Текст книги "Подарок"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
Несколько икринок упали ему на грудь. Карен потянулась к нему и слизнула их – одним быстрым движением. Он улыбнулся:
– Понравилось?
– Конечно!
– Я не про икру.
– Я тоже.
Манци долго и терпеливо ждала своего часа, пока не поняла, что они уже спят, обнявшись, прямо на ковре. Тогда она тихо подкралась и вылизала всю икру. Большую креветку она долго гоняла по комнате, а потом спрятала под подушку – на черный день.
Проснувшись ночью, он решил перенести Карен в кровать – ему показалось, что она может замерзнуть. Осторожно поднял – неожиданно она спросила сонным голосом:
– Дел, а кто этот противный старик, с которым я не должна связывать жизнь? То, что ты утром говорил...
Он решил не обращать внимания на подобные покалывания и засунул ехидную девчонку под одеяло.
– Не помню, глупость какая-то. Спи немедленно!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Томми встретил их – точнее, Карен – не слишком ласково. В качестве приветствия, не обращая внимания на Дела, он рявкнул:
– Ну, набегалась? Довольна теперь? – кивнул в сторону дивана. – Садись, я с тобой сейчас об этом еще поговорю!
Карен молча прошла к дивану и села, ничуть не обидевшись на подобный тон.
Тогда Томми переключился на следующий объект:
– А ты чего тут стоишь? Пойди-ка, погуляй часок, пока я ей объясню, как людям нервы трепать и глупости делать. На меня-то глазки голубенькие не действуют – я не ты, – и ехидно ухмыльнулся, как всегда.
Дел хотел возмутиться – это уже чересчур! – но посмотрел на Карен, которая, опустив голову, ковыряла обивку дивана, повернулся и вышел. Томми ее никогда не обидит – это он знал точно.
Но он не мог знать одного – что после его ухода Томми немного помолчит, прислушиваясь к удаляющимся шагам в коридоре, и скажет – тихо и ласково:
– Не бойся, детка, расскажи мне все, что с тобой стряслось. Я парня твоего нарочно отослал – думаю, при нем тебе о таком говорить тошно будет.
Карен медленно подняла голову. Он кивнул.
– Кое о чем я догадался уже. Меня ни бояться, ни стесняться не надо – ты же знаешь. Так что давай – времени у нас всего час, а то и меньше.
Вернулся Дел меньше чем через час и одного взгляда на покрасневшие глаза по-прежнему сидевшей на диване Карен хватило ему, чтобы понять, что без слез тут не обошлось. Зато Томми на этот раз был куда приветливее:
– Проходи, садись, – обернулся к Карен, – а ты налей нам и сбегай, купи-ка мне поесть чего-нибудь.
Она молча встала, налила виски и пошла к двери. Проходя мимо Дела, слегка прикоснулась к нему – чуть наклонив голову, он почувствовал, как по щеке скользнули тонкие, непривычно холодные пальцы. Еще мгновение – и ее уже не было в кабинете.
Он с упреком посмотрел на Томми.
– Зачем ты с ней так? Тот махнул рукой.
– Когда нарыв вскрывают – это больно, знаешь ли. А смирная такая – потому что знает, что я тебе сейчас все расскажу. Просила только – без подробностей.
Рассказал – и впрямь без подробностей, за пару минут – но и этого Делу хватило. Он сидел, конвульсивно сжимая под столом кулаки и еле слыша голос Томми:
– Не бери ты в голову, что она мне это все рассказала, а тебе не смогла. Думаешь, легко о таком дерьме с мужиком своим говорить – с которым потом в постель ложиться? Со мной-то ей проще – внутри все застыло и где-то в горле застрял жесткий, мешающий дышать ледяной комок. А он еще смеялся, что она ведет себя, как ребенок! Томми вздохнул и подтолкнул к нему стакан:
– Выпей-ка, да возьми себя в руки. А то вид у тебя такой... перекошенный. – Хмуро попросил: – Ты уж, пожалуйста, не добавляй ей. Если жалеть ее сейчас начнешь, только хуже будет. Она сама справилась со всем и не сломалась – и жалость ей ни к чему. Ни от кого, а от тебя – уж тем более.
Дел встряхнул головой и спросил:
– Кофе хочешь? – ему необходимо было хоть пару минут побыть одному.
– А чего, сделай напоследок.
Плеснув в кофе вискиДомми отхлебнул, одобрительно кивнул и поинтересовался:
– Ну, и что с этим делать будем?
– Мы послезавтра поженимся – она тебе уже сказала?
– Да.
– А в пятницу я подписываю контракт – замдиректора по безопасности на новом заводе «Петролеум Технолоджи» в Венесуэле. Через полтора месяца мы уедем.
– Неплохо.Убрать ее отсюда подальше, пока все не уладится – это сейчас самое правильное будет.
– Думаешь, можно это... как-то уладить?
– Посмотрим. Она уже знает?
– Нет, но, думаю, проблем не будет.
– Ну и хорошо. А я тут пока покопаюсь, погляжу, что можно сделать – не спеша, аккуратненько. Думаю, справимся.
Карен вошла, положила перед Томми пакет и заняла свое обычное место на диване – спокойная, лишь чуть более бледная, чем обычно.
Что он мог сказать ей сейчас? Обнять, прижать к себе, утешить – чтобы она снова улыбнулась, чтобы перестала мучить себя и вспоминать то, о чем лучше было бы вообще забыть? Дел слишком хорошо знал, что есть вещи, которые невозможно забыть – можно лишь научиться жить с ними. Мерзость и грязь.
– Ладно, парень, расскажи-ка мне лучше, как там все прошло – в «Четырехлистнике», – неожиданно попросил Томми. Мельком взглянул на Карен и добавил: – а то Мак ничего толком не видел, говорит только – шуму было много.
Пересев на диван, Дел слегка притянул Карен к себе, положив руку ей на плечо (она удивленно покосилась – при людях он обычно этого не делал) и начал подробно расписывать все, что произошло в баре, стараясь, чтобы это выглядело посмешнее.
Когда они вышли из конторы, было уже совсем поздно. Карен молча шла рядом, пока он, внезапно остановившись, не обнял ее – прямо на лестничной площадке. Она прильнула к нему, обхватив под пиджаком обеими руками и положив голову ему на плечо – даже сквозь рубашку прикосновение ее тонких рук обожгло его холодом. Вздохнула и, не поднимая головы, спросила:
– Томми тебе рассказал?
– Да, – его голос прозвучал непривычно жестко и Карен отстранилась, вглядываясь ему в лицо и пытаясь понять, что же он теперь о ней думает.
Но Дел был все такой же – свой, близкий и родной, и в его глазах не было ни неприязни, ни отвращения. Как когда-то давно, он взял ее руки, прижав ледяные ладони к своим щекам.
– Ты совсем замерзла. Грейся скорей, – и неожиданно улыбнулся. – Сейчас мы поедем домой – и у меня есть для тебя два сюрприза! – Пошуршал чем-то в кармане и скомандовал: – Закрой глаза!
Карен послушно зажмурилась. Он надел ей на палец кольцо – тоненькое, с сапфирами по ободку и небольшим бриллиантом в центре – поцеловал ладошку и разрешил:
– Теперь смотри! – она открыла глаза, увидела и неуверенно улыбнулась. – Я только сегодня вспомнил, что до сих пор не подарил тебе кольца. Пока вы разговаривали, съездил и купил. Ничего?
Всю дорогу домой она любовалась кольцом – крутила рукой, подносила палец к лицу, чтобы получше разглядеть, как оно поблескивает в свете фонарей, и улыбалась. Улыбалась по-настоящему, с радостью, как и положено любой девчонке, которой впервые в жизни подарили настоящее обручальное кольцо.
Дел смотрел на нее и вспоминал слова, сказанные ею когда-то: «Я с детства научилась – когда что-то плохое кончается, просто забывать об этом, до следующего раза». Только теперь он до конца понял их смысл.
Войдя домой, Карен осмотрелась, но не нашла ничего нового. Искоса взглянула на Дела, словно хотела что-то спросить. Он сел в кресло и усмехнулся.
– Второй сюрприз ищешь? – она кивнула и вопросительно уставилась на него. – Иди сюда и давай-ка я тебе кое-что расскажу. Это и будет второй сюрприз.
Устроил поудобнее – у себя на коленях – и начал:
– У моря, где край земли, есть место, где светит яркое-яркое солнце. Там всегда тепло и очень красиво – теплый синий океан, зеленые джунгли, голубые горы вдалеке. Еще там растут пальмы и орхидеи – большие, яркие, похожие на бабочек – и летают попугаи... – он не помнил, кто там еще летает и какого цвета песок – да это было и не важно. Главное, что глаза Карен разгорались все ярче и ярче – как всегда, когда она предвкушала что-то новое и очень-очень интересное.
ЭПИЛОГ
Прошел год.
Загорелый мужчина с волосами, так сильно выгоревшими на солнце, что в них не было заметно седины, припарковал машину на окраине небольшого провинциального городка на юге Миннесоты.
Прогулялся по улице, носившей оригинальное название Мейн-роуд, зашел в пару открытых с утра сувенирных магазинчиков. Прохожих почти не было – в таких мелких городках народ выходит на улицу ближе к вечеру. В одном из магазинчиков он спросил, где можно позавтракать, и ему объяснили, как пройти к ресторану. Никто не поинтересовался, зачем он приехал в этот захолустный городок. Случайный турист или проездом – кому какое дело.
В маленьком ресторане было почти пусто. Только двое каких-то парней – скорее всего, шоферов стоявшего у входа грузовика – пили кофе за столиком в углу.
Он прошел внутрь и сел так, чтобы видеть стоявшую у стойки женщину – хрупкую, небольшого роста, с темными волосами. Мать Карен, точнее, Кэролайн. Еще одна участница трагедии, разыгравшейся в этом городе семь лет назад – а на самом деле, намного раньше.
Уловив его взгляд, она подошла и, не сказав ни слова, положила перед ним меню. По утрам она обычно работала в зале одна, и лишь когда ресторан открывался вечером, после перерыва, приходила еще одна официантка и бармен – все это Дел знал заранее.
Он даже не стал читать меню, просто заказал яичницу с беконом и кофе. Секунду подумал и попросил:
– И еще, пожалуйста, шоколадное пирожное.
Казалось, она удивилась, и он впервые услышал ее голос:
– Но этого нет в меню. Вы бывали у нас раньше?
Дел покачал головой.
– Нет, я просто знаком с человеком, который их здесь когда-то пробовал – лет десять назад.
На ее губах появилось подобие легкой улыбки.
– Вас устроит вчерашнее?
– Да, разумеется. Мне их очень хвалили.
– Это старый рецепт – еще моего отца.
Дел проводил ее взглядом и задумчиво оглядел полутемное помещение. Этот ресторан когда-то открыл дедушка Карен, тот самый дедушка, кокоторого она так любила.
Он был родом не отсюда – из Детройта. Сразу после войны, скитаясь в поисках работы, он случайно забрел в этот городок– и остался в нем на всю жизнь. Устроился поваром в кафе, через несколько лет выкупил его и построил на его месте этот ресторан – вскоре после рождения единственной дочери. Когда девочке было всего шесть лет, его жена умерла, пытаясь родить второго ребенка.
Он растил девочку сам – она была всей его семьей. Нежная, хрупкая, доверчивая, привыкшая к доброте и любви – не имеющая ни сил, ни воли противостоять злу.
В неполные восемнадцать лет она вышла замуж за парня из соседнего городка, с которым познакомилась на танцах. Отцу, разумеется, хотелось бы для нее мужа понадежнее – не шалопая, едва закончившего школу – но она была влюблена и не хотела ждать.
Через год у нее родилась дочь – Кэролайн. Молодая женщина продолжала работать в ресторане у отца, а ее муж никак не мог найти себе дело по душе и мечтал о переезде в большой город...
—Что-нибудь еще, сэр?
Дел удивленно вскинул голову. Она стояла рядом, вопросительно глядя на него. Только сейчас он понял, что, задумавшись, съел все, не почувствовав вкуса.
– Да, пожалуйста, еще чашку кофе.
– Вам понравилось пирожное?
Он пошарил глазами по столу и обнаружил тарелочку с остатками крема.
– Да, очень, можно еще одно?
Пирожное было действительно прекрасным, но он пробовал и лучше. Карен часто делала такие же – но вкуснее, потому что их готовила она.
На улице светило солнце – не обжигая, как было для него привычно, а мягко лаская теплыми лучами.
У случайно встреченного прохожего Дел спросил дорогу и нашел небольшую церковь, а за ней – кладбище, которое существовало здесь с основания города. Медленно пошел по дорожке, читая имена и даты. Вскоре он увидел то, что предполагал найти здесь.
Плита из белого мрамора. Надпись – только имя: «Кэролайн Тери». Даты – вторая через шестнадцать лет после первой. И цветы, совсем свежие – маленький букетик на ослепительно белом мраморе.
Как на самом деле звали девушку, покоившуюся под этой плитой? Этого уже никто никогда не узнает. Но цветы на могиле лежали – возможно, как просьба о прощении.
Вскоре после рождения дочери молодой муж стал поколачивать жену. Она ухитрялась скрывать это от всех, пока не попала в больницу – муж чересчур увлекся и сломал ей челюсть. Городок был маленький, отец узнал об этом сразу – не поверил, что она опять «упала с лестницы» и заставил обратиться в полицию.
На суде муж каялся, бил себя в грудь, просил у жены прощения– и получил всего три месяца. Но, выйдя из тюрьмы, домой не поехал, заявив, что «сыт всем этим по горло»– очевидно, под «всем этим» подразумевалось то, что жена снова была беременна.
Вернулся он, когда его второй дочке – Трейси – исполнилось уже два года, вернулся – и вымолил прощение. Пообещал начать новую жизнь, клялся в любви, и жена поверила ему– ради девочек, чтобы у девочек был папа.
Поначалу он действительно перестал пить и даже устроился на работу– фотографом. Где он получил эту специальность, никто не знал – правда, после его смерти в одной из газетных статей утверждалось, что фотографировать он научился в тюрьме, где отсидел полгода за то, что ранил случайного собутыльника в пьяной драке. Возможно...
Когда он узнал, что жена опять беременна, то снова исчез, прихватив все деньги из кассы ресторана. На этот раз– почти на шесть лет. Главным человеком в жизни этой семьи был дедушка. Он растил внучек с любовью, как когда-то дочь– покупал девочкам подарки, возил их в Диснейленд, а старшую из девочек, до смешного похожую на него и характером и внешностью, уже понемножку учил готовить. Кэролайн оказалась способной ученицей, и дедушка очень гордился ее успехами – всего в десять лет она научилась делать знаменитые шоколадные пирожные по его собственному рецепту.
Все это кончилось, когда Кэролайн было одиннадцать лет. Ее дедушка – самый добрый, самый любимый– погиб в случайной и глупой автомобильной катастрофе, потеряв управление на скользком шоссе.
Через полгода после этого в осиротевшую семью вернулся отец. Никто не мог больше их защитить – и дом, где все раньше были так счастливы, превратился в ад.
Муж избивал жену ежедневно, за любую самую мелкую провинность – или просто так. Она была смертельно запугана и боялась даже слово сказать в его присутствии.
Он снова стал работать фотографом, от случая к случаю. Даже оборудовал себе лабораторию– в пристройке около дома.
Именно в этой лаборатории он как-то вечером изнасиловал Кэролайн, которой тогда едва исполнилось двенадцать лет.
С тех пор это повторялось регулярно – два-три раза в неделю. Ее сопротивление только возбуждало его – ему нравилось именно насилие. Но любая попытка дочери спрятаться или не прийти в назначенный час в лабораторию каралась без промедления– ее он не трогал, зато избивал мать и грозился сделать то же с младшими девочками. Девочки ничего не знали, но мать знала и молчала. Что это было – стыд, боязнь, что ей не поверят– или просто дикий животный страх? Однажды, когда Кэролайн не пришла вовремя, он влетел в дом и на ее глазах сломал матери руку – через колено, как сухую ветку. Больше Кэрри не опаздывала.
Внешне все было по-прежнему – хорошая американская семья– папа, мама и три дочки. Мама по-прежнему работала в ресторане, который теперь принадлежал ей, девочки ходили в школу, а папа печатал фотографии – за деньги и не только. Он очень любил фотографировать Кэролайн в лаборатории – точнее, себя с ней.
Так продолжалось три года – и никто не замечал, что творилось в этом доме. Ни то, что муж поколачивает жену, ни то, что Кэрри стала замкнутой и плохо училась, не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Три года...
У входа на кладбище появились люди. Дел не хотел ненужных вопросов и быстро направился по дорожке в сторону церкви. Обойдя ее, снова вышел на улицу и пошел в сторону ресторана – тот был уже закрыт.
«Вот и пришло время», – подумал он, подходя к дому – двухэтажному, с палисадником, справа от ресторана. Тому самому дому. Пристройки уже не было – очевидно, мать не хотела видеть ее перед глазами каждый день. Именно в этой пристройке Кэролайн убила своего отца – ножом, который она взяла на кухне ресторана.
Однажды, воскресным утром, он сказал ей: – Что-то ты мне поднадоела – пора, пожалуй, переходить на новую модель, – и кивнул на Трейси, которая вместе с самой младшей сестрой – Кэти– играла на крыльце. Добавил со смехом: – А там, глядишь, и еще одна подоспеет...
О событиях того вечера рассказала Делу сама Карен, месяца три назад. Она, как всегда, старалась уберечь его от боли и говорила очень коротко, без подробностей. Впрочем, подробности он прочел в материалах дознания: восемнадцать ножевых ранений, одно из которых было смертельным.
Залитая кровью, она прошла в дом – мать сидела на кухне и плакала, положив голову на руки. Кэролайн знала, что мама не спит– возвращаясь из пристройки, она почти всегда видела ее именно в этой позе.
Подойдя к матери, она дотронулась до ее плеча и сказала:
– Он больше никого из нас не обидит. Помоги мне собраться– я не хочу, чтобы меня посадили в тюрьму.
Та медленно подняла голову, увидела кровь и сразу поняла, что произошло. Не было ни споров, ни слез– на все это не оставалось времени. Она собрала небольшую сумку с одеждой, взяла в кассе ресторана все деньги и отдала Кэролайн. Больше они никогда не виделись...
Мать опознала труп, предъявленный ей – тело какой-то девушки, найденной в Верхнем озере и подходящей по возрасту и цвету волос. Именно эта девушка и лежала теперь в могиле у церкви. Дел видел фотографии трупа и понимал, что мать не могла знать, кто это – но таким образом пыталась защитить свою дочь, которую не спасла от боли и унижения, хотя бы от преследования полиции.
Он подошел к двери и позвонил. Услышал шаги за дверью и вопрос:
– Кто там? – в этом доме не привыкли сразу открывать дверь.
– Откройте, пожалуйста.
Дверь открылась – на цепочку.
Дел увидел бледное лицо женщины и понял, что она узнала его.
– Что вы хотите?
– Я хочу поговорить о вашей дочери – о Кэролайн.
Она резко закрыла дверь, чуть не прищемив ему пальцы. Из-за двери донеслось:
– Я не разговариваю с газетчиками!
– Но я... – начал Дел – и услышал за дверью удаляющиеся шаги.
Он прекрасно понимал эту женщину – история «новой Лиззи Борден» несколько дней мелькала на первых полосах местных газет. Приезжали даже журналисты из Миннеаполиса, жаждущие сенсации. Пытались говорить с ней, с девочками, с полицией – и с грязными преувеличенными подробностями выплескивали все факты на страницы газет. Газетчики даже утверждали, что Кэролайн ревновала отца к матери и к сестрам, рассуждали о «комплексе Электры».
Дел знал, как это больно, и понимал, почему перед ним захлопнули дверь – на ее месте он сделал бы то же самое.
Но все-таки разговор должен был состояться – поэтому он решил подождать и присел на крыльце, надеясь, что женщина рано или поздно выйдет. Он был уверен, что полицию она не вызовет – у нее не было оснований доверять полиции. Во время бесконечных допросов следователям нужно было только одно – доказать и ее вину, как соучастницы.
Все это Дел узнал из материалов полицейского расследования, покоившихся в архиве за невозможностью предъявить обвинение в связи со смертью подозреваемого, а кое-что – из старых газет – Томми постарался.
Когда он пять дней назад приехал в Штаты – подписывать новый контракт – то поехал прямо к Томми.
Тот не удивился – Карен писала ему часто, чуть ли не каждую неделю. Выглядел он «не очень» – по его же выражению, но глаза на оплывшем посеревшем лице остались прежними – пронзительными и умными.
– Чего смотришь? – усмехнулся он, уловив взгляд Дела. – Сам знаю, – и добавил: – Девочке не говори.
Они просидели вместе до ночи, как и раньше. Томми достал две папки – подборку газетных статей и копии всех материалов по делу – как он получил их, неизвестно.
Среди материалов были и копии фотографий, которые делал ее отец. Делу хватило всего двух – дальше он смотреть не стал. Перехватив его застывший взгляд, Томми кивнул.
– Лучше просто сожги ты это дерьмо – и все. Адвокату оно ни к чему, а ей бы... не понравилось, что ты на это смотришь.
Дел так и сделал – прямо в кабинете, в той же пепельнице, в которой когда-то сжег письмо Карен. Бумаги медленно тлели, Томми задумчиво ворошил их ножом – чего только не было у него в столе – и объяснял:
– Дело закрыто паршиво – можно сказать, что и не закрыто. Хороший адвокат ее отмазать может – мол, самооборона, и лет ей было всего пятнадцать. Но нервы потрепать могут – а могут и арестовать для порядку, если доберутся. Хоть и ненадолго, но плохо это для нее. И газеты, конечно, своего не упустят. Так что тут, чтобы по-тихому сумел отмазать, не просто хороший – а очень хороший адвокат нужен, и со связями наверху. И лучше ей пока не высовываться.
На следующий день Дел отвез все материалы в Роузвуд – Сэм был адвокатом их семьи уже почти пятьдесят лет, и ему можно было верить.
Сэм подтвердил то, что сразу понял Томми: главное сейчас в этом деле – конфиденциальность, и никто не должен знать, что Кэролайн Тэри, местонахождения которой он, как ее адвокат, не обязан сообщать, и жена его старого друга и клиента Делвина Бринка – одно и то же лицо. Он сказал, что считает возможным добиться подписания документа о том, что прокуратура отказывается от предъявления Карен какого бы то ни было обвинения, и таким образом закончить это дело.
Дел был благодарен ему за то, что тот никак не выразил своего личного отношения к этому делу, хотя, несомненно, у старого адвоката было свое мнение по поводу женитьбы «мальчика», которого он знал с детства, на, мягко говоря, неподходящей девушке. К сожалению, Сэм никогда не смог бы этого понять.
Все эти дни Дел жил в Нью-Йорке, в их квартире, которая – даже опустевшая и лишившаяся своего уюта – больше не казалась ему склепом. Каждый день звонил Карен – они еще ни разу не расставались так надолго. И каждый вечер проводил у Томми – просто сидел до ночи, иногда – слушал, иногда – рассказывал. Заваривал кофе, наливал виски.
Завтра поздно вечером он уже должен был вылетать домой. Оставалось одно, последнее дело, которое он сейчас и пытался сделать – рассказать этой женщине, что ее дочь жива и счастлива.
У моря, где край земли... Так он рассказывал Карен – за два дня до того, как они поженились.
Она была счастлива здесь – он видел это. Ей все нравилось – и джунгли вокруг, и горы вдалеке, и птицы, которые прилетали во двор по утрам, и их новый дом – небольшой двухэтажный коттедж в поселке рядом с заводом.
Их дом... Дел никогда раньше не понимал, какое это счастье – возвращаться с работы домой, туда, где тебя ждут и любят.
Их дом – место, где все было наполнено Карен – ее легким медовым запахом, ее голосом, звуками ее шагов, забавными мелочами, которые она придумала и купила – или сделала – «для уюта». Даже сама привинтила на окна сетки, чтобы Манци не могла вылезти на улицу и испугаться!
Она уже почти свободно говорила по-испански, готовилась получать водительские права. Многому Дел учил ее сам – даже научил стрелять, на всякий случай.
Годовщину их встречи они отметили вдвоем, дома – Карен была уже на восьмом месяце. Он до сих пор помнил ее слова, сказанные тогда:
– Если бы мне предложили выбрать: обычная жизнь, какая у меня была бы... если бы отец не вернулся – или все то плохое, что было... Я бы согласилась выдержать все это снова – лишь бы в конце был ты.
В конце... В тот день ей исполнилось всего двадцать два года.
Их сын – Томас Делвин Бринк – родился полгода назад.
Предполагалось, что Карен будет рожать в Каракасе, в больнице при американском посольстве. Но она дотянула до последнего дня – Дел сидел в своем кабинете, когда позвонила прислуга и сообщила, что «миссис только что увезли в заводскую больницу». Когда он примчался туда, роды уже начались – слава богу, все прошло быстро и без проблем.
По словам Карен, мальчик был «красивый и похожий на папу». Правда, особого сходства Дел не замечал, да и красавцем никогда себя не считал – но ей было виднее.
Манци приспособилась спать в кроватке ребенка и когда он плакал, бежала докладывать. Один раз Дел заметил, что она вылизывает его сына, словно своего котенка, лежа рядом с ним и придерживая лапкой. Он хотел возмутиться, потом махнул рукой – мальчику это явно нравилось, он не плакал, а довольно жмурился.
Иногда он писал Марти, послал ей фотографии сына. Старый дом в Роузвуде по-прежнему ждал их и Дел был уверен, что рано или поздно они вернутся туда – и Карен непременно запустит в фонтан золотых рыбок.
Карен... Девушка, встреченная им дождливой осенней ночью и подарившая ему себя – и весь этот мир, эту жизнь, это счастье. Карен – его жена, его любимая. Карен.
Дел понял, что на несколько минут задремал на крыльце – очевидно, сказалась бессонная ночь. Внезапно ему показалось, что сон продолжается – в нескольких метрах от него стояла та, о ком он вспоминал в полусне.
Он резко тряхнул головой. Нет, это была не она – но девочка, стоявшая у калитки и удивленно смотревшая на чужого человека, который сидел на их крыльце, была очень похожа на его жену. Голубые глаза, светлые волосы, веснушчатый нос, начавшая округляться фигурка – такой Карен, наверное, была в пятнадцать лет. Точнее, могла бы быть – в детстве этой девочки не было страха и боли.
Она еще раз посмотрела на него и пошла по тропинке, ведущей в сторону задней двери, чтобы не проходить мимо незнакомца. Дел торопливо окликнул ее – девочка удивленно обернулась.
– Передай, пожалуйста, своей маме вот это, – и протянул ей конверт, в котором было только одно – фотография, сделанная «Полароидом»: смеющаяся девушка с игрушечным тигренком на фоне вечернего неба.
Девочка – он знал, что ее зовут Кэти – нерешительно подошла, стараясь держаться подальше, взяла конверт и побежала за дом.
Через минуту за дверью раздался шум, послышались торопливые шаги. Промелькнула непрошеная мысль: как эта женщина отнесется к тому, что ее зять старше ее почти на шесть лет?
Он поднялся и стал ждать, пока откроется дверь.
КОНЕЦ
