Текст книги "Любовь без обмана"
Автор книги: Мередит Дьюран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Он пожал плечами и встал, на удивление послушно. Минна решила наградить его за это, взяв за руку. Теперь обе его брови удивленно поднялись, но он ничего не сказал, позволяя ей вести себя к двери.
Процессия следовала по дороге, которая перешла в широкую улицу, по обеим сторонам которой росли липы. Слева и справа стояли коттеджи с аккуратными соломенными крышами, над стенами между ними виднелись яркие мальвы и желтофиоли. Деревенская площадь располагалась возле каменного моста, аркой перекинутого через маленькую речку; на ней уже собиралась толпа. – Они уселись на одном из снопов сена, разложенных по периметру. Напитки раздавали со стола, стоящего на краю площади. Минна заметила, что дочка владельца постоялого двора смотрит на них; девушка схватила какого-то мужчину за локоть и кивнула в их направлении. Он принес им две кружки, одобрительно оглядел Минну.
– Отпразднуйте с нами, – сказал он.
Эль был темный и густой. Минна поморщилась от его горького вкуса, Эшмор засмеялся:
– Предпочитаете шампанское, да?
– Обычно я…
– …пью только шампанское, – закончил он. Они обменялись улыбками, и он прибавил: – Надеюсь, вы не заливаете сейчас свою скуку.
Минна вспыхнула.
– Это было подло с моей стороны.
Его улыбка стала шире.
– Я думал, это так и задумано. Но вы заставили меня гадать, и это вам отлично удалось.
Она засмеялась:
– Да, не правда ли? И вы за это меня проучили. – Она понизила голос, имитируя его резкий тон: – «Люди сочтут вас пьяницей».
Он задумчиво скривил губы.
– О да, я был настоящим подонком. Но вы довели меня до безумия. Мне казалось, у меня нет другого выхода.
– Да, как и мне. Бонем, – прибавила она, когда он вопросительно посмотрел на нее. – Он твердо решил жениться на мне. Я отчаянно старалась отговорить его или найти такого жениха, которому Коллинз не стал бы отказывать.
Наступило молчание. Большинство присутствующих были на ногах, а дети бегали между ними, визжали, хохотали и бросались друг в друга охапками сена. Невеста и жених заняли грубо сколоченную скамью на краю лужайки. Желающие поздравить молодых выстроились в очередь.
– Ваше любопытство удовлетворено? Она вздохнула:
– На самом деле сомневаюсь, что моя мама когда-нибудь присутствовала на таком мероприятии. Она большая сторонница приличий. – Ее мать никогда не возражала против своенравных поступков Минны, но сама она никогда к ним не присоединялась.
– Значит, в Америке все по-другому? Люди могут вести себя как хотят, невзирая на свое общественное положение?
Она взглянула на него. Если не учитывать его буйные волосы, никому и в голову не пришло бы, что у него было такое интересное утро; его крахмальный воротничок все еще выглядел пристойно, а манжеты – застегнуты запонками. Требовался особый талант остаться таким безупречным после поездки в поезде: ее юбки были сильно измяты. Но несмотря на свою безупречную внешность, он небрежно развалился на сене, опираясь на одну руку, положив одну ногу на колено другой, – такую позу он не принял бы, находясь в приличном обществе.
– Вы хотите знать, как ведут себя люди? – спросила Минна. – Или как ведут себя женщины? Кажется, вы чувствуете себя здесь весьма комфортно. Вряд ли ваша графиня чувствовала бы себя так же.
Фин улыбнулся, словно сама мысль о женитьбе была забавной.
– Возможно, она и чувствовала бы себя хорошо, мисс Мастерс. Но дело в том, что ей пришлось бы появиться здесь совершенно по-другому. Явиться в роли дамы-патронессы, которая снизошла до того, чтобы поздравить счастливую пару, вручить им несколько монет и удалиться как можно скорее.
– А вы? Что делали бы вы в сложившейся ситуации?
Облака заигрывали с солнцем, свет быстро скользил по его лицу от яркого до холодного серого и назад. Она не могла бы сказать, была ли тень, появившаяся на его лице, следствием игры солнечных лучей или она появилась от мрачных мыслей.
– Думаю, мне нужно об этом подумать. Столько лет главной задачей было появиться так, чтобы никто не заметил. А теперь внимание ко мне – вот то, что, как предполагается, я требовал бы.
– По праву рождения, – сказала она. – Да, это то, чего я не могу одобрить в этой стране.
– И в Нью-Йорке это действительно по-другому? Деньги или рождение… или красота, – добавил он, кивнув в ее сторону. – В чем тут разница?
– Комплименты, – подозрительно сказала она. – Эшмор, этот человек в поезде, он что, стукнул вас по голове?
Фин засмеялся:
– Я не слепой. Просто намекаю на то, что вам и так известно.
Его честность понравилась ей, он польстил ей таким способом, который не требует от нее лицемерной скромности. Если бы остальные овладели этим искусством, красота не была бы так утомительна. С другой стороны, она не могла вспомнить, чтобы это доставляло ей удовольствие. Красота привлекала к ней внимание и тех мужчин, чьего внимания она охотнее избежала бы. И она теряла свои преимущества перед теми, кто делал ей комплименты, потому что в ответ они ждали от нее показной скромности или показной благодарности, что трудно изобразить, не чувствуя себя слегка униженной.
– Я подумывала уже, не обрезать ли их, – сказала Минна.
Он нахмурился:
– Волосы?
– Да. Но это не помогло бы. Нью-Йорк не слишком удачное место для женщины-предпринимателя. Тут недостаточно иметь деньги, нужно иметь союзников. А джентльмены, которые задумаются, стоит ли им связываться с сумасшедшим «синим чулком», охотно берут на себя роль ментора неопытной кокетливой девушки, у которой денег больше, чем мозгов. А волосы очень волнуют, видите ли.
– Думаю, будь вы хоть лысая, вы все равно сумели бы взволновать, – сухо сказал он, – а также обвести любого мужчину вокруг пальца. Но к счастью, вы думаете по-другому. – Он протянул руку и провел пальцем по волосам от макушки к виску, слегка коснувшись подбородка, после чего опустил руку. – Мне этого будет не хватать, – мягко сказал он.
Сердце у нее забилось сильнее, в горле пересохло.
– Ну, – Минна откашлялась, – в любом случае длинные волосы остались. Ради компании.
– Ридленд упоминал о вашей компании. Значительное достижение для женщины.
Она вздохнула:
– Для любого.
– Да, – согласился он. – Но для женщины – особенно.
– Но тут мы снова возвращаемся к теме «Англия против Америки». Деньги гораздо больше уравнивают. Если этого не делает воспитание, секс этого тоже не делает. Ум – вот что важно.
– Ум, – задумался он. – О, полагаю, вы более чем умны, Минна. Создать то, что есть у вас, – тут нужна гениальность.
Это просто слова. Она попыталась сосредоточиться на их обычном смысле, не обращая внимания на то, что они заставили ее покраснеть.
– Это что? Восхищение?
– А если и так? Я считаю, вы заслуживаете хорошую порцию восхищения.
– Осторожно, – ответила она. – Вы меня совсем не знаете. Может, вы восхищаетесь дьяволом.– Минна слегка улыбнулась.
Но он не поддался на приглашение отнестись к разговору легко.
– Я знаю достаточно.
– Конечно, вы так думаете. – Они всегда так думают. «Выходи за меня, – говорил ей Генри, – и тебе не о чем будет беспокоиться». Но то, что он ошибочно принимал за беспокойство, было на самом деле причиной вставать по утрам. Но она его за это не винила. Мир воспитал мужчин так, чтобы они видели в женской работе, женской гордости и амбициях угрозу себе.
– Я знаю, вы так хотите спасти свою мать, что рисковали собственной жизнью в Уайтчепеле, лишь бы найти ее. – Он помолчал. – Я знаю, вы сидите здесь так спокойно, ожидая, когда закончится сельская свадьба, несмотря на свои опасения.
Минна заколебалась. Это не те причины, которых она ожидала, – на самом деле она не могла придумать причины для такого великодушия.
– Почему вы так разговариваете со мной?
Он усмехнулся:
– Потому что я самолюбив. Я пытаюсь разгадать, в чем ваш секрет. Мне он мог бы пригодиться.
– Вам?
– Да, мне. – Он взял соломинку и сунул в рот, сначала внимательно осмотрев – Простые удовольствия, – размышлял он. – Искусство терпения. – Он взглянул на нее. – Возможно, дар быть счастливой.
Минна пренебрежительно надула губы и ничего не ответила. Но наступившее молчание казалось хрупким и тяжелым в одно и то же время. Минна неловко поерзала на сене. Она не была уверена, хочется ли ей делиться с ним чем-нибудь таким полным, как это молчание. Вот и все. И никакого сомнения – показная игривость положила бы конец его восхищению. Секс и восхищение не долго идут рука об руку, судя по ее опыту.
Она снова переключила внимание на жениха и невесту, которые теперь ходили в толпе.
– Я скажу вам секрет счастья для женщины, – сказала она. – Никогда не рискуй без надобности.
Он проследил за ее взглядом.
– Вы имеете в виду женитьбу?
– В том числе.
– Значит, никогда?
Она пожала плечами. Если бы она когда-нибудь и отважилась на такой риск, как ей казалось, она пошла бы на него в те первые дни в Нью-Йорке. Она получала немало предложений, и это решило бы все их финансовые проблемы. Но такая перспектива вызывала у нее чувство клаустрофобии, беспомощности, как будто она все еще заперта в той комнате, слушая мамины причитания. Минна сказала себе: она никогда не повторит ошибку своей матери – никогда не будет рассчитывать на мужчину как на спасителя. Поступить так равносильно тому, чтобы запереть себя в другой комнате, делая ставку на великодушие своего тюремщика.
– Не думаю, – сказала она.
– Коллинз – выродок, – тихо произнес он. – Он нетипичен.
Минна улыбнулась:
– Нет, нетипичен. – Но слабые тени от него присутствуют повсюду. А вы? Полагаю, вам придется жениться, чтобы было кому передать титул.
Фин отрывисто засмеялся, и она закатила глаза, поспешно сказав:
– Конечно, женитесь. Глупый вопрос.
– Нет, – возразил он, – я просто подумал, что, следуя вашей философии, мне не следует жениться. – Впервые она заметила ужасный красный шрам, который начинался у основания большого пальца, тянулся через запястье и прятался под рукавом. – От горячей плиты и игры в кричи «дядя» [14] [14]Скажи или кричи «дядя» (игра) – «дядя» должен крикнуть ребенок, признавая себя побежденным.
[Закрыть], – сказал он. – У моего отца было странное чувство юмора, когда он напивался.
У Минны перехватило дыхание. Судя по его улыбке, ему не нужно сочувствие, он выглядел грустным и как бы оправдывался.
– Это другое, – с трудом произнесла она.
– Разве? – Он пожал плечами. – Было в нем что-то от Коллинза. Но без сомнения, он не был таким злобным. Но мою маму он разочаровал не меньше, чем Коллинз – вашу. Алкоголь пробуждал в нем какого-то демона. Должен признаться, временами я ощущал это и в себе.
– Нет, – возразила она. – Вы никогда бы так не поступили. И конечно, это другое. Вы же были ребенком!
– Как и вы, когда она вышла за Коллинза, – сказал он. – У нее дурной вкус. У вас – нет. – Он поправил манжету. Минна наблюдала за ловкими движениями его загорелых пальцев, и ей хотелось коснуться его руки.
Подняв голову, Фин снова улыбнулся, казалось, удивленный тем, что она наблюдает за ним.
– Все хорошо, – сказал он и поднял бровь. – Кстати, никогда не кричал «дядя».
«Как и я», – подумала Минна. Но этого она не скажет. Она спрятала руку в складки юбки, сердце внезапно учащенно забилось, и стало ясно: если она сейчас коснется его, их тела узнают друг друга. Самая дикая мысль: эти шрамы, ее и его, заговорят друг с другом, создавая такую близость, которую невозможно будет не разделить.
Ее пальцы зарылись в колючее сено. Минне очень хотелось прикоснуться к нему: он так небрежно говорил о своих страданиях и так небрежно отбросил их, вернувшись к своему элю, как будто вообще ничего не говорил. Он не позволил шраму помешать ему. Да и зачем? Шрам зажил, стал доказательством его победы. Она пыталась чувствовать так же, но Генри никогда этого не понимал. «Твоя прекрасная кожа», – шептал он, отдергивая пальцы, как будто не мог даже прикоснуться к ним, к этим нескольким маленьким отметинам. Она говорила себе, что если он так чувствителен, то она может быть уверена: такой человек, которого расстраивают шрамы, не нанесет ей новую рану.
Теперь она внезапно подумала, не ошибалась ли она. Человек без шрамов всегда будет недооценивать их цену. Он не увидит в них признаков мужества. Где уверенность, что он не ошибется, приняв их за заслуженное наказание?
– Вы совсем затихли, – сказал Эшмор. Он улыбнулся ей, не скрывая своего намерения поднять ей настроение, подбодрить, чтобы она забыла его откровенное признание.
Она не ответила ему улыбкой. Ей показалось неправильным улыбаться ему, если ей этого не хочется. Он помогает ей, и, может быть, она уже не злится на него.
Он немного нахмурился. Он собирался извиниться за свою откровенность, поняла она, а этого ей не вынести, и она быстро заговорила:
– Итак, да, Эшмор, я настоятельно рекомендую вам жениться. – Она широко улыбнулась ему. – Но будьте добры к нам, бедным старым девам.
Он наклонил голову набок. На мгновение ей показалось, будто он сменит тему, но он сказал:
– А как тогда быть с любовью?
Минна перевела дух, обрадовавшись возможности вернуться к более простым темам.
– Так как для замужества не требуется любви, то и для любви замужество не обязательно. На самом деле, мне кажется, брак – это средство от любви.
– Я меняю свое мнение, – пробормотал он, – Возможно, «счастье» – неподходящее слово для вас. Вы больше похожи на циника.
Минна равнодушно пожала плечами, хотя ее укололо это предположение, нечаянно внушенное ею самой, – ей все-таки больше нравилось его прежнее мнение о ней.
– Я учусь, наблюдая. А вы хотите сказать, будто вы не циник? – Она невольно взглянула на его запястье. О, она не станет сдерживаться! Она протянула руку и коснулась его шрама. – Разве вы можете быть идеалистом? Когда вы застали меня в своем кабинете, разве ваш первый порыв породил оптимизм?
– Мы оба прошли трудный путь, – сказал Эшмор. – Но мне хочется думать, будто я все еще верю в более полезные возможности, чем те, которые мне показали.
– Полезные? – Она засмеялась. – Так говорят про хлеб. Но не про масло и джем, которые любят, а без них вкус хлеба слишком пресный.
Его рука повернулась под ее ладонью, их пальцы переплелись.
– Не стоит изображать передо мной легкомысленную особу. Вы ведь понимаете, не правда ли, что у нас с вами сейчас одна цель.
– Вы сегодня твердо намерены быть откровенным. – Голос у Минны дрогнул.
Он внимательно смотрел на нее.
– Возможно, я решил не быть циничным по отношению к вам.
– Я дала бы вам еще несколько дней, прежде чем вы приняли бы такое решение. Вы же меня совсем не знаете.
– Вы мне постоянно об этом напоминаете, – улыбнулся он. – Но у меня сильные инстинкты.
Ее пронзил волнующий восторг. Похоже, словно он прочитал ее мысли и понял, какие у нее намерения по отношению к нему. Она уклонилась от его взгляда. На лужайке толпа разбивалась на пары. Небольшая группа музыкантов взобралась на кучки сена, скрипач заиграл рил.
Ей вспомнилось кое-что, и она улыбнулась. Она встала, продолжая держать его за руку.
– Потанцуете со мной, мистер Монро?
Он поставил свою кружку.
– Непременно, мисс Мастерс.
Глава 12
Когда теплые руки Эшмора вращали и вели ее, Минна порадовалась, что они никогда не танцевали в Гонконге. Потому что потом она не смогла бы танцевать ни с одним мужчиной, который не мог бы двигаться так свободно. Фин легко вел ее между остальными парами, и после первой мелодии она перестала смотреть на других: она закрыла глаза и отдалась своим ощущениям.
Если он ищет пользы, то пусть поищет в другом месте – это она намерена прояснить. Она подняла руки над головой и закружилась прочь от него, и он порадовал ее, когда восхищенно присвистнул, снова поймав ее. Он нравился ей еще и потому, что сравнил ее с ножом, он говорил об инстинктах, а ее инстинкты всегда одобряли его. Это могло бы насторожить ее, потому что она не искала новых сложностей. Но тут никакой опасности не было! Это не ее страна, и вскоре она покинет ее.
На самом деле, пока они танцевали, Минна наслаждалась беззаботностью. На душе у нее давно не было так легко. Она найдет свою мать, и бурная радость вызвана не только перспективой их воссоединения, безопасности, но и ее триумфом: она способна на большее, чем считает Ридленд. Она перехитрила его и убедила помочь ей. И очень скоро она удовлетворит свое любопытство относительно его. Завтра, свободная, она найдет свою мать. И тогда все будет прекрасно, трагедия обернется большим приключением. Ее вдохновляла эта перспектива, она гордилась своими способностями. Воздвигните перед ней гору, и она разломит ее голыми руками. Об этом свидетельствовали восхищенные взгляды Фина.
Когда танец закончился, остальные жители деревни снова взялись за кружки, и они тоже с жадностью пили эль.
На этот раз между ними что-то изменилось. Минна решила соблазнить его сегодня ночью. Ее возбуждение передалось ему. Как она могла негодовать на мужчину, который двигается так красиво, кто не боится быть грациозным, как женщина? Лев, охотящаяся кошка, у него талант двигаться; его пальцы длинные и сильные, держат ее за талию и вращают, зубы у него белые и красивые. Смеясь, он похож на мальчика, для которого деревенские танцы и сельские сценки – привычная среда. Теперь она не могла представить себе выражение самоуверенности на его лице, хотя, если вспомнить, и эта сторона его характера нравится ей тоже. От его тела исходил жар, и он передавался ей, когда она приближалась к нему в какой-нибудь фигуре танца. Ее смех постепенно приобретал иное звучание. Ей хотелось прижаться к нему.
Казалось, он чувствовал то же, потому что его рука неохотно отпускала ее, а выражение лица стало серьезным, несмотря на окружающее их веселье. Когда мелодия стихла, его руки не отпустили ее. В маленьком расстоянии между их телами зародился ток, который привлек ее ближе к нему, она не могла бы отойти от него, хоть бы весь мир встал между ними. В толпе повеял теплый ветерок с ароматами празднества: жженый сахар, кисловатый запах пива, теплый золотистый аромат сена. Здесь жизнь была во всей ее сладости, удивляя ее, когда она ожидала этого меньше всего, превращаясь в откровение, напоминая ей, что иногда планы не нужны, что иногда что-то получается совершенно случайно, как будто Вселенная наконец сложилась в узор, который в конце концов порадует ее.
Они смотрели друг на друга, и когда музыка заиграла снова, никто из них не двинулся с места. Он протянул руку, чтобы отвести прядь волос с ее лица, и на мгновение сердце у нее упало, она подумала, что он на том и остановится. Но кончики его пальцев нежно двинулись вниз, по ее скуле, по линии подбородка, по шее, к краю корсажа. Ее бросило в жар.
– Вы – загадка, – пробормотал он.
– Да, – согласилась она.
– Я вас честно предупреждаю, мисс Мастерс. Я намерен вас разгадать.
Позже она вспомнит этот момент и удивится, насколько легкомысленно она отмахнулась от его предостережения, забыв многочисленные тяжелые уроки, всю мудрость, обретенную с таким трудом. Но сейчас от его слов у Минны перехватило дыхание. Она могла думать только о том, как он будет это делать. Она знала, что ему для этого понадобятся губы, и язык, и другие части тела, и гадала, будет ли он говорить, касаясь ее, как он это делал в своей гостиной.
– Попытайтесь, – сказала она и, встав на цыпочки, поцеловала его.
Фин не стал колебаться. Он подхватил ее под локти и поцеловал. Вокруг раздались радостные возгласы и запоздалые добродушные советы. Возможно, спиртного пролилось достаточно, чтобы размыть основы морали. Нет другого такого достойного общества, как в английских провинциальных городках. Ха! Бедная мама была бы шокирована.
Бедра у Минны задрожали, она отстранилась. Его рука последовала за ней, поддерживая ее затылок.
– Комната в гостинице наша, – сказал он.
– Да, – шепнула она. Вся эта лаванда, растущая под окном, и ветки розмарина в комнате, обещающие уют, и наслаждение теплой чистой постелью.
Минна сама точно не знала, чего ожидала от Эшмора. Ее соитие с Генри всегда происходило в темноте, в тишине обтянутых шелком спален, при задвинутых портьерах, погашенном свете и молчании, чтобы их не услышали его слуги, его сестра, его племянник. Секс с Генри, насколько она помнила, имел вкус его стыда, и темноты, и его растущего раздражения от того, что она не позволяет ему сделать из нее «честную женщину», носить его кольцо, поэтому он гасил свет, прежде чем лечь с ней в постель.
Но их комната в гостинице, когда Эшмор отпер дверь, вызвала у нее предвкушение, что сейчас все будет совсем по-другому. Комнату заливал яркий дневной свет, отражаясь, как расплавленное золото, от половиц по краю ковра. Обернувшись, Минна увидела, что он всё еще стоит в дверях, не торопится закрывать окна. Он вообще не делал никаких движений. Он просто стоял и смотрел на нее.
Казалось, он сосредоточился на чем-то, и ее тело согласно участвовать в этом, хотя разум не был так в этом уверен, когда Фин смотрел на нее, во всех тайных частях ее тела начинали биться жилки.
– Нет, – сказал он. – Свет на твоем лице – это так красиво. Кажется, ты купаешься в золоте.
Она задохнулась. Комплименты ее красоте были делом обычным. Не было причины считать его слова чудесными. Но на сей раз по крайней мере ей было легко ответить.
– Подойди и поцелуй меня.
Он слегка улыбнулся. Одной рукой он расстегнул сюртук и бросил на пол. Фин отступил от него, занявшись своим жилетом. Даже самый тонкий сюртук работал против него, скрывая его силуэт, который теперь не скрывала рубашка: ширину его плеч, стройность его бедер. Ее взгляд скользнул ниже, к заметной выпуклости в брюках. Минна покраснела, как будто увидела это в первый раз. Он был готов уже некоторое время назад, она ощущала его твердость, когда поцеловала его на деревенской лужайке.
– Твоя очередь, – мягко сказал он.
Это удивило ее: он еще не разделся полностью. Но колебание длилось не долго, она была изобретательна, хотя и не очень опытна в играх подобного рода. Она начала с перчаток, снимая их палец за пальцем, а он наблюдал за ней, прислонившись к дверной притолоке, Казалось, ему очень удобно так стоять, лениво наблюдая за игрой, которая его развлекает, и она затягивала процесс, беря каждый палец в зубы, чтобы стягивать перчатку. Но он, похоже, не возражал против ожидания, лишь когда она подняла руки, собираясь вытащить шпильки из волос, он тихо проговорил: «Позволь мне», – и она обернулась, глядя на яркое синее небо, сияющее над кронами деревьев за окном, когда он приблизился к ней.
Его пальцы расположились на изгибе ее шеи, теплые и твердые. Губы прижались к ее затылку, открылись, жаркая, влажная тяжесть оставалась там, а его рука медленно двинулась вниз к ее груди. Долгое мгновение он не шевелился. Он просто держал ее, как будто предупреждая, что решение принято и вид из окна ее не касается; все, что ей нужно знать, – это то, что она полностью в его власти.
А потом вторая его рука погрузилась в закрученные на затылке волосы. Тяжелая волна волос кольцами хлынула ей на плечи, легкие касания разделяли их на пряди, приглаживали по всей длине. Минна закрыла глаза, млея от этих прикосновений, удивленная их нежностью. Этого она не ожидала, она не была уверена, что именно этого хотела. Это ощущалось скорее как ласка, тогда как то, что возникло между ними, было более простым и горячим, ничего похожего на нежность.
Ничто между ними не должно иметь отношения класке. Глаза ее открылись, она нахмурилась.
– Оставь мои волосы, – сказала она.
Смех его прозвучал мягко и жарко ей в шею. Он звучал странно, по телу побежали мурашки.
– Нет, – сказал он, и странная нотка в его голосе придала его медленным, осторожным поглаживаниям какое-то новое и таинственное значение.
– Да. – Она попыталась обернуться и посмотреть ему в лицо. Волосы натянулись у корней: он намотал их на руку, чтобы удержать ее на месте.
Его губы коснулись ее уха.
– Нет, – очень тихо повторил он. Его рука снова подняла ее грудь, потом медленно двинулась вниз, по животу, прижимаясь к ее юбкам в поисках того места меж ее бедер. Он накрыл ладонью ее холмик и прижал ее спиной к себе, его член теперь прижимался к низу ее спины, а снаружи ветви дуба раскачивались на фоне неба. Его пальцы сжались, и она почувствовала, что стала влажной, всхлипывание застыло в горле.
Она судорожно сглотнула.
– Ну хорошо, – холодно сказала она. – Поступай как знаешь. Может быть, это произведет на меня впечатление.
– Надеюсь, – сказал он. Тяжелые волосы мягко тянули ее голову к левому плечу. Она закрыла глаза и покорилась, ощущая деликатное прикосновение его языка к шее. Он отпустил руку с ее холмика, и она испытала чувство внезапной потери, которую лишь слегка восполнило то, что его руки двинулись к крючкам на ее платье. Не нужно было надевать корсет, отстраненно подумала Минна. Это все осложняет. В одном из своих живописных нарядов она уже была бы раздета, и это любопытство было бы удовлетворено: она бы уже узнала, каково это – ощущать его губы на своей груди.
Но она недооценила его сообразительности. Платье распахнулось, с шумом оседая, как будто протестуя против дурных манер своей хозяйки, позволившей мужчине действовать так грубо. Теперь зашуршали шнурки, которые расшнуровывали, его руки подняли ее из всей этой неразберихи и повернули лицом к нему.
Лицо у него напряженное, почти свирепое в солнечном свете. Его глаза и волосы нисколько не посветлели от солнца, густой каштановый цвет не рыжеет. Но красивый контур его губ показался ей по-новому красивым, высеченным с еще большей выразительностью, чем у святых мучеников Бернини. Она провела пальцем по его губам, и он втянул ее палец в рот, не переставая наблюдать за ней, как будто желая знать, что она об этом думает, так, словно это для него очень важно. Ее губы раскрылись. «Я вся таю и дрожу», – хотелось ей сказать, но он отпустил ее палец и слегка улыбнулся – в этом нет нужды, поняла она. Он взял ее влажный палец в руку и провел им по подбородку, к ложбинке под адамовым яблоком. И тут ей пришло на ум – похоже, она переоценила себя: она понятия не имеет об играх, на которые намекает его улыбка.
– Мы будем наслаждаться друг другом, – пробормотал он.
– Да, – шепнула она в ответ. Она не испугалась вызова.
Она высвободилась из его рук, стянула с него подтяжки, вытащила рубашку из брюк, сбросила рубашку с его плеч. Нижняя часть его торса, обнаженная, являла собой золотистую кожу с рельефными мышцами. Она легко коснулась его живота, пораженная его твердой плоскостью, эти мышцы показались ей плодом фантазии художника. Когда его живот поджался, она могла видеть, как работают его мышцы, она снова положила ладонь на его живот, чтобы почувствовать, как они двигаются.
– Ты красив, – сказала она. Никогда еще она не говорила таких слов мужчине, не думала, что слово может быть таким уместным. Эта мысль привела ее в восторг, она показалась себе очень сильной. – Очень красив, – поправилась она. А потом вдруг развеселилась, вспомнив все случаи, когда ее саму так хвалили, и пошутила: – Ты подошел бы самой Венере, Эшмор.
Фин рассмеялся, и Минну это удивило, она взглянула на него, и удивление перешло в чувство удовлетворения – он понял, что она хотела этим сказать.
– Я не буду отвечать комплиментом на комплимент, – сказал он. – С Венерой было бы хлопот намного меньше. Но вот Елена… – Он потянулся к ее рубашке, и она подняла руки, помогая ему. Он вздохнул, его дыхание коснулось ее лба, он смотрел на нее. – Елена, – подтвердил он и опустился на колени, чтобы поцеловать ее талию и груди.
Минна обхватила руками его голову, ощущая мягкую гриву его волос. Ей захотелось закрыть глаза, но, закрыв их, она почувствовала, как закружилась голова. Она снова открыла их и увидела, как он языком коснулся ее соска, потом взял его в рот. Это вызвало в ней сильное, почти болезненное чувство, ее руки крепче обхватили его голову, и она удивилась самой себе, вцепившись в него так, будто лишится равновесия, даже стоя на ногах. Ей не хотелось стоять, ей хотелось лежать рядом с ним, или нет, ей хотелось наблюдать за ним, как он, обнаженный, будет подходить к постели.
– Сними одежду, – хрипло произнесла она.
Его зубы еще раз потянули за ее сосок, прежде чем он встал. Его руки потянулись к ширинке, но она расстегнула крючок и стянула брюки с его бедер. Она сказала самой себе: не нужно скрывать любопытство, он не ждет от нее застенчивости. Но она никогда раньше не видела мужчину при свете, и ей было неловко увидеть его обнаженным. Минна накрыла рукой его член и поняла разницу между мужчинами, с ним у нее будет больше проблем, чем с Генри, хотя ее телу его тело нравится больше.
Она сжала крепче, и он задохнулся. Она едва перевела дух, потому что ощущение того, как он прыгает в ее ладони, заставляло ее пульс биться сильнее. Она чувствовала себя открытой, готовой для него. Она хотела сказать ему это. Можно ли? Слова простые, но их порядок и значение будут для нее необыкновенными, возможно, ей нужно порепетировать, хотя сейчас ничего на ум не приходит. Она снова стиснула пальцы.
– Я хочу этого, – сказала она. Это было самое лучшее, что она могла сделать.
Фин подхватил ее, и ей это не понравилось – не понравилось напоминание о том, что она легкая, как пушинка. Но когда он бросил ее на кровать, она увидела его во весь рост: ляжки, перевитые мышцами, бедра, изгибающиеся, когда он встал коленями на матрас, – и она забыла свое недовольство. «Я, женщина светская, – подумала она, – хочу отдаться этому мужчине, мужчине, не склонному к интригам». Не беда, что она так довольна собой, во всяком случае, это привлекло его к ней, его язык у нее во рту. Возможно, он хочет попробовать на вкус ее улыбку; сам он на вкус был как эль и темные коридоры, до того как она стала бояться темноты, она бежала туда, на самом деле полная планов и надежд, в тот вечер, желая его, даже если он ее не хотел.
Теперь это все сошлось: их руки и ноги, его глухие стоны, ее собственное бормотание, этот голод внутри ее, терзающий и раздувающийся, когда его рука гладила ее между ног, прошлое и настоящее, Гонконг, деревушка.
Она коснулась его члена и двигала его, пока его головка не коснулась ее влаги. Вожделение, думала она, – это не просто желание. Не важно, есть свет или нет. Минна вскинула бедра и застала его врасплох, он произнес что-то невнятное, и она почувствовала его давление.
Фин с трудом проникал в нее, по лицу было видно, что он еле сдерживает себя. Она ощутила жгучий дискомфорт, почти такой же острый, как в первый раз, когда не чувствовала ничего, кроме боли. Тогда она еще подумала: не зря это называют дефлорацией – цветы не чувствуют удовольствия, когда срывают их головки, – но на этот раз мысль скоро исчезла и она ощутила наслаждение. Ее бедра раздвинулись, обхватили его бедра, он закрыл глаза. В эту минуту было странно думать, что он похож на невинного мальчика. В теле, лежащем на ней, нет ничего мальчишеского. Минна обняла его, Фин был массивным, твердым, он вибрировал от напряженности своих личных переживаний. Она поцеловала его в плечо и попыталась двигаться вместе с ним. Ритм задел какой-то нерв, капля пота упала с его лица, и она ощутила это как ласку, когда слеза покатилась по ее плечу.
