Текст книги "Любовь без обмана"
Автор книги: Мередит Дьюран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
– А если мои инстинкты не совпадают с твоими?
– По мелочам я бы с тобой поспорил, – сказал он с готовностью. – А по важным вопросам? Если бы они не совпадали, у нас не было бы этого разговора.
Она приоткрыла один глаз.
– Но если они не совпадают по более важным вопросам?
– Тогда я не стану говорить тебе, чему верить. Слишком долго меня учили не доверять себе.
Минна открыла глаза и посмотрела на него. Она всегда доверяла себе, пока не начала желать его. Поэтому ей легко последовать его совету. И если они расходятся во мнениях относительно того, что считать важным, то схватку можно перенести на завтра.
– Ляг со мной, – сказала Минна, потянув его за руку.
Он охотно подчинился. Может, он по глупости поверил, будто она хочет просто лежать рядом с ним, потому что, когда она повернулась и прикусила его шею, он удивленно вскрикнул и затих. Волк схватил свою добычу. Она сделала свой выбор.
– Тебе придется доверять мне, Фин.
Одним быстрым движением он оказался на ней, держа ее за запястья и пригвоздив их у нее над головой.
– Я мог бы сказать то же самое, – пробормотал Фин и укусил ее, очень нежно, за подбородок.
Она сама решит, доверять ли ему.
Его пальцы разжались, она опустила руки и слегка сжала его бока. Рубашка мешала ей. Она и раньше говорила о его неуверенности, когда применяла к нему все уловки из своего арсенала.
– Мне больше нравится, когда ты раздет. – Она услышала, как он задохнулся, открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее. Он улыбнулся. Не такой реакции она от него ждала. – Ты хочешь сказать…
– Не всегда обязательно раздеваться. – Фин приблизил губы к ее губам. Она застонала, просто так, чтобы поддразнить его. Фин поцеловал ее крепче, чем она ожидала, и она застонала уже по-настоящему. Минна изогнулась дугой. Это было для нее настоящим пиршеством.
Мысли у нее спутались, когда его рука скользнула за корсаж. Его ладонь легла на ее грудь, поглаживая сосок, пока он целовал ее. Она расслабилась под ним. Ей нравилось чувствовать тяжесть его тела, давящую на нее. То, что она может ее выдерживать, делало ее более значительной в своих собственных глазах. Ее руки скользили по его широкой спине. Она обхватила ладонями его ягодицы, сжала их. Скользнув ниже, ее пальцы прижали шов на его брюках, обнаружили его жезл, и когда она погладила его, он застонал.
Это напомнило ей ее прежние планы, согласно которым долги должен заплатить он, а не она. Минна выскользнула из-под него и толкала в плечо, пока он не перевернулся на спину. Шейный платок валялся в изножье кровати. Минна потянулась за ним, но Фин схватил ее за руку и притянул на себя, так что ее шея оказалась на уровне его губ. Он целовал ее шею, опускаясь все ниже и ниже, пока губы не достигли соска. Пососав его, он стал медленно задирать юбку. Ноготь прочертил линию по бедру, поднимаясь по внутренней стороне ноги выше и выше, намечая цель, но не достигая ее. Он лениво выводил круги на нежной коже.
Минна оттолкнулась от него и легла на спину, нащупывая шейный платок; ей повезло, она ухватила его. Заметив это, Фин вскинул брови.
– Нет, – сказал он.
Она самодовольно ухмыльнулась:
– Боишься?
Он провел рукой по ее заду, схватил ее между ног, потирая, нажимая.
Минна прерывисто вздохнула, потом наклонилась вперед и подсунула платок ему под голову. Его рука нашла щель в ее панталонах, поглаживая интимное местечко, которое увлажнилось от его прикосновения.
– Тебе не удастся отвлечь меня, – прошептала Минна, задыхаясь. Фин самодовольно улыбнулся, Минне это не понравилось. Она завязала ему глаза платком, затянув узел возле уха, схватила его руку, которую он поднял, и прижала ее к кровати. – Веди себя прилично, – сказала она.
Его палец продвигался вверх по ее складкам, отыскивая самое чувствительное местечко. Минна стала извиваться.
– Я могу делать это и в темноте, – сказал Фин, – и с завязанными глазами.
Она помолчала, эта мысль не приходила ей в голову, И вдруг у нее возникла идея. Она скользнула вниз по его телу, задирая рубашку к груди. Ему это понравилось; его руки обхватили ее затылок, массируя, подбадривая ее. Его брюки было не трудно расстегнуть. Она спустила их на длину его члена.
Он чертыхнулся, его руки сжались, потом отпустили ее.
– Минна, – сказал он, и она не могла решить, что это: предостережение или похвала. Она сделала это снова, взяв его конец в рот, ощущая вкус соли и мускуса, посасывая, как он посасывал ее соски. По тому, как дергалось его тело под ней, какие звуки вырывались из его горла, она решила: похвала, определенно.
Но его терпение лопнуло. Он взял ее под руки, потянул вверх и сорвал платок с глаз.
– У меня есть лучшее применение для этого, – сказал он и схватил её за запястья.
– Подожди, – попросила она. Сердце у нее учащенно забилось. – Я не…
– Да. – Он поднял ее руки над головой и связал их платком. – Я видел выражение твоего лица, когда предложил это раньше. – Но я думала, что перекушу тебе горло, – прохрипела Минна.
Он засмеялся и двинулся вниз по ее телу. Стало ясно, что именно он собирается сделать: Фин задрал юбки и закрыл ими ее лицо, теперь она не видела ничего, как будто глаза у нее были завязаны.
– Нечестно, – выдохнула она, но протест затих, когда его влажный горячий рот коснулся внутренней стороны ее бедра. Его язык плясал по ее плоти, полизывая самую кромку, уходя и возвращаясь, деликатно дразня ее. Минна испугалась, но в тот же момент поняла, что выбор по-прежнему за ней: ни платок, ни завязывание глаз не заставят ее отдать ему себя. Но зачем это ей?
Она шире раздвинула бедра и отдалась его рту. Наслаждение поднималось по коленям, по бедрам и по рукам. Она ухватилась за него и всхлипнула, не сдерживаясь.
Он прокладывал свой путь по ее телу поцелуями, освободив ее запястья, пощипывая ее пальцы. Его внимание привлекла ее ладонь, он уткнулся носом в нее, языком пробуя на вкус бугорок под большим пальцем. Она знала, что он еще не удовлетворен, чувствовала его твердый член у своей ноги.
– Я хочу, чтобы ты был во мне, – сказала она.
Он поцеловал ее ладонь, взял ее за бедра и повернул так, что она оказалась сверху. Она немного заколебалась, сбитая с толку этой позицией. Он не хочет ее?
Он уловил ее взгляд.
– Тогда возьми меня, – сказал он и поднял бедра. Член внезапно подпрыгнул, предлагая ей возможности, о которых она раньше не думала. Минна опустилась на колени. Слишком поздно она поняла, что ей понадобится помощь. Фин взял пальцами свой член и держал его, не сводя с нее глаз. Минна медленно села на него.
От ощущения полноты у нее перехватило дыхание, она снова задрожала. Его руки заставили ее подняться, потом снова опуститься. Она выполнила два длинных движения вверх и вниз, а потом уперлась руками в его плечи и поднялась вверх без его помощи.
Он закрыл глаза и тихо застонал. Радость наполнила ее, горячая, и нежная, и ослабляющая; то, что он может закрыть глаза и отдаться наслаждению, которое она ему доставляет, не смущаясь, хотя с таким телом, как у него, он мог бы потребовать все, мог бы взять все. Теперь она каталась взад и вперед, терлась об него. Ее голод снова дал о себе знать, пульсируя и возрастая меж ее бедер. Отважная мысль пришла ей в голову. Она коснулась рукой того места, где они соединялись.
Он издал булькающий, прерывистый звук и схватил ее за бедра, останавливая. На миг Минне показалось, будто она сделала что-то не так, но нет – он просто заставил ее принять то положение, которое ему хотелось. Его хватка окрепла, он притянул ее бедра вниз, а сам сделал толчок вверх, в нее.
Минна почувствовала, как сжимается, – сначала это был удивленный ответ, а потом заскулила, исключительно от наслаждения. Он толкал, все снова и снова, притягивая и отталкивая ее, с каждым толчком проникая все глубже. Минна упала вперед, прижимаясь лбом к горячей ямке у шеи, распласталась на нем, расслабившись, когда он проникал в нее.
Он был прав: все это очень далеко от односторонних действий, – она всхлипнула, и он всхлипнул в ответ, их тела вместе стремились к одной цели. Он уткнулся лицом в изгиб ее шеи и застонал, не думая о том, как она это воспримет, и она подумала: «Любовь, да. Я больше не боюсь».
Глава 14
В эту ночь они спали, переплетя руки и ноги, как части единого целого. Фин один раз проснулся. Она мирно спала, приоткрыв рот, словно впитывая лунный свет, падавший в окно. Казалось, кошмары ее не мучают. Возможно, отчасти это его заслуга. Так ему хотелось думать. Любовь делает все тяжелое легким, если доверять теологам, которые неправильно толкуют плотское выравнивание. На самом деле он чувствовал странную тяжесть, глядя на нее, не неприятное ощущение, а будто усталость, как корабль, вставший на якорь после плавания по бурным морям.
Казалось неправильным чувствовать успокоение, когда так много предстоит сделать. Но он вспомнил ее совет и позволил себе выдохнуть напряжение, которое грозило охватить его тело. Он погладил ее по щеке и почти сразу погрузился в сон.
На следующее утро они почти не разговаривали. Минна надела кольцо матери, и они сели в поезд. Проводник объявил станцию назначения: Лондон. Она бросила на Фина взгляд. «Еще не в порту», – с сожалением подумал он. Они сидели бок о бок в пустом купе, но он не купил газету, а она не делала вид, будто ей интересно смотреть в окно. Лондон надвигался на них как тьма, закрывая горизонт тучами.
Он не собирался потакать ей за ее собственный счет. Когда они въехали в пригороды, он коснулся ее руки:
– Позволь мне купить тебе билет.
Она перевела взгляд с его руки на его лицо.
– Только у меня есть то, что он хочет получить. Я могу выманить его. Позволь мне помочь тебе.
Он вспомнил ее лицо в окне много лет назад и цену гнетущих воспоминаний и вины. Ему не хотелось снова взваливать на нее ответственность.– Чтобы действовать, я должен знать, что ты в безопасности.
Она плотно сжала губы. – Я тебе не одно из твоих перьев, – сказала она. – Не пытайся мне приказывать.
Довольно долго он сидел, размышляя над тем, с какой силой колеса поезда преодолевают стыки рельсов, и наблюдал за ритмичными подрагиваниями ее плеч. Если посмотреть назад, то, конечно, есть смысл в том, что Бонем был шпионом и предателем. Сын обедневшего колониста, сам пробившийся в жизни, человек, который спал и видел, как бы ему сделать себе имя в Англии, он идеально подходил для того, чтобы привлечь внимание Ридленда. Что предложил ему Ридленд? Шанс продвинуться на родине матери? Не важно, какая была приманка, важно, что он попался на удочку: он добился расположения и доверия Коллинза.
Но Ридленд редко сдерживает свои обещания, и Бонем мог вскоре догадаться: Коллинз – лучший шанс для постоянного продвижения. В какой-то момент он переменил свою привязанность. Фин даже мог понять это искушение. Как приятно, должно быть, с улыбкой выслушивать приказы Ридленда, чтобы тут же нанести ему удар в спину!
В ту последнюю ночь в Гонконге Бонем выглядел веселым. Стоя рядом с Фином, он болтал, рассказывал анекдоты, потом непринужденно предложил выпить. И когда он отдал приказание принести бренди, то сделал это с уверенностью, которая по праву принадлежит только хозяину дома. Фин тогда не обратил на это внимания. Он посчитал – легкомысленно, как теперь выяснилось, что этим жестом Бонем просто хотел показать, в каких близких отношениях он со слугами Коллинза.
Одного бокала оказалось достаточно, белладонна подействовала быстро. Но прежде чем уйти и оставить его умирать, Бонем сказал, как следует поступить с Минной. Мужчина, который хочет поймать ее, должен посадить ее в клетку. Было непонятно, основывалось это заявление на том, что он хорошо ее знал, или приписывалось ей из-за ее поведения. Важно то, что это заявление было правильным и что Бонем понял это, прежде чем Фин начал постигать ее искренность.
Этого человека нельзя недооценивать. – Я не хочу запирать тебя, – сказал он. – Но я сделаю это ради тебя самой.
Она вздохнула и посмотрела на свои руки.
– Мне не хочется разбивать твои окна, но я сделаю это ради нас.
Он не оставил незамеченным местоимение во множественном числе, но это ничего не меняло. Если она не пойдет на сотрудничество, он вынужден будет совершить поступки, которые отдалят их больше, чем ненависть.
– Нет.
– Ноу меня нет выбора, – мягко сказала она. – Моя мать…
– У меня есть комнаты без окон.
Когда она посмотрела на него, на лице у нее не было никакого притворства, только страх.
– Нет, если ты меня любишь, – сказала она, – ты никогда не поместишь меня в комнату без окна.
Он придержал язык, подавляя опасный каприз. Если они заговорят о любви, это не поможет в их споре.
– Не верь отчаявшемуся человеку. – И тут ему пришло в голову, что так он может сказать и о самом себе. Он заставил себя сосредоточиться. – Он может попытаться убить тебя.
– А я не хочу сидеть взаперти и ждать, когда он попытается это сделать.
Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо.
– Как, по-твоему, Бонем нашел тебя? Ридленд сообщает о твоем местонахождении, чтобы у него самого работы было поменьше. Он уже превратил тебя в наживку.
– Так позволь ему использовать меня, – резко сказала Минна. – Выставь меня напоказ. Я буду добровольно играть в шахматы в мышеловке.
– Как благородно с твоей стороны! – сквозь зубы процедил Фин. – Но в этом нет необходимости. Если документы действительно те, которые ему нужны, то я тоже могу их ему доставить.
– Дело не в том, что проще, Фин. Мне… – Минна глубоко вздохнула, – мне нужно действовать. Я не могу снова оказаться взаперти и ждать, когда на кон поставлена жизнь моей матери. Не опять. – Очень мягко она добавила; – Я просто беспомощна. Я просто преследуемая, пока сама не становлюсь преследовательницей.
По ее тону он понял, что то, что она говорит, похоже на исповедь. Но, Боже Всевышний, он не может допустить, чтобы ее откровение повлияло на его мнение. Это ведь о ее жизни идет речь.
Он резко опустил руку, выместив свое раздражение на ее теле.
– Иллюзия контроля – всего лишь иллюзия. – Когда лицо у нее помрачнело, он сказал еще более резко. – Кому-то из нас придется уступить.
Она отвела взгляд.
– Думаю, мы оба будем разочарованы, потому что никто из нас не того сорта, чтобы сдаваться.
– Если ты не можешь доверить мне поиски твоей матери…
– Спроси меня, откуда у меня шрамы.
Горло у него сжалось. Не самый подходящий момент для этого.
– Минна. На кону теперь ты.
– Спроси.
Он процедил сквозь зубы:
– Это ничего не изменит.
– Нет, изменит. – Ее синие глаза обратились к нему, открыто бросая ему вызов. – Я спасла тебя в Гонконге. У тебя нет причин думать, будто я не понимаю возможные последствия, если помогу тебе теперь.
Он выдохнул.
– Ты сможешь выстрелить человеку между глаз с пятидесяти шагов?
– Нет. Но я могу четко мыслить, хотя испытываю страх. Я могу сидеть в комнате без окон и слушать, как мою мать часами пытают.
Возражение застряло у него в горле. Все становится еще хуже, понял он. Он видел шрамы у нее на спине. Он касался их. Они были неровные, нанесенные в порыве неудержимого гнева.
Она ждала. Ей хотелось увидеть его реакцию. Он тяжело вздохнул и, на ее счастье, перестал быть бесстрастным.
– Продолжай, – хрипло произнес он и взял ее за руку.
Ее голос едва слышался в стуке колес поезда.
– Я могу подождать и сохранить свое душевное равновесие, когда тьма как будто успокаивает меня. Я не люблю темноту. Сейчас мне нужен свет. Мне нужно было, чтобы прошлой ночью ты лежал рядом со мной.
И он это сделал, как он помнит. Это было слабое утешение, но по крайней мере он исполнил ее желание.
– Я слышу ее стенания, – произнесла Минна, – зная, что это ради меня она не признается. На этот раз она не хотела признаваться, потому что знала: если она это сделает, он выместит свою злость на мне.
У него голова закружилась. Кровь отлила от головы.
– Из-за меня, – сказал он. – За помощь мне.
Она крепко сжала его пальцы.
– Нет, – сказала она. – Это действительно не имело никакого отношения к тебе. Поверь мне, Фин. Я только пыталась завоевать нашу свободу и очень надеялась на твою помощь.
А он оставил ее. И запретил себе думать о ней. На следующий день, поправляя здоровье в лачуге в Абердине, он спал без сновидений. Он взошел на борт этого проклятого корабля не оглянувшись.
– Никогда больше, – сказал Фин. Он злился не на нее, но она вздрогнула. Он выругал себя и произнес более спокойным голосом: – Бонем и Коллинз не дотронутся до тебя. Я не позволю.
– Ты не позволишь им, – перебила она его. – Да, понимаю, что ты не слушаешь меня. Дай мне закончить: Про тот день. А потом по какой-то причине – посетитель, кто-то, кого нельзя выставить, я так и не узнала – Коллинзу пришлось удалить меня из этой комнаты. И он допустил ошибку, переведя меня в комнату Сок-ном. – Она лукаво улыбнулась. – Может, он думал, будто я буду сидеть там и наслаждаться видом из окна? Комната была на втором этаже к тому же. Но он ошибался. Вот отчего я и получила свои шрамы. Я искала помощи и встретила ее, идущую через ворота, на день позже, чем было нужно для моей матери. И на несколько минут позже, чем было нужно мне. – Она помолчала и легко коснулась его подбородка. – Я снова выбросилась бы из окна ради нее. Она это заслужила. И я сделала бы это для тебя, даже если бы окно было твое. Но надеюсь, ты не вынудишь меня так поступить.
Его охватила паника. Он забыл, какие чувства испытывал в ее присутствии, и теперь, когда его сердце учащенно забилось, удивлялся, как мог он спокойно сидеть все утро рядом с ней. Им нужно решить эту проблему. Она должна сдаться.
– Я не хочу запирать тебя. Ты сама решишь, убегать ли тебе из дома.
Минна помрачнела.
– Как собака в конуре.
– Как женщина, на которую покушаются преступники, – ответил Фин.
– Как женщина, да.
Он начал задыхаться и терять терпение.
– Господи, Минна, до этого не дойдет!
– Не доводи до того, чтобы мне захотелось сбежать, – сказала она.
Это странно. Он перевел дыхание.
– И не пытайся. Ты только расстроишься.
– О, думаю, мы оба пожалеем об этом!
Он заставил себя отвернуться. Не перед ней. Не сейчас. Но стук сердца отдавался в голове, острее и быстрее, чем стук колес по рельсам. Он вцепился пальцами в мягкую обивку подлокотников. Костяшки пальцев побелели, но он ничего не чувствовал.
– Фин, – смутно услышал он ее голос. Мгновение он ощущал только стук в голове, стиснутый одеждой, удушающе жаркой. И вдруг почувствовал тошноту. – Ты в порядке?
Он почувствовал, что ее пальцы сжимают его руку, лишь когда материнский бриллиант впился в его кожу. Боль привела его в чувство. Он посмотрел на ее руку и заставил себя посмотреть ей в глаза.
Она не сводила с него глаз, все больше хмурясь. Возможно, она наконец поняла свою глупость. Нельзя стать наживкой, пока не удостоверишься в качестве ловушки. Если бы он отпустил подлокотник, она увидела бы, как дрожат его руки. Ей следовало бы больше доверять ему.
– Отправляйся домой, – хрипло произнес он.
Она покачала головой.
В этот день между ними установилось не перемирие, а шла странная и молчаливая война, которую Минна вела каждой клеточкой своего мозга. Фин держал свое слово. Другого Минна от него и не ожидала: дверь у нее была не заперта, и она могла свободно передвигаться по дому. Но хотя дом был просторный и его присутствие в нем делало его более привлекательным, чем нужно было бы, она не могла забыть, что выход ей закрыт. Всю следующую неделю, стоило ей приблизиться к выходу, как неотступно, словно тень, следующий за ней смуглый слуга Гоумперс давал ей понять, сначала строгим покашливанием, а потом и откровенной мольбой – «Для меня это будет ужасно, мисс!»– что ей лучше не пытаться сбежать. Он спал в ее прихожей, словно пес, охраняющий кость.
На некоторое время по крайней мере она обрела покой. Джейн истратила целое состояние, переслав по телеграфу копии документов, украденных Минной. Среди всяких непонятных бумаг был список имен, некоторые из них, как выяснил Фин во время встречи с Ридлендом, были именами известных помощников людей, которые делали бомбы и недавно были арестованы в Биркенхеде. Ридленд взял на себя задачу расшифровать код.
Между тем Фин проводил большую часть вечеров на людях, надеясь выманить Бонема из укрытия. Бывая дома, он изо всех сил старался развлекать Минну, его усилия были изобретательны и по большей части успешны. Они ели в ее или в его комнате, беседовали, редко касаясь спорных вопросов, но она все лучше узнавала его. Он рассказывал о своем детстве, она – о своем; она узнала, что то, что она ошибочно принимала за высокомерие, на самом деле было щитом, которым ребенком он научился защищаться от сверстников. Она не могла себе представить какого-нибудь школьника, настолько глупого, чтобы смотреть на него как на объект жалости, но ей нравились его истории о том, как он отколотил мистера Тилни, и она аплодировала ему за то, что его с треском выгнали.
Он также много говорил о картах, о философии знания, которая сформировала то, как люди переносили на бумагу изображение Земли. Она никогда над этим не задумывалась, но ей показалось понятным, что предчувствие опасности или признание превосходства заставляет по-другому смотреть на мир, нежели прибыль или чудеса. Она попыталась, бродя по дому, забыть о том, что сидит взаперти, и стала осматривать дом. Оказалось, Фин – коллекционер, которому нравятся предметы, обладающие необычной красотой, каждый уголок и каждая ниша радовали ее.
Но когда ее начинало одолевать нетерпение – ждать и гадать гораздо хуже, чем принимать решение, – она искала ответы на вопросы в каждой комнате. Античные карты указывали на человека, твердо решившего держать мир в своих руках, привести все в полный порядок. В утренней гостиной, где она обычно читала, в стеклянной горке хранилась коллекция полосатых и странно окрашенных камней, добытых из тайников земли, хроника рождения и смерти гор и извержений океанского дна на солнечный свет. Даже спальни похожи на каталог: обстановка в стиле определенной эпохи, одна заполнена мебелью георгианской эпохи с обтянутыми шелком креслами, их спинки украшены орнаментом из завитков, в другой – персидские ковры и мебель черного дерева, инкрустированная перламутром, экзотические миниатюры в рамках висят на стенах.
Когда они беседовали, он и ей пытался найти место в своем каталоге. Он пытался понять ее полностью, но дни шли, ей становилось любопытно, сможет ли он правильно воспользоваться полученными сведениями. Чем больше он понимал, насколько тягостна для нее эта ситуация, тем энергичнее, казалось, намеревался облегчить ее участь. Ему хотелось знать, какая рамка, или шкатулка, или клетка кажутся ей более подходящими, хотя по его мрачному лицу было видно: он и так знает ответ – ничего ей не подходит.
Она спала одна, хотя и предпочла бы другое – это был один вопрос, по которому она отказывалась сдаваться. Если мужчине интересны ловушки, нет необходимости показывать ему самый очевидный способ. Но этот мятеж оказался обоюдоострым, настолько же неприятным для нее, как и для него. И ее отказ превратился в игру, чтобы ей было чем заняться. Обучая ее однажды вечером игре на бильярде, Фин пользовался любой возможностью, чтобы коснуться ее, а она и не протестовала. Ей было любопытно, насколько хватит у нее сил сопротивляться ему. Когда его длинное тело прижималось к ней сзади, наклоняя ее над столом, чтобы направить удар, она ощущала острое желание склонить голову на сукно, подставив ему затылок, как послушное животное. Это злило ее.
– Ты мог бы трогать меня где хочешь, – сказала она, – если бы я знала, что свободна сама делать выбор, сама могу рисковать.
Неожиданно начатый спор не дал ему времени помолчать. Спор они вели постоянно, даже когда молчали.
– Но только не тогда, когда ты была бы мертвой. – Глаза у него затуманились от усталости, он уходил теперь по вечерам из дома, прочесывая переулки в поисках слухов о Бонеме. – В гробу я не мог бы потрогать тебя вообще.
На второй неделе она обнаружила, что он перехватил письмо Бонема к ней, в котором предлагалось место и время встречи: ее информация в обмен на место пребывания ее матери.
– Принимай его предложение,– сказала Минна за ужином. – Мы отдадим ему все.
На подбородке у него дрогнула жилка, он отставил бокал и сказал:
– Мы это пробовали.
– Когда?
– Два дня назад. Он так и не появился.
– Потому что меня там не было, – горячо сказала она. – Ему нужно мое присутствие. Вы все завалили.
– Послушай, – сказал он. – Есть еще что-то, чего мы не знаем. В этих документах нет шифра или ключа. Ни одна бумага не может доказать его невиновность после того, как он действовал в Провиденсе. Он хочет что-то еще от тебя, и если у тебя нет гипотезы, единственный выход – ждать. – Когда она захотела возразить, он сказал еще более резко:– Его обнаружили в Лондоне, и при том, сколько человек следят за ним…
– А между тем неизвестно, где моя мать, – холодно произнесла Минна.
– Уверен, она хочет, чтобы ты оставалась в живых, – возразил он.
– Верни мне по крайней мере Тарбери. – Имея под рукой Тарбери, она не будет чувствовать себя такой беспомощной.
– Можешь ему написать, – сказал он. – Он довольно уютно устроился в гостинице за городом. Но ради твоей же безопасности, прости, я предпочитаю, чтобы люди были на службе у меня.
После этого она стала с ним холодна. Снова называла его Эшмором и постоянно вспоминала Коллинза.
– Ты мне о нем напоминаешь, – заметила она. – Прости.
Он стал менее очарователен, такое сравнение ему не понравилось. Когда он прикоснулся к ней, она чуть с ума не сошла от желания. Бонем не появлялся из своего укрытия, и она непрерывно думала о матери.
Они могли бы продолжать в том же духе, но однажды ночью Минна проснулась и обнаружила в своей спальне постороннего человека.
Она проснулась, услышав, как щелкнул замок ее шкатулки с драгоценностями. Сначала она даже не закричала. Ей снился Гонконг. Холодное дуло револьвера, горячие точки боли на затылке, в который впились пальцы надавили на плечи, ворвались в ее сновидения.
Она открыла глаза, чувствуя на лице горячее кислое дыхание мужчины, склонившегося над ней.
– Встать, – прошептал он. – Иди.
Под дулом револьвера она вышла в прихожую. Под босыми ногами ковер казался горячим и мокрым. Гоумперс лежал на боку, лужа крови растекалась вокруг его головы, Четыре года назад она узнала разницу между паникой и страхом. Паника – предчувствие катастрофы; страх – значит, катастрофа наступила. Это от страха шаги ее стали более уверенными, кровь быстрее побежала по жилам, когда револьвер направил ее в коридор. Все чувства у нее обострились. От одежды ее похитителя пахло застарелым запахом свечи, к ней прилипли старые соломинки.
Запах Фина она ощутила в следующую секунду, прежде чем он появился во тьме.
Они столкнулись, и она отлетела к противоположной стене, упала на колени. Раздался выстрел, последовала череда коротких глухих ударов. Приглушенное ругательство, крик. От грохота падающего тела в желудке у нее все перевернулось, прежде чем она смогла соображать. Волосы коснулись ее коленки. Она отпрянула от упавшего тела и на четвереньках поползла прочь.
Двое мужчин дрались у противоположной стены. В темноте трудно было разглядеть подробности, просто две фигуры наскакивали друг на друга. Она увидела, как рука потянулась, стараясь схватить револьвер.
Оглушительный взрыв, тихий шорох у ее уха. Она бросилась в сторону, и тут стена за ней треснула, на голову ей посыпались куски штукатурки. Она уставилась на более высокую фигуру, Фина, дыхание и мысли у нее остановились. Помощи не требуется. Другой мужчина был пригвожден его телом, ей не дотянуться.
Внезапно Фин сделал резкое движение, и другой мужчина, кажется, отошел от стены, но только затем, чтобы упасть на спину. Фин повернул его так, что тот ударился головой о стену. Револьвер упал на пол.
Минна поняла, как она была глупа. Ее помощи тут не требуется.
Но револьвер все еще манил ее. Она двинулась вперед, когда Фин двинул мужчину локтем в лицо.
Тошнотворный треск его не удовлетворил, он ударил коленом, и мужчина обвис как тряпичная кукла.
Ее ладонь легла на рукоять револьвера.
– Он у меня, – выдохнула Минна.
Фин словно не слышал ее. Он прижал тело мужчины к себе – пародия на объятие любовников. Дикий вопль заполнил воздух. Фин сломал мужчине шею.
– Он у меня! – Зачем она это говорит? Ее голос прозвучал слишком гротескно для столь деликатной операции. Убийство человека без единого слова.
Внезапно ее пальцы, державшие рукоять револьвера, обмякли.
Молчание.
Ноги у нее подкосились. Минна осела на мягкий шелк ковра.
Должно быть, он взглянул на нее, потому что она заметила блеск его глаз во тьме. Он все держал тело прижатым к себе. Не слышалось даже его дыхания.
Ее собственное неровное дыхание тяжело отдавалось в ее ушах.
– Он у меня,– прошептала Минна.
Фин оставил тело и опустил руки. Труп рухнул на пол.
– Ты ранена?
Его голос прозвучал странно. Бесцветно.
– Минна. – Теперь в голосе слышались командные нотки. – Говори. Ты ранена?
– Нет. – Но суставы у нее как будто размягчились. В животе образовался комок льда. Минну била дрожь.
Он перешагнул через тело к ней. Она не собиралась уклоняться от него, но не стала бы винить другую женщину, если бы она так поступила. Руки, тянущиеся сейчас к ее плечам, только что без звука совершили убийство. Не издал ни звука. Человек, который так нежно касался ее, – молчаливый безликий палач.
Фин поставил Минну на ноги, она уткнулась лицом в его грудь. Она действительно дрожала, и он все крепче и крепче прижимал ее к себе.
– Все хорошо, – бормотал он.
Она не собиралась впадать в истерику. Ей хотелось сообщить ему об этом, но в голове мелькало: она чувствует себя в его объятиях в безопасности, даже сейчас. Странно, даже неправильно, что он тоже не дрожит. Каждая мышца, которая прижимается к ней, твердая, придает уверенности.
В ней пробудилась тревога. Она обхватила его руками, рукоятка револьвера пристроилась у него на спине. Интуиция пробудилась, подсказывая, какую цену человек мог заплатить за такой опыт.
– Ты прав, – проговорила она ему в рубашку. Он надежный, большой, цельный и крепкий. Его сердце бьется уверенно под ее щекой. Сейчас оно забилось быстрее, как будто безопасность кажется ему более тревожной, чем угроза смерти.
В воздухе запахло едким запахом пороха. В коридоре захлопали двери, послышались голоса. Слуги скоро будут здесь.
Он отстранился.
– Идем, – спокойно сказал он. Он взял ее запястья одной рукой и наклонился, подбирая револьвер.
– Твой человек ранен, – напомнила она.
Он включил свет. Ресницы Гоумперса дрогнули от яркого света. Бледное лицо выделялось на фоне крови, вытекающей на ковер. Минна подумала, что Фин подойдет к нему, но он потянул ее вперед, загородив ее собой, пока оглядывал углы и ниши в комнате.
