдет для доярки, но если уж нанимаешься заместителем главного редактора в стильный женский журнал…

– Садитесь, – буркнул он, решив соблюдать этикет хотя бы пять минут.

Едва дыша от желания понравиться, Эшлин присела на краешек стула, одиноко стоявшего посреди кабинета, и взглянула на сидевшего за длинным столом человека.

– Джек Дивайн, региональный директор по Ирландии, придет с минуты на минуту, – пояснил Келвин. – Уж не знаю, где он задержался. Так, – заглянул он в заявление, – скажите-ка мне сами, как правильно произнести ваше имя.

– Эш-лин.

– Эш-лин. Эшлин. Вроде получилось. Ладненько, Эшлин, итак, последние восемь лет вы работали в журналах…

– В журнале. – Эшлин услышала чей-то нервный смешок, и до нее не сразу дошло, что это хихикнула она. Ужас какой! – В одном журнале.

– А почему вы решили уйти из «Женского гнездышка»?

– Ищу более масштабную работу, – нервно пробормотала Эшлин. Так ей велела отвечать Салли Хили.

Дверь открылась, и вошел укушенный.

– А, Джек, – нахмурился Келвин Картер. – Вот Эшлин Кеннеди. Эш-лин, правильно?

– Как дела, Эшлин?

Мысли у Джека были заняты сейчас совсем другим. Настроение у него было препаршивое. Полночи точить лясы с техниками на телестудии, практически одновременно ведя переговоры с американской телекомпанией, дабы убедить их продать взявший кучу призов сериал не РТЕ, а «Каналу 9». А тут, как будто мало ему горя, еще изволь заниматься этим идиотским новым журналом. Только нового женского журнала им не хватает для полного счастья! Но, если совсем честно, истинная причина хандры – Мэй. Вот кто умеет доводить до белого каления. Он ее ненавидит, просто убить готов. Могло же когда-то взбрести в голову, будто он влюблен! Нет уж, теперь он на ее звонки отвечать не станет. Хватит уже, это был последний раз, самый, самый последний…

Он плюхнулся за стол, стараясь сосредоточиться на интервью; старик Келвин из-за всего этого так психует. Теперь, очевидно, следует задать хоть сколько-нибудь уместный вопрос, но единственное, что приходило в голову, – когда он истечет кровью? Или погибнет, заразившись бешенством? Интересно, как скоро начинает идти пена изо рта?

Покачиваясь на задних ножках стула, он держал окровавленный палец перед собой и не сводил с него глаз. Поверить невозможно: она его укусила. Опять! Ведь обещала же, что в последний раз… Джек туже обернул палец туалетной бумагой, и на белом проступило ярко-красное пятно крови.

– Расскажите о ваших сильных и слабых сторонах, – предложил Келвин претендентке.

– Скажу честно: мое самое слабое место – журналистская работа. Я могу придумывать подписи, заглавия, писать короткие заметки, но что касается длинных статей, то опыта у меня немного.

«А если быть откровенной до конца, вообще нет».

– Мои достоинства – аккуратность, дисциплина и трудолюбие. Я хороший подчиненный, – серьезно продолжала Эшлин, дословно цитируя Салли Хили, и вдруг, прервавшись, спросила: – Извините, пожалуйста, дать вам пластырь для вашего пальца?

Джек Дивайн вздрогнул от неожиданности:

– Кому, мне?

– По-моему, здесь больше ни у кого кровь не идет, – натянуто улыбнулась Эшлин.

Джек яростно замотал головой:

– Нет, нет… – И высокомерно прибавил: – Благодарю вас.

– Почему нет? – вмешался Келвин Картер.

– Все в порядке, – махнул Джек здоровой рукой.

– Возьмите пластырь, – сказал Келвин. – По-моему, мысль правильная.

Эшлин поставила сумку на колени, покопалась в ней и вытащила коробочку пластырей; открыла, перебрала и протянула один Джеку:

– Вот, кажется, то, что нужно.

Джек смотрел на пластырь, будто не понимая, что делать дальше. Келвин Картер тоже не двигался с места.

Проглотив вздох, Эшлин встала со стула, взяла у Джека пластырь, сняла защитную пленку.

– Дайте палец.

– Да, мэм, – саркастически отозвался он.

Быстро и умело она обернула поврежденную фалангу, после чего, к своему удивлению, слегка сжала палец, якобы для проверки, прочно ли приклеился пластырь, и ощутила постыдное удовольствие, когда Джек поморщился от боли.

– Что у вас там еще? – с любопытством спросил Келвин Картер. – Аспирин?

Эшлин боязливо кивнула:

– Вам нужно?

– Нет, спасибо. Ручка и блокнот? Она снова кивнула.

– А… хотя, пожалуй, это уже слишком… Дорожный швейный набор?

Эшлин испуганно замерла, затем встрепенулась, лицо ее просветлело, а подбородок дрогнул от сдержанного смешка:

– Вообще-то да.

– Вы очень предусмотрительны, – прервал ее Джек Дивайн. В его устах это прозвучало почти оскорбительно.

– Надо же кому-то. – Келвин Картер уже пересмотрел свое первое впечатление от Эшлин. Она просто прелесть, и, хотя зубы у нее в помаде, значит, она, по крайней мере, пользуется помадой. – Благодарю вас, Эшлин, мы вам позвоним.

Эшлин подала руку обоим, не упустив случая еще раз как следует, от души сжать пальцы Джека Дивайна.

– Слушай, она мне нравится, – рассмеялся Келвин Картер.

– А мне нет, – мрачно ответил Джек.

– А я сказал, мне нравится, – повторил Келвин, не привыкший, чтобы с ним спорили. – Надежная, смышленая. Отдай это место ей.

4

Клода проснулась рано. Это не новость: Клода всегда просыпалась рано. Вот что делают с тобой дети. Если они не ревут, чтобы их накормили, то вклиниваются между тобою и твоим мужем в кровати, а если не вклиниваются, то лезут на кухню в полседьмого утра в субботу и устрашающе гремят там кастрюлями.

Сегодня как раз было Утро Устрашающего Грома Кастрюль. Впоследствии Клода выяснила, что ее пятилетний сын Крейг показывал ее дочери Молли двух с половиной лет, как делать омлет. Из муки, воды, оливкового масла, кетчупа, соевого соуса, уксуса, какао-порошка, именинных свечек и, разумеется, яиц (в количестве девяти штук, со скорлупой). По характеру шума Клода понимала, что на первом этаже творится что-то страшное, но слишком устала или не выспалась, чтобы немедленно встать и навести порядок.

Вперив невидящие глаза в потолок, она лежала, слушая, как скрежещут стулья по новому плиточному полу, оглушительно хлопают дверцы всего месяц назад купленных кухонных шкафов, в предсмертной агонии стучат одна о другую кастрюли с дорогущим антипригарным покрытием.

Дилан, не просыпаясь, заворочался на своей половине кровати, затем обнял ее одной рукой. Клода на секунду прильнула к мужу, ища уюта и тепла, но тут же застыла и с досадой отпрянула, когда ей в живот ткнулся его мгновенно затвердевший член.

Только не секс. Этого ей не вынести. Ласки она хотела, но, когда бы ни прижалась к нему, просто чтобы согреться и отдохнуть, он моментально заводился. Особенно по утрам. И каждый раз она отворачивалась, чувствуя себя виноватой. Но не настолько виноватой, чтобы ответить.

Вечерами ему везло чаще, в особенности если Клода позволяла себе рюмку-другую. Она никогда не избегала мужа дольше месяца, потому что слишком боялась того, что может из этого выйти; поэтому, когда тянуть дальше становилось опасно, быстро доходила до нужной стадии опьянения и сменяла гнев на милость, причем ее воодушевление и изобретательность в постели находились в прямой пропорции к объему выпитого джина.

Дилан опять потянулся к ней, и она перекатилась к краю кровати с ловкостью, отработанной многими месяцами практики.

Снизу доносился остервенелый грохот.

– Вот спиногрызы, – сонно пробормотал Дилан, – этак они весь дом в щепки разнесут.

– Пойду прикрикну на них.

– Да, придется вставать, так оно безопаснее.

Когда тем же утром, но несколько позже пришла Эшлин, омлетные раздоры канули в далекое прошлое, уступив место мукам утреннего приема пищи.

По пути к входной двери Клода была вовлечена ангелоподобной белоголовой Молли в спор относительно выбора кофточки. Молли во что бы то ни стало желала надеть свою оранжевую.

– Привет, Эшлин, – рассеянно поздоровалась Клода, тут же отвернулась к Молли и раздраженно возразила: – Но, Молли, ты уже из нее выросла. Ты ведь носила ее, когда была совсем-совсем маленькой. Чем тебе не нравится эта розовая? Такая красивая!

– Не-е-е-е-ет! – пытаясь вырваться из материнских рук на свободу, взвыла Молли.

– Но ты замерзнешь. – Клода цепко держала дочку за локоток.

– Не-е-е-е-ет!

– Проходи на кухню, Эшлин. – Клода потащила Молли по коридору. – Крейг! Это тебе не качели, слезай немедленно!

Крейг, такой же ангелочек с льняными волосами, влез в кухонный шкаф и упоенно качался вверх-вниз на проволочной полке, сидя на пакетах с рисом и макаронами.

Эшлин включила чайник. С Клодой они с детства жили рядом, через две двери, и были лучшими подругами с тех давних пор, когда в доме Клоды Эшлин почувствовала себя безопаснее, чем в собственном.

Именно Клода сообщила Эшлин убийственную новость о полном отсутствии у нее талии. Клода же помогла Эшлин узнать о себе самой еще много нового, сказав: «Как тебе везет, ты яркая личность. А у меня, кроме внешности, ничего нет».

Не то чтобы Эшлин обижалась. Клода ведь говорила не со зла, а по простоте душевной, а оспаривать ее невероятную, потрясающую красоту действительно было напрасной тратой времени. Невысокая, безупречно сложенная, белокожая и голубоглазая, с длинными блестящими светлыми волосами, она одним своим видом останавливала уличное движение. Впрочем, в Дублине уличный затор вместо уличного движения – дело вполне обычное.

Эшлин не терпелось поделиться новостью:

– Я нашла работу!

– Когда?

– Заявление я подала неделю назад, – начала Эшлин, – но каждый вечер засиживалась у себя в журнале до полуночи, надо же привести все в порядок для того, кто придет на мое место.

– А я как раз думала: странно, никак они тебе не позвонят… Ну, рассказывай.

Но не успевала Эшлин открыть рот, как Крейг всякий раз требовал, чтобы она почитала ему вслух, и совал в руки перевернутую вверх тормашками книгу. Как только в центре внимания оказывался кто-то, кроме него, он немедленно начинал принимать меры.

– Иди во двор, покачайся на качелях, – уговаривала его Клода.

– Там дождь.

– Ты же ирландец, привыкай. Давай, давай.

Не успел уйти Крейг, как его место заняла Молли.

– Хочу! – заявила она, показывая на кофейную чашку Эшлин.

– Нет, это для Эшлин, – ответила Клода. – Тебе нельзя.

– Если она хочет… – поспешила возразить Эшлин.

– Хочу! – не унималась Молли.

– Ты правда не против? – беспомощно спросила Клода. – Я тебе еще налью.

Эшлин подвинула кружку Молли, но Клода ловко перехватила ее по пути. Молли заревела.

– Я только подую, – объяснила Клода. – Чтобы ты не обожгла язычок.

– Хочу! Хочу! Хочу!

– Но ведь горячо! Ты обожжешься!

– ХОЧУ! ДАЙ! СЕЙЧАС ХОЧУ!

– Ну, хорошо. Только тихонько, не пролей.

Молли сунулась к кружке, отпила глоток, тут же отпрянула и горько зарыдала:

– Горячо! Больно! А-а-а-а-а!

– Мать твою так, – в сердцах пробормотала Клода.

– Мать твою так, – звонко повторила Молли.

– Правильно, – со злостью, поразившей Эшлин, согласилась Клода. – Мать твою так!

На рев Молли в комнату прибежал Дилан.

– Эшлин! – улыбнулся он, широкой ладонью откидывая со лба льняную челку. – Прекрасно выглядишь. Что новенького с работой?

– Нашла!

– Ловить арканом сбежавших жеребцов в Маллингаре?

– В журнале. Для молодых женщин.

– Классно! А платить будут больше?

Эшлин гордо кивнула. Не то чтобы сильно больше, но все лучше, чем те крохи, чуть выше официального уровня нищеты, что она восемь лет получала в «Женском гнездышке».

– И никаких писем от имени отца Беннетта, кстати, ты слышала, «Католический вестник» накрылся медным тазом? В газете была заметка.

– Значит, все действительно к лучшему, – просияла Эшлин. – Миссис О'Салливан из Уотерфорда, пожалуй, лучшее, что случилось со мною в жизни!

Дилан заметно оживился, но затем встревожился: во дворе разыгрывалась новая трагедия. Крейг свалился с качелей и, судя по воплям, сильно расшибся. Эшлин уже рылась в сумке в поисках средств первой помощи.

Для себя самой.

– Ты сходишь? – устало взглянула Клода на мужа. – Я с ними всю неделю. Расскажешь, что там с ним приключилось.

Дилан удалился.

– Хочешь, я посмотрю, что с Крейгом? – с тревогой спросила Эшлин. – У меня есть пластырь.

– У меня тоже, – раздраженно отмахнулась Клода. – Расскажи лучше о новой работе.

– Ладно, – согласилась Эшлин, в последний раз озабоченно оглянувшись на дверь во двор. – Это глянцевый журнал. Намного шикарнее, чем «Женское гнездышко».

Когда она добралась до эпизода бурной ссоры Джека Дивайна с восточной девушкой, которая потом укусила его, Клода взбодрилась окончательно.

– Давай, давай, – блестя глазами, понуждала она. – Все выкладывай! Ничто, ничто так не поднимает мне настроение, как чужие ссоры – такие горячие, настоящие перебранки. Я тут на прошлой неделе выходила из тренажерного зала и вдруг вижу: в машине на стоянке какой-то мужик и женщина орут друг на друга. То есть просто визжат! Стекла в машине были подняты, но я все равно слышала! Потом целый день ходила счастливая.

– Терпеть этого не могу, – призналась Эшлин. – Меня это так угнетает.

– Да почему же? А, наверно, с твоими… ну… обстоятельствами… Но вообще людям такое нравится. Они чувствуют, что не им одним плохо.

– А кому плохо? – встревожилась Эшлин. Клода неловко пожала плечами.

– Никому. Но тебе я действительно завидую! – вдруг вырвалось у нее. – Свободная, на новой работе, красота, да и только!

Эшлин онемела. По ней, у Клоды была не жизнь, а мечта. Красивый верный муж, дела у него идут все лучше; домик-игрушка из красного кирпича, в Доннибруке, престижном пригороде Дублина. Забот никаких, разве что разогревать в микроволновке готовую еду, обдумывать, как по-новому отделать и без того идеально отремонтированные комнаты, да ждать с работы Дилана.

– И наверняка вчера вечером ходила куда-нибудь, – почти обвинительным тоном закончила Клода.

– Ходила, но только в Шугар-клуб, и домой вернулась всего в два. Одна! Клода, у тебя есть все. Двое чудесных детишек, чудесный муж…

Чудесный? Клода с удивлением поняла, что ей самой это в последнее время как-то не приходило в голову. Да, с некоторой натяжкой можно признать, что для тридцати с лишним лет тело у него неплохое: живот плоский, ни намека на мягкое, обвислое пивное брюшко, как у большинства его ровесников. И одевается он по-прежнему тщательно и со вкусом – не то что она теперь, если уж совсем начистоту. И стрижется у нормального мастера, а не у местного халтурщика, от которого все выходят страшней войны.

– …и выглядишь ты обалденно! – продолжала увещевать ее Эшлин. – Двое детей, а фигура лучше, чем у меня, – а я ни разу не рожала, да и вряд ли когда-нибудь соберусь, если мне все так же будет везти с мужиками.

Ей очень хотелось, чтобы Клода улыбнулась, но та лишь сказала:

– Кажется, все было так давно. Особенно с Диланом. Эшлин кинулась на помощь.

– Вам надо просто вернуть отношениям очарование, волшебство… Ну, попробуй, вспомни, что ты чувствовала, когда вы встретились впервые.

Откуда она это взяла? Ах да, сама написала в «Женском гнездышке» в ответ женщине, которая злилась, что муж вышел на пенсию и теперь вечно торчит дома и во все вмешивается.

– Даже не помню, где мы познакомились, – призналась Клода. – Хотя нет, помню, конечно. Ты привела его на день рождения к Лохлен Хегерти, помнишь? Боже, кажется, с тех пор целая жизнь прошла.

– Тебе надо стараться сохранять свежесть ощущений, – шпарила наизусть Эшлин. – Устроить романтический ужин, может, даже уехать вдвоем на выходные. Я могу остаться с детьми, если захочешь, – сгоряча пообещала она и тут же почувствовала себя неуютно.

– Я хотела выйти замуж. – Казалось, Клода говорит сама с собой. – Мы с Диланом думали, что созданы друг для друга.

Это еще мягко сказано.

Эшлин не забыла, какая искра проскочила на той вечеринке между Диланом и Клодой, стоило им только посмотреть друг на друга. Дилан был самый симпатичный парень в своей компании, Клода, несомненно, самая красивая девушка среди своих подруг, а люди всегда тянутся к себе подобным. В тот роковой вечер, когда Дилан и Клода встретились взглядами, у Эшлин, вообще-то, было назначено с Диланом свидание – первое и, как выяснилось, последнее. Один взгляд на Клоду – и все. Нет, Эшлин не держала зла ни на Дилана, ни на нее. Им было суждено быть вместе, так что лучше уж порадоваться за друзей.

Клода устало усмехнулась:

– Да нет, все в порядке. По крайней мере, будет в порядке, когда я сменю цветовую гамму в гостиной.

– Опять ремонт!

Клода только что заново отделала кухню и сменила мебель. Да и гостиную вроде бы переделывала совсем недавно.

Вечером, возвращаясь от Клоды, Эшлин завернула в «Теско» за продуктами. Она кинула в корзинку несколько пакетов попкорна для микроволновки и пошла к кассе.

В очереди перед нею стояла такая ухоженная и модная дама, что Эшлин невольно отступила на шаг назад, чтобы полюбоваться ею. Как и Эшлин, дама была одета в трикотажные брюки, кроссовки и короткую кофту с застежкой спереди, но все это выглядело роскошным и дорогим, как вся одежда до первой стирки, еще не потерявшая лоска и прелести новизны.

Такие розовые кроссовки «Найк» Эшлин уже видела в каталоге, но в Ирландии они еще не продавались. Розовый рюкзачок парашютного шелка по цвету гармонировал с розовыми прозрачными вставками в подошвах кроссовок. И волосы у дамы были изумительные; блестящие, гладкие, густые и прекрасно уложенные – ей самой так ни за что не сделать.

Эшлин зачарованно посмотрела в корзинку женщины. Семь банок клубничного коктейля для похудания, семь больших картофелин для запекания в духовке, семь яблок и четыре… пять… шесть… семь маленьких квадратных шоколадок в разноцветных обертках. Она даже не сложила шоколадки в пакет, как будто считала их семью отдельными покупками.

Что-то безошибочно подсказывало Эшлин: эта скудная корзинка с продуктами – рацион дамы на целую неделю. Или она решила побаловать Ворчуна, Чихуна, Глупыша, Счастливчика и остальных троих, как их там зовут.