Текст книги "Любовь без обмана"
Автор книги: Мередит Дьюран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
В столовой Санберн поведал массу легких забавных новостей. Один артефакт, который он купил, на одном публичном мероприятии разоблачили как подделку, и, похоже, ему доставило удовольствие, что все выражали ему симпатию.
– Из-за этого меня пригласили пять раз на ужин, – сказал он. – Я могу устроить покупку еще одной фальшивки завтра.
Цыпленок по-корнуоллски был жесткий, вино кислое. Фин вполуха прислушивался к разговору; другая его часть гадала, что же с ним не так, черт побери! Это теперь его жизнь. Санберн очень остроумный. Фин механически смеялся над его шутками.
Он понял, что наступило молчание, когда Санберн нарушил его, постучав по его руке.
– Так вы влюбились?
– Господи Боже мой, нет! – Он ввязался во что-то, это да, но это очень далеко от любви, скорее, как он подозревает, это большая куча дерьма. – А почему вы спрашиваете?
– Да у вас такое мстительное, идиотское выражение лица.
На мгновение он задумался.
– Возможно, я заинтересовался, – сказал он.– Дочь Шелдрейка приедет завтра в город. Она оказалась довольно приятной.
Брови у Санберна поднялись до корней волос.
– Дочь Шелдрейка! Старовата, конечно. – Он помолчал, на губах мелькнула улыбка. – Не то чтобы я плохо относился к старым девам. В них есть особый аромат. Ну-ну, Фин и дочь старого Шелдрейка. Полагаю, тут нужно выпить как следует. – Он показал три пальца бармену, которого такой заказ, кажется, не удивил. – А вам?
Фин покачал головой.
– Кофе. – Он воздерживался от выпивки, когда мог, спиртное проложило путь его родителям в ад, но он будет ощущать каждый ухаб, если придется.
– Да? Прошли славные годы, значит? Я вспоминаю, когда ни один обитатель Оксфорда не мог уснуть, не насладившись вашим прекрасным пьяным баритоном.
Он засмеялся:
– О, я спою для вас! Как канарейка в стволе шахты [11] [11]Канарейку помещали в шахту, чтобы узнать, есть ли там ядовитые газы.
[Закрыть]. Но вы лучше выпейте, вам это не очень понравится, если вы будете в трезвом состоянии.
– Хм… – Санберн задумчиво посмотрел на него. – Полагаю, ваши снотворные не очень располагают к пению. Благодаря вам я провел большую часть своей вечеринки на прошлой неделе, уткнувшись носом в проклятые плитки.
Фин сел, когда принесли его кофе.
– Да, эфир – выбор неудачный. – Прозвучало это как желание успокоить, но ничего такого он делать не собирался. Возможно, в следующий раз он использует хлороформ. Ему нужно чем-нибудь заменить опиум, если он не хочет впасть в зависимость от этого вещества.
– Ничего страшного?– Санберн поднял свой стакан и одним глотком выпил почти половину. – Это привлекло мое внимание к одной философской загадке. Человек приходит на перекресток. На дороге лежит все отвратительное и послушное…
– Это одно и то же?
– Да, думаю, одно и то же. Это все равно что медленное удушение.
Фину вспомнился приступ в кабинете Шелдрейка. Это чувство он испытал в галерее для стрельбы, что встревожило его. В целом эти приступы отличались. Ну, это прошло довольно быстро, когда Тилни ушел.
– Лучше медленное удушение, чем быстро лишиться головы, – сказал он. Он не был уверен, что согласен с этим, но для Санберна по крайней мере мудрость была очевидна.
– В самом деле нет. Быстрый и славный конец всегда предпочтительнее медленного и болезненного.
Фин подавил нетерпение. Этот крестовый поход, который Санберн вел против своего отца, занимал Лондон, но ему казался слишком детским подходом. Сестра Санберна не была жертвой: она перерезала своему мужу горло ножом. Если бы их отец счел, что для нее лучше пребывать в сумасшедшем доме, мужчины в Лондоне вздохнули бы с облегчением.
– А что на другой дороге?
Санберн снова взмахнул своим бокалом:
– Мужчина не имеет понятия. Так далеко он не видит. Но это обещает быть более интересным.
– Вам нужно было стать картографом.
– Господи, нет! Дело не в том, чтобы прокладывать курс кому-то. Просто идти, спотыкаясь, наслаждаясь, когда шлепнешься на зад.
Кофе был черный и горький, приготовленный по-турецки. Фин с хрустом пожевал густой осадок – это отвечало его настроению.
– Как человек может наслаждаться этими падениями, если он не видит дороги?
– Он сможет догадываться.
– Но слепая догадка часто не позволяет заметить свой знак.
Санберн допил содержимое своего бокала и задумался.
– Знаки переоценивают. Направляющие нужны только людям не творческим. Если вы подчиняетесь долгу, то в один прекрасный день посмотрите в зеркало и увидите незнакомца.
На самом деле, подумал Фин, он попал в точку.
– Но долг не предназначен для того, чтобы доставлять наслаждение.
Трагедия Стеллы, как ему показалось, стала для Санберна оправданием, которого он всегда искал. Он никогда не примирялся со своими собственными привилегиями, даже если это требовалось, чтобы соответствовать желаниям отца. Конечно, есть судьбы похуже, чем обычная роскошь, но Санберну повезло, он ничего подобного не испытал.
– Чувство долга не даст человеку сбиться с пути,– заключил Фин.
Острый взгляд Санберна заставил его насторожиться. Этот разговор не был таким пустым, как он воображал.
– А что, если кто-то уже сбился с пути?
– Тогда нужно идти очень осторожно. На одних дорогах безопаснее, чем на других. – Фин выразительно посмотрел на бокал в руке Санберна. У этого человека не было причины заливать свое горе, его проблемы связаны с сестрой.
– Некоторые спасают себя от самих себя.
Фин взглянул на Санберна, и ему захотелось его ударить.
Но тут Санберн рассмеялся:
– Вздор. Не вижу причины, почему бы не сбиться с пути. На самом деле я довольно регулярно сбиваюсь с пути и всегда умудряюсь очень весело провести время. В этом ведь все и дело, не так ли? Я не хочу ходить по прямой к концу обеда, даже если моя жизнь будет зависеть от этого.
У Фина ком подступил к горлу.
– Ваша жизнь никогда не зависела от этого.
Не дело слушать эту бессмыслицу, Фин поднялся:
– Я ухожу.
Виконт откинулся в кресле, видимо, забавляясь этим неожиданным заявлением об уходе.
– Возможно, моя жизнь зависит от этого. Кривой путь, я имею в виду.
– О, вы придете туда, куда хотите, – сказал Фин, – не важно, каким путем. У вас всегда был ангел-хранитель. – Дело в том, что Санберн был как Мидас. Даже его оплошности оборачивались золотом, и если он спотыкался, дорога поднималась, чтобы он сильно не ушибся. – До свидания, виконт.
Когда Фин пошел к выходу, Санберн рассмеялся. На сей раз смех его звучал непринужденно; посетители за соседними столиками едва шеи себе не свернули, оглядываясь на него.
Фин невольно обернулся:
– Что вас насмешило? Или вы не в себе?
– Фин, – задыхаясь от смеха, произнес Санберн, – вас ждет сюрприз, старина. – Он набрал в легкие воздух. – Я по крайней мере знаю, что есть два пути, и отчетливо вижу их. А вы? Вы уверены, что у вас есть выбор, но вам приходится держаться за слепцов, чтобы не сомневаться в том, что вы идете прямо.
Итак, с этим они покончат. Это назревало уже на протяжении нескольких недель, с каждой молчаливой улыбкой Санберна, которой он одаривал Фина всякий раз, как тот отказывался от выпивки или покидал вечеринку. Фин вернулся к столику.
– Говорите яснее, – сказал он. – Вам не нравится, что я не следую вашим путем? Что я серьезно отношусь к своим обязанностям?
Санберн поднял руки, не соглашаясь:
– Если вам нравится ваша пустая болтовня, это одно дело. Но, Боже милостивый, за кем вы следуете? – Он опустил руки и выдохнул. – Спите вы по ночам или нет, миру на это наплевать. Пьете или нет, от этого ничего не меняется. Вы никогда не станете таким, как ваш отец.
Фин резко вздохнул. Это дружба, напомнил он себе, открыто говорить правду, какой бы суровой она ни была. Но она должна чего-то стоить, ею не бросаются как динамитом, лишь ради того, что кому-то нравится предвкушать взрыв.
– Вы думаете, будто все еще знаете меня, – сказал он. – Ошибаетесь.
Санберн пожал плечами:
– Я и раньше вас знал. Вы считали себя запачканным, верно? Заразный отпрыск прогнившего рода. Между тем вы швыряли будущих графов в свиные кормушки и едва замечали всплеск. Вы думали, ребята смеются у вас за спиной. Может, сначала они именно так и делали. Но очень недолго.
Фин уставился на него:
– Что вы имеете в виду?
Виконт нетерпеливо фыркнул:
– Что вы всегда были больше чем просто картограф. Теперь у вас есть титул, который это доказывает. Но единственный, кто все еще нуждается в уверениях, – это вы.
– Ах да, титул, – равнодушно произнес Фин. Конечно, это лицензия на жизнь, но в более буквальном смысле, чем воображает Санберн. Пьянство и дебоширство это не покрывает. – Это все меняет, не правда ли, старина?
Санберн вздохнул:
– Разумеется. Это именно моя точка зрения. Вы тот, кто вы есть. И в отличие от вас я против этого никогда не возражал.
Фин с трудом заставил себя улыбнуться:
– Простите, но я не доверяю мнению человека, у которого такие низкие стандарты.
Санберн не то усмехнулся, не то удивился. Фин повернулся и вышел.
* * *
После обеда, когда он проходил мимо комнат мисс Мастерс, направляясь к себе, ручка двери несколько раз дернулась. Очень тихо.
Фин вернулся.
– Она пыталась выйти? – обратился Фин к слуге, стоявшему на страже.
Гоумперс пожал плечами:
– Каждый час, сэр.
Шум прекратился. Возможно, она услышала его голос.
Фин выдохнул. Этот тихий звук каким-то образом подействовал на его совесть, что вызвало у него раздражение. Не важно, спасла она ему жизнь или тысячи жизней, – это не имеет значения. Ничто на свете не заставит его почувствовать симпатию к фаворитке Ридленда.
Конечно, он и сам когда-то был его любимцем. У Ридленда были свои способы внушать доверие. «Мы ищем картографа для этого задания, человека с незаурядными способностями. Видите ли, карту этой реки никогда не делали: она находится не на дружественной территории». Ридленд использовал наивность и идеалы людей, ловил свои жертвы в ловушку их собственных амбиций. Минна Мастерс умна, но Фин был умнее. И он до сих пор остается жертвой.
Проклиная себя, Фин поднес ключ к двери. Скука – вещь опасная, подумал он. Человек слишком беззащитен перед интригами.
Мисс Мастерс сидела в кресле, которое подтащила к окну. Глаза у нее были закрыты, мягкий дневной свет придавая теплый блеск ее светлым волосам. Если бы он собственными ушами не слышал, как она возилась у двери, он подумал бы, что она хорошо устроилась; плед закрывал ее колени, а на полу лежала открытая книгам Она не только умна, но и хитра. Даже не имея ни единого шанса, она работала только на себя, хорошо, что он запер ее.
Не считая, конечно, того, что однажды ее сообразительность спасла ему жизнь. В свете этого ее невинность сделала бы из него чудовище.
Он немного подождал, но она не обернулась.
– А где ваш кот?
– Вашингтон? Прячется от меня, – рассеянно ответила мисс Мастерс, словно думала о чем-то своем.
Наступило молчание. Фин прислонился к стене, скрестив руки на груди. Чего он хотел добиться, явившись сюда? Она едва ли нуждается в его сочувствии.
Для Фина это был шанс получше изучить ее. Может, она совсем не такая, какой он ее себе представляет. Может, он ошибается.
О черт, зачем он лжет сам себе?! Лора Шелдрейк улыбнулась, и ему захотелось сломать ей пальцы, Минна Мастерс проникла в его письменный стол, и ему захотелось задрать ей юбки. Он испорчен до мозга костей, лицемер сверх всякой меры. Он хмурился на своенравие Санберна, а в душе у него таились более мрачные наклонности, противоречащие здравому смыслу. На другой день грязный, кровавый, мрачный лабиринт, который он считал миром, превратился бы в простую орбиту, с ним в центре, жизнь стала бы такой простой, но эта женщина мешает ему.
Обезглавливание или удушение: по Санберну, он должен присоединиться к мисс Мастерс. Она грозилась уничтожить жалкие остатки его самоуважения. Она стала бы его собственной, особой формой самоубийства, доверься он ей.
Он не собирался снова целовать ее, прикасаться к ней. И все-таки он тут, прочищает горло, чтобы заговорить.
– Вам здесь удобно?
– Удобно? – Она вздернула плечи, нетерпеливый жест, но глаз не открыла.
– Ответьте на мой вопрос, и я отвечу на ваш.
Терпение его на исходе. В Гонконге она тоже демонстрировала особый талант раздражать его. Теперь наконец он это понял. Как можно примирить такую сумасшедшую изобретательность с избалованной красоткой, сделавшей состояние на торговле шампунем? Ответ: человек попал в руки Джозефа Ридленда. Ему стало бы легче, узнай он, что она обладает профессиональными знаниями. Тогда ему было бы ясно: раздражение у него вызывает ее умение манипулировать, а не его собственная слабость.
К несчастью, тот факт, что это принесло бы ему облегчение, заставлял его гадать, не ошибается ли он в оценке этого вопроса.
– Вы считаете себя вправе выставлять требования? – ласково спросил он.
– Требования? Я считала это просьбой. Любопытство не порок. Оно присуще большинству людей.
– Тогда спрашивайте. Попытаюсь ответить.
– Я полагала, вы все еще работаете на Ридленда. Но поняла, что ошибалась. Я не доверяю ему и не стала бы доверять никому, кто работает на него.
Фин помолчал.
– Вы действительно ищете человека, которому могли бы доверять? – Возможно, она не хочет больше работать на Ридленда.
Минна открыла глаза.
– Каждому нужно кому-нибудь доверять. Особенно в чужой стране, где у тебя нет друзей. – Она улыбнулась: – Я совершенно честна с вами.
Не будет беды, если он скажет ей, подумал Фжн. Он не даст ей преимущества, сказав правду, а если она уже угадала ответ, его честность может заставить ее ослабить сопротивление.
– Получив титул, я перестал отвечать Ридленду.
Минна кивнула и снова посмотрела в окно.
– А что до вашего вопроса – нет, я не чувствую себя комфортно. Моя мать обычно сидела вот так, понимаете? И я поклялась себе никогда так не делать.
– Сидеть у окна?
– Да, совершенно верно. Не важно, в какой части света мы находились, я могла войти в ее будуар и найти ее сидящей вот так, глядящей наружу. Я теряла терпение. Я все время гадала, что же она там разглядывает, но когда я спрашивала ее об этом, она уклонялась от ответа. Сегодня я сама это поняла.
Похоже, Минна применила новую тактику, поскольку чувство вины она уже пыталась в нем пробудить.
– Позвольте мне угадать. Свобода?
Минна посмотрела на него. Под глазами у нее легли тени, как будто она плохо спала. Эта комната была такой же роскошной, как его собственная, вряд ли Фина мучили угрызения совести.
– Нет, не думаю, что она видела свободу всюду, куда бы ни посмотрела. У нее просто не хватило бы воображения.
Фин заколебался. Он – как Пандора: ему не нравилась загадка, и даже если бы он знал, что неуверенность полезнее, он все равно захотел бы открыть проклятый ящик и удовлетворить свое любопытство. Хорошо, он хочет больше чем просто удовлетворить любопытство; свет, падающий на ее лицо, подчеркивает безупречную чистоту кожи, и он вспомнил, какой была Минна, когда прижималась к нему.
Кроме того, девушка у него в доме, и теперь она – его проблема. Он не может оставить эту проблему нерешенной.
– Тогда скажите мне, мисс Мастерс, что ваша мама видела? И не разочаруйте меня, – сухо прибавил он. – От вас зависит, чтобы этот ответ произвел на меня как можно более сильное впечатление.
Минна засмеялась, и это лишило Фина самообладания. Напряженность, исчезнувшая на несколько минут, снова запустила когти в его кишки. Он ее не понимает, но ему ясно, почему Ридленд ее использовал. Бесстрастность произвела бы впечатление в данных обстоятельствах, но эта улыбка – нечто сверхъестественное.
– Я никогда вас не разочаровывала, – сказала Минна.
Фин улыбнулся. Это прекрасно; она та, которой есть что терять.
– Я тут подумал, вы разочаровали меня в моем кабинете прошлой ночью.
Она покачала головой:
– Нет. Чтобы разочароваться, вы должны были чего-то ожидать. А вы вообще никогда обо мне не думали. Что вы думали обо мне в Гонконге? Что я чокнутая глупая девчонка? – Она помолчала. – Вы спросили меня, чья я, в ту ночь. Помните?
Да, правильно. Даже тогда, когда она сломала жалюзи, чтобы обеспечить ему побег, он считал ее частью игры. Но она это отрицала. «Я сама по себе», – заявила она. Сейчас ему показалось, что эта фраза была странной и, возможно, многозначительной, но смысла он не понял.
– Да, я это помню,– сказал Фин.
Минна покачала головой, как будто его признание удивило ее, хоть что-то по крайней мере.
– Удивляюсь. Если считать, что вы мне поверили, то как вы объяснили себе мой поступок? Вы сказали себе, что я спасла вам жизнь из каприза? Для собственного развлечения, не думая о возможных последствиях? – Она насмешливо скривила губы. – Вы сказали себе, что я пожалела, когда вы сбежали?
Фин сказал правду. Четыре года он упорно старался не вспоминать о ней. Если он когда-нибудь и обзывал себя чудовищем за настойчивое нежелание вспоминать о ней, то стоило ему теперь только посмотреть на нее, и он признал мудрость своего решения. Теперь, когда она сидит здесь в роскоши, освещенная яркими солнечными лучами, ее невозможно игнорировать. Она поглощает все его чувства; подкрадись сейчас к нему Кронин, он бы его и не заметил. Небезопасно смотреть на нее, не говоря уже о том, чтобы думать о ней.
– Я почти не думал об этом, – ответил он.
– Странно. Если бы кто-нибудь спас меня, я бы об этом думала. Впрочем, это не имеет значения,– резко сказала Минна и поднялась. Накидка упала с ее плеч, и у него перехватило дыхание. На ней было платье, которое она привезла из пансиона. Простого покроя, оно ниспадало от бюста к ее ногам, и, освещенная со спины солнцем, она была видна вся: гибкая талия, изгиб полных бедер.
Терпение его лопнуло. Одно дело – просто пялиться, и совсем другое – когда тобой манипулируют как куклой-марионеткой.
Фин заставил себя посмотреть ей в глаза. Она все еще улыбалась, и он понял, что она прочитала его мысли по выражению его лица.
– Прошлой ночью я удивила вас, вот что я сделала, – мягко произнесла Минна. – Если вы подумаете, то поймете, что я права. Я очень удивила вас, думаю, но не только в Лондоне, а и в Гонконге тоже. Вы не можете отплатить мне за это, поэтому так возмущаетесь. Вы говорите себе: должно быть какое-то объяснение, только не то, настоящее. Вы думаете, я работаю на кого-то, кто умен. Вы даже не предполагаете, что я могу быть умной, потому что это означало бы, ну, что из нас двоих идиот – вы.
– Резкие слова, – сказал он. – Умная речь. Но если я идиот, мисс Мастерс, почему ключи от двери у меня?
– Ах! – Весь ее юмор пропал. – По той же причине, по которой моя мать смотрела в окно, полагаю. Она очень любила природу, моя мама. Прошли десятки лет с тех пор, как она покинула Англию, а она до сих пор все говорит о зеленых лугах, бурных реках и лесах. Но когда смотрит в окно в Гонконге, в Нью-Йорке или в Сингапуре, что она там видит? Все, что вытам натворили. Асфальт, уложенный поверх травы, реки, изменившие направление течения, деревья, превращенные в лачуги, все манипуляции, модификации и улучшения, соответствующие вашим близоруким желаниям. Конечно, ключи у вас, Эшмор. Вы даже расположение перьев предпочитаете контролировать. – Минна улыбнулась. – Не забудьте запереть дверь, уходя.
Минна ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Фин стоял, борясь с гневом, таким же злым, как ее маленькое выступление, которое укололо его больше, чем она могла надеяться. Ему не доставляло удовольствия ни содержать кого-нибудь под стражей, ни управлять кем-нибудь. Это содержание под стражей было вызвано не его желанием, а необходимостью.
Но эта мысль неприятно отозвалась в его мозгу, его лицемерие разрасталось до таких размеров, что он уже не мог не признать его. Как немногие мужчины, он знал, насколько горько не иметь права выбора, И все-таки, даже наслаждаясь своей вновь обретенной свободой и ненавидя Ридленда за попытку покуситься на Минну, он твердил себе, что должен вести себя по отношению к Минне так, как относится. Санберн не единственный, кто имеет право насмехаться над ним.
Фин запер за собой дверь. Объективно, вины за ним нет. Почему-то он никак не может сосредоточиться. А вот ей доверять нельзя, в этом он не сомневается.
Но, пройдя довольно далеко по коридору, чтобы освободиться от колдовских чар, действовавших на него в этой маленькой, хорошо пахнущей комнате, он отделался от злости и развеселился, Минна – заключенная, но она закончила аудиенцию как королева.
В лучшем случае она его развеселила. Это восторженное отношение к ней совершенно нежелательно.
Глава 8
На следующее утро Минну разбудил звук в ее гостиной. Она подбежала к двери и успела заметить, как горчичная сунула ключ в карман, войдя в комнату. Салли, так ее звали. Она стала новой подругой Минны, хотя сама этого еще не поняла.
– Доброе утро, – приветливо поздоровалась Минна. Служанка задохнулась и едва не выронила поднос.
Она была жилистая, выросшая на жидкой каше в сыром английском климате. Она поставила еду на буфет и, придерживая белый чепец, бледная, присела в реверансе, И зачем эти англичане требуют пресмыкания, когда обычного «Доброе утро» хватило бы?
– Не нужно ничего такого, – напомнила ей Минна. – Как я сказала вчера, кивка вполне достаточно.
Девушка кивнула.
– Я принесла ваш завтрак.
Дверь за ней начала открываться, и она захлопнула ее.
– Стойте! – крикнула служанка: – Мэм – я хочу сказать «мисс», – это слуги. Они принесли остаток вашего багажа.
– О, прекрасно! – Минна волновалась насчет своих масел. Она упаковала их очень тщательно, но не исключала того, что Ридленд по злобе мог разбить их. Она ждала с нетерпением, но Салли так и застыла на страже. Время шло, и на лице служанки появилось страдальческое выражение. – Вы не хотите их впустить? – спросила удивленная Минна.
– М-м… – Девушка откашлялась. – Думаю, вы же не хотите, чтобы они увидели ваше… ночное белье, мисс.
– О! – Минна посмотрела на себя. Халат, которым ее снабдила Салли, полностью закрывал ее. Но чтобы не нервировать служанку, Минна удалилась в спальню и закрыла за собой дверь.
Комната, казалось, сжалась вокруг нее. Она умеет ждать, но прошлой ночью почувствовала, как это ее качество слабеет в этой миленькой, надушенной тюрьме. Ей нужно выбраться отсюда. Сегодня она попытается это сделать.
Минна прошла к окну. Она не лгала Эшмору: вид за окном привлекал и угнетал ее. Маленький садик внизу окружен стеной из дубов. Гравиевая дорожка разделяла его на четкие квадраты. Тщательно подстриженный кустарник подчеркивал владычество прямых линий, рядами выстраиваясь вокруг высаженных в ящики цветов', которые послушно прижимались к земле под придающим силы солнцем. Этот сад не предназначен для мечтаний или романов; скорее, это позволяло понять, как можно укротить разные капризы.
Она бы предпочла вид, открывавшийся из квартиры Ридленда. Она целый день размышляла о поведении Эшмора в его кабинете. Ей все больше казалось, что он не друг Ридленда. То письмо, которое она нашла, было написано не в поддержку этого человека. И когда она спросила его, работает ли он все еще на Ридленда, в его ответе послышалась враждебность.
Она может ему доверять, подумала Минна. Если это решение окажется ошибочным, вид восходящего солнца напомнил ей о том, что у нее нет выбора. Наступает новый день. Если нет выбора, невозможно по-настоящему думать о риске, только о необходимости.
В дверь спальни постучали, и Салли объявила об отбытии слуг. Минна заметила, что ее сундуки перевязаны веревками другого цвета, не теми, которые использовал Тарбери. Ридленд просмотрел ее вещи и не нашел ничего интересного. Но все равно ей стало тошно от этого. Шаг вперед, два шага назад. Она казалась себе такой умной, когда скрылась от него. Но простым цветом веревки он дал ей понять: она все еще под его бдительным оком.
– Я потом займусь багажом, мисс.
Салли снимала крышку с блюд; запах яичницы и горячего масла, сильный и тошнотворный. У Минны не было аппетита. Если Эшмору не нужны деньги и он не прислушается к объяснениям, тогда ей остается только одна вещь, которую она могла бы продать ему.
Она этого хочет?
Ответ тела был невнятный. Ее мозг понял, что только очень жестокий и властный человек стал бы подстригать кустарник в форме кубов.
На оттоманке рядом с ее сундуками стоял маленький эмалированный ларец, знакомый и поднимающий настроение. Она опустилась на ковер и открыла его. У нее над головой послышался смутный шум; она подняла глаза, и у нее создалось впечатление, что Салли только что перестала пялиться на нее.
Ага. Она все еще в неглиже.
Или, возможно, из-за того, что она сидит на полу. Она снова посмотрела на замок. Он сложный, нужно терпение, чтобы его открыть.
– У меня было очень необычное детство, знаете. Мой отец был банкиром, но когда мне исполнилось шесть лет, он решил, что ему стоит основать свою собственную торговую компанию.
– Да, мисс.
– Мы часто переезжали с места на место; пока я росла, отыскивая вещи, которые отец мог бы купить, а потом продать с выгодой в Соединенных Штатах. – Минна осторожно подняла крышку ларца. В обитых войлоком отделениях хранились флакончики с эфирными маслами, которые она привезла из Нью-Йорка, чтобы соблазнить инвесторов. – Индия, Цейлон, даже Африка – мы везде побывали. – Ей нравилось думать, что она унаследовала от отца его отвагу. А еще лучше, что она добилась успеха там, где его постигла неудача. Она уже не хрупкая фарфоровая кукла; если кто-нибудь выбросит ее из витрины с китайскими безделушками, то у нее есть неплохое состояние, на которое можно сделать ставку. В Нью-Йорке, смутно мелькнуло у нее в голове. Здесь нужно удержаться на плаву, эти мужчины так легко швыряются ею. Она вздохнула. – Полагаю, я приобрела всякие странные привычки, – закончила она. Салли продолжает наблюдать за ней, заметила она. Она встала и понесла ларец к столу в центре комнаты. При виде своих масел Минна почувствовала себя лучше. Теперь ей проще переносить запах завтрака.
Служанка отступила назад, когда она начала выставлять на стол свои флакончики.
– Это жасмин, – сказала Минна, показывая бутылочку из фиолетового стекла. – Вам правятся этот аромат?
– Да, мисс.
– Вы говорите как-то неуверенно. Вот – понюхайте. – Она вытащила пробку и протянула ее служанке.
Салли подозрительно смотрела на Минну и на флакончик. Наконец, опустив плечи, она наклонилась вперед. Возможно, она решила, что капризы этой сумасшедшей американки нужно терпеть – это часть ее обязанностей.
– Очень мило, мисс, – сказала она. Минна взяла другой флакон.
– А вот этот… – Она вытащила пробку и протянула девушке. – Что вы думаете об этом?
Салли сдвинула свой чепец огрубевшей красной рукой.
– Этот очень приятный, – сказала она с настоящим энтузиазмом. – Что это? Что-то вроде роз?
– Нет, это гардения. – Минна подняла флакон, с восторгом разглядывая прозрачное масло в электрическом свете. Что-то коснулось ее коленей: Вашингтон вылез из своего логова под кроватью. Она наклонилась, чтобы приласкать его, но кот уклонился и стал увиваться вокруг ног Салли. Противное животное! Оно намеренно игнорирует ее.
– Я тебя ненавижу, – сказала она. Салли так и подпрыгнула.
– Извините, мисс?
– Кота. – Минна почувствовала, как щеки у нее вспыхнули. – Я не люблю своего кота.
– О! – Салли опустила глаза, как будто только теперь заметив своего нового почитателя, а он потянулся и подставил себя ей под руку.
Предатель, подумала Минна. Она немедленно изменит ему имя на Бенедикт. Она откашлялась.
– Я согласилась поставить некоторые из моих масел Унисону: в обмен на их английскую лаванду. Сейчас лаванда в Америке – последний крик моды, но у нас пока нет надежного производства. Я попробовала лаванду из Калифорнии, но качество было дрянное. Понимаете, средство для волос «Мастерс» отличает качество ингредиентов. – Она поймала себя на том, что это уже похоже на лекцию. Салли, добрая душа, кивала, как будто ей это интересно.
– Какие ужасные мучения для вас, мисс! Проделать этот долгий путь в Англию ради лаванды! А я могу купить ее за несколько пенсов в аптеке за углом! – Она посмотрела на бутылочки, стоявшие на столе, потом беспокойно посмотрела на дверь: – Мне вас оставить, мисс?
– Нет, – быстро сказала Минна. Меньше всего ей хотелось остаться в одиночестве, запертой на ключ. Медленно текущее время будет действовать ей на нервы. Она поискала причину, чтобы задержать девушку. – Хотите взять вот эту? – Она сунула бутылочку в руку служанки. Так как Салли колебалась, она прибавила: – Лорду Эшмору, конечно, знать об этом не обязательно.
Девушка разрывалась на части; она прикусила губу, но пальцы уже сжали бутылочку.
– Его сиятельство очень добр, – тихо сказала она.
– О да, – согласилась Минна. – И весьма изобретателен.
Салли выглядела неуверенной, соглашаться ли с этим. Как ей повезло, что у нее не было причины узнать Эшмора с этой стороны!
– Может, вам стоит понюхать все флакончики, – предложила Минна. ~ Выбирайте, какой запах вам понравится больше остальных. Мне было бы очень полезно узнать, что нравится английским леди.
Служанка покраснела, потом кивнула.
– Отлично. А я продолжу распаковывать вещи. – Минна отклонила возражение служанки, пожав плечами: – Иностранные привычки, как я уже сказала. Мне нравится делать это самой. Некоторые вещи легко ломаются.
Иностранные привычки заставили Салли удивленно покачать головой. Но, склонившись над сундуком, Минна услышала звук пробки, вытаскиваемой из бутылки. Она оглянулась и улыбнулась. Салли осторожно проводила кончиками пальцев по бутылочкам, выстроенным на столе, губы у нее беззвучно шевелились, она внимательно читала каждую этикетку и то и дело испуганно оглядывалась на дверь, прерывая свое занятие. Возможно, она слышала, как Эшмор раздраженно сказал прошлым вечером, провожая Минну из своего кабинета в ее комнаты: «С этого момента, мисс Мастерс, запертые двери остаются запертыми».
Но у Салли были ключи.
Тяжело вздохнув, Минна подняла крышку одного сундука. Что такое? Она вытащила глобус, нахмурившись, посмотрела на него, затем положила на место и поискала багажную этикетку.
«Мисс Л. Шелдрейк», – прочитала она.
– Это не мой сундук.
– Что? – Салли поспешно отставила флакон. – Что такое?
Минна потрясла этикеткой перед лицом служанки:
– Он принадлежит мисс Шелдрейк.
– О Господи! Это, должно быть, гостья его сиятельства. Какая путаница!
– Гостья? – Вот это новость. – Незамужняя гостья?
– Ах нет, мисс, ничего такого, – заверила ее Салли. – Все очень прилично. Она приехала со своей матерью. Они… – Покраснев, она замолчала – возможно, слишком поздно вспомнив, что разговаривает с мисс Мастерс, которая прибыла без сопровождения.
Минна почти успокоила ее. Но возможно, служанка была бы еще более шокирована, узнай она, что ее временную хозяйку респектабельность интересует мало. Хорошая репутация важна только для женщин, желающих найти себе мужа. Тем же, кто наслаждается свободой, репутация не нужна.