Текст книги "Подарок"

Автор книги: Мери Каммингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Не выпуская ее из рук, он пересел на диван. Заметил, что Карен опять босиком, подтянул поближе и зажал в ладони холодные пятки. Теперь было хорошо. Теперь все будет хорошо.

Ее руки медленно поползли вверх, и Дел зажмурился – тонкие пальцы робко и осторожно дотрагивались до него, словно проверяя, все ли на месте – спина, плечи, шея. Наконец пальцы добрались до головы, пробежались по волосам, зарылись в них и слегка взъерошили.

– Тебе постричься пора, – неожиданно сказала Карен.

Он усмехнулся – настолько это было по-женски.

– С тобой пострижешься.

– Ты очень сердишься?

Ему было трудно ответить на такой вопрос. Рассказать, как иногда он готов был придушить ее или что он пережил за эти дни? Зачем? Она устроилась у него на груди, обняв его обеими руками под пиджаком – и именно это было сейчас важнее всего.

– Нет... я вообще почти не сердился. Только очень боялся за тебя. И себя все время ругал.

Она вскинула голову и непонимающе уставилась на него.

– А себя-то за что?

– Я должен был заметить, что тебе плохо.

Повернувшись набок, Карен легла, положив голову ему на колени и уткнувшись носом в его живот. Все, что она говорила, отдавалось теперь теплой и щекотной волной, а слова были почти неразборчивы:

– Ты не мог заметить. Мне было хорошо с тобой – мне никогда в жизни не было так хорошо, как с тобой – все время, с самого первого дня. Только на озере, когда подъехала полицейская машина – я же не знала, что это Кэсси, и подумала, что за мной. Вот тогда я и поняла, что нельзя мне с тобой оставаться, чтобы тебе неприятностей из-за меня не вышло. И с тех пор я про это часто думала – когда тебя рядом не было или когда ты спал. Только все время казалось – ну еще немножко, еще немножко пожить и порадоваться.

Дел приподнял ее лицо – глаза уже налились слезами, но губы упрямо пытались улыбнуться.

– Я иногда думала – хоть бы мне под автобус, что ли, попасть, чтобы до конца хорошо было.

– И ты говоришь, что тебе со мной было хорошо? Это ты называешь – хорошо?

Карен кивнула, погладила его по лицу – и все-таки улыбнулась.

– Конечно! Я каждое утро просыпалась, и ты был рядом – такой смешной, сонный, лохматый... И улыбался, и можно было до тебя дотронуться. И я знала, что еще не сегодня конец... – она вздохнула, – тебе про ребенка Томми сказал, да?

– Да.

– Кроме него, никто не знал. Я сама узнала только за день до экзамена.

– И мне не сказала... а ему сказала.

– Извини... Мне стыдно было признаться, что я тебя так подвела. И я не хотела, чтобы ты на меня сердился... в последний день.

– И ты думала, что я не буду тебя искать? Увижу, что тебя нет – спокойно сяду и буду ужинать? Пирожки еще мне оставила.

– И еще котлеты... в морозилке, – сообщила Карен унылым голосом.

Ему захотелось наорать на нее, встряхнуть, обнять – Дел уже не знал, смеяться или плакать.

– Ты что, меня совсем сволочью считаешь? – почти рявкнул он, все-таки слегка встряхнул – и прижал к себе. – Ты что думала – я смогу жить, зная, что ты неизвестно где, одна, без денег – да еще беременная? Да я тут чуть не свихнулся, когда Томми мне так спокойненько заявил, что он два дня тусовки проверял – нет ли тебя, случайно, там!

– Ну и зря, – сердито буркнула Карен, – глупо.

– Что глупо?

– Проверять было глупо. Ты что, не понимаешь, что я... после тебя... не смогла бы, – зажмурившись, она замотала головой, – ни за что.

И он ответил – тихо, почти шепотом:

– Я так и подумал.

Она замерла, широко открыв глаза, вглядываясь в него, словно спрашивая, правда ли это. Дел кивнул.

– Томми сказал, что все проверить надо. А я и так знал, что тебя там быть не может. Знал – и все.

Карен выдохнула со звуком, похожим на рыдание, и внезапно потянулась к нему, целуя всюду, куда могла достать – в подбородок, в уголок рта, в шею – без слов объясняя, как соскучилась, как одиноко и холодно ей было без него.

Он донес ее до постели и рухнул туда вместе с ней, не в силах отпустить ни на мгновение. Кажется, что-то трещало, но терпения расстегивать пуговицы не было. Не было ничего, кроме тонкой шеи, в которую он жадно впился ртом – ничего, кроме шелковистой кожи под футболкой, кроме горячего тела, прильнувшего к нему. Ни ласк, ни слов, и это было естественно, как дыхание, как биение сердца. Все закончилось быстро – очень быстро, слишком быстро.

Дел очнулся, забывшись лишь на долю секунды – сердце все еще лихородочно билось. Медленно поднял голову – в глазах Карен стояли слезы, но, встретив его взгляд, она улыбнулась.

Он попытался губами смахнуть слезинку со щеки.

– Карен, детка... ты чего? Я тебе больно сделал?

– Я люблю тебя, – она сказала это так грустно, что у него защемило сердце.

Дел на секунду замер, но постарался улыбнуться.

– Это так плохо, что плакать хочется? Я такой ужасно противный?

Она засмеялась – или всхлипнула?

– Нет... мне просто все время хотелось тебе это сказать, а теперь можно.

– Можно. Много-много раз можно, и я буду ходить, задрав нос – потому что меня любит такая девушка – самая лучшая, самая красивая, самая... Ну улыбнись ты, наконец, и не надо плакать. А то я сейчас тоже заплачу.

Карен улыбнулась – настолько нелепым показалось ей подобное заявление.

Больше она не плакала.– лежала, плотно прижавшись к нему и слегка улыбалась, закрыв глаза.

– Спишь? – спросил Дел, очень тихо, чтобы, если она действительно спит, не разбудить ее.

Но Карен открыла глаза и откликнулась, совсем не сонным голосом:

– Нет... я спать не хочу.

– Я хотел тебе сказать, что ты никого не подводила. – Она вскинула на него глаза, не сразу поняв, что он вообще имеет в виду. – Ты сказала, что подвела меня – с ребенком. А на самом деле я рад, что так получилось.

– Но я говорила, что ты можешь не беспокоиться – и ты мне поверил.

– Чем больше я об этом думаю – тем больше понимаю, что такой подарок для меня это все равно что жизнь начать заново. Я и не ждал, не думал... – он не договорил, уткнувшись лицом ей в волосы. Помолчал и неожиданно спросил: – А ты у врача была?

– Да, два дня назад. Все нормально. Срок совсем маленький – полтора месяца всего. Снаружи еще вообще ничего не видно.

– Мы поженимся в четверг, хорошо?

Она тяжело вздохнула, не зная, что ответить, но Дел воспринял этот вздох как несогласие и резко отодвинулся.

– Тебе что, так неприятно об этом думать? Мы же уже договорились – или ты по новой собираешься нести свою ахинею про то, что ты мне не пара? – и осекся, почувствовав, что Карен испуганно замерла. Нерешительно обнял – она отвернулась и обиженно засопела. – Не обижайся, я за эти дни извелся. – Поднял ее лицо, поцеловал в переносицу, где было больше всего веснушек. – Ну не обижайся, ладно?

– А я вовсе и не собиралась с тобой спорить – и никакой «своей ахинеи» тоже не собиралась нести, – неожиданно буркнула она.

– Почему это? – подобное послушание показалось ему подозрительным.

– Ты голодный и злой – чего с тобой спорить? Все равно слушать не будешь.

– С чего это ты взяла, что я голодный и злой?

– А у тебя в животе бурчит – и мне в ладонь отдает.

Только теперь Дел почувствовал, что ее рука уже давно устроилась у него на животе, и внезапно ему стало смешно.

– Сама, небось, есть хочешь? – спросил он. Она пожала плечами и кивнула с виноватым видом – он не выдержал и тихонько рассмеялся.

– Ладно, давай вставать.

Он даже не понимал, как голоден, но, увидев на столе те самые рассердившие его котлеты, проглотил штук десять, прежде чем опомнился.

– Ты что, вообще ничего не ел все эти дни? – с ужасом спросила Карен.

– Виски, кофе. Да, еще две шоколадки, – вспомнил он, откусывая пирожок.

– Запасы Томми? – хихикнула она. Дел кивнул и добавил:

– Но рыбок я кормил.

Устроившись на ковре, он наблюдал, как Карен убирала со стола – не торопясь, слегка нахмурившись и, казалось, напряженно о чем-то думая. Закончила, постояла еще немного у плиты – наконец подошла и села рядом.

– Ну, так что насчет четверга? – спросил он. – Или ты так и не хочешь за меня замуж выходить?

Она – не хочет?! Он что, так и не понимает – или просто делает вид, что не понимает? Да разве ему такая жена нужна? Но он, кажется, думает, что такая.

Как незаметно и быстро она привыкла, что можно протянуть руку – и Дел всегда рядом, всегда согреет и утешит. Привыкла, и воспринимала, как должное, и забыла, что значит быть одной. Все эти страшные дни ей казалось, что он просто куда-то ушел и скоро вернется – она знала, что это не так, и все-таки ждала.

Закрыв глаза, Карен вспомнила слова Томми – «не надо за мужика пытаться его проблемы решать». А может, Томми прав? Дел хочет на ней жениться, хотя знает про нее все... почти все. Так зачем обижать его – ведь он, кажется, до сих пор считает, что сам чем-то ее не устраивает!

Она взяла его за руку, прижалась к ней щекой и поцеловала в ладонь.

– В четверг – так в четверг, – невольно удивилась радости, осветившей его лицо и нерешительно спросила: – Только... а это по-настоящему будет?

Дел не сразу понял, о чем идет речь.

– Что значит – по-настоящему?

– Ну… ты же знаешь, у меня документы чужие. И я не могу своим настоящим именем назваться.

Он вспомнил, что читал о подобных случаях.

– Я слышал, что брак законный, вне зависимости от имени, под которым он заключен, если нет других причин, мешающих ему быть законным.

– Каких причин?

– То есть если ты не замужем, – (Карен помотала головой), – совершеннолетняя, – (кивнула), – и не сумасшедшая, – (пожала плечами.) – Скажи мне, а твои документы не фальшивые? Их можно вообще где-нибудь показывать?

– Нет, они настоящие – только чужие, – она невесело усмехнулась. – Меня с ними два раза арестовывали, и даже полиция ничего не заметила – так что они абсолютно надежные. Была одна девушка, еще в Чикаго. Тоже блондинка, на пару лет меня старше – мы с ней были даже немного похожи. Мы жили в одной квартире и работали на одного и того же парня – Кинкейд его звали. Ну и я иногда ее документы брала, когда на улицу выходила – у меня своих-то не было. А потом она умерла – наверное, вколола себе слишком много. Я ее нашла утром, уже холодную. Испугалась, позвонила Кинку – с полицией связываться он не хотел, и тело просто выбросил в озеро, с грузом на ногах. Никто не узнал – у нее никого не было. А документы так у меня и остались – и вот уже пять лет я по ним живу.

Она сидела, обхватив колени руками, и рассказывала – спокойно, как о чем-то вполне нормальном. А ведь это только маленький эпизод из ее жизни – жизни, о которой он до сих пор знает так мало! Внезапно Дела словно ударило – одна фраза, услышанная им сейчас – он только сейчас осознал ее смысл! Спросил – нерешительно и почти испуганно:

– Карен, сколько тебе на самом деле лет?

Карен вздрогнула, быстро взглянула на него, вздохнула и отвела глаза.

– Извини, я тебе тогда неправду сказала, как в документах написано. Когда я приехала в Чикаго, мне на самом деле еще шестнадцати не было. А сейчас – двадцать один, как раз исполнилось в тот день, когда мы встретились, – она пожала плечами и виновато улыбнулась, – мы бы иначе и не познакомились.

Дел на миг представил себе все это: пятнадцатилетнюю девочку, которая спала под скамейкой – осенью, в холодном городе, где всегда дует ветер с озера. А в шестнадцать лет она уже стояла на улице с чужими документами, и каждый мерзавец мог..

Не понимая, почему он молчит и так странно на нее смотрит, Карен попыталась объяснить:

– Ну не могла я тебе правду сказать – тут же всплыл бы вопрос про документы и про все остальное. И, кроме того, опять начались бы твои дурацкие замечания, что ты мне в отцы годишься. Не сердись, ну пожалуйста!

Он, наконец, протолкнул застрявший в горле комок и попытался улыбнуться.

– Я не сержусь. Иди сюда.

Обнял, прижал к себе. Ему не хотелось, чтобы Карен сейчас видела его лицо – она могла испугаться и снова начать оправдываться. За что, господи, ну за что, ей – еще оправдываться?!

Эта фраза из ее письма – такая неожиданно жесткая: «я сделала то, что должна была сделать – и знала, на что иду». В пятнадцать лет? Какой же груз она несла на себе.

Всего двадцать один... Он вернулся из Вьетнама – а ее еще и на свете не было. Он уехал в Мексику – а она еще не научилась ходить. Наверное, если бы он знал, что Карен на пять лет младше его дочери, то не решился бы в ту, первую ночь позвать ее к себе. А может, все равно позвал бы. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Важно было только одно – чтобы она было счастлива, чтобы они были счастливы вместе.

Карен между тем устроилась, свернувшись в маленький клубочек и пристроив голову у него на груди – так уютно, что не хотелось двигаться с места.

– Ты вообще... как себя чувствуешь? Тебя не тошнит – ну, из-за беременности? – нерешительно спросил Дел.

– Нет, не тошнит, – откликнулась она. – Спать иногда очень хочется – внезапно, как проваливаюсь куда-то – на полчаса, на час. Но врач говорит, что это нормально.

– Сейчас тоже хочешь спать?

– Нет, сейчас нет.

– Я хочу тебя спросить... Про то, что ты написала... – он почувствовал, как Карен напряглась. – Опасность для тебя очень велика? Тебя до сих пор ищут?

Она покачала головой.

– Нет. Я умерла... то есть официально признана умершей. Но все равно могут случайно вспомнить – мои фотографии были когда-то в газетах. Первые пару лет, в Чикаго, я волосы в рыжий цвет красила и завивала – боялась, чтобы не узнали, – неожиданно улыбнулась. – Знаешь, даже неплохо смотрелось, ну, и выглядела я так старше.

Фотографии – в газетах? Больше спрашивать Дел ни о чем не хотел – на сегодня ему было уже достаточно. Но Карен, очевидно, истолковала его молчание по-своему. Голос ее внезапно стал хриплым, словно она с трудом сдерживала слезы:

– Дел, я понимаю, что должна рассказать тебе все до того, как мы поженимся – я расскажу, только, пожалуйста, не сейчас. Мне очень противно об этом вспоминать. Вся эта история – грязь и мерзость, – жалобно попросила: – Не надо об этом сейчас, пожалуйста, ну не надо, а?

Он приподнял ее лицо – зажмуренное, несчастное, побледневшее – и прижался губами к виску.

– Когда сможешь – тогда и расскажешь, не мучай себя. До свадьбы, после свадьбы, через год – неважно.Только можно, я спрошу еще одну вещь?

Карен замерла и тихо сказала:

– Спрашивай.

– Как тебя зовут – на самом деле?

– Кэролайн Тери. В детстве звали Кэрри.

– Кэрри... – повторил Дел, прислушиваясь к непривычному имени. Нет, «Карен» все-таки лучше.

– Ты лучше называй меня Карен – я уже привыкла. И мне нравится, как ты это произносишь.

– Да, тебе идет это имя. – Внезапно вспомнил: – Карен...ты извини. Томми...в общем, он видел твое письмо.

– Ничего. Я бы и сама ему, наверное, сказала, в конце концов, – она неожиданно улыбнулась. – Это он тебе помог меня найти?

– Он и Мак. Кстати, Мак мне и посоветовал Манци по пансионам поискать – исходя из своего опыта.

Она хихикнула.

– Ты и ее нашел?

– Да, позавчера. До того мы страшно боялись, что ты куда-нибудь уехала из города, а тут ясно стало, что ты где-то близко.

– Я действительно думала уехать в какой-нибудь маленький городок и найти там работу – поваром или что-то вроде того. Послала уже свои данные в несколько контор по трудоустройству – у меня теперь диплом есть, с ним легче устроиться, – и вдруг она вздрогнула, зажмурилась, прижавшись лбом к его груди, и пожаловалась совсем по-детски: – Мне очень плохо без тебя было. Все время хотелось домой, хотелось к тебе, чтобы ты меня обнял...

Он обнял. Не открывая глаз, Карен нащупала его руку, подтянула к себе, поцеловала ладонь, потерлась об нее лицом и обхватила обеими руками, прижав к щеке, как ребенок – куклу.

– Вот так хорошо...Ты когда нашел меня – я думала, это сон. У тебя такие добрые руки...

Его руки... Грязь, кровь, смерть – и нежная щека этой девочки.

Зарывшись в теплые шелковистые волосы, запах которых с первой их встречи сводил его с ума, Дел заговорил – тихо-тихо:

– Карен, девочка моя – все плохое кончилось и больше никогда не вернется. Поверь мне и не бойся больше ничего. Теперь мы вместе, я никому тебя не отдам, никому не позволю тебя обидеть. Моя любимая, моя радость, солнышко мое белобрысенькое – живи и радуйся, и помни только одно – я люблю тебя и теперь все будет хорошо.

Он сам удивился, что оказался способен сказать такое, даже ей – и замолчал, поглаживая ее по щеке кончиками пальцев. Задумался, вспоминая, что же нужно, чтобы пожениться – кажется, сделать анализ крови? И где лучше жениться – здесь или в Мэриленде?

Взглянул на Карен и увидел, что она спит – и во сне улыбается.

Через несколько минут Дел осторожно высвободился и встал. Аккуратно, стараясь не разбудить, поднял ее и перенес на кровать – он делал так каждый раз, когда она засыпала на ковре или на диване.

Карен настолько привыкла к этому, что обычно даже не просыпалась, только иногда бормотала что-то в полусне – но на этот раз поморщилась и заерзала. Укрыв ее одеялом, он сел на край кровати и поглаживал по голове до тех пор, пока не услышал, что дыхание стало ровным.

Чувствуя рядом его тепло, она всегда засыпала быстрее. Иногда Делу становилось смешно – он казался самому себе чем-то вроде плюшевого мишки, которого маленькая девочка прижимает к себе, чтобы заснуть и не бояться буки под кроватью.

Убедившись, что она спит, Дел перебрался на диван и сел за телефон – нужно было сделать два звонка.

Сэму – что подпишет контракт в пятницу, после обеда – пусть он договорится о точном времени. Заодно выяснил, что нужно, чтобы пожениться в Мэриленде. Чувствовалось, что Сэм лопается от желания расспросить его более подробно, но Дел постарался свернуть разговор побыстрее.

И еще один звонок – по номеру, который он выучил наизусть за эти дни.

– Томми?

И услышал в ответ знакомый скрипучий голос:

– А, это ты... Мне Мак сказал. Ну, не придушил ее, часом?

–Мы завтра приедем, хорошо? В трубке раздался ехидный смешок.

– Что – из постели никак не вылезти? Ну, завтра – так завтра, – внезапно голос стал серьезным – насколько он вообще мог быть серьезным: – Ты... вот что – вечерком ее ко мне привези, часиков в семь – поговорить без помех.

– Привезу. И – спасибо тебе. Голос снова стал ехидным:

– Спасибом не отделаешься – ты все мои запасы виски выжрал, так что привези-ка пару бутылок. До завтра.

Вот это уже наглость – он пил не так уж и много! Но виски придется привезти.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Она проснулась через пару часов – очень сильно запахло кофе. Открыла глаза – Дел сидел на краю кровати и водил перед ее носом кружкой, исходящей ароматным паром. Увидев, что она уже не спит, убрал кружку подальше.

– Я тебе тоже сделал. Просыпайся как следует, а то обожжешься.

Карен зашевелилась, приподнимаясь. Он отхлебнул кофе и смущенно признался:

– Пока ты спала, я все пирожки доел нечаянно, очень вкусно было.

– Еще напеку, – рассмеялась она, – а где кофе-то?

Дел достал из-под кровати вторую кружку и дал ей. Спросил:

– Где квитанция на Манци? Без нее в доме как-то пусто, и она там очень обижена. Я сейчас съезжу – привезу ее.

– Я с тобой!

– Тогда пей кофе и одевайся!

Сев в застоявшийся в подземном гараже «Крайслер», Карен украдкой погладила пушистую обивку сидения – по нему она тоже соскучилась. Эта машина, в которой Дел когда-то впервые привез ее к себе, была для нее почти членом семьи.

– Ты когда вчера пришел – я подумала вначале, что ты мне снишься. Ты такой взъерошенный был и на себя непохожий.

– Испугалась?

Она опустила голову и помотала ею.

– Боялась, что проснусь – а тебя на самом деле нет... Как ты вообще меня нашел?

– Берни привел, я его... убедил, – объяснил Дел и ревниво добавил: – Тебя с ним видели, он тебя обнимал!

Карен рассмеялась.

– Да он со всеми так – пробует на всякий случай, а то вдруг возможность упустит?! Но послать подальше – так не обижается. Приревновал?

– Само собой.

Она протянула руку и коснулась ссадины на его скуле.

– Это он тебя?

Дел кивнул, с некоторым оттенком самодовольства.

– Ему тоже неплохо досталось. Я там подрался в «Четырехлистнике» – с ним и со всеми остальными. Их человек шесть было... или семь.

– Круто! – хихикнула она. – И кто победил?

– Я, конечно, – его голос был уже откровенно самодовольным. – Только вот куртку там забыл – заедем сейчас, заберем. И по голове получил – бутылкой.

Карен освидетельствовала шишку, дотронувшись до нее тоненькими прохладными пальцами и ласково поерошив волосы.

– А что там Берни твердил – он тебе должен, что-то в этом роде?

– А-а, это, – она замялась, – только ты Маку не говори. И Томми не стоит. Я у него нож взяла.

– Какой нож?

Она явно чувствовала себя неловко. Дел похлопал ее по колену.

– Ну ладно, давай, рассказывай!

– Понимаешь, мы с ним немножко знакомы были. Он жил в том же доме, где мы с Мэдди квартиру снимали, только этажом выше, и иногда нас подвозил – если по пути было. Потом я оттуда уехала и несколько месяцев его не видела. А когда меня арестовали – за пару недель до того, как... как я в больницу попала – я тогда в участке сидела и ждала, пока протокол отпечатают, и вдруг вижу – нескольких парней ведут, и среди них – Берни. Он меня заметил, и когда мимо проходил, кому-то из копов на ногу наступил – явно нарочно. Тот ему врезал, Берни упал – прямо на меня, и мне быстро нож на колени сунул. Я сразу его прикрыла курткой, никто и не заметил. Ну, Берни через пару часов отпустили, раз он чистый был, – она пожала плечами. – Вот и все. Понимаешь, ему тогда уже восемнадцать исполнилось и мальчик больно хорошенький...

– Он что, тебе нравился? – ревниво спросил Дел.

Карен вздохнула.

– Да пожалела я его.Такого мальчика во взрослой тюрьме... – она не стала договаривать.

Зайдя в «Четырехлистник», Дел увидел, как застыла перекошенная физиономия бармена.

– Не бойся, я не дорогу спрашивать. Куртка моя где?

Тот, ни слова не говоря, принес куртку, недоверчиво поглядывая, словно сравнивая этого пижона в дорогом костюме со вчерашним громилой. Делу стало смешно.

– Ну, пока. Я Берни пару сотен дал – за стулья. и за остальное развлечение – заберешь у него. Может, забегу еще как-нибудь вечерком.

Манци ехала домой на заднем сидении, в клетке – по-прежнему обиженная. Карен сидела рядом и пыталась с ней разговаривать, но кошка, надувшись, отвернулась и сделала вид, что не слышит.

– Дома помиритесь, – рассмеялся Дел, – я бы тоже в клетке сердился.

Тогда она переключилась на него – стала кончиками пальцев ерошить волосы на затылке, пытаясь заглянуть ему в глаза через зеркальце.

– Не хулигань! – он тряс головой и тщетно пытался не смеяться. – Давай лучше что-нибудь на ужин купим?! Побольше и повкуснее – хочешь?

Карен хотела, как всегда – впрочем, он в этом и не сомневался.

К ужину Дел купил шампанское – розовое и не очень сухое, как она любила, и лишь потом вспомнил, что беременным, кажется, пить нельзя. Но было уже поздно – он не сомневался, что Карен углядела бутылку в одном из свертков, погруженных им на заднее сидение и утаить ее теперь не удастся.

Она снова пересела вперед и продолжала хулиганить – незаметно поглаживала его по колену, невинно смотря прямо перед собой на идущие впереди машины. Его тело начало реагировать на прикосновения почти сразу же – слишком остро для этого времени и места – и Дел прекрасно понимал, на что она намекает, но все-таки счел нужным поинтересоваться:

– Слушай... извини, а тебе это не будет вредно... в твоем положении?

– Ничего, оно совсем-совсем некрепкое, – она отвернулась, вроде бы засмотревшись на какую-то витрину, но Дел явственно расслышал сдавленное хихиканье и обиделся.

– Почему – «оно»?!

– Ну... шампанское – оно же слабенькое, – Карен посмотрела на него круглыми, чересчур невинными глазами.

– Я не про шампанское. Нахальная лапка сдвинулась выше, на бедро – еще не хватало врезаться в кого-нибудь! Слава богу, дом совсем рядом.

– А вот кофе много нельзя. Или ты про пирожки? – она уже откровенно дразнилась, прекрасно понимая, о чем он спрашивает.

– Я тебе покажу – пирожки!

– Прямо здесь? – этот наглый вопрос был последним издевательством, которое Дел выдержал уже на подземной стоянке.

В лифте он притиснул Карен к стенке, прижавшись к ней всем телом – и получил, наконец, ответ.

Пока она открывала клетку, он терпеливо стоял рядом. Манци выскочила пулей и забилась под кровать. Карен хотела пойти помириться с ней, но больше он не дал ей сделать ничего. Повернул к себе, держа за плечи, и сказал – почти спокойно, хотя глаза светились сумасшедшим весельем:

– Подразнилась? А теперь моя очередь!

Карен не успела опомниться – он сжал ее так, что она чуть не вскрикнула, и поцеловал. Кончик его языка раздвигал ей губы, проникал внутрь, сплетался с ее языком – и отступал, чтобы через секунду снова вернуться – словно пытаясь свести ее с ума этим неистовым поцелуем. Она застонала – внезапно Дел отодвинулся, переводя дыхание, и спросил:

– Ну, как? Слабенькое?

Зарывшись пальцами ему в волосы, Карен притянула его к себе, потерлась об него бедрами – и он опять поцеловал ее, еще более жадно. Подхватил на руки, пронес несколько шагов до ковра и выдохнул:

– Так что там у нас некрепкое?

Она рассмеялась коротким чувственным смешком, похожим на стон, и потянулась к нему, нетерпеливо расстегивая все пуговицы, на которые натыкались ее пальцы – на нем, на себе – стремясь избавиться от всего, что еще разделяло их и мешало ей почувствовать его тепло.

А потом не осталось ничего, кроме прикосновения его горячих губ, прохладных мягких волос, скользящих по ее телу и напряженных мышц под руками – Карен не могла бы стоять, если бы не держалась за его плечи. Его губы скользили все ниже и ниже, заставляя ее стонать и вздрагивать, но не давая дойти до грани освобождения, и ей сейчас казалось, что это сон – прекрасный и мучительный, потому что лишь во сне мучение может быть таким сладким.

Дел медленно опустился перед ней на колени и прикоснулся открытым ртом к золотистым волосам. Резко выдохнул – это горячее дыхание обожгло ее и заставило все мышцы ослабеть – помог ей лечь на ковер и снова поцеловал. Он больше не ласкал ее, теплая рука просто лежала на животе – но этого было достаточно, чтобы по всему телу пробегали горячие волны.

Губы скользнули ниже, продвигаясь к тому месту, которое горело, словно его выдох оставил там огненные искры, продолжавшие тлеть и готовые вспыхнуть пожаром.

Зажмурившись, не в силах выдохнуть, Карен замерла, когда его язык коснулся самой чувствительной точки ее тела, всегда отзывавшейся на его ласку – еще раз коснулся и еще... Выгибаясь навстречу его прикосновениям, она постанывала и вскрикивала, умоляя его продолжать – и он ловил каждый крик, каждый вздох, словно прекрасную симфонию страсти, творцом которой был.

Неожиданно он отстранился, тяжело дыша. Она открыла глаза, беспомощная, недоумевающая – именно этого Дел и ждал, чтобы мучительно медленно, пристально глядя ей в лицо, войти в нее. Подался назад – Карен застонала от охватившего ее нестерпимого чувства пустоты и потери.

Все его намерения не спешить, подождать немного, растянуть удовольствие были забыты. Он двигался резкими, настойчивыми и размашистыми толчками, врываясь в нее все глубже и глубже, почти выходя – и снова возвращаясь, слегка вращая бедрами, словно ввинчиваясь в ее податливую и упругую плоть.

Внезапно ее глаза широко открылись, по телу прошла судорога – и только тогда он позволил горячей волне захлестнуть и себя, теряя дыхание и прильнув губами к золотистой родинке на плече.

Прошло несколько минут, прежде чем он понял, что лежит на Карен всем весом. Приподнялся, чтобы не раздавить ее, услышал недовольный стон и испугался:

– Больно?

– Ты был еще внутри – так хорошо...

Дел усмехнулся, прорычал ей на ухо, голосом Шварцнеггера:

– Я вернусь! – почувствовал, как Карен вздрагивает от смеха, и лениво спросил: – Ну, будешь еще дразниться?

– Буду! – упрямо заявила она. – Вот! – и, с трудом шевелясь, все-таки взлохматила ему волосы. После этого успокоилась и замолчала, легонько, скорее всего, машинально поглаживая его по шее.

Он даже не знал, не засыпает ли она, но, очевидно услышав подозрительный шорох, Карен приподнялась и, присмотревшись, доложила:

– А там Манци наш ужин распаковывает... – в ее глазах загорелся живой интерес к происходящему, – а что там есть вкусного?

Еду они перетащили прямо на ковер, устроившись на подушках. Точнее, на подушку облокотилась Карен, а Дел предпочел использовать в качестве опоры ее колени – так было ближе и теплее.

Он твердо знал, что беременным нельзя шампанское, что бы там она не говорила, но Карен капризничала и ныла, что не любит предложенную им взамен кока-колу – поэтому решил следующий раз купить ей что-нибудь типа сидра, а сегодня все-таки давать шампанское, но понемножку, из своего бокала.

Манци вылезла из-под кровати и незаметно подошла – не к Карен, на которую до сих пор была обижена, а к нему. Он предложил ей креветку – кошка бросила на Карен презрительный взгляд, приняла угощение и потерлась шейкой об руку.

– Ты ее нарочно подкупаешь! – ревниво заявила Карен. – Это нечестно.

– Не ревнуй! – Дел в утешение почесал за ухом и ее. Она замурлыкала и потерлась об его руку не хуже кошки. – Я вас обеих люблю, на тебе тоже! – выбрал креветку побольше и сунул ей в рот.

Увидев это, Манци возмущенно фыркнула, отошла на пару шагов и уселась неподвижно, как статуэтка. Вид у нее был надутый и презрительный – эти люди – что с них взять!

А людям было весело – они ели, смеялись, разговаривали, перескакивая с одного на другое – они снова были вместе, вопреки всему, и оба уже не сомневались, что иначе и быть не могло.

Дел вспомнил их утренний разговор и спросил:

– А почему мы бы не познакомились, если бы не твой день рождения? Ты утром говорила...

– Понимаешь, я в тот день подумала – все-таки день рождения. И, хоть никому и сказать не могла, а все равно себе праздник устроила. В кафе сходила, съела пару пирожных, целое утро гуляла по парку, белок кормила. А под конец Джейк так нагло полез – и все настроение испортил. Ну, я ему и ответила как следует, вместо того, чтобы миром дело решить. Он завелся – неудобно перед приятелем было. Вот и получилось, что мы с тобой там встретились, – она улыбнулась, – вроде как подарок мне вышел на день рождения.

– Это я – подарок? – уточнил он.

– Самый лучший! – рассмеялась Карен. Подалась вперед, потерлась лицом о его нестриженную макушку и повторила, уже серьезно: – Самый лучший.

Внезапно рядом с его рукой просунулась тоненькая беленькая лапка, хлопнула по бутерброду с икрой и исчезла. Возмущенный Дел обернулся и увидел, что Манци сидит и с наслаждением вылизывает пятку. Он погрозил ей кулаком – кошка с презрительным недоумением уставилась на него – и поспешно откусил побольше, пока все не утащила.